Глава 24

Кровавый зверь в библиотеке

Спустя несколько минут я выбежал из особняка и сел в авто. Пальцы сжимали странную лампу, внутри которой метался мотылёк воздушного духа. Создание при всей своей эфемерности не могло вырваться из колбы с серебряной паутинкой. Впрочем, это не ново, давно всем известно, что создания эфира неравнодушны к белому благородному металлу. А вот то, что, при пропускании через такую колбу электрического тока, получается отрицательный вес, являлось мне очень прелюбопытной деталью. А также было любопытным то, что мои приступы по времени совпали с этой странной электрической оказией. Два подряд, и оба раза в тот момент, когда Сашка пропускал ток через лампу с духом.

Бежать сломя голову к Бодрикову и рассказывать ему об открытии не было совершенно никакого желания. Хотелось всё распутать самому. По обыкновению, две половинки души, сшитые безымянным артефактом воедино, как незримый монстр доктора Франкенштейна, имели свои собственные бессловесные мнения. Евгений разворошил память о прочитанных в детстве книгах. И теперь внутри роились фрагменты произведений Жюля Верна. Роились подобно поднятым порывом ветра осенним листьям. Марк же видел перед собой добычу. Настоящую, достойную патриция Нового Рима. И он ни за что не желал терять след, хотел догнать и взять, вырвав у врага вместе с кадыком.

Ольга меня отпустила. Она хоть и ослабла, но при этом прекрасно понимала, что сея́ загадка должна быть разгадана. А после пробуждения она тоже чувствовала приступ, словно неведомый кукловод оставил разрыв на душе, как на бумажном листе. Разрыв не столь сильный, как у меня, но тоже существенный. Её приступ проявился в виде дикого свиста, стоящего в ушах и терзающего слух до боли.

Перед убытием я оставил с ней горничную Дашу, которой приказал отчитываться перед Сашкой каждые полчаса. Не хватало ещё возвращения недавнего умалишённого состояния. Кстати, тот студент, коего связал и притащил в особняк Никитин, тоже очнулся, но всё бормотал со слезами на глазах о голосе, который кричит у него в голове: «Убей! Убей! Убей!». Парня покормили, но при этом оставили связанным. Как говорится, во избежание. Всё же свидетель. Причём важный.

Вот только выскочив из особняка, я поехал не на завод, а в полицейское управление. Чтоб учинить обыск на заводе, нужен как минимум городовой в сопровождении, а желательно кто-то постарше чином. Наша контора хоть и относилась к Тайной канцелярии, но не имела права вламываться в частные владения.

Ехать к зданию полиции было недалёко, поэтому уже через пять минут я прибыл на место. Полицейское управление встретило меня серой дверью и табличкой, украшенной государственным гербом. Казённые учреждения всегда похожи, что в этом мире, что в Новом Риме.

В памяти всплыл Первый Преторианский легион, стоящий в предместье Вечного города. Железная дисциплина, единообразные казармы, шаблонные вал и ров. Всё строго по уставу. Конечно, скептики назвали бы этот легион придворным усмирительным, а обитатели Петроградской империи, как я сам для себя называл мир, где нахожусь сейчас, обозвали его жандармским, но суть это не меняет.

Оставив авто у самого порога, я постучал в дверь. Сразу открылось небольшое окошко. Совсем ещё молодой городовой быстро глянул на меня, пробежался взглядом по лицу, а потом лязгнул засовами.

– Кто там? – раздалось из глубины помещения.

– Господин Тернский, – ответил городовой.

– Да твою мать, Гриша, я сколько раз тебе говорил, чтоб ты докладывал обо всех прибывших, а не мчался открывать дверь сломя голову без разрешения! – раздался изнутри грозный крик, а потом я увидел седого поручика, стоящего посередине небольшого коридора с кипой бумаг под мышкой.

А ещё я увидел нескольких разнорабочих в испачканных кафтанах. Все с засученными рукавами. На полу стояли многочисленные ведра, несколько банок с краской, мешок извести и малярные кисти. Работники сдвинули в сторону всю мебель, накрыв при этом газетами, и белили потолок. Не иначе новый исправник решил навести здесь порядки. Это хорошо. Сам любил, когда всё вычищено и побелено.

– Ну я же знаю господина Тернского, – ответил Григорий, невинно похлопав ресницами, аки красна девица.

– Гриша, – протянул поручик, – ты неисправимый тупица.

