Глава 9
Анна хоть и нехотя, но дала согласие на встречу с частным детективом. Мирослава подъехала к дому Фалалеевых за двадцать минут до встречи с Анной и сидела в машине. Когда осталось пять минут, она вышла из салона, поставила машину на сигнализацию и набрала номер квартиры Фалалеевых на домофоне.
Ответили ей почти сразу и, узнав, кто она, открыли. Проигнорировав лифт, Волгина стала подниматься по лестнице, внимательно все оглядывая.
В подъезде было чисто, на подоконниках стояли цветы.
Дверь Мирославе открыла пожилая женщина, лицо которой потемнело от горя.
«Интересно, кто это? — подумала Мирослава, — мать Анны? Неужели она так сильно переживает гибель зятя?»
Женщина проводила детектива в небольшую, но очень уютную комнату.
— К тебе пришли, Аня! — сказала она и сразу же затворила за собой дверь.
Мирослава оглянулась.
— Это моя свекровь, — проговорила молодая женщина, сидевшая на тахте, — мать Саши.
— Я детектив, Мирослава Волгина.
— Я догадалась, — отмахнулась женщина.
— А вы Анна Фалалеева?
— Кто же еще может здесь быть?
Мирослава пожала плечами и спросила:
— А свекровь живет с вами?
— Нет, ну что вы! Она приехала из другого города. После ухода из жизни ее мужа, Сашиного отца, она перебралась туда к старшему сыну.
Мирослава решила пока удовлетвориться данным ответом и не выяснять деталей.
— Вы садитесь, — сказала тем временем Анна.
Сама она и не подумала вставать навстречу посетительнице. Бледность лица Анны и темные синяки под глазами подчеркивали обрамлявшие лицо распущенные светлые волосы. Они выглядели абсолютно неприбранными, и весь внешний вид Фалалеевой говорил о том, что она махнула на себя рукой.
— Вы адвокат Маргариты? — спросила женщина.
— Нет, я детектив.
— Но вас наняла Маргарита? — продолжала настаивать Анна.
— Нет, нанял меня ее адвокат.
— Понятно. Маргарита наняла адвоката. Ведь ей его не выделили бесплатно?
— Нет, адвоката нанял Глеб Басаргин.
— Значит, он не отвернулся от Маргариты?
— Нет.
Детектив насторожилась, но не смогла понять, что прозвучало в прошелестевшем голосе Анны — облегчение или сожаление.
— О чем вы хотели меня спросить? — Фалалеева посмотрела на детектива тоскующими глазами.
— Вы верите в то, что Маргарита Максименкова убила вашего мужа Александра Фалалеева? — спросила Мирослава прямо.
— Нет, — спокойно ответила Анна.
— Почему?
— Ей незачем было убивать моего Сашу. Она опять его бросила, — Анна неожиданно всхлипнула.
— Но…
Однако Фалалеева точно забыла о ее присутствии:
— Марго не убивала Сашу! Она просто вынула из него душу! Играла с ним, как с игрушкой! Когда надоедал, забывала о его существовании, а когда он попадался ей на глаза, все начиналось сначала. И это бы никогда не закончилось!
— Почему вы так думаете?
Анна вытащила из-под подушки носовой платок и стала вытирать лицо. Мирослава терпеливо ждала.
— Что? — спросила Анна и, спохватившись, произнесла: — Ах да. Почему бы это не закончилось? Потому что Саша заболел ею, как только увидел в первый раз, так и заболел на всю свою жизнь. Он был одержим Маргаритой.
— Может, вы преувеличиваете? — осторожно спросила Мирослава.
Анна помотала головой из стороны в сторону.
— А она?
— Она сначала тоже им заболела, — вздохнула Анна, — но Маргарита никогда не отличалась постоянством. И что самое интересное, — снова всхлипнула женщина, — что она даже не понимала, что исковеркала нам с Сашей всю жизнь!
— И тем не менее вы продолжали с ней дружить?
— Да.
— Вы что же, тоже были одержимы Максименковой?
— Может быть, и так. Хотя правильнее сказать, что я была очень сильно привязана к ней.
— А сейчас?
— Что сейчас? — растерялась женщина.
— Вы сказали, что были привязаны, то есть сейчас отвязались?
— Шутите? — грустно улыбнулась женщина.
— Ничуть. Просто стараюсь понять.
— Саши больше нет! — выдохнула Анна.
— Но Маргарита есть. И если вы не верите в ее виновность…
— Все равно! — громко вскрикнула Анна, — видеть я ее больше не могу!
— Понимаю.
— Нет, вы не понимаете! Просто не можете понять! Чтобы понять, нужно пережить то, что пережила я.
— Значит, помогать вы ей не хотите?
Анна помотала головой:
— Нет. Пусть ей адвокат помогает.
— Но топить ее вы тоже не станете? — уточнила детектив.
— Конечно, нет! — Анна резко отбросила с лица упавшие на него волосы и прямо посмотрела на детектива широко раскрытыми глазами.
— Маргарита говорит, что вы были у нее за два дня до гибели мужа и утром накануне обнаружения его звонили ей на сотовый…
— Она лжет!
— Зачем?
— Не знаю, — развела руками Анна.
— Максименкова утверждает, что вы приходили услышать от нее, что на этот раз она навсегда рассталась с вашим мужем.
— Это неправда, — тяжело вздохнула женщина.
— И не предлагали ей отметить возвращение, — Мирослава хотела сказать «блудного мужа», но вовремя удержалась и вместо этого произнесла: — Вашего мужа к вам?
— Нет! Подумайте, с какой стати?! После всего того, что она сделала мне! И какая нормальная женщина станет благодарить соперницу за возврат мужа?
— Не знаю. Разные женщины и разные обстоятельства.
— Нет, я давно не виделась с Маргаритой.
— Как давно?
— Да с тех самых пор, как застала ее целующейся с моим мужем в нашей ванной комнате!
— Простите…
— Ничего. Я уже пережила это и простила их. Тем более что Саши больше нет! — Женщина снова заплакала.
И в ее плаче было столько горя и безысходности, что Мирослава решила больше не терзать ее своими вопросами. Тем более сомнительно, что вдова могла сообщить ей что-то новое. Но напоследок она все-таки решилась спросить:
— А как вы объясните найденные на вашей даче записку Маргариты, сигареты с отпечатками ее губ, туфлю?
— Я не знаю, — снова развела руками Анна.
— И все же…
— Возможно, ей кто-то хотел отомстить.
— Кто?
— Рашид!
— Рашид?
— Нуралиев.
— Друг вашего мужа?
— Ну и что? Он ходил в Сашиных соперниках!
— В смысле?
— Волочился за Маргаритой!
— И она отвечала ему взаимностью?
— Точно не знаю, но что-то у них было.
— Почему вы так решили?
— Я видела, как он ухаживал за ней на нашей свадьбе, потом до меня доходили слухи. А Рашид пропал и долго у нас не появлялся.
— Вы думаете, он был сердит на вашего мужа?
Анна фыркнула.
— Но потом они помирились с вашим мужем?
— Помирились. Двум отверженным нечего делить, — грустно усмехнулась она.
— Но после возобновления Маргаритой отношений с Александром у Рашида появилась причина для мести. Так?
— Вы правильно поняли.
— А кроме Нуралиева, мог кто-то желать зла Маргарите?
— Конечно, мог!
— Кто?
— Многие! Но имен не перечислю. Хотя, — спохватилась она неожиданно, — тот же Басаргин!
— Басаргин? — удивилась Мирослава, — но он же любит Маргариту?
— Ха! Любит!
— Вы допускаете, что Глеб разлюбил ее?
— Допускаю! После того как она наставила ему ветвистые рога!
— С кем?
— Да с Сашей же! — выкрикнула Анна. — А, может, и еще с кем-то! Я же ее за хвост не ловила!
— А вам не кажется, что нанимать высокооплачиваемого адвоката — это уж слишком изощренная месть, если не сказать, провальная?
— Почему провальная? — удивилась Анна и объяснила: — Глеб может верить в виновность Маргариты и думать, что детектив найдет подтверждение.
— Но даже его уверенность не стоит таких денег, если он с самого начала решил выбросить их на ветер.
— Вы не знаете мужчин, — философски заключила Анна.
Мирослава не стала переубеждать ее и спорить, что знание Анной одного-единственного мужчины в лице Александра Фалалеева не дает ей права судить о других мужчинах. Она просто распрощалась и ушла.
Провожая ее, свекровь Фалалеевой спросила:
— Вы все узнали у Ани, что хотели?
— Ну… А почему вы спросили об этом?
— Просто завтра нас не будет дома, — грустно сказала Инна Матвеевна.
— А где вы будете?
— Я уезжаю на дачу. Мне разрешили там прибраться. А Анечка уйдет на работу.
— Разве она работает?
— Да, она устроилась в детскую поликлинику. Она ведь врач по профессии.
