24
– На эти штуки покупателей немного, – продавец машин кивнул в сторону «Смарта». – Всем подавай гибриды или машины с GPS, и чтобы iPod подключить можно было. И чтобы камера сзади имелась…
– Приятель, мне фиолетово на камеру, – заявила Харли. Акцент бруклинской крутой девчонки явно не собирался ее покидать. Она оглядела море машин на парковке. – Я знаю, куда еду, так что GPS мне ни к чему. Если захочу глянуть, что позади, посмотрю в зеркало заднего вида. Есть у тебя тут что-нибудь попроще, чтобы сесть и ехать?
Он рассмеялся.
– Не боитесь, что машину угонят?
– Чего там бояться? Всем подавай гибриды, да еще чтобы iPod подключить можно было. По крайней мере, один симпатичный продавец сказал именно так, – она легонько стукнула его по носу кончиком пальца. – Верно?
Продавец опять заулыбался, покраснел, и Харли поняла, что он – хороший парень. С каких это пор продавцы подержанных развалюх отличаются тактом? Куда катится мир? Наверняка, в этом тоже была вина Бэтмена.
– Есть у нас парочка машин без всех этих современных примочек, – он подхватил ее под руку и провел через заднюю дверь на площадку, где стояли несколько старых автомобилей. – Должен предупредить, что пробег у них приличных, у некоторых двигатели уже побывали в ремонте. Но ездят они отлично. Раньше родители покупали подобные модели подросшим детям. Первая машина и все такое прочее, понятно, о чем я? Но в наши дни даже мамаши требуют GPS и противоугонную систему.
– Никакого уважения к личной жизни детей, – покачала головой Харли и медленной походкой приблизилась к темно-синему универсалу.
– А у вас дети имеются?
– Нет, но, если бы и были, я бы уважала установленные ими границы. Расскажите-ка мне об этой машинке.
– Собственно, она и правда была чьим-то первым автомобилем… – начал он все еще слегка смущенно.
* * *
Спустя час и две короткие пробные поездки, Харли остановила выбор на универсале. Через четыре дверцы можно было легко залезть и вылезти с заднего сиденья, а вместительное багажное отделение так и просило заполнить его продуктами и другими вещами. Ее любимому необходимо хорошо питаться, и наплевать, что копы всегда лезут проверять багажник в первую очередь.
По правде говоря, ей не хотелось расставаться со «Смартом»: машина была хорошей и недорогой в обслуживании, но Джокер туда бы не поместился: его коленки бы оказались выше его ушей. К тому же, «Смарт» бросался в глаза, а темно-синий седан был настолько невзрачен, что отвернись на секунду и уже не вспомнишь его цвет.
Очень удобно для побега.
С того момента, как Харли покинула «Аркхем», доктор Лиланд непрерывно ей звонила и посылала сообщения. Чтобы избежать звонков настырной врачихи, Харли заехала в магазин, где приобрела несколько телефонов и оплаченные сим-карты. Так же она купила сэндвичи, виноградный лимонад и сумку-холодильник. Следующим пунктом значилась аптека. Харли выбрала только те медикаменты, для покупки которых не требовалось удостоверение врача. Она не знала, подняла ли Лиланд тревогу.
Финальной остановкой по пути домой стал магазин праздничных товаров «Шутки ради», реклама которого уверяла, что это – лучшее место в Готэме, если вам нужны маскарадные костюмы, смешные украшения и прочие вещицы для вечеринки.
– Не для вас этот костюмчик, – небрежно бросил продавец, когда Харли приложила черно-красный костюм к себе, глядя на отражение в зеркале.
Парень за прилавком был толстым и бледным. Скорее всего, неудачник, до сих пор живущий в подвале родительского дома и не собирающийся оттуда съезжать.
– Почему?
– Да потому, что вы – девушка. А Арлекин – парень, – продавец показал на платьице в оборочках с корсетом. – Вам нужен костюм Коломбины.
