Глава 11. Джулия Смайт
Анна выглядела абсолютно спокойной, расслабленной даже, будто ничего особенного не случилось. Но Леон слишком хорошо знал ее. То, что она каждые пару минут смотрела на белый смартфон, лежащий перед ней на столе, словно ожидала звонка, говорило ему о многом.
Ему катастрофически не нравился план Полины Увашевой, но он не решался обвинить Анну в том, что она согласилась помогать ей. Потому что он и сам не видел другого выхода: нет ни одного законного способа заставить Полину не делать этого, взять ее под стражу. Даже если бы они нашли причину посадить ее под замок, сколько бы это продлилось? Убийца никуда не спешил, он бы дождался, пока Полину выпустят. И раз она не хотела бежать и спасаться по доброй воле, как они могли решать что-то за нее?
Поэтому Анна поступила правильно. С этим смартфоном у них появлялся хоть какой-то шанс спасти Полину и поймать убийцу! Правда, пока он не спешил показываться. Прошло несколько дней с тех пор, как Полина отдала смартфон, она жила обычной жизнью, не сидела дома, однако никто и не собирался на нее нападать.
Но это ничего, они продолжали расследование и без нее.
— Девушки нет, — с сожалением признал Леон. — То есть будто и не было никогда. Если бы я сам не видел те кости, я бы решил, что мы ничего не находили!
Ему до сих пор было неловко из-за того, что он так откровенно показал свою слабость во время путешествия. Теперь ему хотелось это исправить, и он, едва отдохнув, приступил к работе.
Он прекрасно помнил, как искал пропавших девушек в деле Джека-потрошителя, и сейчас хотел пойти тем же путем. Вот только результата не было, они ничего не знали о той девушке… они даже предполагали, что это девушка, а не молодой парень. Ни возраста, ни города… чего можно добиться с такими вводными?
Правильно, ничего. Именно это он и получил.
В год пожара на лесном хуторе в городах и поселках рядом с ним никто не пропадал. В других городах — да, пропадали, десятками, сотнями, тысячами. Это печальная жатва каждого года. Как можно найти в стране, которая площадью может тягаться с Плутоном, одного-единственного человека? А что, если девушка еще и не из России была? Нет, тупик.
— С фирмой, которая занималась хутором, все ненамного лучше, — вздохнула Анна. — У нас тут змея, кусающая собственный хвост.
— В смысле?
— В смысле, замкнулся круг, вот в каком смысле! Этот псих, кем бы он ни был, так похож на Холмса, что мне становится не по себе. Еще чуть-чуть, и я в реинкарнацию поверю!
Компания, занимавшаяся восстановлением хутора, была чуть ли не однодневкой. Ее зарегистрировали зимой, весной она занималась ремонтом полусгнившего домика, летом туда приехали студенты — первые и единственные гости. Все! После пожара выяснилось, что на лесной домик была оформлена очень грамотная страховка, и компания в проигрыше не осталась. После того случая она ничем больше не занималась и была ликвидирована уже осенью.
— Мошенничество со страховкой — типичнейшее поведение Холмса, — поморщилась Анна. — Поначалу меня удивило: почему страховая компания, теряя такие деньги, не провела полноценное расследование? Ведь если бы оно было, кости бы наверняка нашли, да и всеми этими пружинами заинтересовались бы. Но потом я узнала, кто был директором той загадочной компании, и все стало на свои места.
— Кто же?
— Илья Закревский собственной персоной. Похоже, это был его первый бизнес-проект, причем, думаю, изначально с прицелом на махинацию. Он хотел впечатлить папочку — и впечатлил. Его отец ездил туда и до, и после пожара, сохранились записи об этом. Думаю, именно Закревский-старший надавил на страховую, и им проще было тихонько все выплатить и не нарываться.
Вот, значит, что она имела в виду под замкнутым кругом… Перед ними снова было имя Ильи Закревского — того самого, который теперь лежал в больнице и никому уже ничего не смог бы рассказать. Полина Увашева, рвущаяся к справедливости и мести, вряд ли подозревала, какого ценного свидетеля она их лишила!
