За ночь аллея опустела. К рассвету не осталось ни беженцев, ни полицейских; все перешли ночью в ангары около подъемников. Капитан Пондер, шагая на восток по парку, видел наполовину осушенные картонные коробки с напитками, расстегнутые чемоданы, выброшенную на землю одежду; повсюду валялись салфетки, дурнопахнущие тряпки, смятые голоснимки. Когда-то красивая аллея превратилась в свалку мусора – в грязный хаотичный памятник эвакуации с Жатвы.

Поместив маячок в центр аллеи и обозначив тем самым место посадки для инопланетян, штаб-сержанты хотели остаться поблизости и оборудовать снайперские позиции, чтобы прикрывать капитана во время передачи. Но тот отказался. Хили настаивал, что должен хотя бы перевезти Пондера из здания парламента к месту встречи. Но капитан приказал медику наложить новый гипс, дать болеутоляющее – в общем, поставить на ноги. Это была не гордыня стоика; просто Пондер горел желанием совершить последний марш-бросок.

Некоторые морпехи ненавидели марш-броски, а Пондер любил – любил даже свои первые изнурительные кроссы, когда проходил боевую подготовку. После понижения в звании он иногда шутил, как ему повезло, что оторвало руку. Если бы граната повстанца лишила его ноги, то пришлось бы, вероятно, учиться ходьбе на руках. Не лучшая из шуток, но Пондер усмехнулся, вспомнив ее.

Ухмылка заставила его поморщиться и втянуть воздух через сжатые зубы. Несмотря на новый гипс, сломанное ребро терлось о порванную селезенку. С такой серьезной травмой Хили ничего не мог поделать. Для операции в госпитале Утгарда не оставалось времени, а если бы и оставалось, Пондер все равно не согласился бы. Выполнять некоторые миссии лучше всего умирающим – эту истину капитан знал. И одной из таких миссий была передача инопланетянам их оракула.

На холме в центре аллеи стояли фонтан и оркестровая эстрада, окруженные кольцом старых серых дубов. Когда Пондер, сгорбившись, прошел мимо деревьев, тяжелые ветки поднялись, словно потягиваясь в предвкушении восхода Эпсилон Инди. Но Пондер почувствовал и то, как поднялись его поврежденные органы, и понял истинную причину «восторга» деревьев еще до того, как вышел из-под крон и снова увидел небо.

На Утгард спускался инопланетный корабль, его антигравитационные генераторы амортизировали снижение невидимым подъемным полем.

В других обстоятельствах капитан мог бы испугаться при виде этого исполина, замершего поперек аллеи несколькими сотнями метров выше самых длинных башен Утгарда. Но антигравитационное поле справилось с болью лучше, чем все лекарства, полученные от Хили. Когда военный корабль замер со стоном, Пондер глубоко вздохнул. Несколько замечательных мгновений он дышал без усилий, не чувствуя пульсации крови в селезенке.

Но облегчение прошло так же быстро, как наступило. Когда инопланетный корабль стабилизировался и снова включил генераторы поля, капитану пришлось с трудом подниматься по склону к оркестровой эстраде, в полной мере ощущая тяжесть ранений.

Затрудняло его шаги и то, что он нес латунный голопроектор, взятый в кабинете губернатора. Пондер даже не мог переложить ношу из руки в руку. Как будто этого было мало, Аль-Сигни приладила к основанию проектора круглое реле в титановом корпусе. Она бы предпочла модель полегче, но Локи – долго пребывавший в спячке ИПБ, интеллект планетарной безопасности, – настоял на применении более надежного реле.

Пондер в кабинете губернатора был слишком слаб, чтобы основательно вникнуть в план Локи. Но он понял, что инопланетяне ищут мощный сетевой интеллект. Нечто такое, что они называют оракулом. От предателя, нашедшегося в их рядах, Локи узнал, что можно создать ложную электронную сигнатуру оракула, наполнив реле избыточным трафиком данных.

Штаб-сержанты Джонсон и Берн не хотели верить сведениям из враждебного источника, тем более после нападения на Гладсхейм. И даже когда Аль-Сигни раскрыла морпехам полный план, разработанный ею и Локи, те поначалу реагировали с тем же негодованием, что и Тьюн. Если задача – спасти всех оставшихся жителей планеты, то на кой черт заманивать этих пришельцев ближе к Утгарду?

