Крыша под ногами

Марселине Фарбер надоел Алекс. Слишком он женственный для мужчины. И к тому же неаккуратно платит. Она решила не возобновлять с ним договор о найме жилья. Легко найдет кого-нибудь получше. В Париже много этого товара – жильцов. Мадам Фарбер уже много дней отсеивала неподходящие кандидатуры. Опубликовав свое объявление, она сразу же получила десятки откликов с анкетами: соискатели налетели тучей, как саранча. Мужчине она не сдаст, нет. Ей нужна девушка, студентка. Марселина указала в объявлении, что ей требуется помощь в уходе за старой матерью. За это она обещала доступную плату.

Мадам Фарбер жила, конечно, не в нужде, но в относительной бедности. И с оттенком фатализма говорила себе: «Нельзя иметь все». Поскольку мать без конца повторяла ей: «У тебя есть здоровье. Это главное», дочь терпеливо переносила свои трудности. И ждала, что у нее появится «приятная» соседка по площадке, которая будет немного помогать ей: убираться в квартире, гладить и купать ее мать. Может быть, она также сможет немного разговаривать с этой соседкой. И время от времени выпивать вместе с ней по чашке кофе. Короче говоря, общаться. А нынешний жилец не предлагает ей поддержку. Этот библиотерапевт – настоящий хам! И какая профессия! Научное название человека, который заставляет людей читать…

Она твердо решила отказать Алексу и постучала в его дверь.

– Мадам Фарбер, как я рад вас видеть…

– Не преувеличивайте. Я должна объявить вам, что не стану продлевать ваш договор, а его срок кончается через два месяца. Я хочу вернуть себе свою квартиру.

– Это ваше право. Она ваша.

– Совершенно верно.

– У вас, кажется, одышка, да? А вы прошли до моей двери всего три метра. Вам было бы полезно провериться у врача или… не говорите мне, что волновались от мысли о необходимости объявить мне эту новость. Вам не нужно доводить себя до такого состояния. Я в восторге от этой новости. В любом случае собирался переехать на другую квартиру, где будет больше простора и воздуха.

– У меня вовсе нет никакого стресса. Я задыхаюсь из-за этой проклятой погоды, вот и все.

– Вы меня успокоили. Я принимаю к сведению ваше решение. Я съеду от вас.

– Очень рассчитываю на это. В день составления акта о состоянии квартиры ваша подруга должна быть здесь.

– Это будет сложно.

– Но это нужно.

– Она пострадала в результате несчастного случая.

– У нее есть два месяца, чтобы выздороветь.

– Я этого желаю.

Марселина Фарбер думала, что Алекс ей лжет. Она считала, что он выдумал предлог, чтобы не признаваться ей, что Мелани уже несколько недель не живет в этой квартире. Слова Алекса не переубедили ее.

– К вам будут приходить возможные жильцы. Вам нужно будет сообщать мне, в какие часы вас можно застать дома. Но, как мне кажется, вы сейчас не очень загружены работой.

– Почему вы говорите мне это?

– Я не вижу, чтобы к вашей двери приходило много людей.

– Это вас не касается.

– Это меня касается, потому что, если вы не будете работать, вам будет трудно мне платить.

– Мадам Фарбер, вы владелица квартиры, которую я арендую. У вас нет полномочий шпионить за мной.

– Вы живете у меня, и я обязана быть осмотрительной. Мне не безразлично, каковы у меня жильцы.

– А должно быть безразлично. Что касается посещений – в будни, после восемнадцати часов.

Алекс хлопнул дверью и оставил старую даму одну. Она была разочарована его реакцией, но довольна и горда тем, что сказала ему «то, что была должна сказать».

Наконец-то он уберется отсюда! Она взяла свой телефон и набрала номер.

– Здравствуйте, мадемуазель! Я мадам Фарбер, владелица той квартиры, которую вы хотели бы снять. Меня заинтересовала ваша анкета. Я, знаете ли, получила много ответов. Ситуация на парижском рынке жилья сейчас напряженная. Мне остается лишь устранить одно маленькое сомнение. Я хотела бы убедиться, что вы согласны помогать мне в различных повседневных делах… Перезвонить через десять минут? Нет проблем. До скорой встречи.