— Понятно. Я думаю, что Аня ответила на все мои вопросы.
— Бедная девочка, — свекровь прижала платок к глазам.
— Простите, что потревожила вас, — тихо сказала Мирослава.
— Это ничего, вы только отыщите убийцу моего сыночка. Я век буду за вас молиться.
— Я очень постараюсь его найти. — Мирослава вышла за дверь и стала медленно спускаться по лестнице.
Ее мысли напоминали сейчас стаю серых уток, которую вспугнул неопытный охотник своими пустыми выстрелами. Утки взлетели и теперь кружились над озером. В смысле, мысли кружились и никак не могли обрести спокойствие.
«Надо навестить тетю Вику», — подумала Мирослава, сев за руль своей «Волги».
Вика, или Виктория Петровна Волгина, была младшей из теток Мирославы. Жила она тоже в коттеджном поселке со своим молодым мужем.
Виктория была известной, активно издаваемой писательницей. Писала она в основном детективы и жизненные романы, не чуждалась фэнтези, сказок для детей и взрослых, стихов. Тетя была человеком неординарным. Она излучала энергию и всевозможные идеи. Кроме работы и мужа, она обожала своего огромного рыжего кота с королевскими манерами по имени Луи. А еще она была неравнодушна к цветам и классической музыке.
Когда Мирослава подъехала к воротам усадьбы тети и посигналила, ей открыл муж Виктории Игорь Коломейцев. Он обрадовался появлению племянницы, приобнял ее и, чмокнув в щеку, спросил:
— Ты одна?
— Ага.
— Что же Мориса не прихватила? — улыбнулся он.
— Морис дома, я ездила в город по делам и вот надумала заехать.
— Молодец, что надумала, — иди в гостиную. Вика только что закончила творить. И ее, несомненно, распирает желание с кем-нибудь поделиться.
Говоря о жене, Игорь ласково улыбался.
Мирослава искренне радовалась за тетю — наконец-то ей повезло с мужем. Игорь был настоящим сокровищем. С Виктории он буквально сдувал пылинки и жил по преимуществу ее делами. Хотя вполне мог бы раскрутить свой бизнес, и немалый. Но полюбив Викторию и став ее мужем, он считал, что просто обязан опекать и лелеять свой светоч.
— Тетя! Привет! Я не помешаю? — проговорила Мирослава, входя в гостиную.
— Славочка! — обрадовалась Виктория, — какая неожиданность! Ты одна? — спросила тетка.
Мирослава рассмеялась.
— Я сказала что-то не то? — забеспокоилась тетка.
— То-то! Просто Игорь минутой раньше спросил у меня то же самое.
— Так муж и жена — одна сатана, — весело проговорил Коломейцев, ставя на стол поднос с чаем и конфетами.
— Но мы-то ангелы во плоти! — не согласилась Виктория.
Муж коснулся ее макушки и что-то поискал в волосах.
— Что ты там ищешь? — спросила Виктория.
— Рожки! Но раз они отсутствуют, то точно ангелы.
— Ах, ну тебя! — отмахнулась Виктория. — Слава, — обратилась она к Мирославе, — лучше я тебе сейчас стихотворение прочитаю. Хочешь?
— Еще спрашиваешь, конечно, хочу!
И Виктория раскрыла тетрадь и начала читать:
Прошу, Господь, благослови
Мою подругу — Осень золотую!
В ней столько искренней любви!
Нечасто ты найдешь такую.
Избыток чувств! Но нет сомненья.
Прозрачен мед сентябрьских дней.
И дышит в сладостном томленье
Парчовый водопад ветвей,
Стекая щедро на дорогу…
Замедлись! Приостановись!
Еще чуть-чуть! Еще немного!
Воистину прекрасна жизнь!
Неповторима, несравнима,
Щедра на счастье и любовь!
Благодарю, что все не мимо!
И славлю осень вновь и вновь!
Когда растаял последний звук ее голоса, в комнате некоторое время стояла тишина.
— Ну как? — спросила Виктория.
— Она еще спрашивает, — обронил муж.
— Восхитительно! — сказала племянница и, подойдя к тетке, крепко обняла ее.
Когда Мирослава ехала домой, воздух еще не успел окраситься сиреневыми оттенками вечера. Вокруг было тепло и спокойно.
Почти всю дорогу она повторяла:
Прошу, Господь, благослови
Мою подругу — Осень золотую!
И думала, что подруги, оказывается, бывают очень разными… Не заметила, как доехала. Сама открыла ворота и въехала на подъездную дорожку.
Из открытых окон кухни доносился голос Шуры:
— А где Мирослава?
— Не знаю, она мне не докладывает, — отозвался Морис.
— Тогда позвони ей на сотовый! — потребовал Наполеонов.
— Она не просила меня это делать, — отбивался Миндаугас.
— А ты все-таки позвони! И скажи, что мы уехали к бабам!
— Что? — спросил явно потрясенный Морис.
— Что слышал! Мы с тобой сейчас поедем к бабам, — Шура ухватил Мориса за руку и попытался тащить его к выходу.
— Отстань от меня, ненормальный! — Рассердившись, Миндаугас стряхнул Шуру со своей руки.
— Нет, ну прямо, как бобик блоху! — возмутился Наполеонов. — Никакого уважения!
В это время в дом в сопровождения верного Дона вошла Мирослава.
— Вы чего такие взъерошенные? — спросила она, оглядев друзей.
— Ничего, — буркнул Морис.
— Да? — Она окинула его недоверчивым взглядом.
— Ой, да не слушай ты его, подруга! Я уговариваю его поехать к бабам, а он упирается, — пожаловался Наполеонов.
— Почему? — Мирослава удивилась так искренне, что Миндаугас всерьез забеспокоился, не передается ли безумие через воздух.
— Вы серьезно? — спросил он.
— Ну, конечно! — хором воскликнули они и, подхватив его за руки с двух сторон, потащили к выходу.
Морис был настолько потрясен, что упирался весьма слабо.
Друзья запихнули его в салон «Волги». Мирослава села за руль, а Шура ни на минуту не выпускал локоть Мориса из своих, как оказалось, весьма цепких пальцев.
— Чего ты в него так вцепился? — усмехнулась Мирослава.
— Чтобы не убежал.
— Куда он убежит из машины? — продолжала улыбаться Мирослава.
— С него станется, — проворчал Шура, — еще выпрыгнет на ходу.
— Ну, это навряд ли, — хмыкнула Волгина.
— А ты чего сегодня без машины? — спросила она Наполеонова.
— Моя девочка приболела, — проговорил он голосом отца их общей подруги Люси Стефанович.
Павел Степанович, непревзойденный механик, все автомобили делил на мальчиков и девочек. Как он их различал, для других оставалось загадкой.
— И в какой же автосервис ты ее отогнал?
— Обижаешь, — фыркнул Наполеонов, — приехала Люся и увезла мою девочку. Обещала, что к утру будет как новая.
— Так быстро? — решила подначить друга Волгина.
— Так я же ее друг! — возмутился Наполеонов.
— Ну и что, — усмехнулась Мирослава, — лечить же Стефановичи будут не тебя, а твою машину, извини, девочку.
Шура фыркнул и счел за благо для себя не препираться с подругой.
Мирослава не сомневалась, что Люся сдержит обещание, и к утру автомобиль Шуры будет не только как новый, но и в гораздо лучшем виде, чем при покупке. Автосервис отца и дочери Стефановичей был лучшим в городе. Но не таким большим, как хотелось бы автолюбителям, поэтому, чтобы попасть в него, порой приходилось ждать. Но, конечно, не другу Люсиного детства Шуре Наполеонову.
Мирослава покосилась на Шуру и сказала:
— Не сердись, я пошутила.
— А кто на тебя сердится? — удивился он. — Сердиться на тебя себе дороже, а с тебя все как с гуся вода.
Волгина рассмеялась:
— Шура! Я тебя обожаю!
— А уж как я тебя люблю, просто слов нет! — отозвался он.
— Значит, ты к нам на такси приехал?
— На такси.
Морис не понимал, куда они его везут, но решил, что сориентируется на месте и, если что, сделает ноги. Наконец автомобиль остановился на одной из улиц Старого города.
— Вылезай, — сказал Шура, — приехали.
Морис выбрался из салона, и взгляд его упал на яркую светящуюся витрину с надписью: «Бабы на любой вкус!»
«Этого не может быть, — подумал он, — в центре города!» — и ущипнул себя за руку.
— Смотри, — шепнул Шура Мирославе, — он щипается!
— Не верит своим глазам, — улыбнулась она.
Наполеонов решительно толкнул дверь. Прозвенел мелодичный колокольчик.
«Может, у Наполеонова постановление на обыск в этом заведении, и он таким странным способом пригласил нас в понятые», — было последним, о чем подумал Миндаугас, прежде чем Мирослава буквально втолкнула его вовнутрь помещения.
