Кассандра Клэр и Морин Джонсон. Любовь останется в живых

29 декабря 1940 года

– Сначала лимонный пирог, – сказала Катарина. – Ох уж, эти лимоны. По ним я скучаю больше всего.

Катарина Лосс и Тесса Грей шли по Ладгейт-хилл мимо Олд Бейли – центрального лондонского уголовного суда. Иногда по дороге на работу они играли в игру «Что ты съешь первым, когда закончится война?» Когда кругом творится ужас, самые обыденные вещи подчас ранят глубже всего. Еда была по карточкам, а нормы – чрезвычайно скудны: унция сыра, четыре тонких полоски бекона и одно яйцо в неделю. Всего было мало. Некоторые продукты просто исчезли – как, например, лимоны. Апельсины еще иногда встречались – Тесса сама видела их на зеленном рынке – но предназначались только для детей: каждому выдавали по штуке. Медсестер, конечно, кормили в больнице, но порции были крошечные, и их никогда не хватало, чтобы нормально справляться с работой. Тессе еще повезло – у нее была сила. Не только физическая сила Сумеречного охотника, но и какие-то остатки ангельской выносливости – они заметно поддерживали ее… но как справляются обычные сестры, из простецов, она понятия не имела.

– А, и еще банан, – сказала Катарина. – Раньше я их никогда особенно не любила, но теперь, когда они совсем пропали, я ужасно их хочу. Впрочем, оно так всегда бывает, правда?

Катарину Лосс еда на самом деле не особенно волновала. Она вообще почти ничего не ела – просто пыталась вести светскую беседу. Так все делали: притворялись, что жизнь идет своим чередом, даже когда с небес сыплется смерть. Таков он, лондонский дух. Ведешь себя как ни в чем не бывало, даже если спишь по ночам в бомбоубежище на станции подземки, а потом возвращаешься – а дома-то и нет, и хорошо если соседнего. Магазины изо всех сил старались держаться на плаву – даже когда в окнах не осталось ни единого целого стекла, или через крышу вдруг возьми, да и рухни бомба. Просто берешь и открываешься опять. Некоторые даже вывески вешали: «Мы открытее, чем когда-либо».

Живешь себе дальше. Болтаешь вот о бананах да лимонах.

Стоял декабрь, и Лондон был темнее темного. Солнце село сразу после трех. Из-за воздушных налетов город каждую ночь был в полном затемнении. Светонепроницаемые шторы надежно укрывали все окна. Фонари не горели. Машины приглушали фары. Люди ходили по улицам с фонариками, чтобы как-то отыскать дорогу в глухой, бархатной тьме. Лондон погрузился в тени, превратился в путаницу тупиков и закоулков; улицы никуда не вели, дома слепо глядели пустыми темными стенами. Город выглядел таинственно и погребально.

Словно весь Лондон горевал по ее Уиллу, думала Тесса, оплакивал его потерю, тушил огни.

Рождество в этом году не слишком ее порадовало. Нелегко веселиться, когда немцы чуть что, словно по капризу, обрушивают сверху дождь из бомб. Блиц специально устроили, чтобы навести на город ужас, бросить его на колени. Среди бомб были такие, что способны снести целый дом, оставить кучу дымящихся обломков там, где только что спали дети и семья смеялась за общим столом. Просыпаешься поутру и обнаруживаешь, что стена куда-то подевалась, а все нутро квартиры выставлено на всеобщее обозрение, будто в кукольном домике: тряпки плещут по битому кирпичу; книжки, игрушки раскиданы по руинам. Случались и совсем необычные вещи, как, например, когда труба в одном доме провалилась внутрь, размозжив в щепки кухонный стол, где ужинало семейство, ни никого из людей не задела. Автобусы летали вверх тормашками, или щебень вдруг падал, убивая одного человека на месте и оставляя второго целым и невредимым, только застывшим, как соляной столп. Случайность, дюйм в одну сторону, дюйм в другую – это решает все.

Но нет ничего хуже, чем когда ты остаешься один… когда любимого отрывают от тебя и…

– Как твои сегодняшние гости? – спросила Катарина.

– Молодое поколение все еще пытается уговорить меня уехать, – отозвалась Тесса, обходя дыру, оставшуюся в тротуаре от взрыва. – Считают, мне нужно перебираться в Нью-Йорк.

– Они – твои дети, – мягко заметила Катарина. – И хотят для тебя самого лучшего. Они просто не понимают.

Когда умер Уилл, Тесса поняла, что среди Сумеречных охотников для нее больше места нет. Какое-то время ей казалось, что и во всем мире тоже… теперь, когда ее сердце покоилось в холодной земле. Потом Магнус Бейн забрал уже почти обезумевшую от горя Тессу к себе в дом, а когда она медленно восстала из пепла, его друзья, Катарина Лосс и Рагнор Фелл взяли ее под крыло.

Никто не поймет муки быть бессмертным – кроме другого бессмертного. И Тесса была благодарна за их опеку.

Когда разразилась война, именно Катарина приставила ее к сестринскому делу. Катарина всегда служила целительницей – для нефилимов, для жителей Нижнего мира, для людей. Она шла туда, где в ней нуждались. Она и в прошлую войну была сестрой – всего двадцать лет назад, в войну, которая ни за что не должна была вернуться вновь – но вернулась. Они вдвоем сняли маленькую квартирку на задворках Фаррингтон-стрит, поближе к лондонскому Институту и больнице Сент-Бартоломью. Жилище оказалось совсем не такое роскошное, как ее предыдущие дома: тесно, третий этаж без лифта, общая ванная в коридоре. Но так было проще, да и уютнее. У Тессы и Катарины была одна маленькая спаленка на двоих с занавеской из простыни посередине, для приватности. Частенько они работали по ночам, а днем спали. Ну, хотя бы налеты теперь были только в темное время суток – никаких тебе сирен, самолетов, бомб и противовоздушной обороны средь бела дня.

Из-за войны выросла и активность демонов. Так всегда бывало во время войн: демоны радовались хаосу битв – но сейчас Сумеречных охотников почти захлестнуло с головой. Как ни ужасно такое думать, но войну Тесса воспринимала почти как личный подарок. На войне ты можешь быть полезной. Что хорошо в профессии медсестры, так это занятость – тебе всегда есть что делать. Постоянная деятельность помогает держать горе на расстоянии – просто потому, что думать тебе некогда. Уехать в Нью-Йорк, сидеть в безопасности – вот где начнется ад. Делать будет решительно нечего, только думать о своей семье… и нет, Тесса не знала, как с этим быть – как жить вечно, когда потомки стареют быстрее тебя.

Она подняла взгляд на необъятный купол Святого Павла, величаво парящий над Лондоном, как и сотни лет назад. Каково это – взирать оттуда, с высоты, на город, на свое раскинувшееся по земле, израненное дитя?

– Тесса?

– Со мной все хорошо, – быстро ответила она, ускоряя шаг.

В этот миг над городом пронесся жуткий вопль – воздушная сирена. Вслед за нею пришло гудение, словно целая армия разъяренных пчел наступала на город. «Люфтваффе» уже в воздухе. Скоро полетят бомбы.

– Я-то думала, у нас будет несколько дней передышки, – мрачно сказала Катарина. – Всего два налета за неделю – это было так мило с их стороны. Немцам же тоже нужно праздновать.

Они прибавили шагу. Вскоре пришел и он – этот страшный звук. Падая, бомбы свистели. Тесса и Катарина встали как вкопанные. Свист был прямо над ними – он был повсюду. Сам свист в общем-то не проблема – хуже, когда он прекращается. Тишина означала, что бомба меньше, чем в сотне футов у тебя над головой. Дальше ты просто ждешь. Где ты окажешься в следующий миг? Куда бежать, когда смерть молча спускается с небес?

Вверху раздался лязг и шипение, и вся улица вдруг потонула в брызжущем фосфоресцентном свете.

– Зажигалки, – сказала Катарина.

Женщины ринулись вперед. Зажигательные бомбы – это такие канистры, довольно безобидные с виду, похожие на удлиненный термос. Ударившись о землю, они расплескивают вокруг огонь. Самолеты рассыпали их по всей улице, и теперь они озаряли мостовую и плевались пламенем в дома. Противопожарная оборона уже сбегалась со всех сторон и как можно скорее заливала очаги возгорания. Катарина наклонилась над одним таким: мелькнула синяя вспышка, и бомба погасла. Сама Тесса кинулась к другой и топтала искры, пока не подоспел пожарный с ведром и не залил их водой. Увы, оставались еще сотни других, по всей улице.

– Идем, – сказала Катарина. – Ночка нас ожидает долгая.

Прохожие уважительно касались шляп, приветствуя их. Они видели то, что Тесса с Катариной позволяли им видеть: двух отважных молодых сестричек, спешащих в госпиталь. А вовсе не двух бессмертных, пытающихся остановить нескончаемый поток страданий.

