Глава 16. Уильям Рэндольф Хёрст

В сером полусвете ноября это здание казалось древними руинами, заброшенным храмом языческого божества. Но такое впечатление создавали тяжелые дождевые облака, служившие ему фоном, темные стены да еще трубы, из которых валил черный дым. На самом же деле постройка была новой, однако Леону приходилось постоянно напоминать себе об этом.

Пару лет назад строительство мусороперерабатывающего завода подняло немало шума, причем благожелательного, а это редкость. Александра Гирса и других меценатов, выделивших на это деньги, все хвалили. Почему нет? Маленький заводик был экспериментальным образцом, он перерабатывал мусор без вреда для экологии, превращая его в чистую энергию. Сложнейшая система фильтров делала черный дым безвредным, и даже в самую сильную жару рядом с заводом не было никакого запаха.

Теперь-то Леон догадывался, какой «мусор» здесь уничтожали на самом деле и почему так важно было скрыть любые запахи. Хитро! Дом Александра Гирса, в котором жил и его псевдосын, давно обыскали, но не нашли там ничего подозрительного. Так это же естественно: зачем ему гадить там, где он живет? А вот завод мог стать лучшим инструментом, потому что найти там остатки тел было практически невозможно.

До завода можно было доехать от ночного клуба по прямой дороге. Леон и сам хотел бы ошибиться, но ему нужно было проверить именно эту, самую трудную и опасную версию. Еще одним доказательством его правоты служило то, что в этот день завод не работал, накануне немногочисленные работники получили неожиданный выходной. Да оно и понятно: Гирс наверняка готовился, все продумал. Система утилизации на заводе была новой, и, чтобы запустить конвейер, достаточно было одного человека. Вот только что сейчас на этом конвейере: живые тела или мертвые?

Леон не позволял себе такие мысли. У него хватало причин для самобичевания, начиная с того, что его телефон был отключен, когда она звонила ему и, возможно, хотела попросить о помощи! То, что это сделала Лидия, его не оправдывает. Он уже не маленький мальчик, объясняющий свои неудачи поступками других. Это был его телефон, его ответственность — его обязанность быть рядом с ней. Леону казалось, что даже если бы он обманулся, как Анна, поехал вместе с ней на встречу с Ингой и попал в ловушку, все было бы по-другому. Неважно как, но он нашел бы способ ее спасти.

Он и теперь спасет. Чтобы верить в это, достаточно не отвлекаться на всякие «если бы» и «может быть», а думать только о действиях, которые он может совершить. Первым из них был поиск Анны, теперь речь шла о штурме завода.

Здесь брат помог ему, сам бы он не справился даже с былыми связями. Дмитрий не был полицейским, но в полиции его уважали, к его мнению прислушивались. Способствовала тут и профессиональная солидарность: когда в беду попадает кто-то из своих, порой объединяются даже те, кто в иное время друг друга на дух не переносит. Вот и теперь Ингу они хотели спасти куда больше, чем Анну. Леон не обращал на это внимания, так даже проще, об Анне он позаботится сам.

— Нет доказательств, что Гирс внутри, — заметил Дмитрий. — Но кто-то внутри точно есть, завод работает.

— Он не Гирс.

— Твоя теория с Максимом Кавелиным еще не доказана.

Дмитрий ему не верил, но и это сейчас ничего не меняло. Главное для них — остановить сумасшедшего убийцу, а уж как его зовут — вопрос десятый.

Леон не собирался отсиживаться в стороне, он просто не мог себе этого позволить. Его не останавливало ни то, что он больше не работает в полиции, ни недавняя травма. Он должен был попасть туда и готов был свернуть шею любому, кто стал бы у него на пути. Должно быть, Дмитрий понял это: к Леону никто не подходил, его просто оставили в покое.

Он знал, что группа захвата не успеет, не сделает того, что нужно, это должен быть он. Анна сейчас внутри, иногда ему даже казалось, что он чувствует ее там, хотя Леон прекрасно знал, что так на него влияет нервное напряжение. Все, что происходило сейчас, напоминало ему последние секунды перед охотой, когда тело и разум на пределе и все чувства обострены.

Это был один из тех редких случаев, когда его отец оказался прав. Уж в охоте-то он разбирался!

Леон все равно не бросился в здание первым, чтобы не путаться под ногами у оперативников. Сначала вошли они, им нужно было проверить, кто сейчас внутри, не окажут ли им сопротивление. Завод был небольшим, но отличался сложной планировкой, и оцепить его было не так просто. Лишь когда дали отмашку, внутрь поспешил и Леон.

Он не собирался тратить время на все эти коридоры, залы переработки и прочие слишком большие помещения, которые и так уже обыскивали. Благодаря Анне он многое знал о Генри Холмсе и верил, что Максим будет вести себя так же. А где был бы Холмс? Где был бы тот, кто жаждет постоянного контроля? Там, где он сможет управлять всем, разумеется.

У Холмса был тайный пульт, скрытый в его спальне. На заводе тоже был пульт управления, куда более очевидный. Правда, любая проверка посчитала бы, что это просто способ запустить конвейер, никому и в голову не пришло бы, что эти же кнопки, рычаги и переключатели способны отнять чью-то жизнь.

Леон не ошибся, Максим действительно был там. Нашли его и оперативники, вот только задержать не сумели — пока. У Максима не было заложников… кроме самого себя.

Он стоял у пульта управления, опустив одну руку на ряды кнопок. В другой руке он держал пистолет, прижатый теперь к его собственному виску. Он всем своим видом показывал, что готов к этому. Поэтому оперативники замерли напротив него, не зная, что делать дальше. Если бы они были уверены, что именно он похитил Ингу, нянчиться с ним не стали бы. Однако следователя пока не нашли, и группе захвата не хотелось брать на себя ответственность за жизнь богатого наследника.

