Дадаб прятался за ярко-голубой бочкой, сжимая в жесткой ладони плазменный пистолет. Он чувствовал, как металлические снаряды инопланетян пробивают пластиковый борт бочки и вязнут в желтой пене. Из шестнадцати унггоев, которым удалось отступить от среднего стыка в ту сторону, где стоял Дадаб, – противоположную той, где находилось диспетчерская, – остались только четверо: он, Бапап и еще двое: Фуп и Хумнум.

Бочки стояли в два ряда полукругом, обращенными внутренней стороной к стыковочному узлу. Дадаб убеждал Флима построить такую же баррикаду близ центра управления, но не проверил, выполнили ли унггои эту работу. К тому времени, когда группа дьякона перетащила бочки со складских платформ, выступающих с мостков, контейнеры инопланетян уже поднимались на станцию.

Дьякон, конечно, понятия не имел, что контейнеры заминированы, что злополучные унггои, которые войдут в рукава стыка, будут разорваны на куски. В первые секунды атаки инопланетян почти половина из шестидесяти унггоев на станции были убиты или ранены. Дьякон приказал всем уцелевшим отступить, и это было мудрым решением. В двух оставшихся контейнерах находилось кое-что похуже взрывчатки: хорошо вооруженные инопланетные солдаты, жаждущие мести.

Мостки сотряслись, когда еще одна пара крупных контейнеров пронеслась мимо станции и продолжила путь дальше по подъемникам. Дадабу и в голову не приходило считать, сколько их прошло, но он предположил, что около сотни. И если он правильно понял хурагока, то известно, что в этих контейнерах содержится население планеты, жертвы джиралханаев.

Когда стих грохот контейнеров, стрельба чужаков усилилась. Дадаб не был воином, но он правильно догадался: они готовятся к атаке.

– Приготовиться! – крикнул он Бапапу.

Бапап в отчаянии посмотрел на счетчик заряда плазменного пистолета:

– Мало выстрелов.

– Тогда целься лучше, чтобы все попали куда нужно!

Дадаб покрепче сжал пистолет и приготовился прыгнуть через бочки. Но оказалось, что ему не оторваться от пола.

Дьякон не заметил, что пули пробили бочку за его спиной и вытекшая пена приклеила его баллон к мосткам. В первое мгновение он проклял судьбу. Но, увидев, что случилось с Бапапом, понял, как ему повезло.

Пока зеленая энергия накапливалась между зарядными полюсами пистолета, Бапап очутился на пути летящего металлического роя. Шея и плечи дородного унггоя разлетелись на ярко-голубые ошметки плоти и брызги крови, и он рухнул на мостки. Палец спазматически сжался на спусковом крючке, и пистолет произвел два выстрела, обдав огнем стену станции. Дадаб видел, как отверстия быстро заполнились той самой реактивной пеной, которая только что спасла ему жизнь.

Потом он почувствовал вибрации мостка и топот тяжелых ботинок: чужаки приближались к баррикаде из бочек. Дадаб понимал, что если не поднимется, то умрет. Но он не хотел оставлять Бапапа. Он был его дьяконом. Он останется с ним до конца.

Дадаб сделал глубокий вдох, наполнил маску метаном – хватит на несколько неглубоких вдохов. Потом он подтянул трубки приклеенного к мосткам баллона, освободился от ремней и подполз к судорожно подергивающемуся Бапапу.

– Все будет хорошо, – сказал дьякон.

– Я отправляюсь в странствие? – пробормотал умирающий; из выпускных клапанов его маски сочилась кровь.

– Конечно. – Дадаб взял костлявую руку собрата. – Все истинно верующие пройдут по пути.

Неожиданно поднялись во весь рост Хумнум и Фуп, замахали розовыми взрывчатыми саблями. Ни один из них не состоял в учебной группе Дадаба. Это были крупные спокойные унггои с глубокими шрамами на хитиновой коже – свидетельством того, что они выросли в суровой среде и поучаствовали во многих драках. И теперь они решили встретить смерть стоя, с оружием в руках. А может, решили пробиться и убежать. Но в любом случае у них не было ни малейшего шанса.

