15. Купить мандарины

Думаю, что могу отличить, когда искренне человек говорит, а когда нет. Например, я не сомневаюсь ни в одном ее слове, когда Аня растопыривает пальцы с блестящим маникюром, надвигается на меня, шлепает по полу меховыми тапочками и, всхлипывая, говорит: «О такой соседке, как ты, можно только мечтать! Жаль, что ты решила вернуться к брату!» Все правда!

Конечно, я сокровище, а не соседка! И мне жаль возвращаться в выстуженную и пыльную квартиру. Здесь обои, как бинты на старой ране, – желтые и вонючие. Их нужно сменить, но так страшно узнавать, что под ними. Мебель похожа на очередь в поликлинике, состоящую из одних только пенсионеров. Все недвижимы, все полны интереснейших тайн, все хронически больны.

Мы прячемся от них в холодной белой кухне. Я и заказ Вики. Вещи, привезенные из квартиры на Пушкинской, заняли очередь за пузатым комодом.

Я обернула коробочки пленкой и связала по две бечевкой. Мы – парашютная команда! Я положила перед собой на стол телефон и жду звонка. Я готова схватить связку коробок и, одеваясь на бегу, выпрыгнуть из дверей подъезда навстречу Вике.

Но Вика не звонит. Девять часов вечера. Я беру в руки чашку с остывшим чаем. Слюдяной круг на поверхности напитка покрылся трещинами и раскололся надвое. Ставлю чашку снова на стол. Нужно же чем-то себя занять. Почитать? Когда ждешь чего-нибудь, самое важное – не подавать виду, что тебе этого страстно хочется. Сейчас включу «покерфэйс» и открою для себя художественную ценность книги кулинарных рецептов.

На мгновение мне показалось, что меня зовут. «Не всегда слуховые галлюцинации являются симптомом психического расстройства – может, у меня грипп?» – усиленно стараюсь не пугаться я.

– Ве-ро-ни-ка! – явно кричит кто-то на улице.

Возле большой синей горки, обозначенной мной как ориентир, стоит фигурка в шубе и, размахивая руками, кричит:

– Ве-ро-ни-ка!

– Сне-гу-ро-чка! – вторят ей хмельные студенты, проходящие мимо.

«Дверь не забыть закрыть!» – думаю я, бросая в сумку телефон и хватая свертки.

– У тебя телефон не отвечает, – говорит Вика после того, как я оказываюсь рядом с ней на детской площадке. – Слушай, тебя с этой стрижкой не узнать!

– Да я… то в метро, то… Да вот подстриглась… – смущаюсь я.

– Вообще другой человек! – продолжает ахать Вика.

От припаркованной вдоль дома машины отделяется полноватый мужчина с электронной сигаретой и подходит к нам.

– Это Валера, – представляет Вика своего мужа.

– Очень приятно, – вежливо говорю я.

– Надо было у тебя номер квартиры спросить! Охрипла совсем… – Вика нисколько не сердилась. – Валера, возьми у Ники коробочки и отнеси их в машину.

Валера принимает у меня связки коробок так, будто это воздушные шарики, и направляется обратно к машине.

– Аккуратно, слышишь, Валера! – обращается Вика к широкой спине мужа.

– Да тебя весь город слышит… – ворчит Валера.

– Я дома разверну и посмотрю, – широко улыбается Вика, – вот денежка.

Открытка-конверт вкладывается мне в руку. Я даже не успеваю понять, какая мысль блохой мелькает в моем мозгу и почему я спрашиваю Вику:

– А вы сейчас в каком направлении едете?

– Через Салтовку к родителям. Тебя куда-нибудь подвезти? – Вика отвечает так просто и спрашивает без малейшего оттенка неудовольствия. Поэтому я, не успевая удивиться самой себе, выдаю:

– Мне нужно мандарины купить. Подбросите до супермаркета?

– Да конечно! Поехали! – весело соглашается Вика и распахивает заднюю дверь машины. Валера выныривает из сладкого дымного облака и спиной вперед вваливается на водительское сиденье.

– Обувь от снега отряхиваем, – ласково настаивает Вика и тихо поясняет: – Валера терпеть не может, когда в салоне снег.

– Потому что кон-ден-сат, – говорит Валера, выставив из машины прямые ноги и стуча ботинком о ботинок.

Как только машина отъезжает от моего дома, Вика поворачивается ко мне и говорит:

– Мне так интересно, что у тебя получилось! Жаль, только первого смогу налюбоваться! Мы ж у родителей будем встречать.

