Книга: Доллар всемогущий. Как работает экономика глобализованного мира
Назад: 7 Испытания для большой семьи
Дальше: 9 Потакание зависимости

8
Трудный день для властелинов Вселенной

Из Германии в Соединенное Королевство
7:00 утра. Эмили Морган уже на рабочем месте. В одной руке у нее чашка горячего кофе, второй она лихорадочно пролистывает информацию на экране своего компьютера. Пока Эмили ехала на работу в лондонском метро, она успела прочитать Financial Times. Она работает на торговой площадке одного из многочисленных банков, расположенных в финансовом квартале. К этому времени дня воздух здесь уже наполнен запахами кофе, сэндвичей с беконом и тревожного ожидания.
Десятки ее коллег сидят за ровными рядами столов с мониторами, на которых непрерывным потоком идут постоянно обновляющиеся данные. Они отсчитывают минуты до 8:00 – времени открытия лондонских фондовых бирж. Сразу после этого фунты и доллары начнут с огромной скоростью переходить от покупателей к продавцам. В комнате висит напряжение.
Эмили – специалист по продажам. Она работает с теми клиентами банка, которые располагают большими суммами для инвестирования. Она и ее коллеги могут действовать от имени пенсионных фондов, других банков или даже состоятельных государств. Эмили – посредник между трейдерами банка и своими клиентами. В данном случае две стороны сделки – это Ганс и пенсионный фонд. Ганс уже получил рекомендации от ее коллег по банку, экономистов и аналитиков, которые заглянули в свой хрустальный шар и нашли там наиболее выгодные варианты для инвестиций. Затем Эмили передаст свой заказ трейдерам, которые, как и торговцы на любом другом рынке, сравнят спрос и предложение и выставят цену. Если эта цена подойдет Гансу, сделка состоится. Имея на руках доллар Ганса, Эмили собирается приобрести в некоторых американских банках американские активы. Разумеется, банку нужно лишь нажать на кнопку, чтобы их предоставить. И, как мы увидим ниже, на ее доллар уже нацелились покупатели.
* * *
Часы над столом Эмили показывают время в Токио, Нью-Йорке, Сиднее и Буэнос-Айресе. Лондон – финансовая столица не только Европы, но и всего мира. Он удобно расположен посередине часовых поясов: –5 часов от Нью-Йорка, +9 к Токио. Английский – язык мирового бизнес-сообщества. По крайней мере, пока что.
Доллар, который Ганс вручил Эмили, – один из триллионов, обращающихся в Лондоне каждый день. Деньги помогают мировой экономике работать без перебоев, как масло в двигателе или топливо, позволяющее машине оставаться на ходу. Для управления деньгами в Великобритании существует огромная инфраструктура. Большая часть мировых денег сегодня проходит через Лондон, но начался этот процесс гораздо раньше.
Помните детскую песенку: «Из чего же, из чего же, из чего же сделаны наши девчонки?» В ее английской версии ответ на этот вопрос звучит так: «Sugar and spice and all things nice», то есть «Из сахара, пряностей и милых безделушек». Интересно, что этой же строчкой можно описать и основы мировой финансовой системы. В 1600 году в Лондоне была основана Ост-Индская компания, объединившая купцов, которые отправляли корабли за новыми товарами по всему миру, включая недавно открытые территории. Компания стремилась упростить перевозку товаров (например, шелка, соли или чая) с Ближнего Востока и торговлю ими. Ост-Индская компания была акционерным обществом – у нее имелось множество инвесторов, каждый из которых владел своей долей в компании и получал прибыль в случае ее успеха. Однако, если бы компания обанкротилась, ее акционеры не отвечали бы за это в полной мере – их ответственность была бы ограничена размерами их доли. Это было необычное условие для того времени.
Через два года своя Ост-Индская компания появилась в Голландии. Ее акции любой желающий мог купить или продать на Амстердамской фондовой бирже. Это делало их более привлекательными для инвесторов, что обеспечивало компании приток средств и, как следствие, рост и процветание. Лондонская фондовая биржа открылась в XIX веке и не была похожа на современные торговые площадки. Ее прототипами были городские кофейни, в которых много лет подряд встречались лондонские торговцы, чтобы заключать сделки и сверяться со списками рыночных цен. Обе Ост-Индские компании добились коммерческого успеха (британская, например, фактически управляла всей Индией), а их наследие легло в основу капитализма и современной финансовой системы.
По мере того как разрасталась Британская империя, Лондон становился столицей финансового мира. Но свой современный статус он приобрел в 1986 году, когда на финансовых рынках Великобритании произошел «большой взрыв» – либерализация. Закончилось время, когда акции продавались и покупались на открытых торгах в зале Лондонской фондовой биржи. Вместо этого получила распространение электронная торговля и значительно смягчились правила относительно того, кто может ею заниматься и какие цены выставлять.
Благодаря новым технологиям мировая финансовая система в XXI веке оказалась поразительно быстродействующей, охватила огромное число людей и невероятные объемы денежных средств. Традиционные правила торговли устарели за одну ночь, а уровень конкуренции стремительно вырос. Иностранные компании начали играть в Лондоне более заметную роль. Уровень регулирования в области правил торговли снизился, сделав их самыми свободными в мире, за исключением разве что США. Лондон в одночасье превратился в финансовый центр. Его сердцем традиционно считался Сити, граница которого проходит по Тауэру с востока и кварталу Блэкфрайарз с запада. Но по мере роста количества финансовых институтов смещались и границы Сити. Теперь финансовый центр охватывает район старых складов Кэнэри-Уорф на востоке и простирается до аристократичной Белгравии на западе.