Но Леон ни в чем не сомневался. Он смотрел на это существо — и будто видел его насквозь. Если его что и удивляло, так это то, что он не понял правду раньше. Все ведь было у них перед глазами! Максим не был похож на того мальчишку с фотографии лишь потому, что намеренно постарался себя изменить. Он выкрасил волосы в черный цвет, занялся спортом, и подростковая худоба сменилась рельефом мышц, он делал все, чтобы походить на своего предполагаемого отца. Однако серые глаза остались теми же, их он изменить не мог, и через эти глаза на Леона смотрело то, чего он не понимал.

Он уже сталкивался недавно с опасным серийным убийцей. Он тогда чуть с жизнью не расстался, такое не забывается! Леон прекрасно помнил полные ярости глаза того, кого они считали Джеком-потрошителем. Но Максим… он был другим. Его злость не была волнами, то накатывающими, то отступающими. Она жила в нем постоянно, поэтому он привык к ней, научился контролировать. Но избавляться от нее он не собирался — зачем? Она давала ему силы.

— Где они? — спросил Леон. Он был единственным, кто решился заговорить с Максимом, потому что только он не сомневался в своей правоте.

— Не понимаю, о чем вы, — отозвался тот. — Я сейчас вижу только рейдерский захват моей собственности.

— Да? И почему тогда мы тебя не убиваем?

— Чтобы не было расследования должностного преступления. Но я не позволю вам подставить меня! Что бы вы ни задумали, это не сработает. Я лучше убью себя, чем буду играть по вашим правилам!

Его актерские способности поражали. Он был так убедителен, что даже оперативники, неглупые и опытные люди, мгновенно верили ему.

Но не Леон, нет. Раньше — может быть. Сейчас — ни при каких условиях. Максим, сам того не зная, отнял у него самое дорогое… Леон только теперь понимал это! А значит, нет смысла сдерживаться, можно быть тем, кого всегда боялся увидеть в нем старший брат.

Но Дмитрия здесь не было, за ним наблюдал только Максим, и он был достаточно проницателен, чтобы почувствовать, насколько опасен его собеседник. Он-то был уверен, что его обнаружила полиция, те, кем он смог бы манипулировать. Он не ожидал встречи с человеком, который подобен ему, пусть и не во всем.

— Кто ты такой? — прошептал Максим, а потом, оправившись, снова заговорил уверенно: — Я требую вызвать моего адвоката! Тогда я сдам оружие и пойду на любые ваши условия.

— Где они? — повторил Леон, не обращая внимания на его попытки торговаться.

— Где кто? Или что? Работники завода? Мечты о светлом будущем? Трупы двух маленьких мышек, случайно попавших в конвейер? Я не в курсе!

Он пытался разозлить Леона, пробиться через его холодную уверенность. Напрасно. Он говорил с человеком, у которого в этот момент в жизни была только одна цель, все или ничего, а такие люди опаснее любого маньяка.

— Где они, Максим?

Это был его козырь. Если Максим подобен Холмсу, а в этом Леон не сомневался, ему важно управлять всем миром, верить, что он все знает и понимает. Леон хотел показать, что ему известно куда больше, чем кажется.

Ход оказался верным: рука Максима дрогнула и чуть заметно сдвинулась в сторону, к одной из кнопок. Получается, Анна и Инга все еще живы! И теперь Максим, почувствовав настоящую угрозу, захочет убить их, чтобы его точно ни в чем не обвинили.

Был и второй вариант, при котором эта кнопка просто уничтожала давно уже мертвые тела, но его Леон просто отмел, как бессмысленную фантазию.

— Я не Максим, меня зовут Георгий Гирс, вы что-то путаете! — заявил наконец он, однако Максим и сам понимал, что эта пауза, секундная, незаметная для многих, выдала его с головой.

Дальше Леон его уже не слушал. Решения приходили молниеносно, его разум действовал с точностью компьютерной программы. Сейчас он не чувствовал даже желания наказать Максима или отомстить ему, все сводилось к спасению.

Он сделал то, на что оперативники не решились: подался вперед, к Максиму. Леон просто не верил, что тот способен убить себя. Такие, как Кавелин, как Холмс, — они с легкостью обрекают на гибель других, но сами боятся такой участи. Анна не раз повторяла ему это, и теперь ее голос снова звучал в ее сознании.

Он уверенно перехватил руку изумленного Максима, заломил ее за спину, скрутил того, кто раньше казался ему чудовищем. В решающий момент его тело, еще не до конца восстановившееся, не подвело. Оно словно знало не хуже разума: для боли и слабости будет другое время, потом, не сейчас. Поэтому Леон действовал грамотно и быстро, но все же недостаточно быстро.

Максим ведь тоже не был обычным человеком. Как бы ни было велико его удивление, оно не делало его беспомощным. Он не сумел оказать активное сопротивление, однако успел нажать на ту кнопку, над которой держал пальцы. Казалось, что это ни к чему не привело, однако именно такая тишина и была страшнее всего. Значит, Максим запустил какой-то процесс в скрытых залах, невидимых для посторонних.

Леону нужно было это отменить. Вот только как? Пульт представлял собой сложную систему датчиков, экранов, кнопок… Здесь почти ничего не было подписано! Леон не представлял, какая часть этой системы действительно относится к заводу, а какая — к залам, о которых знал только Максим.

Тот наблюдал за ним с нескрываемым триумфом. Он словно и не замечал оперативников, удерживавших его в полусогнутом положении. Для него существовал только Леон — первый, кто играл с ним на равных.

Максим уступил ему, когда позволил себя схватить, не сумел обмануть предполагаемым самоубийством. Теперь он жаждал реванша и в момент, когда ему следовало бы молчать, подначивал соперника.

