Книга: Другая победа. Если бы победил Гитлер
Назад: Дэйвид С. Исби Триумф люфтваффе: провал операции бомбардировочной авиации союзников в 1944–1945 годах
Дальше: Питер Дж. Цаурас Роммель против Жукова: решение вопроса на Восточном фронте, 1944–1945 годы

Форрест Р. Линдси
Бомба в руках у Гитлера. Цель: Лондон и Москва

Что же касается моего участия в разработке атомной бомбы, так ведь у нас не было выбора. Открытие, которое сделало возможным ее создание, было совершено в Германии, и мы верили, что немецкие ученые опережают нас в разработке ядерного оружия. Меня приводит в дрожь одна только мысль о том, что случилось бы, если бы Германия первой получила такую бомбу.
Юджин Уигнер, физик
Начало конца
Профессор Гейзенберг был испуган, и ему было более чем просто не по себе, когда его подняли в середине ночи. Такого еще не случалось, чтобы кто-либо вызывал его таким образом по любому делу. Являясь главным физиком-теоретиком страны и лауреатом Нобелевской премии, он привык к определенной доле почтения к своей персоне. Тем не менее, когда к нему в дом пришли и пригласили следовать за ними затянутые в черные мундиры офицеры СС, он быстро оделся и без лишних слов сел в машину. В гитлеровской Германии, когда за вами приходит СС, вы делаете то, что вам велят.
Его привезли к большому затемненному зданию и по широкой лестнице подвели к двери самого последнего кабинета в вестибюле. Дверь открылась, и профессора усадили в неярко освещенной и скудно обставленной комнате, наиболее заметными предметами в которой были очень большой письменный стол и портрет фюрера точно посередине стены, расположенной за этим столом. Сопровождающие офицеры вышли, и в течение нескольких минут все, что мог слышать профессор, было биение его сердца. На секунду он закрыл глаза и задумался над тем, что им было сделано такого, что могло привести его в эту комнату. Его встреча с Нильсом Бором, случившаяся прошлым месяцем, не могла ли она рассматриваться как некий акт предательства? Не мог ли кто-нибудь подслушать что-то из его разговора с коллегой-ученым? Профессор открыл глаза и стал смотреть через всю ширину гигантского письменного стола туда, где под плоскими стеклами очков в круглой оправе его взгляд встречали немигающие глаза Генриха Гиммлера.
– Добрый вечер, герр профессор, – сказал рейхсфюрер и продолжил, не ожидая ответного приветствия, – насколько я понимаю, своими работами в области деления атома вы принесли исключительно большую пользу отечеству.
Гейзенберг был удивлен темой, которую рейсхфюрер избрал для разговора с ним, до сих пор эту тему вряд ли можно было отнести к категории секретных. А Гиммлер продолжал:
– Нам необходимо оружие, которое позволит нанести действительно сокрушительный удар по нашим врагам. У вас и вашего отдела имеется наибольшая возможность дать Германии такое оружие.
Профессор Гейзенберг хотел было в недоумении пожать плечами и сказать, что, по его мнению, создание атомной бомбы пока невозможно, но вспышка света в очках Гиммлера остановила его
– С этого момента руководство этим проектом берет на себя возглавляемое мною СС. Вы получите все, что вы захотите и что сочтете нужным иметь. Ваши работы станут первоочередными при распределении фондов, материалов и рабочей силы. – Здесь Гиммлер на секунду сделал паузу, он хотел, чтобы его последние слова были как можно более понятны. – Вы продолжите руководство своим отделом в качестве члена СС и получите все полномочия строить работу так, как вы сочтете нужным. Вы получите в свое распоряжение любых ученых, инженеров и техников по вашему усмотрению, включая любых из тех, кто могут оказаться врагами рейха. – Здесь Гиммлер сделал паузу снова, он хотел, чтобы сказанное было хорошо понято профессором: ведь он позволял Гейзенбергу набирать на работу евреев из концентрационных лагерей. – Вы должны добиться успеха любой ценой. И Великобритания, и Соединенные Штаты уже работают над тем, чтобы получить такое оружие, значит, мы должны иметь его первыми. Если вы добьетесь успеха, вы сослужите великую службу своему отечеству и фюреру и будете щедро вознаграждены. Если вы не оправдаете наших надежд, у вас не хватит воображения, чтобы представить себе кару, которая будет ждать вас. Спокойной ночи, герр профессор.
Автомобиль эсэсовцев высадил Гейзенберга у его дома и уехал, а он долгое время сидел на ступенях крыльца не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Ему казалось, что он барахтается в прибое, и большие океанские волны, сбив с ног, опрокидывают его и волокут вдоль берега, беспомощного и задыхающегося.
Профессору как никогда было ясно, что бессмысленно взывать о помощи, что выше рейхсфюрера нет силы, которая помогла бы ему избежать своей участи. В узком кругу своих коллег-ученых он высказывался за отказ вести разработку бомбы, при встрече с Бором в Копенгагене он даже намекал на то, что не станет помогать нацистам получить бомбу в свои руки. Однако все это было в прошлом. Профессор слишком хорошо знал, что тот человек в затемненной комнате точно знает, что говорит, и что абсолютно в его власти заставить Гейзенберга делать то, что от него требуется. Просидев так бог знает сколько времени, Гейзенберг встал, открыл дверь и вошел в дом.
Возглавляемая Гейзенбергом группа разработки особого оружия, или «Урановый клуб», росла в геометрической прогрессии – все больше и больше ученых-физиков, а также инженеров и рабочих привлекалось к работе в новых лабораториях, созданных для работы над проектом ядерного оружия. Благодаря усилиям Альберта Шпеера сюда рекой текли материалы и все, что необходимо для работы, а выделяемое финансирование было просто беспредельным. Для того чтобы все средства и возможности подчинялись одному руководителю и были сосредоточены в одних руках, предприятия-смежники по всей Германии и в оккупированной части Европы были преобразованы в филиалы. Само собой разумеется, что с тех пор как ответственность за реализацию проекта была поручена СС, на этих предприятиях безмерно возросли требования по соблюдению секретности. Циклотрон под Парижем, завод по производству тяжелой воды в Норвегии, урановые рудники в Чехословакии – все теперь прямо входило в сферу властных полномочий Гиммлера, а заодно также и Гейзенберга.
В одно и то же время шла отработка режимов работы реактора, различных методов разделения изотопов и проводился анализ множества математических моделей цепной реакции в делящихся материалах. В ходе исследований злое дело с каждым прошедшим днем принимало все более и более реальные очертания, а когда руководство работами подчинено СС, это был каждый день недели.
