Кассандра Клэр и Келли Линк. Осознавая утрату

Утром 23 октября 1936 года жители Чаттануги, штат Теннеси, пробудились и обнаружили, что дома на всех улицах оклеены плакатами. «ТОЛЬКО ОГРАНИЧЕННОЕ ВРЕМЯ, – гласили они. – МАГИЯ, МУЗЫКА И ТАИНСТВЕННЫЙ БАЗАР ЧУДЕС. ПЛАТИ, СКОЛЬКО СМОЖЕШЬ, И ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ВОЛШЕБНУЮ СТРАНУ. УЗРИ СВОИ ЗАВЕТНЫЕ ЖЕЛАНИЯ. ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ».

Кто-то шел мимо, скептически качая головой. Стояла Великая депрессия, самый пик, и сколько бы президент, мистер Франклин Делано Рузвельт, ни обещал новые рабочие места на проектах национального значения, вроде туннеля, прокладки троп и устройства стоянок в национальном парке Смоки-Маунтинс, работы все равно не хватало, времена были тяжелые, и большинству элементарно не хватало денег на развлечения и всякую милую чушь. А кому захочется лезть всю дорогу на Смотровую гору, только чтобы тебя наверху завернули обратно, потому что позволить ты себе можешь ровным счетом ничего?

Однако немало других чаттанугцев посмотрели на плакаты и подумали, что, чем черт не шутит, возможно, лучшие времена уже не за горами? Раз президент объявил Новый курс – может, и новые радости уже на подходе, ждут за ближайшим поворотом? И, конечно, не нашлось ни одного нормального ребенка, который при виде ярких картинок не возжелал бы всем сердцем того, что сулила реклама. Двадцать третье октября выпало на пятницу. В субботу по меньшей мере полгорода озарилось огнями карнавала. Горожане собирали брезенты и скатки с постелью, готовясь ночевать под звездами. Если там правда будет музыка и всякие увеселения, возможно, одним днем дело не ограничится. Утром в воскресенье чаттанугские церкви испытали серьезный дефицит прихожан. Зато ярмарка у Смотровой горы кишела народом, что твой пчелиный улей.

Самую ее верхушку местный парнишка по имени Гарнет Картер не так давно населил персонажами страны чудес. Там даже Том Большой Палец был со своим гольфом – подумать только, первое миниатюрное поле для гольфа во всех Штатах! – а кроме него довольно зловещий с виду естественный ландшафт Каменного города. Жена Гарнета, Фрида Картер, разбила тропинки между крутыми мшистыми скалами и утыкала все дикими цветами и привозной немецкой садовой скульптурой, так что за дорожками теперь надзирали гномы и прочие сказочные существа, вроде Красной Шапочки и Трех Поросят.

Богатеи приезжали сюда на выходные и катались на фуникулере, который по случаю был «самой отвесно расположенной пассажирской железной дорогой», – целая миля от Чаттануги до отеля «Смотровая гора», что на самом верху! Другое имя отеля было «Заоблачный замок», а если и в нем все комнаты оказывались заняты, что ж, оставался еще трактир «Страна чудес». Богатенькие развлекались гольфом, танцами и охотой. Для граждански озабоченных имелось историческое место Заоблачной битвы, где армия Севера на не столь уж давней памяти сумела с большими потерями разбить конфедератов. Пули и прочие останки давно минувших дней до сих пор находили по всему склону, вместе с кремневыми наконечниками для стрел, какие были в ходу у чероки. Но чероки отсюда давно прогнали, да и Гражданская война уже кончилась. Люди хорошо помнили еще одну войну, помасштабнее и поновее, и многие семьи в Чаттануге заплатили ей дань отцом или сыном. Страшные вещи люди творили друг с другом, и следы этих страшных вещей были повсюду – нужно только знать, куда смотреть.

Ну, а ежели кукурузный виски вам милее всякой там истории, на Смотровой горе найдется немало подпольных винокурен – да и кто знает, какие еще незаконные и аморальные радости сулит посещение Таинственного Базара Чудес?

Так что в ту первую субботу на карнавале толклась публика самого разного сорта – те, что с деньгами и вкусом, бок о бок с фермерскими женушками и худосочными детишками. Там были игры с призами и зверинец с трехголовой собакой и крылатой змеей, такой огромной, что каждый день ровно в полдень она глотала молодого бычка целиком. По ярмарке разгуливали скрипачи, извлекавшие из своих инструментов песни, столь грустные и сладостные, что у всякого слушателя слезы наворачивались на глаза. Была женщина, утверждавшая, что умеет говорить с мертвыми, и денег за это почему-то не просившая. Был фокусник, маг по имени Поразительный Ролли: он выращивал кизиловое деревце из зернышка прямо на сцене, а потом заставлял последовательно цвести и сбрасывать листья, словно все времена года проносились над ним в мгновение ока. Он был хорош собой, этот Ролли, за шестьдесят, но хорош: ярко-синие глаза, роскошные белые усы и снежная шевелюра с одной бежавшей насквозь черной прядью, будто сам дьявол тронул ее испачканной в саже рукой.

Там были всякие вкусности за совершенно смешные деньги или даже даром, в порядке рекламы, так что все дети объелись просто до безобразия. Как и обещалось, на базаре была куча всего интересного: удивительные люди продавали не менее удивительные вещи. Впрочем, и покупатели тоже, бывало, привлекали любопытные взгляды. Что за дальние земли такие, где у жителей хвосты крючком или огонь течет из зрачков? Один из самых популярных прилавков выставлял на продажу местную продукцию: прозрачное, как слеза, но на диво сильное средство, от которого у выпивших, по слухам, случались сны про залитые лунным светом ночные леса с бегущими волками. Владельцы киоска были личности несловоохотливые и малоулыбчивые. Зато когда все-таки улыбались, зубы у них белели прямо-таки пугающе. Они обитали высоко в горах и жизнь вели в основном замкнутую, хотя здесь на базаре, чувствовали себя вполне как дома.

Одна палатка была битком набита медсестрами, да такими хорошенькими, что им все охотно сдавали кровь. Они цедили по целой чашке, а то и по две, «на научно-исследовательские нужды», а донорам выдавали жетоны, которыми можно было расплачиваться на базаре, прямо как настоящими деньгами.

Сразу за палатками стоял указатель к зеркальному лабиринту. На доске значилось: УЗРИТЕ САМИ. МИР ИСТИННЫЙ И ЛОЖНЫЙ БОК О БОК ДРУГ С ДРУГОМ. Те, кто уходил в лабиринт, появлялись на той стороне слегка не в себе. Некоторые находили дорогу к центру и встречали там некое существо, которое делало им неоднозначное предложение. Существо все описывали по-разному. Кому-то оно являлось как маленький ребенок, другим – как старая леди в элегантном платье, а бывало что и в облике давно почившего возлюбленного. У обитателя центра была маска, и если вы честно признавались в своем заветном желании, маску надевали на вас и… в общем, правда стоит сходить и посмотреть самим. Если вам, конечно, удастся отыскать путь через лабиринт – туда, где ждут существо и маска.

К концу первого уик-энда большая часть Чаттануги уже сходила и причастилась странным чарам карнавала. Многие вернулись туда и на второй уик-энд, хотя к тому времени по городу уже поползли слухи о не вполне нормальном поведении тех, кто там побывал. Некая женщина утверждала, что замужем за самозванцем, который убил ее настоящего мужа. И от этого можно было просто-напросто отмахнуться, если бы из реки не выловили мертвое тело – абсолютного двойника ее супруга, во всех отношениях.

Потом один молодой человек вдруг ни с того ни с сего встал в церкви во время службы и заявил, что ему стоит поглядеть на любого из конгрегации, и он тотчас узнает все его сокровенные тайны. Когда он принялся там же, не сходя с места, эти тайны излагать, пастор попытался призвать его к порядку, но тот в ответ стал выкладывать, что знает о самом пасторе. Тут уже священнослужитель замолчал, потом вышел из церкви, отправился домой и перерезал себе горло.

Еще один человек каждую неделю все выигрывал и выигрывал в покер, пока однажды, напившись, не сознался, сам донельзя удивленный, что видит карты всех партнеров, как если бы они были у него в руке. Он доказал свои способности, назвав каждую во всеуслышанье, после чего был крепко поколочен своими друзьями детства и оставлен без чувств истекать кровью посреди улицы.