— Преступник ведь уже схвачен, чего вы пытаетесь добиться? Может ли оказаться, что вы ищете сущую мелочь, вроде мышек, случайно попавших на мой завод? Только это все напрасно, господин полицейский, или как там вас называть. Сюда никто не попадает случайно. А даже если бы две бедолаги-мышки забрели сюда, что толку? Вы могли бы выпустить их из клетки, но не спасти. Коридоры длинные, комнаты темные, дышать нечем. Это же мусорный завод! Здесь почти всегда мало воздуха, да и тот для людей. Для мышек — нет.

Он не сказал ничего такого, что могли использовать против него на суде, но при этом сказал достаточно. Пожалуй, даже слишком много…

Максим давил на эмоции, не понимая, что у Леона их сейчас просто нет. Было только чистое сознание, работавшее все с той же скоростью компьютера. Длинные коридоры, лабиринты — это Максим определенно любил, как и Холмс, ему нравилось мрачное переплетение тоннелей, создающее ощущение бесконечности. Он умудрился создать нечто подобное даже в маленьком здании СПА-салона, а на заводе ему и вовсе есть где развернуться.

Он не стал бы тут держать живое оружие вроде змей или шершней, слишком рискованно, если учесть, что в другие дни на заводе работают люди, не подозревающие о теневой стороне его бизнеса. Скорее всего, тут своя система, связанная с воздухом, как и намекнул Максим. Это же логично — и по-своему элементарно. Ему даже не нужно тратиться на ядовитые газы или устанавливать дополнительное оборудование, которое насторожило бы проверяющих. Нет, достаточно организовать все так, чтобы газ и дым, вырабатываемые заводом, пошли в нужном направлении.

Именно эту систему Максим и запустил. Леон не надеялся ее выключить, но кое-чего он своими попытками все же добился. Похоже, он, сам того не зная, открыл дверь клетки, где были заперты Анна и Инга. Это так разозлило Максима, что он в своих издевательствах выдал себя намеком.

Вот только вряд ли это означало спасение. Они вышли из клетки — но не из зоны поражения. Максим знал, что делает. Он видел, что завод захвачен, что он в опасности, а значит, ему нужно было уничтожить все улики… и не только улики.

Счет пошел на минуты — нет, даже на секунды! Бесполезно было надеяться, что Максим внезапно решит все рассказать, чтобы облегчить свою участь, а на допрос с пристрастием уже не оставалось времени. Леон мог полагаться лишь на свои силы, на удачу — и на то, что Анна даже там, далеко от него, каким-то чудом найдет способ дать ему подсказку.

Дверь нельзя было открыть изнутри. Анна надеялась, что ошиблась, что скрытый механизм все же есть. Ведь должен же был Гирс подстраховаться, правильно? Что, если бы дверь захлопнулась, когда он был внутри? Как бы он выбрался тогда? Поэтому она искала ту самую систему безопасности, которую сама и придумала.

Но системы не было, и Анна уже составляла новый план, когда дверь распахнулась сама собой, открывая им путь в узкий темный коридор. Это произошло настолько неожиданно, что поначалу Анна даже решила, будто ей мерещится — от усталости и отчаяния.

Однако Инга, все это время наблюдавшая за ней, дверь тоже увидела.

— Как тебе это удалось? — поразилась полицейская.

— В том-то и дело, что мне — никак. Она сама!

— Не думаю, что в этом месте что-то может происходить само…

Тут она была права: дверь, скорее всего, открыл Гирс. Но зачем? Ответ напрашивался сам собой: хотел поиздеваться над ними. Он увидел, что они далеки от паники, да еще и сами нашли выход. Ему неинтересны были жертвы, которые не бросались на стены, и, чтобы довести их до отчаяния, он решил позволить им скромный лучик надежды.

А если так, то, ступая в коридор, они лишь развлекали его. Им нужно было остаться в комнате — не чтобы выжить, нет, чтобы сохранить гордость. Однако пойти на это Анна не могла. Даже если все идет по сценарию Гирса, всегда есть шанс воспользоваться любой его ошибкой!

— Идем, — позвала она. — Мы здесь и так задержались.

Инга не стала отказываться. Похоже, за то время, что они провели взаперти, ее ужас отступил. Она не была спокойна, но она уже не готова была просто принять свою смерть.

Это к лучшему, потому что у Анны не хватило бы сил тащить ее на себе.

С первого шага за пределы комнаты она уловила странный шум, наполняющий коридоры. Сначала Анне показалось, что это просто шепот ветра, однако для ветра звук был слишком постоянным. Он не завывал, чтобы умолкнуть и начать сначала, он был таким монотонным, что к нему легко было привыкнуть и больше не замечать.

— Ты это слышишь? — тихо спросила Анна.

— Да, — кивнула Инга, державшаяся рядом с ней. — Похоже на звук включенной газовой плиты!

— Боюсь, «газовой» — слишком верное слово…

Все указывало на то, что в коридоры пустили газ. Вот почему Гирс открыл перед ними дверь! Он не боялся, что они убегут, и не давал им такую возможность. Он просто придумал для них новый способ казни.

Анна понятия не имела, что это за газ — вариантов хватало. Вряд ли он хотел усыпить их, он уже сделал это в машине, а потом позволил им проснуться. Если бы он собирался убить их быстро, он бы не отправил их в ту комнату. Получается, его замысел был сложнее, чем предполагала Анна, или что-то заставило его действовать решительнее.

Но что бы ни происходило сейчас с Гирсом, они об этом не знали. Они были заперты в лабиринте, и выхода Анна пока не видела.

Она знала, что очень скоро ловушка, подготовленная Гирсом, проявит себя, и не ошиблась. Полутемный коридор постепенно заволакивал мутный дым. Это не был свежий дым лесного костра — куда там! Дымовая завеса пропахла паленым пластиком и какой-то химией. Череда коридоров с немыслимыми поворотами и глухими стенами угнетала сама по себе. Теперь же, когда ее заполнял дым, она становилась еще опаснее. Они вынуждены были двигаться вслепую, опираясь на стены… И Анна невольно думала о том, как Гирс мог использовать это против них. Лезвия, торчащие из этих стен, осколки стекла, колючая проволока — нехитрый, но эффективный арсенал. Нельзя было предугадать, что могло прийти в его больную голову!