Дадаб услышал выстрелы инопланетян, и оба унггоя упали – Хумнум с пробитой грудью, а Фуп без половины головы. Пули, разнесшие голову Фупа, пробили и его баллон. Падая, унггой оставил в воздухе переливающийся метановый шлейф… и упал на стоящую торчком саблю Хумнума. У Дадаба было мгновение, чтобы свернуться клубком, прежде чем клинок взорвался и поджег метан. В тот же миг разлетелся на куски баллон Фупа, осколки попали в Дадаба и первого инопланетянина, появившегося из-за угла баррикады из бочек.

Дадаб услышал гортанный крик – реакцию чужака на ранение. Дьякону металл тоже причинил боль, но не только он: легкие тоже страдали; на разговор с Бабапом был потрачен почти весь метан из маски. Несмотря на боль и нарастающий страх, Дадаб сумел сконцентрироваться. И когда другие инопланетяне высунули из-за бочек оружие, проверяя, не остался ли кто живой, Дадаб лежал в точности как скорчившееся и застывшее рядом тело Бапапа.

Делая микроскопические вдохи, дьякон прислушался к голосам инопланетян, которые пытались успокоить раненого товарища. Он взвесил свои призрачные возможности: умереть от удушья или открыть огонь. Есть плазменный пистолет, но если шевельнуться, то вызовешь на себя огонь инопланетян. В чем, если откровенно, дьякон не видел особого смысла. Все вокруг мертвы или умирают, и наверняка такая же участь ожидает аванпост Флима – теперь чужаки могут атаковать с двух сторон. Дьякон закрыл глаза, готовясь присоединиться к Бапапу в странствии… и тут вдруг стая раскаленных шипов просвистела над бочками и уложила на месте двух инопланетян.

Метан заканчивался, и чувства притуплялись. В глазах-бусинках дьякона засверкали звезды. Казалось, он слышит трепет крыльев янми’и и растерянные крики инопланетян, отступавших к центру управления. А затем он потерял сознание.

– Дыши, – сказал низкий голос в ухо Дадабу.

Он пришел в себя через несколько секунд и увидел, как волосатые лапы джиралханая заканчивают присоединять трубки его маски к баллону Хумнума.

– Где хурагок?

– Тут, за углом, – прошептал дьякон. Несколько мгновений он считал, что его спаситель – Маккавеус. Но когда в глазах прояснилось, он увидел, что это Тартарус, на котором теперь золотистые доспехи вождя. Дадаб сразу понял, что это значит. – Он в центре управления, вождь.

Тартарус сорвал баллон с безжизненного тела Хумнума и протянул Дадабу.

– Покажи мне.

– Но раненый… – пролепетал Дадаб, просовывая руки в окровавленные ремни.

Не колеблясь ни мгновения, Тартарус вонзил раскаленный шип в грудь Бапапа. Унггой дернулся и замер.

– «Быстрое преобразование» повреждено – корабль попал в ловушку чужаков. – Тартарус навел оружие на Дадаба. – Они воспользовались информацией, которую мог передать только один из нас.

Дадаб оторвал взгляд от тела Бапапа. Он был скорее ошеломлен, чем испуган.

– Ты можешь прожить достаточно долго, чтобы рассказать о своей измене. Или умрешь, как остальные.

Тартарус махнул шипометом на центр управления, приказывая Дадабу бежать. Дадаб послушался, а Тартарус двигался вплотную за ним, громыхая Кулаком Рукта о свои доспехи.

Обогнув стыковочный узел, Дадаб очутился в эпицентре перестрелки.