— А был в той компании кто-нибудь из нынешней тусовки Закревского? — поинтересовался Леон.
— Да мне и самой этого хотелось бы, но нет. Покойный Максим Кавелин в число владельцев фирмы тоже не входил.
— Любопытно, но его история на этом все равно не заканчивается.
Он видел, что она расстроена тем, что ниточка с компанией ни к чему не привела, а точнее, снова привела к Илье. Но отчаиваться было рано, Леон тоже пришел не с пустыми руками: он не ограничился поисками неизвестной девушки, и ему повезло.
Он положил на столик перед ней фотографию. В такое время зал ресторана оставался полупустым, немногочисленные гости собирались в основном у окон, и им, устроившимся в дальнем уголке, никто не мешал.
Фотография была старой, сделанной еще в те времена, когда снимки сразу же распечатывали, потому что пленку друзьям не покажешь. На ней был запечатлен мальчишка лет четырнадцати, тощий, неуклюжий, как многие подростки, и не очень-то приветливый. Он щурился от солнца, прикрывал лицо рукой, и из-за этого, да еще из-за качества фото, его сложно было рассмотреть.
— Максим? — догадалась Анна.
— Он самый.
— Где ты взял этот снимок?
— В школе, в которой он учился. У них там есть нечто вроде Доски почета чуть ли не со дня основания. Туда вешают фото отличившихся учеников и преподавателей. Если учитывать, что со временем все это дело мнется и выцветает, сомнительная идея, но не мне их судить.
— Чем же отличился Максим, раз оказался на доске? Кроме того, что достаточно рано умер и таким образом могли почтить его память.
— Не его случай, — возразил Леон. — Если я правильно понял, когда его наградили, ему было именно столько лет, сколько на этом снимке. Он был отличником — преуспевал во всем, звездный ученик, никто не удивился, когда он без какого-либо блата поступил в МГИМО.
Он не стал говорить, на кого Максим этим похож. Анна понимала это получше, чем Леон.
— Но это еще не все занимательные факты о нашем загадочном Максе, — продолжил Леон. — Его отец был очень уважаемым врачом, хирургом. Мать — архитектором, хотя и не слишком примечательным. И что это означает? Ты понимаешь?
— Что в доме была соответствующая литература, а родители могли кое-чему его обучить, — кивнула Анна. — Да, это любопытное сочетание знаний.
— Медицина, архитектура, наверняка инженерное дело… плюс его способность заводить нужные связи, которая стала очевидной в МГИМО. Похоже, мы не так поняли то, что произошло с ним в лесном доме.
Они были уверены, что ту поездку срежиссировал убийца, чтобы избавиться от Максима на забаву своим друзьям. Но что, если именно Макс это придумал? Что, если ему хотелось исчезнуть как Максиму Кавелину — и стать кем-то совершенно другим? Новым человеком, без прошлого, без связей…
— Генри Холмс поступил точно так же, — заметила Анна. — Он перестал быть Маджеттом не потому, что ему имя не нравилось, а потому, что к тому моменту на него смотрели с подозрением. Как Герман Маджетт он уже засветился в нескольких маленьких городках. На него косились как на мошенника — и на предполагаемого убийцу маленьких детей.
— Он еще и детей убивал? Просто замечательно! Я только одного не пойму… Если вся эта афера с хутором была устроена ради условного перерождения Максима, то откуда там мертвая девушка?
— Думаю, из-за того, что мы изначально приписывали Кавелину — она была развлечением. Холмс убивал разных людей, особенно если это было ему выгодно. Но истинное удовольствие ему доставляли смерти женщин и детей.
— Прелесть, а не человек…
Сложно было сказать, что на самом деле произошло в лесном доме: они слишком мало знали, да и список гостей был странным. Почти все студенты, которые были там, давно жили за границей. Они словно бежали от своего друга Ильи! А из его нынешней тусовки никто не был свидетелем тех мрачных событий.
— Холмс любил женщин, — тихо сказала Анна, бросая очередной взгляд на белый смартфон. — Но любил так, как любят еду или развлечения, а не живое существо. Он был многоженцем — в те времена это была отдельная статья. Ради этих браков он рисковал, но ничего не мог с собой поделать. Его тянуло к женщинам, но далеко не каждая из них согласилась бы переспать с ним, если речи не шло о браке.
