Глава 10
Иллюзорный дом
Кто-то ткнул меня в бок. Еще и еще. Я распахнул глаза и резко сел.
– Харэ дрыхнуть, Зверек! – сказал Трошников, – Давай подъем!
И он исчез из поля зрения. Вскоре стихли и его грохочущие неуклюжие шаги.
Я потер глаза, удивленно осмотрел комнату. При этом на душе было так неспокойно, словно произошло что-то важное и нехорошее, а я забыл. И, покопавшись в хаосе, какой собой представляли мысли в трещащей с похмелья голове, я вдруг вспомнил! Вспомнил, как ночью выходил из дома и видел… розовый город! Что за чушь? Приснится же такое…
Взгляд снова скользнул по комнате. Полумрак. Лишь из-за плотно завешанных штор едва пробивался тусклый свет. Причем неясно, еще утро или уже день. Итак: я на кровати, одетый, укрытый краешком покрывала, сапоги и портянки валяются на полу… Как я сюда попал? Наверное, Петрович притащил, когда мы с Антоном укушались… А как же розовый город? Сон или нет?
Закрыв глаза, я принялся по порядку вспоминать все, что мне привиделось. Предположим, это случилось в реальности. Когда вставал, я сначала подошел к окну… Я сполз с кровати, шатаясь, доплелся до окошка и раздвинул шторы. Окно напоминало аквариум, в который всыпали стиральный порошок и хорошенько взболтали. Деревья, словно водоросли, таращили из этой мути темно-зеленые ветви. Да уж, если за этой мутью и есть какие-то утес и город, попробуй разгляди… Я вздохнул и задернул штору. Так, что было дальше? Я спустился по лестнице… Ага, значит, я на втором этаже!
Натягивая сапоги, увидел, что рядом на полу валяется грязная и промокшая книжка «Царство сказочных грез» Игоря Сорога. Точно, я же все это время таскал ее с собой! Сунул книгу обратно в сапог и поковылял к двери. За ней оказался небольшой коридор, который оканчивался… лестницей! Это еще ни о чем не говорит. Я же каким-то образом попал в эту комнату. А значит, даже в полукоматозном состоянии в процессе транспортировки мог пьяным сознанием отметить, куда именно меня волокут: лестница, второй этаж. К тому же я действительно мог спускаться вниз ночью, например в сортир, а сон про розовый город приснился уже после того.
Подавленный и разбитый, как Германия в сорок пятом, опираясь о перила, я кое-как достиг первого этажа. Где-то журчала вода. Я пошел на звук и вскоре в предбаннике обнаружил Трошникова, склонившегося над умывальником. Когда Антон высунул голову из-под струи воды, вид у него оказался жалкий.
– Зверек, мне стремно до талого, – хрипло пожаловался он. – Ну вот скажи: на хрена Петровичу нужно было так нас накачивать? Всех начкаров споил, теперь за подчиненных принялся? Диверсия какая-то!
– Сами хороши. Нам же в глотки никто насильно не заливал, – ответил я и осмотрелся. – А где он сам-то?
– Да хрен его знает. – Антон снова сунул голову под воду. – Когда я встал, его уже не было. Во здоровье! Он же бухла высосал больше, чем мы, нас по комнатам растаскал, а с утра огурцом – еще и умотал куда-то. Надо бы, кстати, пожрать чего сообразить. Пойду поскребу по сусекам.
Трошников завинтил кран, выключил в предбаннике свет и, шатаясь, побрел в сторону кухни.
– Кстати, освежись, – бросил Антон по пути. – С похмелья помогает.
Я с сомнением взглянул на умывальник. Трезветь «башкой в холод» как-то не хотелось. Да только голова-то трещит! Хотя бы лицо сполоснуть, точно не помешает. Я, не включая свет, вошел в предбанник, протянул руку к крану и вдруг заметил что-то темное на дне раковины. Не то тряпка, не то… Сердце бешено забилось: это нечто напоминало огромную черную жабу! Я отдернул руку, засомневался. Первым порывом было – включить свет. «Я что, теперь так и буду шарахаться от каждой тени? – упрекнул я себя. – Я же в доме! Какие жабы, что за бред?» Я отвинтил кран, набрал в ладони воды, хотел уже плеснуть на лицо, но мне стало казаться, что тряпка-жаба дышит. Чтобы убедить себя, что это не более чем плод воображения, резко схватил тряпку, и в тот же миг руку пронзила дикая боль. Я с воплем выскочил из предбанника. Рядом тут же оказался Антон.
– Зверек, что случилось? – И, взглянув на мою руку, воскликнул: – Ого! Чем это ты так?
Между большим и указательным пальцем оказался алый порез.
– Там, в умывальнике… – еле выговорил я. – Оно… Оно цапнуло меня!
Трошников включил в предбаннике свет.
– Кто цапнул? Тряпка?
Я тоже заглянул в умывальник. Там действительно лежала обычная тряпка. Я с сомнением посмотрел на нее, затем на рану. Быть может, вчера где-то порезался, а теперь в темноте случайно обо что-то задел, оттуда и боль? Видимо, так! А как же иначе?
– Да, Зверек, похоже, тебя со вчерашнего еще не отпустило. – Антон дружески хлопнул меня по плечу. И, увидев мое исказившееся болью лицо, тут же воскликнул: – Извини, забыл!
Однако боль в плече тут же воскресила в памяти еще одно воспоминание: огромный черный змей, впившийся зубами в старую рану. Я поспешно расстегнул китель и ошарашенно уставился на свое изодранное плечо. Оно было все так же замотано темно-зелеными грязными кусками ткани – бинтами, ради которых разорвал свою форму Шурович. Однако в них виднелись две темные точки с запекшейся кровью – следы клыков! Но если мне в плечо действительно вцепился змей, значит, мой ночной поход на улицу, розовый город, летающие дети – все это правда! А если так, то… то и с ней я встречался наяву!
– Зверек! – Трошников помахал ладонью перед моими глазами. – Ты как, в порядке?
– Антоха, мне нужно выйти на улицу! – заявил я.
– Тебе нужно… что?
– Надо кое-что проверить! – Я пошел к выходу, застегивая по пути китель.
– Э-э-э, погоди! – Трошников побежал за мной. – Тебя что, все еще самогон торкает? Куда ты поперся, идиот?
Но я уже распахнул дверь.
