10. Позвонить подруге

Очень быстро перейти улицу Шевченко нельзя – нужно дождаться зеленого сигнала светофора, потом приходится бежать, рискуя растянуться на льду, чтобы успеть к назначенному времени на собеседование с инспектором.

В Центре занятости по утрам многолюдно. Здание похоже на римский Колизей, каким он был до обветшания: на первом этаже напольная плитка отполирована до зеркальности тысячами ног, в ней отражаются электрические светильники потолка и терракотовые колонны. В центре колоннады, за ограждениями, восседают матроны с бейджами информаторов. Очереди посетителей закручиваются вокруг колонн кольцами питона. Но информаторы бесстрашны и всемогущи.

– У вас не хватает ксерокопии трудовой книжки, – говорит матрона, и щелчок хлыста отбрасывает посетителя за пределы здания. Счастливцы, получившие из рук информатора бумажные лепестки талонов, допускаются на второй этаж.

На втором этаже выходы на арену. По коридору время от времени прохаживаются матроны с бейджами в палантинах и непременно на каблуках, потому что напольное покрытие хорошее и акустика прекрасная. Испуганно жмутся к стенам одалиски в норковых шубах, уверенные, что они сюда случайно попали, гладиаторы с крайней степенью небритости задумчиво крутят в пальцах талоны, блестят засаленными рукавами курток и слеповато всматриваются в номера кабинетов; они готовы отразить любой удар противника, даже сломать челюсть льву, если таковой внезапно выпрыгнет на них из-за угла; прочие свободные граждане и гражданки вечного города или вполголоса разговаривают по телефону, или оборачиваются на электронное табло с часами, чтобы не пропустить свою очередь.

Мне назначено к инспектору на десять. Я демонстрирую этот трюк каждые две недели. Проход по светлому залу между столами матрон. Затем поклон столу с номером «211». Можно присесть и перевести дыхание.

Инспектор открывает мое личное дело, в этот момент я должна успеть вытащить из сумки паспорт и трудовую книжку – это важно: кто не выполняет этот кульбит, отправляется на корм крокодилам. Я успела. Теперь мне нужно спеть. Каждый раз я пою новую песню. Обычно песни схожи по смыслу, но слова и музыка должны отличаться. Общая тема песен – невозможность трудоустройства. Иногда мой номер усложняется наличием вакансий. Это значит, что я должна буду за три дня добраться до туманного работодателя, получить от него отказ и с трофеем вернуться к столу номер 211. Но сегодня у всех матрон Центра занятости прекрасное настроение, они готовы пить шампанское и бросать в толпу шоколадными конфетами. Я даже не допела до конца свою песню.

– Что ж, с наступающим вас! Распишитесь. Придете ко мне двенадцатого, – говорит инспектор и отпускает меня с арены на все четыре стороны.

Теперь можно расслабиться и отправиться на третий этаж. Здесь находится компьютерный класс. Можно поискать вакансии на интернет-порталах, можно отправить резюме, можно разместить объявление о поиске работы, а можно поговорить в Skype с подругой из Германии, при условии, что твой парень работает в Центре занятости системным администратором.

Почти год назад я первый раз составляла резюме в Центре занятости и мне нужно было скопировать его на флэшку.

– Вы не могли бы мне помочь? – обратилась я тогда к мужчине с бэйджем, который сидел за столом без компьютера и читал новости со смартфона. – Компьютер мою флэшку не видит.

– Сочувствую, – шевельнулись губы, левая бровь и белый шрам над ней.

– Может, порт разболтался?

Его брови разошлись, как половинки моста.

– Попробуйте применить секретный прием «вынь – сунь». – Два карих глаза перестали отражать новостную ленту и посмотрели на меня. – Какой комп?

– Возле окна.

Мужчина недовольно сжал губы, я опустила ресницы, как это обычно принято в мелодрамах, и робко махнула рукой в сторону металлопластикового монстра, прикусившего мою флэшку в виде сердечка. Эти флэшки раздавала наша компания всем сколько-нибудь успешным продавцам косметики. Почти всем подряд, если честно.

Мужчина нехотя встал, достал из-под стола палку и, хромая, направился к моему рабочему месту. Мне было неудобно, что я попросила его о помощи. Он вынул флэшку, как забирают игрушку у щенка, повертел ее в руке и спросил:

– А вы уверены, что она настоящая?