Он перехватил пачку бумаг, ожидая ответа на невысказанный вопрос. А вопрос был таков: «Какого чёрта Тернский сюда припёрся?»

– Могу ли видеть штабс-капитана Баранова? – осведомился я, решив не затягивать драматическую паузу, не в театре.

– Кого? – переспросил молодой городовой, серьёзно нахмурившись.

– Бегает где-то, – вмешался поручик, скривившись, как от зубной боли. – Исправник вообще его хочет отослать обратно в столицу. Всё равно толку от него нет.

– Это почему? – удивлённо вскинул я брови.

Тот факт, что мою персону дежурный знал, а Баранова нет, весьма озадачил.

– Он же прикомандированный. Прислали невесть зачем, выслать некому, – отозвался офицер и тут же буркнул, понизив голос, когда в дверь постучали, а дежурный открыл окошко, в котором показалось усатое лицо: – Лёгок на помине.

Поручик хоть и был ниже по чину, но не стеснялся показывать недовольство. Впрочем, ему простительно, поручик работал в этом городке уже лет двадцать, считая себя старослужащим.

– Открой, – выдавил он, наконец, кивнув на дверь.

Дежурный тут же щёлкнул массивной задвижкой, впуская невысокого штабс-капитана.

– А-а-а, господин коллежский асессор! – воскликнул прибывший полицейский. – А я иду и вижу, стоит ваша приметная машинка прямо у порога. Думаю, не иначе помощь понадобилась.

Он оглядел помещение и с сарказмом добавил:

– У нас тут конец света, а они ремонт затеяли.

– Это исправник приказал. Мол, всё по распорядку, – тут же отозвался дежурный.

Я обернулся, скользнув по нему взглядом, а потом снова обратился к Баранову.

– Был у кромки чужих земель. А вы где?

– Разлом пытался обогнуть. Он длинный. Весьма длинный. Железная дорога разорвана. На восстановление уйдут месяцы, а может быть, и годы, так как ставить мост через такой пролом весьма затруднительно, я бы даже сказал нереально. Придётся в обход тянуть и делать новый мост через Обь.

– Да, нехорошая перспектива, – произнёс я, когда штабс-капитан договорил.

– Могло быть и хуже. Но проложить окружную просеку и навести паромную переправу недолго. Так что, на той стороне смастерят полустанок, где всю почту, все товары и всех пассажиров переместят на машины.

Я кивнул, а потом сделал несколько шагов и крепко пожал протянутую Барановым руку.

– Семён Петрович, не окажете ли одну услугу? – произнёс я, пристально всматриваясь ему в лицо.

– Какую? – тут же осведомился штабс-капитан, бросив косой взгляд на хмурого поручика с кипой бумаг и дежурного.

– Вам понравится, – уклончиво ответил я, подхватив полицейского под локоть, и потянув на улицу.

Тот не сопротивлялся, а позволил себя вывести, прищурившись от любопытства.

– Ну-с, – протянул штабс-капитан, когда мы вышли и приблизились к машине.

Казалось, у него есть другие дела, которые он считает не менее важными, чем моя просьба, но при этом обязательно анализирует и значимость сказанного.

– Хочу посетить завод господина Бодрикова. Есть пара вопросов, – ответил я, машинально прикоснувшись к слегка оттопыренному карману брюк, где лежала лампа с пленённым духом воздуха.

Это не укрылось от цепкого взгляда штабс-капитана. Сперва он пригладил неспешным движением пальцев свои усы, а потом посмотрел куда-то вдаль, и в итоге кивнул.

– Зачем?

– Интуиция, – пожал я плечами.

Не говорить же ему в самом деле об эфирных созданиях.

– Может, вы и правы, – пробормотал Баранов, – может, стоит взглянуть.

Он сделал быстрый, но глубокий вздох, а затем посмотрел мне прямо в глаза.

– А сам господин барон осведомлён о вашем визите?

– Его превосходительство пока лучше не беспокоить, – уклончиво ответил я, – болен, знаете ли.

Баранов кивнул, бравым шагом обошёл машину, и не спрашивая разрешения, сел на пассажирское сидение. Глаза его при этом смотрели в пустоту, как у манекена, а губы сжались Штабс-капитан словно на секунду забылся, и из-под маски показалось истинное лицо, хищное и опасное.

Впрочем, мне ли говорить о сокрытом.

Я вздохнул и занял своё место. Пальцы привычно погладили лакированное дерево рулевого колеса, а нога надавила на педаль контроллера электромотора, и машина тронулась.