Инга, похоже, думала о том же.

— Он только забавляется этим! Мы его развлекаем… Мы уже проходили по этому коридору! — с трудом произнесла она после очередного приступа сухого, разрывающего горло кашля. — Я точно помню раскрошившийся кирпич на углу, мы ходим по кругу!

— Может быть. Тогда на этот раз мы пойдем в другую сторону. Здесь не могут быть только замкнутые петли, Гирс сам пользовался этими коридорами. Выход должен быть! Раз он пустил дым, он знает, что мы можем его найти!

— Ничего мы не можем! Я больше не хочу шататься здесь, я устала!

— Я тоже, но именно поэтому нам нужно двигаться.

Усталость накрыла их слишком быстро, это было ненормально даже в таких обстоятельствах. Анна не представляла, чем именно они дышат, но этой дряни оказалось достаточно, чтобы лишить их сил. Они становились сонными, безразличными ко всему — даже к своей судьбе. Глаза слезились от дыма, это окончательно ослепляло их; дышать было тяжело, кашель еще больше утомлял, отзываясь острой болью в горле.

У Анны все сильнее кружилась голова, и в какой-то момент ей показалось, что Инга права. Нет смысла мучить себя, устраивая тут спектакль для Гирса. Зачем дергаться, трепыхаться, как бабочка в паутине, если финал все равно один? Можно остановиться прямо сейчас, сесть вот здесь, в углу, где побольше света, сделать глубокий вдох — и позволить себе покой.

Вечный покой, если угодно. Все лучше, чем эти бесполезные метания.

Анне казалось, что ее разделили на две части. Одной частью был разум, который отчаянно не хотел умирать. Он напоминал ей о Леоне, которого она не могла подвести, о гордости, о том, что она не имеет права сдаваться после всего, что она пережила. Ей нужно было сражаться до конца, ведь ее еще могут спасти, но только если она будет двигаться, потому что в этом уголке никакие спасатели ее быстро не найдут, даже если они доберутся сюда. Им только и останется, что вынести из лабиринта ее остывший труп, когда дым наконец развеется!

Другой частью было тело, и тело было готово к смерти. Анне казалось, что кровь в ее венах уже остановилась, мышцы налились свинцовой тяжестью и отказывались подчиняться, она онемела, она устала. Она словно сопротивлялась сну после долгих бессонных ночей — пустое занятие. Ее движения постепенно замедлялись, она уже не просто опиралась о стену, ей приходилось приваливаться к ней, чтобы оставаться на ногах. Еще чуть-чуть — и она соскользнула бы вниз, на пол, а там концентрация зловонного дыма была куда сильнее.

Ей нужно было отрезвить собственное тело — вот уж с чем она раньше не сталкивалась! Но и в такой ситуации она еще не бывала. Что она сейчас может, укола адреналина у нее с собой нет! Нужно было заставить адреналин появиться в теле естественным способом, но в миг, когда она чуть ли не засыпала, сама идея казалась нелепой. Вокруг нее темно, тихо, мало воздуха, и даже страх уже ушел, сменившись апатией. Какой адреналин, какие вообще движения? Вон, Инга почти на полу, и она права, нужно только поддаться…

В отчаянии Анна использовала последний известный ей способ, последний ход, подсказанный угасающим сознанием. Она с силой сжала правую руку, которую в ноябрьские дни берегла, напрягла до предела. Она не боялась причинить себе боль, она хотела этого. Боль — это верный знак мозгу, что тело в опасности. Это стресс, а стресс — адреналин!

Стратегия, построенная на чистом отчаянии, оказалась верной. Травмированная много лет назад рука отозвалась острой болью, но именно эта боль принесла с собой новую энергию, которой так жаждала Анна. Пелена сонливости отступила, вернулось желание бороться. Дело было не только в самой боли, но и в ее источнике. Анна слишком хорошо помнила, что случилось с ее правой рукой: сколько бы времени ни прошло, она все равно могла воспроизвести в памяти каждую минуту той ночи. Тогда она точно не должна была спастись — но спаслась! Та маленькая девочка получила уникальное право на жизнь, которое достается не всем. Анна была в долгу перед ней, и этот долг не позволял ей тихо умереть на радость Гирсу.

Дым все еще ослеплял ее, мешал дышать, но она уже уверенно стояла на ногах. Она подошла к Инге и резким рывком заставила ту подняться.

— Пошли! — крикнула Анна.

— Что? — сонно отозвалась следовательница. — Куда?.. Я не хочу!

— А придется. Я тебе не мама, которая позволяет прогулять школу, чтобы ты могла поспать. Идем, времени осталось мало!

Анна не представляла, на сколько ей хватит энергии, полученной таким диким способом. Нужно было пользоваться моментом, пока она мыслила здраво и запоминала маршрут. Благодаря их предыдущим скитаниям она уже знала, куда идти нельзя. Поэтому теперь она вела Ингу по еще не проверенным коридорам, она искала, как Гирс попадал сюда, и нашла.

Это, увы, была не дверь, а люк у них над головами. Зато этот люк оказался приоткрытым, и движение дыма возле него показывало, что там вполне может быть свежий воздух! Правда, нельзя сказать, что Гирс допустил ошибку. Коридор здесь становился чуть выше, и от пола до люка было не меньше трех метров.

Получается, спасение было так близко — и вместе с тем бесконечно далеко. Гирс, скорее всего, использовал лестницу, когда спускался сюда. У них лестницы не было, а дым кружил вокруг них хищником, готовым сожрать их в любой момент.

Анна развернула свою спутницу лицом к себе и тряхнула за плечи, стараясь разбудить. Бесполезно. У Инги не было спасительной боли, за которую она могла держаться, взгляд следовательницы оставался мутным и едва фокусировался на Анне.