* * *

А на другом берегу Темзы некая фигура пробиралась сквозь тьму под виадуком, где при свете дня в нормальные времена цвел и благоухал городской рынок – Боро-маркет. Обычно тут все так и кипело, а земля была устлана останками дневной торговли, но сейчас повсюду царила тишина, и под ногами почти ничего не осталось: каждый старый капустный кочан, каждый мятый фрукт давно подобрали голодные люди. Без света в окнах, без уличных фонарей и при полном отсутствии простецов этот уголок Лондона выглядел откровенно зловещим. Фигуру в плаще это явно не смущало – она без колебаний шла куда-то по своим делам, не обращая никакого внимания на рвущую ночь сирену. Впрочем, цель ее была уже совсем близко – за углом.

Даже в военное время Сумеречный базар продолжал действовать, пусть и частично. Как и у простецов, с их продуктовыми пайками, нехваткой одежды и даже простой воды, тут тоже чувствовался дефицит. Букинистов выпололи. Вместо сотен порошков и эликсиров прилавки зельеваров украшал в лучшем случае десяток. Огненные шоу утратили всякий смысл в сравнении с бушевавшими на том берегу пожарами и роняющими смерть с небес машинами. Дети все еще носились между рядами – вон, например, стайка юных вервольфов: сплошь уличные мальчишки и сироты, обращенные в каком-нибудь укромном уголке под покровом затемнения. Бегают теперь без еды и без родительского присмотра. Крошка-вампир, обращенный непозволительно юным, тащился рядом с Братом Захарией и развлечения ради дергал его за плащ. Захария его не трогал. Ребенок выглядел таким грязным и одиноким… раз ему нравится приставать к Безмолвному Брату, пусть себе пристает.

– Что ты такое? – спросил мальчик.

Что-то вроде Сумеречного охотника, ответил монах.

– Ты пришел нас убивать? Я слышал именно этим они и занимаются.

Нет. Мы не этим занимаемся. Где твои родные?

– Умерли, – ответил малыш. – На нас упала бомба, а потом пришел мой повелитель и забрал меня.

Как легко вытащить вот такого кроху из под завала, взять за ручку, отвести в какой-нибудь темный переулок и обратить! Да и демоны не на шутку разбушевались. Хотя как знать, откуда взялась вон та оторванная нога – бомба убила ее бывшего хозяина или его разорвал демон? Впрочем, какая разница? В некоторых отношениях простецы и демонам фору дадут.

Мимо пронеслась толпа других вампиренышей, и собеседник Брата Захарии ускакал вслед за ними. Небо рычало голосами десятков самолетов. Брат Захария внимал бомбежке слухом музыканта. Падая, бомбы свистели, но ближе к земле наступала странная прерывистая тишина. Паузы в музыке так же важны, как и звуки. В этой музыке паузы говорили слишком много о том, что будет дальше. Сегодня бомбы валились на той стороне реки, словно обложной ливень, – громовая симфония, где слишком много нот. Они падали совсем рядом с Институтом, с Сент-Бартом, где работала Тесса. Страх за нее бежал по жилам Брата Захарии, холодный, как разрезающая город пополам река. В эти пустые дни после смерти Уилла чувства редко посещали его, но когда дело касалось Тессы, распускались с невиданной пышностью.

– Скверная ночка, – сказала женщина, из фейри, с серебряной чешуйчатой кожей, продававшая заколдованных игрушечных жаб; они прыгали по прилавку, то и дело стреляя золотыми языками. – Жабу не хотите?

Она показала на одну из них. Та стала синей, потом красной, потом зеленой, потом перевернулась на спину, завертелась и, в конце концов, превратилась в камень. Затем она снова сделалась жабой, и цикл пошел по новой.

Спасибо, нет, сказал Брат Захария.

Он уже повернулся уходить, когда женщина заговорила снова.

– Он ждет тебя.

Кто это, он?

– Тот, ради встречи с которым ты сюда пришел.

Уже много месяцев он медленно, через серии контактов в мире фейри пытался выследить пропавших Эрондейлов, о которых узнал на карнавале в Теннеси. Вообще-то сегодня он ни с кем не собирался встречаться – кучка осведомителей обеспечивала его информацией по мере ее поступления. Но на сей раз кто-то вышел на него сам. А раз так…

Благодарю, вежливо сказал он. Куда мне идти?

– На Королевскую голову, – отвечала она с широкой улыбкой.

Зубки у ведьмы были мелкие и заостренные.

Брат Захария кивнул. Королевской головой именовался ближайший к рынку переулок – отпрыск Боро-хай-стрит, имевший форм подковы. Попадали туда через арку между домами. Уже на подходе он услышал над головой рев самолета и свист сброшенного смертельного груза.

Делать в такой ситуации все равно нечего, кроме как идти, куда шел. Брат Захари ступил под арку; эхо его шагов заметалось меж стен в царившей здесь тишине – если ее можно было назвать тишиной. Через несколько ярдов он остановился.

Я здесь, сообщил он темноте.

– Сумеречный охотник, – ответила та.

Из-за угла в конце проулка показалась тень. Это был фейри, и не какой-нибудь, а явно из Двора. Необычайно высокий и почти человек обликом, если бы не крылья – коричнево-белые и широко раскинутые, почти касающиеся противоположных стен.

Я так понимаю, ты желал говорить со мной, вежливо осведомился Брат Захария.

Фейри подошел поближе. Верхнюю часть его лица покрывала медная маска, изображавшая сокола.

– Ты вмешиваешься, – сообщил фейри.

Во что именно, уточнил Брат Захария?

Он не попятился, но посох обхватил покрепче.

– В то, что тебя не касается.

Я собираю информацию о семействе Сумеречных охотников. И это меня очень даже касается.

– Ты пришел к моим братьям. Ты спрашивал фей.

Это была чистая правда. Со встречи с Белиалом на ярмарке в Теннеси Брат Захария перебрал уже много ниточек в мире фейри. В конце концов, потомок Эрондейлов прижил дитя от жены-феи. Они сбежали, не успел он тогда их узнать, – но не его они боялись. И какая бы опасность ни угрожала потерянным Эрондейлам, ясно было одно: она исходит от фейри.

– Что тебе известно? – спросил его крылатый собеседник, делая еще шаг вперед.

Я бы посоветовал тебе не приближаться.

– Ты понятия не имеешь, в какую опасность впутался. Это дела фейри. Прекрати лезть в то, что касается наших земель и только их одних.

Повторяю, терпеливо пояснил Брат Захария, очень крепко держа посох, я спрашиваю о Сумеречных охотниках, и потому это мое дело.

– Тогда пеняй на себя.

В руке фейри полыхнул клинок. Он замахнулся, но монах мгновенно упал, перекатился, вскочил и ударом посоха выбил из руки нападавшего меч.

Свист в воздухе смолк. Бомбы были прямо над ними.

И тут они начали падать. Три лязгнули о брусчатку у выхода из арки и принялись плеваться фосфоресцентным пламенем. Это на мгновение отвлекло фейри, и Захария, воспользовавшись случаем, кинулся в противоположный конец подковы и дальше на улицу. Продолжать битву у него не было никакого желания – не хватало еще только проблем между Безмолвным Братством и фейри. Непонятно, с чего это его визави вдруг ринулся в бой… остается надеяться, что он мирно вернется туда, откуда пришел. Выскользнув на Боро-хай-стрит, он совсем уже было пустился прочь, уворачиваясь от падающих цилиндров, но тут противник снова оказался прямо за ним. Захария стремительно развернулся с посохом наизготовку.

Я не стану ссориться с тобой. Давай просто разойдемся каждый своей дорогой.

Под маской сокола заскрежетали зубы. Фейский меч рубанул воздух, разорвав монаху плащ. Захария отпрыгнул, повернулся, посох прошел колесом, чтобы снова выбить меч. Канистры падали все ближе и ближе, плюясь огнем. Никто из сражающихся даже не пытался уклониться.

Брат Захария старался не ранить фейри – только блокировать его атаки. Цель его поисков должна оставаться тайной… но противник наступал со все нарастающей силой. Меч ударил снизу вверх, намереваясь пронзить монаху горло, – и выбитый, наконец, из рук фейри, полетел, кувыркаясь, через улицу.

Давай на этом закончим. Назовем это честной победой. Уходи.

Фейри совсем запыхался. Из раны на голове текла кровь.

– Как пожелаешь, – молвил он. – Но я тебя предупредил.

Он отвернулся. Всего на секунду Брат Захария ослабил руку на посохе – но ее вполне хватило. Враг уже летел на него с коротким клинком в руке, метя в сердце. Со всей доступной Безмолвным Братьям скоростью Захария уклонился, но, увы, недостаточно быстро. Лезвие глубоко вошло в плечо и вышло с другой стороны.

