Глава 48
Еще целый день Мэнсону пришлось просидеть в выделенной ему хижине, и лишь один раз его уединение нарушила Лала – она принесла ему поесть и отвела в туалет. Вернее, она только показала то место на острове, которое жители деревни использовали как туалет, и Мэнсон был несколько смущен, поскольку до этого он выбирал его совершенно произвольно.
Деревенское отхожее место выглядело очень своеобразно. Вокруг него бегали быстроногие песчаные муравьи. Они пощипывали Мэнсона за ноги, словно торопя его, а когда он наконец ушел, тут же принялись за уборку.
«И никаких тебе очистных сооружений», – оценил систему Мэнсон.
Едва он вышел из-за кустов, как возле него снова появилась Лала. Она отвела Мэнсона обратно, а на его предложение сходить к реке ответила отказом.
– Но почему бы нам не побродить по острову? Мне надоело сидеть в четырех стенах.
– Нельзя, – покачала головой Лала. – Аюпа не разрешает. Может быть, позже.
– Слушай, а почему днем в деревне нет мужчин?
– Они охотятся.
– На острове?
– И на острове, и на том берегу. – Девушка махнула рукой на берег, отделенный от базы островом.
– А солдат они не боятся?
– Мы уже пришли, – сказала Лала, остановившись у входа в хижину.
– Ты зайдешь?
– Зачем?
– Поговорить, время скоротать.
– Ты странный, Жефа. Злые люди вообще непонятны.
– Почему ты называешь меня злым человеком?
– Иди в хижину. Потом поговорим.
Мэнсону ничего не оставалось, как, пожав плечами, скрыться за циновкой. От нечего делать он снова улегся на лежанку и долго смотрел на подвешенные под крышей высохшие букеты. Не покидала мысль о побеге, но куда бежать на диком Танжере?
В конце концов Мэнсон пришел к выводу, что общество туземцев ему подходит больше, чем общество диких котов и водяных чудовищ.
«Надо ждать», – вздохнул Мэнсон и вскоре заснул. Он снова проспал до самой темноты и так же, как и в прошлый раз, проснулся от прикосновения руки Лалы.
– Добрый вечер, – поздоровался Мэнсон, но девушка ничего не ответила и потянула его за руку.
Мэнсон последовал за своей проводницей, и они опять прошли через всю деревню. Возле некоторых костров в этот вечер царило оживление: женщины скребли кухонную утварь и обсуждали свои женские проблемы.
Поодаль, отдельно от женщин, у костров сидели мужчины. Застыв, словно статуи, они неподвижно смотрели на пламя.
– Что они делают? – спросил Джеф, но Лала как будто не слышала.
Они подошли к жилищу Аюпы, и Лала, как и в прошлый раз, чувствительно подтолкнула Мэнсона внутрь хижины.
– Здравствуйте, мистер Аюпа. Рад вас видеть снова, – сказал Мэнсон, кивая. В ответ старик указал Мэнсону на прежнее место, а когда тот сел, заговорил так, словно и не прерывал вчерашнего разговора:
– Внутри тебя, Жефа, я вижу еще большее зло.
«Ну вот, опять он за старое», – вздохнул Мэнсон.
– Что вы имеете в виду, мистер Аюпа? Что за зло?
– Это черное зло, которое стремится убивать и насыщаться кровью.
Старик замолчал, а Мэнсон стал принюхиваться к сладковатому аромату, который начал распространяться по жилищу. Белый дым струился из отшлифованного панциря черепахи и, поднимаясь к потолку, постепенно заполнял все пространство хижины.
– Зачем этот дым, мистер Аюпа? – забеспокоился Мэнсон.
– Он не принесет тебе вреда, Жефа, но поможет мне лучше увидеть твое черное зло.
«Похоже, старика заклинило», – подумал Мэнсон и почувствовал легкое беспокойство, какое-то раздражение, усиливающееся и постепенно переходящее в гнев. Где-то в глубине сознания промелькнула трусливая мысль – выскочить из задымленного жилища, но некая сила заставила Мэнсона терпеливо оставаться на месте.
Аюпа поднялся из своего темного угла и стал приближаться. И по мере того, как он выходил на освещенное лампой пространство, Мэнсон убеждался, что Аюпа не так уж и стар. Он совсем не горбился, его кожа казалась упругой, а глаза – молодыми. Вот только длинные волосы выдавали его возраст – они были совершенно седые.
Вместе с дымом хижина стала наполняться нестерпимым жаром. Штаны и куртка Мэнсона мгновенно пропитались потом, а лицо покраснело.
Аюпа стоял уже в трех шагах и, слегка щурясь, вглядывался в Мэнсона, словно тот был стеклянной игрушкой. Кровь гулко билась в ушах, и стук сердца заслонял собой все окружавшие звуки. В какой-то момент Мэнсон перестал видеть Аюпу и перенесся на незнакомое плоскогорье.
Со стороны моря дул ветер, и он различал в нем множество разных запахов. Самым главным среди них был запах диких лошадей.
Мэнсон пошел против ветра, затем побежал. Запах то пропадал, то появлялся вновь. Было время отлива, и табун передвигался вдоль обреза воды, где лошади подбирали йодистые водоросли.
Вскоре Джеф уже мчался, перемахивая через скальные обломки и поваленные бурей стволы сухих деревьев. Там, возле песчаных дюн, уже темнело очертание растянувшегося табуна, и запах конского пота приятно щекотал нос.