Снаружи было сыро и прохладно. Туман стоял настолько плотный, что в паре метров от двери не проглядывались деревья. Я вслушивался в тишину. Ощущение складывалось такое, будто природа просто вымерла – ни пения птиц, ни стрекота насекомых, ни даже шелеста листьев. Словно во всем мире остался лишь этот дом, парящий в туманной бездне.
Я помедлил с минуту, стоя на крыльце, а потом уверенно шагнул с деревянных ступеней и очутился в высокой, достигающей пояса траве.
– Ну куда ты поперся? – раздался сердитый голос Трошникова позади. – А ну, стой!
Я оглянулся. Силуэт Антона казался темным пятном, окруженным аурой света на фоне ярко-мутного прямоугольника двери.
– Я по-быстрому, только гляну – и сразу назад, – заверил я.
– Ага, один раз уже вышли глянуть… Или ты забыл? – Вспомнив о нашей вылазке из караулки, Трошников сам насторожился и на всякий случай схватил автомат, который с момента нашего прихода стоял у порога.
– Не боись! Так ты со мной? А то давай автомат, я сам схожу… – Я шагнул к крыльцу, протянул руку.
– Копыта убери! – Трошников отступил, пряча за спину оружие. – Ладно, пошли. Только, если что, сразу назад! Понял?
Вспоминая розовый сон, я прикинул, в какой стороне видел обрыв утеса и гладь залива с фантастическим городом на дальнем берегу. Держа перед собой штык-нож, я осторожно двинулся в ту сторону. Однако пока что навстречу из тумана выплывали лишь привычные, вполне реальные деревья, а ноги вязли в густой траве. Вовсе не темно-красной. Признаться, снова идти в туман было жутко. Успокаивало лишь ворчливое сопение друга, идущего за спиной.
– Поведешься с придурком – себе дороже, – раздавались его нервные причитания. – Верно говорят: дурная башка ногам покоя не дает. Не пойму, что ты хочешь здесь найти?
– Доказательство того, что все, привидевшееся мне ночью, случилось в реальности!
Трошников тут же остановился.
– Мы здесь из-за того, что тебе что-то там приснилось?
– В том-то все и дело: не знаю, приснилось или нет, – ответил я, продолжая продвигаться вперед в густой траве. – И я здесь для того, чтобы узнать.
– Вот ты глюкоман, Зверек! – Антон все же поплелся следом. – Из-за какого-то сна снова лезть в задницу…
– Сон, говоришь? – перебил я его. – А как же свежая рана на плече?
– Может, по пьяни ударился о дверной косяк, и все тут.
– Ничего себе косяк! Да там же следы зубов! Я уверен, что все это произошло наяву. Я ночью выходил на улицу, меня тут схватил гигантский змей, а спасла меня собака и… и девушка.
– Так вот в чем дело! – ухмыльнулся Трошников. – В бабе!
– При чем здесь она? – вскипел я.
– Ладно, не базарь, иди! – Антон ткнул меня в спину стволом автомата. – Я с тебя фигею. Неужели ты влюбился в девку из собственного сна? Все, иди… Иди, говорю!
Я брел дальше, а сам вдруг задумался: «Ведь Антоха-то прав. Ведь весь этот риск только ради одного: знать, что она – реальна! Но если это окажется правдой, что тогда? Что будет дальше?» И сам же ответил на свой вопрос: «Что-что… Тогда плевать на всех монстров в мире, я должен ее найти!»
Я остановился.
– Чего? – спросил Трошников.
– По-моему, это было где-то здесь, – неуверенно сказал я, осматриваясь, словно в такой пелене можно было что-то разглядеть. – Правда, тогда тумана не было…
– Да, конечно! – вскричал Трошников. – Ты сам послушай, что ты несешь. Ты ведь херню порешь! Выходит, ты ночью поперся на улицу… Ну, это ладно, вполне возможно. Но ты говоришь, что не было тумана! Он, наверное, специально для тебя пропал, а потом снова возник. Два дня был, а лично для тебя на полчаса пропал. Так? А потом спустились инопланетяне и открыли таинственный портал в свой мир, потому что одна из инопланетянок тебя захотела. Потом тебя схватило это инопланетное чудище, как его там, – гигантская кобра, что ли…
– Антон, перестань!
– Что перестань? Что перестань-то? А по-моему, все обстоит так: туман есть сегодня, был вчера и никуда не девался ночью. Кобры твоей и телки инопланетной не было… Не спорь! Приснилось! А плечо… Ударился по пьяни о дверной косяк!
Как ни обидны были слова друга, но я понимал, что он, скорее всего, прав. Я тщетно вглядывался в пелену тумана, все еще надеялся разглядеть за ней розовый город. Хотя понимал: его там нет и быть не может!
– Зачем же ты тогда пошел со мной? – хмуро спросил я.
– Да потому, что ты твердолобый осел! Пошел, чтобы ты убедился: сказок не бывает! Я ведь знаю, ты бы все равно поперся сюда. И удержи я тебя силой, нашел бы способ удрать тайно. А учитывая твою способность к выживанию, того и гляди, сожрут тебя тут какие-нибудь черные гады…
Антон внезапно замолк. Мы оба насторожились, вспомнив вдруг, где именно находимся. И мне тут же показалось…
– Ты слышал? – воскликнул я.
Трошников вздрогнул:
– Что?
Я приложил палец к губам, прислушиваясь. Тишина.
– Да так, видимо, померещилось.
Однако теперь меня не покидала тревога.
– Что-то и правда не так, – прошептал Трошников, приподнимая автомат. – Слушай, Зверек, пойдем-ка лучше отсюда обратно в дом.
Мы, озираясь, осторожно двинулись в сторону крыльца, благо дверь осталась открытой, и в тумане желтым пятном сиял спасительный прямоугольник входа.
– Вот, опять! – сказал я. – Слышишь?
Теперь мы ясно слышали разносящийся вдали какой-то звук – звонкий, дребезжащий.
– По-моему, это… гитара! – поразился Антон.
Да, звуки действительно напоминали переливы гитары. Кто-то играл, далеко-далеко… На посту?
– Поет, – раздался шепот Трошникова у самого моего уха.
Теперь до нас доносилась песня. Слов было не разобрать, но я и без того знал ее. Эту песню часто пел… Рыбалкин! Это ведь его голос и песня его!