— Слушай меня внимательно! — Анна отвесила ей пощечину. — Да слушай же! Сейчас я тебя подсажу, чтобы ты выбралась! Видишь люк?

— Да… Вот он. — Инга указала на потолок дрожащей рукой. Вторую руку она прижимала к покрасневшей щеке.

— В этот люк ты и выберешься. Там должна быть лестница, спустишь ее мне. Если лестницы нет, поищи веревку или что-нибудь похожее. Поняла?

— Да…

— Точно поняла?

— Да!

В этом Анна как раз сильно сомневалась. Проблема не в Инге — она и так продержалась дольше, чем другие на ее месте. Проблема в обстоятельствах. Но ничего иного сейчас не оставалось. Инга подсадить Анну не могла, она была не в том состоянии, ей срочно нужно было на свежий воздух — и там, возможно, ей стало бы легче.

Если бы не дым, не газ, не усталость, у них все наверняка получилось бы с первой попытки. Они обе были в неплохой форме, а расстояние, отделявшее их от потолка, оказалось не таким уж большим. Однако теперь Ингу качало из стороны в сторону, она едва управляла собственными движениями и никак не могла решиться на прыжок. Анне хотелось бросить все и просто накричать на эту курицу — выместить злость, не больше. Но она сдерживалась, потому что это их точно не спасло бы. Она была слишком упряма, чтобы сдаться и уступить Гирсу.

Наконец им удалось. Это было настолько неожиданно, что Анна даже удивилась, когда вес Инги просто исчез и ей не пришлось больше поддерживать его. Следовательница сумела оттолкнуть в сторону люк, ухватиться за край, подтянуться — и вот уже она наверху! Это не было ни быстро, ни ловко, однако значение имело лишь то, что у них получилось!

— Молодец! — крикнула Анна. — Там есть лестница? Инга?..

Но Инга ей не отвечала. Сквозь сгущающийся дым Анна с трудом могла рассмотреть люк и ногу Инги, так и оставшуюся у края. Похоже, сил следовательницы хватило лишь на то, чтобы выбраться самой. А уже там, наверху, сделав первый вдох чистого воздуха, она попросту потеряла сознание. У нее не было той силы воли, что гнала вперед Анну, она вряд ли даже думала, на что обрекает свою спутницу.

А ведь это был смертный приговор! Им уже повезло с этим люком — больше, чем можно было надеяться. Но вторая улыбка удачи? Нет, это перебор, не бывает так. И ведь они могли бы спастись, обе, если бы Инга только продержалась…

Но что толку думать об этом? В ближайшие часы Инга не проснется. Возможно, не проснется вообще, если Гирс найдет ее. А Анна… Она и сама не бралась сказать, сколько времени у нее осталось. Меньше часа так точно.

Это бессмысленное, безнадежное ожидание смерти противоречило самой ее природе. Ей хотелось делать хоть что-то, но делать было нечего. С кем бороться за свою жизнь, с ветряными мельницами? Нет, все уже завершилось, даже если пока не получается принять это.

Люк и Инга были ее единственной надеждой, пусть и бессмысленной. Анне нельзя было уходить отсюда и снова теряться в лабиринте. Поэтому она старалась найти участок коридора, где еще оставалось хоть немного воздуха.

Но такого участка просто не было. Дым заволок все вокруг и с каждой минутой становился только гуще. Он разъедал глаза, наполнял легкие, и Анне казалось, что она растворяется в пустоте. Не умирает, а именно исчезает, становясь частью этих темных клубов. Она никак не могла откашляться, горло сводили спазмы. Ей отчаянно нужен был воздух. Только бы сделать вдох… Ей было уже плевать на Ингу, на люк, на спасение, она была не способна на такие сложные мечты. Теперь, на грани жизни и смерти, все стало очень простым: вдох, и все. Немного воздуха. Но откуда он здесь? Ей нужно было дышать, а дышать было нечем.

Она сдавалась против своей воли, когда воздух вдруг вернулся. Чистый, свежий, прохладный даже, он ворвался в ее легкие, снова возвращая ее к реальности. Удивление было настолько велико, что Анна распахнула глаза — и увидела, что она все еще в дымовой завесе, но уже не одна.

Леон стоял прямо перед ней, поддерживал ее, не давая упасть, и прижимал к ее лицу тот самый ингалятор, который упрощал дыхание его поврежденным легким. Ингалятор, который они считали слабостью! Но теперь только он и мог спасти их обоих.

Увидев, что она пришла в себя и даже понимает, что происходит, Леон сделал вдох сам, а потом вернул маску к ее лицу.

— Нужно выбираться отсюда! — сказал он. — Просто подняться, а там, наверху, все нормально! Ты сможешь?

Она кивнула, не в силах ответить, но этого ему было достаточно.

— Отлично, тогда пошли!

Она не знала, как сюда попал Леон, как нашел ее, когда ее невозможно было найти! Но в то же время его появление казалось ей странно естественным. Конечно, он нашел ее. Как же он мог не найти?

Путь к спасению был близким и бесконечно долгим. Они делили один воздух на двоих, они поддерживали друг друга, и она, спасенная, была так же нужна ему, как и он ей. Потому что ради нее Леон пошел на чудовищный риск, спустился туда, где ему в его нынешнем состоянии было совсем не место. Никто еще так ради нее не поступал… Она знала, что запомнит это чувство навсегда, потому что оно было слишком ярким, слишком необычным на фоне долгих лет одиночества.

Прошла вечность, но они все-таки выбрались. Леон позволил ей подняться первой, он следил, чтобы она не упала с шаткой металлической лестницы, а сам следовал за ней. К этому моменту до люка добрались и люди в форме. Они уже унесли куда-то Ингу и теперь помогали Анне и Леону.

