Глава 72

Сам не зная почему, лейтенант Хаммер обратил внимание на одиноко плывущий предмет. Это была далекая черная точка, которую даже мощный бинокль не мог сделать более понятной.

«Поднесет течением ближе, тогда разгляжу», – решил Хаммер и вернулся к своим наблюдениям.

Снова группа разновозрастных дикарок спустилась к реке, но теперь Хаммер не боялся разглядывать обнаженных женщин более подробно. Возможно, на него повлияла встреча с Ирэн, а может, его любовь к Элеоноре перешла на какой-то новый этап. Хаммер этого не знал, но он настолько увлекся наблюдением за купальщицами, что едва не позабыл о главной цели визита – зрительно-оптическом свидании с Элеонорой.

«Как же я мог?!» – отругал себя лейтенант и перевел бинокль на кустарник, из которого обычно выходила девушка его мечты.

И она снова появилась. Во всем своем королевском великолепии и вполне осязаемой власти.

«Она властна над многими, и в первую очередь надо мной», – подумал Хаммер, и от ощущения рабской преданности ему стало хорошо. Хорошо до слез, до давящего комка в горле. Он был готов броситься в воду по первому знаку Элеоноры. И пускай его разорвут страшные лиматокусы – желание повиноваться Элеоноре было сильнее страха.

Тем временем девушка продолжала плескаться в реке и, как казалось Хаммеру, время от времени бросала взгляды в его сторону.

«Неужели она знает обо мне? Или, может быть, видит?» Хаммер опустил бинокль и оглядел свое убежище. Кроме небольшого окошка в листве, которую лейтенант сам регулярно обрывал, никаких брешей в его позиции не было.

«Это невозможно, она не могла меня видеть, – вздохнул лейтенант и попытался определить свои ощущения – радует его это или нет. – Может быть, наконец выйти, взмахнуть рукой и позвать ее?»

Девушка повернулась к лейтенанту спиной и медленно пошла к берегу. Сам не зная почему, он вспомнил об одиноко плывущем предмете и перевел бинокль вверх по реке.

Это было что-то похожее на бревно, но до него было все еще слишком далеко.

Хаммер вновь посмотрел на Элеонору. Она продолжала идти по воде, и лейтенант видел, как струи воды скользят и кружатся водоворотами возле красиво очерченных ягодиц.

«Значит, и здесь тоже, – подумалось Хаммеру. – И к ней я стал относиться по-другому. Элеонора стала для меня самкой. Но нет, так нельзя. Самка – это Ирэн и тысячи ей подобных. Это они шлюхи, самки, продажные девки, а Элеонора…»

Погруженный в размышления, Хаммер не сразу заметил, что Элеонора, вопреки обыкновению, не поднялась на берег, а села на песок и совершенно определенно обратила свой взор в сторону лейтенанта.

«О! – Мозг Хаммера попытался родить подходящую драматическую фразу, но только повторил еще раз: – О!»

Девушка улыбнулась. Да, совершенно точно – она улыбнулась и сделала знак рукой. Это было приглашение.

«Но почему вдруг? Почему? – попыталась пробиться трезвая мысль, но была тут же сметена потоком дымящегося бреда: – Потому что она услышала и почувствовала мою великую любовь?»

Руки Хаммера разжались, и драгоценный оптический прибор выпал на песок, но лейтенант не обратил на это внимания. Он смело вышел из своего тайного убежища и начал спускаться к воде, полный решимости броситься в реку. Предчувствуя поживу, совсем рядом всплыл лиматокус. Чуть в стороне плеснулся речной тигр, но это не пугало Хаммера. Он остановился у кромки воды и посмотрел на реку.

И тут вдруг выяснилось, что плывущий издалека предмет – лодка. Течение несло самую настоящую лодку, довольно большую, скорее всего, годную для путешествия двух или даже трех человек. Должно быть, ее случайно упустили рыбаки-аборигены, и теперь, послушная повороту реки, она стремилась прибиться к берегу.

«Как все кстати в этот счастливый для меня день», – улыбнулся Хаммер и посмотрел на остров, где на берегу ждала Элеонора, долгая и мучительная любовь, принявшая наконец телесную оболочку.

Лодка была уже в нескольких метрах. Она устойчиво стояла на воде, и в ней лежало забытое весло.

Днище зашуршало по песку, лодка остановилась почти у самых ног лейтенанта. Не колеблясь ни секунды, он шагнул через борт и удобно разместился на широкой скамье. Руки привычно взялись за весло, будто хорошо знали эту работу, и, оттолкнувшись от берега, лейтенант сильными взмахами погнал свое судно навстречу полному счастью.

Лодка все дальше удалялась от берега, а за ней следили еще две пары глаз. Это были Патрик Пшепански и капрал Хельмут Зингер.

– Ну вот, Хельмут, наш лейтенант наконец крезанулся. Полностью крезанулся.

– Я думал, это произойдет раньше, – задумчиво произнес Зингер.

– Раньше или позже, но лейтенант был обречен, – тоном знающего человека заключил Пшепански. – Ну ладно, пошли делить его вещички.

– Да ты что? – испугался капрал. – А вдруг он вернется?

– Какое там вернется! – усмехнулся Пшепански и, поднявшись с песка, начал отряхивать колени. – Ты думаешь, лиматокусы сделают для него исключение?

Капрал Зингер замялся. Делить имущество живого было как-то не очень, но, с другой стороны, на реке в утлой лодочке лейтенант был практически трупом.

– А ведь тебе давно нравился его золотой портсигар с голой бабой, – напомнил Пшепански.

– Это не голая баба, а купающаяся Аладея. Настоящая эмаль, чистое искусство.

– Ну а я чего говорю? Чистое искусство, а может достаться какому-нибудь рыжему Томми Локкарду. И он твое искусство будет называть голой бабой.

– Но учти, Патрик, – Зингер будто нехотя поднялся на ноги, – я иду на это только ради спасения этой эмали. Только ради искусства.

– Да ясен хрен – ради искусства, – развел руками Патрик.