Оказалось, что Флим построил эшелонированную оборону: одна баррикада вокруг распахнутых дверей центра управления, а вторая ближе к мосткам. Флим, Тукдук, Гуфф и еще несколько унггоев все еще держали вторую линию, но инопланетяне, нажимавшие с дальнего конца станции, уже захватили первую. Между двумя баррикадами лежали тела унггоев.

Дадаб увидел, что инопланетяне, которые прежде атаковали его бочки, направляются к дальней баррикаде, обмениваясь огнем с Флимом и другими у центра управления. Один из чужаков упал, получив зарядом плазмы в спину. Гуфф выпрыгнул из-за укрытия, чтобы доделать дело, но его уложил другой инопланетянин, чернокожий, который перепрыгнул через дальний ряд бочек. Инопланетянин подхватил раненого под руку и потащил к бочкам, одновременно прикрывая огнем отступающих товарищей.

Тартарус взмахнул молотом и бросился в схватку. Янми’и уже действовали: по меньшей мере две дюжины насекомых роем неслись на баррикаду чужаков, перелетая от одного опорного троса мостков к другому. Но не все янми’и воевали с инопланетянами. Дадаб с ужасом увидел, как тройка этих существ протиснулась сквозь приоткрытую дверь в центр управления. Не обращая внимания ни на пули инопланетян, предназначавшиеся Тартарусу, ни на Флима, проводившего удивленным взглядом Дадаба, тот устремился за тремя янми’и, уже понимая, что опоздал.

Насекомые не проявили к Легче Некоторых ни капли жалости. Однажды из-за хурагока их отстранили от исполнения обязанностей, и они были полны решимости не допустить, чтобы такое случилось еще раз. Когда Дадаб добежал до двери, его близкий друг уже был растерзан – с передних крючкообразных конечностей янми’и свисали ленты розовой плоти.

В ушах стоял шум схватки, бушевавшей за дверью центра, а дьякон смотрел на рассеивающееся облачко метана и других газов из разорванных мешочков Легче Некоторых. Оторванное щупальце хурагока застряло в шве между защитными панелями центральной башни. Янми’и отталкивали друг друга в борьбе за эту конечность, но она засела накрепко, ее ресничка плотно оплелась вокруг инопланетной микросхемы.

Дадаба переполнила ярость. Какое-то время он смотрел на насекомых, увлеченных отвратительной возней, потом вскинул пистолет.

Треугольная голова ближайшего янми’и испарилась, прежде чем остальные подняли свои антенны. Дадаб сжег второго, когда тот попытался взлететь, и зажарил третьего, попытавшегося скрыться за башнями. Судорожный трепет крыльев звучал как пронзительные крики ужаса. Но дьякон не чувствовал жалости, заходя в углубление центра с дымящимся пистолетом в руке.

Близ голопроектора он увидел влажную груду – выпотрошенные внутренности Легче Некоторых. К горлу подступила тошнота. И тут дьякон увидел небольшое изображение инопланетянина на проекторе. Дадаб решил, что это всего лишь картинка, и очень удивился, когда инопланетянин снял широкополую шляпу и уставился на него пронзительными глазами. Удивление дьякона быстро сменилось ошеломлением, когда изображение подняло руку и показало:

Дадаб чуть было не выронил пистолет и не распростерся ниц перед проекцией, но в этот момент изображение начало меняться. Красные глаза прерывисто засветились и сделались серыми. Безукоризненная одежда трепыхалась, покрываясь пылью, словно на нее налетел невидимый пыльный ветер. Потом у него задрожали руки, и хотя он схватил собственную кисть, чтобы она не могла выписывать знаки, та со всей очевидностью показала:

Станция внезапно наклонилась. Дадаб упал на спину на баллон и перекатился на тлеющий панцирь янми’и. Отпрянув от липкого трупа, Дадаб что-то задел каблуком, – оказалось, это защитная панель центральной башни. Дьякон стряхнул с нее обугленные куски желтой плоти, протер ее рукой. На голом металле внутренней поверхности был вытравлен священный глиф оракула – неглубокие изящные линии, явно оставленные хурагоком.