— Проститутки бы согласились, — отметил Леон. — Или в свободолюбивой Америке их не было?
— В свободолюбивой Америке их как раз хватало, хоть контейнерами грузи. Но проститутки всегда воспринимались как специфический вид женщин. Кого-то к ним тянуло — того же Джека-потрошителя, который их наказывал. Но Холмс не наказывал никого, ему просто хотелось секса с женщиной достаточно высокого уровня. Не аристократкой, конечно, однако уважаемой, обычной. Сначала он просто уходил от женщин, которые ему надоедали, потом нашел более кардинальный метод. Например, когда он открыл отель, он ловко манипулировал своими сотрудницами, использовал для получения страховки. Одну из них, Джулию Смайт, и вовсе увел от мужа.
— А муж не додумался ему за это челюсть сломать?
— Мужья бывают разные, — усмехнулась Анна. — Супруги Смайт оба работали в отеле, для них Холмс был нанимателем, человеком другого сорта. Всегда существовали люди, которые пресмыкаются перед богатством, считая, что оно поднимает своих обладателей над толпой. Возможно, мистер Смайт был из их числа, а может, просто не ценил свою семью. Узнав, что Джулия ему изменяет, он собрался и уехал, бросив в отеле и ее, и их общую двенадцатилетнюю дочь Перл. Как ты можешь догадаться, обе из этого отеля уже не вышли. Нет, Холмс не убил их сразу. Некоторое время он поддерживал иллюзии Джулии, она жила с ним и работала на него. Но под Рождество она ему надоела — возможно, в свете приближающегося праздника она захотела настоящей любви, которую Холмс не мог ей дать. Она и Перл просто исчезли. В то время он всем твердил, что Джулия уехала к родственникам. Компьютеров, понятное дело, не было, страна большая… В общем, ему поверили. Лишь несколько лет спустя, после ареста, Холмс признался, что убил Джулию и сделал очередной скелет на продажу. Такая вот цена за надежду на новую жизнь…
Слушая ее, Леон невольно думал о той девушке, кости которой теперь ждали захоронения на хуторе. Она, возможно, тоже приехала туда добровольно. Богатые молодые мужчины, все свободные — для многих это мечта. Ей казалось, что это ее звездный шанс, вряд ли она могла предположить, что ее ждет на самом деле. Никто бы не смог! Но, судя по тому, что кости были разделены, и вряд ли пожаром, ее участь была не из легких.
— Как вообще можно повестись на уговоры убийцы! — поморщился он.
— У него на лбу не написано «Убийца», если что. Серийные убийцы ни внешне, ни в общении не отличаются от обычных людей — за редким исключением. Они приспосабливаются, мимикрируют, учатся жить в обществе, даже если не понимают его. А некоторые и вовсе дьявольски обаятельны. Скорее всего, первый муж Джулии Смайт был типичным американским работягой: немногословный, грубоватый, любит выпить. Самый большой комплимент от него — это шлепок по заднице. Она прожила с ним больше двенадцати лет, а потом встретила Холмса: улыбчивого, обаятельного, умеющего говорить красиво. Даже в наши дни женщины на такое ведутся. А теперь вспомни, что Холмс был первым серийным убийцей в Америке. Первым! Для его современников, включая Джулию, убийца — это злобный грабитель банка, который открывает огонь по полиции и заложникам. А Холмс, элегантный, не таскающий с собой пистолет… ну какой он убийца? И зачем ему убивать Джулию, если у нее нет денег? Картину ты понял.
Прошло больше ста лет, серийные убийцы получили печальную известность, но, судя по судьбе девушки в лесном доме, многие вещи остались неизменными.