– Нет уж, спасибо, – Харли наморщила нос. – Этот мне подходит куда больше.
– Арлекин же мужчина, персонаж из Комедии Масок, итальянского народного…
– Мне без разницы, откуда он. Хоть из Каламазу. Я – клиент, я тут главная, и мне решать, что купить.
– Да, мэм. Прошу прощения.
– Ладно. Отвали, а то покупать мешаешь.
– Как скажете, – продавец попятился. – Если что, я на кассе.
Заходя в магазин, Харли уже предполагала, что собирается купить, но сейчас у нее появилась масса новых идей. Выйдя на улицу с покупками, она ощутила почти эйфорию, пусть крылья за спиной и выросли у нее после ухода с работы. Она словно вырвалась из тюрьмы, о которой даже не подозревала, которая складывалась из всяческих «так надо» и «так нельзя». В основном, из «нельзя». Почему она раньше не поняла, как душно ей было в «Аркхеме»? Давным-давно стоило уйти.
Несмотря на то, что Харлин бросила работу, бросать пациента она не намеревалась. Хорошо, что Джокера поместили в отделение медицинской помощи, оттуда его куда легче вытащить, чем из обычной камеры. Девушка усмехнулась: сегодня ночью, после встречи с ней, многим понадобится медицинская помощь.
* * *
Все розыгрыши в той или иной степени основываются на жестокости, и самые смешные, как правило, хуже всего. Несчастные, ставшие жертвой подобного розыгрыша, должны смеяться вместе со зрителями, изображая «своего парня», способного поглумиться над собственным унижением. А если они считали, что быть выставленными на посмешище – совсем не весело, значит, у них нет чувства юмора, и им не место в хорошей компании.
«Что ж, сегодня ночью мы узнаем, кто тут свой парень, а кому в нашей компании не место», – думала Харли, набивая резиновых утят стальными шариками из подшипников и заклеивая отверстия суперклеем. Еще она заменила слабенькие пружины в резиновых змейках, выпрыгивающих из банки с надписью «Арахис», на более мощные, после чего змеек оказалось не так-то просто затолкать обратно. Помогли камни, которые она прикрепила к каждой змейке.
Подготовив все необходимое, она надела костюм. Как же отлично она в нем смотрелась. Хорошо, что она не послушала того парня из магазина: костюм Арлекина сидел на ней лучше, чем на любом парне. Еще бы, ведь ее звали Харли Квинн, так сказал Джокер. Харли сняла костюм, наскоро поужинала и принялась ждать. Каждой шутке свое время. Сейчас еще было рано.
* * *
Все учреждения живут в своем ритме. К психиатрическим больницам это относится в полной мере, особенно к больницам, содержащим особо опасных пациентов. Ближе к полуночи время словно раздваивается: персонал живет по одному времени, а их пациенты – по другому.
Два часа ночи для заключенных – словно граница между «лечь попозже» и пыткой бессонницы. Любой, кто после двух еще не спит, прямой дорогой направляется к суициду в три утра. Пациенты, которым слышатся голоса, ничего хорошего не услышат. А тех, у кого визуальные галлюцинации, посетят отнюдь не приятные видения.
Четыре утра официально считаются самым мертвым часом. Страдающие от бессонницы еще не спят, но они уже далеко не так бодры, как им кажется. Четыре часа – самая нижняя точка, после которой приближается утренний подъем. Дыхание замедляется, причем не только у пациентов, но и у тех, кто вынужден дежурить в сей кладбищенский период. В эти минуты грань между подопечными и персоналом почти стирается. В этим минуты отличить рациональное от иррационального куда сложнее, чем при солнечном свете.
Все, что угодно, может случиться в этот самый мрачный час ночи.
* * *
Охранника, дежурившего в ночную смену в главном приемном покое «Аркхема», звали Гэвин МакДэниелс. Ему было сорок четыре года. После короткой карьеры футболиста и чуть более долгой карьеры вышибалы в одном из печально известных клубов Готэма, он нашел пристанище в «Аркхеме», в качестве охранника и санитара на полставки. Человеком он слыл спокойным, невозмутимым и непроблемным, никогда не брал взятки.