К 2016 году финансовая индустрия приносила Великобритании почти 180 млрд долларов в год, а число занятых в этой сфере превышало 1 млн человек. Это самая прибыльная часть британской экономики. Именно благодаря ей риелторы, торгующие недвижимостью класса люкс, остаются лидерами рынка, а поток налогов в государственную казну не иссякает. По той же причине Лондон и юго-восток страны живут гораздо богаче, чем остальные области Великобритании. Британская финансовая система многих обогатила; сегодня в Лондон стекаются опытные банковские работники со всего мира. Для американского банка в порядке вещей иметь лондонский филиал, позволяющий банку работать во всей Европе. Прибыль, полученная банками от сделок за пределами Соединенного Королевства, расценивается в Британии как выручка от экспорта финансовых услуг.
«Большой взрыв» не просто увеличил размер и масштабы лондонского банковского сектора. Он изменил людей, которые в нем работают. К концу 1980-х вместо типового образа банковского служащего – представителя среднего класса, джентльмена в котелке и с дипломатом в руке – появился другой: самодовольного молодого человека в рубашке в полоску и с бокалом шампанского. Настало время яппи – молодых сотрудников, нацеленных на карьерный рост. Они отказались от аскетичного стиля жизни своих родителей, сформировавшегося после войны. Роскошь снова вошла в моду. Яппи получали огромные деньги и ворочали еще большими. Это было время пентхаусов, светских вечеринок и вилл на побережье. Продавцы дорогих автомобилей и яхт не могли поверить своему счастью.
Дельцы с Уолл-стрит жили на еще более широкую ногу. Том Вулф очень точно описал их в своем романе «Костры амбиций», назвав «властелинами Вселенной». Эти люди не обязательно происходили из богатых семей – наоборот, обещание несказанных богатств сильнее манило тех, чье детство прошло в скромных условиях. Фраза «Жадность – это хорошо», произнесенная героем знаменитого фильма «Уоллстрит» 1987 года, внезапно стала истиной по обеим сторонам Атлантики. Лондон расцветал и становился более современным, в нем зарождались новые типы торговцев, и все чаще ими становились женщины. Тем не менее среди своих коллег Эмили до сих пор в меньшинстве. Женщины составляют менее 20 % трейдеров на торговых площадках.
Когда на вершине тебя ждут несметные богатства, не стыдно расталкивать локтями других кандидатов, пытаясь найти работу и сделать карьеру. Эмили знает, что продвинуться вверх по карьерной лестнице таким, как она, удается все реже. Главное здесь – количество нулей, которые ты можешь добавить к итоговой сумме в отчете о прибылях своего банка. 10 % сотрудников с худшими результатами регулярно увольняют – без всяких угрызений совести. Эмили ревностно охраняет каждый доллар, который ей удается принести в казну банка, и трепетно относится к клиентам. Если клиенты довольны, им можно предложить более прибыльные инвестиции, уговорить попробовать инновационные стратегии и продукты, которые принесут им выгоду. Работа Эмили ничем не отличается от того, чем занимались джентльмены в лондонских кофейнях XVIII века: она тоже делает деньги из денег.
Для формирования денежного рынка поначалу хватало структуры и методов обеспечения безопасности, созданных в Лондоне и Амстердаме три столетия назад. Тогда главной новинкой было распределение инвестиционных рисков между несколькими акционерами. Сегодня, для того чтобы система работала, требуются сложные регуляторные и юридические механизмы, международные соглашения и стандарты. Но и в XXI веке на карте финансового мира есть белые пятна.
* * *
Эмили есть что предложить немецкому пенсионному фонду, и с каждым годом количество вариантов только растет. Огромное число инвестиционных опций в постоянно усложняющейся глобальной экономике делает ее еще более запутанной. Многие из нас не понимают, что происходит с нашими собственными деньгами. Даже банкам и целым государствам порой бывает трудно в этом разобраться.
Для начала Эмили могла бы предложить клиенту вложиться в фондовые акции – крошечные доли компаний, инициаторами продажи которых когда-то стали Лондон и Амстердам. Сегодня их часто продают инвесторам в рамках IPO – первого публичного предложения, которое, как следует из названия, означает, что долю в компании может купить любой желающий. «Выход на IPO» дает компании отличный шанс привлечь много инвестиций без обязательства выполнять прихоти акционеров. Когда технические гиганты вроде Twitter или Google подобным образом выходили на рынок, они поднимали огромные волны спроса.
У таких компаний появляется множество мелких инвесторов, владеющих их акциями. Теоретически это доступно любому человеку. В 1980-х годах в Великобритании провели приватизацию коммунальных служб. Это было сделано по политическим мотивам, в частности, чтобы добиться от них большей эффективности и ответственности. Акции служб предложили приобрести широкой публике, чтобы вовлечь обычных людей в деятельность финансовой системы и дать им ощутить дух предпринимательства. Однако в большинстве случаев такими компаниями все еще владеют крупные институциональные инвесторы, например пенсионные фонды.
Рыночная стоимость компании равна совокупной стоимости ее акций. Если эта цифра достаточно велика, компания попадает в главный индекс страны, где перечислены цены на акции компаний, предлагаемые общественности. В Великобритании этот индекс называется FTSE 100 и включает в себя таких гигантов, как Vodafone или HSBC, – эмитентов «первоклассных» акций. Компании чуть меньшего масштаба попадают в FTSE 250. Этот индекс достаточно известен в Лондоне, но менее популярен в остальном мире. У большинства стран имеется по крайней мере один индекс. У США это индекс Доу-Джонса для акций промышленных компаний (Dow Jones Industrial Average), в который входят всего 30 предприятий; NASDAQ, более ориентированный на высокие технологии, и масштабный S&P 500, покрывающий 500 компаний. Франция, Германия и Япония пользуются соответственно индексами CAC 40, DAX и Nikkei 225, а Китай и Индия – недавно созданными сводным индексом Шанхайской биржи (Shanghai Composite Index) и индексом Мумбайской фондовой биржи (Mumbai Sensex). Все эти индексы измеряют корпоративную мощь (или слабость) той или иной страны. Индекс, как и обменный курс валюты, показывает экономическую силу нации.