Семнадцатилетний юноша, только что обрученный со своей любимой, пришел с карнавала и в ту же ночь перебудил весь дом дикими криками. Он выжег себе глаза двумя раскаленными угольями, но почему – объяснить так и не смог. На самом деле он вообще больше не разговаривал, так что его несчастная невеста вынуждена была разорвать помолвку и отправилась жить к тете, в Балтимор.

Как-то вечером в сумерках в трактире «Страна чудес» объявилась красивая девушка и сказала, что она – миссис Далгрей. Это притом, что персонал лучше всех знал, что настоящая миссис Далгрей – вдова под восемьдесят, с лицом как ведро. Она останавливалась здесь каждую осень и никогда не давала чаевых, как бы хорошо ее ни обслуживали.

В окрестностях Чаттануги появлялись сообщения и о других жутких происшествиях, так что к середине недели после открытия карнавала слух о них дошел и до тех, кто постановил своим делом защищать человеческий мир от всяческих неприятностей, поползновений и козней со стороны демонов и обитателей Нижнего мира.

Естественно, что с карнавалом всегда приходят неприятности. Развлечения и проблемы – родные братья и сестры. Однако были знаки, что этот конкретный карнавал – не совсем то, чем притворяется. Во-первых, рынок диковинок – это вам не просто куча безделушек и всякого разноцветного хлама, а полноценный Сумеречный базар – причем там, где его отродясь не бывало, и ничего не подозревающие люди бродят себе беспрепятственно по рядам и трогают странные товары. И были знаки, что некий артефакт, сделанный ни много ни мало из адаманта, тоже присутствует здесь и находится в руках того, кому обладать им совершенно негоже.

Вот по этой-то причине в четверг двадцать девятого октября прямо на Смотровой площадке раскрылся портал, и оттуда выступили два человека, только что познакомившиеся друг с другом. Никто из смертных зевак, собравшихся на вершине, их не увидел.

Одной из новоприбывших была молодая женщина, еще не прошедшая полное посвящение в Железные Сестры, хотя руки ее уже были испещрены шрамами и мозолями, выдававшими того, кто работает с адамантом. Звали ее Эмилией, и это было последнее испытание, которое поставили ей сестры, прежде чем принять в свои ряды: отыскать адамант и вернуть его в Адамантовую Цитадель. У нее было улыбчивое лицо и внимательный взгляд, словно мир ей в целом нравился, но она не была уверена, что он станет вести себя наилучшим образом.

Ей сопутствовал Безмолвный Брат, на лице которого красовались рунические метки, но ни глаза, ни рот не были зашиты. Вместо этого он просто держал их закрытыми, словно добровольно выбрал удалиться в твердыню собственного «я». Он был достаточно хорош собой, чтобы, узри какая-нибудь любительница видов на площадке его лицо, ей непременно пришли бы на память сказки, где одного поцелуя достаточно, чтобы пробудить зачарованного принца к жизни. Сестра Эмилия, без помех созерцавшая Брата Захарию, решила, что он – один из красивейших мужчин, которых она встречала на своем веку. В любом случае, первый, кого она вообще встретила за довольно долгое время. И если миссия их увенчается успехом, и она возвратится в Железную Цитадель с адамантом, будет совсем неплохо, если симпатичный Брат Захария окажется и последним. Ведь нет никакого вреда в том, чтобы отдать должное красоте, посланной небом тебе навстречу.

– Неплохой вид, – сказала она.

И правда, с того места, где они стояли, можно было видеть Джорджию, Теннеси, Алабаму, Южную и Северную Каролину, а на горизонте вдобавок Вирджинию и Кентукки, раскинувшиеся, как лоскутное одеяло, там и сям пестреющее то синим, то зеленым, то какими-то мелкими крапинками – красными, оранжевыми, золотыми – в тех местах, где деревья уже начали сдаваться под напором осени.

Да, необычайный, сказал Брат Захария у нее в голове. Хотя, должен признаться, я ожидал, что Америка выглядит немного по-другому. Один человек… которого я знал, рассказывал мне про Нью-Йорк. Он… она там выросла. Мы собирались когда-нибудь отправиться туда и увидеть все те места, которые она так любила. Но мы много о чем говорили, и я знал – даже тогда – что этого, скорее всего, никогда не случится. А эта страна очень велика.

Сестре Эмилии не слишком понравилось, что кто-то вот так, запросто, разговаривает у нее в голове. Ей уже случалось встречать Безмолвных Братьев, но впервые один из них заговорил прямо у нее в сознании. Ощущение было такое, будто вдруг завалились гости, а у тебя как назло уже давно не было настроения мыть посуду и подметать пол. Что если они увидят все твои неприбранные мысли, которые обычно просто заметаются под ковер?

Ее наставница, Сестра Лора, утверждала, что хотя Безмолвные Братья легко читают мысли окружающих, их сестричество представляет собой счастливое исключение. А, с другой стороны, вдруг это тоже часть испытания? Может, Брату Захарии велено заглянуть ей в голову, чтобы убедиться: она действительно достойная кандидатка?

Сестра Эмилия напряглась и как можно громче подумала: Извините, вы сейчас слышите мои мысли? Брат Захария не ответил.

– Значит, вы впервые в Штатах? – с облегчением спросила она вслух.

Да, ответил он. И, чуть погодя, словно желая проявить вежливость, поинтересовался: А вы?

– Родилась и воспитывалась в Калифорнии, – сообщила Сестра Эмилия. – Я выросла в Конклаве Сан-Франциско.

Сан-Франциско похож вот на это? – спросил Брат Захария.

Она чуть не поперхнулась.

– Вот уж нет. Даже деревья не такие. А земля там вас то и дело потряхивает. Бывает, и кровать двигает на несколько дюймов, пока ты честно пытаешься спать. А иногда рушит целые дома – просто так, без предупреждения. Зато фрукты – лучшие, какие вы в жизни пробовали. И солнце каждый день.

Во время землетрясения 1906 года ее старший брат еще был младенцем и сидел на руках у матери. Тогда сгорело полгорода. Папа говорил, что даже демоны держались подальше от катастрофы. Мама как раз была снова беременна, и у нее случился выкидыш. Если бы этот малыш выжил, у Эмилии было бы семеро братьев. В первую свою ночь в Железной Цитадели она просыпалась каждый час – с непривычки. Слишком уж спокойно и тихо было вокруг.

Вы говорите об этой земле так, словно очень по ней скучаете.

– Я и правда скучаю, – согласилась Сестра Эмилия, – но она никогда не была мне домом. Так, полагаю, карнавал вон там, а мы тут стоим с вами и лясы точим, вместо того, чтобы делом заниматься.

* * *

Хотя его глаза, уши и рот были запечатаны магией Безмолвного Братства, Джем слышал и обонял карнавал куда лучше любого смертного: запах сахара и горячего металла… и, да, крови; крики разносчиков, музыка каллиопы, возбужденные вопли. А вскоре он его уже и видел.

Ярмарка расположилась на почти ровной земле, где когда-то давно кипело сражение. Джем ощущал присутствие человеческих мертвых. Сейчас их забытые останки лежали глубоко под поросшим травой полем, где, окруженные частоколом, стояли пестрые шатры и крутились аттракционы. Надо всем возвышалось чертово колесо; на ободе болтались кабинки, полные хохочущих людей. Двое гигантских ворот стояли распахнутые настежь – широкая дорога между ними так и приглашала войти.

Влюбленные парочки в воскресных нарядах текли в ворота, держа друг друга за талию. Мимо промчались двое мальчишек, у одного были взъерошенные черные волосы. Лет им было, как Уиллу и Джему давным-давно, когда они только познакомились. Волосы Уилла теперь были белы, а Джем уже перестал быть Джемом. Теперь он – Брат Захария. Несколько ночей назад он сидел у постели Уилла Эрондейла и смотрел, как его старый друг сражается за каждый вздох. Джемова рука на покрывале все еще принадлежала молодому человеку, да и Тесса, конечно, никогда не состарится. Каково это Уиллу, так любившему их обоих, – уходить настолько раньше? Хотя это он, Джем, первым покинул Уилла – и тому пришлось его отпустить. Будет только честно, если теперь уже Джема оставят одного – совсем скоро.

Это будет нелегко, сказал у него в голове Брат Енох. Но ты сумеешь все вынести. Мы поможем тебе это вынести.