Первым, что обрушилось на Мориса, когда он переступил порог, был запах. Аромат! Благоухание! Пахло ванилью, корицей, взбитыми сливками, кофе, свежей клубникой, шоколадом, цедрой лимона и еще всем тем, чего он еще не смог угадать. За стеклянными витринами на всеобщее обозрение были выставлены они! Бабы! И среди них была одна из его самых любимых! Ромовая баба! Но каких только других здесь не было! У Мориса разбежались глаза.
Навстречу им выкатился колобок приличного размера в накрахмаленной белой куртке, штанах и колпаке. Он счастливо улыбался и рассыпался в любезностях.
Но обладающий здоровым аппетитом Шура сразу сказал:
— Мы тоже счастливы видеть вас, Петр Анисимович, но особенно ваших баб! Мне, пожалуйста, ромовую, кремовую и с клубникой! И побольше вашего фирменного чая.
Мирослава заказала бабу бисквитную с вишней, а Морис — ромовую. Их тотчас, как самых дорогих гостей, усадили за столик с накрахмаленной белой скатертью и принесли все заказанное.
— Вкусно? — спросил Шура, управившись с двумя бабками из трех.
— Да, — сказал Морис, — вспомнил детство.
— А ты упирался! Не хотел ехать, — с хитрой укоризной проговорил Шура.
— Но я же не знал! Вы ничего толком не объяснили!
Наполеонов переглянулся с Мирославой, и они рассмеялись.
— Веселитесь, веселитесь, — сказал Морис, допивая чай. — Кстати, я умею печь бабку с грибами и из сухарей.
— Я тебя люблю! — завопил Шура так, что весь присутствующий обслуживающий персонал вздрогнул и уставился на него.
Мирослава шлепнула Наполеонова по руке.
— Ой, не дерись! — и уже Морису: — А почему ты раньше ничего об этом не говорил?
— К слову не приходилось, — повел плечами Морис.
— Мог бы и не рассказывать, но испечь.
— Испеку, если будешь хорошо себя вести, — усмехнулся Морис.
— Я буду! — горячо заверил его Шура и принялся за третью бабку.
— Он не лопнет? — спросил Морис Мирославу.
— Зашьем, — беззаботно отозвалась та.
В коттеджный поселок детективы возвращались вдвоем. Наполеонов попросил подкинуть его до дома. Он решил порадовать бабами свою маму и выбрал сначала две бабы, но потом присовокупил еще три, учитывая, что у него тоже дома может проснуться аппетит.
— Мама! — названивал он в дверь, одновременно притопывая. — Открывай скорее! Я не один! Я с бабами!
— Боже мой, — запричитала Софья Марковна, возясь с замками, — Шура, ты выпил?
Пьяным своего сына Наполеонова ни разу еще не видела, поэтому забеспокоилась всерьез. Едва она открыла дверь, как Шура ввалился в прихожую и сразу полез целоваться:
— Мамочка, я с бабами!
— С какими бабами? — отпихивая сына, сердито говорила Софья Марковна. — Я не вижу никаких баб!
— Так как ты можешь их видеть, если они у меня в пакете!
— Бабы в пакете?
— Конечно! Где же им еще быть!
— Ты пил?!
— Да! Целых три чашки чая! Нет, пять!
— И все?
— Все!
— Почему же ты тогда все время притопываешь на месте?!
— Да все потому, что я выпил пять чашек чая!
Наполеонов наконец вручил матери пакет и скрылся за дверью туалетной комнаты.
— Ой, какие они аппетитные! — донеслось до него!
— Так бабы же, — буркнул он, улыбаясь, и громко крикнул: — мама, поставь чай!
— Опять чай? — игриво отозвалась мать. — Ты уверен, Шурочка?
— Уверен, уверен! — Шура потянулся и на ходу, расстегивая рубашку, с мечтой о теплом душе прошествовал в ванную.
— Анна, оказывается, работает, — сказала Мирослава Морису.
— Это резонно, на людях ей будет легче прийти в себя.
— Наверное, ты прав.
— Что вы собираетесь делать завтра?
— Навестить друзей Александра. И начну, пожалуй, с Наливайко.
— Почему?
— Потому что у меня нет на него компромата.
— А на Нуралиева есть?
— Вроде бы…
Больше они не произнесли ни слова. Оба смотрели на дорогу, и каждый думал о своем.
Тихая осенняя ночь неспешно ступала по земле и, как рачительная хозяйка, прикидывала, чтобы сделать еще, чтобы прибавилось вокруг красоты и уюта.
Лунные блики горстями падали на дорогу, и казалось, что они источают тонкую горчащую нежность хризантем… Может, это вовсе и не лунные блики, а осенние листья зазеркалья, где все зыбко, томительно и упоительно одновременно и откуда исходит неисполнимое обещание приоткрыть заветную тайну… И это обещание манит, притягивает и нередко держит сердца на зыбком луче крепче, чем на кованой цепи…
Доверчивые сердца так восприимчивы и так ранимы. Им чужд всезнающий голос разума, и даже в тонкой сети интуиции они замирают в ожидании то ли откровения, то ли разочарования. К сожалению или к счастью, таких сердец все меньше в нашем циничном и безжалостном веке, который пытается отрицать непрочность земного бытия, перечеркивая огнем и мечом веру в Вечность…
Геннадий Наливайко был удивлен звонком детектива. На ее предложение поговорить он долго мялся.
— Я понимаю, что утром и вечером вам не слишком удобно встречаться со мной, — проговорила Мирослава.
— В общем, да, — выдавил из себя Геннадий.
— Но вы ведь работаете в школе на Полевой. Давайте я подъеду, когда у вас будет «окно»?
— Хорошо, — наконец согласился он, — но я не хотел бы, чтобы вас видели в школе. Давайте встретимся в двенадцать часов в сквере напротив школы.
— Хорошо, — сказала Мирослава и сразу отключилась.
Она не понимала, отчего ее звонок так всполошил Наливайко. Может, он боится навредить Маргарите или опасается огорчить Анну, хотя, возможно, его уже достала полиция, и он больше не хочет ни во что ввязываться.
«Ладно, встретимся, и выясню», — решила она.
В одиннадцать Мирослава уже была в скверике. Сначала прошлась по засыпанным опавшей листвой аллеям, потом постояла возле тихо бившего фонтана и наконец села на скамейку возле входа в сквер. Она была уверена, что Наливайко сразу подойдет к ней, так как в сквере больше никого не было, если, конечно, не считать воркующих неподалеку голубей.
И вот в сквер вошел высокий, а правильнее было бы сказать, длинный мужчина в сером костюме и черных ботинках. Он увидел Мирославу и сразу устремился к ней.
— Вы мне звонили? — спросил он.
— Если вы Геннадий Федорович Наливайко, то да.
— А вы, значит, детектив Мирослава Игоревна Волгина?
— Да.
— И вас нанял Басаргин?
— Да.
Видимо, успокоившись, Геннадий присел на скамейку рядом с детективом:
— Спрашивайте. Хотя меня в полиции уже всего измочалили, — обреченно вздохнул Наливайко.
— Геннадий Федорович, я не собираюсь вас мочалить, — мягко улыбнулась Мирослава.
— Да чего уж там, — махнул он рукой.
— Вы заранее договорились с Фалалеевым, что приедете к нему на дачу?
— Да, мы за неделю все еще обговаривали. Но накануне я сам позвонил Саше.
— И он был жив?
— Да.
— Вы не помните, в каком это было часу?
— Точно не помню, но часов в семь вечера.
— А утром вы не звонили ему?
— Нет, а зачем?
— Чтобы сообщить, что вы выезжаете.
— Сашка и так знал, что мы утром выезжаем. Зачем названивать?
— Мало ли…
— Нет, ни я, ни Рашид утром Саше не звонили.
— А когда вы приехали на дачу, вас ничего не удивило?
— Нет. Только вот калитка была открыта.
— А обычно она была закрытой?
— Да. Но мы подумали, что Сашка пошел за водой.
— А на самом деле нет…
— Когда мы зашли в дом, вода была. А Сашки не было, — Наливайко стал тереть глаза ладонью правой руки.
— Как это не было?
— Ну, в смысле, он там лежал. Но его уже не было, он нас оставил.
Мирослава решила несколько изменить ход разговора:
— Вы, конечно, знаете, что в убийстве вашего друга обвинили Маргариту Максименкову? — спросила она.
— Знаю.
— А сами вы верите в ее вину?
— Не знаю, как вам и сказать, — замялся он.
— Так, как есть.
— С одной стороны, — вздохнул Наливайко, — убивать Сашу Маргарите было не с руки.
— То есть?
— Ну, зачем ей его убивать, посудите сами. Она его опять бросила. Уже в который раз! Лично я со счету сбился.
— А как воспринял это ваш друг?
— То, что Марго его опять бросила?
Мирослава кивнула.