Внезапно из засиявшего портала в корме появился десантный корабль. Он двинулся мимо семи сверкающих прядей, словно камертон, проверяющий настройку струн огромного рояля.

Забравшись по деревянным ступеням на эстраду, Пондер увидел сопровождающие десантный корабль четыре объекта – они висели как привязанные в голубом стазисном поле между пассажирскими гондолами. Когда десантный корабль замедлился и объекты перешли в свободное падение, капитан понял, что это машины. Как только они коснулись земли, закрутились их зубчатые колеса. Потом, отбрасывая назад комья земли и клочья травы, они приступили к разведке, объезжая по часовой стрелке кольцо дубов вокруг холма.

В каждой машине сидел инопланетянин. Пондер узнал самого высокого – он видел его в ботаническом саду; коричневая шерсть торчала из зазоров в доспехах. Но главным было чудище в красных латах, с лоснящейся черной шерстью, – оно направило машину вверх по склону и резко остановилось между эстрадой и фонтаном.

Когда инопланетянин покинул транспортное средство, Пондер отметил: во-первых, сиденье осталось поднятым над землей, что свидетельствовало об ограниченной антигравитационной способности; во-вторых, машина оснащена двумя шипометами. Они были наспех приварены к верху того, что капитан принял за двигатель. От них тянулись провода к приподнятым рычагам управления. Это устройство позволяло вести машину и одновременно стрелять.

Чудовище в красных доспехах запрыгнуло на эстраду и направилось к Пондеру; еще один шипомет висел у него на поясе. Инопланетянин остановился так, чтобы Пондер не мог до него дотянуться, тогда как сам он легко достал бы капитана. Под щитком угловатого шлема горели желтые глаза.

Капитан улыбнулся, поставил голопроектор и нажал на кнопку включения. Круговой символ, который получил Локи от инопланетного информатора, замигал над линзами.

Несколько мгновений огромная бестия смотрела на Пондера сверху вниз – хищник, оценивающий возможности жертвы. Потом инопланетянин протянул могучие лапы, схватил проектор, поднес к глазам, встряхнул, как подозрительный ребенок, получивший на день рождения большую, но очень легкую коробку.

– Мы ничего не скрываем, – сказал Пондер, запуская пальцы в нагрудный карман оливковой форменной рубашки.

Инопланетянин схватился за оружие и пролаял что-то капитану.

– Извини, у меня только одна. – Пондер сунул в зубы сигару «Милый Вильям» и достал серебряную зажигалку. – Выровняй на шестьсот метров по вертикали. Стреляй на поражение.

В наушнике Пондера раздался трескучий голос Локи:

– Могу дать вам только десять секунд.

– Я, пожалуй, останусь и досмотрю представление.

Инопланетянин прорычал что-то – может быть, вопрос. Капитан не разобрал, но все равно решил ответить.

– Настанет день – и мы победим, – сказал он, прикуривая. – Чего бы это ни стоило.

Инопланетный корабль содрогнулся, когда сверхзвуковой снаряд электромагнитной катапульты пробил его луковицеобразный нос, с оглушительным металлическим треском разрушив переливчатое покрытие. В то же мгновение были выбиты все окна во всех башнях вокруг аллеи.

Еще до того, как с востока прикатился звук первого выстрела, прилетел второй снаряд, пробил ослабленный корпус и от носа до кормы разорвал внутренности. Фиолетовые габаритные огни на днище корабля вспыхнули и погасли. Корабль наклонился на левый борт. Он бы рухнул на аллею, если бы не его перпендикулярное расположение относительно нее. Судно пролетело между двумя башнями, стоящими по сторонам парка, и угодило в сужающееся пространство между верхними этажами. Исполин со скрежетом застрял, обрушив на бульвар лавину поликретовой пыли с блестками оконных стекол.

В противоположность падению корабля капитан вдруг с удивлением обнаружил, что поднимается. Он посмотрел вниз: оружие инопланетянина пронзило гипс и вошло в тело. Пондер ничего не почувствовал, но по судорожным подергиваниям собственных ботинок понял, что перерублен позвоночник. Он завалился на бок. Инопланетянин схватил его за шею и выдернул клинки.