Теперь, когда они столько знали о Максиме Кавелине, он все больше подходил на роль Макса, упомянутого Ильей Эдику. Он не погиб там, он стал кем-то другим…
— Ты знаешь, я сомневаюсь, что он все-таки наш убийца, — признал Леон. — Что он даже может им быть! Ему же сейчас тридцать один год…
— Напоминаю: Холмсу было тридцать четыре. А теперь сделай поправку на время, учти все доступные информационные ресурсы, и тогда ты увидишь, что Кавелин даже задержался в развитии по сравнению с Холмсом. Я не говорю, что он работает один. Я даже не говорю, что убийца — это именно он, без вариантов. Но это может быть он, а значит, нам нужно допустить, что он пережил тот пожар, и попытаться понять, кем он стал.
— Тут у меня как раз есть одна идейка! Думаешь, я зря лишил школьную Доску почета центрального украшения? Посмотри на него — и скажи мне, на кого он похож.
Анна присмотрелась к фотографии внимательней. Леон ничего не подсказывал ей, он терпеливо ждал. Он никогда в ней не сомневался, поэтому и теперь верил, что она догадается сама.
Да, на снимке он был почти ребенком. Но при должном воображении можно было прикинуть, каким он мог вырасти, дорисовать нужные черты, сравнить его с тусовкой Ильи Закревского, которую они видели в ночном клубе.
И вот тогда становилось понятно, что этот мальчишка похож на Матвея Рябцева — актера, который на первый взгляд казался совершенно лишним в компании «золотых мальчиков».
* * *
К тому, что Леон неуправляем, она почти привыкла. Не научилась принимать его таким, какой он есть, — этого еще не хватало! Просто если раньше Лидии хотелось оставить его при себе, как самого выгодного мужа, то теперь ее планы сводились лишь к тому, чтобы ужалить его побольнее, отомстить ему за все, что он сделал и не сделал, и только потом бросить его.
Обычно в этом ей помогал Дмитрий, который, правда, не знал, что последним пунктом этого плана в любом случае станет развод. А теперь и он исчез! Вот что задевало Лидию больше всего.
Она прекрасно знала, что старший из братьев Аграновских влюблен в нее. Младший, зараза, сначала был увлечен ею, а теперь вот соскочил. Но Дмитрий — совсем другая история, он всегда тянулся к ней гораздо больше, чем Леон! Он не мог отвернуться от нее, не должен был…
Но вот — сюрприз. Жизнь непредсказуема. С недавних пор он не брал трубку и не отвечал на ее сообщения. И это при том, что Леон мог по нескольку ночей шататься непонятно где, приходить полуживым и заваливаться спать, не отвечая на ее вопросы! А внутри ее по-прежнему рос ребенок, которого Лидия считала гарантией кое-каких прав.
Она не собиралась отступать. Она и раньше была не из тех, кто отказывается от своих желаний, а ведь теперь она стала матерью! Любая ее борьба — это уже не эгоизм, а священный поход на благо малыша, вот так-то!
Поэтому она снова явилась в гости к Дмитрию — без сомнений и зазрений совести.
— Что-то ты к нам зачастила, — с натянутой улыбкой заметила Мила. — У тебя все в порядке?
Нет, у нее было не все в порядке! Но говорить об этом Миле Лидия не собиралась, они друг друга едва переносили. Не удивительно, что Дима изменил этой жирной клуше, странно, что он тянул так долго!
— Все хорошо, — соврала Лидия. — Просто я очень волнуюсь, это мой первый ребенок, а я уже не девочка…
— Глупостей не говори, ты еще достаточно молода, чтобы ни о чем не беспокоиться.
— Раньше таких называли старородящими!
— А еще раньше женщин сжигали на кострах, считая их ведьмами, — заметила Мила. — Это и называется развитием: мы уходим от веры в глупости. У тебя все в порядке, это я тебе как врач говорю.
Как будто кто-то интересовался ее мнением!
— Спасибо, — кивнула Лидия. — Мне нужно поговорить с ним о Леоне…
— Опять?
— Это важно, правда…
Она сделала вид, что собирается расплакаться, и это сработало: Мила мгновенно смягчилась.
— Да я ведь тебя не гоню, что ты, в самом деле! Подожди чуть-чуть, Дима скоро вернется.