Фарбер – бедная женщина.

Фарбер – бедная женщина.

Фарбер – бедная женщина.

Я повторял эту фразу с удовольствием. Без слов «мадам» или «Марселина».

Фарбер – бедная женщина, но она – владелица квартиры, в которой я живу.

Фарбер – бедная женщина, но у нее есть средства, чтобы иметь крышу над головой. Даже несколько крыш.

Какая польза от того, чтобы копить недвижимость?

Моя мать всегда хотела, чтобы я был собственником. Это для того, чтобы я был в благополучной части населения – в числе тех, кто владеет. Мне плевать на то, владею я квартирой или нет. Мне наплевать на то, принадлежат мне или нет кирпичи, электропровода, выключатели, фаянс, которые меня окружают. Я желаю владеть только книгами. Мне нужен участок земли, на котором я мог бы разместить их все вокруг себя. Сотни книг, тысячи книг слева, справа, впереди, сзади, вверху, внизу – и я в центре. Это был бы хороший дом. Без проводов. Без выключателей. Без фаянса. Дом из слов. Например, в пампе. Там, где тихо и тепло. Где Фарбер не шпионила бы за мной. Но где со мной была бы Мелани. Пампа огромная. Мы были там счастливы, в этом нет сомнения. Летом солнце там давит на людей зноем, а зимы – безжалостные. Но бумага – хороший изолятор. По крайней мере, я в это верю.

Марселина Фарбер – бедная женщина, но она также ужасная мегера.

Имя пациента: Марселина Фарбер

Совершенно бесчувственное существо. Сказочный персонаж – несомненно, ведьма. Во всяком случае, не принцесса. Помогла бы этой пациентке библиотерапия? Сомневаюсь…

Достаточно будет альбома для детей. Я вспоминаю историю, которую мать читала мне, когда я был ребенком. Одна колдунья хотела стать молодой и красивой. В результате она оказалась вверх ногами, головой в своем котелке, такая же уродливая, как раньше, среди жаб и змей.

Я не раз прочитывал целый роман на крыше дома, где живу. Мадам Фарбер об этом ничего не знала. В коридоре квартиры есть люк, который не заинтересовал никого, кроме меня. Я очень настойчиво добивался от Мелани, чтобы мы сняли эту квартиру, которая ей не нравилась. Когда я пришел посмотреть квартиру, спросил у хозяйки, есть ли какая-нибудь польза от этого люка. Она ответила: «Никакой, кроме возможности выйти на крышу». Мелани знала о моем увлечении, любила меня и не стала противиться моему желанию. Я должен был только оставаться незаметным. Мелани считала это занятие таким же, как любое другое, только более оригинальным. Так же как библиотерапия.

Когда хотел уйти подальше от мира, я укрывался в своем убежище на крыше. Это было практично, но немного рискованно, потому что за парижскими крышами ухаживают не очень хорошо. С тех пор как Мелани ушла и у меня начались финансовые неприятности, я реже поднимался на крышу: мадам Фарбер немедленно выгнала бы меня, если бы узнала о моих походах туда. Но поскольку она только что объявила мне о моем скором отъезде, мои пациенты перестали быть моими пациентами, а Мелани больше ничего ко мне не чувствует, у меня есть хороший предлог, чтобы взобраться на крышу и посмотреть, как живут люди внизу. Марселина Фарбер вполне может застать меня врасплох. Что же, я уеду. Куда? Об этом я не имел ни малейшего представления. В любом случае гараж моей матери свободен. Она сложила в нем все мои детские и подростковые вещи. Я вернусь туда и мягко погружусь в них, хотя сомневаюсь, что у гаража хорошая теплоизоляция.

Под моими ногами сновали прохожие с пакетами в руках. Конечно, некоторые из этих людей были так же разочарованы в жизни, как я, но скрывали разочарование, пока гуляют по улице с семьей или друзьями, пока делают покупки к Рождеству.