Несмотря на все старания СС, а также гестапо и абвера, обрывки информации, намеки и подсказки тонкой струйкой утекали из Германии. Англо-американцы с постоянно растущим вниманием направляли усилия своих разведок на сбор сведений о том, насколько далеко удалось продвинуться немцам в своем атомном проекте, и группы из отрядов диверсантов и движения Сопротивления усилили свою разведывательную деятельность по выяснению замыслов противника. Но получалось так, что, судя по всем внешним признакам, немцы до удивления мало занимались данным вопросом. Специалисты союзников, которые, сидя в Блетчли-Парк, бились над расшифровкой немецких кодированных сообщений, не могли знать, что Гиммлер добился, чтобы при передаче сведений, касающихся атомного проекта и предъявляющих повышенные требования по соблюдению секретности, подведомственные ему службы связи в добавление к принятой на вооружение системе «Энигма» использовали всецело новую систему шифрования сообщений. Везде, где только это было возможно, вся передача информации по Проекту особого оружия будет осуществляться внутри этой системы кодирования и по наземным линиям связи. Трудно переборщить в таком деле, как обеспечение секретности.
К сентябрю 1943 года в работе над Проектом особого оружия появились первые серьезные достижения: с помощью первого работающего атомного реактора были проведены опыты по контролируемой реакции деления атомного ядра и была доказана роль медленных нейтронов в инициировании цепной реакции внутри вещества, способного к делению. С успехом была продемонстрирована работоспособность принципа обогащения урана с целью создания нового химического элемента, более активно участвующего в реакции деления, и в Германии начал работать первый реактор. Впервые появилась уверенность, что атомное оружие, пригодное к применению в боевых условиях, станет реальностью, а опыт последних двух лет военных действий показал, что война продлится достаточно долго, для того чтобы эту бомбу можно было и построить, и использовать.
Гитлеру почти каждую неделю докладывали о ходе работ ученых-ядерщиков. В его речах появились заявления, в которых содержался намек на некое новое «супероружие, перед которым не устоит ни одно государство на Земле». По мере того как союзные войска все ближе и ближе подходили к границам рейха, по мере того как возрастала интенсивность ударов с воздуха, наносимых английскими и американскими бомбардировщиками, Гитлер все активнее и активнее участвовал в процессе создания нового оружия, и наконец на передний план вышел вопрос, какой объект должен стать первой целью для этой чудовищной бомбы.
К январю 1944 года объединенными усилиями нескольких заводов Гейзенберга по получению урана-235 и по его обогащению было получено несколько килограммов расщепляющегося вещества, и фюреру доложили, что в течение двух – четырех месяцев для проведения испытаний будут изготовлены две ядерных бомбы. Как это было в обычае Гитлера, он приказал, чтобы испытания проводились на реальных объектах. Когда о возможностях первых атомных бомб были проинформированы военачальники из высшего военного руководства, последние предложили, чтобы бомбы были использованы для удара по группировке частей Красной Армии, сосредоточенных в Белоруссии против группы армий «Центр», а также по участку предполагаемой высадки союзников во Франции. Гитлер об этом и слушать не захотел. Это новое оружие будет применено против крупных городов противника с целью сломить волю к сопротивлению и совершить акт возмездия за разбомбленные города Германии. После того как Гитлер выразил свою волю в отношении объектов нанесения удара, началась работа по планированию операции с применением первых двух бомб.
Первый этап планирования включал в себя подбор целей для нанесения удара. Следующим этапом должна будет стать подготовка экипажей бомбардировщиков в части особых требований по подготовке и обращению с атомным оружием, по наведению на цель и бомбометанию. Подверглась модификации и конструкция бомбардировщиков. Теперь они могли нести почти 4 500 кг бомбового груза, и габариты их бомбового отсека позволяли разместить в нем бомбы увеличенного объема, а экипаж самолета имел возможность, находясь в воздухе, поставить бомбу на боевой взвод, а в случае необходимости и вывести ее из этого состояния.
Пилоты и разработчики операции узнали, что наибольший эффект от применения ядерного оружия достигается, если бомба будет взорвана на некоторой высоте над целью: основным поражающим фактором атомного взрыва является гигантская ударная волна, которая имеет сферическую форму и расширяется вплоть до контакта с землей. Земная поверхность отражает волну, направив ее против себя самой. В результате наложения волн образуется результирующая волна, которая будет стремительно расходиться от эпицентра взрыва, сметая все на своем пути. Ученые также упоминали необычайно высокие температуры и ионизирующую радиацию, которая явится результатом взрыва бомбы, но пока что было неизвестно, каким будет поражающее воздействие этих факторов на объект, выбранный для нанесения удара.
После последней конференции глав союзных государств, состоявшейся в Тегеране в декабре 1943 года, усилия западных союзников были сосредоточены на разрушении ударами с воздуха промышленности Германии и на подавлении воли к сопротивлению у ее населения. Наземные силы союзников вели наступление на Восточном фронте и медленно продвигались вдоль Апеннинского полуострова в Италии. Чтобы уменьшить сопротивление, оказываемое противником наступающей Красной Армии, союзники намеревались как можно скорее открыть Второй фронт в континентальной Европе. На Тихом океане после своих поражений в Мидуэе, а позже на Гуадалканале, а еще позже – на островах Джильберта и Маршалловых островах японцы оказались лицом к лицу перед неизбежной угрозой массированных морских наступлений, и теперь союзники стояли у порога их ключевых баз в Сайпане, на Формозе и на Филиппинах.
Только в марте 1944 года на Берлин пролился огненный ливень из более чем двух тысяч тонн фугасных и зажигательных бомб, и ни у кого не вызывало сомнения, что налеты военно-воздушных сил США и Великобритании еще только достигают максимума своей интенсивности. Не менее ясно было и то, что противовоздушная оборона Германии оказывается не в состоянии остановить авиацию союзников.
В своих тщательно законспирированных обменах информацией с Рузвельтом Черчилль искал способ выяснить, как далеко вперед ушел Гитлер в создании атомной бомбы. Из данных радиоперехвата можно было заметить, что в переговорах между собой немцы касаются любых тем, кроме вопросов ядерной физики, и это молчание само по себе было достаточно красноречивым. Большая часть обнаруженных лабораторий и производственных мощностей уже стала целью нанесения бомбовых ударов или атак диверсионных групп, и тем не менее было ясно, что лихорадочная активность вокруг данного направления по-прежнему не утихает. Черчилль был уверен, что решение этой загадки – вопрос времени, и достаточно недолгого. В тех пределах, которые он считал допустимыми, Рузвельт старался дать как можно более полную информацию о ходе работ по Манхэттенскому проекту и сообщал, что, по его оценке, пригодное к применению ядерное оружие может быть получено несколько позже, в 1944 году. Ни тот, ни другой государственный деятель не был уверен в том, что они сумеют нанести удар раньше немцев, а если учесть быстро приближающуюся дату вторжения в континентальную Европу, то вероятность немецкой ядерной атаки оказывала сильное влияние на подготовку операции. Вся Англия представляла собой один большой исходный рубеж, с которого должна была начаться самая крупная десантная операция, которую знала история, и здесь все зависело от фактора внезапности, от хорошей погоды, от превосходства в воздухе и от удачи.