Вот это боль! Рана немедленно начала шипеть, словно кислота растворяла его плоть. Боль и онемение потекли вниз по руке; пальцы разжались, посох упал наземь. Брат Захария, шатаясь, отступил. Фейри выдернул меч и сделал шаг вперед.

– Это последний раз, когда ты встал фейри поперек пути, григорей, – процедил он. – Наш народ – это наш народ, и наши враги – только наши. Твоими они никогда не будут!

Зажигательные бомбы уже сыпались вокруг них, громко клацая о тротуар и мостовую, сверкая фосфором, облизывая языками пламени окрестные дома. Захария попытался двинуться прочь, но силы его иссякали. Бежать он уже не мог – разве что пьяно ковылять. Это не какая-нибудь там обычная рана – яд уже тек по жилам, затоплял его тело. Фейри шагал к нему – спасения не было.

Нет. Сначала повидать Тессу еще хотя бы раз.

Он опустил взгляд: одна из упавших с неба зажигалок крутилась под ногами, так и не сдетонировав.

Собрав остатки сил, Брат Захария подхватил канистру и размахнулся. Мелкие бомбы продолжали рваться вокруг. Несколько упали совсем рядом.

Канистра преодолела разделявшее их расстояние и ударила фейри в грудь. Она треснула, развалилась, и он закричал, когда заключенное внутри железо вырвалось на свободу. Захария упал на колени. Вспыхнуло железное пламя.

* * *

Больница бурлила.

Верхние этажи Сент-Барта считались слишком опасными, и поэтому их не использовали. Деятельность кипела на нижних уровнях и в подвале. Доктора и сестры сбивались с ног, стараясь помочь всем раненым и недужным. Внутрь несли пожарных, измазанных сажей, жадно хватающих воздух. Помимо пострадавших от налетов – ожоги, обвалы, порезы от битого стекла, ушибы от обломков – нормальная лондонская жизнь шла своим чередом: горожане болели, рожали детей, становились жертвами несчастных случаев. Просто война эти случаи умножала. В темноте люди падали, налетали на предметы, от бомбежек у них случались сердечные приступы. Слишком многим сейчас нужна была помощь.

Катарина и Тесса сломя голову носились из одного конца больницы в другой, принимая раненых, поднося материалы, таская тазы с кровавой водой, накладывая и снимая повязки. Тесса была Сумеречной охотницей и без труда справлялась с самыми жуткими сторонами работы. Сколько ни старайся сохранить фартук чистым, уже через пару минут все равно будешь по уши в крови и глубоко въевшейся грязи. Никакое мытье ее не брало. Бывало, только руки отскребешь, а уже несут следующего пациента, и ты снова вся перепачкана. Посреди всего этого сестры каким-то чудом умудрялись сохранять уверенную безмятежность. Двигаться быстро, но не поспешно; говорить громко, когда нужна помощь, но никогда не кричать.

Тесса заняла пост у дверей, координируя санитаров, которые десятками несли внутрь новых пострадавших. Сейчас конвейером шли пожарные – некоторые на своих двоих, другие на носилках.

– Вон туда, – распорядилась Тесса, когда стали поступать обожженные. – Вам к сестре Лосс.

– У меня тут один вас спрашивает, сестра, – сообщил санитар, ставя на пол носилки с кем-то, плотно завернутым в серое одеяло.

– Уже иду, – Тесса поспешила к нему и наклонилась; одеяло частично закрывало лицо лежащего.

– Все хорошо, – заговорила Тесса, берясь за край. – Все уже в порядке. Вы в больнице Сент-Барт и сейчас…

Она не сразу поняла, что видит. Не все отметины на нем были от ран… само лицо, в пятнах гари и потеках крови, было ей знакомей своего собственного.

Тесса.

Эхо голоса у нее в голове было подобно воспоминанию о колокольном звоне.

Говоривший обмяк.

– Джем!

Этого просто не могло быть. Она схватила его за руку, надеясь, что спит и видит сон – что война, наконец, надломила ее чувство реальности. Но худая, покрытая шрамами рука в ее ладонях была так знакома, даже бесчувственная и лишенная сил. Это был Джем, ее Джем, облаченный в мантию Безмолвного Брата цвета старых костей. Знак на шее пульсировал в такт с бешено бьющимся сердцем; кожа горела у нее под пальцами.

– Бедняга совсем плох, – сказал санитар. – Я пойду, приведу доктора.

– Нет, – быстро возразила Тесса. – Я сама им займусь.

Джем был защищен гламором, но отправлять его на обследование все равно нельзя. Ни один доктор-простец ничего не сможет сделать с его ранами, зато руны, шрамы и даже сама кровь потрясут ни в чем не повинный персонал до глубины души.

Тесса разорвала пергаментную рясу и уже через миг обнаружила очаг поражения – обширную сквозную рану плеча, черную, с осеребренным краем. Одежда пропиталась кровью до самого пояса. Тесса быстро оглядела холл. Так много народу, Катарины как назло нигде не видно, и кричать запрещено.

– Джем, – прошептала она ему в самое ухо. – Я здесь, с тобой. Я иду за помощью.

Она как можно спокойнее встала и устремилась сквозь хаос прочь. Сердце билось так часто, словно хотело взобраться по горлу и выскочить изо рта – скорее, на свободу!

Катарина работала с обожженным, наложив руки на раны. Только Тессе было видно снежно-белое сияние, разгоравшееся под одеялом.

– Сестра Лосс, – сказала она очень спокойным голосом. – Вы нужны мне немедленно.

– Минуточку.

– Дело не терпит отлагательств.

Катарина оглянулась через плечо. Сияние угасло.

– Через секунду вам станет лучше, – сказала она пациенту. – Одна из сестер скоро к вам подойдет.

– Мне уже лучше, – с удивлением сказал мужчина, ощупывая свою руку.

Тесса бегом потащила Катарину к Джему. Видя напряженное лицо подруги, лишних вопросов та задавать не стала.

Склонившись над раненым, Катарина оттянула одеяло и тут же подняла глаза на Тессу.

– Сумеречный охотник? – тихо проговорила она. – Здесь?

– Быстрее, – ответила Тесса. – Помоги мне его перенести.

Взявшись вдвоем за носилки, они потащили Джема по коридору. Где-то поблизости ухнул взрыв. Здание задрожало под ударной волной. Лампы качнулись и на мгновение погасли; кругом раздались испуганные крики. Тесса замерла, где стояла, уговаривая себя, что потолок не рухнет им на голову и не похоронит заживо. Через секунду освещение включилось, и суматоха возобновилась.

– Скорее.

Маленькой комнаткой в конце коридора сестры пользовались, чтобы вздремнуть или выпить чашку чаю, – или когда не могли на ночь вернуться домой из-за бомбежки. Носилки Джема они осторожно опустили на койку возле стены. Джем лежал тихо, лицо его было неподвижно, дыхание – неровно. Вся краска сбежала с его кожи.

– Подержи-ка свет, – скомандовала Катарина. – Мне надо его осмотреть.

Тесса вынула из кармана колдовской огонек. Они были надежнее обычных фонариков, но пользоваться таким можно, только когда никого рядом нет. Взяв ножницы, Катарина проворно срезала верх туники и открыла рану. Все вены на груди и плече Джема уже почернели.

– Что это такое? – голос Тессы дрожал. – Выглядит очень плохо.

– Давненько я такого не видела, – сказала Катарина. – Думаю, это катаплазм.

– И что это?

– Ничего хорошего. Погоди, не торопи меня.

«Да она с ума сошла!» – пронеслось в голове у Тессы. Погодить? Откуда тут взяться терпению, когда это Джем! Джем, а не какой-нибудь безымянный пациент под серым одеялом.

Но ведь каждый безымянный пациент кому-то родной… Она заставила себя дышать глубже.

– Возьми его за руку, – сказала Катарина. – Так у нас лучше получится. Думай о нем, о том, кто он тебе. Дай ему свою силу.

Тесса раньше уже немножко практиковала магию чародеев, хотя далеко не продвинулась. Она взяла тонкую руку Джема в свои, переплела пальцы с его – пальцами скрипача – вспоминая, с какой нежностью он играл. Как сочинял для нее… Его слова снова эхом зазвучали у нее в сердце.

В Китае близких друзей называют «чжи инь», но буквально это выражение означает «понимание музыки». Когда я играл, ты видела то, что видел я. Ты понимаешь мою музыку.

Тесса почувствовала запах жженого сахара… Горячие губы Джема на ее устах… Ковер под ними… Его руки прижимали ее к груди. Мой Джем…

Его тело ударилось о носилки, спина выгнулась. Он ахнул, хватанул ртом воздух, и от этого звука по всему телу Тессы пробежала дрожь. Он так долго молчал…

– Ты нас слышишь? – спросила Катарина.

Да… слышу… прерывисто ответил он в голове у Тессы.