Я вынесу – потому что должен, ответил Джем.

Сестра Эмилия остановилась, и он поравнялся с ней. Уперев руки в боки, монахиня всей собой впивала карнавал.

– Какая прелесть! – сказала она. – Вы когда-нибудь читали «Пиноккио»?

Видимо, нет, ответил Джем.

Хотя, кажется, очень давно, еще будучи в лондонском Институте, он слышал, как Тесса читает его юному Джеймсу.

– Деревянная кукла хотела стать настоящим мальчиком, – пояснила Сестра Эмилия. – И вот фея исполнила его желание – ну, более или менее – и он влип в большие неприятности. Мне всегда казалось, что место действия там должно быть похоже на это.

И как, получилось? – спросил Джем почти против собственной воли.

– Чего получилось?

Стать настоящим.

– О, да, – сказала Сестра Эмилия и добавила довольно игриво: – Что это была бы за сказка, если бы ему так и пришлось всю жизнь оставаться куклой? Отец любил его – думаю, именно из-за этого он и начал превращаться в настоящего мальчика. Такие истории мне всегда нравились больше всего – где люди делают разные вещи, и те потом оживают. Как у Пигмалиона.

Она довольно жизнерадостная – для Железной Сестры, заметил у него в голове Брат Енох. В этом не было особого неодобрения, но и как комплимент фраза определенно не звучала.

– Конечно, вы и сами – та еще история, Брат Захария, – добавила Сестра Эмилия.

Что вы обо мне знаете?

– Что вы сражались с Мортмейном, – энергично принялась перечислять она. Что когда-то у вас был парабатай, и он стал главой лондонского Института. Что его жена, Тесса Грей, носит медальон, который ей подарили вы. И еще я знаю о вас то, чего вы, кажется, не знаете сами.

Это крайне маловероятно, сказал Джем, но все равно продолжайте. Скажите, чего я сам о себе не знаю.

– Дайте мне ваш посох, – потребовала Сестра Эмилия.

Он дал, и она самым внимательным образом его изучила.

– Да, – сказала она наконец. – Так я и думала. Его изготовила Сестра Дайо. Ее работы были столь искусны, что ходили слухи, будто ангел коснулся ее горна. Смотрите, вот ее клеймо.

Он хорошо послужил мне, кивнул Джем. Возможно, в один прекрасный день и вы обретете славу за то, что сделали.

– В один прекрасный день, – повторила Сестра Эмилия, возвращая ему оружие. – Возможно.

Ее глаза гордо сверкнули. Джем подумал, что она из-за этого выглядит совсем молодой. Мир – сам себе горн и тигель; в нем вызревают и проверяются все мечты. Многие рассыпаются окалиной, и дальше ты идешь уже без них. Братья у него в голове согласно забормотали. За семь лет Джем почти к этому привык. Вместо музыки под сводами черепа теперь звучал суровый братский хор. Когда-то он представлял себе каждого из братьев как музыкальный инструмент. Брат Енох, например, был фаготом в высоком окне уединенного маяка, слышимым сквозь грохот разбивающихся у подножья валов. Да, да, сказал Брат Енох, очень поэтично. Что же такое ты, Брат Захария?

Джем попытался не думать о скрипке. Но от Братства ничего не утаишь. А скрипка лежала без дела, молчаливая и позаброшенная, уже очень долго.

Вы что-нибудь знаете об Аннабель Блэкторн? – спросил он на ходу, упорно стараясь думать о чем-нибудь другом. Она тоже из Железных Сестер. Они с моим другом, колдуном Малкольмом Фейдом, полюбили друг друга и собирались вместе убежать, но когда об этом узнала ее семья, они силой заставили ее примкнуть к Железным Сестрам. Малкольму стало бы легче, если бы он узнал, как сложилась ее жизнь в Адамантовой Цитадели.

– Видно, как мало вы знаете о Железных Сестрах, – сказала Сестра Эмилия. – Никого никогда не принуждают вступить в орден против воли. Это великая честь, и многим, кто пытается, дают отказ. Если эта Аннабель стала Железной Сестрой, она сделала это по собственному выбору. Я ничего о ней не знаю, но большинство Сестер меняют имя после посвящения.

Если вдруг вы что-нибудь о ней услышите, сказал Джем, мой друг был бы безмерно благодарен. Он мало о ней говорит, но, уверен, она никогда не покидает его мыслей.

* * *

Первая странная вещь, которую увидели Джем и Сестра Эмилия, пройдя сквозь врата ярмарки, был вервольф. Он ел сахарную вату из бумажного фунтика. Липкие розовые нити прилипли к его бороде.

– Сегодня, между прочим, полнолуние, – заметила Сестра Эмилия. – «Praetor Lupus» прислали своих людей, но говорят, что здешние вервольфы – сами себе закон. Они гонят собственное спиртное и держат все горы в страхе. Этих ребят стоило бы изолировать от простецов в это время месяца, а не отпускать жрать конфеты и торговать бухлом.

Вервольф показал им язык и вразвалочку пошел прочь.

– Вот нахал! – Сестра Эмилия уже была готова устремиться за ним в погоню, но Джем вовремя ее поймал.

Стойте! Тут есть вещи и похуже, чем нижнемирские сладкоежки с дурными манерами. Чуете?

– Демон! – Сестра Эмилия наморщила нос.

И они двинулись на запах через разноцветный хаос карнавала. Это был самый странный Сумеречный базар, какой Джем только мог припомнить. Сам рынок был, конечно, гораздо больше, чем могла охватить видимая смертным ярмарка, даже такая масштабная. Некоторые торговцы оказались давними знакомыми. Другие провожали их с Сестрой Эмилией подозрительными взглядами. Один или два даже принялись с возмущенным видом сворачивать торговлю. Правила, по которым жил Сумеречный базар, относились больше к области давних традиций, чем письменных кодексов, но здесь, на этом конкретном базаре, все ощущалось каким-то неправильным, и Безмолвные Братья в голове у Джема уже спорили, как такое могло получиться. Даже если Базар и имел законное право находиться именно здесь, простецам никак не следовало свободно бродить по нему, дивясь странным товарам и услугам, выставленным на продажу. Вон, например, идет один такой – бледный, глаза туманные, а из двух аккуратных дырочек на шее все еще течет кровь.

– Я на самом деле первый раз на Сумеречном базаре, – поделилась Сестра Эмилия, замедляя шаг. – Мама всегда говорила, что тут не место Сумеречным Охотникам, и велела нам с братьями держаться подальше.

Киоск с ножами и прочим оружием, кажется, особенно ее заинтересовал.

Сувениры потом, сказал Джем, прибавляя шагу. Сначала дело.

Внезапно они оказались за пределами ярмарки – перед сценой, где фокусник балагурил, одновременно превращая мохнатую собачку в зеленую дыню, а потом разрезая фрукт пополам игральной картой. Внутри дыни оказалась пламенеющая сфера, которая поднялась в воздух и повисла над сценой, как маленькое солнце. Фокусник (табличка над головой сообщала публике, что это и есть «Поразительный Ролли») вылил на нее полную шляпу воды, сфера превратилась в мышку и убежала со сцены в гущу зрителей, которые принялись ахать, визжать и аплодировать.

Сестра Эмилия остановилась посмотреть, а с нею и Джем.

– Настоящая магия? – спросила она.

По крайней мере, настоящие иллюзии. Джем показал на женщину, которая стояла сбоку от сцены и наблюдала за представлением.

Фокуснику было за шестьдесят, но его спутница могла быть абсолютно любого возраста. Она явным образом была из фейри и держала на руках младенца. От того, как она смотрела на мага, в груди у Джема что-то сжалось. Тесса когда-то так смотрела на Уилла, и во взгляде восторг, внимание и любовь мешались с предвидением грядущих страданий, которые когда-нибудь придется вынести.

Когда пробьет час, мы вынесем это вместе с тобой, сказал Брат Енох.

Мысль пронзила его, как стрела: когда пробьет час и Уилл покинет этот мир, он, Джем, не захочет делить свое горе с братьями. Другие будут рядом, но не Уилл. И Тесса… Кто поможет вынести горе ей, когда Джем заберет сброшенное Уиллом тело в Безмолвный Город?