Самым примечательным в нем было то, что он умел спать с открытыми глазами. Об этом он, увы, не догадывался. Семьи у него не имелось, а те редкие женщины, с которыми он встречался, не замечали его особенности или же забывали о ней упомянуть.
А вот Пол Мендес, начальник службы безопасности, ценил данную черту в Гэвине и именно поэтому всегда ставил его на самое позднее дежурство. Если бы кто-то захотел проникнуть в больницу, он вряд ли бы воспользовался главным входом. При этом любой потенциальный преступник, увидевший на посту бдительного охранника с широко открытыми глазами, скорее всего, решил бы отправиться куда-нибудь еще.
Харли узнала об особенности МакДэниелса совершенно случайно, когда очень поздно уходила домой после длительной беседы с Джокером. Еще тогда она предположила, что эта информация может ей пригодиться.
МакДэниелс спал уже второй час. Отдаленный шум двигателя вторгся в его сны, но не разбудил. Он проснулся, когда распахнулась входная дверь. Увидев приближающуюся черно-красную фигуру с колокольчиками на смешной шапке, он решил, что все еще дремлет, и снова отключился.
– Гэвин, крошка, как делишки? – пропищал высокий женский голос с сильным бруклинским акцентом.
Гэвин порывисто подскочил на ноги и посмотрел на белое лицо клоунессы, улыбающейся накрашенными черно-красными губами. Он забыл и про свою рацию, и про кнопку тревоги. Помнил только одно: в «Аркхеме» любая встреча с клоуном сулила большие неприятности. К тому же он узнал голос, пусть Харли и попыталась его изменить.
– Доктор Квинзель?
– Ты только понюхай, какие у меня духи! Прямиком из Парижу!
Арлекин достала огромную бутыль с распылителем и нажала на помпу. Окутавший МакДэниелса прохладный туман действительно пах очень приятно, и эта деталь, мелькнувшая в его голове, оказалась последней ниточкой реальности, потому что уже в следующее мгновение он рухнул на пол без чувств.
Арлекин перегнулась через стойку и добавила:
– Мои духи называются «Спи, моя радость, усни».
Гэвин МакДэниелс ничего не ответил. Он уснул и на этот раз с закрытыми глазами.
Колокольчики на шапке Харли весело звенели, пока она приближалась к компьютеру. Без малейшего труда у нее получилось отключить камеры и сигнализацию. Никому не удавалось взломать систему безопасности «Аркхема» снаружи, но, находясь внутри, можно было провернуть что угодно. Харли стерла свое изображение с камер наблюдения и закольцевала запись так, что с часа до трех пленка прокручивала одну и ту же пустую картинку. Так гораздо практичнее, чем вырубить видеозапись. Когда охранники обнаружат обман, она уже будет далеко.
Если они вообще что-то обнаружат.
Розалинд Бельфонтейн была первой женщиной-трансгендером среди медицинских сестер «Аркхема», но не придавала этому значения. Она вообще отличалась скромностью и избрала профессию медсестры лишь бы концентрироваться на других людях. Еще она привыкла к осмотрительности и осторожности: как и многие представители ее образа жизни, она всегда ждала подвоха и понимала, что любая ситуация может без предупреждения обернуться агрессией или же риском.
Готэм не особо напоминал Юг США 1956 года, но и тут трансгендеров преследовали несчастья. Сосед, дружелюбно кивающий при встрече, узнав, что ты «не-такой-как-все», подбрасывал под дверь записки с угрозами. Буйный пьяница донимался на улице, крича тебе вслед «оно».