– Тебе нужны Безмолвные Братья.

Я не могу пойти к Братьям с этим.

– Если не пойдешь к ним, ты умрешь, – предупредила Катарина.

Слова молотом ударили Тессу.

Я не могу отправиться в Город Костей вот таким. Я пришел к вам, надеясь на помощь.

– Для гордости сейчас не время, – сурово оборвала Катарина.

Это не гордость, ответил Джем. Тесса поняла, что он говорит правду. Джем самый негордый человек из всех, кого она знала.

– Джем! – взмолилась Тесса. – Тебе нужно к ним!

– Это Джем Карстерс? – округлила глаза Катарина.

Конечно, она знала, как зовут парабатая Уилла Эрондейла, хотя и никогда его не встречала. Она не понимала, что произошло между Тессой и Джемом, не знала, что они были обручены и собирались пожениться… что еще до Тессы и Уилла были Тесса и Джем. Ее подруга молчала обо всем этом из-за Уилла… а теперь – из-за того, что Уилла больше нет.

Я пришел сюда, потому что больше мне идти некуда, сказал Джем. Сказав братьям правду, я поставлю под удар другую жизнь, не мою. Я не могу этого сделать и не сделаю.

Тесса устремила на Катарину отчаянный взгляд.

– Он действительно не может, – сказала она. – Он никогда не просит помощи, если это может повредить кому-то еще. Катарина… ему нельзя умереть. Не дай ему умереть!

Катарина со свистом втянула воздух сквозь зубы и, приоткрыв дверь, выглянула наружу.

– Его придется доставить к нам домой, – сказала она. – Я не могу работать с ним здесь. У меня нет всего необходимого. Принеси наши плащи. Нам надо поторапливаться.

Тесса схватилась за носилки. Легко сказать, да нелегко сделать. Они были медицинскими сестрами, они отвечали за толпы раненых, которые будут поступать всю ночь. Город бомбили. Город горел. Добраться в таких условиях домой будет нелегко.

Но другого выбора у них нет.

* * *

Город, в который они вышли, был уже совсем не тот, что несколько часов назад. Раскаленный воздух обжигал легкие. Небо стояло оранжевой стеной, и на его фоне черным барельефом высился Святой Павел. Картина ужасала, но вместе с тем была странно прекрасна, словно сновидение Блейка – поэта, которого так любил сын Тессы, Джеймс.

Крыла какие смелого взнесут? Что за рука схватить дерзнет за пламень?

Но сейчас не время думать про горящий Лондон. У больницы стояло две скорых помощи; рядом с одной из них курил и болтал с пожарным шофер.

– Чарли! – позвала Катарина.

Тот отшвырнул окурок и бегом подбежал к ним.

– Нам нужна помощь. У этого человека инфекция. В палате его держать нельзя.

– Отвезем его в Сент-Томас, сестра? Трудная будет дорожка, тут почти все улицы горят.

– Так далеко его транспортировать нельзя, – сказала Катарина. – Но убрать отсюда надо быстро. Наша квартира тут, рядом, на Фаррингтон-стрит. На первое время сойдет.

– Хорошо, сестра. Давайте-ка загрузим его в машину.

Он открыл задние двери и помог им устроить Джема внутри.

– Я сейчас вернусь, – сказала Катарина. – Надо только взять кое-какие лекарства.

И она скрылась в дверях больницы. Тесса забралась в машину, к Джему; Чарли сел за руль.

– Нечасто приходится возить пациентов к сестрам на квартиру, – поделился он. – Но против рожна-то не попрешь. Сестра Лосс всегда о них так заботится. Когда моя Мэйбл разрешалась вторым, у нее совсем жуткое дежурство выдалось. Я ужо думал, обоих потеряю. Так она их спасла! Ежели б не она, не было у меня ни Мэйбл, ни пацана моего, Эдди. Так что ради сестры Лосс – все, что ни скажете.

Тесса много слышала таких историй. Катарина была чародейкой и человеческой медсестрой с более чем столетним опытом работы. Она ходила за ранеными и в прошлую Мировую войну. К ней вечно подходили старые солдаты со словами, что вы, мол, один в один та сестричка, что вытащила меня с того света на последней войне… Эх, да только как такое возможно – оно ж было, почитай, двадцать лет тому назад, а вы такая молоденькая. Ее запоминали благодаря темной коже. Никто не видел синей женщины с белыми волосами – только медсестру родом из Западных Индий. Да, какие-то предрассудки все равно оставались, но всякому было ясно: Катарина не только хорошая сестра – она самая лучшая во всем Лондоне. Тем, кого она лечила, можно сказать, улыбалась судьба. Даже самый законченный ханжа все равно хотел жить, и Катарина принимала всех, кто к ней попадал, безо всякого разбора. Каждого спасти она не могла, но всегда находилось несколько везунчиков, хотя бы по одному в день, кто выживал там, где выжить было решительно нельзя, – а все потому, что рядом оказалась сестра Лосс. Некоторые даже звали ее Ангелом Сент-Барта.

Джем пошевелился и тихонько застонал.

– Не волнуйся, парень, – бросил ему через плечо Чарли. – Эти две – лучшие сестры во всем городе. В лучшие руки и попасть нельзя.

Джем попробовал улыбнуться в ответ на это, но закашлялся – дурным булькающим кашлем, со струйкой крови из угла рта. Тесса вытерла ее краем плаща и наклонилась поближе к нему.

– Давай-ка держись, Джеймс Карстерс, – сказала она нарочито храбрым голосом, беря его за руку.

Она уже совсем забыла как это здорово – держать его руку, эту длинную, изящную кисть, умевшую извлекать из скрипки столь чудесные звуки.

– Джем, – прошептала она ему в ухо. – Ты должен жить. Должен и все. Уиллу. И мне.

Пальцы Джема сжались.

Катарина примчалась из госпиталя с маленькой холщовой сумкой, запрыгнула в машину, хлопнула дверьми и отвесила Тессе шлепок по спине.

– Двигай, Чарли, – скомандовала она.

Тот включил зажигание, и машина сорвалась с места. Вверху снова послышалось пение «Люфтваффе» – словно гудение армии пчел. Катарина немедленно занялась Джемом и передала Тессе моток бинта – раскрутить. Скорая прыгала по мостовой, и Джема то и дело подбрасывало на носилках. Тесса удерживала его собственным телом.

– Катарина, – негромко спросила она, – так что это такое? Что с ним случилось?

– С виду похоже на катаплазм, – так же тихо ответила та. – Редкий концентрат белладонны с добавкой демонского яда. Пока я не раздобуду противоядие, наша задача – не дать отраве распространиться по кровеносной системе или хотя бы замедлить процесс. Мы поставим несколько блокад и перекроем кровоток.

Это звучало крайне опасно. Туго перевязывая конечности, рискуешь их потерять. Но Катарина знала, что делает.

– Это будет неприятно, – сообщила она Джему, разматывая рулон бинта, – зато поможет. Подержи-ка его.

Тесса еще чуть сильнее налегла на Джема, а Катарина принялась накладывать давящую повязку на раненую руку и плечо. Она завязала узел, потом взялась за концы и затянула еще сильнее. Джем попытался выгнуться под весом Тессы.

– Все хорошо, Джем. Все в порядке, – зашептала она. – Мы тут, с тобой. Я тут – это я, Тесса.

Тесса, безмолвно произнес он. Слово прозвучало вопросом.

Он заизвивался в крепких руках Катарины, затягивавшей повязку на плече. Простец бы такого обращения не выдержал – да и Джем был уже на пределе сил. По лицу его градом катился пот.

– Сейчас поедем жестко, сестрички, – подал голос с водительского места Чарли. – Эти сволочи пытаются спалить Святого Павла. Я пойду вкругаля, дальней дорогой – тут уже все горит.

Он не преувеличивал. Впереди, на ровном оранжевом фоне выделялись угольно-черные силуэты пылающих зданий. Огонь подымался так высоко, словно это солнце вставало из земли, таща на хвосте светлый день. Машина будто таранила сплошную стену жара. Ветер напирал, огонь сталкивался с огнем, превращая озера зноя в горы и бастионы. Воздух мерцал и жарил. Несколько раз они сворачивали в улицы, которых, казалось, больше не было на этом свете.

– Так, здесь тоже не проехать, – бросил Чарли, снова выворачивая рулевое колесо. – Попробуем по-другому.

Над головой пронзительно засвистело. На сей раз нота была другая – уже не зажигалки, а тяжелые бомбы. После поджогов настало время убивать. Чарли затормозил и вытянул шею, пытаясь понять, куда сейчас упадет снаряд. Все замерли, слушая, как затихает свист. Тишина говорила, что бомба меньше, чем в ста метрах над ними и спешит навстречу.

Секунда длилась очень долго. Потом все случилось. Взрыв прогремел в конце улицы, послав вдоль нее ударную волну и взметнув тучу щебня. Чарли снова завел мотор.