Вот только Анна и Леон не слишком нуждались в их помощи, потому что с главным они справились сами. Теперь они были в окружении толпы, среди которой, кажется, мелькнул и Дмитрий, но все это было неважно, они сейчас смотрели только друг на друга. Она рассмеялась первой, он — за ней, ведь только Леон мог понять причину ее смеха. Не нервное напряжение, как наверняка подумали полицейские, а чистую, простейшую радость от того, что им обоим удалось остаться в живых — и все закончилось.

— Так он заговорил? — спросила Анна.

— Когда узнал, что его мнимый сынок арестован? — уточнила Инга. — Соловьем запел!

Ей до сих пор сложно было вспоминать то, что случилось, она едва переносила жгучий стыд, переполнявший ее. Мало того, что она заманила Анну в ловушку, так еще и обузой стала!

В чем основная задача полицейского? Многие считают, что в расследовании преступлений, но Инга всегда думала иначе. Она была убеждена, что важнее всего предотвращать преступления, защищать, оберегать людей, то есть делать все то, с чем она не справилась. Она даже не помнила свое спасение и то, как Анна вела ее по лабиринту! Ее память обрывалась где-то в кирпичной комнате и снова начиналась только в больнице, куда ее доставили.

Зато уж потом Инга всеми силами пыталась отыграться за это. В больнице она не задержалась и сразу приступила к работе, опасаясь, что это дело поручат кому-то другому. Когда появились первые важные результаты, она сама пригласила к себе Анну и Леона, она чувствовала, что обязана им.

Она понятия не имела, что произошло между ними там, в лабиринте, и что происходило сейчас. Инга предпочитала не лезть не в свое дело. Они собрались здесь из-за расследования, и об этом она готова была говорить.

Когда Александру Гирсу сообщили о том, что его «сын» схвачен и вся правда о нем теперь известна, он отреагировал совсем не так, как ожидала Инга. Она-то думала, что он будет злиться или испугается, а он, кажется, почувствовал облегчение.

Выяснилось, что он действительно боялся. На самом деле он давно устал от такой жизни и хотел кому-то рассказать о ней, его даже тюрьма уже не пугала. Однако он знал, что Максим устроит ему смерть, которая хуже любого заточения, потому и молчал.

Молчать больше не было смысла.

— Все ведь сводится к Максиму Кавелину, не так ли? — предположила Анна.

— Да. Это был его проект, остальные просто помогали ему.

Сам Кавелин не спешил откровенничать, однако это оказалось и не нужно. Александр Гирс знал о нем достаточно, чтобы полиция могла разобраться в этой истории.

Максим Кавелин вырос в самой обычной семье. Его родителей можно было обвинить лишь в том, что они, увлеченные работой, уделяли сыну не слишком много внимания. Так ведь половину семей можно в этом обвинить! Максим был всем обеспечен, его любили, им гордились. У него, в отличие от многих маньяков, не было оправданий для своей жестокости — не было событий, которые подтолкнули бы его к убийствам.

Но ему и не нужны были оправдания, он просто делал что хотел. Он был удивительно умен от природы, он впитывал знания как губка. Александр Гирс понятия не имел, когда он начал убивать, однако не сомневался, что произошло это до проекта. Потому что в бизнес Максим пришел человеком, который не боится смерти.

— Его прошлое будут проверять, — пояснила Инга. — Но пока никаких громких скандалов, связанных с именем Максима Кавелина, мы не обнаружили.

— Смерть не всегда приводит к громкому скандалу, — указала Анна. — Убитого бродягу, например, никто не хватится — а такие, как Кавелин, получают возможность… потренироваться.

Максим Кавелин хотел не просто убивать, он, как и Холмс, рвался к новому уровню жестокости, к возможности изменить мир. Но в двадцать первом веке для этого нужны деньги, которых у него не было.

Это его не остановило, он решил добиться нужных связей, зная, что они принесут за собой все остальное. Он поступил в МГИМО, хотя учеба там его нисколько не интересовала. Нет, ему нужны были богатые наследники, за спинами которых маячили влиятельные родители.

Так он и познакомился с Ильей Закревским. Тот был не слишком умным, мягким молодым человеком, который рвался в лидеры, чтобы порадовать своего отца. Максим без труда научился манипулировать им, Илья стал его лучшим другом — или считал себя таковым. А вот насчет его отца Кавелин не заблуждался, он знал, что поладить с Закревским-старшим, опытным и жестоким преступником, будет куда сложнее. Поэтому он не ограничился простым разговором, для этой встречи он разработал целую схему. Он знал, что попытка у него будет всего одна.

Он одолжил у Ильи денег, благодаря которым он своими силами превратил заброшенный лесной домик в элитный хутор для отдыха, а еще — в одну большую ловушку. Компания, выкупившая хижину, была оформлена на Илью, это было своего рода гарантией возврата долга. Но работал там один Максим, в то время он еще не мог позволить себе надежных подрядчиков, которые не станут болтать о том, что видели.

К лету хутор был готов. По приглашению Ильи там собралась тусовка «дорогих детей». Поначалу они просто развлекались, наслаждаясь жизнью, а потом в один момент стали заложниками. Они обнаружили, что двери их комнат не открываются, а на окнах вдруг появились решетки.

Такого не ожидал даже Илья. Он понятия не имел, что происходит, а Максим ничего не объяснял ему, он просто велел вызвать туда отца. Это был удивительно рискованный и наглый ход с его стороны. Если бы Закревский-старший не оценил мастерство юного гения, Максима пристрелили бы на месте и закопали в том же лесу.

Но Закревский был в первую очередь бизнесменом, роль любящего отца давалась ему не так хорошо. В Максиме он увидел все то, чего не находил в собственном сыне, и ему это понравилось. Он готов был инвестировать деньги в новый проект.

— Так в чем именно заключалось это предложение? — поинтересовался Леон.