Женщина-фейри окинула взглядом толпу и внезапно скрылась за занавесом. Джем оглянулся, пытаясь понять, что же такое она увидела, и заметил гоблина, взгромоздившегося на флагшток над ближайшей палаткой. Он нюхал ветер – и ветер, судя по всему, пах чем-то невыразимо приятным. А для Джема он пах демоном.

Сестра Эмилия вытянула шею, следя, куда смотрит Джем.

– Еще фейри! – воскликнула она. – Славно, однако, снова выйти в мир. Будет что записать в дневнике, когда вернусь в Железную Цитадель.

Железные Сестры все ведут дневники? – вежливо поинтересовался Джем.

– Это была шутка, – Сестра Эмилия поглядела на него с упреком. – У Безмолвных Братьев есть хоть какое-то чувство юмора, или им его тоже зашивают?

Мы собираем анекдоты про «тук-тук! кто там?», сказал Джем.

– Правда? – оживилась она. – Какие твои любимые?

Нет, сказал Джем, это была шутка.

Если бы он мог, он бы улыбнулся. Сестра Эмилия была настолько человеком, что внутри у него зашевелились остатки собственной человечности, которую он давно спрятал подальше. Наверное, и поэтому тоже он думал сейчас об Уилле и Тессе и о том, кем сам был когда-то. Наверное, сердце будет болеть не так сильно, когда они разделаются с этой миссией и оба – Сестра Эмилия и он – вернутся туда, где им самое место. В ней была та же искра, что и в Уилле, когда они с Джемом решили стать парабатаями. Джема влекло к этому огню в Уилле… он даже подумал, что в других обстоятельствах он и Сестра Эмилия вполне могли бы подружиться.

Именно об этом он и думал, когда какой-то мальчишка потянул его за рукав.

– Тебя тоже показывают на ярмарке? – осведомилось дитя. – Это поэтому ты так одет? И такое лицо… – оно у тебя поэтому?

Джем поглядел вниз, на ребенка, потом, на всякий случай, на руны у себя на руках – вдруг их кто-то успел стереть.

– Ты нас видишь? – спросила у мальчишки Сестра Эмилия.

– Конечно, вижу. У меня все нормально с глазами. Хотя раньше они были какие-то неправильные, потому что теперь я вижу всякие вещи, какие раньше не видел.

Как это вышло? – спросил Джем, склоняясь над ним и заглядывая ему в глаза. – Как тебя зовут? Когда ты начал видеть то, чего не видел раньше?

– Зовут меня Билл, – ответствовал мальчик. – Мне восемь. Почему у тебя глаза закрыты? И как ты разговариваешь, если не открываешь рот?

– О, у него есть особые способности, – пришла на выручку Сестра Эмилия. – И это ты еще не пробовал пирог с курицей, который он готовит. Где твои родные, Билл?

– Я живу в Сент-Элмо, – сказал он. – Я приехал на поезде с мамой и съел уже целый пакет соленых тянучек, и ни с кем не пришлось делиться.

– Может, не все так просто с этими тянучками? – тихо сказала Сестра Эмилия Джему.

– Мама сказала, чтобы я нигде особенно не бродил, – продолжал мальчик, – но я на нее обычно внимания не обращаю – если только она уже не кипит, как чайник. Я прошел Зеркальный лабиринт – совершенно сам – и дошел до центра, где сидит красивая леди, и она сказала, что мне полагается приз, и я могу просить все, что захочу.

И что же ты попросил, полюбопытствовал Джем.

– Я думал попросить настоящее сражение с настоящими рыцарями и настоящими конями, и настоящими мечами, как у короля Артура, но леди сказала, что если я хочу настоящих приключений, пусть я лучше попрошу видеть мир как он есть на самом деле. Ну, я и попросил. И тогда она надела на меня маску, и теперь все выглядит странно, а леди – она была больше не леди. Она стала какая-то ужасная… я больше не хотел быть с ней рядом, и я убежал. Я видел разных странных людей, а мамы больше не видел. Вы ее случайно не встречали? Она такая маленькая, но свирепая. У нее рыжие волосы, как у меня, и жуткие взбрыки, когда она волнуется.

– Ну, про таких мам я знаю все, – сказала Сестра Эмилия. – Она наверняка тебя везде ищет.

– Я – ее горюшко, – заявил Билл. – По крайней мере, так она говорит.

Вон там, сказал Джем, это часом не она?

Невысокая женщина возле шатра с вывеской: «ТАЙНЫ ЧЕРВЯ. ДЕМОНСТРИРУЮТСЯ ТРИ РАЗА В ДЕНЬ», – смотрела в их направлении.

– Билл Дойл! – воскликнула она и зашагала к ним. – Ты – целая куча проблем, паренек!

Голос у нее ничего хорошего не предвещал.

– Грядет судьба моя, – очень серьезно сказал Билл. – Бегите, чтоб не пасть случайной жертвой.

– За нас не беспокойся, – возразила Сестра Эмилия. – Твоя мама нас не видит. Хотя на твоем месте я бы ей про нас не рассказывала. Она все равно решит, что ты все выдумал.

– Кажется, я влип в недюжинную передрягу, – заметил Билл. – К счастью, я и выпутываюсь из них так же мастерски, как впутываюсь. У меня была богатая практика. Счастлив был познакомиться с вами обоими.

Тут на него спикировала миссис Дойл. Схватив сына за руку, она потащила его к воротам, по пути чехвостя на чем свет стоит.

Джем и Сестра Эмилия молча проводили их взглядом.

– Значит, Зеркальный лабиринт, – произнесла Сестра Эмилия через некоторое время.

Дойдя, наконец, до Зеркального лабиринта, они сразу же поняли, что нашли искомое, – даже если бы не встретили до того юного Билла Дойла. Это было остроконечное строение, выкрашенное сплошь в глянцевый, угрожающий черный. По краске бежали багровые трещины, и багрянец выглядел таким свежим и влажным, как будто здание истекало кровью. Сквозь входной проем сверкали зеркала и огни. «ИСТИННЫЙ МИР И ЛОЖНЫЙ, – гласила вывеска. – ПОЗНАЙ И ПОЗНАН БУДЕШЬ. ИЩУЩИЙ МЕНЯ НАЙДЕТ СЕБЯ».

Вонь демона здесь была так сильна, что даже Джем и Сестра Эмилия поморщились – несмотря на все защитные руны.

Будь осторожен, предупредили Джема голоса в голове. Это не какой-нибудь обычный эйдолон.

Сестра Эмилия вытащила меч.

Надо вести себя осторожно, сказал Джем. Тут могут оказаться опасности, к которым мы не готовы.

– Думаю, при встрече с опасностью мы не уступим в храбрости молодому Биллу Дойлу, – тихо проговорила Сестра Эмилия.

Он не знал, что имеет дело с демоном, возразил Джем.

– Я вообще-то имела в виду его мать. Пошли.

И один за другим они вступили в Зеркальный лабиринт.

* * *

Они очутились в длинном сверкающем коридоре – и не одни. Тут были еще одна Сестра Эмилия и еще один Брат Захария, чудовищно тонкие и волнистые. А потом – совсем сплющенные и страшные. А потом они же – спиной. В следующем зеркале они лежали на берегу мелководного пурпурного моря, мертвые и раздувшиеся, но почему-то вполне довольные собственной участью, как будто умерли от большого счастья. Отразившись в следующем, они начали стремительно стареть и в считанные мгновения рассыпались до костей, а кости – в прах.

Сестра Эмилия никогда не любила зеркала, но питала к ним чисто ремесленный интерес. Когда делаешь зеркало, его нужно покрыть отражающим слоем какого-то металла. Можно использовать серебро, хотя вампиры этого не любят. Для изготовлении зеркал Лабиринта, подумала она, наверняка использовали некий демонический сплав. Его даже можно унюхать. Каждый глоток здешнего воздуха, словно обкладывал ей небо, язык и горло смолистым осадком отчаяния и ужаса.

Она медленно продвигалась вперед, держа перед собой меч… и внезапно врезалась в зеркало, там где вроде бы до того было открытое пространство.

Осторожней, сказал Брат Захария.

– На карнавал приходят не для того, чтобы быть осторожными.

Это было чистой воды бахвальство, и он, наверное, это понял. Но бахвальство – это своего рода доспехи, ничем не хуже осторожности. Сестра Эмилия умела пользоваться и тем, и другим.

