Глава 10. Герман Уэбстер Маджетт

Серьезных оснований подозревать Александра Гирса в чем-то пока не нашлось, и Инге нужно было действовать очень осторожно. Однако и остаться в стороне не могла, она нутром чуяла: это не тот случай, когда можно пройти мимо. Она начала собирать информацию о Гирсе, и не зря. Он оказался не только связан с Ильей Закревским, год назад он работал с Селивановым над строительством ночного клуба, и, что еще важнее, он входил в число собственников того самого развлекательного комплекса, где погиб Сергей Увашев.

Ей нужно было снова увидеться и поговорить с ним, но пока приходилось полагаться только на его добрую волю. К счастью, Гирс оказался неожиданно сговорчивым, и, когда она попросила о встрече, он пригласил ее в свое поместье.

Она читала о том, что Гирс — востребованный архитектор, но лишь теперь она поняла, что это значит на самом деле. А означало это деньги: очень, очень большие деньги. Александр Гирс не относился к тем сапожникам, которые сами остаются без сапог. На участке земли, который сам по себе стоил как полноценный аэродром из-за близости к Москве, он построил великолепную виллу, большую и светлую, но удивительным образом лишенную пафоса. К вилле примыкал роскошный сад, который даже в ноябре не утратил своего очарования. Дело близилось к зиме, каждое утро мир покрывала изморозь, а здесь до сих пор благоухали цветы! Причем Инга даже не знала, откуда они: это явно было что-то северное, устойчивое к холодам.

Гирс встретил ее лично. Он не пытался изобразить радушие, для которого не было оснований, но и не боялся Ингу. Он был здесь хозяином всего, чего ему бояться?

— У вас тут настоящий ботанический сад! — восхитилась Инга после приветствия.

— Хотите осмотреть его?

— Да, если вы не против.

Она всегда любила сады, парки и леса. Вилла нравилась ей, но не так, как это великолепие природы, словно перенесенное сюда прямиком из сказки. К тому же в саду было тихо и уютно, ничто не помешало бы им поговорить.

— Есть новости по делу Ильи? — поинтересовался Гирс. Он, естественно, считал, что визит Инги связан только с этим.

— Есть, — помрачнела она. — Увы, не те, которые мне хотелось бы вам сообщить.

Им удалось найти машину, спровоцировавшую аварию, но не водителя. Инга подозревала, что так будет: там явно был мастер своего дела, а не случайный алкоголик за рулем. Он, скорее всего, уже очень далеко от Москвы! Поэтому своей истинной задачей она видела не розыск этого подонка, а доказательство вины самых очевидных подозреваемых.

Вот только один из них пропал. Рената Донаурова никто не видел уже два дня. Его охранники утверждали, что это похищение и их босс ничего подобного не планировал. Однако Инга верила, что это всего лишь постановка. Должно быть, Донауров догадался, что на него выйти проще, чем на Полину Увашеву, и поспешил скрыться. А зря: Инга даже не считала его главным подозреваемым.

В любом случае его розыском занималась не она, просто эти новости позволяли ей оправдать визит сюда.

Гирс выслушал ее спокойно, словно для него все это не так уж много значило.

— Я благодарен вам за то, что вы не мучаете этим отца Ильи, — сказал он. — Ему сейчас нужен покой.

— Я понимаю, но, раз уж я не могу обратиться к нему, я обращаюсь к вам. Скажите, у Ильи были враги? Те, кто желал бы ему такой участи?

— Мне казалось, что имя человека, стоящего за покушением на Илью, уже известно всем.

— Ее вина еще не доказана, хотя я склонна с вами согласиться. Нам будет проще, если мы поймем, какой у Увашевой мог быть мотив. Зачем ей нападать на Илью?

Она все это время наблюдала за ним, надеясь, что Гирс выдаст себя хоть чем-то. Но нет, он был расслаблен, уверен в себе, расстроен тем, что случилось с его крестником — и не более. Он не собирался даже нервничать, о панике и речи не шло.

— Я, к моему величайшему сожалению, не слишком близко общался с Ильей, — признал он. — Я пытался понять это сам, разговаривал со своим сыном и его друзьями, Илья был из их компании. Они не знают этого наверняка, но предполагают, что может быть замешана женская ревность.

Такого ответа Инга никак не ожидала.

— Что, простите?

— Женская ревность, — невозмутимо повторил Гирс. — Друзья Ильи считают, что у него был роман с этой барышней еще при жизни ее мужа. Когда Увашева не стало, она решила, что теперь сможет встречаться с Ильей открыто. Но нужно понимать, что мы говорим о женщине сорока лет. Илья изначально не воспринимал эти отношения всерьез и отказал ей. Ну а дальше — вы знаете.

Версия была откровенно сомнительной. Полина Увашева не нравилась Инге, на допросах она вела себя высокомерно, если не сказать, нагло. И все же одно было очевидно: огромная, бесконечная любовь вдовы к покойному мужу. Сложно было представить, что Полина променяла бы его на сомнительную радость секса с Ильей Закревским.

Однако Гирс, похоже, поверил словам сына, да иначе и быть не могло.

— Рекомендую вам проверить эту версию, — сказал он. — Поведите допрос в таком направлении, и результат может вас удивить.

— Спасибо, я… Я это учту.

Ей было неловко — так, как профессионалу быть не должно. Момент хотелось побыстрее сгладить, и подходящая тема как раз была у нее перед глазами.

— У вас все-таки удивительный сад! Как вам удалось этого добиться?

Она не пыталась ему польстить. Когда Инга ехала сюда, у дорог она видела лишь голые лиственные деревья и пожухшие к зиме сосны. Но здесь красок пока хватало, и некоторым деревьям предстояло зеленеть даже в морозы.