– Не может быть! – прошептал Трошников. Он тоже узнал голос. – Ты веришь в призраков?
– Поверь мне, это точно не призрак. И не Рыбалкин.
Мы уже по горькому опыту знали, чем оканчиваются встречи с двойниками.
– Зверек! Антоха! – раздался крик Рыбалкина, как мне показалось, гораздо ближе, чем до этого звучало пение.
Я почувствовал, как ладонь Антона сдавила мне запястье. Мы, не сговариваясь, попятились к желтому светлому пятну открытой двери.
– Ну, где же вы? Я жду вас! – Голос Рыбалкина прозвучал так близко, что, если б не было тумана, я мог бы увидеть говорившего. При этом в интонации слышалась угроза.
И вдруг неподалеку раздались треск ломаемых веток и тяжелое дыхание, словно кто-то быстро продирается сквозь бурелом. К нам! И мы побежали.
– Что же вы, кореша? – зловеще скрипел шепот, уже не похожий на голос погибшего друга. – Фо-о-о… бли-и-изко-о-о…
Треск стал еще громче – кто-то стремительно рванул за нами следом. Я боялся оглянуться, чтобы не увидеть нашего преследователя. До крыльца оставалось буквально метра три, как вдруг мой сапог предательски увяз в траве, и я рухнул ничком. И в этот момент заметил, что на земле прямо у моего лица что-то белеет. Едва я схватил это, Трошников рванул меня за шиворот, и через мгновение мы очутились на крыльце. Как только за нами захлопнулась дверь, треск и дыхание внезапно стихли, словно никого снаружи и не было. Открывать, чтобы проверить, мы, конечно же, не решились. Я спиной привалился к двери, не глядя повернул ручку замка. И тут заметил, что сжимаю в онемевших пальцах… белый платок! Ее платок!
Спустя минуту мы, переводя дух, сидели на кухне, и я разливал обнаруженный в холодильнике у Петровича самогон – нужно было нервы успокоить после вылазки.
– Не знаю, как ты, Антон, а я этому Петровичу не доверяю, – сказал я, стукнув о стол опорожненной стопкой. – Теперь я уверен, что он рассказал нам далеко не все.
– Согласен, – кивнул Трошников. – Что-то он юлит и недоговаривает. Предлагаю внимательнее осмотреться в доме, пока хозяина нет. Может, найдем чего?
Дом оказался не таким уж большим, каким показался нам вчера. На первом этаже располагались холл, баня с предбанником, гостиная и кухня. На второй этаж вела лестница и оканчивалась небольшим коридорчиком с четырьмя дверьми. Две оказались заперты. За третьей я узнал ту самую комнату, в которой провел ночь.
Теперь, очутившись здесь при включенном свете, я понял, что это детская. Две маленькие кроватки у стен, на полу цветастый ковер с изображением мультяшных героев, над небольшим журнальным столиком полка с детскими книжками. На столике рядом с увядшими в вазе цветами в золотистой рамке стояла небольшая фотография. Я поднял ее, стер со стекла пыль. С фото, улыбаясь, смотрели белокурый мальчик лет восьми и темненькая девочка чуть постарше. В памяти тут же всплыли голоса: «Как думаешь, он настоящий?» – мальчишеский голос. «Не знаю», – девичий, похожий на звон колокольчика. Быть может, это были они? Кто это, дети Петровича? Или бывшего командира части? Или я встретил призраков? От этой мысли по спине пробежал холодок. Я вернул фото на место.
– Судя по смятой кровати, ты тут опочивал, – сказал Трошников, похлопав по спинке крохотной детской кровати.
Кроватка действительно оказалась варварски измятой. Интересно, и как я на ней поместился?
За четвертой дверью второго этажа располагалась, по всей видимости, спальня для взрослых. Как и в детской, все тут покрывал толстый слой пыли. Ощущение складывалось такое, будто на второй этаж до нас никто не поднимался много лет. «Интересно, а где же тогда спит сам Петрович?» – мелькнула мысль.
– Я здесь спал, – заявил Трошников. Это прозвучало не столько как утверждение, сколько как вопрос. И Антон озадаченно добавил: – Я помню, что вышел утром именно из этой комнаты!
Удивляться было чему: громоздившаяся посреди комнаты огромная двуспальная кровать была не просто не тронута. Судя по толстому слою пыли на шелковом покрывале, последний раз на ней спали еще в бытность командира части.
– Как же ты здесь спал? – воскликнул я, но тут же понял. На полу у стены обнаружилось большое вытертое от пыли пространство, а рядом с ним лежал ремень со штык-ножом и подсумком. – Да, видать, не добрался ты до постели-то…
– А я-то его искал, – проворчал Трошников, подняв ремень.
У изголовья кровати стоял журнальный столик с ночником, а у дальней стены трельяж, уставленный какими-то женскими безделушками. Подойдя к нему, я опешил от неожиданности. С зеркала сквозь толстый слой пыли на меня смотрел с трудом узнаваемый человек: лицо осунулось, глаза и щеки впали, под глазами набухли темные мешки. И это не считая многочисленных кровоподтеков и ссадин. Во что же меня превратили эти кошмары… Я провел пальцем по гладкой поверхности зеркала, оставляя в пыли прозрачную дорожку.
Взглянул на флакончики духов, губные помады, пудреницы… Все выглядело так, словно хозяйка решила ненадолго отлучиться, а оказалось, что навсегда. По всей видимости, катастрофа нагрянула так внезапно, что люди попросту не успели собрать вещи. Просто исчезли, и все. Интересно, на них тоже, как и на нас, напали монстры? Не похоже, если учесть, какой погром оставляют после себя чудовища. Я невольно вспомнил недавние события в караулке: черные чешуйчатые твари, кровь товарищей… И тут же накатила жуть, я аж зажмурился, словно этим мог прогнать кошмарное видение. А когда распахнул глаза, остолбенел. Из зеркала на меня пялилось залитое кровью лицо мертвеца: волосы спутаны, один глаз вытек, на его месте – кровавый сгусток с копошащимися в нем червями, а второй смотрел прямо на меня – мутный и безжизненный. Опухшие, потрескавшиеся губы дрогнули. Я не слышал голоса, но по губам прочел: «Фо-о-о… бли-и-изко-о-о…»
Я отпрянул от зеркала, чуть не разбив его. Рядом тут же очутился встревоженный Трошников.