– Сволочи, – прошипел он сквозь зубы. – Чертовы гады. Вы там как, сестрички?

– С нами все в порядке, – заверила Катарина.

Обе ее руки лежали на плече Джема; вокруг бинтов разливалось тихое голубое сияние. Чтобы там ни пыталось продолжить себе путь через организм пациента, она гнала его назад.

Они только-только успели повернуть еще раз, как снова послышался свист, и снова настала тишина. Скорая встала. Рвануло справа, прямо на углу. Машину закачало, край здания слизнуло, как языком. Земля затряслась. Чарли повернул прочь.

– Здесь тоже не прорваться, – прокомментировал он. – Попробую Слоу-лейн.

Она повернули. Джем на носилках перестал шевелиться. Тесса никак не могла понять, откуда этот пульсирующий жар – из воздуха или от его тела. Обе стороны улицы здесь горели, но посередине оставался чистый коридор. Двое пожарных впереди заливали водой горящий склад. Внезапно раздался треск, и огонь начал аркой замыкаться над дорогой.

– Дьявол, – сказал Чарли. – А ну-ка, держитесь, сестры.

Скорая помощь включила обратную передачу и понеслась по улице задним ходом. Тесса услышала треск – страшный и почти веселый – и громкий звон. Через секунду кирпичное здание взлетело в воздух и осыпалось тучей огня и щебня наземь. Языки пламени прянули вверх с могучим ревом. Люди с пожарным шлангом исчезли.

– Боже всемогущий! – Чарли со скрежетом остановил машину.

Выскочив наружу, он припустил туда, где из огня, шатаясь, показались две человеческие фигуры. Катарина высунула голову в окно.

– Дом рухнул прямо на них! – воскликнула она.

Вы должны им помочь, раздался голос Джема.

Мгновение Катарина переводила взгляд с Джема на Тессу и обратно. Тессу затопил невыразимый ужас. Джема нужно было срочно доставить в безопасное место… но там, впереди, живых людей пожирало пламя.

– Я быстро, – бросила Катарина.

Тесса ответила кивком.

Оставшись в машине одна, она посмотрела на Джема.

Если ты нужна там – иди, сказал он.

– Там нужна Катарина, – возразила Тесса. – Я нужна здесь, тебе, а ты нужен мне. Я тебя не оставлю. Чтобы ни случилось, я тебя все равно не оставлю.

Стоя посреди нескольких пожаров, машина стремительно нагревалась, будто печь. Воды – охладить Джему лоб – нигде не было, так что Тесса просто обмахивала его ладонью.

Через минуту Катарина распахнула задние двери скорой. Она была с ног до головы мокрая и грязная от сажи.

– Сделала что могла, – сказала она. – Будут жить, если только доберутся до госпиталя. Чарли придется забрать машину.

Глаза ее были полны боли.

Да, сказал Джем. Набравшись откуда-то сил, он приподнялся на локтях. Вы должны вывезти их в безопасное место. Я – Сумеречный охотник, я сильнее них.

Да, он всегда был сильным. И не потому что Сумеречный охотник: его воля была свирепа, как звездный свет, прожигающий тьму. Она просто отказывалась гаснуть.

Явился Чарли, неся на плече одного из раненых пожарных. Остальные как-то тащились сами.

– С вами все будет в порядке, сестры? Может, поедете со мной назад?

– Нет, – отрезала Катарина, забираясь внутрь и помогая Тессе поднять Джема на ноги.

Тесса подперла собой раненое плечо; он поморщился. Идти он явно не мог, но решил, что все равно пойдет. Утвердить собственное тело в вертикальном положении ему удалось только чистой силой воли. Катарина поспешила поддержать его с другой стороны. Тесса постаралась принять весь вес Джема на себя. Было так странно ощущать его тело так близко после всех этих лет. Медленно они выбрались из переулка обратно, на главную улицу.

Славная ночка для прогулки, пошутил Джем, явно стараясь ее подбодрить. Он истекал потом и явно больше не мог держать голову. Ноги у него подкосились. Марионетка с обвисшими нитями.

Из-за объезда они с Чарли проскочили мимо дома, так что теперь пришлось возвращаться. Дома вокруг горели, но огонь хотя бы держался внутри. Ветер упорно пытался их испечь; Тесса была вся мокрая от пота. Ночь набухла жаром, каждый глоток воздуха обжигал горло. Примерно так она себя чувствовала, когда впервые училась менять форму: странная, изысканная боль.

Улицы становились все уже: они уже едва могли идти трое в ряд. Катарина и Тесса скребли плечами о горячие стены. Ноги Джема волоклись по земле, не в силах сделать больше ни единого шага.

Вынырнув на Флит-стрит, Тесса жадно глотнула относительно прохладного воздуха. Влага на лице мгновенно остыла.

– Сюда, – Катарина потащила их к скамейке. – Давай-ка уложим его ненадолго.

Они осторожно опустили Джема на пустую скамью. Он был весь скользкий от пота; рана промокла и проступила через одежду. Катарина открыла ворот, чтобы хоть немного его охладить. Глазам Тессы предстали руны Безмолвного Братства на коже и бьющиеся на горле жилы.

– Не знаю, как далеко мы сумеем его увести в таком состоянии, – сказала Катарина. – Ему слишком тяжело.

В лежачем положении конечности Джема начали корчиться и подергиваться – это яд снова тронулся в путь по организму. Катарина опять взялась за работу и наложила руки на рану. Тесса оглядела улицу.

Огромная тень двигалась к ним, смутно глядя вперед из-под тяжелых век. Автобус. Громадный красный двухпалубный лондонский автобус крался сквозь ночь, потому что ничто не может остановить лондонский общественный транспорт – даже война. Они были далеко от остановки, но Тесса выскочила на середину проезжей части и замахала руками. Водитель остановился и открыл дверь.

– Сестры, с вами все в порядке? Ваш друг не слишком хорошо выглядит.

– Он ранен, – пояснила Катарина.

– Так забирайтесь скорее внутрь!

Таща Джема между собой, они залезли в автобус, и водитель закрыл за ними дверь.

– Лучшая лондонская частная скорая к вашим услугам. Куда поедем? В Сент-Бартс?

– Мы как раз оттуда. Госпиталь переполнен. Везем пациента домой, лечить. Нам надо очень быстро.

– Тогда давайте адрес, сестрички, туда мы и поедем.

Перекрикивая новый, более далекий взрыв, Катарина сообщила ему адрес, и они подтащили Джема к сиденью. Сидеть прямо он явно не мог и вообще потратил слишком много сил, пытаясь идти. Устроив его в просторном проходе между креслами, на полу, женщины сели по обе стороны. Джем слабо улыбнулся.

Только в Лондоне, проговорил он, автобусы ходят по маршруту во время бомбежки.

– Сохраняй спокойствие и живи дальше, – заметила Катарина, щупая его пульс. – Так-то лучше. Не успеешь оглянуться, как мы будем дома.

Судя по тому, что говорила она все веселее и веселее, дело было совсем худо – и становилось хуже на глазах.

Поставить рекорд скорости автобус вряд ли бы смог – он все-таки был лондонский автобус, глухой ночью, в затемнение и во время авиа-налета – но все же мчался быстрее любого другого на ее памяти. Относительно его безопасности никаких иллюзий Тесса не питала: она сама видела, как один такой кувыркался по улице после прямого попадания бомбы и валялся потом, как опрокинутый на спину слон. Но они ехали вперед, и Джем лежал рядом на полу с закрытыми глазами. За окном проносились рекламные плакаты на стенах: счастливые люди наслаждались соусом «Бисто», а рядом белели объявления, призывавшие эвакуировать детей из столицы ради из безопасности.

Нет, Лондон не сдастся, и Тесса тоже.

* * *

Дома им еще раз повезло. Тесса с Катариной жили на верхнем этаже маленького домика. Все их соседи, судя по всему, отправились в бомбоубежище, дом стоял пустой, и любоваться, как они тащат вверх по лестнице окровавленного мужчину, было некому.

– Ванная, – распорядилась Катарина, опуская Джема на пол на темной лестничной площадке. – Наполни ванну доверху. Холодной водой. Я принесу все необходимое.

Тесса кинулась в общую ванную в холле, молясь, чтобы от бомбежек не пострадал водопровод. Вода хлынула из крана и облегчение вместе с нею. Ванну по нормам военного времени можно было наполнять всего на пять дюймов, о чем напоминала нарисованная вдоль всего внутреннего периметра ватерлиния. Тесса оставила нормы без внимания. Она широко распахнула окно – с противоположной от пожарищ стороны тек прохладный воздух – и поспешила обратно, в холл. Катарина уже стащила с Джема тунику, открыв грудь. Бинты валялись на полу, рана зияла, страшная и яростная, – чернота снова ползла по венам.