Гирс похвалой не проникся:

— Не уверен, что могу вам ответить. Я не слежу за садом лично, этим занимаются нанятые люди, у них там какая-то своя система с использованием совершенно тошнотворных компостных ям, которые, к счастью, скрыты от посторонних глаз. Я даже бываю здесь редко — единственный недостаток ведения проектов в разных городах страны. Но мой сын любит этот сад не меньше вашего, он и его друзья часто бывают здесь.

— И Илья, значит, бывал?

— Разумеется. Мой дом всегда был открыт для крестника.

— Я бы хотела поговорить с вашим сыном об Илье, — призналась Инга. — И с его друзьями тоже, со всеми, кто хорошо знал Илью.

— Лучше поговорите с Увашевой, пользы будет больше. Я передам сыну вашу просьбу, но не думаю, что он согласится.

Она хотела сказать, что всегда может вызвать этих мажоров на допрос, но не решилась. Было в Александре Гирсе нечто такое, что заставляло очень внимательно подбирать слова, разговаривая с ним.

Она всегда-таки увидела Георгия Гирса и компанию в тот день, но издалека. Они, похоже, решили устроить позднюю шашлычную вечеринку и бесились у костра. Наблюдая за ними, Инга невольно подумала о том, как сдвинулось время. Когда ей было тридцать, у нее была успешная карьера и уверенность в том, что она делает. А эти ведут себя как подростки и не собираются меняться!

Хотя, может, дело не во времени? Дело в том, что жизнь попросту позволила им не взрослеть под крылом у родителей…

Она провела в вилле около часа, но это ни к чему не привело. Гирс рассказывал ей то, что она и так знала из других источников. Инга лишь получила подтверждение, что он не врет ей, и не больше. Ей все равно было неловко, и с каждым моментом становилось все хуже. Хозяин виллы был с ней вежлив, ей не к чему было придраться, Инга сама не смогла бы объяснить, чем именно это место угнетает ее.

Но свободно она могла вздохнуть лишь после того, как покинула райский сад.

Полет дался ему сложнее, чем он ожидал, но Леон не собирался говорить об этом. Он мог позволить слабость кому угодно, кроме себя, и мысль о том, что теперь он уязвим, раздражала его. Он не мог допустить, чтобы Анна отправилась бродить по этим лесам одна — не только из-за нее, из-за себя тоже. Для него это пока была лучшая возможность доказать себе, что то ранение не подкосило его навсегда и он еще многое может.

Начало этого путешествия его не порадовало. Дышать из ингалятора приходилось куда чаще, чем он ожидал. Это раздражало его, пульс ускорялся — и дышать приходилось снова. Анна ни разу не упрекнула его за это, и спасибо ей, но она не спускала с него глаз, готовая в любой момент вызвать врача.

А вот на земле ему стало легче, особенно после того, как они покинули здание аэропорта. Воздух Сибири был морозным, но очень чистым, и дышать им оказалось куда легче, чем воздухом Москвы. Они взяли напрокат машину, и за рулем была Анна, Леон в это время мог расслабиться и окончательно прийти в себя. Помогло: уже через час он чувствовал себя лучше, чем раньше.

— Я удивлена тем, что Дима не приехал в аэропорт, чтобы броситься тебе под ноги, — заметила Анна.

— Я тоже. А ведь я сказал ему, куда собираюсь! Но он какой-то странный в последнее время…

Иногда Леону казалось, что старший брат начал избегать его. Это, конечно же, было глупо: у Димы не нашлось бы ни одной причины так себя вести. Кроме разве что недовольства расследованием — но уже пора бы смириться!

Лидия успокаиваться не собиралась, у нее хватало времени, чтобы писать ему долгие письма, звонить и не оставлять в покое дома. Леону даже пришлось пригрозить, что он будет ночевать в гостинице, чтобы она наконец отстала. Хотя он подозревал, что это лишь затишье перед бурей: к его возвращению она наверняка придумает новый способ изводить его.

И что вот это — навсегда? Они с Лидией уже друг друга на дух не переносят, как выдержать еще лет восемнадцать воспитания ребенка? Леон подозревал, что на определенные перемены ему все же придется решиться.

Но это потом, все потом. Здесь, в окружении лесов, растянувшихся от неба до земли, он мог представить, что находится в другом мире, где его проблем просто не существует.

— Напомни мне еще раз, какой нам смысл тащиться туда, где убийца был десять лет назад, если вообще был? — полюбопытствовал Леон.

— Потому что окружение может определить то, как проявит себя природа серийного убийцы, — отозвалась Анна. — Проще говоря, само желание убивать — врожденное. Но очень многое может повлиять на него, заставить это желание утихнуть, чтобы проявиться позже, или, напротив, разбудить раньше.

— Странно слышать от тебя такое после того, как ты говорила, что детство не меняет убийц принципиально!

— А я и не о таких переменах говорю. Просто детство и юность становятся почвой для желания. Думаю, если бы была возможность заглянуть в детство Джека-потрошителя или Зодиака, там можно было бы найти немало любопытного.

— Ну да, у Холмса же нашли — фанатичных родителей и разрезанных на части зверюшек, — заметил Леон.

— Не только. О Холмсе говорили, что он до жути боялся смерти в раннем детстве. Его пугали похороны и сам вид покойников. Не знаю, правда это или нет, но если правда, то я не стала бы называть это страхом перед смертью.

— Чего же он тогда боялся? — удивился Леон.