— Как-как, огорчился. Но потом решил опять к Анне вернуться. И Анька его приняла.
— Она его сильно любила?
— Не то слово! А Сашка дурак! — Геннадий вздохнул. — Хоть и нельзя так говорить, а все равно дурак!
— Почему?
— Да потому, что бог ему дал Аню! Такую жену поискать! Вы уж поверьте мне, чтобы женщина так безоглядно любила своего мужа, уму непостижимо! И чего ему, спрашивается, не хватало?!
— Может быть, любви?
— Так я же вам о чем толкую! Любила его Аня до беспамяти! Только что ноги не мыла и воду не пила.
Он снова вздохнул и задумался, а потом проговорил:
— Только сдается мне, что, если б Сашка захотел, она бы и это для него сделала.
— Может, вашему другу хотелось любить самому?
— Вот и любил бы Аню! Такую жену больше нигде днем с огнем не сыскать!
— Значит, вы считаете, что Маргарите не было смысла убивать вашего друга?
— Я-то считаю, но ведь есть еще и улики. Следователь сказал неопровержимые.
— А ваш друг не мог шантажировать Маргариту?
— Сашка? — удивился Наливайко, — Ритку? Вы что, смеетесь, что ли?
— Нет, серьезно.
— И чем же он, по-вашему, мог ее шантажировать?
— Например, фотографиями, видеозаписью.
— Ерунда!
— Он мог грозить показать их Басаргину.
— Ну и что?
— Отношения Басаргина и Маргариты могли бы рухнуть.
— Никуда бы они не рухнули. Уж Глебушка-то небось все знает о своей ненаглядной, — ухмыльнулся Наливайко.
— Откуда?
— А служба безопасности на что?
— Не думаю, что Басаргин стал бы вмешивать ее в свои личные дела.
— Стал бы, не стал бы, спорить не буду, но я уверен, что Басаргин о Маргарите многое знает.
— И терпит?
— Любовь, — пожал плечами Геннадий.
— А мог ли кто-то подставить Маргариту?
— Зачем?
— Причину мы как раз и не знаем.
— Нет, не думаю, что ее могли подставить…
— К чему же вы склоняетесь?
— Скорее всего, Маргарита огрела Сашку по голове бутылкой в состоянии аффекта.
— Но говорят, она никогда не ездила на дачу.
— Все когда-нибудь случается в первый раз, — философски заметил Геннадий.
— Скажите, а у второго вашего друга тоже был роман с Маргаритой?
— У моего второго друга? — удивился Наливайко, — у Рашида, что ли?
— Да, у Рашида.
— Какой там роман, Ритка с ним со скуки или из любопытства повстречалась раза два. Вот вам и весь роман.
— Но Нуралиев мог обидеться.
— На Ритку? — удивился Наливайко.
Мирослава кивнула.
— Все знают, что она без царя в голове! Чего на такую обижаться?!
— Что вы хотите этим сказать? Что Максименкова не дружит с головой?
— Не знаю я, дружит она с ней или нет, но то, что у нее сто пятниц на неделю, это точно! Она же мужиков как перчатки меняла! Я даже Сашке, чтобы вернуть его в семью, говорил, что Ритка нимфоманка!
— Это так и есть на самом деле?
— Я не сексолог!
— Но вы же говорили другу…
— Так это чтобы образумить его.
— Но он не внял вашим увещеваниям?
— Нет, — сокрушенно вздохнул Наливайко, — не внял. И вот печальный результат.
— А вам самому когда-нибудь нравилась Маргарита?
— Мне?! — Геннадий настолько искренне изумился, что Мирославе показалось, будто его глаза вылезли на лоб.
— А почему нет? — невинно поинтересовалась она.
— Я в школе работаю! — отрезал Наливайко.
— Ну и что? — сделала вид, что не поняла, Мирослава.
— Я учитель!
— Да, знаю…
— Педагог! Я воспитываю детей! И как я могу подавать им такой пример?!
— Ну, Максименкова все-таки не прокаженная, — еле сдерживала улыбку Волгина.
— Уж лучше бы она была прокаженной, — вполне искренне проговорил Геннадий.
«Да, дела», — подумала Мирослава, а вслух сказала:
— Я поняла, что вы имели в виду. Но говорят, что сердцу не прикажешь…
— Смотря какому сердцу, — парировал он.
Мирослава распрощалась с принципиальным педагогом, так ничего и не узнав от него нового или полезного.
Теперь она намеревалась поговорить с Рашидом Нуралиевым, понимая, что разговор с ним будет намного сложнее, если он вообще состоится. Нуралиев мог просто-напросто отказаться разговаривать с частным детективом.
Но Рашид не отказался. Выслушав ее, он предложил встретиться в шесть часов вечера в «Старой мельнице». Эту демократическую кофейню с приличным сервисом и незаоблачными ценами знали в городе почти все.
Когда Мирослава подъехала, часы на музейной башне напротив начинали отсчитывать шесть часов своим старинным боем.
Войдя внутрь помещения, она сразу узнала его по напряженному пристальному взгляду. И он ее, как ни странно, тоже. Он приподнялся из-за столика и махнул ей рукой.
Она подошла:
— Рашид Нуралиев?
— Да, садитесь.
— Мирослава Волгина, — представилась она, усаживаясь напротив него.
Он кивнул, не отводя пылающего взгляда от ее лица.
— Что вам заказать? — спросил Нуралиев.
— Чашку кофе и бисквит, — ответила Мирослава, хотя не любила ни того ни другого. Но для поддержания разговора…
Полумрак, царивший в кофейне, не мешал им изучать друг друга. Искусно запрятанная подсветка создавала иллюзию колыхания нарисованных на стенах языков огня.
— Здесь хорошо, — тихо сказал Рашид.
Мирослава кивнула.
— Стены кажутся надежной защитой от внешнего мира.
Она молчала.
— Вот только от себя не спрячешься, правда? — спросил он, и голос его дрогнул.
— Правда, — тихо ответила Мирослава.
— Вы, наверное, думаете, что я мог хотеть отомстить Сашке или Маргарите?
— Нет, я только пытаюсь понять.
— Да, — он протянул руку ладонью вниз над трепещущим огоньком свечи, что стояла на их столике, — вы так думаете. Но я вас не виню. Вы вправе это предполагать.
Она приподнялась, взяла его руку двумя своими руками и положила на стол.
— Вот так, значит? — усмехнулся он.
— Расскажите мне все, пожалуйста, — попросила она.
— Рассказать? Ну, что ж, слушайте. Я познакомился с Маргаритой на свадьбе Саши с Аней.
— Разве вы не были знакомы с ней раньше? — спросила Мирослава.
— Нет. Мы знали, что Саша встречается с девушкой, ради которой бросил Аню. А потом мы узнали, что он в больнице из-за разрыва с этой девушкой, и Аня за ним ухаживает.
Рашид помолчал, потом продолжил:
— Но я даже и представить себе не мог, что они эту самую разлучницу пригласят к себе на свадьбу.
— Но они пригласили, — задумчиво проговорила Мирослава, которая тоже не понимала поступка четы Фалалеевых.
Даже если Саша хотел что-то этим доказать Маргарите, то непонятно что…
— Пригласили, — донесся до нее голос Рашида, — она была свидетельницей со стороны невесты, а я — со стороны жениха. И она как-то сразу запала мне в сердце. Прямо стрелой вонзилась! А что стрела та отравленная, я почувствовал не сразу. Казалось бы, у меня имелся перед глазами наглядный пример Сашки. Но, нет, видно, не дано нам учиться на чужих ошибках. — Рашид вздохнул: — Я настолько увлекся Маргаритой, что бегал за ней, как мальчишка. А ее это развлекало и, наверное, льстило ей.
— Вы долго с ней встречались?
— Да, какое там! — отмахнулся он. — Стыдно признаться, переспала со мной два раза и выставила вон! На порог больше не хотела пускать!
— И вы захотели ей отомстить?
— Сначала хотел, — признался он.
— И взяли у нее запасные ключи.
Он внимательно посмотрел на нее. На его лице тени боролись с отблесками света от горевшей свечи.
— Взял, — наконец признался он.
— Вы воспользовались ими?
— Нет, — покачал он головой.
— Почему?
— Вовремя пришел в себя.
— А где ключи?
Он порылся в кармане и выложил их на стол.
— Вы знали, что я спрошу про ключи?
— Предполагал.
— Мне ключи от квартиры Максименковой не нужны, отдадите их Маргарите, когда она вернется домой.
— А вы думаете, что она вернется? — быстро спросил Нуралиев.
— А вы?
— Не знаю.
— Вы ведь не верите, что она убила вашего друга?
— Не знаю. Хотя…
— Что хотя?
— На Маргариту это не похоже. И потом, если бы ей приспичило убить Сашку, то она убила бы его в каком-нибудь другом месте.
— Почему?