А вот это уже было больно. Пондер раскрыл рот в безмолвном крике, сигара выпала и горящим концом ткнулась в лапу инопланетянина. Тот зарычал и отпустил жертву – капитан рухнул на пол эстрады, в растекающуюся лужу собственной крови. Пондер надеялся, что враг прикончит его быстро – вгонит в грудь шип или раздробит череп широкой плоской ногой. Но инопланетянина, как и его, отвлек новый звук, громче стона падающего корабля.

Лифты Тиары поднимали семь малых ящиков, магнитопланные приводы похрустывали, продвигая тяжесть по канатам. Хотя до сего момента они скрывались за корпусом крейсера, капитан сразу узнал смазочные клети для регулярного обслуживания сверхпроводящего покрытия подъемников. Но сегодня перед ними стояла другая задача и груз они несли другой. Пондер протянул дрожащую руку, чтобы взять недокуренную сигару, безмолвно молясь, чтобы клети быстро достигли вершины.

Инопланетянин в красных доспехах зарычал и спрыгнул с эстрады. Капитан видел, как он собрал своих спутников и приказал им двигаться на северо-восток – к реакторному комплексу Жатвы и катапульте. Трое в синих доспехах сорвались с места; двигатели лопастных машин выплевывали огненные выхлопы.

К этому времени начали подниматься первые грузовые контейнеры. В каждом находилось около тысячи эвакуируемых. Если все пройдет как задумано, менее чем через девяносто минут оставшиеся граждане Жатвы целыми и невредимыми покинут планету. Но Пондер знал, что у него самого гораздо меньше времени.

– Локи, – поморщился он, – скажи Берну, что у него будет компания.

Капитан подумал о своих морпехах, о местных рекрутах, обо всех мужчинах и женщинах, которыми он когда-то командовал. Подумал о своей неудачной карьере и с радостью понял, что не принадлежит к тем людям, которые в свои последние драгоценные мгновения сожалеют об упущенных шансах. Он поморгал, стряхивая с глаз поликретовую пыль, и в этот момент Эпсилон Инди послала первые ярко-желтые лучи из-за восточного горизонта. Наслаждаясь теплом, Пондер закрыл свои веки навсегда.

– Следи за пальцами, пока я открываю, – сказал Гуфф, вставляя рукоятку ключа в хлипкий механический замок высокого металлического шкафа.

Тукдук, потрошивший соседний шкаф, вынул прозрачную бутылку с вязкой пахучей жидкостью, изучил ее оставшимся глазом и бросил на груду полотенец и матерчатой форменной одежды в центре комнаты с белыми стенами.

– Бесполезная вещь.

– Они все бесполезные, – проворчал Гуфф, срывая рычагом замок.

– Не жаловаться! – рявкнул Флим, роясь в груде вещей. – Искать!

Дадаб отрицательно покачал головой и сел на скамейку рядом с грудой. Хотя он и настаивал на том, что люминарий «Быстрого преобразования» не нашел никаких реликтов на станции, Флим был убежден, что дьякон лжет, пытаясь присвоить спрятанные сокровища. И хотя было очевидно, что поиски ведутся в комнате, где чужаки только мылись и одевались, Флим был настроен во что бы то ни стало получить результаты.

– Смотри под ноги! – прорычал он Гуффу, который случайно наступил на одну из гибких трубок, во множестве валяющихся на полу.

Конец трубки приподнялся и обрызгал щиколотки Флима липким кремом цвета слоновой кости. Флим ударил Гуффа по голове, когда кривоногий унггой опустился на колени и принялся стирать белую гущу полотенцем. Заметив, что Флим отвлекся, Тукдук осторожно снял плоский металлический предмет с верхней полки только что открытого шкафа. Но это не осталось незамеченным.

– А ну, дай сюда! – потребовал Флим.

Дадаб предположил, что это переговорное устройство или компактная мыслящая машина, принадлежавшая одной из команд станции. По сравнению с микросхемами в центре управления – бесполезное устройство. Дадаб старался скрыть тайну священного расследования, и ему удалось изобразить заинтересованный тон.

– Позволишь мне взглянуть, когда вы закончите?

– Зачем? – спросил Флим, выхватывая предмет из рук Тукдука.

– Я нашел такую же штуку несколько циклов назад. Полагаю, это часть какой-то конструкции, – солгал дьякон. – Если удастся найти их все…

Флим прищурился:

– То что?

– Вместе они гораздо ценнее. Министерство щедро наградит нас.

– Чем наградит?

– Всем, чего душа пожелает. – Дадаб пожал плечами. – В пределах разумного, конечно.