– Берись с другой стороны.

Вместе они подняли Джема. Он мертвым весом висел у них на руках, пока они волокли его через холл и осторожно укладывали в ванну. Катарина устроила его так, чтобы раненая рука свисала через бортик наружу, потом полезла в карман фартука и достала два флакона. Один она опорожнила в ванну, и вода стала бледно-голубой. Спрашивать Катарину, выживет ли Джем, Тесса не решилась. Выживет. Потому что они обе сделают для этого все возможное. К тому же если тебя действительно волнует ответ, такого рода вопросы обычно стараешься не задавать.

– Продолжай его обтирать, – сказала Катарина. – Надо, чтобы температура оставалась низкой.

Тесса встала на колени, погрузила губку в ванну и смочила голову и грудь Джема синеватой водой. Та пахла странной смесью серы и жасмина и как будто бы правда понижала температуру тела. Катарина растерла ладонями содержимое второго фиала и принялась работать с раной, словно загоняя растекающуюся черноту по руке и плечу обратно к тому месту, где она вошла в тело. Голова у Джема запрокинулась, дыхание оставалось тяжелым и хриплым. Тесса держала губку на его лбу, тихо что-то приговаривая.

Так прошел час. Вскоре Тесса уже и думать забыла про грохот рвущихся бомб, про дым, про летящий по воздуху горящий мусор. Весь ее мир сошелся клином: только вода и губка, кожа Джема, его искаженное болью лицо, неподвижность и безмолвие. Обе женщины уже промокли насквозь; вокруг на полу лужами стояла вода.

Уилл, сказал вдруг Джем, и его голос в голове у Тессы прозвучал так, словно он заблудился, но продолжает искать дорогу. Уилл, это ты?

Он улыбнулся в никуда. Тесса с трудом проглотила ком в горле. Если он сейчас видит Уилла, пусть будет так. Возможно, тот и правда здесь – пришел на помощь своему парабатаю.

Уилл, подумала она, если ты с нами, помоги. Ты должен помочь. Я не могу потерять и его тоже. Вместе мы его спасем.

Возможно, ей это всего лишь показалось, но теперь что-то словно водило ее рукой. Она почувствовала себя сильнее.

Джем внезапно забился в воде и наполовину поднялся из ванны, изогнувшись спиной так, как людям вообще-то недоступно. Голова его ушла под воду.

– Держи его! – вскрикнула Катарина. – Не дай ему причинить себе вред! Это сейчас самое худшее.

Вдвоем – и с помощью той силы, что пришла на помощь Тессе, чем бы она там ни была – они схватили Джема, который принялся кричать и извиваться. Он был весь мокрый, и им пришлось обвиться вокруг него, чтобы не дать размахивать руками и ногами и биться головой о кафель. Катарину ему удалось сбросить; она полетела на пол и врезалась в стену, но быстро вскочила и снова крепко обняла руками. Вопли Джема вплетались в хаос ночи, словно той было мало воды повсюду и текущего в окно дыма с улицы. Джем молил дать ему инь-фэнь и дрался так отчаянно, что Тессу швырнуло спиной о раковину.

А потом все это прекратилось, и он недвижно рухнул обратно в ванну. Казалось, жизнь покинула его. Тесса подползла по мокрому полу к ванне и протянула к нему руку.

– Джем? Катарина…

– Он жив, – ответила та, с трудом переводя дух и держа пальцы у него на запястье. – Мы сделали все что могли. Давай-ка дотащим его до кровати. Скоро все станет ясно.

* * *

Отбой воздушной тревоги прозвучал над Лондоном сразу после одиннадцати. «Люфтваффе» вернулись домой, бомбардировка на несколько часов прекратилась, но пожары только усилились. Ветер питал и разносил огонь. Воздух прогорк от горящей сажи и летучих ошметков мусора. Лондон мерцал заревом.

Они перетащили Джема в маленькую спальню. Остатки мокрой одежды надо было снять. Тесса на своем веку уже одела и раздела бесчестное количество мужчин, а Джему как Безмолвному Брату приватность не полагалась по чину. Возможно, ей надо было провести эту процедуру со спокойным профессионализмом медсестры… но оставаться с ним медсестрой она не могла. Когда-то она думала, что увидит его нагим… что они оба увидят друг друга нагими в брачную ночь. Происходящее сейчас было интимно и в то же время странно – и наверняка не таким Джем представлял их с Тессой первый раз. Поэтому она оставила эту задачу настоящей медсестре – Катарине, которая и исполнила ее быстро и споро, раздев и вытерев пациента. Уложив на кровать, они завернули его во все одеяла, какие только нашлись в доме. Просушить одежду было нетрудно – достаточно вывесить ее за окно, на печной ветер пожаров. Дальше Катарина ушла в гостиную, оставив Тессу сидеть возле Джема и держать его за руку. Так странно было снова оказаться в этой картинке: женщина у постели любимого мужчины… – ждать, надеяться. Джем был – Джем. Совсем такой же, как все эти годы назад, за исключением разве что рун Безмолвного Братства. Ее Джем, мальчик со скрипкой. Время не сожрало его, как Уилла, но все равно могло забрать в любую минуту.

Тесса тронула нефритовую подвеску, спрятанную за воротником, и стала ждать. Просто сидеть и ждать, держа его за руку, прислушиваясь к реву и вою снаружи.

Я здесь, Джеймс, сказала она мысленно. Я здесь и всегда буду здесь.

Иногда – как можно реже – она выпускала его руку и шла к окну, проверить, не подобрался ли огонь слишком близко. Все кругом мерцало оранжевым светом. Пожар бесновался всего в нескольких улицах от них. Оно было странно красивым – это ужасное зарево. Город горел, и с ним столетия его истории, вместе с деревянными балками перекрытий и древними книгами.

– На этот раз они решили выжечь нас изнутри, – молвила Катарина, возникая у нее за спиной; Тесса не услышала, как она вошла. – Кольцо огня идет вокруг всего Святого Павла. Они хотят сжечь собор. И сломить наш дух.

– Значит, им не удастся, – ответила Тесса и задернула шторы.

– Может, пойдем, сделаем себе по чашке чаю? – предложила Катарина. – Некоторое время он будет спать.

– Нет, я хочу быть здесь, когда он проснется.

Катарина вгляделась в ее лицо.

– Он очень много значит для тебя, – заключила она.

– Джем… Брат Захария и я всегда были близки.

– Ты любишь его, – просто сказала Катарина, и это был совсем не вопрос.

Тесса сжала в кулаке край занавески. Несколько мгновений прошло в молчании. Потом Катарина утешительно погладила подругу по руке.

– Я все-таки сделаю чай. И даже оставлю тебе последнее печенье в коробке.

Печенье?

Тесса стремительно обернулась. Джем сидел в постели. Обе женщины подбежали к нему. Катарина принялась проверять пульс, состояние кожи; Тесса видела только лицо – это дорогое, знакомое лицо. Джем вернулся. Он был здесь.

Ее Джем.

– Рана исцеляется, – сказала Катарина. – Тебе надо сохранять покой, но жить ты точно будешь. Хотя спасся буквально чудом.

Именно за этим я и пришел к лучшим сестрам Лондона, сказал Джем.

– Может, объяснишь, как ты заработал эту рану? – предложила она. – Я такие уже встречала. Почему на тебя напали с оружием фейри?

Я искал информацию, сказал Джем, пытаясь сесть повыше и морщась от боли. Мои изыскания не вызвали у них понимания.

– Да уж, раз на тебя напали с катаплазмом. Это оружие не ранит – оно убивает. И обычно выжить после такой атаки нельзя. Твои руны Безмолвного Братства обеспечили кое-какую защиту, но…

Но? – с любопытством повторил Джем.

– Я не верила, что ты переживешь эту ночь, – просто сказала Катарина.

Тесса заморгала. Она знала, что дело очень серьезное, но слова Катарины ударили ее почти физически.

– Впредь тебе лучше бы избегать таких ран, – заметила Катарина, снова укрывая его одеялом. – Пойду, займусь чаем.

И она тихо вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Оставив Тессу и Джема вдвоем в темноте.

Налет, кажется, был хуже всех предыдущих, промолвил после долгого молчания Джем. Иногда я думаю, что простецы самостоятельно причиняют друг другу куда больше вреда, чем сумел бы любой демон.

Волна чувств прокатилась по Тессе. Все, что накопила сегодняшняя ночь, внезапно вырвалось на поверхность; она уронила голову на край кровати и разрыдалась. Джем сел, притянул ее к себе, и она положила голову к нему на грудь – уже такую теплую. Сердце в ней билось ровно и сильно.

– Ты же мог умереть, – глухо проговорила она. – Я могла потерять и тебя тоже.

Тесса, сказал он, Тесса, это я. Я с тобой. Я никуда не делся.