Ад разверзся
Но то, чего я хочу, это истребление – истребление полное
Адольф Гитлер
Руководители союзных государств все еще готовили следующий этап наступления, а события уже стали разворачиваться в направлении нового и ужасного будущего. С аэродромов во Франции и в Польше в темное ночное небо поднялись специально подготовленные бомбардировщики Не-177 в сопровождении плотного прикрытия истребителей. Ранним утром 15 апреля незадолго до первых проблесков рассвета в Москве и в 3 часа 22 минуты в Лондоне над обоими городами разлился ослепительно яркий свет, взметнулся огненный вихрь, а спустя один-другой миг за ними понеслась чудовищной силы ударная волна, и целые пласты земли пришли в движение. Для двух столиц и для миллионов людей, которые жили в них, это был конец света.
Гитлер совершил свой акт возмездия
В первые несколько часов, после того как утихло эхо самых громких рукотворных взрывов, когда-либо грохотавших на Земле, и новость стала распространяться по свету, во всем мире воцарилось какое-то жуткое оцепенение. В результате двух бомбовых ударов в одно мгновение умолкли мозговые и руководящие центры двух главных держав-союзников. Для британского и до некоторой степени для американского военного руководства в Англии вся связь со столицей была полностью прервана и воцарились хаос и беспорядок. Не было никакой возможности справиться с пожарами, полыхавшими в центральном Лондоне от Вестминстера до Ист-Энда, а весь центр города, от лондонского Тауэра до Уайтхолла, представлял собой дымящиеся и серые груды щебня без всяких признаков жизни. Неожиданное нападение оказалось особенно ужасным для тех жертв, которые в это время оказались вблизи окон или просто находились вне дома: в радиусе 5 км от эпицентра ядерного взрыва под действием светового излучения горел любой объект, способный гореть и расположенный на открытом пространстве. При температурах ядерного взрыва такой объект, как человеческое тело, относится к горючим материалам.
Для первичного определения масштабов разрушений в Лондоне к месту взрыва были направлены «Спитфайры» аэрофотослужбы с задачей провести аэрофоторазведку, вернуться назад и передать пленку для обработки. С тем чтобы попытаться спасти тех, кто смог уцелеть, в Лондон были свезены армейские подразделения со всех военных баз Великобритании. Те солдаты, которые первыми вошли в предместья города, смогли обнаружить только останки людей, которые сгорели в страшных мучениях, и первыми испытать на себе симптомы ужасного и неведомого до сих пор поражающего фактора – лучевой болезни. Казалось, нет таких ужасов и зверств, которые не несла бы в себе мировая война; однако нацисты создали и привели в действие наиболее чудовищное из всех, что были до него.
В Москве десятки тысяч уцелевших жителей с трудом прокладывали себе дорогу подальше от руин города. Немецкая бомба была взорвана точно над Кремлем, превратив его древние стены в груды битого кирпича и обратив в пар его историю. Тем, кто в это время ехал в московском метро, повезло, и они уцелели. Однако теперь их проблема заключалась в том, что все выходы из метро в центре города оказались заваленными, и люди, спотыкаясь и падая в темноте, искали путь, чтобы подняться наверх. Тех же, кто смог выбраться из метро, встречали пожары и отравленный воздух, и не осталось никакого руководства, которое могло бы объяснить им, какому нападению была подвергнута Москва и какая опасность встречала их теперь. Одним апокалиптическим ударом оказались полностью уничтожены советское политическое руководство страны, центральный узел ее железнодорожного транспорта и система правительственной связи.
Гитлер был счастлив как никогда до этого. Новое атомное оружие оказалось эффективным сверх всех уверений и ожиданий. Его врагам был нанесен сокрушительный удар, удар, от которого невозможно оправиться! На столе перед ним и перед его штабом уже лежали аэрофотоснимки, сделанные с первым светом дня над Лондоном и Москвой. Они служили свидетельством того опустошения, которое нанесли эти бомбы. Мало что из уцелевшего могло бы служить напоминанием о былых городах, если бы не русла рек, протекавших через них, и не было сомнения, что удар был нанесен непосредственно по участкам, намеченным им. Перестали существовать и Кремль, и Букингемский дворец, а на их месте теперь располагались неглубокие воронки огромного диаметра. Теперь, Гитлер был в этом уверен, союзникам придется прекратить войну, которую они ведут против него. При таком оружии мир снова станет его собственностью.
В Лондоне и в Москве первоначальное безмолвие стало уступать место крикам жертв, а затем звукам работы спасательных команд, проводящих раскопки в развалинах. Десятки тысяч жертв нашли мгновенную смерть, но гораздо большему количеству еще предстояло умереть от ранений и травм, полученных ими. Над каждым уголком Великобритании и Советского Союза, а позже по всем странам-союзникам и оккупированным странам пронеслась волна ужаса и неверия в то, что такое вообще возможно. Но по мере того как становилась более ясной вся картина совершенного зверства, на смену страху приходила горькая решимость.
Уинстон Черчилль и большая часть политического и военного руководства Великобритании смогли уцелеть после ядерного удара. Уцелели также средства обеспечения контроля и управления. Но не королевская семья. Члены королевской семьи находились в Букингемском дворце, прямо над которым была взорвана атомная бомба, и вся страна оплакивала их, как если бы они принадлежали к числу родных и близких, погибших в Лондоне. Американские войска в Британии оказывали помощь руководству всем, что только было в их силах. Для проведения спасательных и восстановительных работ они выделяли своих солдат, предоставляли технику, оборудование, продукты питания и электрогенераторы. На какой-то период времени война была остановлена. Бомбардировки Германии продолжались, но до тех пор, пока не были восстановлены управление операциями и координация действий, они шли с несколько меньшей интенсивностью.