Всю недолгую дорогу мы молчали, и было даже немного обидно, ведь Баранов не стал спрашивать о том, что я видел в чужих землях. Он словно уже знал, но забыл состроить невинную мордаху неосведомлённого поручика Ржевского.

Завод находился от управы недалеко. Не было никакой нужды объезжать половину города, дабы пересечь вечно разбитый мост через речку Каменку, или мчаться в предместья Новообска, огибая многочисленные кирпичные мануфактуры.

Огороженная высоким забором территория располагалась на самом берегу реки Обь. Вверх уходили две высоченные трубы, закопчённые до черноты. Виднелись крытые выцветшими до серости досками здания.

Бродить вокруг да около мы не стали, остановив авто у самой походной, и сразу же удостоились цепкого взгляда охранника, положившего руки на подоконник и прилипшего к окну. Здоровенный громила с пудовыми кулаками недоверчиво нас рассматривал через многочисленные квадратики плохенького стекла, вставленного в деревянные рамки. Но как только мы подошли к двери, громила ударил небольшим молоточком в гильзу, отчего послышался противный дребезжащий звон.

– Любезный! – позвал я сторожа, но тот лишь несколько раз кивнул, продолжая разглядывать нас. – Любезный! – ещё громче повторил я.

Хотелось окрикнуть детину и в третий раз, но в этот момент мне ответили. Нет, не сторож, а другой человек открыл дверь и вышел на крыльцо проходной, вытирая руки о грязную тряпицу.

– Не трудитесь. Он немой, – произнёс вышедший.

– А вы нет? – с некоторой издёвкой спросил я, разглядывая этого человека.

– Нет, – с совершенно серьёзным видом отозвался тот.

– Тогда нам главного.

– Не положено, – тут же ответил вышедший.

– Ты кому, собака, дерзить вздумал?! – выкрикнул рядом штабс-капитан Баранов, изображая из себя важного самодовольного чинушу. Он словно достал третью маску, быстро нацепив её на лицо. – Сказано, главного, значит, главного!

– Не положено, – совершенно не изменившись в голосе, ответил наш собеседник.

– Полиция! – закричал Баранов.

– Тихо, тихо, – произнёс я, заметив, как немой громила в окне потянулся за висящим на вешалке ружьём. – Давайте в другой раз. Спрошу у господина барона кого-нибудь в сопровождение, и вернёмся. Сейчас нам лучше уйти.

– Без ордера на обыск вам действительно лучше уйти, – вслед за мной повторил мужчина, который до сих пор протирал руки тряпкой.

– У-у-у, морда, – процедил Баранов и сунул кулак под нос неразговорчивого мужика, – я тебя запомнил.

С такими словами мы отошли от сторожки и сели в машину, а после хмуро переглянулись, и я надавил на педаль, отправляя авто в путь. Однако, едва вырулив за поворот, прижал машину к обочине.

– Туда нужно попасть прямо сейчас, – проронил Баранов, – не знаю, что там, но у вас, господин асессор, есть интуиция, и у меня тоже. Что-то нечисто с ними. Вот чует моя задница, нечисто.

Я кивнул, соглашаясь.

– Нужно. Но вам, сударь, не достанется на орехи? Всё-таки превышаете полномочия. Я-то ладно, скажу Бодрикову, что его парни препятствовали поиску попаданца. Отмашусь как-нибудь.

– Не влетит, – отмахнулся штабс-капитан. – Никто ведь не узнает.

Мы дружно переглянулись и улыбнулись. Я скинул с себя сюртук, небрежно швырнув его на заднее сидение, а из-под водительского достал тот странный клинок, который достался от убиенного дикаря и умел оставлять волны на воздухе, как на воде. Не хотелось бросать такую вещицу дома, а уж без присмотра в авто тем более. При этом было заметно, как Баранов пристально наблюдал за мной. Но сейчас не имелось никакого желания размышлять о том, что он за человек такой.

Благо, что там росли клёны и берёзы, закрывая обзор. Можно свободно спрятаться от чужих глаз и свершить своё правое дело. А в том, что оно правое, я не сомневался ни капельки. Мы одновременно вышли из машины и направились к тыльной стороне заводского забора.

Когда небольшой зазор в молодой поросли остался позади, а старые, полуживые деревья погрузили нас в тень, внутри закипела борьба между двумя моими половинками. Они боролись не словами, а желаниями и призывами к делам и мыслям. И лишь потом начинали приходить рассуждения. Марк Люций хотел рвануть вперёд, невзирая ни на что, перемахнуть забор, всадить в противника нож и нагрести полную охапку трофеев. Прыгнуть, даже если порвутся жилы.