— Маргоша терпеть не могла дачи. Даже когда она встречалась с Сашей, то ни разу не была на его даче. Она даже на шикарную дачу Аниных родителей не ездила.
— А ее приглашали?
— И не раз!
— Вы не знаете, почему Анна не разрывала дружбу с Маргаритой? Ведь, на взгляд обычного человека это просто какой-то мазохизм?
— Я сам не раз задавался этим вопросом.
— И что?
— Ответа так и не нашел.
— А Саша знал, что вы встречались с Маргаритой?
— Скажем так, догадывался.
— То есть не знал наверняка?
— Мы никогда с ним на эту тему не разговаривали. Но добрые люди, несомненно, донесли.
— И он делал вид, что ничего не знает?
— Нет, Санек никакого вида не делал. Мы просто не говорили об этом. И потом, я ведь не отбивал у него Маргариту. К тому времени они уже расстались.
— Но не навсегда.
— Тогда об этом никто не знал.
— Пожалуй.
— А Наливайко был в курсе ваших отношений с Маргаритой?
— Был. Но Генка не трепач. Я уверен, он никому ничего не говорил.
— Вы дорожите дружбой с ним?
— Очень, — признался Рашид и вдруг улыбнулся, — хотя он и зануда.
— Я заметила это, — улыбнулась в ответ Мирослава.
— Значит, вы с ним говорили?
Она кивнула.
Нуралиев даже не попытался выведать у детектива, что же ей поведал его друг, вместо этого он сказал:
— Генка думает, что это Маргарита…
— Что Маргарита?
— Сашку убила. Ну, в смысле, она не хотела этого делать, просто так вышло.
— Разве это могло произойти случайно?
— Почему нет, — повел он широкими плечами, — как сейчас говорят, в состоянии аффекта.
— Я не думаю, что его убила Максименкова.
— А кто же?
— Вы, например.
— Я?! — Изумление Рашида было настолько велико, что он едва удержался на стуле.
— Вы серьезно, что ли? — переспросил он.
— Вполне.
— И зачем же мне было убивать Сашку?
— Из-за ревности.
Рашид рассмеялся:
— Из-за ревности? Столько лет спустя? Да еще после того, как Маргарита его в очередной раз кинула?
— Всякое могло быть.
— Всякое, но только не это! — резко произнес он, — можете для проформы спросить про алиби.
— Про какое алиби?
— Ну, что я делал в момент убийства Сашки.
— А вы знаете точное время убийства?
— Точного времени я не знаю. Но я знаю, где я был с вечера до утра.
— Дома?
— Дома.
— Так ваши родственники подтвердят все, что угодно.
— Я был не у себя дома.
— А у кого?
— У одной молодой женщины.
— Любовница — тоже ненадежный свидетель.
— Возможно, — усмехнулся Рашид, — но во время нашего позднего романтического ужина нежданно-негаданно заявился ее…
— Муж?
— Хуже! Брат. И устроил дикий скандал!
— И этому есть свидетели?
— Есть. Куча соседей и полиция.
— Полиция?
— Ну да, соседи вызвали наряд.
— Понятно. Но вас отпустили?
— И не забирали. Девушка сказала, что я ее жених.
— Выходит, вам теперь придется жениться? — улыбнулась Мирослава.
— Выходит, — согласился Рашид.
— Скажите, а как относились к зятю родители Ани?
— Родители Ани? — не сразу сориентировался Нуралиев. Он потер лоб: — По-моему, нормально относились.
— Даже зная то, что вытворяет зять с их дочерью?
— Насколько мне известно, Анна все скрывала от них. Живут они за городом.
— Но телефон никто не отменял.
— Так она и по телефону говорила им, что все хорошо.
— А знакомые?
— Наверное, жалели их и не трепались. Хотя знакомые в основном были у Сашки. Друзья, коллеги, партнеры. А у Ани, кроме Маргариты и Люси, никого особо и не было.
— А Люся — это?
— Люся — это Людмила Сергеевна Лукьянова. Они с Анькой, кажется, в институте на одном курсе вместе учились.
— В педагогическом?
— Да нет, в медицинском.
— Но Анна Фалалеева работала заведующей детского сада?
Рашид махнул рукой:
— Так это папа ее туда по блату пристроил.
— По блату?
— Ну, что-то типа того. Сейчас мало кто по своей профессии работает.
— Не скажите! — не согласилась Мирослава.
— Ну, вот вы, например, частный детектив!
— Правильно, и окончила юридический.
— Н-да, — протянул Рашид, — во всяком случае, Аня потом уволилась. А теперь, как сказал мне вчера Генка, она работает в поликлинике врачом.
— А откуда это стало известно вашему другу?
— От Оксаны! Это жена его.
— А Оксане?
— Так Оксана Аню навещала и звонила ей. А сидела с ней Люся.
— Сидела?
— Да, пока Аньке совсем плохо было. Теперь вот свекровь с ней…
— Они ладят?
— Вроде бы да. Раньше Сашка рассказывал, что мать его пилит за отсутствие внуков и ругает непутевым.
— А он?
— А что он? Любил он Маргариту всю жизнь, — темные глаза Рашида наполнились искренней печалью.
— Вы не знаете, где живет Люся?
— Знаю.
— Дадите ее адрес?
— Я вам скажу, как ее найти, но точного номера дома не помню. Мы как-то заезжали к ним на машине.
— К ним?
— Ну да. Она же с мужем живет. Кстати, он не в восторге от того, что Люся подруге внимания уделяет больше, чем собственному мужу.
— Откуда такие сведения?
— Сорока на хвосте принесла!
— Хорошо, опишите мне, как найти дом Люси.
— Я вам лучше нарисую. А возле дома у старушек спросите, в какой квартире живут Лукьяновы.
— Разберусь.
— Не сомневаюсь, — он смерил ее оценивающим взглядом.
Рашид вырвал из записной книжки листок бумаги и стал старательно вырисовывать план расположения дома Лукьяновых.
— Ну, что ж, спасибо, что уделили мне время.
— Не за что. Проводить?
— Не стоит.
— Мое дело предложить…
— До свиданья.
— Наверное, еще увидимся, — вздохнул он.
— Возможно.
Рашид помахал детективу рукой и первым вышел из кофейни. Он сел в свой автомобиль, но не уехал, а отвел машину в сторону и поставил ее так, чтобы видеть того, кто выходит из кофейни, и в то же время самому не бросаться в глаза. Он прождал минут пятнадцать, прежде чем детектив вышла из дверей, не спеша спустилась по лестнице, не касаясь перил, и села в серую «Волгу».
Она не смотрела по сторонам. Наверное, Нуралиев был ей больше неинтересен.
А он сидел в машине и думал: «Почему она сказала, что я мог убить Сашку? — Рашид задумался: Неужели и вправду мог бы?»
Холодный пот выступил у него на лбу, и он, пытаясь унять внезапную дрожь, усмехнулся: «Как это говорили древние греки? Кажется: «Сложнее всего понять самого себя». Или что-то в этом роде. Слабое утешение или оправдание? Но ведь и правда, что понять себя порой бывает сложнее, чем другого».
Да, у него был роман с Марго. Рашид влюбился в нее до беспамяти с первого взгляда. А потом возненавидел! И Сашку сначала тоже, но потом понял, что тот ни в чем перед ним не виноват. Скорее он перед ним…
Нуралиев задумался, а потом решил окончательно: «Нет, он не мог бы убить Сашку даже тогда. А теперь, когда в душе все перегорело, тем более. Эх, Сашка! Как мне будет недоставать тебя!» — вздохнул Рашид и тронул машину с места.
«Женюсь, — думал он, — непременно женюсь. Хочу семью. Уютный дом. Детей. Веселую родню», — он вспомнил брата своей возлюбленной и рассмеялся.
Мирослава же отправилась искать дом, в котором жила Людмила Лукьянова.
Волгина думала о том, что пока не нашла ни одной ниточки, за которую можно было бы потянуть, чтобы распутать клубок. Хотя, если взглянуть на это дело объективно, то можно увидеть, что это вовсе не клубок, а путаница из самых разных ниток, как по цвету, так и по длине…
Например, Маргарита и Анна, длинные нити, они знакомы с детства. Маргарита — явно нить красного цвета, а вот Анна — нитка серая… Хотя, кто сказал, что серый цвет плох? И в то же время, если посмотреть на ситуацию с другой стороны, то Анну можно было бы обозначить и розовой нитью…
Геннадия Мирослава первоначально тоже назвала бы нитью серой или, может, цвет хаки ему подойдет больше? Он более короткая нить в истории с Анной. Рашид, скорее всего, нить коричневая и одной длины с нитью Геннадия. Мирослава была уверена, что оба они непричастны к убийству друга.
Таисия Бекбулатова представлялась детективу еще более короткой нитью зеленого цвета.