В Советском Союзе положение дел было даже худшим. Сталин отдал приказ, чтобы жители Москвы не покидали город, он даже велел НКВД расстреливать, тех, кто хотел бежать отсюда. Ко времени взрыва бомбы в Москве находилось гораздо больше жителей, чем это было необходимо, и высокие многоквартирные дома, наскоро построенные из бетона, чтобы расселить в них как можно больше людей, обрушились на своих обитателей, снесенные ударной волной. Число жертв было огромным, и негде было взять ни достаточного количества продуктов питания, ни питьевой воды, ни лекарств, чтобы помочь им. Это был чудовищный удар даже в сравнении с другими катастрофическими потерями, которые советские люди испытали на протяжении этой войны. После взрыва бомбы куда-то исчезли Сталин и большая часть Политбюро, оставило свои здания на площади Дзержинского высшее руководство НКВД. Большинство политических органов советского правительства осталось без руководства, без директивных указаний и без какой-либо помощи. Та помощь, которая оказалась доступной, поступала от отдельных лиц и небольших объединений и несколько позже – от Красной Армии. На том месте, которое ранее принадлежало всегда и во всем участвующей Коммунистической партии, образовался политический вакуум, и советский народ дрогнул. Помимо всего прочего, Москва являлась стратегическим центром, в котором сходились все железные дороги государства, и разрушение этого центра нарушило доставку оружия и боеприпасов на фронт. Советские люди нуждались в вожде, и они получили его: маршал Георгий Константинович Жуков сплотил вокруг себя военное руководство, а также оставшихся в живых членов Политбюро и начал восстановление основных элементов механизма управления, разрушенного атомной бомбардировкой Москвы.
Гейзенберг опасался успеха своего детища почти в той же степени, в какой он боялся последствий неудачи. И он сам, и другие члены «Уранового клуба» знали, каким ужасным будет атомное оружие, и не хотели, чтобы им завладел Гитлер. Но везде и повсюду Гейзенберг чувствовал за своей спиной беззастенчивую настырность Гиммлера и его СС. Куда бы он ни шел, с кем бы ни говорил, что бы ни делал – все являлось постоянным объектом пристального внимания. Нет, ему были готовы оказать любую поддержку, к нему относились с безучастным дружелюбием и ревностно бросались исполнять все, что он просил. И все-таки на самом деле они, подобно неким кровожадным зверям, таились в засаде, выжидая, когда представится возможность терзать и убивать любого, кого им прикажут растерзать или убить. Когда одна за другой находили свое решение научные проблемы, встававшие на пути разработки атомной бомбы, Гиммлер слал поздравления, и от него приходили дополнительные почести и награды. Но как только возникали какие-то трудности, он приезжал без предупреждения и инспектировал работы с пугающим вниманием к мелочам. Однажды Гейзенберга посетил сам Гитлер, и Гейзенберг почувствовал неожиданный прилив гордости, на смену которой пришел стыд, поскольку он в который раз снова почувствовал, что и он сам, и его физики являются соучастниками в массовом уничтожении тысяч человеческих душ. В налетах бомбардировочной авиации союзников и сам профессор, и его семья потеряли многих друзей и родственников, и иногда случалось так, что он тоже мог стать жертвой бомбежки. Временами злость по поводу того, что он оказался на волосок от гибели, а также горечь утрат подгоняли профессора. Однако большую часть времени та скорость, с которой они приближались к созданию немыслимого оружия, наполняла его душу отчаянной болью.
И вот этот день пришел. Мельничные жернова пропаганды обрушивали на население водопады из экстренных радиосообщений, газетных статей и кадров кинохроники, в которых на все лады прославлялась «величественная победа». Везде были расклеены фотографии безжизненных пустынь, возникших на месте древних и прекрасных городов, и насколько мог видеть профессор, люди на улицах Германии ликовали. Они поверили объявлениям о том, что война уже почти закончилась и что рейх выиграл ее. Гейзенберг надеялся, что первая же бомба первого же налета союзной авиации не пролетит мимо него. Глядя на фотографии, запечатлевшие ужас, созданный им и его командой, он искренне жалел о том, что не погиб в налетах задолго до этого дня. Когда сирены и отдаленный гул зенитных орудий известили Гейзенберга о начале вечернего налета авиации союзников, он с надеждой поднял глаза к небу. «Может быть, – подумал профессор, – мне повезет, и на этот раз они не промахнутся».
В Саутвике состоялась встреча членов британского чрезвычайного кабинета с верховным главнокомандующим англо-американскими войсками генералом Эйзенхауэром с целью обсудить немедленные меры по преодолению последствий немецкого нападения. Самым главным вопросом был вопрос о том, будет ли атомная бомба сброшена снова, и если будет, то когда. Наибольшую озабоченность вызывали вероятные цели, которыми являлись крупные промышленные города Англии и военные базы, в которых были сосредоточены ударные группы войск для предстоящего вторжения в Европу. Задача первостепенной важности заключалась в эвакуации мирного населения таких городов, как Бирмингем, Манчестер, Саутгемптон и Ковентри, а также рассредоточении крупных военных соединений, распределив части по мелким лагерям, и таким образом сделав их менее привлекательными целями с военной точки зрения. На неопределенный период, по крайней мере до тех пор, пока не будет уничтожено грозное немецкое оружие или найден способ противостоять ему, пришлось отложить высадку десанта на континент, которая под кодовым названием «Операция «Оверлорд» изначально планировалась на май-июнь. Проходящая с боями высадка морского десанта в Анцио на берегах Италии являлась единственной операцией западных союзников, развитие которой вселяло надежду на успех. Однако ее тоже нельзя было считать неуязвимой с точки зрения атомного удара. Независимо от того, насколько тщательно планируются подобные амфибийные операции, они неизбежно сопровождаются концентрацией больших сил на относительно малых участках побережья и при плотном скоплении военных кораблей. Подобное сосредоточение сил и средств представляет собой заманчивую цель для нанесения ядерного удара. По крайней мере на текущий момент Европа останется в руках у нацистов. Разработчикам боевых операций войск союзников больше всего не давали покоя вопросы, сколько подобных бомб имеют в своем распоряжении нацисты и где они нанесут повторный удар?
Перед Советским Союзом, которым теперь правил Жуков, стояли те же вопросы, но их тяжесть усугублялась тем, что жертв было гораздо больше, чем возможностей помочь им. В соответствии с направлением господствующих ветров произошло выпадение радиоактивных осадков на десятках тысячах гектаров к югу и к востоку от Москвы, которое сопровождалось распространением лучевой болезни. В поисках хоть какой-нибудь помощи хоть откуда-нибудь беженцы из всех районов, окружающих Москву, осаждали проходящие поезда и грузовые машины, они заполонили все дороги. Апрель в том году был сырым и холодным, найти приют и кров было очень трудно, и множество семей пыталось выжить в полях и лесах Центральной России. К тому же Жукову нужно было вести войну, и его войска были собраны в кулак и готовы, подобно сжатой пружине, нанести удар по немцам в Белоруссии. Ему оставалось либо выжидать, когда немцы сбросят еще одну атомную бомбу на Красную Армию, либо отдать приказ наступать. Активные боевые действия имели дополнительное преимущество – его войска окажутся в непосредственном соприкосновении с фашистами, и если те решат применить против них атомную бомбу, они одновременно применят ее и против своих. Красноармейцы были готовы к бою, в их душах пылала неугасимая ненависть к немецко-фашистским захватчикам. По приказу маршала Красная Армия ударила по врагу.