Я смущенно кивнула. Он пробежал глазами первую строчку моего резюме и спросил:

– Вероника Николаевна Прохорова? Андрей Николаевич Прохоров случайно не ваш родственник?

– Это мой брат, – ответила я.

– Ух ты! Тогда передавайте ему привет от Олега Бондаренко. Мы на одном потоке в ХИРЭ учились.

О том, что мир тесен, я знала давно, но удивительным мне показалось то, что Андрей обрадовался этому человеку из прошлого и настойчиво позвал его в гости. Даже торт купил. После трех бутылок коньяка Андрей и Олег стали завывать под какую-то античную рок-музыку, потом громко спорили о политике. Хрипели, ругались, стучали клавиатурой по столу. Каждый остался при своем мнении. Наша квартира давно не испытывала таких потрясений. Олег ушел, досадуя, что Андрей, человек неглупый и начитанный, может так заблуждаться в оценке политической ситуации.

– Вот, казалось бы, Олег – неглупый и начитанный человек, но такую пургу несет!.. – сообщил мне Андрей, когда я поинтересовалась, как прошла их встреча.

Мы с Олегом начали встречаться. Каждые две недели. Я выходила из кабинета инспектора и слышала в коридоре милое шарканье подстреленного робота Вертера. Олег поворачивал в мою сторону посеребренную голову и старательно удивлялся. Не знаю, как он проделывал этот фокус, возможно, отследил мою запись в базе Центра занятости. Олег подходил, говорил неизменное «привет», спрашивал, не хочу ли я кофе или поесть, и казалось, что мне снова пять лет, а соседского мальчика попросили приглядеть за мной.

Я подтягиваю гольфы, вытираю сопли и целую его в колючую щеку:

– Привет!

– Привет! Тебя отправили вакансии смотреть или ты позвонить? – тихонько спрашивает он и берет оранжевый пакет из моих рук.

– Позвонить, – говорит маленькая девочка и просит еще шоколадных конфет и плеваться вместе с балкона.

– Ты же можешь спокойно вечером приехать ко мне и поговорить. Я уйду в соседнюю комнату и оставлю тебе компьютер. – Олег поправляет мою съехавшую набок шапку.

– Вечером Люся будет укачивать детей, готовить ужин… Хочу сейчас! – настаиваю я.

– Ладно. Дальний компьютер. Только негромко. И скажи, что с пакетом сделать. В холодильник положить?

– Оставь на своем столе, я буду уходить – заберу, – весело улыбаюсь я.

Моя взяла – можно вприпрыжку носиться по лужам, корчить рожи большим дядям и тетям. Хромой рыцарь не даст меня в обиду. Для него мои сеансы болтовни с подругой святы.

Олег знает, что такое дружба и как важно иногда успеть сказать хотя бы «привет». Примерно через полгода нашего с ним знакомства он позвал меня в гости в полупустую двухкомнатную квартиру на восьмом этаже салтовской высотки. Я стала с ним рядом под струи теплой воды и призналась, что накручиваю волосы на бигуди и они вовсе не вьются от природы, на моем теле нет симпатичных родинок и я совершенно не знаю, что буду делать завтра. Олег ответил, что хромает с шестнадцати лет, после того как ветровое стекло отцовской машины на Симферопольской трассе с хрустом ввалилось в салон, что ни в родном Днепре, ни в Харькове у него не осталось никого, потому что мама в тот день сидела впереди, рядом с отцом, а его лучший друг Валера Грабарь пошел в десантники и упал вместе с 76-м Илом в июне 2014.

«Привет!» – печатаю я в окошке для сообщений и показываю язык в веб-камеру.

«Привет!» – беззвучно говорит с экрана моя подруга Люся и поворачивает к камере пушистую щечку спящего Алика.

«Можешь говорить?» – пишу я.

«Могу также улыбаться и танцевать», – пишет она.

«Я встретила Дыма», – пишу я.

Люся читает, показывает в камеру два пальца, укладывает Алика в кроватку и пишет: «Если полиция меня спросит, я не скажу, где ты закапала его труп».

«Мы пили кофе», – пишу я, и Люся дует губы.

«Когда ты к нам приедешь?» – пишет она.

«Я безработная и незамужняя – мне не дадут визу». – Я развожу руками.