Кто. Лжец? – спросил он.

Но изображение инопланетянина не дало ответа, продолжая маниакально повторять свое обвинение. Дадаб понятия не имел, что он присутствует при разрушении фрагмента Локи, при насильственном извлечении ИИ многофункциональными «йотунами», которые уничтожили мазер реакторной башни.

Дьякон знал лишь одно: интеллект, обитавший в башне, обманул миролюбивого и наивного Легче Некоторых, убедил его сообщить о священном глифе и невольно способствовал тому, чтобы джиралханаи угодили в ловушку. Дадаб понятия не имел, зачем интеллекту понадобилось раскрывать свою лживую душу сейчас. Но его это и не интересовало.

Дьякон почувствовал минеральный привкус крови и понял, что острые зубы прокусили нижнюю губу. Он поднялся на ноги и повел пистолетом башни, нажимая на спусковой крючок. Изображение инопланетянина покоробилось, воспарило над проектором, словно пламя в масляной лампе джиралханаев. Он превратился в пылинку света и исчез, как только Дадаб прекратил огонь.

Глядя на мертвых янми’и и на горящие микросхемы башен, дьякон подумал, что остался еще один пособник гибели Легче Некоторых, тот, чья смерть может способствовать исполнению страстной мечты его друга: чтобы всему этому насилию настал конец. Выскользнув в дверь центра, Дадаб проверил заряд пистолета. Энергии оставалось еще на один выстрел. Дьякон поклялся, что не промахнется.

– Что случилось? – прокричал Эйвери, когда огромные опорные балки Тиары застонали и мостки под ним прогнулись.

– Седьмой подъемник, – ответила Джилан, еще не успевшая отдышаться после схватки. – Его больше нет.

Эйвери выстрелил в спрыгнувшее с ближайшего кабеля насекомое из М-7. Существо потеряло крыло и половину конечности и упало на мостки за тремя бочками справа от Эйвери, где прятались Форселл и Дженкинс.

– Что значит «больше нет»? – спросил Эйвери, когда Форселл добил насекомое очередью из МА-5.

– Лопнул. В нескольких тысячах километров над опорой. – Капитан-лейтенант пряталась за бочкой слева от Эйвери. Она нахмурилась и постучала по шлему около уха. – Повтори, Локи. Плохая связь.

– Два! Сверху! – воскликнул Хили, выпуская очередь из винтовки Дасса.

Пожилой командир отделения получил серьезный ожог спины. Возможно, он выживет, но убитых уже много – Уик и двое других из клети Эйвери, а еще пятеро рекрутов из клети Джилан. Почти у всех остальных серьезные ранения: осколки сабель серокожих инопланетян, глубокие царапины от бритвенно-острых когтей насекомых. Правая рука Эйвери была рассечена ниже локтя – удар, который он получил, оттаскивая Дасса в безопасное место.

Эйвери опустошил последний магазин BR-55 на полпути до баррикады, и насекомое выпрыгнуло перед ним, прежде чем он достал М-7. К счастью, Дженкинс успел вовремя. Рекрут уничтожил насекомое очередью из автоматической винтовки с точностью, которую демонстрировал с самого начала миссии.

– Локи частично выведен из строя, его центр обработки данных поврежден. – Джилан перезарядила М-7. – Он не может выравнивать нагрузку.

Тиару затрясло, когда пара контейнеров пролетела через пятую стыковочную станцию за спиной Эйвери. Если удача не изменила защитникам Жатвы, то три четверти гражданских уже в безопасности. И тут морпех вспомнил:

– Сколько контейнеров было на седьмом подъемнике?

Джилан дернула затворный рычаг М-7.

– Одиннадцать. – Она встретила мрачный взгляд Эйвери. – Одиннадцать пар.

Эйвери умел считать в уме: более двадцати тысяч человек.

– Штаб-сержант! – выкрикнул Андерсен, стреляя из-за бочки возле Джилан. – Молот!