– Если это лабиринт, тогда откуда нам знать, куда идти? – спросила она. – Я могла бы перебить все зеркала мечом. Тогда мы бы быстро нашли центр.

Придержи меч, сказал Брат Захария.

Он притормозил перед зеркалом, в котором не было Сестры Эмилии. Вместо них там стоял тоненький беловолосый мальчик, державший за руку высокую девочку со строгим и прекрасным лицом. Они были где-то на городской улице.

– Это Нью-Йорк, – вставила Сестра Эмилия. – Я думала, ты там не бывал.

Брат Захария шагнул вперед, через зеркало, которое пропустило его, словно никакого стекла тут и не было. Картинка пропала, будто лопнувший мыльный пузырь.

Иди насквозь через отражения, показывающие то, что ты больше всего хочешь увидеть, сказал Брат Захария. То, что невозможно.

– Ох, – невольно вскрикнула Сестра Эмилия. – Значит, туда.

Там было зеркало с Сестрой, очень похожей на нее, только с серебряными волосами. Она держала в клещах светящийся алым клинок. Сестра погрузила его в чан с холодной водой, и вверх взметнулся пар в форме дракона, извивающегося, великолепного. Все ее братья тоже были здесь и взирали с восхищением на дело ее рук.

Они прошли и через это зеркало тоже, и еще через одно, и еще. Они шли сквозь одно зеркало за другим, и Сестра Эмилия чувствовала, как грудь ей все сильнее сжимает тоска. Щеки ее пылали – Брат Захария видел все самые тщеславные, самые фривольные устремления ее сердца. Но и она видела то, чего желал он. Мужчина и женщина – наверное, его родители – слушали, как их сын играет на скрипке в огромном концертном зале… Черноволосый человек с синими глазами и складками вокруг рта от частых улыбок разводил в гостиной огонь, а строгая девушка, теперь смеясь, сидела у Брата Захарии на коленях… И он был уже не Брат, а муж и парабатай, рядом с теми, кого любил больше всего на свете.

Потом они подошли к зеркалу, где черноволосый мужчина, уже старый и немощный, лежал в постели. Девушка сидела, свернувшись, подле него и гладила по лбу. Внезапно в комнату вбежал Брат Захария, но когда он откинул капюшон, у него оказались открытые ясные глаза и улыбка на устах. При виде него старик в кровати сел и стал молодеть с каждым мгновением, словно радость вернула ему юность. Потом он выскочил из кровати и заключил своего парабатая в объятия.

– Это ужасно, – сказала Сестра Эмилия. – Мы не должны вот так читать друг у друга в сердцах!

Они прошли и это зеркало. Следующей перед ними предстала мать Сестры Эмилии: она сидела у окна и держала в руках письмо от дочери. Глаза ее были полны горя и одиночества. Вот она начала писать огненное послание: я так горжусь тобой, моя дорогая, и так счастлива, что ты нашла дело своей жизни…

Я не вижу в тебе ничего постыдного, сказал Брат Захария очень спокойно.

Он протянул ей руку… через мгновение Сестра Эмилия сумела оторваться от отражения матери, пишущей все то, чего она так ей никогда и не сказала, и с благодарностью взялась за руку своего спутника.

– Постыдно быть уязвимой, – призналась она. – По крайней мере, так я всегда считала.

Они прошли зеркало насквозь, и кто-то сказал:

– Именно так и должен думать мастер по доспехам и оружию, правда?

Они нашли дорогу в сердце лабиринта. Демон ждал их. Привлекательный мужчина в отлично сшитом костюме – самом отвратном, что Сестра Эмилия в жизни видела.

Белиал, сказал Брат Захария.

– Старый друг! – ответил Белиал. – Я так надеялся, что они пошлют разнюхивать именно тебя!

Сестра Эмилия в первый раз в жизни увидела великого демона. В одной руке она держала меч, который выковала сама, а в другой – теплую руку Брата Захарии. Если бы не то и другое, она бы точно повернулась и побежала.

– Это человеческая кожа? – осведомилась она чуть дрожащим голосом.

Из чего бы там ни был пошит этот костюм, у него была глянцевая, слегка потрескавшаяся поверхность плохо выделанной кожи, розовая и как будто покрытая волдырями. И да, теперь она ясно видела: то, что на первый взгляд показалось торчащим из бутоньерки странным цветком, на самом деле был раззявленный в агонии рот, над которым свисала хрящеватая шишка носа.

Белиал опустил взгляд на несвежую манжету, видневшуюся из рукава, и смахнул с нее пылинку.

– А вы глазасты, моя милая.

– И чья же это кожа? – поинтересовалась Сестра Эмилия, с облегчением обнаружив, что голос звучит уже тверже.

Она не слишком хотела услышать ответ. Просто в процессе подготовки в Железной Цитадели довольно рано узнала, что задавая вопросы, можно обуздать свой страх. Новая информация дает возможность сосредоточиться на чем-то еще, помимо ужаса, что внушают учителя и ситуация в целом.

– Это мой бывший портной, – с готовностью сообщил Белиал. – Очень плохой портной, но, в конце концов, из него вышел весьма недурной костюм.

Он одарил гостей самой обворожительной улыбкой, но в зеркалах его отражения скалили зубы и ярились.

Брат Захария с виду был само спокойствие, но Сестра Эмилия почувствовала, как сжалась его рука.

– Вы с ним друзья? – спросила она.

Мы уже раньше встречались, ответил он. Безмолвные Братья не выбирают себе компанию. Однако, должен признаться, ваша мне больше по вкусу, чем его.

– А вот это уже жестоко! – с ухмылкой возмутился Белиал. – И, боюсь, честно. А из этих двух вещей мне нравится только одна.

Что ты здесь забыл, спросил Брат Захария?

– Ничего не забыл, – отозвался тот. – Никаких дел, исключительно развлечения. В копях под Руби-фоллз обнаружили адамант. Совсем небольшая жила в известняковой породе. Ты же знаешь, люди со всей страны собираются поглазеть на Руби-фоллз. Подземный водопад, подумать только! Сам-то я его не видел, но говорят, зрелище потрясающее. Зато я сыграл пару раундов в гольф Тома Большого Пальца, а потом обожрался знаменитой соленой тянучкой. Пришлось, правда, съесть продавца, чтобы перебить вкус. Боюсь, в зубах еще немного застряло. Чаттануга, штат Теннеси! Им явно нужен слоган: «Приходя за адамантом, залипай на тянучку!» Можно на сараях писать, во-о-от такими буквами. А ты, кстати, знал, что под Чаттанугой есть целый подземный город? Тут все прошлое столетие были такие жуткие паводки, что жители стали возводить новые дома прямо поверх первоначальной застройки. Старые здания до сих пор там, под землей, пустые как гнилые зубы. Теперь все стоит гораздо выше, но паводки все равно случаются. Вымывают постепенно весь песчаник – и что останется в конце? Фундаменты рухнут, и все смоет один большой потоп. Есть в этом что-то метафорическое, мои маленькие Сумеречные охотнички. Вы строите, боретесь, сражаетесь, но тьма и хаос все равно придут в один прекрасный день и смоют все, что вы так любили.

У нас не было времени на обзорную экскурсию по Чаттануге, сказал Брат Захария. Мы пришли за адамантом.

– За адамантом? Ну, конечно! – обрадовался Белиал. – Вы, люди, такое из ручонок не выпустите.

– Он у тебя? – вмешалась Сестра Эмилия. – Я думала, что адамант – смерть для демонов, одного касания хватит.

– Обычные демоны просто взрываются, – подтвердил Белиал. – Но я – Князь Ада. Я покрепче буду.

Великие демоны могут прикасаться к адаманту, объяснил Брат Захария. Хотя мне казалось, что это для них мучительно.

– Мука муке рознь. Кто скажет твóрог, кто творóг, – вздохнул Белиал; его отражения в зеркалах плакали кровавыми слезами. – Знаешь, что для нас истинная мука? Создавший нас отвратил лицо свое. Мы больше не допущены к престолу. Но адамант – ангельская материя. Когда мы прикасаемся к нему, боль отлученности от божественного становится неописуемой. И все же так мы можем хотя бы приблизиться к нему. Мы касаемся адаманта и ощущаем отсутствие Создателя, и в этой пустоте находим крошечную искорку того, чем когда-то были. О, эта боль – самое чудесное, что ты только можешь себе представить!