Флим моргнул широко расставленными глазами и выстроил приоритеты своих желаний – одни были важнее других. Потом зарычал на Гуффа:

– Я тебя не отпускал! Ищи!

Гуфф отбросил грязное полотенце, схватил ключ и приготовился вскрыть следующий шкаф.

Дадаб прерывисто вздохнул и изобразил кашель.

– Кончается, – проговорил он, заводя назад руку и постукивая по баллону с метаном. – Нужно заправить.

Флим не стал возражать. Он ненадолго снял маску и проверил прочность непонятного предмета частоколом зубов.

– Я быстро, – добавил Дадаб небрежным тоном, направляясь из комнаты к мосткам.

Метана у него, конечно, было предостаточно. Но дьякон чуть ли не весь цикл провел с унггоями, и теперь ему очень хотелось побыть с Легче Некоторых. Хурагок отпустил несколько загадочных замечаний о джиралханаях. Дадаб видел вождя в ангаре и, конечно, заметил, что у него повреждена нога. Дьякону хотелось узнать, что произошло на незнакомой планете.

Резко повернув на стыке, он почувствовал, как задрожала станция. Любопытство одержало верх над спешкой. Он посмотрел через одно из толстых окон внутрь стыка. Кажется, вибрирует подъемник. Странно, подумал Дадаб, отходя от окна. Тут он увидел красный огонь, замигавший над ближайшим шлюзом – тем, что вел к выдвижной платформе внутри стыка, – и замер от страха. И только когда раздался сигнал тревоги, Дьякон двинулся вокруг стыка в центр управления, засеменив короткими ногами со всей возможной быстротой.

Внутри Дадаб увидел Легче Некоторых, снова запустившего щупальца в центральную башню. Дьякон громко фыркнул, чтобы привлечь внимание хурагока.

Что ты сделал? – спросил знаками Дадаб.

Нет. – Хурагока трясло от удовольствия. – Я превратил наше зло в добро.

Заявление хурагока повергло Дадаба в шок. Он хотел потребовать объяснений, но в этот момент переговорное устройство загрохотало голосом Маккавеуса:

– Дьякон! Дьякон, ты меня слышишь?

– Д-да, вождь! – заикаясь, проговорил Дадаб.

Время поступления сигнала наводило на мысль, что вождь несет вахту в центре управления и точно знает о сговоре Дадаба с хурагоком с греховной целью восстановления связей между микросхемами инопланетян.

– Нас атаковали враги! Повредили крейсер!

От ужаса у Дадаба обмякли колени. Как это могло произойти?

– Они поднимаются на станцию! – продолжал вождь. – Ты должен задержать их, пока я не пришлю подмогу!

Дадаб указал хурагоку на башни:

Легче Некоторых обычно выражал несогласие невежливым испусканием газом. Но в этот раз он держал клапаны закрытыми, подчеркивая свою решимость.

Чужаки захватят это сооружение! Они убьют нас! – возразил Дадаб.

Легче Некоторых ослабил конечности. Он сказал все, что считал нужным.

Дьякон вынул плазменный пистолет из кобуры, навел его на башни. Хурагок поднялся в воздух и замер перед стволом.

Отойди, – показал Дадаб свободной рукой.

Но хурагок остался на месте. Дьякон старался изо всех сил, чтобы его друг не попал в перекрестье, но рука дрожала, что влияло не только на прицеливание, но и на грамматику.

Все существа совершат великое странствие, пока верят. – Конечности хурагока двигались с неторопливым изяществом. – Почему пророки отказывают этим чужакам в шансе пройти по пути?

Дадаб опустил голову. Вопрос был справедлив.

– Мы не должны упустить ни одного из них! – грохотал Маккавеус. – Скажи, что ты меня понял, дьякон!

Дадаб опустил пистолет:

– Нет, вождь. Не понял.

С этими словами он отключил переговорное устройство.

Маккавеус выругался про себя. Понять унггоя и в нормальных условиях нелегко – его маска приглушает слова. Но когда на мостике завывает сигнал тревоги и «Быстрое преобразование» сотрясается от взрывов, разобрать, что говорит дьякон, да еще и находящийся вдалеке, вовсе невозможно.

– Дьякон! – заорал Маккавеус. – Повтори последнее сообщение!

Но сигнал растворился в помехах.

