Я думала, мы поедем к Шольтам. Не в больницу.

– Ты хочешь встретиться с Кэтчин? – спросила я, когда папа остановил машину. – Думаешь, она поможет с расследованием убийства Белла?

Он сказал, не отвечая на мой вопрос:

– Прежде чем мы войдем, объясни мне кое-что. Сегодня утром ты упомянула, что сказала Кэтчин, что в тяжелый момент обратилась бы за помощью именно ко мне. Так вот, Бет… Как она тебя услышала?

О. О. У меня скрутило живот.

– То, что люди меня не слышат, не значит, что я не могу донести до них какую-нибудь мысль.

Папа прямо и спокойно на меня посмотрел. Я терпеть не могла этот взгляд. Он всегда так на меня смотрел, когда знал, что я вру.

– Думаю, она все-таки может тебя слышать, Бет.

Значит, он догадался. Я поникла, признавая поражение, и папа усмехнулся.

– Почему ты мне не сказала?

Я уставилась себе под ноги.

– Не знаю. Так вышло.

– Это не ответ.

Я пожала плечами.

– Ладно, тогда я, наверное, спрошу Кэтчин…

Я вскинула голову.

– Не надо!

– Тогда объясни сама.

Мне не хотелось, чтобы Кэтчин заявила папе, что я упускаю свой вечный покой, таскаясь за «жалким стариком». Может, она промолчит? Будет с ним мягче, потому что мы подруги? Вряд ли. Скорее она посчитает, что оказывает мне услугу, говоря папе правду в глаза.

Надо объяснить ему все самой, и не так резко, как это сделала бы Кэтчин.

– Я… Я не хотела, чтобы вы с ней меня обсуждали, – тихо объяснила я. – Она… она считает, что я должна двигаться дальше.

Папа нахмурился.

– А есть куда?

Я хотела сказать: «Нет, конечно нет – я всегда буду здесь». Вот только в ту же минуту перед глазами зажглись краски, и слова застряли в горле. Я не смела солгать про краски.

Я отвернулась сморгнуть предательские слезы, набежавшие на глаза.

– Бет. Есть место, в котором тебя ждут?

Я кивнула.

– Оно полно красок.

– И твоя мама там?

Я промолчала. Он не повторил свой вопрос. Он спокойно смотрел на меня. Дожидался ответа.

– Да. Она там.

Папа издал сдавленный, болезненный звук. Я попыталась его обнадежить.

– Я не пойду. Я останусь здесь. С тобой.

Только это совсем его не обнадежило. Напротив, он встревоженно нахмурился.

– Я не знал, что ты осознанно выбрала остаться здесь! Я думал, что у тебя нет выбора. Почему ты не пойдешь туда, где тебе будет лучше, где твоя мама?

Нет. Мне здесь нравится. Но я не смогла так солгать и промолчала.

Папа посмотрел на меня и прошептал:

– Ты не уходишь из-за меня, Бет. Со мной все будет в порядке.

Я помотала головой.

– Честное слово, обещаю…

– Нет, папа! Ты сам не справишься. Ты такой… печальный.

Он поник. Мне не хотелось продолжать этот разговор. Я уже решила, что не уйду, пока ему не станет лучше, и никто не заставил бы меня передумать. А говорить об этом было неприятно нам обоим.

– Я пойду к Кэтчин, – сказала я. – Поговорить о расследовании. Ты со мной?

– Мы можем и потом с ней поговорить! Давай…

Я выбежала из машины, ворвалась в больницу и понеслась к палате Кэтчин. Она сидела на кровати, как и всегда, и я торопливо заговорила, обращаясь к ней:

– Папа сейчас придет, и он знает, что ты меня видишь. Я передала ему твои слова о том, что мне надо двигаться дальше. Так что тебе не обязательно об этом упоминать, говорить, что я должна уйти, что на него жалко смотреть, – вовсе не обязательно!

В ту же секунду в комнату влетел папа.

– Бет, нам надо поговорить.

– Нет, не надо, серьезно!

Как ни странно, Кэтчин сказала:

– Правда – не надо. Не сейчас.

Мы повернулись к ней. Она изменилась. И в то же время – нет. Все та же Кэтчин, только… чуть ярче? Казалось, ее глаза стали более насыщенно карие, волосы более черные, черты более острые.

– Вы сюда пришли не для того, чтобы спорить, – сказала Кэтчин. – Вы пришли послушать мою историю. Лучше вам сесть. Это надолго.

Мы наконец-то услышим про пожар? Папа не ошибся, когда сказал, что нам надо пойти к Кэтчин. Не знаю только, как он догадался, что сегодня нас ждет конец истории.

Я уселась на краешек кровати. Папа остался стоять.

– Садись, – сказала я. – О том, другом, я сейчас говорить не хочу, а если попытаешься завести об этом разговор – уйду.

Он посмотрел на меня. Я выдержала его взгляд. Наконец папа сдался и со вздохом отодвинул стул от стены.

Кэтчин дождалась, пока он сядет. А потом уткнулась подбородком в колени и заговорила тихим, задумчивым голосом, какого я прежде от нее не слышала.

– В другом мире я держалась только на историях. Они переносили меня домой.

Она склонила голову набок и изучающе посмотрела на нас.

– Только я не знаю, куда вас приведет конец этой истории.

Ветер на улице усилился, и пыль поднялась в воздух, закрывая солнечный свет. В комнате становилось все темнее, ветер нарастал и шумел, словно бурный речной поток. Как бы странно это ни звучало, свист ветра шел отовсюду, словно он окружал комнату и дул прямо внутри здания.

И Кэтчин начала рассказ:

– Можно путешествовать во времени…