25
Когда утреннее солнце осветило окрестности, они все еще находились в пути. До Харли с изрядным запозданием дошло: она совершенно не продумала, что делать после того, как они вырвутся из «Аркхема». В сказке все бы уже завершилось, и они жили бы вместе долго и счастливо. Однако тут сказкой и не пахло: сказочным героям не приходится убегать от полиции или Бэтмена. Но это отнюдь не означало, что у Харли кончились идеи. Им предстояло найти место, где спрятаться, и где-то неподалеку как раз находился заброшенный парк аттракционов.
Внезапно Харли заметила выцветший обветшалый знак у дороги:
РАЗВЕСЕЛЫЙ РАЗВЛЕКАТЕЛЬНЫЙ ПАРК «ДЖОЙТАУН»
Съезд № 47, 40 км на восток по шоссе 51
Нахмурившись, Харли прикинула: трудно ли повалить этот знак? Оказалось, совсем не трудно. То же самое она проделала со следующими тремя указателями на шоссе 51.
Судя по всему, даже в свои лучшие годы развеселый развлекательный парк «Джойтаун» не представлял собой ничего интересного. Впрочем, все подобные парки нечто роднило между собой, независимо от разделявшего их расстояния.
На Кони-Айленде Харли прошла первое испытание, превратившее ее в того человека, коим она сейчас являлась. В каком-то смысле она родилась именно там, на Кони-Айленде, а не в госпитале Маунт-Синай, и этот факт делал «Джойтаун» родным местом, несмотря на то, что прежде она здесь никогда не была, и парк пребывал в полнейших руинах. Едва они заехали на территорию, Харли ощутила себя как дома. Она увидела туннель, «Туннель любви», словно это место посылало еле слышные сигналы.
– Ну что, приехали? – спросил Джокер, осторожно приподнявшись на сиденье. – У меня все болит.
– Ага, – Харли затормозила прямо перед входом в туннель. Слово «любви» читалось вполне ясно, но вместо буквы «ю» значилось корявое сердечко.
В начале поездки Харли чуть прикрутила вентиль на свисающей с зеркала заднего вида капельнице, чтобы сэкономить раствор и не отравить ее любимого. Сейчас его пришлось вернуть в прежнее положение.
– Все путем, мистер Джей. Сейчас тебе полегчает.
– Когда рядом моя Харли Квинн, мне уже легче, – Джокер глубоко вздохнул.
На мгновение Харли позволила счастью и любви разлиться по венам. Она полностью откинула сиденье Джокера, поцеловала его в лоб и сказала, что сейчас вернется. Уходя, прихватила с собой ключи: не хватало еще, чтобы он проснулся и, не понимая, где находится, уехал на ее поиски.
Воды в «Туннеле любви» давно не было, но несколько лодок по-прежнему крепились к канатам и лебедке. Харли понадобилась всего минута, чтобы миновать высохший канал и войти в огромное помещение.
Благодаря отсутствию солнечного света яркие росписи на стенах из искусственного камня не выцвели и радовали глаз буйством красок. Две русалки сидели на своих пластмассовых «камнях», расчесывая волосы гребешками из искусственных «раковин». За ними виднелась просторная ниша, где когда-то, видимо, находилась сцена из подводного мира: на полу валялось несколько розовых и сиреневых бутафорских морских звезд.
В конце зала, за небольшой стенкой из пенопластовых валунов, выглядывало настоящее сокровище: стопка старых покрывал, которыми обычно укутывают мебель при перевозке, чтобы защитить ее от повреждений.
– Да это же Эльдорадо! – вскричала Харли.
Ее голос эхом отразился от стен, будто в пустом бассейне.
Она как следует вытряхнула покрывала и расстелила их на деревянном полу. Какая же редкая удача. Теперь они с любимым могли здесь спать, пока не найдется что-то получше. Удача всегда находила Харли в парке аттракционов. Даже когда дела шли не очень, финал дарил надежду.
Ну, а как же иначе? Ведь она единственная и неповторимая Харли Квинн.
* * *
Оглядываясь на дни, проведенные в «Туннеле любви», когда ее возлюбленный был слаб, как ребенок, и требовал непрерывной заботы, Харли сомневалась, что существовал иной рай.