— Максим предложил основать архитектурное бюро, которое будет строить здания с ловушками «на перспективу». То есть до того, как поступил заказ на похищение и убийство. Зато потом, когда появились бы первые жертвы, их можно было не перехватывать на улицах, а заманивать туда, где они не заподозрили бы подвох. Кавелин готов был организовать похищение без следов, убийство без тел, и Закревскому это понравилось.

— И он поверил ему на слово? Двадцатилетнему пацану?

— Нет, конечно, — покачала головой Инга. — Но Кавелин и не ожидал, что ему поверят на слово, слишком уж необычной была его идея. Он, говоря языком бизнеса, подготовил презентацию.

Частью этой презентации была поимка «золотой молодежи», но одним лишь пленением дело не ограничилось.

Он специально позволил Илье привезти с собой молоденькую любовницу — девицу, недавно подобранную им в клубе, настолько ослепленную деньгами, что ни о чем больше она не задумывалась. Соглашаясь поехать в лесную глушь с толпой молодых людей, она допускала, что этот отдых будет далеко не романтичным. Но о смерти она точно не задумывалась! На ней Закревскому и продемонстрировали самые опасные из ловушек дома. Второй жертвой стал местный молодой алкоголик, который ростом и комплекцией был похож на Максима. Для «презентации» он был уже не нужен, однако он был необходим для другого плана Кавелина. Все это сработало: Закревский был так впечатлен, что согласился работать с Максимом. Он видел тот потенциал, который давал ему проект.

И вот тут в эту историю влился Александр Гирс. Он никогда никого не убивал, да и не собирался. Зато он очень любил деньги и не брезговал мошенничеством. В то время он как раз работал на Закревского. Гирс был не лучшим архитектором, зато он был великолепным дипломатом. Он умел произвести впечатление и получить нужный ему заказ, а уж как он его выполнял — другой вопрос. Именно поэтому он часто переезжал: ему не хотелось разбираться с недовольными клиентами.

Для Закревского ему предстояло построить загородный дом. После этого Гирс планировал, по старой схеме, сбежать. Сумма гонорара была так велика, что он решился даже навлечь на себя гнев преступника. Однако ему не повезло: познакомившись с Максимом и убедившись в его несомненном таланте, Закревский показал ему чертежи Гирса. Максим, естественно, за пять минут нашел все их недостатки.

Первым желанием Закревского было избавиться от зарвавшегося мошенника, но именно Максим убедил его этого не делать. Для того чтобы проект по созданию зданий-ловушек стал по-настоящему масштабным, им нужен был не один гений-одиночка, а солидное архитектурное бюро. Причем возглавить его должен был человек в возрасте, с запоминающимся именем и внушительным опытом работы. Александр Гирс, с его умением производить впечатление, подходил идеально. Сам же Максим был достаточно умен, чтобы понимать: двадцатилетнего парня никто и никогда не воспримет всерьез. Он благоразумно скрылся в тени.

В то время он уже искал новое имя. Максим понимал, что ему будет проще остаться незамеченным, если он станет новым человеком, без прошлого и связей. Поэтому он «сгорел» в пожаре, а его родители похоронили переданное им обугленное тело безымянного алкоголика. Теперь Максим подбирал новую личность, чтобы ему больше не приходилось скрываться.

Александр Гирс, желая выслужиться и доказать Закревскому, что его пощадили не зря, сам предложил имя своего сына. Это была сделка, устраивавшая всех. Документы на имя Георгия Гирса было очень просто оформить, ведь такой человек действительно существовал, но в то же время никак не мог разоблачить самозванца. К тому же положение сына архитектора давало Максиму доступ ко всем проектам, он ни у кого не вызывал подозрений.

Соглашаясь на участие во всем этом, Александр Гирс слабо представлял, что его ждет на самом деле. Тогда он думал только о спасении собственной шкуры — и о новых возможностях, которые даст ему архитектурное бюро. Сначала все это и правда походило на обычное мошенничество: Максим набирался опыта, его работы были не слишком чудовищными. Но через пару лет он уже уверенно стоял на ногах, и вот тогда началось самое страшное: камеры пыток, использование ядов, насекомых, рептилий, животных, замуровывание заживо.

Гирс знал обо всем, что происходило из-за его бюро. Максим быстро сообразил, что архитектора это угнетает, и скрупулезно сообщал ему о каждой новой жертве. Вот тогда Гирс и понял, что ради денег, оказывается, можно пойти не на все. Он потерял покой и сон, долгожданное богатство больше не приносило ему счастья. Он и рад был бы соскочить, отказаться от всего, но он не мог: он слишком боялся Закревского, а потом уже и Максима, который и без поддержки своего покровителя был полноценным монстром.

Что же касается Ильи Закревского, то он участвовал во всем этом добровольно и с удовольствием. Он видел, что его отец в восторге от своего протеже, поэтому он старался подражать Максиму — в надежде на родительское внимание. В проекте он выполнял любые поручения Кавелина, был и курьером, и переговорщиком. Он бывал там, где Максиму не хотелось появляться, и очень гордился тем, что он тоже играет с чужими жизнями и смертями.

Это была устоявшаяся, многолетняя империя, успех которой обеспечило то, что у нее не было прямых конкурентов. Но всему когда-нибудь приходит конец, и для проекта Максима он начался с Сергея Увашева и Артура Селиванова.

Селиванов был клиентом Максима. Он действительно настолько завидовал своему конкуренту, что решился заказать убийство Сергея. Он много слышал о том, что бюро Александра Гирса знает свое дело. Их жертвы исчезают без следа — и навеки, никто еще не находил их тела. Правда, за такую чистую работу нужно было заплатить огромные деньги…

Которых у Артура не было. Точнее, они были, но для полной оплаты гонорара ему пришлось бы опустошить счета своей фирмы, буквально разориться. К этому он, конечно же, был не готов и решил обмануть Гирса. Он передал аванс, когда Увашева похитили. Он заявил, что заплатит остальное, когда конкурент умрет, причем его смерть обязательно должна быть долгой и мучительной.