– Джем. Где же ты был? Столько времени прошло…

Она взяла себя в руки и вытерла глаза. «С тех пор, как умер Уилл», – она выговорить так и не смогла. С того дня, как она сидела вот так же, на краю его кровати, а он медленно отплывал в сон, чтобы больше никогда не проснуться. Джем тогда тоже был рядом, но в последние три года она видела его все меньше и меньше. Они все еще встречались на мосту Блэкфрайерз, но в остальном он был далеко… очень далеко.

Я думал, что будет лучше держаться от тебя подальше. Я Безмолвный Брат, сказал он, и голос его у нее в голове звучал тихо и очень спокойно. Теперь я бесполезен для тебя.

– Что такое ты говоришь? – беспомощно вопросила Тесса. – Мне всегда лучше быть с тобой.

Теперь я то, что я есть, и не могу даже утешить тебя.

– Если не можешь ты, – ответила она, – значит, в мире больше некому это сделать.

Она всегда это знала. Магнус и Катарина пытались деликатно поговорить с ней о любви и бессмертии, о вечной жизни и о других любовях, но переживи она даже само солнце, в мире все равно не будет для нее никого, кроме Уилла и Джеймса, душ-близнецов, единственных, кого она когда-либо любила.

Не знаю, какое утешение может принести тварь вроде меня, сказал Джем. Если бы я своей смертью мог купить ему жизнь, я бы умер, но его больше нет, и с его утратой мир для меня перестал существовать. Я сражаюсь за каждую доступную мне каплю чувств, но не могу видеть тебя одинокой, Тесса, и не желать при этом быть с тобой. Я уже не то, чем был. И я не хочу причинять тебе еще больше боли.

– Мир, кажется, совсем сошел с ума, – в глазах у нее вскипели жгучие слезы. – Уилл ушел, ты тоже ушел, или так я, по крайней мере, долго думала. И все же сегодня я поняла: я все еще могу тебя потерять, Джем. Я могу потерять надежду, крошечную ниточку надежды на то, что когда-нибудь…

Слова повисли в воздухе. Слова, которых они никогда не говорили друг другу вслух – ни до смерти Уилла, ни после нее. Она взяла частичку сердца, которая бешено, неистово любила Джема, и заперла ее в шкатулку, на замок. Она любила Уилла, а Джем был ее лучшим другом, и они никогда, ни словом не обмолвились между собой о том, что могло бы случиться, если бы он перестал быть Безмолвным Братом, если бы проклятие этой ледяной судьбы как-то удалось снять… если бы закончилось его молчание и он бы снова стал человеком, способным жить, дышать, чувствовать. Что тогда? Что они стали бы делать?

Я знаю, о чем ты думаешь. Его голос у нее в голове был мягок, а кожа под ее пальцами – так тепла. Она знала, что это лихорадка, но предпочла думать о другом. Она вгляделась в его лицо, с глазами, навек запечатанными жестокими рунами, с чертами, оставшимися в неизменности.

Я тоже думаю об этом. Что если это закончится? Что если такое возможно для нас? Наше будущее? Что мы стали бы делать?

– Я ухватилась бы за это будущее обеими руками, – твердо сказала она. – Я бы пошла за тобой куда угодно. Даже если бы земля горела под ногами, и полчища Безмолвных Братьев гнали бы нас до самого края земли, я все равно была бы счастлива – если была бы с тобой.

Она не слышала его сейчас, но чувствовала – краешек эмоциональной бури, тоску и желание, такие же отчаянные, как в тот раз, когда они упали вдвоем на ковер в музыкальном салоне и он молил ее выйти за него замуж сейчас же, этой же ночью.

Он заключил ее в объятия. Безмолвный Брат, григорей, Наблюдатель, почти не человек. И все же достаточно человечный – его худая грудь была очень горячей на ощупь, когда она смогла, наконец, запрокинуть лицо и встретить его взгляд. А дальше встретились и их губы – и его были такие мягкие, такие сладостные, что все в ней отозвалось болью. Столько лет прошло… но все было по-прежнему.

Почти по-прежнему. Я уже не то, чем был.

Почти что пламя упущенных ночей… почти звук его исполненной страсти музыки у нее в ушах…

Она обвила руками его узкие плечи и яростно приникла к Джему. Ее любви хватит на них обоих. Любая часть Джема все равно лучше, чем какой угодно другой мужчина целиком.

Его музыкальные пальцы пробежали по ее лицу, по волосам, по плечам, словно пользуясь последней возможностью запомнить то, чего никогда больше в жизни не коснутся. Даже целуя его и уговаривая себя, что такое бывает, она знала, что ошибается. Не бывает.

Тесса, сказал он. Даже когда я не вижу тебя, ты все равно так прекрасна.

И своими красивыми руками он взял ее и отодвинул от себя.

Прости, любимая. Это нехорошо и нечестно с моей стороны. Когда я с тобой, мне так хочется забыть, кем я стал, но изменить этого я не могу. У Безмолвного Брата не может быть ни любви, ни жены.

Сердце у Тессы колотилось, а кожа пылала, как пожары над Лондоном. Со времен Уилла она не ощущала такого желания, и знала, что ни к кому иному его не почувствует – только Уилл и Джем.

– Не покидай меня, – прошептала она. – Говори со мной, не замыкайся в этом безмолвии. Расскажи мне, как тебя ранили? – взмолилась она, хватая его за руку.

Он приложил ее ладонь к сердцу, молотом колотившемуся о ребра.

– Прошу, Джем, что ты делал?

Он вздохнул.

Я искал потерянных Эрондейлов, молвил он наконец.

– Потерянных Эрондейлов?!

Это была Катарина: она стояла на пороге, держа поднос с двумя чашками чаю. Посуда загремела у нее в руках; Тесса тоже чуть не подскочила. Она совсем забыла о Катарине.

Та покрепче взялась за поднос и аккуратно опустила его на прикроватный столик. Джем поднял брови.

Да, сказал Джем. Тебе что-нибудь о них известно?

Катарина все еще была бледна и слегка дрожала, что не помешало ей протянуть одну чашку Тесса, а другую – Джему, который уже был достаточно силен, чтобы самостоятельно ее держать.

– Катарина? – осторожно спросила Тесса.

– Ты слышал о Тобиасе Эрондейле?

Конечно, ответил Джем. Он покрыл себя позором. Дезертировал с поля боя, и его товарищи, Сумеречные охотники, были все убиты.

– Да, так говорят, – кивнула Катарина. – На самом деле Тобиас был во власти чар, заставивших его поверить, что его жена и еще не рожденное дитя оказались в опасности. Он бросился на помощь, страшась за их жизнь, но закон все равно нарушил. В наказание его жена была убита, но не раньше, чем я помогла ей разрешиться от бремени. Я сама наложила на нее чары, чтобы она казалась беременной в момент казни. Ее сын получил имя Эфраим.

Она вздохнула и прислонилась к стене, переплетя пальцы.

– Я увезла Эфраима в Америку и воспитала. Он не знал, кто он и откуда, и рос добрым, счастливым мальчиком. Моим мальчиком.

– Так у тебя был сын? – мягко спросила Тесса.

– Я никогда тебе не говорила, – ответила Катарина, не подымая глаз. – Хотя надо было сказать. Это… это было так давно. Такое замечательное время, хаос как будто отступил. Сражения прекратились, осталась жизнь. Мы были настоящей семьей. Только одну вещь я сделала, чтобы передать ему тайное наследие: подарила ожерелье с цаплей. Я не могла допустить, чтобы такой род Сумеречных охотников ушел в забвение. Потом он вырос, завел собственную семью, а его потомки – своих потомков. Я оставалась прежней и постепенно уходила из их жизни в тень. Ничего другого бессмертным не остается. Одним из его пра-пра… был мальчик по имени Роланд. Он стал фокусником, магом и обрел славу в Нижнем мире. Я пыталась предостеречь его против магии, но он меня не слушал. Мы с ним ужасно подрались и расстались скверно. Потом, позже, я пыталась его найти, но он исчез. Мне не удалось найти ни единого следа. Я сама оттолкнула его, когда пыталась спасти.

Нет, возразил Джем. Он не поэтому убежал. Он женился на женщине-беженке. Он скрылся, чтобы защитить ее.

Катарина изумленно посмотрела на него.

– Что?!

Некоторое время назад я был в Америке с одной Железной Сестрой. Наша цель была вернуть некое изделие из адаманта. Там мы обнаружили Сумеречный базар и при нем карнавал. Заправлял этим всем демон. Мы выступили против него и получили информацию, что есть такие потерянные Эрондейлы, что они в опасности и сейчас находятся совсем рядом с нами. Еще он сообщил, что они скрываются от врага не смертной и не демонической природы. А на базаре я встретил женщину-фейри со смертным мужчиной. И ребенком. Мужчину звали Роланд.