— Самого себя. С этим страхом сталкиваются многие маньяки, наделенные остаточной способностью чувствовать, а у Холмса, судя по обилию жен, она была. Маленьким мальчиком он еще не понимал ту власть, которую смерть будет над ним иметь, но подсознательно чувствовал, что эта власть нерушима. Он бежал от нее, как от поводка, а она все равно его настигла.

Для Леона это было не так уж важно. По крайней мере, он не находил ни одной причины, по которой это должно было его волновать. Однако, когда он слушал голос Анны, спокойный, будто доносящийся откуда-то издалека, ему становилось не по себе.

— И как же она его настигла?

— Холмс, тогда еще Герман Маджетт, был очень умен для своих лет. А дети не слишком любят тех, кто откровенно умнее их. Это позже он научился очаровывать кого угодно, тогда ему было тяжело. Одноклассники, зная о его страхе перед покойниками, затащили его в один из кабинетов и толкнули на него скелет. Они хотели его испугать — и испугали, тут вопросов нет. Но рискну предположить, что именно в этот день он понял: в смерти нет ничего страшного. Теперь уже все проявления смерти зачаровывали его, и, думаю, эпоха со вскрытыми животными начала свой отсчет. Такому, как он, несложно было стать врачом, но точно не ради того, чтобы спасать людей.

Леон видел фотографии Генри Холмса. Он легко мог представить чернявого мальчишку, завороженно наблюдающего за похоронной процессией. Но ему всегда сложно было понять, как из детей вырастают не люди, а звери… И сложно убедить себя, что с ним этого не случилось.

— Если этот новый Холмс, которого мы ищем, прошел ту же дорогу, что и настоящий Холмс, хутор нам все равно ничем не поможет, — указал Леон. — Каким бы ни было развитие этого психопата, оно точно проходило не там, не в то лето.

— Как знать… Слушай, а ты в курсе, что в интернете есть такие простенькие сайты, на которых можно посмотреть погоду за любой день в истории метеонаблюдений?

Смена темы была настолько неожиданной, что Леон даже растерялся.

— Чего?

— Это вроде как игрушка. Вводи любую дату, нужный город — и пожалуйста, тебе покажут, что и как было в тот день. Хочешь — смотри, светило ли солнышко в день твоего рождения.

— Или с неба падали дохлые вороны, — хмыкнул Леон. — К чему это вообще?

— А к тому, что я посмотрела погоду в те недели, которые Илья и его команда провели на хуторе. За день до пожара прошел сильный дождь, все вокруг было мокрым. Я не говорю, что в таких условиях никак не мог вспыхнуть огонь — очень даже мог, все зависит от того, сколько горючих веществ натащили туда студентики. Но я видела фото пожарища в газетах — и там были одни угли. Для такого нужно очень, очень сильное пламя. А как оно загорелось в сыром лесу? И если оно и правда было таким, то почему не пострадали деревья?

— Ты считаешь, что это мог быть поджог? — поразился Леон. — Почему тогда его не расследовали?

— Я пока не хочу торопиться с выводами. Но если это был поджог в доме, где собрались дети богатых родителей, а умер всего один бедный, никому не нужный студент, понятно, почему его не расследовали. Вот зачем нам необходимо увидеть это место. Очень многое невозможно понять по рассказам и фотографиям.

Добраться до хутора оказалось даже сложнее, чем они ожидали. Дорога, которой много лет не пользовались, заросла, по ней теперь не каждая машина проехала бы. Им помогало лишь то, что морозы укрепили здешнюю грязь и не давали колесам увязнуть. Но ехать все равно приходилось раздражающе медленно, и к тому, что осталось от лесного домика, они добрались только к закату.

Определить, чем когда-то были эти угли, смогли бы немногие, по крайней мере, без подсказок. Огонь уничтожил все, под его влиянием рассыпалась даже каменная печь, Леон не представлял, что такое возможно. Земля прогорела так глубоко, что даже теперь, десять лет спустя, в центре пожарища не было ни одного деревца, ни травинки, ни намека на жизнь. Хутор напоминал скорее свалку, а не руины дома.

Хотя раньше здесь было неплохо. В том, что осталось, несложно было распознать удобную парковку, лавку, беседку, каменный мангал, да и домик вмещал немало гостей. Отдых тут проходил далеко не в наблюдениях за природой, студенты не просто отгородились от мира, они получили территорию, где не было никаких запретов.

И вот до чего их это довело.

Анна первой покинула машину, и Леон последовал за ней. У обоих были с собой перчатки — и резиновые, и матерчатые, с защитным покрытием. Хотя уберечься от грязи это вряд ли поможет: легкий пепел поднимался в воздух от прикосновения, оседал на одежде, на лице, так что, уезжая из леса, нужно было как-то привести себя в порядок. Но это все потом, сейчас важно было лишь пожарище.

Годы сделали свое дело: ветер и дожди разнесли пепел в разные стороны, кирпичи скрыла трава, уже сухая к зиме. Казалось, что смысла во всем этом нет. Леон разбирал завалы без особой надежды, просто потому, что они уже прилетели сюда, проделали огромный путь, и нужно было это как-то оправдать.

А вот Анна была искренне сосредоточена на деле. Она доставала что-то, очищала от грязи и сажи, относила в сторону и раскладывала на ровной площадке перед домом. Не понимая, что происходит, Леон отвлекся от собственных поисков и подошел к ней.

Предметы, заинтересовавшие ее, не были особенными: это были ручки, пружины, крупные болты, куски арматуры. То есть самый обычный мусор, который обычно оставлял после себя пожар, настолько бесполезный, что даже бродяги на него не зарились. Хотя откуда тут бродяги?