«Реши вопрос!» – разводит руками Люся.

«Я не знаю…» – начинаю набирать я.

«Вот-вот! – Подруга тычет в меня пальцем и пишет: – Мой муж может прислать приглашение, но тебе нужно определиться хотя бы с датой приезда».

Я киваю. За спиной Люси открывается дверь, и на экране проходят ноги ее мужа и розовый бубончик Раечкиной шапочки. Спустя секунды Раечка влезает маме на колени и гладит экран пухлой ладошкой. Я закрываю руками лицо. Я знаю, что Люся говорит сейчас дочке: «Тетя Ника играет в „ку-ку“. Прячься скорей!» Раечка весело бежит к папе, а я могу вытереть слезы, послать подруге воздушный поцелуй и написать:

«Созвонимся первого».

«Пока!» – пишет Люся, и на экране всплывает ее аватарка.

Некоторое время я еще сижу за компьютером, потихоньку вытираю глаза, прищуриваясь, смотрю, не покраснел ли мой нос, глубоко дышу.

Моя подруга исповедует позитивное планирование. Я вкратце объясню его суть: нужно представить себе свое ближайшее или далекое будущее в максимально оптимистическом ключе и в самых мелких деталях. Получив в голове точный образ своего светлого будущего, нужно составить план его реализации и приступить к выполнению. Важный момент: образ в голове выполняет функцию морковки, с помощью которой заставляют двигаться вперед коня, осла, оленя (нужное подчеркнуть). Я согласна с ней в том, что вред этой генетически модифицированной религии пока не доказан, но попытки приобщить меня к ее адептам безуспешны.

Когда-то я представляла себе эталонную картинку своего счастливого будущего с Дымом: свадебная фотография на экране, где мы в окружении родителей и друзей, он глуповато улыбается и моргает, я похожа на средневековую мадонну с аккуратным животиком. А потом кнопка «сохранить» стала неактивной, а позже и вовсе выключили электричество.

Экран погас. В стекле монитора отражаюсь я одна. И не могу придумать себе счастливое будущее. Всякий раз, когда я пытаюсь представить себя в какой-нибудь идиллической картине, мне на голову начинают валиться кирпичи. Действительность говорит мне: «Эй, послушай, все, что ты строишь, без цемента и фундамента стоять не будет!» Не стало отца, заболела мама, уехал Иван. Засыпалась. Вздохнула и принялась строить все с нуля. Дым сбежал, врач после выкидыша сказал, что с детьми у меня вряд ли получится. Снова глухой стук кирпичей где-то над моей головой… Сейчас я почти вылезла из-под завала, я отплевываю пыль и ползу вверх, цепляясь стертыми пальцами за что только можно. Я показываюсь над поверхностью, делаю вдох и вижу Андрея и Дыма. Андрей прищуривается, кривит рот, он похож на бейсболиста перед броском. В его руке силикатный кирпич.

– Я жду подходящего момента, – говорит мне Андрей.

– Я тебе позвоню, Ронька, – говорит Дым, весело перебрасывая в руках каменный брусок.

А я без каски. За мной, подо мной, вокруг меня – пустота. Олег? Я не знаю, как ему представляются наши отношения и их дальнейшее развитие. Может, он сидит вечерами, когда мы не видимся, за компьютером и проектирует свою сказочную страну. Там конь пасется под окнами замка, а в замке возле камина сидит дама сердца и вяжет бесконечные носки для девяти, нет, лучше двенадцати сыновей. Олег упражняется в фехтовании где-нибудь среди пышного сада, а старшие сыновья рядом дубасят друг друга палками. Непременно двенадцать. Если бы не секс, возможно, Олег удочерил бы меня. Я еще не встречала человека с таким коэффициентом теплопередачи. Он не может спать, пока не убедится, что мои ноги укрыты одеялом. Но как он поведет себя, когда я скажу, что не смогу ему родить двенадцать сыновей? Прыгнет в седло и ускачет прочь?

Или ему не хочется что-либо менять, уточнять, узаконивать. Может, Олег боится привязаться ко мне, такой нестабильной и непредсказуемой. Иногда спокойнее ухаживать за гранитными памятниками…

Я оглядываюсь и не вижу Олега. Наверно, его позвали спасать галактику от вирусов в другом кабинете.