Глебу Басаргину она бы отдала синий цвет, вернее, цвет электрик. Благородство сочеталось в нем с долей бескомпромиссности…
А сколько еще нитей в этой путанице? Вот и тяни их все, пока не распутаешь. Она грустно усмехнулась и, сверяя маршрут с чертежом Рашида, свернула с шоссе, проехала по узкой улице, затем въехала в третий от поворота двор. Во дворе было довольно уютно. И что-то в нем напоминало ей собственное детство…
Может, кусты сирени? Или все еще покачивающие желтыми цветками золотые шары? А может, тройка старушек, сидевшая на деревянной скамейке, окрашенной в темно-зеленый цвет?
Пожалуй, ностальгическую картинку нарисовали все эти фрагменты, сложившись в одно целое.
Мирослава закрыла машину и направилась к скамейке.
Она поздоровалась и спросила:
— Подскажите, пожалуйста, в какой квартире живут Лукьяновы?
— А вам кто нужен? — спросила одна из женщин.
— Люся. То есть Людмила.
— И по какой надобности? — строго спросила вторая.
— Меня просила заехать к ней Аня.
— Ах, Анечка. Как же, знаем ее.
— А чего же она сама не приехала?
— Так она… — начала Мирослава.
— Ты что, разве не знаешь, у Ани мужа убили, — перебив детектива, набросилась на подругу первая женщина.
— Так она, это, позвонить могла, — попыталась защититься та.
Все три пенсионерки уставились на Мирославу с немым вопросом в глазах.
И не давая вопросу стать озвученным, Волгина быстро сказала:
— Люся, видно, где-то телефон забыла или разрядился он у нее.
Дамы осуждающе покачали головой и, забыв о Мирославе, принялись обсуждать ненадежность сотовых телефонов и вспоминать случаи, произошедшие с их детьми, внуками и знакомыми.
— Точно! — громко сказала Мирослава.
Женщины повернули головы в ее сторону.
— А Лукьяновы в какой квартире живут?
— Так в одиннадцатой, — недовольно проговорила первая женщина, и все трое сразу же снова отвернулись от детектива и заговорили на прежнюю тему между собой. Каждая стремилась рассказать свою историю! Все хотели говорить. И, кажется, никто не хотел слушать.
«Да уж, — усмехнулась Мирослава про себя, — такие свидетельницы — находка для любого терпеливого оперативника».
Она увидела подходящего к подъезду парня с велосипедом и поспешила к нему, придержала дверь, пока тот втаскивал в подъезд своего двухколесного друга, и, получив короткое «спасибо», быстро поднялась по лестнице на третий этаж.
Она нажала на кнопку звонка нужной ей квартиры, примерно через минуту дверь приоткрылась, и мужской голос спросил:
— Вам кого?
— Людмилу.
— А вы кто?
— А вы? — спросила Мирослава.
Дверь распахнулась, и на пороге нарисовалась мужская фигура в пижаме и со всклокоченными волосами.
— Я вообще-то муж, — сказал мужчина.
— Чей?
— Людмилы! Вы издеваетесь, что ли?
— Нет, — улыбнулась Мирослава, — просто интересуюсь.
— Так вот, Людмилы нет!
— А когда она будет?
— Вас не Анька случайно прислала? — спросил он подозрительно.
— Нет, я сама пришла, — продолжала улыбаться Мирослава, забавляясь недоумением хозяина. Он напоминал ей большого медведя, только что выбравшегося из берлоги.
И, словно в подтверждение ее догадки, он широко зевнул. Потом пару раз моргнул, прикрыл рот ладонью и пробурчал:
— Извините.
— Я, кажется, вас разбудила? — улыбнулась она доброжелательно.
— Типа того… — тут он опомнился, — но вы так и не сказали, кто вы и зачем вам Люся.
— Я Мирослава Волгина, детектив.
— Так бы сразу и сказали, что вы из полиции, проходите.
Мирослава хотела сказать, что она частный детектив, но передумала. Она прошла вслед за хозяином в большую комнату, вероятно, служившую хозяевам гостиной. Главное место занимал огромный телевизор, большой мягкий диван, пара кресел и небольшой стол на скрещенных ножках.
Мирославе он почему-то напомнил цаплю, случайно залетевшую со своего любимого болота в квартиру. Иллюзию поддерживал высокий стеклянный кувшин с длинным носиком, наполненный осенними листьями.
— Садитесь, — пригласил хозяин.
— Спасибо.
— Вы расследуете убийство Анькиного мужа?
— Да, — Мирослава была рада, что может сказать правду этому смешному «медвежонку».
— Аньку, конечно, жалко, — выдохнул он и взлохматил еще больше и без того лохматую голову, — но поймите и меня!
— Вас?
— Ну да. Люся постоянно пропадает у Фалалеевой, а я тут один. Можно сказать, совсем заброшенный!
— Разве Людмила сейчас у Анны? — осторожно спросила Мирослава.
— Нет, сейчас она в магазин ушла, — он посмотрел на часы, — должна вот-вот прийти. Я тут задремал, — он виновато посмотрел на Мирославу.
— Ничего страшного, — улыбнулась она, — имеете право.
— Конечно, имею! — с воодушевлением подхватил он. Покосился на Мирославу и проговорил: — Вообще-то я Кузя.
— Кузя? — Она едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.
Он оценил ее сдержанность и добавил:
— Кузьма Семенович Лукьянов.
— Очень приятно.
— Можно просто Кузя, — он почесал макушку.
— Спасибо.
— За что? — удивился Лукьянов.
— За доверие.
— А. Тогда ладно.
— Вы хорошо знали семью Фалалеевых? — спросила Мирослава.
— Да уж, прилично, — буркнул Кузя, и Мирослава расслышала то, что он не произнес, а подумал: «Будь они неладны».
— Насколько я понимаю, ваша жена была подругой Анны?
— Почему была? — удивился он, — она и сейчас ее подруга.
— Но, насколько я поняла, вы не одобряете этой дружбы?
— А кто интересуется моим мнением?! — внезапно вспылил Лукьянов.
Мирослава взмахнула ресницами в сторону и сочувственно проговорила:
— Я понимаю вас.
— А Людмила не понимает! Нет! — Он приложил руку к груди. — Я не против их дружбы! Но все-таки муж-то должен быть дороже подруги!
— Полностью с вами согласна.
— Вот! А Люська, как только у Аньки что-то с Сашкой не так, сразу несется успокаивать ее.
— А у них часто было что-то не так? — осторожно спросила Мирослава.
— Часто, — ответил он.
— Они ссорились?
— Вот этого я не знаю, но слышал, что муж Анны постоянно убегал к ее двоюродной сестре.
— К Маргарите Максименковой?
— Точно, к ней! К этой вертихвостке.
— Почему к вертихвостке? — невольно улыбнулась Мирослава.
— Потому что она вечно своим хвостом из стороны в стороны мотала.
— Откуда вам это известно?
— Как откуда? — изумился Кузя, — от жены, вестимо! — А потом добавил неопределенно: — Да и так всякие слухи ходили.
— Насколько я поняла, муж Анны уходил к Маргарите, а потом возвращался обратно?
— Возвращался, — покивал Кузя, — Маргарита поиграет им, а как надоест, пинка под зад, и Сашка летит к Анне.
— И Анна его принимала?
— Сам удивляюсь! Но принимала и все прощала.
— Наверное, сильно любила?
— А по-моему, это не любовь, а болезнь.
Мирослава не стала возражать, вместо этого спросила:
— Саша перед своей гибелью вернулся к жене?
— Вернулся, — вздохнул Кузя, — мы даже приглашение получили, — он запустил пятерню в волосы.
— Какое приглашение?
— Обыкновенное! На свадьбу.
— На свадьбу?
— Ну, не совсем на свадьбу, — он почесал макушку, — а как это… Вот, вспомнил! Праздник воссоединения!
— Солидное название.
— Не говорите! Праздновать хотели в ресторане. Уже все заказали, приглашения разослали. А тут — бабах!
— Бабах?
— Ну да, Сашку бутылкой по голове! На собственной даче!
— Это вы тоже узнали от жены?
— Не от ЦРУ же, — фыркнул он.
— А у вас есть предположения, кто мог его…
— По голове треснуть?
— Да.
— Вы вроде Маргариту обвинили?
— Есть разные версии, — уклончиво ответила Мирослава.
— Так-то оно так, — Кузя снова принялся за массаж своей головы, — но лично мне кажется, что Сашку жулики убили.
— Какие жулики?
— Обыкновенные! Залезли на дачу в надежде поживиться, а тут им хозяин под руку попался.
— Но улики…
— Небось Сашка хранил там всякое напоминание о возлюбленной…
— Где хранил?
— Где обычно хранят всякую ерунду всякие там романтики?
— Где?
— В шкатулке!
— Не обнаружено таковой на даче.
— Значит, в ящике, например, в комоде.
— Сомнительно, чтобы Фалалеев хранил туфлю Маргариты.