Она прекратила давать Джокеру морфин: не дай бог, выработается зависимость. К тому времени боли уменьшились, и ему вполне хватало больших доз ибупрофена, чтобы чувствовать себя вполне прилично. К тому же, небольшая боль служила напоминанием того, что ему следует беречься. Впрочем, Харли осознавала, что очень скоро он взбунтуется: не так просто удержать в бездействии подобную личность.
Во избежание тромбоза, ему стоило двигаться и выполнять несложные упражнения. Харли помогала ему ходить по парку. Сначала выбирались на прогулку дважды в день, потом, когда ему стало легче, трижды. Джокер без конца жаловался на постоянные боли, на затекшие ноги, ныл и сетовал, что нельзя жить в этих богом забытых руинах, словно последние люди на Земле.
И каждый раз Харли отвечала нарочито тягучим бруклинским выговором:
– Ой, да перестаньте, мистер Джей. Можно подумать, что вы несчастны.
Сперва он улыбался в ответ на ее шутку. Через неделю улыбка почти исчезла. К концу второй недели уголки его губ едва ли не двигались, и он не разговаривал, предпочитая молча хромать рядом, опираясь на трость, которую Харли обнаружила в одной из билетных касс. Трость была шикарной: полированное дерево венчала бронзовая львиная морда. Но Джокер пребывал в слишком плохом настроении, чтобы обрадоваться.
Харли иногда рассказывала ему про Кони-Айленд. Историю о знаменательной ночи он уже слышал, так что она вспоминала счастливые моменты из детства.
Основательно приукрашенные.
Шел первый день третьей недели. Они бродили вечером по парку, Харли как всегда что-то лепетала, сейчас про сосиски в тесте, как вдруг Джокер резко остановился.
– В чем дело, сладкий? – спросила Харли. – Разболелось что-то?
– Разболелось? – Джокер выпрямился во весь рост. – Разболелось? Я истерзан в клочья, но познал другую боль, нудную, одурманивающую. Понимаешь, о чем я?
Харли удивленно покачала головой, наблюдая, как подопечный надвигается на нее, тяжело опираясь на трость.
– Невысокого роста, одета в костюм арлекина. Обычно болтает без умолку о своем омерзительно-счастливом детстве или же задает идиотские вопросы, точно не видя, на кого я похож. Да не будь я сумасшедшим, уже бы давным-давно свихнулся!
Харли пятилась до тех пор, пока не уперлась спиной в полуразвалившуюся кассу.
– Хочешь узнать, почему? – вдруг спросил он рассудительным тоном, словно они только что болтали о погоде. – Ну что, хочешь?
В его голосе зазвучала нарастающая истерия.
– Хочешь?! – заорал он с перекошенным от ярости лицом.
– К-к-конечно, – Харли кивнула, и бубенчики на ее шапке весело тренькнули.
Джокер сорвал шапку с ее головы и швырнул через плечо.
– Сла… – начала было она.
– Если ты назовешь меня «сладким», я проткну тебе пальцем глаз.
– Понятно, мистер Джей, – Харли всю трясло.
– Так-то лучше. На чем я остановился? Ах да, самая ужасная боль, которая выводит меня из себя.
Он наклонился ближе, Харли отвернулась, но он обеими руками уперся в стену, не давай ей ни малейшего шанса ускользнуть.
– Эта боль выводит меня из себя потому, – продолжил он сухим, лекторским тоном, – что держит меня в полной изоляции. Мне не с кем поговорить. Я словно опять очутился в «Аркхемской» камере… Только тут еще хуже! – завопил он ей прямо в лицо. – Еда – отрава, если она вообще имеется. Кровать не такая мягкая! Ах да, здесь же нет кроватей, здесь только мебельные маты на голом полу! Горячего душа нет, зато есть струйка холодной воды из ржавой трубы. О местном туалете я даже говорить не стану, но – сейчас будет спойлер – если я и умру здесь, то от поносомерзения!
Съежившись под его яростным взглядом, Харли сползла по стенке и уселась на пол, обхватив коленки.