Если бы Мила позвонила ему и предупредила, кто его ждет, он бы, скорее всего, уже купил билет в один конец в Уругвай. А то, что Дима действительно пришел минут через двадцать, лишь доказывало, что его жена ни о чем сообщать не стала — то ли из мстительности, то ли из женской солидарности.
Лидия не стала встречать его в коридоре, она дождалась его на кухне. Ей хотелось встретиться с ним наедине, без Милы, увидеть его глаза, понять, что он думает…
Первый результат был не таким уж плохим. Дмитрий разозлился на нее из-за этого визита, тут не поспоришь. Но он все равно любил ее! Она видела это, чувствовала кожей, улавливала так, как умеют только женщины.
У нее все еще была эта власть, а значит, ее победа вполне возможна.
— Опять? — устало спросил Дмитрий, садясь напротив нее.
Он не смотрел ей в глаза и казался скорее печальным, чем злым.
— Как же иначе, если ты ничего не сделал? Он опять с ней!
— Думаю, с ней и будет.
— Что?! — От возмущения Лидия даже повысила голос.
— Тихо ты!
— Я этого не допущу! Ты этого не допустишь!
— Там все запутано.
— Ничего не запутано, убери от него эту дворнягу, и он снова будет моим!
— Убрать ее будет не так просто. Лида, она знает про ребенка.
— В смысле? — смутилась Лидия. — Знает, что я беременна? Так это не секрет, я хочу, чтобы она знала!
— Она знает, от кого ты беременна.
А вот это уже было неожиданно. Шокирующе! Лидия считала этого ребенка своим оружием, своей личной магией. То, что Анна Солари знает правду, казалось ей чуть ли не нарушением закона природы. Невозможно!
— Откуда она может знать?
— Догадалась, — сдавленно произнес Дмитрий.
Но именно в этой неловкости Лидия и уловила истинный ответ.
— Ты что, рассказал ей?!
— Не специально! Она обманула меня, обвела вокруг пальца… Какая разница, как это произошло? Главное, она знает.
Разница на самом-то деле была. Лидия поверить не могла, что он так подвел ее! Она же доверяла ему… Потому что считала его своей собственностью, но разве это важно? А теперь по вине ее единственного союзника все рухнуло!
— Боже мой, — прошептала Лидия. Ей сейчас нужно было выглядеть несчастной, чтобы он осознал свою вину. — А Леон? Он знает?
— Не думаю. Анна считает, что я должен рассказать ему.
— Да она издевается!
— Вряд ли. Если посмотреть на ситуацию отвлеченно, она делает мне одолжение.
— А не надо ни на что смотреть отвлеченно! Это моя жизнь, понимаешь? Не одолжение тебе, а разрушение моей жизни!
— Не утрируй…
— Я беременна! — напомнила Лидия. — Ты серьезно думаешь, что в такой ситуации я могу хоть к чему-то отнестись легко, мол, так и надо?
— Мы что-нибудь придумаем…
— Уж надеюсь!
Перед ним она хотела быть беспомощной жертвой, брошенной женой и несчастной матерью, чтобы он не расслаблялся. На самом деле Лидия больше не верила ему, только не после этого прокола с Анной.
Теперь ей было еще важнее удержать Леона, чтобы показать этой стерве ее место. Лидия никому не собиралась уступать, а уж тем более Анне Солари!
Осталось только придумать, как сохранить семью, которая давно уже была ей не нужна, без ребенка.
* * *
Жизнь потеряла вкус, и цвет, и запах. Теперь она была похожа на немое кино: вроде бы картинка та же, но все какое-то неестественное, утрированное. То ли ускоренное, то ли замедленное. И во всем этом Полина была лишь персонажем.
Наблюдая за ней со стороны, можно было решить, что она уже оправилась после смерти мужа и для нее все стало прежним. Она приезжала в офис, уверенно вела дела фирмы, встречалась с партнерами, обедала в ресторане, ездила на фитнес. Она была типичной бизнес-леди, богатой вдовой, которая лишь выжидает положенный срок траура, чтобы завести себе молоденького любовника.