Но чем больше Анна работала, тем яснее он понимал, что именно ее насторожило. Всех этих мелочей здесь было слишком много! Леон видел фотографии дома, видел его планировку. Даже после восстановления деревянная хата не нуждалась в таком количестве фурнитуры. Что, здесь все было с ручками, крючками, на пружинах? Нет, обычный дом!

— Не понимаю… — нахмурился Леон.

— Вот и я не совсем, но это определенно не фрагменты детской кроватки. Ты на это посмотри!

Раскопав сажу и землю, она подняла два одинаковых металлических кола, опасно заостренных и далеко не безобидных даже после того, как их потрепала ржавчина. Анна отнесла их к остальным своим находкам и остановилась рядом с Леоном.

— Все это не нужно просто так, — указала она. — А знаешь, для чего нужно?

— Для чего же?

— Для тайных люков, сдвигающихся дверей и выскакивающих из стены ловушек.

— Как в отеле Холмса? — догадался Леон.

— Не один в один, потому что, глядя на этот хлам, я не берусь сказать, что именно из него собирали. Но что-то общее во всем этом есть.

— Да ну, не может быть… Наверняка есть другое объяснение, просто мы его не видим!

— Здесь погиб человек, — тихо напомнила Анна.

— Ты что, считаешь, что они для этого и пустили Максима в свою компанию? Чтобы получить жертву, за которую некому вступиться?

— Я не знаю… Может быть.

— Но это же было десять лет назад! Даже больше… Получается, нашему убийце, если он был с ними, среди них, тогда не было двадцати!

— И что? Это не младенческий возраст, в двадцать лет можно достичь многого, и не только хорошего.

— Но ведь Илья упоминал этого Макса как живого!

— Мы не знаем, что именно он имел в виду. То, что Максим Кавелин погиб здесь, — факт.

Леон не мог поверить в это, просто не мог. Он никогда не считал студентов невинными детишками — куда там! Но он не верил, что они создавали тут машины пыток, которые потом использовали на собственном однокурснике. В этом было что-то слишком глобальное, по-человечески неправильное.

— Нам нужно нечто большее, чем пара ржавых пружин, чтобы сделать выводы, — упрямо заявил он.

Анна могла бы разозлиться на него — Лидия бы точно разозлилась! Хотя Лидия, если задуматься, сюда бы и не потащилась.

А Анна просто вернулась к работе. В лесу уже сгущались сумерки, но ее это не смущало, как и холод. Она установила рядом с пожарищем фонарь, который они привезли с собой, и продолжила раскапывать слои сажи.

Леон помогал ей, потому что ему нечего было делать и это позволяло согреться. Он не ожидал ничего найти, но именно он и нашел. Странный вытянутый предмет на ощупь напоминал сухую ветку, он затерялся в грязи, и кто-то другой на месте Леона не заметил бы его, не понял, что это.

Он не обладал знаниями Димы, когда речь заходила о медицине, но и ему хватило опыта, чтобы распознать бедренную кость. А точнее, ее обломок, но и этого хватило, чтобы не сомневаться: кость человеческая.

— Аня… по-моему, я нашел кое-что поважнее пружинок.

Она подошла к нему, осмотрела осколок кости и тихо выругалась. Теперь они работали на этом участке вдвоем.

— Ничего не понимаю, — признал Леон. — В газетах вроде писали, что тело Максима передали родителям, оно не осталось здесь!

— Да, его останки извлекли, когда потушили пожар. О других погибших заявлено не было, о пропавших без вести — тоже.

И все-таки кто-то навсегда остался среди углей, потому что они находили все больше костей. До полного скелета тут было далеко, но Леон и не надеялся его найти. Погода и дикие животные сделали свое дело, десяти лет было более чем достаточно, чтобы уничтожить львиную долю улик. Лес уже погрузился в ночную темноту, когда они наконец прекратили работу, собрав больше двадцати костяных осколков.

— Что думаешь? — спросил Леон. Ему самому было тошно от всего этого.

— Думаю, что это была женщина.

— Но все женщины, которые приехали сюда, вернулись живыми!

— Это те, о которых было известно, — указала Анна. — Хутор — это не отель, где постояльцы регистрируются при въезде. За этот домик заплатили, взяли ключ — и все. Никто не скажет тебе, сколько человек здесь было.

— Бред какой-то… Что, вызываем полицию?

Анна ненадолго задумалась, потом покачала головой:

— Нет, не стоит.

— Ты серьезно?!

— Вполне. Если мы расскажем об этом полиции, поднимется шум, и убийца узнает обо всем. Пока же у нас есть преимущество: мы сузили список подозреваемых до тех, кто был в этом домике.

— Только мы не знаем, кто тут был!

— Но можем узнать. Поэтому вот ей, — Анна кивнула на кости, — придется подождать. Она ждала десять лет, несколько дней или даже недель ничего не изменят. Но тишина и молчание помогут нам найти убийцу, вот что важно! Ее убийцу в том числе.

Эта затея не слишком нравилась Леону. Погибшая девушка, кем бы она ни была, заслужила достойную могилу, от ее тела и так немного осталось. К тому же, если они бросят тут кости и их найдет кто-то другой, на месте пожара обнаружат их отпечатки, и они превратятся в подозреваемых — не слишком приятный исход!

И все же в главном Анна была права: они должны были думать о будущем, а не о прошлом.

— Что ты предлагаешь? — спросил Леон.