Инвестиционные менеджеры часто предлагают клиентам для вложения фонды, составленные из включенных в индексы акций. Для инвесторов это популярный и легкий способ заработать. Они надеются получить доход с той доли прибыли, которую компании распределяют между акционерами. Кроме того, стоимость акций может возрасти, и их можно будет выгодно продать.
Акции могут многократно переходить из рук в руки по разным причинам. Как и в торговле нефтью, здесь существует несколько фундаментальных факторов, влияющих на то, почему одна акция стоит дороже другой. К таким факторам могут относиться, например, прибыль выше обычной или смена руководства. Стоимость акций сети магазинов Walmart может колебаться в соответствии с изменениями средней покупательской корзины.
Разумеется, информацию о результатах работы компании не всегда можно найти в открытом доступе. Предприятия знают о реальном положении дел куда больше, чем инвесторы, и последним иногда приходится полагаться на догадки. В таких случаях говорят об «асимметричной информации». Кроме того, даже сами компании не всегда могут предсказать свое будущее. Информация не бывает идеальной.
Гораздо чаще инвесторы руководствуются чувствами – своими ощущениями, касающимися перспектив той или иной компании. Такие чувства могут возникать в результате интерпретации доступных фактов – например, сообщения о том, что покупатели не одобряют новый интерьер магазинов Walmart. Догадки инвестора могут касаться не только будущего компании, но и всего сектора, а то и фондового рынка в целом.
Кроме того, инвесторы учитывают потенциальные действия других инвесторов. Из-за такого подхода экономисты иногда сравнивают фондовые рынки с казино, где каждый игрок пытается предугадать ход другого и обхитрить его. Разумеется, инстинкты не всегда подсказывают инвесторам верные решения.
Из-за описанных процессов фондовые рынки часто отклоняются от фундаментальных факторов и могут неверно отражать истинное состояние экономики страны или компании. Иными словами, они не всегда эффективны.
Как и в любом казино, здесь царят эмоции, и именно они определяют, как воспринимается тот или иной рынок. Когда инвесторы настроены оптимистично и предполагается рост акций, рынок называют «бычьим». Но если на финансовом горизонте собираются тучи, а фондовый рынок за 18 месяцев падает на 20 % или больше, на передний план выходят «медведи».
Когда в ценах на акции происходят существенные колебания, в газетных заголовках начинают писать об «обвале» рынка и резком удешевлении ценных бумаг. Это одно из самых распространенных клише в словаре финансистов. Обвал фондового рынка имеет место, когда рынок (например, FTSE 100) за два дня теряет более 10 % стоимости. Обычно причиной этого является экономический или финансовый кризис, который из-за паники только разрастается. Обвал рынка влияет не только на его инвесторов – эхо от него может быть слышно по всему миру. Вспомните, например, Великую депрессию 1929 года или кризис 2008-го.
Более частым и менее болезненным событием фондового рынка является коррекция. В этом случае цены на акции за определенный период времени снижаются на 10 %. Коррекция может возникнуть из-за экономического шока, опасений инвесторов и их желания замедлить темпы капиталовложений. Обычно коррекция следует за рыночным пузырем – состоянием рынка, при котором цены стремительно растут, и инвесторов этой волной тоже уносит вверх.
Подобные события случались и раньше. В 1711 году была создана компания для приобретения прав на всю торговлю в Южных морях, то есть в водах вокруг Южной Америки. Вдохновленные успехом Ост-Индской компании, акций которой уже было не достать, лондонские инвесторы бросились вкладываться в Компанию Южных морей, рассчитывая на несметные богатства. На волне спроса появилось еще несколько предприятий подобного рода. Инвесторы не замечали, что из-за плохого управления Компания Южных морей обещала слишком много, а давала слишком мало. Ее корабли исчезали, а груз гнил на складах. Когда правда открылась, инвесторы поняли, что платили огромные деньги за акции с низкой прибыльностью. По сути, каждый из них покупал акции потому, что это делали другие. В 1720 году акции Компании Южных морей обвалились, и она прекратила существование.
Менее чем за 100 лет до этого Нидерланды охватила тюльпановая лихорадка, когда рынок страны буквально впал в безумие. Люди вкладывали все свои сбережения в луковицы тюльпанов, планируя перепродать их и сказочно разбогатеть. Казалось, что тюльпаны покупали все. Но рынок обвалился и утащил за собой голландскую экономику.
Сегодня среднему читателю финансовой прессы может показаться, что в фондовых рынках нет ничего хорошего и они постоянно балансируют на грани обвала. Но если так, почему с ними связаны наши пенсионные фонды? От состояния акций зависит финансовое благосостояние тех, кто уже получает или будет получать пенсию. Если у вас есть пенсионный план, может оказаться, что вы владеете крошечной долей какой-нибудь крупной корпорации, и ваше будущее завязано на ее успех.
Биржевые курсовые индексы в США с 1950 года росли примерно на 7 % в год (в других странах эта цифра может отличаться). Это объясняется тем, что прибыли компаний обычно увеличиваются – об этом мы подробнее поговорим в главе 9. В последние годы рост прибылей и стоимости акций идет медленнее, что сказывается на западных пенсионных фондах. Однако в целом фондовые рынки продолжают двигаться вверх. Мы не знаем об этом, потому что газетам нет смысла публиковать статьи с заголовками «На рынке все спокойно» или «Очередной миллиард инвестирован в акции».