Мозолистые лапы затопали по плотному песку, и, не замечая сухих колючек, охотник рванулся к добыче. В табуне его тоже заметили – развевая по ветру нечесаные гривы, лошади понеслись по мокрому песку, храпя от ужаса и взбивая пену набегавших волн.
Мэнсон сделал стремительный рывок, и его передние конечности вонзили когти в спину жертвы. Лошадь сделала еще несколько шагов и упала, перекувыркнувшись через голову, а Мэнсон ловко соскочил на песок, чтобы уберечься от случайного удара копытом.
Спустя секунду клыки сомкнулись на горле жертвы, и Мэнсон ощутил безумное ликование. Неожиданно его затошнило, и он пришел в себя.
Аюпа снова сидел в своем темном углу, а дурманящий дым рассеялся и вышел через отверстие в крыше.
– Ты видел? – спросил старик.
– Видел, – хрипло отозвался Мэнсон.
– Теперь ты понимаешь, о чем я говорил?
– Да, понимаю.
– А знаешь ли ты, чего тебе следует бояться?
– Пока мне многого нужно опасаться.
– Ты не понял. Тебе нужно бояться слова.
– Слова?
– Да, Жефа, тайного слова. Стоит тебе его услышать, и ничто не спасет тебя. Ты не достигнешь той силы и легкости, ты не побежишь и не нападешь. Ты умрешь, истекая нечистотами и испорченными соками тела.
– Но я… – начал было Мэнсон и, спохватившись, замолчал, чуть не рассказав об одном успешном превращении.
Черты лица старика едва проступали из полумрака, но Мэнсон заметил, что Аюпа усмехнулся.
– То, что было, Жефа, уже не повторится. Теперь твои силы на исходе, и их не хватит на то, чтобы стать счастливым зверем, собирающим свою кровавую жатву. Берегись тайного слова.
– Тебе легко говорить, старик, а что мне делать? Говоря твоим языком, мне суждено встретиться с тайным словом. Но так было задумано. Рано или поздно я услышу это слово и умру, истекая всей той гадостью, которую ты так хорошо описал. – Ощутив свою уязвимость, Мэнсон впервые заговорил совершенно искренне, забыв про субординацию. – К тому же ты обещал меня убить, – напоследок обронил он.
Аюпа молчал.
– Добить раненого – чести немного, – сказал он наконец и, подойдя к Мэнсону, взял его за руку. – Пойдем со мной, тебе нужно глотнуть свежего воздуха.
Мэнсон послушно пошел за Аюпой и, оказавшись снаружи, сразу почувствовал себя лучше. Голова стала яснее, а желудок сократился от голодного спазма.
«Это от дыма», – догадался Мэнсон.
Горевшие в деревне костры были уже погашены, из чего Мэнсон сделал вывод, что пробыл в гостях у Аюпы не двадцать минут, а несколько часов. Вслед за Аюпой он посмотрел на ночное небо, пытаясь сориентироваться в запутанной карте звезд.
– Где твой дом, Жефа? – спросил старик, поведя рукой в сторону звездного неба.
– Что? – не понял Мэнсон.
– Где твоя планета? Откуда ты?
– Я, – начал было Мэнсон и умолк, поняв, что собирается сообщить данные из «легенды». По этой легенде он родился на Шакуте, а на самом деле… А где на самом деле, Мэнсон не помнил.
«Я не помню, где родился! – ужаснулся он. – Стоп, но я должен помнить хотя бы город или свое настоящее имя. Вспомнил! Меня зовут Ленни Фрозен!»
Однако через секунду Джеф вспомнил и то, что Ленни Фрозен – это имя из предыдущей легенды. Мэнсон посмотрел на Аюпу, интуитивно ожидая от него поддержки, но старик продолжал смотреть на небо, будто не замечая затруднений Мэнсона.
Лейтенант попробовал повспоминать еще, но всякий раз наталкивался только на обрывки легенд и фрагменты устаревших секретных инструкций.
– Вот именно это я и называю «злой человек» или «злые люди», – тихо сказал Аюпа, продолжая смотреть на небо.
В этот момент возле легкого навеса, стоявшего на краю деревни, начало разгораться светлое пятно. Оно разгоралось все сильнее, а затем в ночное небо ударил яркий столб света. Он жил только долю секунды, а потом растаял, поглощенный ночным мраком.
Мэнсон хотел спросить у Аюпы, что это было, но через пару секунд странное сияние повторилось еще раз и потом еще.
Упреждая вертевшийся у Мэнсона на языке вопрос, на его плечо легла рука Лалы. Мэнсон понятливо кивнул и покорно последовал за девушкой. Доведя гостя до его хижины, Лала пропустила его вперед и, придержав циновку, сказала:
– Завтра пойдем купаться, Жефа, от тебя уже плохо пахнет.
– Да, конечно. Давно пора. И бритву мне найди, а то я бреюсь тупым ножом.
– Хорошо, Жефа. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Лала.
Шаги девушки растаяли в тишине, а Джеф, нащупав свою лежанку, с облегчением повалился на соломенный тюфяк. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Не сделав никакой физической работы, он вымотался от одного только путешествия в неизвестное и попыток вспомнить свое настоящее имя.
«Настоящее имя… А было ли оно у меня?»