– Что? Что случилось? – воскликнул он, с опаской глядя по сторонам.
– Там… – проговорил я, дрожащим пальцем указав на зеркало.
Трошников взглянул туда и, не увидев ничего подозрительного, снова повернулся ко мне, схватил меня за плечи, встряхнул:
– Ну, Зверек? Чего?
– Зеркало!
Антон подошел к трельяжу, осмотрел, даже заглянул за него.
– Зеркало как зеркало. Тут нет ничего. Сам посмотри.
Он повернул меня к трельяжу, я медленно поднял глаза. В тусклом от слоя пыли зеркале снова было мое собственное отражение.
– Ну что я могу сказать, – деловито заключил Трошников, усаживаясь на диван, когда мы снова спустились в гостиную. – Дом как дом. Ничего необычного.
– Ничего необычного… – передразнил его я. – За исключением всякой чертовщины.
– Это, мой друг и соратник Зверек, не необычное. Просто тебе нервную систему лечить надо. Вот как выберемся отсюда, нас наверняка сразу дембельнут: меня – за проявленное мужество, тебя – по состоянию здоровья. Ну а как окажемся на гражданке, определим тебя в специальное учреждение для душевнобольных…
– Да пошел ты!
Меня все еще трясло. Я нервно прохаживался по гостиной. Неужели Антоха прав и я действительно двинулся по фазе? Он ведь не встречает всяких там мертвых собак и ожившие тряпки, не видит фантастические города, отражения трупов в зеркалах и не гоняется за фантомами… Я со злости ударил кулаком по какой-то двери, и та, скрипнув, приоткрылась.
– Антоха, гляди, чуланчик! – воскликнул я. – Что-то раньше я этой двери не замечал. Кстати, здесь мы еще не смотрели!
За дверцей царил мрак. Я нащупал выключатель, и под потолком зажглась тусклая лампочка, осветив небольшую комнату. Я ахнул:
– Вот это да!
Это оказался вовсе не чулан, а кабинет размером четыре на четыре, без окон. Вдоль стен от пола до потолка тянулись стеллажи книг, которых хватило бы на небольшую библиотеку. Я медленно прошел вдоль книжных рядов, бегло читая названия. Перед глазами проплывали многотомные энциклопедии и труды каких-то незнакомых мне авторов. Некоторые книги оказались настолько толстыми, что их корешок не уместился бы в ладони. Я отметил, что все эти книги в основном по медицине, психологии, философии, этнографии, теологии, хотя попадались и художественные произведения.
– Да тут, видать, не военный жил, а какой-нибудь доктор наук, не иначе, – сказал я, проводя рукой по пузатым пыльным книжным корешкам. – Не Петрович же все это читает!
Сама эта мысль показалась мне абсурдной. Как-то не вязались эти тома с длинными и заумными названиями с образом грубого мужика в армейской грязной куртке и резиновых сапогах.
В дальнем углу стоял стол, заваленный беспорядочно разбросанными тетрадями, распахнутыми книгами, блокнотами, какими-то исписанными листками, карандашами и ручками. Все выглядело так, словно работавший здесь человек ненадолго вышел. В центре стола лежала огромная раскрытая книга. Некоторые места в ней оказались небрежно подчеркнуты карандашом. Я надавил пальцем кнопку настольной лампы, склонился над книгой и прочел одну из подведенных строк: «…Здесь тобой сотворенное способно растерзать тебя, во всей подробности жутких твоих чувств при этом…»
– Зверек, ты здесь? – В дверном проеме появился Трошников. – Чего нашел?
Он посмотрел по сторонам и равнодушно вздохнул:
– А, всего лишь книжки…
– Похоже на рабочий кабинет, – сказал я. – Может, мы тут найдем хоть какие-то ответы.
– Что ж, давай поглядим.
И Антон, подойдя к столу, принялся бесцеремонно рыться в тетрадях и бумагах.
– Ты поосторожнее, а то Петрович догадается, что мы тут были. Вдруг это его?
Однако Трошников, игнорируя мои предупреждения, продолжал раскрывать тетрадь за тетрадью и не заслуживающие, на его взгляд, внимания просто отбрасывал в сторону.
– Плевать я хотел на Петровича, – заявил он. – Если тут есть что-то такое, чего он от нас скрыл, это его личные проблемы. Мы же имеем право знать!
Трошников уселся на резной с высокой спинкой стул, положил на колени пачку с тетрадями и принялся по одной пролистывать их, небрежно швыряя просмотренные обратно на стол.
– Гляди, тут какие-то выписки, – сказал он, раскрыв очередную тетрадь. – Вот послушай: «О, сын благородной семьи, какие бы устрашающие видения ни возникли в бард о абсолютной сути, не забывай слова, что я скажу тебе; иди вперед, храня в сердце их смысл; именно в них – тайная суть познания: „Когда меня осеняет бардо абсолютной сути, я отрину все мысли, полные страха и ужаса, я пойму – все, что предо мной возникает, есть проявление моего сознания, я узнаю, что таков вид бардо, сейчас, в этот решающий миг, не устрашусь мирных и гневных ликов – моих же проявлений” Иди вперед, произнося эти слова отчетливо и ясно, и помни их смысл. Не забывай их, ибо в этом тайная суть: уверенно познать, что все, возникающее сейчас, даже если оно пугает, есть твое отражение…» – Антон бросил тетрадку. – По-моему, какая-то ахинея.
– Все, возникающее сейчас, даже если оно пугает, есть твое отражение, – задумчиво повторил я. – Хм, знакомые слова!
Я подобрал тетрадь. Почерк был мелкий и корявый, буквы словно плясали и читались с трудом. Мне пришлось низко склониться над лампой, чтобы разобрать еще несколько строк: «…Если ты этого не познаешь, ты устрашишься их, устремишься прочь и придешь к новым страданиям. Если ты этого не познаешь, ты увидишь во всех пьющих кровь божествах Владык Смерти и устрашишься их. Ты почувствуешь себя испуганным, растерянным и слабым. Твои собственные проявления обратятся в демонов, и ты будешь блуждать в Сансаре. Но если ты не испытаешь ни влечения, ни страха, – ты не будешь блуждать в Сансаре…»
– Да, вспомнил! – вскричал я. – Это же строки из Тибетской книги мертвых!
– Откуда ты знаешь? – удивился Трошников.
– Читал. В детстве.