– И ко всему прочему, моя боль постоянно твердит, как она меня любит! Она! Меня! Любит! Мне приходится повторять себе: слава богу, а то страшно представить, что бы она сделала со мной, если бы ненавидела!
Он навис над ней, слегка задыхаясь от крика. Харли прикрыла голову руками, боясь, что он ее ударит. Но удара не последовало, и она осторожно выпрямилась.
Джокер стоял на тротуаре, опираясь на трость и миролюбиво глядя на Харли, словно только что не трясся от гнева.
– Моя дорогая доктор Квинн, кажется, мне пора принять лекарство, предыдущая доза уже не действует. Возвращаемся?
«Ах вот оно что», – подумала Харли, с трудом поднимаясь на ноги. Пациенты, которым требуются анальгетики, всегда пребывают в дурном настроении. Она пошла следом за любимым, держась на некотором расстоянии на случай, если он опять выйдет из себя.
– Дорогая моя доктор Квинн, – повторил Джокер через несколько минут, – не позволите ли вы мне на вас опереться? Я все еще чувствую слабость.
После секундной заминки Харли позволила ему обнять себя за плечи, а потом, пошатнувшись под его весом, обхватила его за талию, чтобы удержать равновесие.
– Уберите руку. Мне больно.
Она послушалась, и предыдущая сцена улетучилась из памяти.
Что думать о прошлом? Стоило сосредоточиться на настоящем. На том, чтобы пациент пришел в себя и превратился в прежнего Джокера, ее любовь. Про шапку она вспомнила, когда они уже дошли до убежища. Она решила вернуться за ней позже. Сейчас сладкий утихомирился, и Харли не хотелось нарушать его покой.
* * *
Началом конца стал интернет.
Джокер страшно обрадовался, когда Харлин подарила ему планшет и подключилась к сети, правда отблагодарил он ее гораздо скромнее, чем Харли ожидала и, если уж на то пошло, заслуживала. Но она старалась не думать на эту тему: у нее появилась куда более серьезная проблема. Оказалось, в его планы не входило вместе смотреть фильмы. Когда он сообщил ей, что скоро приедут члены его старой банды и отвезут их на отличную квартиру в самом центре Готэма, она приложила колоссальные усилия, чтобы не выдать своего смятения и состроить счастливое лицо.
– Больше нам не придется ютиться в этих декорациях для постапокалиптического фильма, – светился Джокер. – Мы сможем заказывать еду на дом, причем она доедет еще горячей!
– Да, это будет чудесно, – Харли кивнула и с трудом выдавила улыбку.
– Наше новое начало, – Джокер до боли сжал ее в объятиях и, прихрамывая, двинулся к выходу.
– Куда ты?
– Подожду их снаружи.
Харли сорвалась с места и перегородила ему путь.
– Не стоит. Полицейские все еще нас ищут. Если кто-нибудь проедет мимо и увидит тебя, они сразу позвонят по горячей линии.
Джокер оттолкнул ее и заковылял дальше.
– На горячую линию приходят тысячи звонков. Она потратят неделю, чтобы проверить очередную зацепку.
– Вряд ли, мистер Джей, – сказала Харли. – Прошел уже месяц, сейчас звонков у них не так уж много, и копы могут оказаться в парке за пару минут.
Джокер остановился на мгновение, а затем со вздохом протянул ей мобильник.
– Увы, ты права. Позвони моим ребятам и скажи, чтобы они связались с нами, когда подъедут ко входу. Мы объясним, как нас найти.
* * *
Банда Джокера явилась в грязном, старом, сером фургоне, за которым следовал роскошный лимузин с тонированными стеклами. Джокер встревожено покосился на машину.
– Вы случайно ФБР с собой не притащили? – спросил он у одного из своих подручных, приземистого мужчины в джинсах и зеленом худи поверх выцветшей футболки.
По мнению Харли, он напоминал гидрант, на который напялили нестиранное белье. Впрочем, все шестерки Джокера выглядели одинаково, лишь двое из них были чуть выше ростом и напоминали мусорные баки, набитые всяким хламом.
– Что вы, босс, мы с федералами не связываемся. Это парочка особых гостей, которые хотят лично поздороваться.