Но в этот раз был настойчивее Евгений, привнеся в оценку обстановки долю здоровой осторожности.

– А если завод охраняется по всему периметру? – спросил я, положив ладонь на чистый кирпич забора.

Он был не новым, но старательно отмытым даже снаружи. И характерных для таких мест залежей человеческого и собачьего дерьма не было. Бодриков, конечно, чистюля, но не до такой же степени.

– Пока не поглядим, не узнаем, – тихо отозвался штабс-капитан.

Он стоял, осматривая прилегающую к ограждению территорию.

– Когда заглянем, можем сразу нарваться на охрану, – снова выразил я сомнения, поглядев наверх, выискивая место, где удобнее всего будет схватиться.

– Тогда сразу соскочим и убежим, – снова парировал Баранов, отойдя в сторону, и с кряхтением подцепив большую корягу.

– Но они будут знать, что к ним проявляется совсем уж повышенный интерес.

– Господин асессор, – вскинув брови, произнёс штабс-капитан, – я вас не узнаю. Обычно вы вперёд ломитесь, а сейчас топчетесь на месте, как стеснительная барышня.

– Не хочу добычу спугнуть, – тихо огрызнулся я, встав на подложенную корягу и взяв в правую руку кинжал.

Деревяшка немного качнулась, отчего пришлось балансировать, дабы не свалиться.

– Ну, с богом, – тихо произнёс офицер уголовного сыска.

А я сделал вдох, а потом прыгнул. Пальцы вцепились в край забора, сердце забилось в ритме барабанов дикарей, вышедших на тропу войны, а вниз по рыжим кирпичам потекла тонкая струйка крови.

Отступать не было никакого желания, поэтому я подтянулся и тихо выругался, ведь по всей верхушке забора обильно посадили на смолу обыкновенное битое стекло, и сейчас несколько крупных осколков прорезали кожу и мясо на левой руке. Один даже торчал из ладони, проткнув её насквозь. Всё же хорошо, что я не умел чувствовать боль.

Другой человек на моём месте тут же спрыгнул бы обратно, ухватившись за раненую конечность, ревя от боли или изрыгая нецензурную брань. Я лишь перехватился поудобнее и, облокотившись на край, подтянулся ещё выше, сжимая в руке кинжал с серебряными загогулинами на стальном клинке.

Стекло прорезало белую ткань рубахи и кожу, отчего на рукаве тут же проступили алые пятна.

– У вас всё хорошо? – осведомился готовый полезть следом штабс-капитан.

– Да, – шёпотом ответил я, разглядывая открывшийся вид.

Впрочем, рассматривать-то особо нечего было. За стенкой забора стоял обычный деревянный барак, до которого всего пара метров. Зато в глаза сразу бросилась хорошая лазейка – приоткрытое окно. При этом охраны не наблюдалось.

Я ухмыльнулся и подался вперёд, а потом замер. Буквально в трёх дюймах от лица едва заметной ловчей сетью повисло несколько рядов проволочек. Они были тонкими, да к тому же светились охристо-оранжевым огнём, как нить накаливания тусклой лампы. А ещё они оказались не настоящими. Эти паутинки представляли собой эфирные субстанции, что сродни бесплотным духам природы.

Стоило податься немного назад, как нити исчезали, став совершенно невидимыми.

Я перехватился поудобнее и снова медленно стал тянуться вперёд. Паутинки ожидаемо вспыхнули, но притом не только они. Символы на кинжале тоже засияли, совсем как фосфорные.

Интуиция зашипела, как рассерженная кошка, и я после недолго раздумья вытянул вперёд остриё кинжала. Руны засияли ещё сильнее. А стоило металлу коснуться охристых ниточек, как те лопались, уподобившись разорванной гитарной струне.

Я замер, вслушиваясь в промышленный шум, но оттуда доносились только эхо приглушённо звякающего металла, едва заметные шаги и рёв водопада, который стал значительно тише, наводя на мысль, что провал всё же не бездонный и скоро наполнится до краёв, и река продолжит свой бег по прежнему руслу. Ни криков сторожей, ни лая цепных собак, ни иных признаков тревоги не было. А это значит, те, кто поставили эфирное охранное устройство, слишком на него рассчитывали и не ожидали, что кто-то может сие узреть, а то и вовсе сломать.