У них, наблюдающих со стороны, не было ни шанса понять, что она теперь ничего не чувствует. Совсем! Она пережидала день за днем, как живой мертвец. Она так привыкла в своему графику, что теперь ей было несложно придерживаться его. Точно так же старое цирковое животное заучивает трюки, которые потом повторяет до самой смерти, даже когда его отправили на покой в какой-нибудь провинциальный зверинец. Маленькая слепая лошадка пони все ходит и ходит по кругу…
Время не лечило ее, становилось только хуже. Она каждое утро просыпалась одна и думала о том, что так теперь будет всегда. И как глупо было со стороны Анны ожидать, что она смирится с этим, забудет и пойдет дальше! Нет Сергея — значит, ничего нет.
Хотя Анну Полина могла обвинить лишь в эмоциональной наивности. В остальном же она возлагала на эту девушку большие надежды. Если кто и справится с ее просьбой, то только она. Следовательница, которая вела дело Сергея, тоже была неплоха, но ей мешали шоры, которые она сама на себя навесила. Есть такие люди: природа дарит им то, о чем другие только мечтают, а они не решаются использовать весь свой потенциал, потому что «мало ли» и «как бы чего не вышло».
Но Анна Солари была другой, в ней Полина почувствовала нужную свободу, а свобода дает решимость. Девушка с янтарными глазами могла ей помочь. По крайней мере, на это Полина надеялась, потому что одна она уже не справлялась. Тело Рената так и не нашли… Как странно: мысль о том, что ее труп тоже никогда не обнаружат, пугала Полину больше, чем сама смерть. Она ведь должна покоиться рядом с Сергеем, иначе — никак!
— Полина Семеновна, вас проводить? — спросил охранник.
— Коля, ты с ума сошел? — вздохнула Полина. — Там же одни эти розовопудровые девочки, вы со своими громилами их всех распугаете! Стойте по периметру, смотрите за всеми, кто входит в здание, этого будет достаточно.
— Как скажете.
Она не изменила ни одну из своих привычек, чтобы убийца решил, что она расслабилась. Вот и теперь она приехала на массаж в знакомый СПА-салон. Место было тихое, все еще дышащее новизной, хотя с открытия прошел уже год, исключительно женское, и за это Полина тоже его ценила. Сережа ее часто ревновал, и она старалась не мучить его этим.
Ей уже не хотелось массажа. Ее тело словно онемело, оно было не способно ощущать удовольствие точно так же, как разум. Но она все равно приходила, лежала, чувствовала, как сильные руки массажистки пытаются принести хоть какое-то расслабление ее напряженным мышцам.
— Полина Сергеевна, сплошные узлы в плечах! — шутливо возмущалась массажистка. — Ну нельзя же так! Нельзя жить в постоянном стрессе!
— Иногда так просто получается.
— Ничего, все будет хорошо…
Нет, не будет. Но зачем говорить об этом людям, которые еще способны верить в лучшее?
После массажа ее спину покрыли теплым маслом, теперь Полине полагалось минут двадцать полежать, слушая музыку и наслаждаясь ароматами, а потом идти в душ. Все по заведенному порядку. Но если раньше, в счастливом прошлом, которое казалось ей ненастоящим, она обожала эти моменты, то теперь — нет. Она делала то, что нужно.
Полина не следила за временем, просто прикинула, что нужный срок уже, пожалуй, прошел. Она завернулась в длинный пушистый халат и направилась к двери в душевую.
Вот только там ее ждал не слишком приятный сюрприз, на двери висела табличка: «Замок сломан, пожалуйста, воспользуйтесь служебным выходом».
Просто замечательно! Полина понимала, что это мелочь, такое случается. Но неужели массажистка не могла предупредить ее об этом лично? Что это за письменные предупреждения в советском стиле? Впрочем, злиться не было причин: служебная дверь располагалась здесь же, рядом.
А ведь она никогда не замечала эту дверь, хотя на массаж приезжала далеко не первый раз! Ей всегда казалось, что стена возле душевой просто украшена большими декоративными панелями с изображением нежнейших орхидей. Умный ход: служебные помещения не должны отвлекать внимание клиентов, пусть думают, что порядок в салоне поддерживается чуть ли не волшебством, а всех этих людей со швабрами и тряпками не существует.