– Ну ты, Зверек, и обморок, – усмехнулся Антон. – Я в детстве «Трех мушкетеров» читал…
Дальше в тетради шли выписки из каких-то энциклопедий, статей, книг. Например: «И.Ф. Гербарт считал, что несовместимые идеи могут вступать между собой в конфликт, причем более слабые вытесняются из сознания, но продолжают на него воздействовать, не теряя своих динамических свойств…» Или: «…Мы должны различать личное бессознательное и не- или сверхличное бессознательное. Последнее мы обозначаем так же, как коллективное бессознательное – именно потому, что оно отделено от личного и является абсолютно всеобщим, и потому, что его содержания могут быть найдены повсюду, чего как раз нельзя сказать о личностных содержаниях», – а рядом приписка: Юнг К.Г., «Личное и сверхличное, или Коллективное бессознательное». Все это сопровождалось множеством комментариев на полях, написанных настолько мелко, что невозможно было прочесть.
В других тетрадях описывались какие-то опыты, страницы рассекали многочисленные графики и таблицы с цифрами, а от скопления непонятных терминов буквально закипали мозги.
– Я ни черта не смыслю во всей этой научной белиберде, но, по-моему, Петрович не такой уж мужлан, каким пытается казаться, – заметил Трошников.
– Может, это не Петровича вовсе, – возразил я. – Все это могло остаться от прежнего хозяина и валяется тут уже лет пять.
– Пять лет? Как же! Да ты посмотри на тетради – ни пылинки! Или, думаешь, Петрович тут прибирается на досуге? Бумага не потускнела, тетради как новые, а в последних записях чернила – будто вчера писали. Вот гляди… – Антон взял со стола ручку и почеркал на листке. – Ну? Что я говорил? Один в один!
Чернила действительно были похожи. Может, совпадение? Но мне ведь тоже сразу показалось, будто хозяин, оставивший этот рабочий беспорядок, только-только отлучился. А если Петрович действительно сюда не сторожем приставлен, а как-то замешан во всей этой истории?
– А вот это и правда интересно! – воскликнул Трошников, раскрыв очередную тетрадку. – Зверек, погляди! Похоже, дневник какой-то…
И вдруг замолк.
– Антоха, ты чего? – Я выхватил у него из рук тетрадку и пролистал. Вся она была исписана короткими фразами с указанием времени, даты и кратким комментарием. Все тот же уже знакомый почерк. Я прочел:
«23:10–21.06 – Гриненко. 2-й пост. Встреча с эрвическим образцом. Реакция положительная.
23:15–21.06 – Раганин. 1-й пост. Встреча с эрвическим образцом. Реакция положительная.
23:30–21.06 – Рыбалкин. 3-й пост. Встреча с эрвическим образцом. Реакция положительная. На грани отрицательной. Вмешательство посторонних…»
– Это чё за хрень? – пробормотал я и снова уставился в тетрадку. Дальше шло:
«24:30–21.06 – Провин. Окрестности караульного помещения. Встреча с эрвическим образцом. Реакция отрицательная.
1:10–22.06 – Драпко. 1-й пост. Встреча с эрвическим образцом. Реакция положительная.
1:10–22.06 – Волков. 2-й пост. Встреча с эрвическими образцами. Реакция отрицательная.
1:40–22.06 – Рыбалкин. Окрестности караульного помещения. Встреча с эрвическим образцом. Реакция отрицательная.
2:05–22.06 – Раганин, Драпко, Гриненко, Агеев. 2-й пост. Встреча с эрвическими образцами. Раганин, Гриненко, Агеев – реакция положительная, Драпко – реакция отрицательная…»
Я перевернул пару страниц.
«22:55–22.06 – Шурович. Болото. Вмешательство. Реакция отрицательная…»
– Насколько я понимаю, под «реакцией положительной» подразумевается то, что человек все еще жив, – хмуро сказал Трошников.
– А под «отрицательной»… – Я запнулся, с трудом подавив подкативший к горлу комок. – Но как он мог узнать все это?
– Вывод только один: за нами с самого начала наблюдали!
Я пролистал тетрадь, нашел конец записей.
– Гляди, а это про нас: «23:15–22.06 – Трошников, Гриненко. Прибытие в иллюзорный дом. Реакция положительная».
Тут на полях стояла пометка все тем же почерком: «Гриненко – очень восприимчивая личность, с богатой фантазией. Предрасположен. Трошников, напротив, очень твердолобый парень. Может, потому до сих пор и жив». Дальше шло:
«23:45–22.06 – Гриненко. Иллюзорный дом. Эрвическая встреча. Реакция положительная.
4:20–23.06 – Гриненко. Выход в эрвическое подпространство. Эрвическое вмешательство. Реакция на грани отрицательной…»
– Эрвическая встреча, эрвическое вмешательство… – задумчиво повторил Антон. – Что это может значить?
– Если вспомнить, что случалось в указанное время, это означает…
– Монстров!
– Кстати, термин, я думаю, позаимствовали у древних питхов – коренных жителей этих мест, – припомнил я. – Те называли эрвами существ, которых якобы могли призывать их шаманы. А еще…
– Наплевать! – отмахнулся Трошников. – Это все не важно. Хоть у древних папуасов. Меня сейчас больше волнует другое: если эти записи вел сам Петрович, выходит, все, что он нам тут наплел, – лапша на уши! Это явно какой-то эксперимент, в котором Петрович играет не последнюю роль. Мы же тут – подопытные.
Я захлопнул тетрадь и бросил на стол.
– Слушай, Антоха, по-моему, валить отсюда нужно. Причем как можно скорее. Похоже, этот Петрович нас не просто так сюда притащил. И спаивает он нас наверняка нарочно.
– Валить-то – это хорошо, это здорово. – Антон заходил по кабинету. – Но куда? Тут этот чертов туман кругом. Мы и километра пройти не успеем, как нас схавает какая-нибудь черная дрянь. А Петрович потом напишет: «Трошников, Гриненко. Встреча с эрвическими образцами. Реакция отрицательная».
– Ну, знаешь, схавает не схавает… Может, и пронесет. Мы же умудрились удрать из караулки и довольно далеко ушли! Если останемся здесь – нам точно каюк, а так есть хоть какой-то шанс спастись. Не очень-то хочется быть подопытным кроликом в каких-то экспериментах… Кстати, то, что мы пили, это была действительно самогонка? Тебе никакого странного привкуса не показалось?