Немецкая атака с применением атомного оружия вселила страх и тревогу в американцев как в самом Вашингтоне, так и на территории всех Соединенных Штатов. А что если нацисты способны нанести свои удары и по нашим городам? Конгресс собрался на специальное совещание, чтобы обсудить меры предосторожности в части эвакуации населения Нью-Йорка, Филадельфии, Вашингтона и других районов, которые могли бы стать объектами немецкого нападения, а также призвал военное руководство страны усилить противовоздушную оборону городов восточного побережья. Несмотря на то, что он даже внешне выглядел более больным, чем ранее, президент Рузвельт встретился с генералом Джорджем Маршаллом и генералом Хэпом Арнольдом, с тем чтобы составить план единственной меры, которая сможет остановить Германию, а именно ядерного контрудара по Берлину. Руководитель Манхэттенского проекта генерал Лесли Гроувз заверил разработчиков плана, что в конце октября или начале ноября в их распоряжении будет как минимум один, а может быть, даже и два рабочих варианта атомной бомбы примерно с такими же тактико-техническими характеристиками, как у немецкого оружия. Вскоре после этого будут изготовлены следующие бомбы. Уже сейчас можно направить в Англию бомбардировщик В-29, способный нести атомную бомбу, его приведут туда экипажи, которые проходят специальную подготовку. Обмен мнениями с Черчиллем подтвердил страстное желание главы правительства Великобритании как можно скорее уничтожить Берлин вместе с Гитлером. Рузвельт приказал начать подготовку к переброске в Англию команды по подготовке и нанесению атомного удара. После этого он отправил Черчиллю сообщение: «Операция «Контрудар» началась».
Больше атомных бомб в распоряжении нацистов пока не было. Ученые, инженеры и техники не жалели сил, чтобы накопить количество вещества, достаточное для изготовления следующей бомбы. Однако требовалось время, чтобы провести очень трудоемкий, беспредельно медленный процесс отделения изотопов, способных к делению, от огромной массы нерасщепляющегося вещества. Все накопленное количество делящегося материала было израсходовано на бомбы, сброшенные на Лондон и Москву, и теперь Гитлеру придется подождать, пока будет наработан новый запас. Военно-воздушные силы союзников вели бомбардировки круглые сутки, обращая особое внимание на удары по любым объектам вероятного производства атомного оружия, по его возможным хранилищам или научно-исследовательским лабораториям. Все это тоже замедляло процесс производства. Круглые сутки на дороги, узловые железнодорожные станции, а также на все подземные заводы, которые только удавалось обнаружить, падали, словно дождь, крупнокалиберные авиабомбы. Поскольку ставилась задача гарантировать вывод из строя важных объектов, связанных с производством ядерного оружия, и поскольку было повышено допустимое соотношение потерь самолетов и экипажей, усилия военно-воздушных сил союзников сопровождались отчаянно высоким риском быть сбитыми.
К удивлению Гитлера, союзники почему-то не капитулировали. Он не ждал ничего иного, кроме просьб о перемирии со стороны Запада и крушения большевистского режима на Востоке. Ничего этого не случилось. Англичане и американцы стали с еще большей интенсивностью совершать свои ночные и дневные бомбардировки, а русские разносили в клочья его армии на Восточном фронте. Очевидно, урок, который получили его противники, оказался недостаточным. Гитлер приказал Гиммлеру подготовить больше атомных бомб.
В Италии в течение всей промозглой итальянской весны немецкая армия продолжала отбивать атаки американцев и англичан на рубежах «Линии Густава». Под командованием генерал-фельдмаршала Роммеля гарнизон «крепости Европа» крепил оборону и держал порох сухим. Начиная с июня, по объектам в Великобритании были произведены первые залпы оружием возмездия – летающей бомбой Фау-1. Основная причина беспокойства нацистов находилась на востоке, там, где советскими войсками был освобожден город Севастополь, а в результате их Белорусской операции немцы были выбиты из Белоруссии, и Красная Армия вошла в Восточную Польшу. Ничто не могло остановить ее движение, и как в этом вскоре могли убедиться немецкие солдаты на передовой, она совсем не была расположена брать пленных. В кратчайшие сроки была восстановлена система снабжения фронта, и как только на оборонительные позиции немецкой армии обрушилась лавина массированного огня артиллерии и реактивных снарядов «Катюш», нацисты смогли убедиться в том, что эта новая система работает эффективно.
Геббельс и его министерство пропаганды поддерживали уровень энтузиазма, который породило в немецком обществе известие об успешном применении атомного оружия. Они также трубили о той каре, которая вскоре обрушится на союзников, если те не прекратят свои воздушные налеты на рейх. Но шло время, закончилось лето, наступила осень, и каждому в Германии стало ясно, что англо-американские союзники наращивают силу своих ударов с воздуха и что русские подходят все ближе и ближе. Как бы искусно она ни срабатывалась, пропаганда не могла скрыть опасность положения и постоянные потери на востоке и на юге. Союзники Германии терпели поражение один за другим, и для укрепления обороны приходилось посылать дополнительные войска на Балканы и в Венгрию. Самым тяжелым ударом для Германии стал захват советскими войсками нефтяных месторождений в Румынии. С этой потерей германская военная машина лишилась своего главного источника горючего, а не имея его в достаточных количествах, нацисты могли вести только оборонительную войну без всякой надежды на победу. Но несмотря на такие огромные потери, Гитлер верил, что его «чудо-оружие» спасет рейх. В сторону Великобритании полетели баллистические ракеты Фау-2; на вооружение люфтваффе в больших количествах стали поступать реактивные истребители и бомбардировщики. Вот-вот будет готова новая партия атомных бомб, и тогда пусть мир побережется. В соответствии с его приказом завершается разработка плана нанесения межконтинентального удара по Соединенным Штатам. Нью-Йорк будет следующим городом, которому суждено погибнуть.
Гейзенберг работал с поспешностью, которая в глазах СС выглядела какой-то лихорадочной. Почти все свое время он проводил в своем подземном бункере, расположенном на глубине десятков метров от поверхности земли, где не было ни дня, ни ночи. Поскольку он круглые сутки работал в подземелье, у него не оставалось времени на то, чтобы ходить домой и навещать родных и близких. Поэтому, до тех пор пока у него не появится возможность взять несколько дней отдыха, он отправил все семейство к своей сестре в Баварию. Действуя очень осторожно и не привлекая внимания окружающих, он заказывал материалы, достать которые было труднее всего, и направлял работу своей группы в те области, которые хоть и имели отношение к разработке, но при этом являлись второстепенными и малосущественными. Чиня препятствия работе по основным и концентрируя все силы на менее важных направлениях, он намеренно оттягивал завершение работ по созданию следующей партии атомных бомб.