Дверь лимузина открылась, и Харли чуть не упала от изумления.
– Душечка! – Мартовская Крольчиха бросилась к ней с распростертыми объятиями.
Следом появилась Ядовитый Плющ, все такая же прекрасная и утонченная. Только лиан в волосах прибавилось, да выражение лица было не таким сонным, как Харли привыкла. Ее костюм был целиком сплетен из растений и окутывал ее, точно живой сад. На Харриет висела «Аркхемская» пижама. Она схватила Харли и едва не задушила в объятиях. Ядовитый Плющ ограничилась ленивым взмахом руки.
– Как делишки, старушка? – спросила Харриет.
– Старушка? – удивилась Харли.
– Не обращай внимания, – устало протянула Плющ. – Я уже привыкла к ее оборотам. Казалось бы, говорим на одном языке, но понять бывает трудно. Считай, она назвала тебя подругой.
– Подругой? – Харли невольно попятилась.
– Ох, зайчик, да не держи ты на меня зла, – хихикнула Харриет.
– Надеюсь, ты на меня не дуешься? – продолжала Плющ. – После всего, что я для тебя сделала…
– Вот как на духу скажу, дорогуша, я сильно злилась на нашу Плющ, когда она не дала нам с тобой поиграть, попив чайку-кофейку. Мы же ждали этой заварухи. Но тут она вдруг заявляет, что ты – одна из нас, а одна из нас – это святое. А я ей на это, чушь ты несешь, чушь и все! И тут внезапно слышу, что ты послала эту Лиланд подальше вместе с работой. Да еще и Его Плохишество оттуда вытащила! Вот это да! Теперь-то мы все туточки, прямо, как на пруду уточки! – Харриет смачно чмокнула Харли в обе щеки.
Ядовитый Плющ закатила глаза.
– Как вам удалось выбраться? – спросила Харли.
– Долго рассказывать, милочка, – улыбнулась Харриет. – Как-нибудь в другой разок. Похоже, твоему мужику не терпится отсюда смыться. Хочешь поехать с нами?
Харриет забормотала про город, как вдруг Харли заметила, что Джокер забирается в фургон. Она подбежала к машине, когда один из подручных Джокера уже собирался захлопнуть замок.
– Стойте! Я его врач! У меня обезболивающее!
Одним движением Джокер остановил закрывающуюся дверь.
– Ты что, не слышал? – раздраженно бросил он своему помощнику. – Эта леди – мой персональный врач, у нее мои таблетки. Может, ты хочешь, чтобы я мучился от боли?
Он протянул руку и подтянул Харли в фургон. Ей с трудом удалось отвоевать место рядом с любимым среди раздраженных крепышей.
«Ничего, переживете, – подумала она. – Я – главнее вас, я – его врач и к тому же часть его души, его вторая половинка. Лучше ведите себя прилично, а то я вам даже пластырь не предложу, случись что-то паршивое».
– Можно вопрос? – неожиданно прервал тишину один из крепышей.
Харли кивнула, бубенцы на ее шапке зазвенели.
– Вас не достает этот постоянный… звон?
– Верно говоришь, – вмешался Джокер, прежде чем она успела ответить. – Моя дорогая, лучше снимите эту штуку, пока я не взбесился и не взялся за пулемет.
Харли стянула шапку и туго скатала ее бубенцами внутрь.
* * *
Отличная конспиративная квартира оказалась подвалом под заброшенным складом в одном из самых заброшенных районов Готэма. Уютным гнездышком назвать это местечко было трудно, но Харли пришлось признать, что здесь лучше, чем в «Туннеле любви». Хотя бы потому, что тут имелась настоящая кровать. Точнее, огромный матрас в отдельной комнате, ставшей их личной спальней. Харли ощутила угрызения совести: она так много думала о лечении Джокера и демонстрации своей любви, что совсем не обращала внимания на неудобства.
Она начала скучать по «Развеселому Джойтауну» с той минуты, как они покинули парк. В парке она чувствовала себя как дома. Словно становилась более реальной, более Харли. Пусть речь шла всего лишь о заброшенном парке аттракционов, но там она знала, кто она такая.