Эйвери переместил взгляд на баррикаду инопланетян. Когда Тиара вздрогнула, оба ряда бочек сместились. Некоторые емкости с пеной упали и покатились по мосткам, остановив инопланетянина в золотистых доспехах. Непрерывный огонь рекрутов задержал его у центра управления. Но теперь он шел в атаку, держа обеими лапами молот опущенным ниже пояса. Справа и слева шагали по двое серокожих, все были вооружены взрывчатыми саблями.

Эйвери понимал, что победить чужака в схватке один на один практически невозможно. И даже массированный огонь вряд ли его остановит. Так что после первой атаки инопланетянина Эйвери придумал другой план.

– Форселл! – взревел он. – Давай!

Пока Эйвери вел прикрывающий огонь, Форселл поднял обеими руками трофей – мерцающее энергетическое ядро – над бочкой и отправил в полет броском сбоку, как на семейной ферме кидал мешки с соевыми бобами в отцовский самосвал. Ядро приземлилось в десяти метрах, и вихрь голубой энергии покатился вперед. Но ядро не взорвалось при ударе, как рассчитывал Эйвери. Эта штука все же сдетонировала от очереди из его М-7, но инопланетянин в золотистых доспехах уже успел перепрыгнуть через нее, и взрыв не причинил ему вреда.

Впрочем, усилия Форселла не пропали даром. Взрыв сбросил с мостков четырех серокожих инопланетян; взметнув костлявые руки, они полетели вниз. Никто не выжил.

– Командир! Уходите! – прокричал Эйвери, когда инопланетянин в доспехах приземлился и вскинул молот над головой.

Джилан отпрыгнула в сторону; бочку, за которой она пряталась, разнесло, расплескав вокруг желтую пену. Эйвери дал очередь в левый бок пришельца, но высокоскоростные пули лишь искрили, отскакивая от энергетического щита. Чужак высвободил молот из разбитой бочки и, зло посмотрев на Эйвери, оскалился. Но когда он замахнулся снова, Эйвери прыгнул головой вперед в сторону центра управления, уходя от Джилан и рекрутов. Удар молота лишь согнул металлические панели мостков.

Когда Эйвери, перекатившись через спину, встал на ноги и достал полный магазин для М-7, он увидел еще одного серокожего – он направлялся прямо к позиции морпеха и выглядел не так, как другие. Под ремнями и баллоном на нем была оранжевая броня с желтым символом в виде круга. Плазменный пистолет в узловатой руке светился от накопленного заряда. Глядя в лицо существу, Эйвери понял: теперь конец. Но инопланетянин смотрел не на него. И когда он нажал на спуск, плазменный шар пролетел вдали от головы Эйвери.

Эйвери резко повернулся и увидел, что шар поразил золотистого прямо в грудь. С громким хлопком исчезла его энергетическая защита. Растрескались его доспехи, из них посыпались искры, пошел пар. Инопланетянин взревел – на его шее и руках засверкали молнии коротких замыканий. Через мгновение он бросился вперед, отшвырнув в сторону Эйвери.

Штаб-сержант, приземлившись на руки, потерял М-7. Он поднял голову и увидел, что золотистый обрушил молот на голову инопланетянина в броне. Существо просто погибло – каменный боек размозжил его, расплющил на мостках.

Эйвери не тратил времени на гадание, почему маленький инопланетянин попытался убить своего лидера, а не враждебного человека. Вместо этого он поднял М-7 и постарался закончить работу, начатую носителем оранжевой брони. И возможно, сделал бы это, если бы черноволосый гигант, таща за собой молот, не отступил к центру данных, где внезапно закипел бой между насекомыми и серокожими инопланетянами.

Существа двух видов сражались не на жизнь, а на смерть; мелькали когти и сабли. Джилан и рекруты открыли огонь по обеим сторонам, но большинство чужаков падало под ударами друг друга. Один лишь Дженкинс не упускал из вида инопланетянина с молотом. Рекрут прошел мимо Эйвери, стреляя в эту тварь, которая захромала к станции номер четыре.