В «Аркхеме» дела обстояли куда хуже. Демоны в головах потенциально опасных пациентов просыпались неожиданно, иногда просто так. Впрочем, как ни странно, сигналы, предшествующие неприятностям, почти всегда одинаковы и у разумных пациентов, и у больных с диагнозом психопатии. Сестра Бельфонтейн уже давно научилась чувствовать надвигающуюся «грозу» и, в зависимости от ситуации, либо предотвращала опасность, либо уносила ноги.
Разумеется, иногда случались и непредвиденные коллапсы. Сестра Бельфонтейн дежурила возле медицинского крыла. Подняв глаза, она внезапно увидела направляющегося к ней арлекина. В мыслях промелькнули строки Йейтса: «Неужто очередное чудище сошло на остановке „Аркхем“ вместо Вифлеема?»
Несмотря на то, что кроме Джокера, других пациентов в отделении не наблюдалось, сестра Бельфонтейн настояла на том, чтобы с ним постоянно находились два санитара. Он был слишком слаб, чтобы устроить побег, но она опасалась, что члены его банды попытаются его освободить. Все они – закоренелые безумцы, и костюм арлекина вполне соответствовал их дресс-коду.
В правом нижнем ящике ее стола томилась электрифицированная дубинка, напоминающая электрошокер для скота. Бельфонтейн не желала ни дотрагиваться до нее, ни смотреть на это варварское орудие. На подобных мерах безопасности настоял Пол Мендес, заявив, что уж лучше пусть оружие валяется под рукой, но не понадобится, чем наоборот. Бельфонтейн заперла ящик и положила ключ в блюдечко со скрепками. При виде арлекина она схватила ключ, вставила его в замочную скважину, но, внезапно устыдившись самой себя, так и не открыла ящик.
Клоунесса визгливо расхохоталась, и при этом звуке волоски на шее Бельфонтейн встали дыбом. Пациенты хохотали, плакали, завывали днем и ночью, однако сейчас перед ней стояла не пациентка, и смех ее звучал особенно страшно. Сестра узнала этот голос.
– Доктор Квинзель?
Долю секунды она цеплялась за надежду, будто доктора вызвали на работу прямо с костюмированной вечеринки. Но ведь она уволилась сегодня утром…
– Добрый вечер, сестричка, – произнес грубый голос. – А ты догадливая! – Арлекин наклонилась и кинула какой-то предмет. Он проскользил по сверкающей плитке прямо к ногам дежурной сестры.
Бельфонтейн выпрямилась, чтобы разглядеть неопознанную вещицу. Ею оказался большой мешок с резиновым утенком, набитым шариками.
Женщина поняла: дело дрянь.
Доктор Квинзель колесом прошлась по коридору, сделала двойное сальто и приземлилась перед столом сестры. Она наклонилась и схватила резинового утенка, пока Розалинд Бельфонтейн безуспешно нажимала на кнопку тревоги.
– Помогите! На помощь! – кричала она.
На лестнице раздался грохот приближающихся шагов. Наверняка, охрана! Розалинд отступила назад и посмотрела на закрытый ящик, где лежал электро-дюкер.
Доктор Квинзель хихикнула, словно намеревалась провернуть невинный розыгрыш.
«Нет, я не смогу, – испугалась медсестра. – Ладно, возможно, шокер понадобится кому-нибудь другому». Она присела и открыла ящик в тот миг, когда Тони и Маркус выбежали из двери медицинского отделения.
– Роз, держись подальше, – приказал Тони, – мы сами справимся.
Он бросился на клоунессу, но она ловко разбила об его голову резинового утенка. Раздался резкий звук. Санитар издал придушенный возглас удивления и рухнул как подкошенный. Затем Арлекин ударила по голове Маркуса. Тот же хлопок, и мужчина свалился на пол. Бельфонтейн спряталась под столом и, обняв руками колени, взмолилась всем богам, которых знала, чтобы стать невидимой.
– Приветик! – доктор Квинзель перегнулась через край стола и взглянула на нее сверху вниз с безумной улыбкой. – Прикрой-ка ушки, Рози!