За дверью скрывался узкий коридор, оформленный в шоколадных и бежевых тонах, как и все коридоры СПА-салона. Он был не слишком длинным, почти сразу упирался в поворот, и Полина ни секунды не сомневалась, что именно там и находится душевая.
Однако долго эта уверенность не продержалась. Заглянув за угол, Полина обнаружила, что коридор не заканчивается — он просто меняется. Исчезали теплые тона и дорогое оформление, дальше ее ждал чуть ли не крысиный лаз: узкий тоннель с серой плиткой на полу и стенами, выкрашенными черной краской. Да еще и бесконечный! Полина не видела там ни одной двери, а темнота не позволяла оценить длину коридора.
— Что за дьявол? — нахмурилась Полина.
Естественно, идти туда она не собиралась. Она готова была вернуться, выйти через основную дверь, может, даже устроить скандал. Она платила салону огромные деньги, и ей никак не хотелось лазать по каким-то катакомбам в банном халате!
Но едва она обернулась, как дверь закрылась. Просто закрылась, хотя там никого не было! Полине стало не по себе, она поспешила обратно, но в этот момент в коридоре погас свет. Темнота, кромешная, густая, навалилась на нее почти ощутимым весом. Как будто кто-то нажал на кнопку — и выключил весь мир, как телевизор.
От неожиданности Полина оступилась, упала, и это лишь усилило чувство дезориентации в пространстве.
— Эй! — крикнула она. — Что за шутки? Включите свет! Я же здесь! Вы слышите меня?
Но ей никто не ответил, да и свет не вернулся. Верить, что это всего лишь шутка или ошибка нерадивого персонала, было все сложнее. Полина слишком хорошо помнила, в каком положении она находится и кто охотится за ней.
Даже так, поверить, что он может быть связан с этим, она не могла. Это же СПА-салон, дорогой, уважаемый, известный всем ее друзьям! Как убийца может быть связан с этим местом? Невозможно, неправильно!
И все же ей было страшно. Волнение нарастало, Полина знала, что ее пульс ускорился, и это вот-вот отразится на датчике, который она дала Анне. Пускай, пусть будет ложная тревога, лишь бы это все закончилось!
Она кое-как поднялась и, опираясь на стену, добралась до двери. Попытки открыть ее ни к чему не привели, здесь даже ручки не было! Полине только и оставалось, что колотить худенькими кулачками по непреклонно гладкой, холодной поверхности.
— Меня кто-нибудь слышит? Выпустите меня отсюда!
Теперь она уже жалела, что не позволила охране пойти с ней. Но тогда это казалось таким глупым, неуместным… Может, она допустила ту же ошибку, что и Ренат? Его ведь тоже непросто было застать врасплох, а убийца справился! Кто он вообще, человек или нет? Как он может вот так управлять всем миром?
Темнота стирала связь с реальностью, а без этого Полине легко было поверить, что ее преследует демон.
На ее крики так никто и не отозвался, однако новый звук в темноте все же появился. Это было глухое гудение, странное, слишком неровное, чтобы быть связанным с машиной. Оно шло волнами, но с каждой секундой становилось все громче. И Полине казалось, что доносится оно из стены рядом с ней.
Да, такого не могло быть… А что здесь вообще нормально? Что допустимо, что правильно? Если уж смотреть на это объективно, сама ловушка, в которую ее заманили, не может быть настоящей. Но ведь она же есть!
Все больше поддаваясь страху, она вспомнила Сергея. То, что случилось с ним, тоже казалось чудовищно неправильным. Это ли не лучшее указание на убийцу, которого она давно ждала? Ей не стоило верить, что его нападение будет обычным. Что войдут люди в масках и под дулом пистолета уведут ее куда-то? Нет, человек не мог так издеваться над Сережей, но чудовище могло, и оно снова действует по-своему.
Полина не знала, какую судьбу оно приготовило для нее, но не хотела даже выяснять. По-прежнему опираясь на стену, потому что иначе в темноте невозможно было двигаться быстро, она начала отдаляться от двери. Ее похититель наверняка ожидал, что она будет стоять здесь и ждать помощи — и напрасно! Она сама найдет выход, он ведь должен быть!