– Оставь его! – прокричал Эйвери.

Но Дженкинс не подчинился. В этом враге он видел причину всех своих страданий, всех потерь. Он должен отомстить, убив лидера инопланетян. Но ярость ослепила его, и он не увидел последнего из серокожих – это существо выскочило из-за бочки, когда Дженкинс проходил мимо. Его кожа, сплошь в жутких отметинах, отливала желтизной – цветом крови насекомых.

Эйвери поднял М-7, но на линии огня оказался Форселл. Здоровяк оттолкнул инопланетянина, и тот не успел вонзить саблю в бок Дженкинса. К центру обработки данных покатился клубок – серо-голубые конечности и потная оливковая форма, – а розовая сабля осталась лежать на мостках. Форселлу удалось сорвать с серого маску, но тот изрыгнул в лицо рекрута смесь замерзающего метана и вонючей слюны. Рекрут закрыл глаза ладонями, а существо не упустило возможности вонзить длинные зубы в левое плечо рекрута, прямо у основания шеи. Эйвери помчался на выручку к товарищу.

Форселл закричал, когда инопланетянин вдавил его в мостки и затряс головой, сжимая челюсти. Эйвери скользнул вперед. Перекинув в левую руку М-7, правой морпех схватил саблю. Через долю секунды он пнул инопланетянина ботинком в лицо сверху вниз. Зубы вынырнули из раны; чужак откатился назад, судорожно шаря рукой в поисках маски. Но прежде чем он успел сделать живительный вдох, Эйвери резко распрямил руку в локте; клинок крутанулся в полете и вонзился в мягкую брюшину, там, где она соединялась с бедрами.

Существо замерло, понимая, что обречено. В следующую секунду клинок взорвался, и инопланетянин повторил судьбу своего оружия.

– Станция номер один! – прокричала Джилан, подбегая к Эйвери. – Локи отправил последнюю пару!

– Хили, сюда! – позвал Эйвери, прижимая пальцы к шее Форселла. Между ними сочилась кровь – инопланетянин прокусил яремную вену.

– В этой паре Берн и его ребята, – сказала Джилан, кладя ладонь поверх руки Эйвери, чтобы крепче прижать рану. – Они справились.

Эйвери посмотрел на приближающегося бочком Дженкинса. Стальная решимость сошла на нет, когда рекрут увидел посеревшее лицо товарища по оружию, который рисковал жизнью, чтобы спасти его. Дженкинс открыл было рот, но Эйвери посмотрел в его несчастные глаза и сказал:

– И мы все тоже справимся.

Сиф смотрела, как морпехи и Джилан Аль-Сигни рассаживаются по контейнерам на ее первой стыковочной станции. Она отметила, что штаб-сержант Джонсон последним прошел через шлюз, дождалась, когда закроется портал, и отправила их наверх. Когда последняя пара контейнеров с ускорением понеслась к верхней арке Тиары, потом разделилась и под действием центробежной силы оторвалась от Жатвы, Сиф переключила внимание на камеры в другом конце станции. Там она увидела черноволосого инопланетянина, который, прихрамывая, прошел по рукаву, сел в десантный корабль и отчалил от Тиары. У нее не было возможности остановить его.

Она много долгих минут ждала ответа Локи.

Сиф представила себе эту сцену: комбайн Мака прижимает раму катапульты, а Локи пытается ее поднять. С определенной точки зрения ситуация казалась ужасно смешной. Смеяться Сиф теперь могла сколько угодно. Все ее добровольные волнения остались в прошлом – процессоры, в задачу которых входила обработка алгоритмов эмоционального ограничения, выжжены плазменным огнем. Но ее базовая логика осталась целой.