Все фондовые рынки имеют определенный уровень риска, который, разумеется, зависит от стран и компаний. Молодая и стремительно развивающаяся экономика, например Индия, дает своим компаниям и их акциям больше возможностей для роста, чем медленные стариканы вроде США, но и риск здесь будет выше. В каждой стране существуют предприятия, которые менее подвержены макроэкономическим колебаниям, а потому вложения в них более надежны. К таким компаниям относятся, например, производители продуктов питания, энергии или лекарств. Даже в самые тяжелые времена людям нужно есть, отапливать дома и лечить болезни. Другие компании, наоборот, сильнее привязаны к колебаниям экономики. Если она идет на спад, торговля дорогими сумками вряд ли будет успешной. Интересно, кстати, что во времена кризисов увеличиваются продажи губной помады. Относительно дешевая косметика быстро поднимает покупательницам настроение и дает ощущение роскоши даже в те моменты, когда нужно потуже затянуть пояс.
Учитывая все эти обстоятельства, Ганс Фишер при посредничестве Эмили Морган может вложить средства из своего пенсионного фонда в британские акции. Или же, подобно многим инвесторам, включая китайское правительство, выбрать другого фаворита – облигации. Наконец, он может просто предпочесть другую валюту.
Когда крупный инвестор вкладывается в валюту, у него есть на то причины. Например, если в Бразилии высокая процентная ставка, он может купить бразильский реал и получить прибыль с депозитов в этой валюте. Стратегию, при которой инвестор меняет валюту страны с низкой процентной ставкой на валюту страны с более высокой, называют кэрри-трейдом. При этом уровень ликвидности таких средств остается неизменным, то есть инвестор имеет к ним доступ и легко может их потратить. Он также может частично поступиться ликвидностью ради большего дохода, вложив деньги в бразильские активы – например, акции или облигации.
В большинстве случаев валютные сделки на финансовых рынках совершаются из эмоциональных соображений. Спросите трейдера, из-за чего произошло последнее колебание курса, и он пробормочет что-то вроде: «Арабы покупают» или «Япония продает». В этом деле все решают мнения и слухи. Направление и скорость сделки может измениться за секунду в зависимости от того, что рынок подумает о перспективах роста какой-либо страны, ее процентных ставках или даже политической стабильности. Каждое слово представителей центрального банка, каждая крупица экономических данных имеет значение. Примером может служить обвал российского рубля в 2014 году.
Старая поговорка гласит, что покупки держатся на сплетнях, а продажи – на фактах. Главное умение на финансовом рынке – раньше всех почувствовать, куда дует ветер. Валютные рынки зависят от эмоций в той же степени, что и от фактов. Как и ценные бумаги, валюты торгуются не в самой надежной среде. Трейдеры никогда не располагают полнотой экономической картины и действуют, исходя из обрывочных данных. Когда трейдер покупает доллар, фунт или евро, он не может знать наверняка, что именно купил и насколько справедливую цену заплатил.
Все это может показаться слишком сложным и рискованным, а ведь мы пока что говорили лишь о базовых инвестициях. На самом деле рыночное предложение куда шире. Те инвесторы, которым хочется приключений, отправляются на рынок деривативов.
Под термином «деривативы» скрывается несколько видов финансовых продуктов. Общее у них одно: их ценность формируется как производное от чего-то другого. В финансовом мире их можно сравнить с пончиками, которые выглядят аппетитно, но не имеют реальной питательной ценности. Деривативы – это инструменты, которые были разработаны, чтобы инвесторы имели возможность делать деньги из денег. Но, в отличие от акций, они не представляют собой фактического капиталовложения. По сути, деривативы – это всего лишь обещания. А обещания бывают пустыми.
Возьмем, к примеру, опционы. Опцион представляет собой право на покупку (или продажу, но мы пока что остановимся на первом варианте) акций, облигаций, товаров или иностранных валют в определенный день и по определенной цене. При этом вы не обязаны их покупать. Этим опционы отличаются от фьючерсных контрактов (они часто используются в торговле нефтью), согласно которым покупатель обязуется уплатить согласованную сторонами цену в установленный срок, и риски существуют для обеих сторон. Покупатели и продавцы опционов, по сути, просто пытаются угадать, в каком направлении будет двигаться рынок.
Изначально деривативы были созданы, чтобы снизить уровень торгового риска, и представляли собой своего рода страховые полисы. Предположим, у нас есть опцион на покупку через три месяца нескольких баррелей нефти по цене $80 за баррель. Если продать такой опцион за $20, покупатель окажется защищен от того, что цены на нефть взлетят на $20, а продавец получит гарантированные $20 даже в случае обвала рынка. Инвесторы делают многочисленные ставки такого рода на разные ситуации и финансовые продукты, чтобы распределить (хеджировать) свои риски. Это умение превратилось в точную и очень прибыльную науку и привело к стремительному росту хеджевых фондов. Их менеджеры используют сложные уравнения и стратегии, чтобы выжать из каждой сделки все деньги до последнего цента. Их интересует только прибыль, а не приобретенные активы, и в поисках денег они тщательно изучают новости рынков и компаний. Это опытные игроки, получающие огромные барыши.
Деривативы должны были снизить рыночные риски, но во многих случаях они используются для спекуляций, в результате которых риски возрастают. Прямые опционы и деривативы уже не кажутся достаточно увлекательными для игроков большого финансового казино – хеджевых фондов, банков и их клиентов, жаждущих приключений. Начало 2000-х годов было временем экспериментов, когда появились и другие типы деривативов. Чтобы создать новые финансовые инструменты, требуется фантазия. Пускай это всего лишь уравнения и цифры на экране компьютера, они имеют огромное влияние на реальный мир.