Тессу оглушил такой прилив информации со всех сторон одновременно, но ее захватила мысль о мужчине, который отринул свою прежнюю жизнь, чтобы бежать с любимой женщиной… легко отдал все, что имел, чтобы укрыть ее от опасности. Поступок очень в духе Эрондейла.

– Так он жив? – переспросила Катарина. – Роланд? Он на ярмарке?

Когда я наконец понял, что происходит, я попытался выследить его, но так и не нашел. Ты должна знать, что это не от тебя он бежал. Великий Демон сказал мне, что за ними гонятся и они в большой опасности. Теперь я знаю, что это правда. Фейри, с которым я вчера встречался, хотел меня убить. Те, кто ищет Эрондейлов, действительно не демоны и не люди – они фейри и во что бы то ни стало хотят сохранить какую-то тайну.

– Так значит это не я его отпугнула? – слабо проговорила Катарина. – И все это время… Роланд…

Она встряхнулась и взяла себя в руки, потом подхватила поднос и переставила его на край кровати.

– Пейте чай, – сказала она. – Я извела наше последнее пайковое молоко и печенье. Вам обоим нужно подкрепиться.

Она украдкой вытерла глаза и вышла из комнаты.

Ты обо всем этом не знала, спросил Джем?

– Она никогда мне не говорила, – покачала головой Тесса. – Столько проблем от этих ненужных секретов.

Джем отвернулся и провел пальцем по краешку чашки. Она поймала его руку. Если это все, что ей осталось, будем держаться за нее.

– Почему ты был так далеко? – спросила она. – Мы же оба оплакивали Уилла. Зачем делать это врозь?

Я – Безмолвный Брат, а Безмолвным Братьям нельзя…

Он умолк.

Тесса так сжала ему руку, что еще немного – и впору сломать.

– Ты – Джем. Мой Джем. Всегда мой Джем.

Я – Брат Захария, возразил он.

– Пусть будет так! – согласилась Тесса. – Ты – Брат Захария и мой Джем. Ты – Безмолвный Брат, но это не значит, что ты не дорог мне, как всегда был и всегда будешь. Думаешь, нас может что-нибудь разлучить? Неужели хоть кто-то из нас настолько слаб? И это после всего, что мы видели и делали? Я каждый день благодарю небеса за то, что ты жив и все еще есть где-то в этом мире. И пока ты жив, жив и Уилл.

От нее не укрылось, какое воздействие эти слова произвели на Джема. Если ты – Безмолвный Брат, это значит, что человеческой части тебя больше нет, она сожжена и развеяна… но Джем был все еще здесь.

– У нас столько времени впереди, Джем. Ты должен мне пообещать, что мы не проведем его врозь. Не уходи от меня. Сделай меня частью своего пути. Я могу помочь. Тебе нужно быть осторожнее.

Я не допущу, чтобы тебе грозила опасность, сказал он.

На это Тесса только рассмеялась – настоящим, звонким смехом.

– Опасность? – воскликнула она. – Джем, я же бессмертна. Погляди за окно. Посмотри, как горит этот город. Единственное, что меня пугает, – это остаться без тех, кого я люблю.

И наконец она ощутила пожатие его пальцев, притянувших ее руку назад.

Снаружи горел Лондон. Но внутри – по крайней мере, в это мгновение – все было как нельзя лучше.

* * *

Настало утро, холодное и серое, пахнущее не угасшими за ночь пожарами. Лондон пробудился, встряхнулся, взял ведра и метлы и принялся за ежедневные ремонтные работы. Светонепроницаемые шторы поднимались, впуская в дома утренний воздух. Люди шли на службу. Проезжали автобусы, кипели чайники, открывались магазины. Страху снова не удалось победить. Смерти, огню и войне – тоже.

Тесса уснула на заре, сидя у кровати Джема, держа его за руку, прислонившись головой к стене. Вот она вздрогнула, проснулась – и обнаружила, что постель пуста. Одеяло аккуратно застелено, одежда с подоконника пропала.

– Джем! – испуганно позвала Тесса.

Катарина спала в их крошечной гостиной, уткнувшись головой в руки, сложенные на обеденном столе.

– Он ушел! – воскликнула Тесса. – Ты видела, как он уходил?

– Нет, – ответила Катарина, протирая глаза.

Тесса вернулась в спальню и поглядела по сторонам. Неужели это был только сон? Может, она наконец сошла с ума от войны?

На прикроватном столике лежала записка. Буквы сверху гласили: «Т Е С С А».

Она схватила ее и развернула.

Моя Тесса

Мы не расстанемся. Там где ты, буду и я. Там, где мы, будет Уилл.

Что бы ни было дальше, я всегда останусь

твоим Джемом

* * *

Брат Захария шел через Лондон. Ночной город был сер, от зданий остались лишь руины былой красоты и величия – только кости… кости и пепел. Возможно, рано или поздно все города превратятся в один Безмолвный Город.

Хотя Братья и пользовались неограниченным правом доступа в его разум, что-то он все-таки мог от них скрыть. Всех его тайн они не знали – но знали достаточно. Сегодня все голоса у него в голове молчали, ошеломленные тем, что он чувствовал и что почти сделал.

Он горько стыдился того, что сказал ночью. Тесса все еще оплакивала Уилла. Они делили между собой это горе – и они любили друг друга. Она все еще любила его. Он верил ей… но она не могла чувствовать к нему то же, что чувствовала тогда, давно. Она не жила, слава Ангелу, той жизнью, которой жил он, среди безмолвия и костей, питаясь лишь воспоминаниями о любви. У нее был Уилл, и она долго любила его, а теперь Уилл ушел. Он думал, что воспользовался ее горем в своих целях. Она просто уцепилась за последнее, что оставалось знакомым в этом сошедшем с ума странном мире.

Но какой же храброй она была, его Тесса, создав себе новую жизнь взамен старой, закончившейся. Она уже однажды такое сделала – еще совсем юной девушкой, приплыв из Америки. Это давно уже стало звеном особой, сокровенной связи между ними – что они оба пересекли моря, чтобы найти себе новый дом. Новый дом, который мог бы быть у них общий, друг с другом.

Теперь он понимал, что это была всего лишь мечта, но что ему – мечты, то Тессе – реальность. Она была отважна и бессмертна. Она будет жить в этом новом мире и построит себе целую новую жизнь. Возможно, она снова полюбит – если найдет мужчину, способного сравниться с Уиллом… хотя за почти сто лет Брат Захария ни разу такого не встречал. Тесса заслуживала величайших богатств и величайшей любви, какую только можно себе вообразить.

И Тесса определенно заслуживала больше, чем существо, которое больше никогда по-настоящему не будет мужчиной, не сможет любить ее всем сердцем. И хотя он воистину любил ее всеми осколками разбитого сердца, какие у него еще оставались, – этого было недостаточно. Она заслуживала больше, чем он мог дать.

Не надо было этого делать.

И все же внутри него играла эгоистичная радость и разливалось тепло, которое он сможет унести с собой даже в смертный холод Города Костей. Она поцеловала его, она обняла его, и это было так, словно она его все еще любит. Еще одну сияющую ночь он снова держал ее в объятиях.

Тесса, Тесса, Тесса, думал он. Она никогда больше не будет принадлежать ему, но он принадлежал ей навек. И этого вполне достаточно, чтобы жить.

* * *

Вечером Катарина и Тесса шли в сторону Сент-Барта.

– Сэндвич с беконом, – сказала Катарина. – Многослойный. Такой высокий, что держать трудно. И толстый: масла много, бекон соскальзывает с хлеба. Вот это я съем первым. А ты?

Тесса в ответ только улыбнулась и посветила фонариком вниз, чтобы перешагнуть какие-то обломки. Кругом высились пустые оболочки зданий. Жженый кирпич и пепел – вот и все, что осталось от города. Но Лондон уже восставал из-под завалов, откидывал мусор, поднимал голову. Тьма ласково обнимала его; он словно бы сгрудился весь под одним одеялом, тепло обнимаясь, держа друг за друга.

– Мороженое, – сказала наконец Тесса. – С земляникой. Много, очень много земляники.

– Ого, мне это нравится, – заметила Катарина. – Я передумала, мне тоже такое.

Шедший навстречу мужчина коснулся полей шляпы.

– Добрый вечер, сестры, – сказал он. – Вы это видели?

Вверху парил собор Святого Павла, великий купол, хранивший Лондон вот уже не одну сотню лет.

– Они хотели разрушить его этой ночью, – улыбнулся он. – Но им не удалось. Нас не сломить. Доброго вечера вам, сестры. Будьте здоровы.

Он двинулся дальше, а Тесса подняла взгляд на собор. Все вокруг него погибло, но сам он устоял – невозможным, невероятным образом уцелев среди тысяч бомб. Лондон не дал ему погибнуть, и он выжил.

Тесса коснулась нефритовой подвески на шее.