Гейзенберг видел фотографии с горами трупов гражданского населения на них, с руинами и грудами обломков. Ему было известно о рабском труде и страданиях узников в его подземельях. Каждая ночь была для него пыткой, потому что в своих снах он видел ужасы, сотворенные им. Как обычно, эсэсовцы, с которыми ему приходилось иметь дело, не знали ни мук совести, ни пощады, и ни один день не проходил без того, чтобы он не видел, как они кого-то, как правило, кого-нибудь из обессилевших рабочих из концентрационных лагерей, забивают насмерть или убивают выстрелом в упор.
Если это делалось в расчете на то, чтобы подхлестнуть его, то результат оказался противоположным ожидаемому.
Гейзенберг обнаружил, что существует нечто гораздо худшее, чем пытки и смерть, которые угрожали ему. Это нечто представляло собой существование, которое несло в себе страдания и смерть миллионов ни в чем не повинных людей. Если он даст в руки Гитлера новую партию бомб, до того как союзники успеют создать свое атомное оружие, погибнут новые миллионы людей, и на Земле победит зло, воплощением которого являются сам Гитлер и весь Третий рейх. Интересно, что самый веский довод в пользу отсрочки выпуска атомной бомбы дал ему именно сам Гитлер: Гиммлер передал его требование сделать следующую атомную бомбу меньшего веса. Полезная нагрузка ракет Фау-2 составляла около тысячи килограммов, и Гитлеру был нужен ядерный заряд, специально приспособленный для установки на этих ракетах. На решение этой инженерной задачи требовалось время.
Контрудар
Никогда не сдавайтесь – никогда, никогда, никогда. Не сдавайтесь ни в великом, ни в сиюминутном, ни в большом, ни в малом, никому не уступайте, разве только что принципам чести и голосу разума. Никогда не уступайте силе, никогда не уступайте своему впечатлению о мощи противника, которая представляется вам сокрушительной. Уинстон Черчилль
К сентябрю 1944 года 393-я бомбардировочная эскадрилья 509-й смешанной авиагруппы прибыла в Великобританию в полном составе и приступила к учениям в районе, расположенном вне досягаемости немецких «ищеек» – высотных самолетов-разведчиков. Несмотря на пропаганду, которая лилась из Германии, не удавалось обнаружить ни одного признака готовящейся новой ядерной атаки нацистов. Интенсивная бомбардировка всех без исключения объектов, которые являлись или могли оказаться заводами для производства атомной бомбы, дала определенные результаты, и в течение некоторого времени союзники могли снова заняться подготовкой к операции вторжения. Погода на побережье Ла-Манша была ужасной, но все ждали любого ее улучшения, которое только позволило бы произвести высадку. Судя по всему, немцы были настолько уверены, что угроза атомного удара отбила у англо-американских войск всякую охоту даже думать о попытке вторжения, что они перебросили на Восточный фронт несколько первоклассных дивизий, поставив перед ними задачу остановить последнее наступление советских войск. По мнению генерала Эйзенхауэра, как только у союзников будет готова собственная атомная бомба, дверь снова распахнется для них.
К середине октября 393-я эскадрилья была приведена в состояние оперативной готовности, а первые американские атомные бомбы были погружены на борт крейсера «Аугуста» ВМС США, и этот корабль пересекал Атлантический океан. Благодаря чуду, рожденному напряженными усилиями, специалисты, работавшие над Манхэттенским проектом, изготовили две урановые бомбы, которые, как верилось им, по всем признакам должны будут сработать не хуже, а даже лучше, чем немецкое ядерное оружие. До применения в боевых условиях одну из этих бомб ученые-атомщики хотели испытать на своем полигоне в Нью-Мексико. Однако приказы Вашингтона требовали одного: доставить обе бомбы в Англию и в кратчайшие сроки применить их против Германии. Даже когда эти бомбы были надежно закреплены под палубами «Аугусты», ученые из Лос-Аламоса, не обращая внимания на приступы морской болезни, продолжали производить последние подключения и настройки.
Метеорологи обещали период хорошей погоды на море начиная с 9 ноября 1944 года. Поэтому 7 ноября генерал Эйзенхауэр отдал войскам вторжения приказ выходить в море. Как только десантники в 4 часа 10 минут утра 9 ноября подошли к районам высадки, Эйзенхауэр приказал, чтобы командующему авиацией его экспедиционных сил была отправлена заранее условленная шифрограмма, содержавшая всего одно слово «Oblivion» («Забвение»). По этому сигналу три бомбардировщика В-29 поднялись в воздух и взяли курс на – Германию, присоединившись по пути к тысяче или около того самолетов В-17 и В-24, которые в тот день принимали участие в нанесении бомбовых ударов по всей территории Германии. Один из самолетов В-29 нес одну из бомб Манхэттенского проекта, получившую название «Малыш». Две других машины этого типа были оснащены навигационным и контрольно-измерительным оборудованием, и перед ними в качестве вторичной была поставлена задача непосредственного охранения и защиты бомбардировщика с атомной бомбой от тех немецких истребителей, которые смогут пробиться сквозь зоны дальнего и ближнего охранения, образованные американской истребительной авиацией. Вместо традиционного изображения едва одетой дамы и надписи непристойного содержания, традиционно украшавших нос самолета, на головном В-29, который нес атомную бомбу, было написано только имя матери командира корабля.
С наступлением рассвета немцы, державшие оборону на атлантическом побережье, испытали сильнейшее потрясение, увидев тысячи кораблей у берегов Нормандии. В течение предшествующей ночи, перед тем как начать высадку основных сил, в глубину приморской территории Франции были заброшены парашютисты и подразделения воздушно-десантных войск на планерах. Однако немецкие линии связи оказались до такой степени нарушены опустошительными налетами союзной авиации, а также благодаря возросшей активности сил французского Сопротивления, что командование немецких войск не имело никакого представления о масштабах боевой операции, которая началась этой ночью. Гитлера подняли с постели только после того, как было окончательно установлено вторжение англо-американских войск на континент. Гитлер не верил своим ушам: как могло случиться такое? Связавшись со ставкой фельдмаршала Эрвина Роммеля, он потребовал доложить ему оперативную сводку и приказал ввести в бой резервные танковые дивизии. Роммель молчал, За несколько месяцев до этого, несмотря на его решительные возражения, все резервы были направлены на Восточный фронт.