И сказал Бог, не сохраню Белиала в сердце моем, возвестил Брат Захария.

Уязвленность и лукавство вместе легли на лицо демона.

– Конечно, ведь и ты, возлюбленный мой Брат Захария, был отлучен от тех, кого любишь. Мы так хорошо понимаем друг друга.

И он добавил что-то на языке, которого Сестра Эмилия не узнала: почти выплюнул несколько шипящих, страшно звучащих слогов.

– Что он говорит?

В комнате стало как будто жарче; зеркала запылали, наливаясь светом.

Он говорит на языке Бездны, спокойно пояснил Брат Заахария. Ничего интересного.

– Он что-то делает, – прошептала Сестра Эмилия. – Мы должны его остановить. Что-то происходит!

Во всех зеркалах Белиал рос, раздувался, костюм лопался на нем, как шкурка сосиски. Отражения обоих монахов уменьшались, съеживались, чернели, словно опаленные жаром князя преисподней.

Тук-тук, сказал Брат Захария.

– Что?!

Не обращай внимания на Белиала. От нашего страха ему будет только лучше. Все это нереально, одни иллюзии и ничего больше. Демоны не убивают тех, перед кем они в долгу. Тук-тук.

– Кто там? – ошарашенно подхватила она.

По буквам.

Горло у Сестры Эмилии так пересохло, что она едва могла говорить. Рукоятка меча так раскалилась, словно она сунула руку в кузнечный горн.

– Кто по буквам?

Хорошо, если ты настаиваешь, сказал Брат Захария. К-Т-О.

И когда до Сестры Эмилии дошло, что это была шутка, ей стало так смешно и нелепо, что она против воли расхохоталась.

– Слушай, это ужасно! – воскликнула она.

Брат Захария посмотрел на нее непроницаемым взглядом.

А никто и не говорил, что у Безмолвных Братьев хорошее чувство юмора.

Белиал перестал голосить на языке Бездны и поглядел на них обоих с бесконечным разочарованием.

– Это совершенно не смешно! – сказал он.

Что ты сделал с адамантом? – спросил Брат Захария.

Белиал полез за ворот рубашки и вытащил цепочку. На ней болталась адамантовая полумаска. Сестра Эмилия заметила, что там, где маска касалась кожи демона, та покраснела, лопнула, загнила и пожелтела от гноя. Сам же металл вспыхнул и начал переливаться рябью бирюзовых, багряных и зеленоватых искр. При этом выражение высокомерного безразличия с лица Белиала так и не сошло.

– Я пользуюсь ею во благо ваших драгоценных простецов, – сказал он. – Маска увеличивает мои силы, а я – ее. Некоторые хотят стать кем-то другим, не собой, и я даю им эту иллюзию. Достаточно сильную, чтобы они могли обмануть других. Иные желают видеть, что хотят, или что давно утратили, или чего не могут получить, – я могу дать и это. Давеча был тут один молодой человек – мальчишка на самом деле, – который собирался жениться. Но в душе его жил страх. Он захотел узнать, что самое плохое может случиться с ним и его девушкой, чтобы как следует подготовиться и храбро идти дальше по жизни. Я слыхал, не таким уж он оказался и храбрым.

– Он выжег себе глаза, – сообщила Сестра Эмилия. – А что малыш Билли Дойл?

– О, у него, я думаю, будет замечательная жизнь, – сказал Белиал. – Если он, конечно, не загремит в сумасшедший дом. Хотите, поспорим, что получится?

Сумеречного базара здесь быть не должно, сказал Брат Захария.

– Есть много такого, чего быть не должно, а оно есть, – возразил Белиал. – И много другого – чего нет, хотя оно могло бы быть, если бы ты захотел достаточно сильно. Признаюсь, я наделся, что Сумеречный базар обеспечит прикрытие получше. Или хотя бы предупредит, когда явятся ваши и испортят мне все удовольствие. Но вас категорически ничто не отвлекло и не завлекло.

Сейчас Сестра Эмилия возьмет у тебя адамант, распорядился Брат Захария. И как только ты его отдашь, ты сейчас же отошлешь Базар отсюда прочь. Потому что я прошу этого.

– Ели я сделаю, как ты говоришь, закроет ли это мой долг перед тобой? – осведомился демон.

– А он тебе что-то должен? – удивилась Сестра Эмилия, а про себя подумала: не удивительно, что Безмолвным Братьям зашивают рты. Слишком много у них секретов.

Нет, не закроет, ответил Брат Захария Белиалу.

Да, сказал он Эмилии, и именно поэтому нет нужды его бояться. Демон не может убить того, перед кем он в долгу.

– Зато я могу убить ее, – резонно заметил Белиал, делая шаг к монахине.

Та вскинула меч, готовясь дорого продать свою жизнь.

Но не убьешь, совершенно спокойно подытожил Брат Захария.

– Не убью? Это еще почему? – Белиал поднял бровь.

Потому что она тебе интересна, сказал Брат Захария. Мне вот – очень.

Белиал умолк. Потом кивнул.

– На, – он швырнул маску Сестре Эмилии, которая выпустила руку Захарии, чтобы ее поймать.

Маска оказалась куда легче, чем она ожидала.

– Полагаю, тебе все равно не позволят с ней работать. Решат, что я мог как-нибудь ее извратить. И кто сказал, что это не так?

Мы закончили, сказал Брат Захария. Ступай вон и больше не возвращайся.

– Истинно так! – сказал Белиал. – Кстати, о той услуге, что я тебе должен. Это так мучительно – быть в долгу, когда я мог бы принести пользу. Неужели нет ничего, что я мог бы тебе предложить? Вот, скажем, инь-фэн у тебя в крови. Безмолвные Братья ведь так до сих пор и не нашли лекарства?

Брат Захария ничего не сказал, но его спутница заметила, как побелели костяшки у него на кулаке.

Продолжай, наконец произнес он.

– Предположим, мне известен способ лечения, – протянул Белиал. – Да, я определенно знаю верное средство. Ты мог бы снова стать тем, кем был когда-то. Ты мог бы снова быть Джемом. Или…

Или, сказал Брат Захария.

Длинный язык Белиала облизнул воздух и, кажется, нашел его вкусным.

– Или я мог бы сказать тебе то, чего ты не знаешь. Есть на свете Эрондейлы, не твои знакомцы, но из того же рода, что и твой парабатай. Они сейчас в большой опасности, их жизни висят на волоске, и они сейчас ближе от нас, стоящих в этом шатре, чем ты можешь вообразить. Я могу рассказать тебе о них и подсказать, как их найти, если таков будет твой выбор. Но выбрать ты должен. Помочь им или стать тем, кем был когда-то. Кто оставил в прошлом любивших тебя больше всего. Кого они все еще любят. Ты снова можешь стать им, если выберешь… Выбирай, Брат Захария.

Брат Захария задумался. Шли мгновения.

В зеркалах вокруг Сестра Эмилия видела, что обещает ему Белиал, что означает это лекарство. Женщина, которую он любил, больше не будет одна. Он будет с нею, снова способный разделить ее боль и любить ее всецело – как раньше. Он сможет прийти на помощь другу, увидеть, как сияют его синие глаза – словно звезды летней ночью – при виде освобожденного Брата Захарии. Они возьмутся за руки, и никакая тень горя больше не омрачит их союза. Они всю свою жизнь ждали этого мгновения и страшились, что оно никогда не настанет.

В сотнях отражений глаза монаха распахнулись в агонии, слепые и серебряные. Лицо его исказилось, словно он ощущал ужаснейшую боль или, еще того хуже, вынужден был отказаться от совершенного блаженства.

Глаза настоящего Брата Захарии остались закрыты. Лицо его было совершенно безмятежно.

Карстерсы обязаны Эрондейлам жизнью. Это мой выбор, сказал он.

– Тогда вот что я скажу тебе об этих потерянных Эрондейлах. В их крови скрыта сила, но и великая опасность. Они прячутся от врага, который не человек, но и не демон. Их преследователи могущественны и уже наступают им на пятки. Они убьют их, если найдут.

– Но где же они? – спросила Сестра Эмилия.

– Долг не настолько велик, моя дорогая, – возразил Белиал. – И теперь он уплачен.

Она перевела взгляд на Брата Захарию – тот покачал головой.