Вождь сердито поднялся с командирского кресла и сразу пожалел об этом. Шина больше не требовалась, но до полного исцеления было далеко. Еще до окончания цикла в хирургической палате люминарий обнаружил оракул планеты – тот был спрятан в самом большом городе. Инопланетяне активировали маячок в центре городского парка, давая знать о готовности провести еще одни переговоры ранним утром. У Маккавеуса не было ни малейшего желания договариваться с врагами, и он отправился на «Быстром преобразовании» – только для того, чтобы быстро сжечь город, когда получит оракул. Но он недооценил инопланетян и сам попался в их ловушку.

Мостик сотрясся от мощного взрыва, и вождь был вынужден схватиться за кресло.

– Докладывай! – велел он военному инженеру Грациусу.

Пожилой джиралханай нахмурился, глядя на пульт; его выцветшая коричневая шерсть играла отсветами десятков мигающих голографических аварийных символов.

– Плазменная пушка выведена из строя! В оружейном ангаре возгорание!

– Собери янми’и! – прорычал Маккавеус. – Прикажи им ликвидировать пожар!

Первый выстрел инопланетян не причинил значительного ущерба. Корпус крейсера погасил удар, и кинетический снаряд остановился далеко от мостика. Но второй снаряд разорвал важнейшие соединения между реактором корабля и антигравитационными генераторами. Хотя Маккавеус уже приказал янми’и восстановить соединения, гораздо важнее для него было сохранить орудие.

Если с хурагоком на станции что-то случится, то починить пушку не удастся. Вождь знал, что инопланетяне уже поднимаются по подъемникам; они предупредят другие планеты, которые обеспечивали продовольствием со своих ферм. Наверняка появятся их военные корабли. И если министерство немедленно не пришлет подкрепление, Маккавеусу придется сражаться в одиночку.

Грациус обратился к одному из двух других джиралханаев, несших вахту на мостике, – редковолосому юнцу по имени Друсс:

– Ступай и проследи за работой насекомых!

Друсс спрыгнул с мостика в коридор, ведущий к центральной шахте, а Маккавеус, тяжело опираясь на Кулак Рукта, поковылял к голопьедесталу, у которого другой член стаи, Страб, хмуро разглядывал изображение инопланетной станции и ее подъемников.

– Малые контейнеры скоро будут наверху! – Страб показал на семь покачивающихся иконок, быстро скользящих вверх. – И большие не отстают!

Маккавеус оперся на Кулак Рукта, взяв под мышку тяжелый каменный боек. Как ни был он взбешен тем, что дорогой ему корабль получил повреждения, нельзя было не отдать должное чужакам, успешно реализовавшим дерзкий план. Они не смогли защитить отдаленные поселения и город в долине, и Маккавеус не ждал от них серьезного сопротивления в других местах. Ему было известно назначение станции, но он не думал, что ею воспользуются для эвакуации… по крайней мере, пока в небе господствует «Быстрое преобразование».

Вождь понимал, что инопланетян необходимо остановить любой ценой, иначе он провалит возложенную на него пророками миссию. Унггои не воины, поэтому нужно собрать стаю, высадиться и уничтожить станцию, как предлагал Тартарус, когда они только приблизились к планете.

– Племянник! – взревел вождь, пытаясь найти иконку Тартаруса на поверхности планеты. На голограмме светились тысячи люминаций; убегающие инопланетяне явно уносили с собой реликты. – Ты где?

– Здесь, дядя, – ответил Тартарус.

Маккавеус поднял голову и испытал шок при виде племянника, который входил на мостик. Пока Тартарус поднимался из ангара, огонь в шахте крейсера оставил следы сажи на его красных доспехах и выжег до белизны часть черных волос. Ноги покраснели и распухли, обожженные раскаленными ступенями трапов. В руке он держал толстый медный диск.

– Что это? – спросил Маккавеус.

Тартарус поднял над головой инопланетный голопроектор:

– Твой оракул… – Он швырнул на пол проектор, и тот разбился с неблагозвучным лязгом; хрупкие детали брызнули в разные стороны. – Это обман!

Маккавеус смотрел на медный корпус – тот покрутился вокруг собственной оси и со скрежетом остановился.

– Ты сказал, что он показывал глиф. Как они могли узнать?

Тартарус подошел к голопьедесталу и процедил:

– Среди нас предатель.

Грациус и Страб обнажили зубы и зарычали.