— Ничего сомнительного в этом нет! — не согласился Кузя, — вспомните принца из Золушки.
Мирослава улыбнулась:
— Фалалеев не был принцем…
— Но в голове у него тоже полный бардак был!
— Почему вы так считаете?
— Сами посудите, разве нормальный мужик станет бегать от такой бабы, как Анна, к вертушке?
— Анна была хорошей женой Фалалееву?
— Золотой! — уверенно подтвердил Кузя.
— Ну, хорошо, хранение туфли можно допустить, — решила пойти на компромисс Мирослава, — но окурки?!
— Так я же вам говорю, что с головой у него был непорядок. Если бы он починил свой чердак и успокоился, то так и жил бы с Анной припеваючи.
— Грустная получилась история…
— Очень, — пригорюнился Кузя.
— А Маргариту вы из числа подозреваемых исключаете?
— Это вам решать! — всплеснул руками Кузя и вдруг задумался. — Хотя в состоянии аффекта могла вдарить любая женщина. Взять хотя бы мою Люсю…
— Надеюсь, вы не подозреваете свою жену в убийстве Фалалеева?
— Сашки? — изумился Лукьянов и замахал руками, точно отгоняя кого-то. — Конечно, нет! Я имел в виду исключительно себя!
— Ваша жена пыталась вас чем-то ударить?
— Бог миловал! Это я ведь к слову, что нельзя женщин доводить до белого каления!
— Теперь поняла.
— Вот! — Кузя стер со лба неожиданно выступивший пот. — Так что относительно Маргариты ничего точно сказать не могу. Хотя сомневаюсь.
«И опять ничего», — подумала Мирослава.
Она решила не дожидаться Людмилу. Навряд ли Лукьянова может ей сказать что-то новое.
— Спасибо вам, я, пожалуй, пойду, — сказала она, выбираясь из кресла.
— А как же Люся? — растерялся Кузя.
— Вы мне уже сообщили все, о чем я хотела спросить вашу жену.
— Ну вот, — расстроился Лукьянов, — что я скажу теперь жене?
— Что приходил детектив.
— Вот! — Он поднял вверх указательный палец. — А я его не задержал! В смысле, вас!
— А разве вы должны задерживать детективов? — улыбнулась Мирослава.
— Так только до прихода жены, — растерялся и смутился он одновременно.
Мирослава не выдержала и рассмеялась. И тут в двери повернулся ключ, и она распахнулась.
— Люся! — радостно закричал Лукьянов, — ты пришла!
— Пришла, — отозвалась вошедшая женщина и окинула удивленным взглядом Волгину.
— А у нас полиция! — обрадовал ее муж.
— Полиция? Зачем ты вызвал полицию?!
— Я не вызывал! Она сама пришла!
— Детектив, Мирослава Волгина, — представилась Мирослава, чтобы развеять сцену абсурда, — я пришла поговорить об Анне Фалалеевой, так как расследую убийство ее мужа.
— Так, теперь все понятно, — сказала женщина и обратилась к мужу: — Чего ты человека держишь в прихожей?
— Да ни боже мой! — искренне возмутился Кузя. — Мы беседовали в гостиной, я ответил на все вопросы, и она, — он кивнул на Мирославу, — решила уйти. А полномочий удерживать полицию силой мне никто не давал, — Кузя обиженно засопел.
— Ваш муж говорит абсолютную правду, — подтвердила Мирослава, пряча невольную улыбку.
— А меня вы ни о чем не хотите спросить? — поинтересовалась женщина, вручая сумки мужу.
— Опять набрала! Ведь говорил же! — возмутился он.
— Иди уже! — Люся развернула мужа лицом к входу в квартиру, и он послушно удалился.
Лукьянова повернулась к Мирославе.
— В том, что Саша решил вернуться к Ане, я уже удостоверилась…
— Как?
— Ваш муж показал мне приглашение.
— А…
— Кто убийца Фалалеева, вы наверняка не знаете…
— Почему это не знаю? — Людмила устремила прямой взгляд на Мирославу. — Вы же арестовали Максименкову!
— Ну…
— Даже если бы меня заверили в том, что Максименкова не убивала Сашку, я бы все равно сказала, что это она!
— Почему?
— Потому, что если бы она не морочила ему голову, то он бы был жив!
— Вы уверены в этом?
— На сто процентов! — Людмила так сверкнула своими раскосыми серыми глазами, что Мирославе показалось, что из них вылетели острые искры.
Высокие скулы женщины порозовели. И она, чтобы унять жар, прижала к ним ладони.
Вечером Мирослава долго сидела на крыльце в обществе Дона и смотрела на тихо шелестящий разноцветными листьями сад. Аромат поздних яблок смешивался с горьковатым запахом хризантем, и в голову невольно приходили мысли о том, что радость, наслаждение и грусть часто идут рука об руку.
Прошедший день был по-летнему теплым, но он не принес ей разгадки и даже не подтолкнул ее к ней. Поэтому она пребывала в миноре.
Морис, кажется, тоже. Причина была ей неизвестна. Но из гостиной доносились звуки рояля. И в них было столько печали, что даже кот вздохнул и пододвинулся ближе к Мирославе. Она ласково погладила его и сказала больше для себя, чем для него:
— Ничего, скоро все наладится.
Кот поверил ей и замурлыкал тихо и нежно, как ручеек, журчащий на перекатах из светлых гладких камешков.
В доме смолкла музыка. Морис вышел на крыльцо и сел рядом с котом. Дон тихо мяукнул, точно спросил:
— Ты чего?
— Соскучился, — ответил Морис, — а вы тут не замерзли?
— Вроде пока нет, — ответила Мирослава.
Дон потерся головой о колено Миндаугаса.
— Вы ничего не хотите мне рассказать? — спросил Морис.
— Я бы рада, — отозвалась Мирослава, — но нечего. Разве только рассказать тебе о Кузе…
— О Кузе?
— О Кузьме Семеновиче, — улыбнулась она.
— А кто это? И чем он знаменит?
— Он муж Людмилы Лукьяновой, подруги Анны Фалалеевой. А чем знаменит? Боюсь, что только этим.
— Тем, что носит гордое имя мужа Людмилы Лукьяновой? — улыбнулся он.
— Увы. Но он очень своеобразен, я бы даже сказала, забавен. И к тому же очень терпелив.
— Кто же испытывает его терпение?
— Благоверная.
— Вот как?
— Ага, она бросает мужа в одиночестве и бежит утешать подругу, едва та уронит одну слезинку.
— Тогда Кузьма точно заслуживает уважения.
— И я про то же, — и Мирослава пересказала Морису весь разговор с Кузьмой. А потом и с Людмилой.
— Насколько я понял, Кузьма не верит в то, что убийство совершила Маргарита, а его жена, напротив, в этом уверена?
— Можно сказать, и так. Хотя если следователь станет упорно доставать Кузьму, тот может согласиться, что Максименкова могла убить Фалалеева в состоянии аффекта.
— Плохо, — проговорил Морис.
— Шура не звонил?
Морис покачал головой.
— Вероятно, ему самому что-то не нравится в этом деле, поэтому он не хочет встречаться с нами? — предположил он.
— Больше всего в этом деле Наполеонову не нравится обвиняемая, — уверенно проговорила Мирослава.
— Но почему тогда…
— Потому что Шурочка все же профессионал…
— Вы думаете?
— Подозреваю, — улыбнулась она.
— И что будем делать мы?
— Завтра Анна Фалалеева будет работать в первую смену, то есть ее не будет дома. А мы с тобой навестим ее соседей.
— Каких именно?
— Там посмотрим. А пока пойдем попьем чай.
Они поднялись и вошли в дом.
Луна, устроившая себе гнездо в кроне старого дуба, росшего почти у самого забора, сладко потянулась, а потом всплыла в небо и, приглядевшись к проплывающему мимо облачку, попросила его задержаться… Облачко прислушалось и на какое-то время полностью прикрыло собою лунный лик так, что в небе остались сиять только звезды. Так много звезд, что ночь и при временном отсутствии луны была светлой.
Все это наблюдал сидевший некоторое время в полном одиночестве Дон. И почему котам не дано писать музыку и стихи? Все это они могут сочинять и хранить в своей собственной душе, так сказать, для личного пользования.
Хотя время от времени и котам везет! Им попадаются хозяйки, которые могут расслышать в мурлыканье любимца и романс, и оду, и даже целую поэму. Именно сейчас Дон и решил промурлыкать хозяйке свое новое сочинение о луне, о звездах и скромном облачке на ночном небе.
Мирослава уже засыпала, когда кот лег рядом и замурлыкал возле ее уха.
— Милый, — прошептала она, уткнулась в мягкую шерсть и, убаюканная, сладко заснула.
Утром, как и решили накануне, детективы отправились в город, чтобы познакомиться с кем-нибудь из соседей Анны Фалалеевой.
В двух квартирах на их звонки никто не отозвался.