Грохнул взрыв, полыхнула ослепительная вспышка. Дверь в медицинское отделение разлетелась на куски. Харли вошла в палату, держа игрушечное ружье в одной руке и резинового утенка в другой.
– Тук-тук, сладкий, – игриво распела она. – Поздоровайся с улучшенной версией Харли Квинн!
Палата тонула в тусклом свете, но Харли все равно увидела Джокера. Его кровать находилась дальше всех от двери (ныне несуществующей). Она колесом прошлась по палате, остановилась возле него и откинула покрывало. Джокер выглядел ничуть не лучше, чем, когда они увиделись в последний раз. Пожалуй, даже хуже. Бедненький носик! Бедные губы! Она быстро провела руками по его телу и обнаружила, что под пижамой он забинтован. Правда, судя по всему, передвигаться он мог. При других обстоятельствах она никогда бы подобного не сделала, однако в отчаянной ситуации приходилось идти на крайние меры. К счастью, Джокеру дали обезболивающее: капельница с морфином была почти полной. Еще один пузырек нашелся в тумбочке у кровати. Харли подняла Джокера и подставила ему плечо. Он бессильно повис на ней.
– Эту штуку мы заберем с собой, – Харли потянула подставку для капельницы следом за собой. – Дорогуша, если я тебя поддержу, ты сможешь сам идти?
Босые ноги Джокер заплетались, но он рассмеялся:
– Только покажи мне ту пустыню, которую нужно пересечь, и я сделаю это.
– Молодец! – Харли выволокла его из палаты и застыла, уставившись на разрушения.
Сестра Бельфонтейн убежала, но по коридору к ним уже спешили несколько разъяренных санитаров. Харли подождала, пока они подбегут ближе, и швырнула свето-шумовую гранату. Судя по запаху, некоторым даже опалило брови.
Харли подняла мешок с «игрушками» и повесила на крючок для капельницы.
– Санта-Клауса ограбила? – хихикнул Джокер.
– Этого толстопузого давно уже пора грабануть.
Они доковыляли до лестницы в конце коридора и двинулись вниз. Появившиеся на площадке охранники бросились было к ним, но Харли разорвала утенка, рассыпая по полу шарики от подшипников. Один из охранников поскользнулся, замахал руками и свалился на своего товарища. Оба рухнули на пол.
– Вот потеха! – расхохотался Джокер, и Харли почувствовала, как ее сердце радостно отзывается на его смех. К ним уже бежали новые охранники. Харли достала из сумки жестянку с надписью «Арахис».
– Не хотите перекусить, ребята? – с этими словами она щелчком открыла крышку.
Змейки на пружинках вылетели наружу, до крови ударяя жертв прикрепленными к ним камнями. Но, вместо того, чтобы скатиться по лестнице, охранники упали прямо на площадке, преградив путь вниз.
– В обход! – завопила Харли, обхватив одной рукой Джокера, а другой – стойку для капельницы, и съехала вниз по перилам, приземлившись на полу вестибюля. – Давно хотела попробовать!
– Давай больше так не делать… – слабо отозвался Джокер. – Хотя бы в ближайшем будущем.
Через дверь в противоположном конце комнаты ворвалась целая толпа охранников. С ними Харли справилась с помощью еще одной банки «Арахиса». Пока они лежали на полу, жалобно стеная, она выудила из сумки новую штуковину и швырнула прямо в противных работников. Раздался хлопок, вспыхнул ослепительный свет, и внезапно со всех сторон повалил густой, темный, мерзко воняющий дым.
Харли успела вытащить Джокера на улицу прежде, чем дым дошел до них.
– Старая-добрая классика. Как же я ее люблю, – заулыбался Джокер, пока Харли помогала ему забраться в машину.
– А я люблю тебя, сладкий, – усмехнулась она.
– Моя дорогая доктор Квинн, – он качнул один из колокольчиков на ее шапке, – я тоже вас люблю.
Они ехали навстречу восходящему солнцу, и Харли казалось, что ее сердце вот-вот разорвется от счастья.