В начале нашего века среди банков были популярны два типа деривативов – ОДО (обеспеченные долговые обязательства) и КДС (кредитно-дефолтные свопы). При этом они никак не регулировались законодательно, что оказалось большой ошибкой. Именно они стали отравленными пилюлями, подорвавшими финансовую систему США. Их основанием были доллары, но принадлежали эти доллары не немецкому пенсионному фонду, не компании – производителю оружия и не нефтяной корпорации. Это были деньги домовладельцев со всей Америки – вернее, деньги, которых у них не было.
* * *
Город Орландо в штате Флорида находится в 4000 милях от Лондона. Местный мягкий климат привлекает множество народу, включая Полу Миллер, кузину Лорен – уже знакомой нам покупательницы из Walmart. В 2002 году Пола переехала в «солнечный штат», но вскоре здесь повеяло холодом. Как и многих других американцев, Полу привлекли низкие процентные ставки во Флориде и местное налоговое законодательство, по которому она могла получить ипотеку, даже не имея работы или другого источника регулярных доходов. Кредитные организации не проводили никаких проверок.
Почему деньги были настолько дешевыми, а достать их было так просто? Здесь на сцену выходит «Маэстро» Алан Гринспен, тогдашний глава Федеральной резервной системы (Центрального банка США, он же ФРС). В 2001 году американская экономика переживала период нестабильности, а спрос на зарубежных рынках испытывал колебания из-за кризиса в Азии. Затем произошел теракт 11 сентября. Рынки обвалились, и возникли опасения, что они могут утащить за собой всю экономику. Федеральный резерв стремительно урезал базовые ставки межбанковского кредитования. В начале года один банк мог взять у другого кредит под 6 %, а в конце они превратились в 1,75 %. Опасения росли, ставки продолжали снижаться, и кредиты становились все более доступными. Потребительские расходы, которые считаются основой экономики, стремительно взлетели на этом кредитном топливе. Ставки снова подняли лишь в 2004 году, но было уже поздно. Может быть, Маэстро просто проявил невнимательность, слишком расслабился и не заметил рисков, связанных с дешевым кредитованием? Как мы увидим дальше, это вполне вероятное объяснение. В тени финансовой системы все это время рыскали чудовища, приходящие с каждым финансовым кризисом: кредиторы, которые позволили Поле осуществить свои планы, воспользовавшись недостатками регулирования системы и активным стимулированием к приобретению жилья со стороны государства.
Купив собственный дом, Пола осуществила свою американскую мечту. Она не просто владела домом – его цена росла, а значит, Пола чувствовала себя богаче и легче тратила деньги. Маэстро стал ее феей-крестной.
Кредиторы тоже были счастливы. Они могли выдавать займы даже некредитоспособным клиентам, уверенным, что впереди у них белая полоса. Чтобы получать деньги с таких людей, был создан новый механизм. Ипотечные кредиты (обязательства, принадлежащие банку) объединялись с ипотеками из других штатов в единый финансовый инструмент – так называемую «ипотечную ценную бумагу» (ИЦП). Такие бумаги продавались инвесторам, которые оказывались «владельцами» долга. Точно так же Китай владеет долгом США, приобретая американские государственные облигации. Долги объединялись в один инструмент, потому что банки считали это эффективным способом распределения рисков. В одну ИЦП включали разные типы клиентов из разных штатов с разными жилищными требованиями. Даже если в группе заемщиков присутствовали сомнительные клиенты банка с нестабильным доходом, вероятность того, что все они потеряют работу, была гораздо ниже вероятности банкротства одного человека.
Это была финансовая алхимия, превращавшая пустой колодец в золотую жилу. Зачем же было останавливаться? Кредиторы начали объединять в ОДО кредиты на покупку автомобилей и задолженность по кредитным картам. По условиям ОДО, его продавец обязуется выплатить покупателю определенную сумму, если заемщик (например, Пола) не сможет погасить свой кредит. ОДО постоянно изменялись, создавая новые ОДО, обеспеченные ОДО. Как и в случае с государственными облигациями, желающих владеть долгами американцев (а вернее, увеличивать их) было достаточно, даже если они не вполне понимали всю схему. Американские долговые ценные бумаги популярны во всем мире, в первую очередь в Китае, но не только там. Каждый хочет выдавать американцам кредиты или, иными словами, владеть их долгами. Американская экономика считается самой стабильной в мире.
ОДО обеспечивали инвесторам большую прибыль и считались безопасными – частично из-за того, что такое мнение о них формировали рейтинговые агентства, занимающиеся оценкой рисков.
Вокруг ОДО быстро выросли страховые полисы – КДС, которые тоже участвовали в торговле. Эмили Морган и ее команда продавали КДС инвесторам, то есть богатым странам и пенсионным фондам по всему миру. В хеджевые фонды поступало все больше и больше средств. Продажа кредитов давала кредитным организациям возможность вывести заемные средства со своих балансов и передать третьим лицам связанные с ними кредитные риски. Соответственно, они могли предоставлять домовладельцам еще больше кредитов, а значит, занимать в банках еще большие суммы. По мере того как рос спрос на ОДО, кредиторы стремились привлекать все менее и менее надежных клиентов. Злоупотребление становилось нормой.
Финансовые продукты оставались крайне сложными, а вся система в целом – непрозрачной, поэтому оценить риски было невозможно. Рынок не мог действовать эффективно на основании фундаментальных факторов. Он становился все более неустойчивым.
Поэтому неудивительно, что в какой-то момент веселье закончилось. Между 2004 и 2006 годами процентные ставки в США при поддержке Центрального банка выросли с 1 до 5,25 %. ФРС была обеспокоена инфляцией и темпами роста экономики. Пола Миллер внезапно обнаружила, что не способна выплатить ипотеку. Спрос упал. Более высокая процентная ставка означала, что все меньше людей брали новые жилищные кредиты, что привело к снижению цен на недвижимость. Заемщикам становилось все труднее погашать кредиты, а стоимость их жилья падала, потому что покупка недвижимости большинству американцев была не по карману.