Зато дверь квартиры напротив распахнулась сразу. На пороге стояла сухонькая старушка лет семидесяти пяти или больше.
— Здравствуйте, — приветливо улыбнулась Мирослава.
— Вы из Райсобеса? — оживилась старушка.
— Нет, извините, но мы детективы. Я Мирослава Волгина, а это Морис Миндаугас.
— Ага, — сказала старушка, — а я баба Лиза.
— Баба Лиза? А по имени-отчеству?
— Просто баба Лиза. Меня все так зовут.
— Хорошо, баба Лиза, а не могли бы мы с вами поговорить?
— О чем?
— О ваших соседях. Вы, конечно, слышали…
— Как же не слышать, — вздохнула старушка, — жалко Сашу. Молодой еще совсем. — И спохватившись, проговорила: — Не на пороге же говорить, проходите в дом.
— Спасибо.
Детективы прошли за хозяйкой на кухню и увидели сидевшего у окна старичка.
— Это дед мой, Василий, — представила его детективам старушка, а мужу пояснила: — А это, старый, детективы.
— Детективы? — удивился дед Василий.
— Ну, чего ты удивляешься? — всплеснула руками баба Лиза. — Люди пришли с нами поговорить.
— О чем?
— О соседях.
— Ах да, следствие же, никак, идет.
«Вот именно никак», — вздохнула про себя Мирослава.
Она наблюдала за старичками, не вмешиваясь в процесс их общения.
— А вы садитесь, — обратилась баба Лиза к детективам, — сейчас чай пить будем.
Детективы решили, что отказываться не стоит. Чаепитие, как правило, располагает к откровенности, особенно пожилых людей, и они уселись на указанные им табуретки.
— Вы чай будете с лимоном али с вареньем? — спросила баба Лиза.
«Как жаль, что с нами нет Шуры, — улыбнулась про себя Мирослава, — он бы непременно сказал: «и с тем, и с этим», а вслух произнесла:
— Если можно, с вареньем.
— Да как же нельзя?! — обрадовалась баба Лиза и кинулась к буфету начала советских, а может, и дореволюционных времен. — У нас этого варенья, знаете, сколько припасено!
Как раз об этом и догадывалась Мирослава, выбирая чай с вареньем.
— У моей сестры дача, — продолжала тем временем баба Лиза, — мы с дедом там часто бываем, помогаем по мере сил. А Нюра, это моя сестра, ягоды нам дает сколько увезем.
— А мы и рады стараться, воз целый увозим, — встрял дед.
— Можно подумать, что ты все это за зиму не съедаешь?! — напустилась на супруга баба Лиза.
— Так я же не один, — сделал робкую попытку защититься дед.
— Конечно, не один! — Баба Лиза уперла руки в бока. — Дружков своих целую прорву наведешь!
— Окстись, Лизка! Каких дружков?!
— Прошку с первого этажа, Анисима — с пятого.
— Извините, пожалуйста, — сказала Мирослава, — а варенье из алычи у вас есть?
— Есть, как не быть, — отвлеклась от мужа баба Лиза и извлекла из глубин буфета баночку варенья из желтой алычи.
Вскоре уже все мирно пили чай. Мирослава восторгалась превосходным вкусом варенья. Морис согласно кивал в такт ее похвалам. Хозяйка раскраснелась от удовольствия.
— Баба Лиза, а вы давно знаете своих соседей?
— Конечно! Они переехали, когда мы уже здесь с дедом жили.
— И как они вам — понравились?
— Понравились, — кивнула хозяйка дома, — оба вежливые, уважительные.
— Баба Лиза, а как они жили?
— Да хорошо они жили. Тока вот мужик, — она посмотрела на Мориса, — завсегда кобель.
Морис поперхнулся чаем.
— Да, ты не тушуйся, такая ваша доля мужская. Взять хотя бы моего Василия.
— Да я чего, — попытался подать голос супруг бабы Лизы.
— Молчи, ирод!
— Молчу, молчу…
— Теперь-то он отбегал свое. А бывало, — она подперла голову кулаками.
Морис бросил опасливый взгляд на деда.
— Так я терпела. Ради детей, да и вообще чего одного кобеля менять на другого, — заметила она философски.
Дед крякнул, но промолчал.
— А соседка ваша? — спросила Мирослава.
— Аня-то? Она тоже терпела, скандалить не скандалила, но иногда плакала, видно было, что переживала сильно. Смотришь на нее бедную, а она по стеночке еле идет…
— Напивалась, что ли?
— Да нет, болела сильно от переживаний.
— Понятно.
— А в тот день вы ничего подозрительного не заметили?
— В какой?
— Накануне, как стало известно, что Фалалеева убили?
— В тот день нет, ничего особенного не было.
— Спасибо вам, баба Лиза, за чай, — Морис начал подниматься со стула.
— Куды это ты?! Сиди! Я не все сказала!
— Не все?
— Не все. Ты вот, например, почему не спрашиваешь меня, как я провела ночь? — Баба Лиза заговорщически посмотрела на Мирославу и подмигнула ей.
Дед глухо охнул и уронил чашку.
— У, черт безрукий!
Морису стало безумно жалко затурканного старика.
— Так вот, мы с дедом вечером вдвоем выкушали банку соленых огурцов, я выдула на ночь цельный чайник чаю. И всю ночь в туалет бегала. А когда я встаю в туалет, то всегда в глазок смотрю на лестничную площадку, все ли в порядке. Ну, и в этот раз посмотрела. И изумилась, Аня открыла дверь, как-то воровато оглянулась на лестничную площадку и бегом забежала в квартиру. Я на часы глянула — полпятого утра! Где она была в такую пору? Еще подумала тогда, неужели она мужу в отместку хахаля завела.
— Когда она уходила, вы не видели? — спросила Мирослава.
— Чего не видала, того не видала, — сокрушенно вздохнула баба Лиза.
— А как она была одета?
— Как одета? Кофейный плащ, шарфик цвета вареной сгущенки, на ногах туфли сиреневые. Да, я еще подумала, странно это!
— Что странно?
— Ну, как бы это сказать. Аня очень строго одевалась. У нее все было однотонное, подходило друг к другу. А тут сиреневые туфли. Нелепый плащ. Ну, да ладно, действительно, чего странного. Может, сильно торопилась и надела то, что первое попалось под руку.
— Может быть… — задумчиво проговорила Мирослава и спросила: — А вы раньше эти вещи на ней видели?
— Нет, никогда.
— Так, может быть, это была не Анна Фалалеева?
— Я не слепая еще! Нитку в иголку без очков вдеваю! — обиделась баба Лиза.
— Извините, — мягко улыбнулась детектив, — просто нам нужно быть уверенными.
Старушка примирительно кивнула.
Мирослава попросила стариков:
— Не могли бы вы мне назвать полностью свои имена, отчества, фамилии? — и, видя готовность бабы Лизы возразить, добавила: — Это необходимо для официальных документов.
— Вы будете протокол составлять? — проявил осведомленность дед Василий.
— Не мы, следователь.
— Мы, это, свидетелями пойдем?
— Может быть, — осторожно сказала Мирослава.
— Тады пишите, — решительно заявил дед Василий и собирающейся что-то сказать жене: — Цыц, старуха! Тут, видишь ли, люди серьезным делом занимаются, а она со своим кокетством.
— Я с кокетством? — изумилась баба Лиза.
— Ты-ты, кто же еще, — и обращаясь к Мирославе: — Я Василий Петрович Кобылкин, а она, — он ткнул пальцем в жену, — Елизавета Ивановна Кобылкина.
Мирослава добросовестно записала имена, отчества и фамилию супругов. Морис поднялся, а следом за ним и Мирослава. Детективы поблагодарили хозяев за чай, варенье и разговор.
— Василий, проводи людей, — распорядилась все еще обиженная на мужа баба Лиза.
Мирослава первой вышла из прихожей на лестничную площадку. А Морис задержался, он крепко пожал руку деду и сунул ему в руки две крупные купюры.
— Что вы, не надо, — принялся было тот шептать.
Но Миндаугас приложил палец к губам и последовал за Мирославой. Он очень надеялся, что старику удастся вырваться из-под надзора суровой супруги и хоть немного чем-нибудь порадовать себя.
Ему не дано было знать, что дед накупит в ближайшем магазине пряников, зефира, конфет, печений, и все это они будут вдвоем с бабой Лизой запивать чаем со слоном ни один вечер. Супружница слегка подобреет и даже вспомнит, как когда-то начинался их роман…
— Эх, Вася, — вздохнет она, умилившись, — какие же мы с тобой молоденькие-то были, и как ты меня любил.
— Да я и сейчас, Лизонька…
— Молоденький? — хихикнула баба Лиза.
— Нет, в смысле, что люблю тебя.
— Ах, ирод, — сказала баба Лиза ласково и склонила седую голову на плечо мужу.