– Всей семьей… – ворчит Валера.

– Это такая традиция, – словно уговаривая мужа, объясняет Вика. – У мамы с папой большой дом недалеко от дендропарка.

– Где? – переспрашиваю я из вежливости.

– Пригород. – Валера более лаконичен, чем Вика.

– Ну да, за окружной, но недалеко… И мы каждый год все туда съезжаемся. У меня ж еще две старшие сестры. И сестры, и их мужья, и дети…

– Да… – мрачно подтверждает Валера. – Сейчас будем тянуться.

– Пробка, да? – Вика мельком смотрит на дорогу и продолжает: – Сегодня будем резать салаты, завтра барбекю под елкой, а первого…

– Барбекю под елкой. – Валера постукивает большими пальцами по рулю.

– Ну, может, и первого тоже… – задумывается Вика.

– Сейчас застрянем на Героях и приедем только к барбекю! – делая ударение на последнем слове, посмеивается Валера.

– У нас в багажнике оправдание. Скажем, что за моим подарком заезжали к мастерице! – Вика подмигивает мне.

– Для твоей мамы это все не подарки… Вот если бы я тебе «мэрс» подкатил, вот тогда да, тогда она бы… – Двигатель заглох и не дал договорить.

– Ну не знаю… – выдыхает Вика, когда машина снова продвигается на несколько метров. Вдруг она спохватывается:

– А обратно ты как доедешь?

– Вызову такси, – рассуждаю я вслух.

Пару минут в салоне слышен только приглушенный механический шум. Из окна видно, как уставшие ползти друг за другом внедорожники вылезают на трамвайные рельсы. Светофор на перекрестке мигает желтым. «Мандарины. Купить мандарины», – гипнотизирует меня светофор.

– Перестраивайся в левый, нам на парковку надо заехать. – Вика показывает пальцем на красную вывеску супермаркета.

– Эх, ну что ж раньше не сказать?! – ворчит ее муж.

– Не нужно перестраиваться – за перекрестком меня высадите, пожалуйста! – прошу я.

Оказавшись на берегу бурного автомобильного моря, я чувствую себя маленькой и одинокой. Причаливающий автобус щедро обдает бурой жижей бордюрный камень. Из распахнутых дверей вываливается несколько человек, и полутемный трюм приветливо скалится еще секунд десять. И я почти решаюсь запрыгнуть в него, чтобы проехать четыре остановки до дома Олега. Но, поскольку я продолжаю неподвижно стоять, лихой капитан зеленого парохода дает сигнал к отплытию.

Зато я могу сравнительно безопасно перейти дорогу в компании только что выпавших пассажиров.

В канун зимних праздников супермаркеты напоминают Вифлеем нулевого года: толчея, горы фруктов, ароматы мирры и ладана, очумевшие иностранцы и беременные. Последние движутся мне навстречу строем, возложив руки на круглые животики, обмахиваясь рекламными проспектами. Как будто в полночь начнется конкурс на звание Девы Марии. Закрываю глаза. Открываю: по первому этажу супермаркета, огибая бутики и витрины с дорогими часами, ползет металлический змей из тележек для покупок.

Адам в форменном жилете легко управляет им, толкая пластиковую ручку, и грызет яблоко. Мне кажется, что урчание моего желудка заглушает музыку и дребезжание сотни колес по плитке пола. Нужно купить что-нибудь перекусить.

Выбираю в хлебном отделе маленькую ватрушку с черничной каплей поверх творога и струпьями миндаля. Надпись на этикетке гласит: «Бриошь». «Ну что ж…» – думаю я и спешу к фуд-корту. По пути прихватываю стеклянную бутылочку яблочного сока. Не потому, что «прямой отжим», не потому, что «экологично», а только потому, что так захотелось. Какое же удовольствие время от времени следовать за своим «хочу»!

Стойка возле фуд-корта пуста, чисто вытерта и не оставляет надежды оплатить еду на месте и с аппетитом съесть ее, не покидая магазин. Впрочем, за столиками трудно найти свободное место: усталые дамы с полными тележками шампанского и вермутов отдыхают перед новым рывком, группки иностранных студентов жуют сандвичи, уткнувшись в смартфоны, серьезный мужчина в очках прикладывает к лысине носовой платок, набирает номер и без приветствия читает с мятого листка:

– Масло «ол. хол. от.» Что это значит?… Большую?… Перезвоню.