Максим выполнил свою сторону договора: Увашев скончался лишь через месяц после похищения. Селиванов получил подтверждение его смерти — и отказался платить. Просто отказался, и все, считая, что ему ничего не сделают: ведь, признавшись в убийстве Увашева, Гирс подставит сам себя.

Вот тогда Максим пошел на принцип. Он хотел не только наказать Селиванова, но и сделать это наказание показательным, чтобы никому больше не приходило в голову обмануть его. Для начала он вернул миру тело Увашева, причем с такой издевкой, что это привлекло огромное внимание. Селиванов, естественно, стал главным подозреваемым, а такого он точно не ожидал. Он связался с Ильей и пригрозил, что выдаст их всех, если он сядет, то точно не один! Но выполнить свою угрозу он так и не успел: вскоре он был убит ядом бумсланга.

Что же до Сони Селивановой, то она не была связана с делами мужа. Просто убийство молодых женщин было личной прихотью Максима, его источником удовольствия. Он похитил Соню, дав ей шанс стать его любовницей. Она отказалась, и он отпустил ее, зная, что за ней сейчас следит полиция. Он хотел, чтобы она связалась со следователями, хотел показать свою власть.

Вот только он не ожидал, что ее тело найдут. Показательными должны были стать смерти Увашева и Селиванова, все! Соню Максим хотел причислить к пропавшим без вести, а потом, если получится, списать на нее убийство мужа, чтобы неудобное расследование завершилось.

Тело все-таки обнаружили, и это спутало Максиму все карты. Уже тогда он заинтересовался Анной и Леоном, но его внимание отвлекли на себя Полина Увашева и Ренат Донауров, устроившие покушение на Илью.

Илья не был ему другом, но он был из его круга. Поэтому уничтожение Полины и Рената стало для него вопросом чести и репутации. Он решил, что Анна и Леон подождут, они для него не опасны, однако в этом он серьезно ошибся. Из-за них Гирс оказался за решеткой, а дома-ловушки начали обнаруживать один за другим.

Максим понял, что это конец — по крайней мере, определенного этапа. Удержать бизнес на плаву уже не получится. Но это не слишком пугало его, потому что за годы работы он накопил немало денег на заграничных счетах, ему было куда отступать.

По-хорошему, ему следовало бежать сразу после ареста Александра Гирса, но он остался. Он не терпел, когда ему переходят дорогу — а Леон и Анна фактически разрушили его жизнь! Он должен был отомстить им. Он хотел убить их в одном из своих любимых детищ, мусороперерабатывающем заводе, и только потом исчезнуть навсегда, чтобы появиться в другом месте и под другим именем.

Он рискнул всем — и проиграл. В жизни тоже работают законы казино.

— С Гирсом теперь все понятно, сядет надолго, но по другой статье, — вздохнула Инга. — Сам он, похоже, не убивал, но разбираться в этом будут в суде, а чистосердечное он уже написал. Меня больше беспокоит Кавелин, и не только потому, что юридически он мертв.

— А что там не так? — удивился Леон. — Его ведь поймали с поличным!

— В том-то и дело, что не с поличным! Пока главная улика против него — это показания Гирса. Поэтому Гирса сейчас нужно беречь как зеницу ока!

— Стоять, — вмешался он. — А как же ваше похищение?

— За это его будут судить, без вариантов. Но хотелось бы все-таки привлечь за убийства! А он формально никого не убивал.

— Там было три трупа, — напомнила Анна.

— Выяснилось, что трупами они стали без участия Кавелина. Эти трупы были накануне похищены из морга. Сам Кавелин утверждает, что похитил нас без цели убить. Якобы он хотел запугать меня за то, что я арестовала его отца, а ты просто оказалась рядом и попала под раздачу. Что же до газа, то это была случайность — поломка оборудования.

— Бред.

— Но его адвокаты сделают этот бред вполне убедительным.

Они столкнулись с той же ситуацией, которая недавно была у Александра Гирса. Максим был виновен, они знали это, все знали. Но доказательств, связывающих смерти с ним, не нашлось! На суде он мог возложить всю вину на Гирса — он ведь был главным архитектором. Или на Илью Закревского — этот вообще возражать не сможет. Молодость в этом случае сработает на Максима, не каждый судья поверит, что двадцатилетний юноша мог придумать такую схему, да и тридцатилетний — тоже.

Инга ожидала, что Анна и Леон расстроятся, узнав об этом. И Леон действительно выглядел раздраженным, Анна — нет.

— Жил в девятнадцатом веке такой джентльмен — Уильям Рэндольф Хёрст, — задумчиво произнесла она. — Сегодня считается отцом желтой прессы. Ему же, в некотором смысле, принадлежит сомнительная заслуга культа серийных убийц. Когда Холмса арестовали и стало известно о его отеле, газеты Хёрста заплатили ему за откровения немаленькую сумму. Их нисколько не смущало, что платят они садисту и убийце. Для них он был героем публикации, только и всего. А Холмс всегда был не против поболтать о себе, он с готовностью согласился. В той исповеди он признался в убийстве двадцати семи человек, многие из которых оказались живыми, так что использовать эту писульку против него на суде не получилось, он ведь тоже не дурак был. Но этот случай примечателен по одной причине… Принимая деньги, Холмс показывал, что надеется выжить. По средним оценкам, он убил двести человек, по максимальным — около трехсот пятидесяти. И все равно он верил, что уйдет ненаказанным, потому что судебная система несовершенна. Только это он зря, потому что для его казни хватило четырех доказанных смертей.

— У нас и с этим могут быть проблемы, — признала Инга.

— Могут быть и будут, — подтвердила Анна. — Кавелин чертовски осторожен, он старался подготовиться ко всему, и на суде он будет извиваться как уж на сковородке. Но по-настоящему подготовиться ко всему просто невозможно. И очень скоро мы увидим, что же не учел господин Кавелин.