Марк Люций зловеще внутри меня ухмыльнулся и стал по одной поддевать сияющие паутинки. Те беззвучно лопались и таяли.

– Ну что там у вас? – нетерпеливо уточнил Баранов.

– Всё просто замечательно, – ответил я, приподнялся на вытянутых руках, закинул на край забора ногу и быстро спрыгнул на тщательно убранную землю, а когда за спиной зашуршало, обернулся.

Штабс-капитан показался над кромкой забора. Так же пристально разглядывая вид, как я до этого. Единственным различием между нами было то, что он предусмотрительно надел на руки толстые кожаные перчатки. Мне только и оставалось, что с досадой поглядеть на свои окровавленные ладони и рубашку, у которой теперь красными стали не только рукава, но и пузо.

Штабс-капитан исчез, а через несколько минут вернулся, перекинув через забор верёвку с большими узлами, по которым можно без проблем забраться наверх. Верёвка, между прочим, была моя, буксирная.

– Когда вы всё успеваете? – прошептал я, вытерев окровавленные руки о рубашку, которую, без сомнений, придётся выкинуть.

– Пообщался раньше с разными уголовными элементами, нахватался приёмов, – ответил Баранов и осторожно спрыгнул вниз. – Куда дальше?

– Вон в то окно, – показал я.

– Какое? – тут же переспросил мой спутник, разглядывая барак.

– Вон то, – снова вытянул я руку в сторону темнеющего проёма.

– Вы шутите? – уточнил штабс-капитан.

При этом было заметно, как его зрачки то сужались, то расширялись, точь-в-точь как у Сашки Никитина возле склепа. Полицейский в упор не видел заговорённый оконный проём. И не увидит, покуда колдовская печать не будет сорвана.

Я вздохнул и провёл ладонью по лицу.

– Пойдёмте, – поманил я полицейского, и мы осторожно приблизились к окну, при этом Баранов до сих пор озадаченно водил головой и пытался рассмотреть объект моего внимания, но не мог.

При нашем приближении кинжал выдал новый фокус. По оконной раме пробежали всполохи тлеющего синего огня, высветив аккуратные квадратные печати по углам косяка.

– Что это? – тут же подался вперёд Баранов. – Что за иллюминация? Откуда здесь окно? Его же не было.

– Было, вы просто его не видели, – сухо ответил я, – это всё колдовство.

– Колдовство, – недоверчиво пробурчал полицейский. – Оно же должно быть незримое.

– Как видите, нет, – усмехнулся я и ткнул кончиком кинжала в пылающую печать.

Но та не растаяла и лишь на секунду вспыхнула ярче. Я стукнул клинком ещё раз. И снова без результата.

Что же не так делаю?

С таким вопросом мысли начали строить и рушить предположения.

Это колдовство сильнее заложенного в руны моего оружия? Нет, иначе бы печати не засверкали.

Этот нож не умеет с ними бороться? Тоже вряд ли.

Что не так? Размышления стали отматывать воспоминания назад, как бумажную ленту телетайпа с текстом.

Вот уколол клинком – нуль. Вот поддел остриём нити – они растаяли, впрочем, паутинки и так были очень слабы. Вот взмахнул клинком – вокруг побежали воздушные волны.

Я медленно провёл кинжалом перед собой, но ничего не произошло. Значит, не так. А как тогда?

– Идемони, – слетело с моих губ.

Нож вспыхнул. С острия сорвалась беззвучная молния, ударившая в деревянный косяк. В этом всполохе колдовского огня родился большой сноп радужных искр, упавших в коротко стриженную траву и быстро там растаявших.

Я проводил их взглядом, а потом посмотрел по сторонам. Но нет, такое световое представление не привлекло никого. Да и внутри помещения тоже ни души. Иначе сюда сбежалась бы многочисленная охрана.

– Предлагаю не медлить, – пробурчал Баранов, и мне показалось, что колдовство сильно сбивало его с толку.

В его мир эфирные конструкции и эфемерные духи никак не входили. Самое удивительное, что никто не делал из всего этого большого секрета. Есть официально учтённые провидцы, существуют ведьмы, попадались пришлые с чародейскими возможностями, но люди упорно отмахиваются от того, что не могут узреть своими глазами, а когда приходится сталкиваться нос к носу, то твердят, мол, так не бывает.

Я же постоянно мог наблюдать чудеса эфира, потому привык к ним. Ну, духи, так они вместо сверчков и моли. Ну, колдунья, и что с того?