Шепотом ругаясь, он встает и катит тележку к «бакалее». Я занимаю его место за столиком, распечатываю экзотическое хлебобулочное изделие, открываю бутылку с соком, с удовольствием прослушиваю заветный хлопок и ем. «Ватрушка ватрушкой, если бы не миндаль», – отмечаю я, тщательно пережевываю и стараюсь не торопиться.

В моем идеальном представлении о течении времени все радости должны выпадать на субботы, рутинные дела – на понедельники, судьбоносные решения – на среды, а по воскресеньям, так и быть, сломив свое упрямство и семейные традиции, я готова отдыхать. По воскресеньям я могу валяться в постели, ходить в кино, прогуливаться по набережной, читать книги, рисовать, не обращая внимания на посекундное приближение понедельника, на то, как моя роскошная белая льдина «воскресенье» нещадно проплавляется солнцем. И снова мне прыгать в холодную воду новой недели.

Не то чтобы я не люблю понедельники – я не люблю себя по понедельникам. Я понимаю, что нужно грести, дышать и ориентироваться в пространстве, но постоянное желание спрятаться и спать ужасно раздражает.

Еще меньше, чем понедельники, я люблю вторники. Мне кажется все зло мира, как следует отдохнув за выходные, в этот день принимается за работу. День Марса красным немигающим глазом терминатора вглядывается в меня, и в моей голове бегущей строкой проносится: «Даже если на этой неделе все обошлось, я вернусь». В среду я почти всегда принимаю решение жить дальше. Добавив к основному направлению сопутствующие задачи, кручусь юлой весь четверг и к вечеру пятницы включаю надежду на все самое прекрасное… Я прохожу этот квест уже почти тридцать три года.

Вечер незаметно перетекает в ночь. Покупателей становится все меньше. Они перемещаются по торговому залу уже не так энергично. Сейчас стрелки на часах над стойкой администратора хлопнут в ладоши и покупатели замрут с тележками или корзинками, а кассиры в позах пианистов зависнут над клавиатурами. Готова спорить, что в эту секунду каждый застывший, даже зевающий охранник будет думать о том, что еще осталось невыполненным в этом году. Такие мысли имеют скорость порядка световой, поэтому они не смогут долго находиться в неподвижных головах. Они вылетят роем безумных вечных пчел, прошив насквозь крышу магазина, прямо в холод зимнего неба, где в газовой саже угадываются мазки кобальта, белил и phthalo blue. И непременно замерзнут! Мысли начнут сыпаться обычными снежинками обратно на землю. А люди, освободившиеся от этих мыслей, снова смогут двигаться, улыбаться и жить долго, счастливо и бестолково. Сколько времени длится полночь? В двадцать три пятьдесят девять еще пятница. И хлоп! Земля провернулась еще раз. Одна минута субботы. С днем рождения меня!

Я отправляюсь к оранжевой фруктовой горе. Это близко. Рядом с винным отделом. Сложив обертку и бутылку из-под сока в карман, я сдергиваю с крючка витрины глянцевый бумажный пакет и наполняю его доверху мандаринами. Осатанелые за сутки бесконечной работы весы выдают наклейку с ценой.

Можно двигаться к кассе. Лучше, конечно, обойти кондитерский отдел. Но как же это сделать, если запах ванили уже схватил за нос и тянет в расставленные мерчендайзером ловушки. «Только одну шоколадку с орехами и крекер!» – уговариваю себя.

Сонные глаза кассирши моргают, встречая на транспортере пустую обертку, пустую бутылку, большую шоколадку, печенье, пакет мандаринов и тест на беременность.

– Пакет? – сипит она, на что я отрицательно мотаю головой.

– Двести семьдесят восемь пятьдесят две. Карта, наличные? – продолжает она, наблюдая, как я машинально складываю пустую бутылку из-под сока в бездонную сумку.

– Карточка, – задумчиво соглашаюсь я и ковыряю ногтем мандариновую корочку.

– Давайте, – вкрадчиво просит кассирша.

– Ой, задумалась, простите! – Я отдаю карточку.

– Ну да… есть о чем… – И я первый раз вижу, как можно улыбаться только бровями. – Удачи в Новом году!

– Спасибо, и вам! – отвечаю я, собираю в охапку свои покупки и уже представляю, как протискиваюсь через турникет с животом огромным, как подушка.