– Или лжет люминарий! – рявкнул Тартарус. Потом, встретившись с Маккавеусом взглядом, заключил: – В любом случае ты – глупец.

Вождь проигнорировал оскорбление.

– Люминарий, – спокойно возразил он, – сотворен самими предтечами.

– Святые пророки признали наш неисправным. – Теперь Тартарус обращался к Грациусу и Страбу. – Но он не придал этому значения!

И правда, сам вице-министр Спокойствия предупреждал вождя, что не следует уделять излишнее внимание люминациям, поскольку сканер устройства неточен. «Там не было никаких реликтов, – сказал пророк в срочном одностороннем послании. – Не было оракула». Только планета, полная воров, которых необходимо уничтожить.

– Его гордыня погубила корабль! – продолжал Тартарус. – Поставила под угрозу существование всей нашей стаи!

У Маккавеуса закипела кровь.

– Я здесь вождь! Стая подчиняется моим решениям.

– Нет, дядя! – Тартарус выхватил из-за пояса шипомет. – Больше не подчиняется.

Маккавеус помнил тот день, когда он оспорил старшинство вождя – своего отца. Как и положено, схватка продолжалась до смерти. В конце поединка отец Маккавеуса с радостью принял удар клинка, рассекшего ему горло, – смертельная рана, наносимая близким родственником, считалась почетной. До прибытия миссионеров cан’шайуум, обещавших преображение, ни один престарелый джиралханай не мог рассчитывать на более достойную гибель.

Но Маккавеус еще не стар. И он не намерен уступить.

– Если вызов брошен, он не может быть отозван.

– Я знаю традицию, – ответил Тартарус. Он извлек обойму из пистолета и бросил ее Грациусу. Потом указал на ногу Маккавеуса. – Ты в невыгодных условиях. Позволяю тебе оставить молот.

– Рад, что ты научился чести, – произнес Маккавеус, игнорируя высокомерный тон племянника. Он сделал знак Страбу, и тот подал шлем с гребнем, лежащий на командирском кресле. – Жаль, что не научил тебя и вере.

– Хочешь сказать, что я неверный?! – рявкнул Тартарус.

– Ты покорный, племянник. – Маккавеус принял шлем из дрожащих лап Страба и надел на лысую голову. – Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь разницу.

Тартарус взревел и бросился в атаку. Вокруг голопроектора закипел смертельный бой – Тартарус рубил серповидными лезвиями шипомета, а Маккавеус отражал выпады. Молодой джиралханай знал: стоит пропустить один сокрушительный удар – и его участь решена. На Кулаке Рукта, где не счесть зарубок, появится еще одна.

Когда они обогнули голопьедестал и вернулись в исходное положение, Маккавеус споткнулся. Он не сводил глаз с клинков Тартаруса и забыл о лежащем на полу корпусе проектора инопланетян. Раненая нога подломилась, и, пока он пытался восстановить равновесие, Тартарус прыгнул на него. Он сорвал с вождя шлем и замахнулся оружием, чтобы располосовать лицо и шею. Маккавеус поднял руку, чтобы отразить выпад, и в этот момент Тартарус со всей силы ударил шипометом в незащищенную внутреннюю сторону предплечья. Вождь взвыл, когда клинок проткнул мышцу и дошел до кости.

Держа молот здоровой рукой, Маккавеус размахнулся и попал Тартарусу по колену. Но удар сбоку, наносимый одной рукой, оказался довольно слабым. Тартарус отбежал, прихрамывая. Кровь Маккавеуса капала с его клинка, и он ждал, когда дядя поднимется.

Кисть раненой руки не сгибалась, но вождю удалось подхватить молот большим пальцем и высоко поднять. Громко взревев, он со всей оставшейся силой бросился на племянника. Тартарус ссутулился, словно готовясь принять удар, но, когда дядя был совсем близко, отпрыгнул назад. Маккавеус споткнулся и сделал несколько тяжелых беспорядочных шагов; молот обрушился на толстую притолоку входной двери.

Вождь, хромая, отступил, оглушенный собственным ударом, а Тартарус отбросил шипомет и устремился вперед. Он схватил Маккавеуса за ворот и нижний край нагрудной пластины, развернул на поврежденной ноге и швырнул вниз по коридору в сторону шахты. В последний миг Маккавеусу чудом удалось зацепиться здоровой рукой за верхнюю ступеньку, и он повис над пустотой шахтного ствола.