— Для начала нам нужно узнать, кому принадлежал этот хутор, кто занимался его восстановлением. Затем — уточнить полный список гостей этой вечеринки. Хорошо бы еще проверить всех девушек, пропавших без вести в тот период, но, боюсь, тут у нас вряд ли что-то выйдет, ведь мы даже не знаем, откуда она. Но это все равно огромный шаг вперед, Леон. Я давно подозревала, что он не новичок, Сергей Увашев был далеко не первой его жертвой. Теперь у нас хватает оснований полагать, что он охотится больше десяти лет. Это и так продлилось слишком долго, ты не находишь? Ну а о том, что мы нашли здесь, мир все равно узнает, просто позже. Завтра мы с тобой вернемся в Москву.

Это была непростая поездка, странная, выматывающая. И не только из-за того, что они нашли, хотя лесной домик вместо ответов подкинул им новые вопросы. Нет, гораздо важнее для Анны были сомнения: а правильно ли она поступила, позволив Леону сопровождать ее?

Она всегда ценила его силу, и она нуждалась в его поддержке: он обладал навыками и инстинктами, которых у нее не было, и они неплохо дополняли друг друга. Только с его помощью она могла противостоять таким противникам, как новое воплощение Холмса, напрямую. Но в то же время она видела, что природу не обманешь. Леону повезло, что он выжил, теперь ему нужен был покой, однако мирный отдых был для него настолько противоестественен, что удержать его в постели не смог бы никто.

Поэтому во время обратного полета она пыталась понять, правильно ли поступила и что должна сделать дальше. Поберечь его? Но это его унизит. Закончить все? Нельзя, когда они так близко! Теперь они были обязаны не только перед теми, кто уже погиб в Москве, но и перед неизвестной девушкой, которую не просто убили, ее забыли, вычеркнули из мира живых, словно и не было ее никогда. И вряд ли она единственная…

Да еще эта история с Димой и Лидией — с ней что делать? Анна не могла скрывать все это от Леона, но не могла и сказать ему. Ей казалось, что ее просто швырнули в водоворот человеческих отношений, о которых она почти ничего не знала. Она разбиралась в убийцах и других преступниках, не в этих подковерных интригах!

Она боялась, что Леон будет задавать ей вопросы, догадается о чем-то: он, пожалуй, был единственным человеком в мире, который научился угадывать ее мысли и чувства. Но тут его ранение неожиданно сработало на нее: обратный перелет утомил Леона еще больше, ведь между двумя рейсами он толком не отдыхал. Он всю дорогу или спал, или молча смотрел в окно, и она чувствовала, что ему плохо. Это задевало ее больше, чем она ожидала.

Она ведь не зря много лет избегала связей с людьми! Это такая слабость… Может, прав был Дима, считая, что им нельзя встречаться? Она все равно ничего толкового не даст Леону, только ослабит себя и его.

В аэропорту они расстались. Леон и сам признавал, что долго на ногах не продержится, только не в таком состоянии. Для него наверняка было унизительно чувствовать себя настолько слабым, и он торопил время, ожидая, когда все это закончится и его тело снова станет ловким и сильным. Пока же Анна проводила его до такси и не двигалась с места, пока машина не скрылась за поворотом.

Ей было одиноко, потому что в глубине души она уже знала: ей предстоит найти способ навсегда прекратить общение с ним.

Но эта задача была посложнее даже, чем расследование, и пока Анна решила сосредоточиться на результатах поездки. Она и не надеялась узнать, кем была несчастная девушка: они плотно упаковали найденные кости в пластик и оставили на хуторе, чтобы позже, когда все закончится, привести туда полицию и организовать достойные похороны. Забрать кости с собой на экспертизу было бы нереально, а на Алтае у Анны не было нужных связей.

Поэтому девушке предстояло остаться неизвестной, имя Максима Кавелина давало больше зацепок. О нем ли упомянул Илья? А если о нем, то почему он говорил так, будто Максим жив? Теперь Анне нужно было узнать все, что можно, о сгоревшем десять лет назад студенте.

Она терпеть не могла такси — они внушали ей чувство угрозы. Поэтому она перед полетом оставила свою машину на стоянке аэропорта и теперь могла забрать ее. План Анны был нехитрым: поехать домой, поискать информацию о Максиме самой, попросить о помощи старых знакомых. Она не думала, что может быть иначе, ей казалось, что все под контролем. Но, уже приближаясь к своему дому, она привычно проверила камеры наблюдения, и они показали, что у ворот стоит машина, которой там быть не должно.

Это было настолько странно, что Анна остановилась на обочине шоссе, не сворачивая на лесную дорогу. У нее все еще был шанс проехать мимо, не встречаться с незваными гостями, и сейчас ей предстояло решить, нужно ли это.

Ее дом был ее крепостью — в самом прямом смысле. После столкновения со смертью, скитаясь по приютам и больницам, Анна долгое время не могла спать спокойно. Она не доверяла взрослым, которые клялись, что защитят ее — один раз они уже подвели ее. Она боялась собственного сна, потому что ей казалось: однажды она откроет глаза, и окажется, что мирная жизнь ей просто приснилась, а на самом деле она все еще связана, она в том заброшенном здании, она не сумела сбежать — и сейчас монстр разорвет ее на части, как уже поступил с ее мамой.

Она запуталась, и ей казалось, что спасения нет нигде, да и не будет уже. Но с возрастом она поняла, что все не так уж безнадежно. Раз она никому не может доверять, ей нужно научиться контролировать все самой, только и всего. Приняв решение один раз, она больше не сомневалась в нем и разрабатывала новые пути управлять своей жизнью.

Дом был лучшей наградой за ее труды, именно таким, как она хотела, только там она впервые спала спокойно и проснулась без слез. Но это не значит, что она расслабилась. Подземный бункер был прекрасен не только тем, что он охранял ее, Анна могла следить за ним издалека, а при необходимости подготовила для себя пару путей к отступлению.