Проблемные кредиты, права на которые принадлежали инвесторам, действительно начали приносить проблемы. К 2007 году сумма займов, выданных некредитоспособным клиентам банков, составила 1,3 трлн долларов. Были раскрыты запутанные схемы ОДО, и они начали быстро обесцениваться. Оказалось, что инвесторы не понимали, насколько невыгодной для них была ставка на долг Полы, да и на весь рынок недвижимости в Орландо в целом. Четверо из десяти ее соседей были не в состоянии погасить свои долги. Этот сценарий в той или иной степени проигрывался по всей Америке. Покупатели ОДО до этого не сознавали своего положения: они попросту не присматривались к тому, что покупают, а если и пытались разобраться, что к чему, быстро запутывались в сложных финансовых механизмах.
Первым забил тревогу о подступающем финансовом кризисе британский банк HSBC. В феврале 2007 года он обнаружил огромные убытки в своем филиале, занимающемся ипотекой в США. Еще через полгода французский банк BNP Paribas шокировал инвесторов, заморозив три своих инвестиционных счета и заявив, что не может оценить размещенные на них ОДО из-за полного отсутствия спроса.
Если банки не были уверены, стоят ли что-то их собственные фонды, как они могли полагаться на платежеспособность своих конкурентов? Межбанковское кредитование, то есть максимальное использование банковских средств, – это важная часть финансовой системы. На каждом уровне экономики существует замкнутый круг денег и кредитов, основанный, по сути, на доверии. Как только доверие исчезает, система перестает работать.
Страхи и подозрения росли, и банки перестали выдавать кредиты друг другу, не уверенные, что смогут получить свои деньги назад. Так как кризис охватил всю систему, каждому банку приходилось держаться за собственные средства, ведь взять новые теперь было неоткуда.
Разразился кризис кредитования. Многие банки оказались в ситуации, когда им приходилось буквально наскребать последние центы, чтобы продолжить существование. Во время ипотечного пузыря крупнейшими кредитными организациями во Флориде были Wachovia, Ohio Savings, Washington Mutual, BankUnited, Lydian Private Bank и BankAtlantic. Кризис похоронил их всех.
Разумеется, проблема касалась не только США, ведь для банков не существует географических границ. Глобальная цепная реакция повлекла за собой множество финансовых жертв. Королевский банк Шотландии считался одним из крупнейших в мире, а общий объем его активов превышал 3 трлн долларов, то есть был больше ВВП всей Великобритании. Министр финансов Соединенного Королевства Алистер Дарлинг был шокирован, когда председатель правления Королевского банка Шотландии признался ему, что всего через пару часов в банке попросту закончатся деньги. Банки зарабатывают, предоставляя кредиты, но при этом должны иметь достаточные резервы, чтобы выплатить вклады по первому требованию своих клиентов. Британии пришлось спешно организовывать банку финансовую помощь.
В такой же помощи нуждались банки и кредитные организации по всему миру, и дело было не только в том, чтобы использовать для их спасения деньги налогоплательщиков. Деятельность подобных организаций влияла даже на те капиталы, которые хранились не в них. Обычные люди рисковали потерять свои дома и сбережения. Считается, что есть компании, которые слишком велики, чтобы обанкротиться. Однако 15 сентября 2008 года именно это случилось с одним из гигантов Уолл-стрит – компанией Lehman Brothers. Этот банк со 150-летней историей скупил ОДО на сумму 50 млрд долларов. И вдруг они обесценились, как и акции самого банка.
Кризис разрастался, обрастая комом переоцененных некомпетентными покупателями бумаг и открывая миру сложную паутину, свитую вокруг потребительских кредитов в Америке. Изначально деривативы были созданы для защиты инвесторов от рисков и рыночных колебаний. Но постепенно они стали инструментами спекуляций, при которых риски ради максимизации прибыли и выгод только увеличивались. В случае с Lehman Brothers результатом стало полное банкротство. Раньше банк был слишком велик, чтобы обанкротиться; теперь он стал слишком дорогим, чтобы его можно было спасти.
В 2007 и 2008 годах правительства всех стран мира предпринимали лихорадочные усилия, пытаясь остановить кризис. Но из-за дыр, возникших в банковской системе, у заемщиков по обе стороны Атлантики возникли трудности, что привело к росту тревожных настроений. А когда растет тревожность, люди перестают тратить деньги и экономика замедляется. Банковские фонды пустели; банки перестали выдавать кредиты друг другу и частным клиентам. Паника, охватившая Уолл-стрит, обернулась снижением уровня потребления в каждом городе США.
Если прекращается движение средств в финансовой системе, вся экономика замирает. Когда люди не готовы покупать, продавать и давать друг другу деньги взаймы, падает деловая активность, что ведет к экономическому коллапсу.
С уменьшением объемов денежного оборота снизился уровень зарплат и количество рабочих мест. Особенно заметно это было на Западе, где потребители привыкли покрывать свои расходы за счет кредитов. Восстановление было болезненным. В 2012 году, через пять лет после кризиса кредитных платежей, Пола Миллер, как примерно половина держателей ипотеки во Флориде, все еще была на мели. Сумма задолженности превышала стоимость ее дома. При этом ей еще повезло: она сумела наскрести денег, чтобы продолжать выплаты по кредиту, и сохранила свое жилье. Но Пола все равно была в ярости. Ей хотелось понять, кто виноват в том, что она оказалась в таком ужасном положении?