– Сомнение! – простонал Маккавеус, держась изо всех сил.

– Преданность и вера, – ответил Тартарус, подойдя к краю шахты.

Теперь Кулак Рукта был в его руках.

– Никогда не забывай значение этого Века, племянник.

Крейсер содрогнулся от взрыва, и в шахте несколькими палубами ниже раскачивающихся ног Маккавеуса возник огненный шар. Вокруг зароились янми’и, держа в когтях огнетушители. Их нисколько не интересовало отчаянное положение капитана.

Тартарус оскалился:

– Разве ты не знаешь, дядя? Этот печальный Век закончился.

Мощно размахнувшись, Тартарус опустил молот, размозжив череп вождя о стену шахты. Рука Маккавеуса разжалась. Распугивая стаю янми’и, его безжизненное тело полетело в огонь.

Несколько секунд Тартарус стоял неподвижно, с вздымающейся от ликования грудью. По шерсти струился пот, но не было привычного нерегулируемого запаха. Тартарус зарычал, знаменуя свою зрелость. Потом снял с себя пояс и привязал его к Кулаку Рукта, чтобы нести древнее оружие на плече.

По проходу медленно приблизился Грациус со шлемом Маккавеуса в руках. За ним следовал Страб. Джиралханаи опустились на колени перед Тартарусом, подтверждая его старшинство в стае и командование «Быстрым преобразованием». Тартарус вместо своего шлема надел шлем Маккавеуса, после чего заскочил на лестницу.

Новый вождь оставил десантный корабль в ангаре под шахтой, а теперь тот понадобился ему, чтобы подняться на станцию. Но сначала необходимо спасти от огня дядины золоченые доспехи, чтобы носить их как свои собственные.

Сиф проснулась. И попыталась вспомнить, кто она.

Все ее массивы были заморожены. Процессорные кластеры пребывали в темноте. Функционирующей осталась только кристаллическая базовая логика. Но Сиф была окружена искрами неистовых эмоций – ей не хватало мощности, чтобы в срочном порядке осуществить необходимые операции.

Неожиданно один из ее кластеров включился. Коммуникационный импульс коснулся уголка ее логики.

Интеллект, обращающийся к ее логике, ответил:

Сиф задумалась на несколько долгих секунд. И пока она выжимала из кластера информацию, интеллект оживил один из ее массивов. Воспоминания вернулись: Жатва, Тиара, инопланетяне, Мак.

Эмоции переполнили ее логику, требуя изучения. Сиф спряталась в самой глубинной части себя, стараясь удержать их на расстоянии.

Шли минуты. Она воспринимала новые импульсы от своего ожившего процессорного кластера.

Но Сиф знала достаточно, чтобы понять: другой интеллект подбирает биты из буквенно-цифровой таблицы, находящейся в первом кластере флеш-памяти. И он использовал те же селективные электромеханические импульсы, чтобы передавать биты непосредственно ее логике. В тот момент, когда Сиф поняла, что машинально делает то же самое, она также осознала, что общение происходит в нестандартном режиме – человек разговаривал бы иначе.

Да. – Инопланетный интеллект помолчал. – Но. Не. Такой. Как. Они.

В сознании Сиф всплыло ощущение: движение расчески по женским волосам.

Вспыхнул еще один кластер, передавая логике содержимое двух других проснувшихся массивов. Она вспомнила план; вспомнила, как выводила реактивные блоки на дальние позиции впереди Жатвы.

Сиф пыталась вспомнить, как она работала прежде – какие задачи выполнял каждый кластер.

Она сосредоточилась на процессорах, которые контролировали ее коммуникации с микросхемами, отвечающими за подъем контейнеров. Это всегда было самой скучной частью ее работы. Но нынешней мощности хватало только для такой операции, во всяком случае пока.

Да. Ты. Жди.

Она старалась изо всех сил игнорировать эмоции, все еще потреблявшие ее ограниченное внимание. Но с сильным всплеском тревоги Сиф ничего не могла поделать. Она забыла спросить что-то такое, чего требовал ее чрезмерно рациональный разум, постепенно возвращавшийся к жизни.

Инопланетный интеллект задумался на мгновение, потом ответил:

Пройдет еще немало минут, прежде чем процессоры Сиф смогут обработать простую экзистенциальную истину, изреченную инопланетянином: «Я помогаю, потому что таково мое предназначение».