Чего не скажешь об этом сарае.
Теперь Джокер уже не принадлежал ей одной, и это было огромной проблемой. Время от времени он вел себя так, словно она утратила свою важность, но он ведь сам говорил, что погибнет без нее, что судьба предназначила их друг Другу. Говорил, что любит ее, и не один раз.
Хотя… и не очень часто.
В последнее время он все реже произносил эти слова из-за своих подручных, которые постоянно толпились вокруг. Их становилось все больше, и далеко не все из новоприбывших выглядели глупцами. Типы в отличных костюмах с галстуками смотрели на коренастых молодчиков с явным раздражением. Точно так же они смотрели и на Харли, когда думали, что она не замечает. Неудивительно, что ей очень не нравилось, когда Джокер поддразнивал ее у них на глазах.
Теперь он часто смеялся над ней. Харли понимала, что он всего лишь шутит. В конце концов, он же Джокер. Он не умеет иначе! И все же шутки его казались неприятными и злыми. Иногда он говорил что-то настолько жестокое, что ей хотелось убежать в спальню и расплакаться, пока никто не видит. Будь с ней хотя бы кто-то, с кем можно было пообщаться, стало бы легче, но Харриет и Ядовитый Плющ уехали. Скорее всего, они и не собирались здесь оставаться. Харли уверяла себя, что поступила правильно, не поехав с ними. Неизвестно, где бы она оказалась. Наверняка, где-то далеко от своего любимого. Правда, иногда, когда он вновь выплевывал нечто скверное, она подумывала сбежать как можно дальше.
В один из дней Джокер объяснил ей причину своего неподобающего поведения: любое проявление чувств его банда сочтет слабостью, что неминуемо приведет к неповиновению. И тогда ему пришлось бы их убить и заново собирать свору, а это такая головная боль…
Как-то раз, когда она сидела у него на коленях в кабинете, он разоткровенничался.
– Секрет успешного управления в том, чтобы тебя боялись. В смысле, меня боялись.
– Но я же тебя не боюсь, – шепнула Харли, стараясь, чтобы голос у нее звучал уверенно.
– Знаю, что не боишься, – промурлыкал Джокер. – В том-то и проблема. Я просто не могу позволить, чтобы ты мелькала у них перед глазами и говорила все, что тебе вздумается. Они не должны думать, что я считаю тебя равной себе.
Харли в шоке уставилась на него.
– Это шутка?
– А мы смеемся?
– Нет.
– Значит, не шутка, – его рука легла ей на шею. – Если бы я шутил, ты бы уже хохотала вовсю, – он внезапно потянул ее за волосы, заставляя кивнуть. – Разве не так? Я же смешной? – Снова кивок. – Смешной?
– Очень смешной, – Харли попыталась улыбнуться сквозь боль его железной хватки.
– Отлично, тогда давай подведем итоги, – он разжал руку, откинулся в кресле и принялся загибать пальцы. – Никаких воздушных поцелуев, никаких объятий, никаких нежностей, кроме как за плотно закрытыми и запертыми дверями. Мои шестерки меня боятся, так что тебе тоже следует выглядеть слегка испуганной, словно ты не представляешь, что я сделаю в следующую минуту. А ты действительно не представляешь. Ты мне не ровня: я всегда буду выше тебя, и ты будешь делать то, что тебе прикажут. Я что-нибудь забыл?
Харли открыла было рот, чтобы возразить, но он не дал ей сказать ни слова.
– Ах да, вот еще что: это мой кабинет. Здесь я веду свои дела. У нас с тобой никаких дел нет, – он стряхнул ее с колен так, что она едва не упала. – Поэтому прекрати досаждать мне своими дурацкими девчачьими проблемами! Убирайся отсюда и не появляйся, пока не позову!
Харли бросилась к двери.
– Пошла вон! Вон! – орал Джокер ей вслед.
В соседней комнате сидели его люди, те, что в «костюмах», и те, что «мусорные баки». Ее встретили смешками. Разумеется, они все слышали. Харли выпрямилась, поправила одежду и, надув губы, обвела их взглядом, притворившись, что готова разрыдаться.