– Соглашусь с вами, – ответил я на слова Баранова и перелез через подоконник в большую комнату, стараясь не шуметь.

Я ожидал бухгалтерию, склад продукции либо материалов, но это больше походило на музей. На многочисленных стеллажах лежали аккуратно разложенные вещи. Разнообразная одежда непривычного фасона, горшки с диковинными цветами, статуэтки с незнакомыми мотивами, всякие странные безделушки и книги. Всё необычайно интересное, но в то же время совершенно бесполезное для нас.

И ни одной пылинки, словно тут каждый день по три раза наводили идеальный порядок.

Я обернулся. Штабс-капитан молча смотрел на всё это, перегнувшись через подоконник. Он явно не собирался залезать, а поймав мой взгляд, скривился и вздохнул.

И тут злой рок решил, видимо, над нами пошутить, мол, кончилось ваше везение. Дверь в комнату резко открылась, и в проёме показался широкоплечий парень, держащий большую коробку. Увидев нас, он на мгновение замер, а потом с силой зажмурился, словно песком в глаза швырнули. Над заводом сразу же взвыла сирена, и казалось, её включили одним лишь усилием воли.

– Вот гад! – вырвалось у меня.

Парень выпустил из рук коробку. Та упала на дощатый пол, из неё высыпались обычные детские игрушки, изображающие разных зверюшек.

Плюшевые безделушки упали, а руки парня потянулись к висящей на поясном ремне кобуре.

В секунду опасности внутри меня Евгений сделал шаг назад, уступив место Марку Люцию. И зверь, имя которому руководитель экспедиционной центурии и длань безжалостного императора, сверхчеловек и патриций Нового Рима, бросился вперёд с недоступной простому смертному скоростью.

Сейчас было не до раздумий, и колдовской клинок, разрушающий заклятья, уподобился простой рыцарской мизерикордии и вошёл точно в глазницу парня. Чужак, а это был несомненно он, стал молча заваливаться назад, как мешок с мукой. Тело ещё только начало падение, а я со всей силой ударил его в грудь коленом. Хрустнули рёбра. Хрустнуло колено. Труп вылетел в коридор. Может быть, если бы он не решил воспользоваться оружием, я бы пощадил его, просто отправив в нокаут. Но он сам себе вынес смертный приговор.

Размышлять и строить гипотезы не оставалось времени, поэтому я просто бросился к окну, схватив на бегу первое, что попало под руку, и этим чем-то оказалась толстенная книга.

– Бежим! – прокричал я, а сзади клацнуло металлом, и музейную стерильность помещения заполнила частая-частая очередь, не менее тысячи выстрелов в минуту.

Что-то несколько раз ударило меня в спину, заставив кашлянуть кровью. Но сердце задето не было, голова тоже, значит, жить буду.

Глядя, как Баранов быстро карабкается по верёвке, словно по стремянке, я встал справа от окна. Под мышкой книга, в руке окровавленный кинжал, пылающий алым. Я не размышлял. Я действовал на одних только инстинктах.

Всего мгновение спустя из окна высунулся стрелок, похожий как две капли воды на того парня с игрушками.

Но удивляться некогда. Я со всей силы взмахнул клинком. Преследователь безмолвно замер, опустив растерянный взгляд на отрубленную руку и хлещущую из запястья кровь.

На орошённую багровым траву упал странный пистолет, похожий на маузер, разве что магазин был очень длинным.

А потом я снова взмахнул, перерезая горло нашему преследователю. Стрелок молча обмяк и начал оседать, заливая подоконник горячей кровью.

Зверь во мне уходил от погони. Зверь клацнул челюстями, перехватывая кинжал зубами. Зверь ринулся вперёд, не жалея мышц, рвущихся от запредельных усилий. Зверь одним движением уцепился рукой за край забора, и не обращая внимания на стёкла, перемахнул через препятствие. Зверь домчался до электромобиля, где уже ждал Баранов. А потом зверь устало ушёл, уступив место Евгению.

– Вы вообще человек? – как-то контуженно спросил штабс-капитан, время от времени глядя на мою спину и держась за край дверцы, так как авто неслось по колдобинам с бешеной скоростью.

– Да, – снова кашлянув кровью, ответил я.

Более сложных фраз теперь будет сложновато дождаться моим собеседникам.

Баранов замолчал и всю дорогу что-то соображал, а я думал, что как ни хотелось бы, а задачку с крепостью конезицы Огнемилы отложить на потом не получится.

Значит, сменю рубашку, умоюсь и снова вперёд.