Вот и теперь она, пусть и пораженная неожиданным вторжением, не спешила с выводами. Анна через планшет просматривала изображения со всех камер, установленных и на участке, и в верхнем доме-обманке, и в бункере. Первой хорошей новостью было уже то, что они все еще работали.

Вторжение в ее дом не было похоже на ловушку, ну никак. До бункера вообще не добрались, да и в дом-обманку никто не входил, дверь оставалась запертой. Похоже, к ее дому приехала всего одна машина, а в ней — один человек, которого Анна прекрасно знала. Это тоже было рискованно, но после недолгих колебаний она все-таки свернула на лесную дорогу. Встреча могла стать важной для нее.

Когда ее автомобиль приблизился к забору, Полина Увашева вышла из машины, но осталась у дверцы, дожидаясь хозяйку дома. Анна припарковалась у дороги и направилась к гостье с таким видом, словно ничего необычного в этой встрече не было. Подумаешь, старые подруги пересеклись!

Полина выглядела плохо: бледная, замученная, с темными кругами под глазами, лучше любых слов говорящими о бессонных ночах. Но это не значит, что она сломалась, напротив, ее глаза горели решимостью, на которую не каждый способен.

— Давно ждете? — поинтересовалась Анна.

— Не слишком. Я знала, во сколько пребывает ваш рейс, прикинула, когда вы доберетесь сюда. Вы путешествуете под своим именем.

— Да уж, прокол с моей стороны…

— Учтите на будущее, — пожала плечами Полина. — Вам повезло, что я не хочу вас убить.

Тут она явно переоценивала свои возможности, но говорить об этом Анна не стала. Она спросила:

— Кстати об убийствах, вы не находите, что сейчас вам опасно путешествовать без охраны?

— Моя охрана близко, в придорожном кафе. Мне нужно было поговорить с вами наедине.

— Я знаю то кафе, оно не слишком близко. Они не доберутся сюда за секунду, а ровно столько и нужно, чтобы вас убить.

— Кто же меня убьет? Вы?

— Вы знаете кто.

— У моих людей все под контролем, — заверила ее Полина. — Это, заметьте, те же люди, что отыскали ваш дом.

Сомнительное достижение. Анна давно уже подозревала, что стала слишком заметной из-за всех этих расследований, частых визитов Леона и Дмитрия… сюда даже Лидия наведывалась! С этим нужно будет что-нибудь сделать, но позже, пока все внимание Анны было сосредоточено на собеседнице. Было в глазах Полины нечто такое, что одновременно пугало и завораживало ее.

— Так зачем вы здесь? — полюбопытствовала Анна.

— Странно видеть, что вы не возмущены.

— Возмущение — такое сомнительное занятие. Посмотрите на эти сосны! — Она обвела рукой лес вокруг своего дома. — Они не любят, когда понапрасну сотрясают воздух, так не будем же их беспокоить. Зайдете?

— Да, так будет лучше.

Дом-обманка никогда не был предназначен для жизни. Этот архитектурный уродец нравился Анне лишь тем, что отлично отвлекал внимание от ее главного убежища. В то же время внутри было все, что нужно, для встреч и переговоров.

Оказавшись там, Полина удивленно оглянулась по сторонам, потом усмехнулась:

— Что ж, похоже, моя победа была не такой очевидной, как мне казалось. Я бы ничего не добилась, пробравшись сюда, не так ли?

— Почему же ничего? — удивилась Анна. — Вы бы меня расстроили, а я не люблю расстраиваться.

На кухне, которая выглядела так, будто здесь прошла перестрелка, в шкафчиках хранились и чай, и кофе, и вся посуда. Анне было не впервой принимать гостей — правда, обычно они были желанными. Но она все равно вела себя так, будто они с Полиной договорились об этой встрече неделю назад, а потом каждый день созванивались.

Полина выглядела уставшей и печальной. Неожиданность ее визита, странный дом — все это могло лишь ненадолго вернуть ее к реальности. Мысли ее сейчас были далеко отсюда.

С ее стороны было очень опрометчиво расставаться с охраной, и Полина была слишком умна, чтобы не понимать этого. Но она все равно настояла, да еще и не позвала Анну в город, а дождалась ее здесь, где их точно не услышали бы посторонние. Все это наталкивало на определенные выводы.

Анне не пришлось задавать новых вопросов, Полина заговорила сама:

— Ренат пропал.

— Донауров? Тот самый, что помог вам организовать покушение на Илью?

— Покушение я отрицаю, но если бы за ним действительно стояла я, мне помог бы именно Ренат Донауров. А теперь его нет… Два дня назад он отправился на отдых и просто исчез. Полиция считает, что он сбежал, опасаясь обвинений в покушении на Закревского, но все, кто с ним знаком, понимают, что это бред. Ренат так не поступал, он был слишком гордым, чтобы тихо бежать, как крыса. Да и к чему ему организовывать побег от собственной охраны? Но его тело так и не нашли, следы нападения — тоже, поэтому полиция продолжает стоять на своем.

Началось! Внезапное исчезновение, никаких следов — все это было как раз в духе Холмса. А ведь Анна знала, что так будет!

— Я же предупреждала вас! — не сдержалась она. Путешествие утомило ее, и контролировать эмоции становилось все сложнее. — Неужели вы не передали ему?

— Передала — и, поверьте, ваше предупреждение я восприняла всерьез. Но, как видите, мы с ним оба остались… Каждый — по своим причинам. Ренат, как я говорила, был слишком горд, он никогда не убегал и верил, что справится с любым противником. Ну а я просто не могу сбежать.