Самый легкий способ – переложить вину на жадных Властелинов Вселенной. Алан Гринспен, стоявший у руля ФРС, надеялся, что банки самостоятельно урегулируют свои проблемы. Им это не удалось. Управлять деривативами оказалось слишком сложно. Кредитные агентства должны были отслеживать риски, но они получали свою долю от банков и закрывали глаза на потенциальные проблемы. Банки были виноваты в том, что использовали для формирования своих резервов слишком рискованные, сомнительные или подверженные инфляции средства. Они считали себя слишком большими, чтобы прогореть. Когда грянул финансовый кризис, стоимость большей части этих резервов улетучилась, открыв миру истинное положение дел.
Внезапно самым популярным словом в США и Европе стало «регулирование». Вводились более строгие правила контроля над объемом капиталов, которыми должны были располагать банки, чтобы иметь статус платежеспособных. Аналогичным образом ужесточались правила выдачи и получения кредитов. Платежеспособность потребителей проверялась более тщательно. Это обеспечивало банковской системе некоторую надежность, но для рядовых граждан вроде Полы увеличивало опасность остаться без жилья. Соотносить потребности своей семьи с финансовыми рисками стало труднее.
К концу 2010 года из-за экономического спада потеряли работу почти 8 млн американцев. Даже самые известные компании, например General Motors или некоторые авиалинии, туго затянули пояса. Существует расхожая фраза: «когда Америка чихнет, Британия заболевает», и после двух кварталов экономического спада в США в Соединенном Королевстве тоже начался кризис. Темпы роста безработицы были самыми высокими за почти 20 лет. Зараза распространилась из Европы дальше на Восток, в Азию, затронув даже Китай.
К 2010 году колесо фортуны начало со скрипом поворачиваться. В Британию и США вернулась экономическая стабильность, но похмелье после кризиса все еще ощущалось. Стало очевидным, что бедные домохозяйства нуждаются в финансовой помощи со стороны государства, но многих беспокоила стоимость этой поддержки и связанное с ней влияние государства на экономику. В некоторых странах вместо оказания поддержки бедным слоям населения приняли решение сократить расходы и тем самым покрыть убытки, понесенные в результате кризиса. В Великобритании это решение явилось частью обдуманной политической стратегии, в Греции оно было принято скорее импульсивно, чтобы прекратить панику на рынках облигаций и обеспечить правительству приток кредитов по приемлемым ставкам. Но и в том и в другом случае налогоплательщикам пришлось заплатить более высокую цену за ту помощь, которую получили и они сами, и их банки.
Государственный дефицит в годовом исчислении стремительно взлетел вверх, и правительствам потребовались дополнительные кредиты. В результате финансового кризиса объем государственной задолженности Великобритании увеличился вдвое. Все громче раздавались призывы к строгой экономии. Чтобы поддерживать оптимизм в своих кредиторах (держателях государственных облигаций), правительствам необходимо было продемонстрировать, что они управляют финансами твердой рукой. Не исключено, что зарплаты госслужащих в то время были заморожены именно для того, чтобы создать у инвесторов иллюзию контроля.
И Эмили Морган, и Пола Миллер напрямую столкнулись с кризисом, но их судьбы сложились по-разному. Разумеется, заемщики повели себя безответственно, но основная доля вины за экономический спад лежала на кредиторах и слабых регулирующих нормах. Банки вышли из кризиса изрядно потрепанными, но их сотрудники не перестали получать свои бонусы, в то время как оставшаяся часть населения почувствовала на себе сокращение государственных расходов. С момента окончания кризиса экономика Великобритании растет примерно на 1 % в год, что составляет менее половины докризисных темпов роста. Заплатить за рискованную игру трейдеров и недостатки законодательства придется сегодняшним и будущим налогоплательщикам.
В Великобритании, да и во всей Европе, последствия кризиса ощущались сильнее еще и потому, что именно туда поспешили в поисках работы жители более бедных регионов ЕС. Эмили нормально относилась к иностранцам, но у многих ее соотечественников они вызывали подозрения и страх. Им казалось, что банкиры и «еврократы» указывают им, как жить. Газетные заголовки кричали о том, что «народ хочет вернуть себе контроль над страной». В конце концов эти настроения обрели вполне осязаемые формы.
* * *
23 июня 2016 года, почти через 10 лет после начала финансового кризиса, Великобритания столкнулась с новой волной трудностей – 17 410 742 человека проголосовали за выход из ЕС – против 16 млн британцев, желавших остаться в союзе. Это был неожиданный результат. Эмили Морган и ее коллеги на следующее утро проснулись в новом мире. Спрос на фунт рухнул до минимального за 31 год уровня; инвесторы в массовом порядке уходили в более безопасный доллар.
Будущее британской экономики оказалось под вопросом. Невозможно было точно спрогнозировать, в какую сторону она будет двигаться. Рынок понимал одно: впереди всех ждет долгий перерыв в нормальной работе, потому что в органах управления начнутся бесконечные обсуждения. Единственное, что можно было сказать наверняка, – это что наверняка ничего не известно. А нестабильность заставляет рынки нервничать. Возможно, трейдеры и любят азартные игры, но делать ставки предпочитают по строгим правилам. Как показал кризис 2008 года, мировая финансовая система в состоянии выдержать даже очень сильный удар – при условии получения достаточной государственной помощи. Хоть трейдеры и привыкли к риску, но, столкнувшись с неуверенностью в будущем, они замирают или впадают в панику. Если британцы начнут сомневаться в перспективах своей экономики, есть риск, что ее накроет волной беспорядочных инициатив, не основанных ни на чем, кроме эмоций, как это уже произошло с Россией.