Трошников продолжал ходить по кабинету, напряженно размышляя, а я принялся снова копаться на письменном столе. Я перекладывал тяжелые тома, тетради с научными записями, но ничего ценного, что могло бы нам хоть как-то помочь, так и не нашел.
– Сплошная научная муть, – заключил я, отходя от стола. – Антоха, может, перестанешь мельтешить? И без того тошно.
Тот остановился на середине кабинета и задумчиво уставился на висящую над столом картинку в деревянной рамке. И вдруг глаза его восторженно расширились.
– Зве-ере-ек! Гляди-ка сюда!
Это оказалась вовсе не картинка, а топографическая карта с нанесенными от руки пометками.
– Ну, карта, и чё такого? – сказал я.
И тут до меня дошло. Я внимательнее рассмотрел начерченные черной пастой каракули.
– Да это же схема этих самых мест! Конечно: вот караулка, вот периметр постов и квадратик склада посередине…
От караулки вверх уходила змейка дороги и оканчивалась стрелкой с надписью «Красновка». Ее пересекала ровная линия – Погорское шоссе, и она упиралась в края карты. Вверху справа у этой линии стояла пометка «Погорск», а внизу слева располагалось скопление квадратиков с подписью «и. Речки».
– Интересно, а где мы сейчас?
– Здесь! – Я уверенно ткнул пальцем в карту. – Видишь эту точку? Тут подпись «Иллюзорный дом». Как в тех записях!
– Да, пожалуй… – Антон задумчиво потер кончик носа. – Так, дай сообразить. Если мы вышли к дому со стороны этого болота, а дверь в той стороне… Так-так-так… Ага! Выходит, Красновка находится там. – Палец Антона указал на один из книжных стеллажей.
– Если пойдем по пересеченной местности, наверняка заблудимся. Не лучше ли воспользоваться дорогой?
– Дорога – это здорово, да только тогда придется идти мимо караулки.
Меня невольно передернуло. Возвращаться туда, мягко говоря, не очень-то хотелось.
– А если сделать по-другому… – Я снова упер палец в точку «Иллюзорный дом» и повел его вниз по карте к широкой голубой линии с подписью «р. Герба». – Если мы сначала дойдем до реки – это, если верить карте, меньше километра. По ней мы сможем добраться до поселка Речки, а там как раз проходит шоссе. По крайней мере, хотя бы выйдем к людям.
– Ты хоть представляешь, сколько придется пилить вдоль реки до этих самых Речек? Это даже навскидку километров пятнадцать, причем не по трассе, а через бурелом. Да еще и в этом долбаном тумане.
– Можно попробовать соорудить плот, – возразил я. – Течение Гербы как раз в нужную нам сторону.
– А что это за синяя полоска тут под сопкой? Похоже на еще одну реку. Приток Гербы, наверное. Придется переходить вброд.
– Она, видимо, небольшая. Ручеек.
– Пусть так. Еще меня смущает вот это… – Трошников ткнул пальцем в небольшой небрежно заштрихованный прямоугольник сразу за предполагаемым ручейком. – Заметь, прямо у нас на пути! Как думаешь, что это может быть?
– Фиг его знает… Но это все равно лучше, чем идти через караулку. Будь что будет!
С уходом решили не мешкать, чтобы нас не застал Петрович. Опустевшие от патронов подсумки мы наскоро набили попавшейся под руку на кухне провизией (неизвестно ведь, сколько нам придется идти) и поспешили к выходу.
– В общем, так. Как только распахиваю дверь, бегом, не останавливаясь, рвем вниз под сопку, пока не доберемся до ручья. Тут всего метров семьсот – и не на такие дистанции бегали, – инструктировал на ходу Трошников. – Потом быстро форсируем ручеек, огибаем слева этот чертов прямоугольник, чем бы он ни был, а там уже на берегу Гербы разберемся, что дальше, будем действовать по обстоятельствам. Главное – не заблудиться и не потерять друг друга в тумане. Ну что, готов? Давай!
Трошников распахнул дверь, и я, еле успевая прикрывать лицо от жестких веток, ринулся следом за ним сквозь лес. Где-то слева раздался шорох, словно что-то поджидало нас и теперь устремилось следом. Этого еще не хватало!
– Антоха, за нами что-то гонится! – закричал я.
– Сам слышу! Беги, не останавливайся! Немного осталось!
Поваленные стволы бурелома словно бросались под ноги, внезапно возникая из тумана. Я каким-то чудом умудрялся перепрыгивать их, и ноги сами несли меня вниз по склону. Из белой мглы навстречу выплывали черные деревья, длинные ветви лезли в глаза, рвали одежду. Я поднимал руки, защищаясь от их хлестких ударов, и бежал, бежал, бежал… По хрену, что тяжело! По хрену, что тяжело! По хрену! Шорох за спиной начал стихать. Отстает?
И вдруг земля вздрогнула под ногами, да с такой силой, что меня бросило вперед, как от взрывной волны. Я поднял лицо из грязи, быстро вскочил на ноги, глядя по сторонам. Хотел спросить у Антона, как он, но вдруг понял, что спрашивать не у кого. Я один!
– Зверек! – раздался в тумане сдавленный крик, и его заглушил внезапно прогремевший лай автомата.
Я побежал на звук, но следующий толчок снова сбил меня с ног. Я упал, а когда поднял голову, увидел прямо перед собой искаженное болью лицо Антона.
– Зверек… помоги… – успел прошептать он, и неведомая сила повлекла его куда-то. Я успел поймать ладонь Трошникова, но пальцы не выдержали и разжались. Антон растворился в пелене тумана.
В этот миг что-то с шумом поползло мимо и больно ударило меня по пальцам. Я машинально схватил это и почувствовал холодный металл. Автомат! Антон все еще держит его за лямку! Сила, утащившая Антона, повлекла за собой и меня. Однако я перевернулся ногами вперед, уперся подошвами в какие-то корни и что было сил потянул за автомат. В туманной дымке я разглядел огромную яму и Трошникова, тщетно пытающегося из нее выбраться. Как я ни старался, тащивший его монстр был явно сильнее.
– Помоги… сбить… – прохрипел Трошников.
Я заметил, что его за щиколотку обвило чешуйчатое черное щупальце.
– Держись за дерево! – крикнул я.