Белиал – то, что он есть, сказал он. Блудодей, жадина, осквернитель святилищ. Творец иллюзий. Если бы я сделал другой выбор, думаешь, он открыл бы больше?

– Как же хорошо мы друг друга знаем! – обрадовался Белиал. – Все мы играем роли, и ты просто поразишься, когда поймешь, сколько пользы я принес. Думаешь, я заплатил свой долг фокусами и трюками? На самом деле я протянул тебе руку дружбы. Или ты полагаешь, я мог бы вынуть тебе этих Эрондейлов, как кроликов из шляпы? Что же до вас, Сестра Эмилия, то вам я ничем не обязан, но охотно окажу услугу и здесь. В отличие от этого нашего друга, вы сами выбрали путь, на котором стоите.

– Это так, – подтвердила она.

Все, чего когда-либо хотела Сестра Эмилия, было создавать новые вещи. Ковать серафические мечи и стяжать славу мастера-кузнеца. Сумеречные охотники упиваются разрушением, она же хотела дозволения созидать.

– Я мог бы сделать так, что вы станете величайшим мастером по адаманту, какого только знала Железная Цитадель. Ваше имя будет прославлено в поколениях!

В зеркалах Сестра Эмилия уже видела все клинки, которые могла бы выковать. Она видела их работу в битве, видела, как благодарны будут мастеру те, в чьих руках они запоют. Они станут благословлять имя Сестры Эмилии… Многочисленные ученики будут стекаться к ней, и они тоже восславят ее имя…

– Нет! – сказала зеркалам Сестра Эмилия. – Я стану величайшим мастером по адаманту, какого только видела Железная Цитадель, но не потому, что приняла твою помощь. А потому, что буду много работать, плечом к плечу с моими сестрами.

– Вот ведь вздор! – пожал плечами Белиал. – И чего я с вами вожусь, в самом деле!

Поразительный Ролли! – вскричал Брат Захария.

И не успела Сестра Эмилия потребовать объяснений, как он кинулся прочь из лабиринта. Она слышала, как одно за другим он сшибает зеркала своим посохом, не имея времени покинуть шатер той же долгой дорогой, какой они шли к центру. А, может, он просто знал, что вся здешняя магия призвана всего лишь спрятать центр и затруднить его поиски, так что переколотить декорации на дороге назад – совсем не плохой способ выйти.

– Медленно до него доходит все-таки, – поделился Белиал с Сестрой Эмилией. – Ну, как бы там ни было, мне пора валить. Пока-пока, девуля.

– Стой! – сказала она. – У меня есть предложение к тебе.

Она никак не могла выбросить из головы то, что видела в зеркалах Брата Захарии… Как сильно он хотел быть со своим парабатаем… и с девушкой, которая, наверное, была не кто иная, как чародейка Тесса Грей.

– Давай дальше, – сказал Белиал. – Я слушаю.

– Я знаю, что все твои предложения не имеют отношения к реальности. Но, возможно, иллюзия того, чего мы не в силах получить, все же лучше, чем ничего. Я хочу чтобы ты подарил Брату Захарии видение – несколько часов с тем, о ком он больше всего скучает.

– Он скучает по девушке-чародейке, – сказал Белиал. – Я мог бы дать ее ему.

– Нет, – отрезала Сестра Эмилия. – Чародеи долговечны. Когда-нибудь он получит свою Тессу Грей, даже если сейчас и не смеет на это надеяться. Но вот его парабатай, Уилл Эрондейл, совсем стар и хрупок; конец его жизни уже не за горами. Дай им обоим время. Время и место, где они смогут побыть молодыми и счастливыми – вместе.

– Что же я получу взамен? – Белиал склонил голову набок.

– Если бы я согласилась на твое предыдущее предложение, – улыбнулась Сестра Эмилия, – думаю, мое имя действительно жило бы в веках – покрытое позором. И даже если в один прекрасный день работа прославит меня, все равно каждый сделанный мной клинок будет запятнан мыслью о том, что ты как-то приложил руку к моему успеху. Это отравило бы любую победу.

– А ты не так глупа, как большинство Сумеречных охотников, – оценил Белиал.

– Ой, только не надо мне льстить! – огрызнулась Сестра Эмилия. – На тебе костюм из человечьей кожи. Никакому разумному человеку не должно быть дела до того, что ты хочешь сказать. А вот что хочу сказать тебе я, изволь слушать очень внимательно. Я обещаю, что если ты не дашь Брату Захарии и Уиллу Эрондейлу то, о чем я для них прошу, вся работа моей жизни будет посвящена одной цели: отковать меч, способный тебя убить. И я буду ковать и ковать клинки, пока однажды этой цели не достигну. Должна тебя предупредить, я не только талантлива, но еще и очень упряма. Если не веришь мне, сходи, спроси мою мамочку.

Белиал встретил ее взгляд. Потом дважды моргнул и отвел глаза. В оставшихся зеркалах Сестра Эмилия пронаблюдала, какой он ее увидел, и, наконец-то, осталась довольна картинкой.

– Ты и правда интересная, – сказал Белиал, – как и говорил Брат Захария. А возможно, ты еще и опасна. Впрочем, слишком мала, чтобы из тебя вышел костюм. Но шляпа выйдет. Славная такая трильби. И еще пара гамаш. Почему бы мне не убить тебя прямо сейчас?

Сестра Эмилия задрала подбородок.

– Потому что тебе скучно. И уже интересно, стану ли я столь хороша в работе, как обещаю. И если мои мечи предадут тех, кто ими владеет, для тебя это будет отличное развлечение.

– Это правда. Будет.

– Так что наша сделка?

– Заключена.

И Белиал исчез. Оставив Сестру Эмилию в комнате со стенами из зеркал. С адамантовой маской в одной руке и клинком – в другой. Клинком достаточно выдающимся, но совсем не равным тем, которые она еще когда-нибудь создаст.

Когда она выбралась на ярмарочную площадь, многие палатки уже пропали или стояли брошенные. Народу осталось мало, а те, кто попадался ей по дороге, были сплошь сонные и растерянные, будто только что проснулись. Базар Чудес сгинул, как не бывало. Все вервольфы куда-то делись, и только машина по производству сахарной ваты продолжала медленно крутиться: ошметки сахарных волокон плыли в воздухе.

Брат Захария стоял напротив пустой сцены, где они видели фокусника и его жену-фейри.

Все мы играем роли, и ты просто поразишься, когда поймешь, сколько пользы я принес, сказал он.

Она догадалась, что монах цитирует Белиала.

– Понятия не имею, что он имел в виду, – честно призналась она.

Брат Захария показал на вывеску над сценой.

ПОРАЗИТЕЛЬНЫЙ РОЛЛИ.

Роли, медленно произнес он. Ты поразишься.

Ловкие фокусы. Он протянул мне руку дружбы. Ловкость рук. Магические трюки. Я должен был догадаться быстрее. Я ведь так и подумал, что фокусник очень похож на Уилла. Но они с женой уже исчезли.

– Ты снова найдешь их, – пообещала Сестра Эмилия. – Я в этом уверена.

Они – Эрондейлы, и они в опасности, сказал Брат Захария. И я найду их, потому что должен. Кстати, Белиал сказал кое-что интересное для моих братьев.

– Продолжай, – сказала Сестра Эмилия.

Я – то, что я есть. Безмолвный Брат, но не вполне принадлежащий Братству, так как очень долго против собственной воли зависел от инь-фэня. И хотя я сердцем не совсем Брат, силами Братства я остаюсь в живых, хотя инь-фэнь в крови должен был прикончить меня много лет назад. Брат Енох и остальные долго искали лекарство и не нашли ничего. Мы уже пришли к выводу, что, может, его и вовсе нет. А сейчас Брат Енох чрезвычайно заинтересовался выбором, который предложил мне Белиал. Говорит, он уже начал исследовать демонические лекарства, ассоциирующиеся с этим демоном.

– То есть, если тебя вылечат, – подытожила Сестра Эмилия, – ты выберешь больше не быть тем, кто есть сейчас?

Без малейших колебаний, ответил Брат Захария. Но не без благодарности за все то, что сделали для меня Братья в Безмолвном Городе. А ты? Ты будешь жалеть, что выбрала жизнь в Железной Цитадели?