Анна не была знакома с Ренатом Донауровым лично, но она знала такой тип людей. Умные, сильные и опытные, они обычно переживали столько бед, что закалялись, принимали бой, а не спасались бегством. Даже смерть для них была предпочтительнее, чем унижение! Хотя вряд ли Ренат собирался умирать. Скорее всего, после покушения на Закревского он был уверен, что за убийством его друга стоят зажравшиеся мажоры. А уж с ними он мог справиться!

Людям вроде Рената, несентиментальным, но честным даже в своей ненависти, было сложно представить, что где-то существуют чудовища вроде Генри Холмса и ему подобных.

— Как думаете, он мертв? — задумчиво спросила Полина. — Тела ведь действительно нет… Может, он еще жив, как Сергей после похищения?

— Вряд ли. Тот, кто это сделал, знает, что за ним тоже идет охота. Он не будет рисковать, оставляя своих жертв в живых. Сожалею.

— Я тоже… Я бы хотела, чтобы он остался жив. Это ведь я втянула его во все это!

— Думаю, это был его осознанный выбор, — покачала головой Анна. — Ну а вы что же? Неужели вы и после этого останетесь в Москве?

— Да… Теперь у меня даже больше причин для этого.

Гнев рвался наружу, и хотелось кричать, но пока Анна сдерживалась.

— Что это за причины?

— Главные теперь уже две — Сергей и Ренат. Еще и Ренат. Я рассказала ему обо всем, я привлекла его к этому. Тогда я была уверена, что с ним ничего не случится, но разве это меня оправдывает? Я не могу жить, зная, что урод, убивший их, разгуливает на свободе. Он не имеет права — и я не имею права. Вот и все. Думаю, он убил Рената первым, потому что считал его более опасным. Но это он зря… Ренат не хотел поймать его так, как я.

— Вы все еще хотите поймать его своими силами? После всего, что я вам сказала, и случившегося?

— Да, если получится. Но если нет, я готова помочь вам поймать его. Вы не справляетесь — и я не справляюсь. Возможно, вместе мы преуспеем.

— Вы не знаете, о чем говорите.

— Я все знаю.

В этот момент их взгляды снова встретились, и Анна наконец все поняла. Из них двоих заблуждалась действительно она. Полина Увашева признавала риск, догадывалась, какое будущее ее ждет. Она просто не боялась этого: ни боли, ни пыток, ни смерти.

Перед ней сидела красивая женщина, выглядящая гораздо моложе своих лет, хотя и истерзанная событиями последних дней, и признавала, что очень скоро для нее все может закончиться, принимая это с холодной отрешенностью. Полина не хотела умирать и уж точно не рвалась к этому. Но она готова была пожертвовать собой, если так будет нужно, причем готова не только осознанно, она приняла эту возможность всем своим существом, а на такое не каждый способен.

— Я не понимаю… — только и смогла прошептать Анна.

— Все очень просто.

Полина достала из строгой сумочки белую коробку и положила ее перед Анной. После этого гостья принялась пить чай, будто ничего особенного в их беседе и не было. Открыв коробку, Анна обнаружила смартфон с большим экраном. Вот только когда она его включила, на экране отобразилось не стандартное меню, а карта, на которой мигала красная точка. Не сразу, но Анна все-таки поняла, что эта точка указывает на ее дом.

— Понятнее не стало, — заметила она.

— После нашего с вами телефонного разговора я много думала, читала об этом Холмсе. Вы сказали, что нам нужно найти не его, а его «замок», «дворец» или что там у него… То место, где он уничтожает людей. Но этот тип умен, вряд ли он кого-то подпустит к своему убежищу. Зато мы знаем, что ему нужна я, и я достаточно ему насолила, чтобы меня не убивали на месте, а сделали мою смерть максимально мучительной. Он хочет притащить меня на свою территорию, это без вариантов. Поэтому я решилась вот на это.

Полина смотала с шеи изящный шелковый шарф, и Анна увидела большой белый квадрат лейкопластыря.

— Что это такое?

— Чип. Представляете? Я чипировала саму себя, как собаку — не думала, что до такого доживу! — невесело рассмеялась Полина. — Правда, этот чип особенный, он посложнее собачьих будет. Его не зря поместили именно в шею: благодаря этому он очень точно реагирует на мой пульс. При резком повышении пульса он выведет на смартфон предупреждение об опасности.

Больше она ничего не сказала, но Анна и так поняла систему. Если Полину решат похитить, она точно испугается — и смартфон сообщит об этом. А чип будет исправно посылать ее координаты, где бы она ни находилась. Как бы умен ни был убийца, вряд ли он готов к такому!

Вот только этот план был слишком бездушным, и Анна не могла его допустить. Она положила смартфон обратно в коробку и пододвинула ее к Полине.

— Вы рискуете своей жизнью. Я не буду в этом участвовать.

Но Полина к телефону не прикоснулась.

— И все же я прошу о помощи именно вас.

— Вы все еще под влиянием горя, — указала Анна. — Не думаю, что вы в полной мере понимаете, что вас ждет.

— Вы думаете, после исчезновения Рената я могу позволить себе наивность?

— Все мы верим, что бессмертны, и порой смерть разубеждает нас так быстро, что мы не успеваем удивиться.

— Анна, послушайте… Я ведь все равно это сделаю. Отказывая мне, вы не останавливаете меня. Вопрос только в том, сделаю я это с вашей помощью или попрошу кого-то другого. Я могу заплатить моим людям, чтобы они шли на сигнал в случае моего исчезновения. Но есть ли у меня какая-то гарантия, что они так поступят? Никакой, абсолютно! Скорее всего, они просто заберут деньги и свалят. Но вы — у вас есть личная заинтересованность, и вы будете искать меня, когда я пропаду.