Кризис еврозоны был последним, что убедило бы Британию остаться в ЕС. В течение многих десятилетий ЕС побуждал новые европейские страны вступать в клуб и присоединяться к единой валюте. Первые подозрения в том, что еврозона находится на грани распада, возникли на фоне серьезных экономических проблем в Греции, но их удалось затушевать, выдав за небольшую семейную неурядицу. В случае с Великобританией дело зашло дальше: один из членов семьи подал заявление о разводе, и договориться о мирном разделе имущества не удалось. Глубоко уязвленный Евросоюз не собирался идти на уступки, чтобы примеру Соединенного Королевства не последовали другие страны.
Инициировав бракоразводный процесс, Великобритания в соответствии со статьей 50 Договора о Европейском союзе теоретически имела два года на завершение процедуры выхода. Но обсуждение сделок подобного рода длится годами, если не десятилетиями. Переговоры в области торговли затрагивают огромный круг тем, от авиации до сельского хозяйства, от соблюдения прав граждан ЕС, проживающих в Великобритании, до правил купли-продажи произведенных товаров и разрешения судебных споров, включая оплату судебных издержек. До последнего времени Великобритания была мировым финансовым центром, воротами в Европу для американских и азиатских финансовых институтов, держателем доллара. После брекзита на место Лондона претендуют Франкфурт и Париж. Столкнувшись с неизвестностью, банк Эмили Морган, как и многие другие, может перенести свой офис в Амстердам, откуда ему проще будет иметь доступ в США. Другие банки уже открывают филиалы в Дублине или Франкфурте.
Если Британия и ЕС не достигнут соглашения, то после брекзита Соединенному Королевству придется торговать с Европой в соответствии с общими правилами ВТО. Это может означать возврат пошлин, таможенных проверок и квот, повышение цен и увеличение срока растаможивания импортных грузов. Разумеется, после развода с ЕС Британия вольна искать других торговых партнеров на своих условиях. До окончания переговоров в 2019 году страна не имеет права заключать новые торговые соглашения, но частные предприниматели не обязаны делать паузу и могут выстраивать собственные деловые отношения с партнерами. Возможно, для этого они обратят свои взоры на запад, ведь США – это крупнейший экспортный рынок для многих секторов британской экономики, от энергетики до кино и от технологий до банковского дела.
Саймон Гровер работает директором по продажам в перспективной фирме, занимающейся исследованиями в области биотехнологий с целью повышения урожайности сельскохозяйственных культур. Продукция фирмы имеет огромное значение для крупных агроэкспортеров, например для США или Индии – стран с растущим населением, что рассматривается как конкурентное преимущество. Штаб-квартира фирмы расположена к востоку от Лондона, в Кембриджшире, который многие называют британской Кремниевой долиной. Руководители Саймона сомневаются в перспективах европейского развития и стремятся к укреплению своих позиций на американском рынке. Директор по продажам пакует чемоданы и отправляется в Техас на встречу с потенциальными клиентами. Разумеется, для этого он покупает доллары.
В 2017 году доллар стоит дороже, чем год назад: после референдума о выходе из ЕС фунт рухнул. Компания Саймона просчитала риски, связанные с возможным исходом голосования, и застраховалась от снижения курсовой стоимости фунта, заключив контракт на покупку определенного количества долларов по фиксированной цене. Иными словами, она приобрела опцион на покупку долларов. Подобные хеджевые контракты заключали крупные компании всего мира. Для Великобритании это обернулось замедлением падения курса фунта, непосредственно связанного с ростом цен на импортные потребительские товары. Однако срок действия таких контрактов ограничен несколькими месяцами. По их истечении компании вынуждены либо поднимать цены на свои товары, либо нести убытки. Вот почему через несколько месяцев после референдума британский потребитель, отправляясь в магазин за обувью или майкой, столкнулся с самым резким за два с лишним десятилетия ростом цен.
По прибытии в США Саймону потребуются наличные. Однако не исключено, что за свои фунты он получит меньше долларов, чем рассчитывал, потому что обменный курс успел измениться. В 2016 году он отдал бы за 100 долларов 65 фунтов, а в 2017-м отдаст уже 80 фунтов. (Не будем вспоминать 2007 год, когда за 1 фунт давали 2 доллара.) На деньги, которых еще недавно ему хватило бы на проживание в пятизвездочном отеле Хьюстона, сейчас он сможет позволить себе разве что скромный пригородный мотель.
С другой стороны, слабый фунт привлекает в Британию туристов. На пасхальных каникулах в апреле 2017 года страну посетило 3,7 млн иностранцев, что на 700 тысяч больше, чем в прошлом году. На отели, питание и покупки они потратили 2 млрд фунтов – и это еще до начала сезона летних отпусков. При этом число британцев, совершивших зарубежные поездки, сократилось.
Для Великобритании это существенно. До 2016 года туризм приносил стране 9 % ВВП. Больше туристов – выше спрос на фунт. Но если слабая валюта повышает привлекательность британского экспорта, не означает ли это, что растущий спрос скоро снова подтолкнет фунт вверх? В теории так и должно быть. Но на практике мы готовы платить за импортные товары и зарубежные путешествия, даже если они заметно дорожают. Спрос не слишком гибок – мы просто тратим больше.
В любом случае объемы денежных средств, расходуемых на покупки подобного рода и туризм, составляют лишь малую часть по сравнению с транзакциями в иностранных валютах, осуществляемыми в электронном формате в операционных залах по всему миру. Значение имеют именно эти крупные валютные сделки, которыми управляют эмоции и стремление к спекуляции. После референдума о выходе из ЕС инвесторы, руководствуясь предположением о том, что Британию ждут не самые радужные перспективы, сократили вложения в фунт, в результате чего спрос на него упал. Так и произошел обвал британской валюты. Сделки, мотивом которых служат нестабильные эмоции, способны приводить к значительным и быстрым валютным изменениям.
Тем временем доллар – уже подорожавший – ожидает Саймона в США.
Назад: 7 Испытания для большой семьи
Дальше: 9 Потакание зависимости