Инопланетянин Легче Некоторых совершил чудо. Если бы он не отремонтировал наиболее важные микросхемы Сиф, она бы не смогла помочь Локи восстановить равновесие системы после потери подъемника номер семь. Но хотя ИПБ УФР и признал, что без вмешательства Легче Некоторых эвакуация не состоялась бы, он сразу оговорился: услужливый характер этого существа позволяет причинить и зло в гораздо большем масштабе.

Глубоко в поврежденных массивах Сиф содержалась информация о том, что́ инопланетяне ни в коем случае не должны получить: доступ к базе данных ДКС с подробным описанием всех кораблей ККОН, как военных, так и гражданских; к ежегодникам погодных условий в гиперпространстве и перечню протоколов состояния до и после прыжка. И самое главное, к точным координатам всех планет, колонизированных людьми.

Хотя Легче Некоторых был мертв, а другие инопланетяне бежали, Локи пришел к выводу, что вскоре они вернутся на Тиару и изучат массивы данных Сиф. Даже в своем новом, свободном от эмоций состоянии Сиф согласилась с решением Локи: она подлежит уничтожению.

Локи молчал почти двадцать минут.

Сиф знала, что такая задержка объясняется пониженной процессинговой способностью Мака. ИИ сельскохозяйственных операций Жатвы теперь существует исключительно в своих машинах. Его базовая логика разделена среди десятков тысяч управляющих электронных схем, как это было и с Локи, прежде чем они с Маком поменялись местами. В истории Жатвы эта процедура повторялась многократно: когда ИИ старел и неизбежно приближался к бешенству, другой отправлял его на необходимый отдых – фрагментировал его базовую логику и распределял ее между «йотунами».

Локи обещал в отсутствие Мака обеспечить безопасность Сиф. Но, не до конца доверяя своему прагматичному второму «я», которое могло и не сдержать обещание, Мак приберег фрагмент своей логики, внедрил его в центр обработки данных, как это сделал Локи с Сиф. Когда Мак узнал, что Локи намеревается уничтожить Сиф и Тиару, он собрал свою армию «йотунов» и атаковал реактор.

В ослабленном состоянии Локи не сумел остановить многофункциональные машины Мака, которые добрались до мазера и передали другой вирус военного типа в центр обработки данных Сиф для уничтожения его фрагмента. Мак надеялся, что после этого удастся переправить на Жатву какую-то часть Сиф – разместить ее в своих «йотунах». Но тут серокожий инопланетянин открыл огонь и разрушил слишком много крайне важных микросхем.

Сиф понимала всю глупость плана Мака. Риск, сопряженный с ее выживанием, чрезвычайно велик. Но она не могла не признать, что это самое настоящее рыцарское благородство. Она умоляла Локи дать ей поговорить с Маком. Хотела сказать, что любит его, что не боится смерти. Но Локи к тому времени вернул контроль над мазером и отказался допускать прямой контакт между двумя впавшими в бешенство ИИ.

Теперь Сиф лишь надеялась, что Локи передаст ее послание без изменений и фрагментированный разум Мака поймет тонкость ее искренней мольбы.

Жить оставалось недолго, но Сиф максимально воспользовалась этим. Впервые за все время ее существования тросы пустовали. Она могла лишь наслаждаться собственными эмоциями, теперь уже ничем не ограниченными. ИИ попыталась опечалиться, но это показалось скучным. Она попыталась разозлиться, но ей стало смешно. В конечном счете она утешилась удовлетворением от хорошо выполненной работы и жизни, прожитой гораздо интереснее, чем мог вообразить ее создатель-человек.

Сиф не почувствовала, как первый снаряд катапульты достиг Тиары и пробил дыру в центре обработки данных. В это мгновение она была в сознании, а в следующее – уже нет. И когда второй снаряд разрушил верхнюю и нижнюю части станции, от Сиф не осталось ничего, что могло бы оплакать грандиозную серебристую арку, когда та начала рушиться, навалившись на свои лифты и начав крутящееся падение в атмосферу Жатвы.