Увы, играть на публику почти не пришлось.
– Ребятки, вы не сердите его сегодня, – пробормотала она. – Он что-то не в настроении.
И бегом бросилась в спальню, слыша за спиной громкий хохот. Не похоже, чтобы они так уж боялись шефа. Хотя, вполне возможно, смех просто скрывал нарастающий ужас. Ей вспомнилась самая страшная ночь в ее жизни: она тоже тогда расхохоталась.
Харли захлопнула дверь, заперла ее на ключ и ничком повалилась на кровать.
«Можете ржать, сколько угодно, ребята, но он на самом деле не в духе».
Харли надеялась, что любимый оценит ее готовность подыграть ему, но почему-то подозревала, что надежды тщетны.
* * *
Когда Харли сжала в руках противень с шоколадным печеньем, она поняла, что видит сон. Во-первых, она никогда в жизни не пекла печенье, во-вторых, в их логове не нашлось бы столь роскошной белоснежной плиты с гигантской духовкой. У них и кухни-то не было! Тем более такой: залитой солнечным светом, льющимся из огромных окон с видом на тихую, пригородную улочку.
Харли посмотрела на себя. Черно-красное платье обтягивал безукоризненно белый передник в оборочках, на ногах красовались мягкие бордовые тапочки с пушистыми черными помпонами. Она выпрямилась и невольно улыбнулась, услышав, как тренькнули колокольчики. Джун Кливер пылесосила квартиру в жемчугах, так почему бы Харли не печь печенье в шапке с колокольчиками? Может быть, если прислушаться, она услышит смех за кадром, как в шоу Джун?
Вместо смешков до нее донеслись детские голоса. Маленькая девочка кричала и жаловалась на брата, который гонялся за ней по гостиной. Харли обернулась. На девочке оказалась миниатюрная версия ее собственного клоунского наряда, включая шапочку и колокольчики, а мальчик брызгал на нее чем-то из огромного искусственного цветка, прикрепленного к его рубашке.
– Папочка, папочка, он меня отравил! – кричала девочка.
Ее любимый нежился с газетой в шезлонге посреди гостиной, заваленной полусобранными бомбами и разнокалиберными пилами.
– А ты его тоже отрави, солнышко! – весело посоветовал Джокер.
На висках у него пробивалась седина, на носу томились очки для чтения, но он был все так же хорош собой. Джокер встряхнул газету. Заголовок на первой странице гласил:
ТЫСЯЧИ ПОГИБШИХ В РЕЗУЛЬТАТЕ
ЗАГАДОЧНОГО ВЗРЫВА НА ТУАЛЕТНОЙ ФАБРИКЕ
Память услужливо подсказала ей, что это они вдвоем с Джокером взорвали фабрику как раз в тот день, когда управление контроля качества проводило испытания новой модели.
Седина на висках придавала Джокеру аристократический, если не царственный вид. Клоун-принц преступного мира и Харли – его королева-консорт.
На глаза ей навернулись слезы радости.
В следующий миг девушка уже глядела в знакомый, темный потолок. Еще никогда Харли не испытывала подобного счастья. Неважно, что ей приснился сон! Ощущение теплоты оставалось настоящим. Ей повезло: большая часть людей проживала жизнь, ни разу не испытав подобного чувства.
Харли повернулась и протянула руку, чтобы обнять своего зайчика. Рядом никого не оказалось. Она вздохнула. Должно быть, сладкий опять сидит в кабинете, изобретая гениальный план отмщения Бэтмену. Надо бы сходить к нему, принести чашку какао (кроме какао в мизерной кладовке за задернутыми занавесками почти ничего не было).
И тут вдруг Харли вспомнила, что Джокер приказал ей не портить его имидж в присутствии подчиненных. Джокер ведь так ее любит! Нечестно заставлять его ругаться лишь для того, чтобы выглядеть сильным в глазах подчиненный. Она не хотела огорчать любимого.
Найдя клочок бумаги и ручку, Харлин нацарапала «Разбуди меня» и положила записку на его подушку.
Он не разбудил.
Жизнь продолжалась.
И продолжалась.