О том, что англо-американские союзники высадили десант во Франции, Гейзенберг узнал из программы новостей, и эта новость поразила его не меньше, чем всех остальных граждан Германии. А потом он понял. Теперь и в самом деле все было кончено. Гейзенберг взял один только кожаный портфель, направился к эсэсовскому офицеру «сопровождения» и сказал последнему, что ему нужно встретиться в Берлине с Гиммлером по важному делу, касающемуся проекта атомной бомбы. Офицер удивился, но спорить не стал и, связавшись с рейхсфюрером лично, доложил ему, что профессор Гейзенберг просит о встрече и что дело не терпит отлагательства. Гиммлера устраивало, что Гейзенберг приедет к нему, у него накопился ряд важных вопросов к профессору, и это хорошо, что появляется возможность обсудить их. Из сказанного офицером можно было понять, что есть какие-то хорошие новости, а сейчас было бы как нельзя кстати сказать Гитлеру, есть ли у нас готовые новые бомбы. Гиммлер отменил все встречи, намеченные на утро, и выехал в Берлин в своем штабном автомобиле.
Несмотря на отчаянное сопротивление противника, союзники все утро штурмовали береговую полосу и несли тяжелые потери. Американские и английские штурмовики и бомбардировщики переднего края подавляли попытки немцев укрепить свою оборону. И, наконец, крошечные, не более пятачка, береговые плацдармы войск союзников стали превращаться в по-настоящему обороноспособные опорные пункты на территории, захваченной у противника. Они оказались неодолимой преградой для всех попыток немцев сбросить десант в море. Союзники вернулись на континент!
На совещании, которое проходило в бункере Гитлера и было посвящено сложившейся критической обстановке, Гитлер вместе со своим Генеральным штабом разрабатывал планы нанесения контрудара в Нормандии. Гитлер был в ярости из-за того, что Роммель не выполнил его приказа, он считал, что это Роммель виноват в том, что высадка десанта союзников прошла успешно. Однако, когда Гиммлер попросил его о встрече для доклада с последними сведениями о ходе работ над атомным проектом, Гитлер несколько смягчился в своем гневе. «Замечательно, – подумал Гитлер, – и как раз вовремя. Моя следующая бомба ударит по войскам союзников в местах их скопления на береговых плацдармах! С англичанами и американцами будет покончено раз и навсегда».
Гейзенберг вышел из здания железнодорожного вокзала и посмотрел на свои часы. Время приближалось к полудню. Сопровождающий его офицер-эсэсовец сказал что-то, и, посмотрев на противоположную сторону улицы, профессор увидел, что подъехал автомобиль Гиммлера. Вскинув вытянутую вперед правую руку, эсэсовец замер в приветствии, а Гиммлер, на лице которого играла легкая улыбка, вышел из машины, чтобы поздороваться с Гейзенбергом. Когда они пересекали улицу, завыли сирены, предупреждавшие о воздушном налете, и где-то вдалеке открыли огонь зенитные батареи. Сопровождающий офицер хотел отвести своих подопечных в укрытие, но Гиммлер взмахом руки приказал ему молчать и не мешать им.
– Так в чем заключается ваша важная новость, герр профессор? – спросил Гиммлер.
– Герр рейхсфюрер, я полагаю, что теперь наши англо-американские противники располагают собственной атомной бомбой.
Это было совсем не то, что ожидал услышать Гиммлер. Он хотел знать о положении дел со следующей партией их бомб, а не о бомбах, изготовленных союзниками. Гиммлер нахмурился. Его источники информации говорили ему, что самый ранний срок, когда американцы смогут надеяться на получение атомного оружия, это в лучшем для них случае через год. Это – уйма времени. О чем говорит Гейзенберг?
Гиммлер уже собрался задать этот вопрос профессору Гейзенбергу, но тут он увидел, что профессор смотрит куда-то вверх. И Гиммлер, и сопровождавший их офицер-эсэсовец тоже подняли головы к небу, чтобы увидеть, на что смотрит профессор. Маленькая крупинка, а может, крупинки, потому что там, кажется, несколько самолетов? На очень большой высоте они серебрятся в лучах нечастого ноябрьского солнца. Гиммлер снова перевел взгляд на профессора и увидел, что это ученый-физик улыбается какой-то странной улыбкой, а по его щекам бегут слезы. Он начал что-то говорить профессору, но чудовищная вспышка света стерла все и вся.
Подземный бункер Гитлера заходил ходуном, со всех сторон посыпались пыль и обломки стен. Пол бросало из стороны в сторону в одном направлении, стены бункера раскачивались в другом.
Поэтому и сам Гитлер, и весь его штаб не могли устоять на ногах, и тяжелые канцелярские шкафы тоже оказались на полу. Первой мыслью Гитлера была мысль о том, что, пытаясь убить его, какой-то террорист-убийца устроил взрыв в соседней комнате. Во всех помещениях бункера было темно, везде чувствовался запах пыли. Когда он стал наконец приходить в себя, он увидел, что включены средства аварийного освещения, что в результате какого-то воздействия повреждения получил весь комплекс бункера и что обломками завалены каждая комната и все коридоры. Неужели американцы смогли совершить прямое попадание в его бункер? Дежурный офицер доложил, что выходы завалены и прохода нет. Запах наполнял помещения, и в бункере, в котором обычно было и холодно, и сыро, устанавливалась удушающая жара, и эта жара становилась все сильнее и сильнее. Внезапно Гитлер все понял. Американцы наверстали упущенное и рассчитались за Москву и за Лондон. Он догадывался о том, что творится за пределами бункера, на поверхности, он также знал, что никому из них не суждено намного пережить погибших. У них не было возможности связаться с кем-либо наверху и не имелось путей спасения из этой бетонной могилы. Единственный выбор, который еще оставался у него, это или быть медленно изжаренным, или задохнуться, или же, если воздуха будет достаточно, умереть от лучевой болезни. Гитлер взял свой пистолет и через груду обломков перелез в соседнюю комнату. Он предпочел иное решение проблемы.
После того как головной бомбардировщик В-29 сообщил о том, что ядерный удар нанесен, Верховный главнокомандующий войсками англо-американских союзников направил послание народу Германии. В этом послании он сообщил, что англо-американские союзники вернулись в континентальную Европу и что их авиация разрушила Берлин одним ударом атомной бомбы, подобной тем, которые были применены против Лондона и Москвы. Далее Верховный главнокомандующий заявил, что союзники не имели намерения прибегать к этому страшному оружию, но то обстоятельство, что нацисты применили его первыми и без какого-либо предупреждения, потребовало аналогичных ответных мер, направленных на то, чтобы положить конец войне. Он также заявил, что положен конец ужасу господства нацистов в Европе, который тянулся долгие годы, и что будет сделано все, что необходимо для того, чтобы нацизм перестал существовать на Земле. Затем он потребовал от тех, кто представляет народ Германии, чтобы ее армия сложила оружие, и эта ужасная война была бы закончена. Верховный главнокомандующий предупредил, что если этого не будет сделано, в распоряжении союзников достаточно подобных чудовищных бомб, и в случае необходимости они будут применены. Эйзенхауэр закончил послание, выразив надежду, что народ Германии предпримет те меры, которые необходимы, чтобы покончить с этой мрачной эпохой и восстановить свободу и честь, а также мир во всем мире.