– Откуда мне знать, – пожала плечами Сестра Эмилия. – Но вообще-то нет. Я получила возможность стать тем, чем мне быть предназначено, – я всегда это знала. Ну, идем. Мы сделали то, зачем нас посылали.

Еще не совсем, возразил он. Сегодня полнолуние, и мы не уверены, что все вервольфы вернулись к себе, в горы. Пока здесь остаются простецы, мы должны подождать и приглядеть за ними. Безмолвные Братья уже отправили послание «Praetor Lupus». К соблюдению сухого закона они относятся очень жестко, не говоря уже о поедании простецов.

– По-моему, слишком жестко, – проворчала Сестра Эмилия. – Сухой закон, видите ли. Хотя да, готова согласиться, что есть простецов нехорошо.

Вервольфы вообще живут по строгому кодексу, заметил Брат Захария.

По выражению его лица Сестра Эмилия никак не могла взять в толк, говорит он серьезно или шутит. Но она почему-то была совершенно уверена, что шутит.

Теперь ты прошла испытание и, наверное, ждешь не дождешься вернуться поскорее в Железную Цитадель, сказал он. Прости, что удерживаю тебя здесь.

Он был прав. Сестра Эмилия всем сердцем желала оказаться в единственном месте, где по-настоящему чувствовала себя дома. А еще она знала, что какая-то часть Брата Захарии страшится возвратиться вновь в Безмолвный Город. Она достаточно увидела в зеркалах, чтобы понимать, где обитает его сердце, и где его истинный дом.

– Я совершенно не против застрять тут подольше с тобой, Брат Захария. И я отнюдь не жалею, что мы встретились. Если мы никогда больше не увидимся, я буду надеяться, что когда-нибудь оружие, созданное моей рукой, каким-то образом окажется полезным для тебя.

А потом она зевнула. Железным Сестрам в отличие от Безмолвных Братьев требовались такие прозаические вещи как еда и сон.

Брат Захария влез на край сцены и похлопал по подмосткам рядом с собой.

Я посторожу, сказал он. Если ты устала, спи. Пока я на страже, нам ничто не угрожает.

– Брат Захария? – сказала она через некоторое время. – На тот случай, если ночью случится что-то странное… Если вдруг увидишь то, что уже и не чаял увидеть, не пугайся. Никакого вреда в этом не будет.

О чем ты говоришь, полюбопытствовал он? Что вы с Белиалом обсуждали, когда я ушел?

Будь осторожен, будь осторожен, будь осторожен, забормотали Безмолвные Братья на задворках его разума, О, Брат, будь осторожен.

– Ничего особенно важного, – сказала Сестра Эмилия. – Но, думаю, теперь он меня немножко боится. И не зря. Он предложил мне кое-что, чтобы я не стала ему отмщением.

Объяснись, сказал Брат Захария.

– Я тебе все объясню, – отозвалась она, – но потом. Сейчас я так устала, что едва ворочаю языком.

Есть Сестра Эмилия хотела не меньше, чем спать, но и правда так утомилась, что давать себе труд поесть уже было слишком. Сначала сон. Она взобралась на сцену рядом с Братом Захарией, сняла плащ и скатала из него подушку. Вечер был еще теплый, а если она замерзнет… – что ж, значит, проснется, и они с Братом Захарией отлично посторожат за компанию.

Она понадеялась, что ее братья, все уже взрослые мужчины, так же добры и отважны, как этот человек. Уже засыпая, она вспоминала, как они вместе играли в сражения – еще до того, как повзрослели достаточно, чтобы начать тренироваться, – и хохотали, и падали, и клялись стать великими героями. И ей снились чудесные сладкие сны, хотя наутро, пробудившись, она их уже совсем не помнила.

* * *

Безмолвные Братья не спят, как обычные смертные, но Брат Захария, сидя над покинутым карнавалом, чувствовал, как над ним смыкается ночь, а он будто бы погружается в сон. Безмолвные Братья снов не видят, и, однако же, голоса Брата Еноха и всех прочих у него в голове стихли и унеслись прочь, и их сменила музыка – не карнавальная, нет. Звуки циньциня. Нигде в горах над Чаттанугой просто не могло быть никакого циньциня, и все же он его слышал. А слушая, понимал, что он уже никакой не Брат Захария. Теперь он был просто Джем. И сидел уже не на сцене, а на черепичной крыше, и все звуки, запахи и виды кругом были знакомы. Не Безмолвный Город, не Лондон… Он был снова Джем, и он был в городе, где когда-то родился. В Шанхае.

– Джем? Я сплю? – произнес кто-то.

И еще даже не повернув головы, он знал, кто сидит рядом с ним.

– Уилл?

Да, это был Уилл. Не старый и изможденный, каким Джем его последний раз видел, и даже не тот, каким он был, когда они впервые повстречались с Тессой Грей. Уилл тех первых нескольких лет, когда они вместе жили и тренировались в лондонском Институте. Когда они принесли обет и стали парабатаями. Джем поглядел на свое плечо, где некогда была начертана руна парабатая: плоть была невредима. Уилл сделал то же самое, заглянув за воротник, под рубашку, – у него на груди тоже не было руны.

– Как такое возможно? – сказал Джем.

– Это время между тем, как мы поклялись стать парабатаями, и самим ритуалом. Смотри – видишь шрам?

Он показал ясно различимую отметину на запястье.

– Ты заработал ее от демона-иблиса, – ответил Джем. – Да, я помню. Через две ночи после того, как мы решились. Первая битва.

– Значит, вот когда мы, – молвил Уилл. – Но я не понимаю, где. И как это все происходит – тоже.

– Я так понимаю, один друг заключил ради меня сделку, – сказал Задумчиво Джем. – Скорее всего, мы здесь потому, что демон Белиал боится этого человека, а он – то есть, она – попросила этого для меня. Потому что сам бы я никогда не попросил.

– Белиал! – удивился Уилл. – Что ж, если он боится этой твоей подруги, надеюсь, мы с ней никогда не встретимся.

– Хотел бы я, чтобы вы познакомились, – сказал Джем. – Но давай не будем тратить наше время на болтовню о людях, в которых тебе все равно нет никакого интереса. Ты, может, и не знаешь, где мы, зато знаю я. И, боюсь, времени нам отпущено не так уж много.

– С нами всегда так, – отозвался Уилл. – Но будем благодарны твоей ужасающей подруге, потому что, сколько бы времени у нас ни было, мы здесь вместе, и я не вижу в тебе никаких признаков инь-фэня. К тому же мы оба знаем, что на мне нет и никогда не было никакого проклятия. И это наше время не омрачит тень.

– Нет никакой тени, – согласился Джем. – И мы – там, куда я давно хотел отправиться с тобой. Это Шанхай, я тут родился. Помнишь, мы говорили о том, как здорово было бы приехать сюда вместе? Я так много хотел тебе показать.

– Помню, ты очень высоко оценивал некий храм или два. Ты обещал мне сады, хотя с чего ты решил, что я люблю сады, мне невдомек. И еще были какие-то виды, знаменитые скалы, что-то еще…

– Да забудь ты о скалах, – прервал его Джем. – Вон там, дальше по улице, есть местечко с отличными клецками, а я уже почти сто лет не ел человеческой еды. Пошли туда и посмотрим, кто сумеет съесть больше клецок за самое короткое время. И утка! Тебе точно стоит попробовать утку под прессом. Это большой деликатес.

Джем смотрел на Уилла, пряча улыбку. Его друг ответил грозным взглядом, но уже через мгновение оба сдались и расхохотались.

– Что может быть слаще, чем пировать костями врагов, – сказал Уилл. – Особенно когда ты рядом.

В груди у Джема стало так легко – он даже не сразу понял, что это радость. И радость эта отразилась на лице его парабатая. Лицо любимого человека – лучшее зеркало на свете. Оно показывает твое собственное счастье и боль, и помогает вынести то и другое, потому что если ты попытаешься вынести их в одиночку, чувства неизбежно захлестнут тебя и потопят.

Джем встал и протянул руки Уиллу. Сам того не сознавая, он затаил дыхание. Возможно, все это только сон, и когда они соприкоснутся, Уилл растает в воздухе. Но рука Уилла оказалась теплой, твердой и сильной, и Джем легко поднял друга на ноги. И вместе они побежали – легко побежали по черепичной крыше.

Ночь была так тепла и прекрасна, и они были молоды.