Она сказала Анне Солари правду: она готова была умереть, она просто не хотела этого. Вот и сейчас, в момент смертельной угрозы, Полина не сдавалась, она двигалась. Инстинкт самосохранения гнал ее вперед, не позволяя страху парализовать ее. Ее месть — это не смирение, это борьба. Поэтому ей нужно было продержаться здесь, если не сбежать, то хотя бы выжить. Анна наверняка получила сигнал, она ищет ее, она придет — очень скоро!
А гул между тем нарастал, он был совсем близко, и этот звук, незнакомый ей, непривычный, питал ужас в ее сердце сильнее, чем темнота. Полине казалось, что она попала в работающий двигатель: теперь треск, жужжание, шипение окружали ее повсюду. Она была слишком напугана, чтобы прислушаться и понять истинную природу этого звука, отделить его от того, что дорисовывало ее воображение. Да и какая разница? Ничего хорошего в нем быть не может, ей нужно уйти!
Но ей не дали уйти. Полина привыкла к тому, что под ногами у нее ровный пол, а вокруг нее — гладкие стены. Только это и позволяло ей быстро продвигаться по коридору. Однако, в очередной раз перемещая руку, она напоролась на что-то маленькое, выпуклое и мгновенно почувствовала боль. Казалось, что ей в ладонь вогнали раскаленную спицу, не меньше!
Она крикнула, одернула руку и обхватила ее второй рукой. Она ожидала, что сейчас нащупает жуткую сквозную рану, но нет. В ладони действительно что-то было, однако крошечное… и причиняющее ей боль, которую ей едва удавалось терпеть.
Теперь уже она боялась стен и старалась не касаться их. Полина надеялась, что это ее защитит, только вряд ли в этом темном лабиринте была хоть какая-то защита. Ей показалось, что в нее начали бросать камни — небольшие, но достаточно тяжелые для того, чтобы ранить ее. А потом последовали новые атаки: все то же чувство острых длинных спиц, протыкающих ее тело и оставляющих после себя пламя.
Они были везде: на ее руках, ногах, на шее, даже на лице. Отдельные уколы уже не чувствовались, боль сливалась воедино. Кто-то был совсем рядом, в этой темноте, он нападал на нее, колол, отстранялся, а Полина не могла даже коснуться его! Она была на его территории, и он видел во тьме. Чувство того, что это демон, нарастало, а боль ослабляла разум, мешая мыслить здраво, так, как раньше.
Она поддалась панике и попыталась бежать. Это было ошибкой, однако тут любое решение ни к чему бы не привело. Ее тело, скованное болью, онемевшее, едва подчинялось ей. Полина не знала, кричит она или нет, бежит или еле идет. Она боролась непонятно с чем, а может, даже развлекала нападавшего наивной попыткой спастись!
Она уже не помнила, откуда пришла и куда двигалась раньше. Она потерялась, и мир просто исчез. В этот момент страх и боль дошли до предела, а потом просто закончились.
Полина понимала, что это не может быть нормальным. Однако внезапная ясность ее сознания подсказала: это просто конец. Страх и боль нужны для спасения, они питают тело и разум, заставляя бороться за жизнь. Но когда становится понятно, что определенная черта уже пройдена, в них нет смысла.
Вот теперь она не боялась. Она принимала то, что произошло с ней, с холодной решимостью. Разве не она говорила Анне, что готова на все, лишь бы отомстить за Сергея? У нее был шанс спастись бегством, и она не приняла его, значит, ей нужно пройти этот путь до конца. Она понимала, что не справилась, да и не могла справиться. Но в эти минуты, поддаваясь слабости, она утешала себя тем, что переносила всю свою веру на Анну Солари. Она проиграла, однако это ничего, не страшно, не предел. Все было не зря, потому что Анна справится…
Но последняя ее мысль была связана не с Анной, нет. До того, как сознание Полины угасло, она почувствовала удивительный покой, сотканный из воспоминаний, и невольно подумала: «Сережа… спасибо. Это была чудесная жизнь».