Двадцать пятого ноября 1944 года представители штаба генерал-фельдмаршала Роммеля встретились с представителями Объединенного командования англо-американских войск, с тем чтобы обсудить условия капитуляции всех немецких войск на Западном фронте. Гитлер был мертв, и миру следовало снова вернуть здравомыслие.
Спустя очень недолгое время немецкие войска на Восточном фронте капитулировали перед частями Красной Армии, и с войной в Европе было покончено. Наконец пришло время возвращения утраченного, время восстановления и обеззараживания.
Теперь можно было заняться Дальним Востоком. Президент Рузвельт, усталый и больной, направил послание императору Японии. Оно имело примерно такое же содержание и предупреждало императора о наличии готового атомного оружия, которое может быть применено против Японии в самые кратчайшие сроки. Нужно ли и дальше проливать кровь и терять человеческие жизни? Первая в мире война, в которой имел место обмен ударами ядерным оружием, завершилась, и теперь ход истории не будет прежним.
Реальный ход событий
Нацисты так и не смогли получить атомную бомбу. Может быть, у них ничего не вышло из-за того, что профессору Гейзенбергу не хватало таланта и вдохновения, чтобы совершить необходимый прорыв в науке и технике, такой, какой был совершен учеными союзников. А может, он просто был против того, чтобы Гитлер получил это ужасное оружие и намеренно затягивал работу, объясняя Шпееру и всем остальным, что подобного оружия «не может быть». Теперь никто не сможет утверждать наверняка, что было на самом деле, но можно нисколько не сомневаться: имей нацисты атомную бомбу, они наверняка бы применили ее. Я сделал вполне допустимое предположение, будто бы Гитлер нанес ядерный удар по Лондону и Москве. Помня о злонамеренном и преступном обстреле гражданского населения Лондона, Антверпена и Брюсселя тысячами ракет Фау-1 и Фау-2, наведенных по принципу «куда упадет, туда и ладно», мне трудно себе представить, чтобы Гитлер мог упустить возможность сотворить еще большее зло. Интересно отметить, что, судя по всему, фашисты в гораздо большей степени были уверены в том, что они находятся близко к обладанию атомной бомбой, чем об этом думает большинство историков: в конце Второй мировой войны в Чехословакии был обнаружен вариант бомбардировщика Не-177, специально приспособленный для того, чтобы нести под своим фюзеляжем атомную бомбу, габариты которой были слишком велики, чтобы разместить ее в корпусе самолета.
Сюжет о том, как Гиммлер взял под свой контроль ход работ по реализации атомного проекта, построен на базе действительно имевшей место концентрации в руках у Гиммлера всей полноты власти над работами по созданию ракет, проводившимися в Пенемюнде.Так же, как и в этом повествовании, Гиммлер и его СС обеспечивали первоочередное финансирование и материально-техническое обеспечение работ по Проекту А-4 (Фау-2); так же, как и в этом повествовании, для сооружения ракет они широко использовали рабский труд в нечеловеческих условиях и под огнем массированных воздушных налетов союзников, специально предпринимавшихся с целью остановить производство этого вида оружия.
Коль скоро работы Гейзенберга и его команды были признаны работами первостепенной важности и получили полную поддержку, то теоретически атомную бомбу можно было построить за 22 месяца. Немецкая армия захватила в Бельгии запас урана, вывезенный ею из Конго, и благодаря этому, а также благодаря урану из рудников в Чехии создатели бомбы получили в свое распоряжение огромное количество самого важного исходного сырья. Так же теоретически допустим перенос сроков в календарном плане процесса разработки американской атомной бомбы от действительно имевшего место первого испытания ядерной установки в июле 1945 года на полигоне Аламогордо, штат Нью-Мексико, на атомную бомбардировку Берлина в ноябре 1944 года. Дело в том, что ряд задержек был вызван ошибками в процессе отделения изотопа урана U-235 от его более часто встречающегося собрата – урана U-238. Значительное количество делящегося материала было потеряно из-за ошибочного применения для этой цели калютрона, установленного в Оук Ридже. Если бы не та потеря вещества, атомная бомба могла бы быть готова на несколько месяцев раньше. Кроме того, антигуманистическая направленность выполняемой ими работы время от времени тревожила и тех ученых, которые работали под руководством Оппенгеймера. Точно так же время, которое было затрачено на сложные приготовления к первому испытанию в Аламогордо (с такими дополнениями, как, например, гигантский и в конце концов так и не использованный стальной контейнер для размещения заряда, получивший название «Джумбо»), вместо этого могло бы быть использовано для подготовки к нанесению ядерного удара по Берлину. Ну и последнее, но не менее важное. Если бы разведка и в самом деле подтвердила, что в 1942 году немцы добились определенных успехов в своем намерении создать атомную бомбу, работы по Манхэттенскому проекту начались бы раньше, и поиски оптимального решения поставленной задачи проводились бы гораздо более настойчиво и с такой высокой интенсивностью, на какую только способен человек.
Еще одна интересная мысль. Если бы Гитлер не был так неистов в своем антисемитизме, если бы он не уничтожил и не изгнал всех тех евреев, что жили в его стране, он мог бы привлечь к себе на службу гораздо больше самых лучших физиков мира, например тех, кто добился успеха в работе над проектом «Манхэттен».

 

Библиография
Bernstein, Jeremy, Hitler’s Uranium Club. American Institute of Physics Press, Woodbury, New York, 1996.
Dornberger, Walther, V-2. Viking Press, New York, 1954.
Eisenhower, Dwight David, Eisenhower’s Own Story. Arco Publishing, New York, 1946.
Gunston, Bill, Bombers. Grosset & Dunlap, New York, 1978.
Irving, David, The German Atomic Bomb, The History of Nuclear Research in Nazi Germany. Simon and Schuster, New York, 1976.
Jackson, Robert, Unexplained Mysteries of World War II. Smithmark, New York, 1967.
Moore, Mike, The Incident at Stagg Field, The Bulletin of Atomic Scientists, www.bullatomsci.org/issues/1992/d92.moore.html; Mosley, Leonard, The Battle of Britain. Time-Life Books, Alexandria VA, 1977.
Powers, Thomas, Heisenberg’s War. Alfred A. Knopf, New York, 199. Rhodes, Richard, The Making of the Atomic Bomb. Simon and Schuster, New York, 1986.
Weather Factors in Combat Bombardment Operations in the European Theater. US Strategic Bombing Survey (Restricted). US Department of Defense Military Analysis Division, 1945.
Назад: Дэйвид С. Исби Триумф люфтваффе: провал операции бомбардировочной авиации союзников в 1944–1945 годах
Дальше: Питер Дж. Цаурас Роммель против Жукова: решение вопроса на Восточном фронте, 1944–1945 годы