Антон обнял ближайший ствол и отпустил лямку. Я же на четвереньках пополз с автоматом к яме. Уперев ствол в перепачканное глиной нечто похожее на щупальце осьминога, я вдавил спусковой крючок и выпустил остаток магазина. Щупальце задрожало и разжалось. Трошников сбил его каблуком, выбрался из ямы и вскочил на ноги.
– Бежим! – Он помог мне подняться. – Ну, давай, скорее!..
Взметнув грозди земли, на пути у нас выросла толстая черная извивающаяся арка. Пробежав прямо под ней, мы рванули через лес, перепрыгивая вырастающие под ногами щупальца, напоминающие ожившие корни исполинских деревьев.
И вдруг лес кончился. Пробежав еще несколько шагов, я услышал снизу хлюпающий звук и почувствовал, как сапоги наполняются водой. Рядом появился запыхавшийся Антон.
– О, черт! Вода! – вскричал он.
Перед нами простиралась гладь реки и терялась в тумане так, что не было видно противоположного берега.
– Ручеек, говоришь? – зло сказал Антон. – Да тут лодка нужна, не иначе!
Между тем позади все нарастал зловещий шум. Я с сомнением взглянул на реку. Похоже, все-таки придется плыть. И я, не раздумывая, пошел вперед.
– Нет, не тут! – раздался совсем рядом девичий голосок. – Здесь слишком глубоко! Давайте сюда!
Мы с Трошниковым разом обернулись. Прямо перед нами из тумана возникла уже знакомая мне белокурая девушка в сером плаще.
– Можете не бояться, это подземный эрв. – Она кивнула в сторону все еще яростно ломающего деревья скрытого туманом монстра. – Он боится воды.
Она махнула рукой:
– Идите за мной. Тут брод неподалеку.
Я не шелохнулся: позабыл обо всем, лишь продолжал зачарованно пялиться на белокурую красавицу. Все-таки она реальна!
– Зверек, не тупи! – Трошников дернул меня за рукав.
Мы поспешили за девушкой. Метров через тридцать она остановилась и уверенно вошла в воду. Речка в том месте действительно была не очень глубокой. Мы пересекли ее, погрузившись максимум по грудь, и вскоре благополучно оказались на противоположном берегу. Прислушались – тишина. Спасены!
– Спасибо, – сказал Трошников.
И тут мы поняли, что нашей спасительницы рядом нет.
– Куда она подевалась? – удивился Антон, озираясь.
– Она всегда так, – ответил я. – Появится невесть откуда и так же внезапно исчезнет. Ну, так как, теперь-то мне веришь? Она никакой не глюк!
– Верю, верю, – кивнул Трошников. – Только откуда она взялась-то и куда пропала?
– Спросил бы чего полегче…
– Странно это как-то.
– Тут все странно.
Мы еще какое-то время настороженно вслушивались в тишину. То ли эти чудища действительно побоялись воды, то ли просто отстали… Так или иначе, но нас больше никто не пытался сожрать.
– Ну что, двинули дальше? – сказал Трошников.
– Погоди, дай отдышаться, пока спокойно, – ответил я, обессиленно опускаясь на песок. – Кто знает, может, там дальше еще больше бегать придется.
Я стащил сапоги, вылил из них воду.
– Пойдем, Зверек! Пойдем! – Антон похлопал меня по плечу. – На том свете отдохнем. А если не поторопимся, скоро туда и отправимся.
И Трошников побрел, еле волоча уставшие ноги. Я с опаской посмотрел, как его силуэт исчезает в тумане. Быстро натянув сапоги, я поспешил за ним…
– Слушай, а твоя подружка и правда ничего, – сказал Антон, и на лице у него заиграла пошлая улыбка. – Когда у нее плащ намок, видал, какие формы?
– Рот завали! – резко оборвал я. Мне захотелось его придушить…
Мы не прошли и ста метров, как вдруг из тумана возникло неожиданное препятствие, да так внезапно, что я едва не врезался в него.
– А вот и собственно «заштрихованный квадратик»! – Трошников задумчиво рассматривал высокий, выше человеческого роста, забор, сложенный из белого кирпича. За годы кладка во многих местах осыпалась, пожелтела, а кое-где и почернела от сырости, поросла мхом и травой. По верхней кромке забора тянулись рыжие от ржавчины клубки перепутанной проволоки.
– Что будем делать? – спросил я.
Трошников ощупал сырые холодные кирпичи, взгляд его скользнул вверх.
– Подержи-ка…
Он отдал мне автомат, поплевал на ладони, подпрыгнул и уцепился за верхний край забора. Сапоги заскользили по стене, из-под подошв посыпались камешки, и в следующее мгновение Антон очутился наверху. Выругался, выпутываясь из проволоки.
– Ну и как? – спросил я.
– Как во время учений на контрольной полосе. Немного усилий – и ты на высоте!
– Да я не об этом. Что там, с другой стороны?
Трошников пожал плечами.
– Сам как думаешь? Как и везде – туман. Даже земли не видать.
– Так, может, ну его на фиг, этот «заштрихованный квадратик»? – Я с опаской посмотрел по сторонам. – Давай лучше, как и планировали, обойдем его стороной.
Трошников посидел какое-то время, видимо размышляя, а потом спрыгнул обратно.
– Да, ты прав. Неизвестно, что там, за забором, а проверять не хочется. По-моему, хватит с нас приключений, и так немало нашли их на свои задницы.
Мы пошли вправо вдоль забора. Он тянулся еще пару сотен метров, а потом вдруг оборвался покосившимися ржавыми металлическими воротами, увенчанными звездами с облупившейся красной краской. Рядом возвышался одноэтажный кирпичный домик с выбитыми окнами— видимо, контрольно-пропускной пункт. По ту сторону от ворот в туман убегала выложенная бетонными плитами дорога.
– Сдается мне, Зверек, что это какая-то заброшенная воинская часть, – сказал Трошников, обходя ржавый шлагбаум.
– Думаешь, та самая, про которую Петрович рассказывал? – насторожился я.
– Та, не та… Поди сейчас разбери!
Антон потянул за воротину, звякнула цепь.
– Заперто!
– Мы же решили обойти этот чертов «квадратик»! – напомнил я.