Она сказала «когда», а не «если». Для Анны это много значило.

— Зачем вы это делаете? — спросила она.

— Потому что я не могу иначе.

— Это я уже слышала. Но что именно вы имеете в виду? Если сумеете мне объяснить, я, может, и помогу вам.

Полина не спешила с ответом. Она опустила голову, закрыла лицо руками, и в какой-то момент Анне показалось, что она плачет. Но нет, ее гостья просто собиралась с мыслями. Когда Полина снова посмотрела на свою собеседницу, ее взгляд был таким же ясным и решительным. Она полностью осознавала, что делает и что ее ждет, в этом сомнений нет.

— Анна, вы когда-нибудь любили?

— Это сложный вопрос.

— Нет, не сложный. То, что он для вас сложный, говорит лишь о том, что вам еще предстоит полюбить по-настоящему, пока вы только влюблялись. Есть разница! Поверьте мне, я знаю. Но понять эту разницу можно, лишь попробовав на вкус оба чувства. Я ведь тоже когда-то была наивной… Недолго. Я рано встретила Сережу. Сначала я, как и любая девочка, воспитанная на куклах и сказках, думала, что внешность — это не главное, все решает богатый внутренний мир, хотя принц, которого я ждала, был неизменно прекрасным. Потом жизнь меня потрепала, я повзрослела и почувствовала тот цинизм, которым отличаются все незрелые личности. Мол, я знаю мир, глубоких чувств в нем нет, есть только то, что покупается и продается. Нужно ловить удовольствия тела, искать мужчин покрасивее, тех, что хороши в постели, а потом расставаться с ними без сожалений. Я была настроена стать бизнес-леди, карьеристкой, а не домашней клушей. Но мы не выбираем, любить или нет. Все просто случается. Узнав, что такое настоящая любовь, я поняла, что она объединяет все, не бывает или-или.

Анна не перебивала ее, слушала внимательно, потому что слова Полины были для нее важнее, чем она готова была признать — по собственным причинам.

— Важно все, — продолжила Полина. — Нельзя любить только за внешность, всю жизнь в постели не проведешь. И тот самый хищник, которого ты обожала ночью, при свете дня окажется туповатым котиком, который гадит мимо лотка. Но нельзя и любить один лишь внутренний мир, позабыв обо всем остальном. «С лица воды не пить» — так, кажется, говорят? Нужно помнить, что эту мудрость придумали глубоко несчастные женщины, для которых секс был грехом. Так их воспитали. Но мы-то другие, мы — сегодняшние! Ничто не сравнится с простейшей и от этого неповторимой и чистой радостью смотреть на человека и любить его. Вот он просто есть — и тебе хорошо. Ему не обязательно быть писаным красавцем или нравиться всем. Он — твой, для тебя, тебя в нем ничто не раздражает и не бесит. Вот это и есть любовь, Анна. Понимание на всех уровнях. Я любила Сережу. Я просыпалась с ним — и была счастлива. Я говорила с ним — и он понимал меня. Я ложилась с ним в постель — и забывала обо всем. Вот как я жила! И с годами это не проходило. Мы полжизни провели вместе, а ничего не изменилось, пока его не отняли у меня. А теперь скажите мне: могу я после этого жить? Могу начать все сначала?

Анна знала правильный ответ, но просто не могла произнести его вслух, потому что это было бы слишком очевидной ложью.

— Я не знаю, — только и сумела сказать она.

— Думаю, уже знаете, но я все равно поясню. Я не могу! Я просыпалась со счастьем, а теперь буду просыпаться с горем. Я буду думать только о том, что было и было бы. Это страшная участь, Анна, осколки любви. Наверное, с ними можно жить, если твой человек оказался не твоим, если он ушел и бросил тебя. Ты живешь с порванной душой, но живешь же! Но что делать, если он умер такой чудовищной, мучительной смертью? Можно ли искать новое счастье, говорить о каком-то покое? Если он и есть, то только в знании, что подонок, сотворивший это, уничтожен.

— Ценой вашей жизни?

— Если нужно, — без тени сомнений ответила Полина. — Не поймите меня неправильно, я не хочу умирать. И я даю этот телефон вам, доверяю вам только с той надеждой, что вы меня спасете. Видите? Даже мы, смертники, уже мертвые внутри, все равно по-своему держимся за жизнь. Люди, которых интересуют только деньги, не помогут мне, но вы… Вы другая. Я сразу заподозрила это, а теперь вижу. Вы сможете.

— Я не хочу этой ответственности, — тихо сказала Анна.

— Мне жаль, что я вынуждена нагружать вас ею. Но я все равно это сделаю, меня никто не остановит. Если вы попытаетесь рассказать об этом полиции, я обойду и их! Уж будьте уверены. Я сделаю все, чтобы вывести вас или кого-то еще на этого ублюдка с его замком. Это все равно произойдет — датчик продолжит работать, даже если я буду мертва.

— Господи, Полина!

— Это возможно! — отрезала она. — Посмотрите на меня: я знаю, на что иду! Не на смерть, а на риск. Но вот еще что… Если я все-таки умру, не жалейте меня. Если бы я хотела спастись, я бы последовала вашему совету и уехала из России. Но моя главная задача — найти убежище этого подонка, все остальное вторично. Если он все же доберется до меня, как уже добрался до Рената, я хочу, чтобы хотя бы моя жертва не была напрасной, чтобы он заплатил за это, а мое тело было найдено и похоронено. Это моя единственная цель, моя мечта, моя религия, если угодно. Я своего добьюсь, потому что всегда добивалась. А теперь скажите, Анна… вы поможете мне?