Но Трошников неожиданно проявил обычно не свойственное ему любопытство и пошел к КПП. Я вздохнул и поплелся следом. Двери там не оказалось, лишь на петлях сохранились ошметки древесины. Сама же дверь валялась в коридорчике, словно ее сорвала и швырнула туда чудовищная сила. И я даже боялся представить, какая именно… Мы вошли внутрь, осторожно ступая по скворчащему под ногами битому стеклу. Заглянув в комнату, в которой когда-то дежурили дневальные, я увидел стол, на нем телефон и рядом с ним две армейские кружки. В них оказалась засохшая плесень. Видимо, кто-то пил, но не допил чай. Заправленная темно-синим одеялом кровать у окна была измята так, будто с нее недавно кто-то встал. На стуле, что стоял у окна, висел армейский китель (что удивительно – без нашивок и эмблем), а в углу – пара кирзовых сапог с накинутыми сверху портянками. В приоткрытой железной пирамиде у двери я заметил даже изъеденный ржавчиной автомат. В общем, на КПП все выглядело так, будто воинская часть все еще обитаема, если, конечно, не считать покрывающего все толстого слоя пыли, ржавчины и выбитых дверей и окон. Удивляло, что за столько лет тут никто ничего не разграбил. Быть может, оттого, что до ближайшей деревни километров пятнадцать и сюда обычно не забираются грибники-рыбаки-охотники? Но меня беспокоило другое: что могло тут случиться, если дневальный убежал, не надев китель с сапогами и бросив личное оружие? И будто в ответ на этот вопрос, мой взгляд остановился на стене, посреди которой виднелся продолговатый рубец, словно ударили чем-то большим и тяжелым.
– Антоха, может, пойдем отсюда, а? – Я попятился к выходу.
– Чего ты дрейфишь? – усмехнулся Трошников. – Если тут кто-то когда-то и устроил погром, так это случилось много лет назад.
Он выглянул в окно.
– Слушай, а давай пройдем через часть. Вспомни карту, так выходит намного быстрее.
И, увидев сомнение у меня на лице, добавил:
– Зверек, уверяю тебя, тащиться через эти руины не опаснее, чем через лес. Зато намного удобнее. Тут хоть асфальт. Всяко лучше, чем продираться через бурелом.
– Ладно. Только давай по-быстрому, – нехотя кивнул я, – а то мне тут как-то не по себе. Только представлю, что тут произошло…
– А ты не представляй!
Мы вышли с обратной стороны КПП и побрели по заросшей травой дороге с тянущимися вдоль нее потускневшими черно-белыми бордюрами. Слева и справа, подобно призракам, навстречу выплывали из тумана руины. Этим зданиям повезло меньше, чем КПП, некоторые были разрушены настолько, что превратились в груды кирпичей. Вот мимо проплыли остатки столовой, о чем мы догадались лишь по чудом сохранившейся табличке у входа. Крыша этого здания провалилась внутрь, словно сверху на него наступил великан.
– Смотри, а это, видимо, была санчасть! – сказал Трошников, остановившись у полуразрушенного крыльца, на козырьке которого был прикреплен красный крест. – Давай заглянем. Может, там какие-нибудь аптечки остались. Нам бы пригодились.
У некогда двухэтажного здания верхний этаж был снесен напрочь, а у нижнего уцелели лишь холл и несколько кабинетов. В холле по углам валялись сорванные со стен поблекшие щиты с изображениями солдат, оказывающих первую помощь, и рекомендациями, как вести себя при ядерном взрыве и химической атаке. Мы вошли в ближайший кабинет. Первое, что бросилось в глаза, – стоявшая у окна кушетка. Ее дерматиновую поверхность рассекали длинные, похожие на оскалы порезы. От стеклянных шкафов, что стояли у стены, остались лишь металлические рамы, да и те выглядели так, словно по ним долго колотили топором. Содержимое же шкафов теперь скрипело под нашими подошвами. Мы осторожно ступали по каше из иголок, пинцетов, скальпелей, ножниц, бинтов, осколков стеклянных колб, шприцов, бутыльков и прочей медицинской всячины. Тут словно развлеклась кучка вандалов. Хотя о том, кем на самом деле были эти самые «вандалы», я не хотел даже думать.
Набив подсумки бинтами, какими-то таблетками, пузырьками с йодом, мы пошли дальше по коридору. Вдруг там найдется еще что-нибудь полезное… На двери следующего кабинета висела табличка: «Полковник Светлов». Я толкнул дверь. Среди обломков письменного стола и деревянных шкафов громоздились кипы бумаг и папок…
– Такое ощущение, что с тех пор, как случилось то ЧП, сюда вообще не ступала нога человека, – заметил Трошников. – Хотя это странно. Даже если случилась катастрофа и все внезапно погибли, потом-то военные должны были тут все забрать. А они не то что документы, даже оружие бросили!
– С другой стороны, если тут никто ничего не забирал, где же погибшие? Лично я не увидел даже костей. Люди словно исчезли!
– Значит, тот, кто это сделал, и костей не оставляет, – сказал Трошников.
Мы оба тут же покосились на выбитое окно, за которым клубился туман.
– Пойдем-ка дальше, – прошептал я. – Все равно мы тут ничего не найдем. Только время теряем.
Я пнул сваленные беспорядочной кучей папки. Из них высыпались какие-то личные дела с фотографиями. Я присел, пролистал их. На фото в основном были молодые люди в военной форме – видимо, служившие тут солдаты-срочники. Однако попадались и офицеры. В самих папках оказались какие-то анкеты, медицинские карты.
– О, погляди! – воскликнул Трошников, вынимая из кучи одну из папок. – Это же Петрович!
На фото действительно оказался Петрович, только без усов и в парадной форме. В той же папке среди бумаг мы даже обнаружили копию его военного билета.
– Откин Александр Петрович, – прочитал Трошников. – О, а это что такое?
Он вынул из папки синюю тетрадку с приклеенным сверху белым медицинским пластырем, на котором от руки было написано: «Дневник капитана Откина».
Я уселся на чудом уцелевший стул и раскрыл тетрадь.
– Ты что, собрался сейчас это все читать? – воскликнул Антон. – Тут же трындец сколько страниц!
– Зато, возможно, именно в них объясняется, что тут вообще происходит, – ответил я. – Поймем, что за хрень тут творится, – будет больше шансов выбраться. К тому же пока ведь все спокойно.
Трошников с сомнением покосился на окошко, подумал и махнул рукой:
– Ладно, читай!