Поскольку мои родители живут отдельно друг от друга, я получил два приглашения на праздники. Настоящая удача. Корнелевская дилемма длиной в две или три секунды: папа или мама? Я бы предпочел «или».

Отец предложил мне пообедать у него дома, с ним и Наташей. Он заказал веганский обед из уважения к пищевым привычкам своей куколки, которая выше его на целую голову. Потом они будут танцевать… а я буду в середине. Танцуя, отец, должно быть, станет маскировать свою усталость, показывая, что ему лишь по документам шестьдесят лет (возможно, он будет это делать уже во время еды: в те времена, которые я помню, он засыпал чуть позже двадцати часов). Потом он, наверное, заснет в объятиях Наташи, как большой младенец. Я отказался от отцовского приглашения.

Моя мать пригласила меня на рождественский ужин, где соберутся те члены ее семьи, которые еще живы – два дяди и одна тетя, все одряхлевшие физически, духовно или в обоих отношениях. Я из осторожности не стал ей отвечать. Сидеть за столом с этими существами мне так же мало хотелось, как провести неделю прикованным к постели из-за тяжелого гриппа. Я не был привит от гриппа.

Я вынул из кармана сборник стихов Сильвии Плат. Мне пришла в голову мысль ближе познакомиться с ее творчеством. Но не удалось прочесть целиком ни одно стихотворение. Хотя я переживал не лучшие дни, и речи не могло быть о том, чтобы мне умереть от удушья, когда вся остальная семья мирно спит. Смерть Сильвии Плат была символической – литературная смерть, подготовленная заранее, чтобы исследователи анализировали все ее подробности. Сильвия Плат, которой хватило чуткости, чтобы приготовить своим детям ранний завтрак перед тем, как наглотаться газа. «Когда вы проснетесь, молоко еще не остынет, и я тоже». Сильвия Плат, также отравленная литературой (она хотела выйти замуж 16 июня в честь романа Джойса «Улисс», в котором действие происходит именно в этот день). И нашла в себе мужество перестать жить, чтобы сделаться легендарной писательницей. Сильвия Плат или искусство устроить своей семье приятный день. Сильвия Плат, которую надо читать осторожно:

Если бы я купил журнал со своим гороскопом, я бы прочитал: «Ваша жизнь великолепна. Сейчас вы развиваетесь». Редакторы этих текстов, всегда обращенных в сторону будущего (потому что мертвец не купит журнал, а человек, которого погладили по шерсти, купит), нашли бы в моей жизни несколько положительных сторон. Но раз я решил отложить в сторону Сильвию Плат, отказывался потратить хотя бы сантим на эти слишком безликие тексты. Перестать читать – вот, несомненно, подходящее решение. Нужно просто жить.

Квартира Марселины Фарбер тоже имела выход на крышу. Обе квартиры, моя и ее, построенные одновременно, были одинаковыми. У каждой перегородки, у каждой комнаты одной из квартир была соответствующая ей пара в квартире напротив. Но близнецы, хотя иногда бывают так похожи, что по внешности их нельзя отличить друг от друга, по-разному воспринимают мир. Как братья Мелани, которых я постоянно путал и этим приводил в бешенство, но радовал их мать, которой нравилось видеть сыновей разочарованными. Эти двое различались своим отношением к одиночеству. Старший, который родился на три минуты раньше, очень любил быть один. Он, несомненно, хотел почувствовать себя в том времени, когда второго, младшего, еще не было. А этот младший, был постоянно окружен друзьями, знакомыми, кузенами, кузинами… Он никогда не был один и, несомненно, боялся одиночества.

Моя квартира была завалена книгами. В квартире хозяйки, где я однажды побывал, когда наши с ней отношения были хорошими, не было ни одной книги. Зато бесконечное множество коллекций – брелоки для ключей, зажигалки, марки, старые открытки. Она с безмерным удовольствием показывает их посетителям и описывает во всех подробностях. И эта презентация повторяется при каждом новом визите, словно хозяйка забывала обо всем, как только ты покидал ее квартиру. Общение проходило в толстом слое пыли, от которой у меня начинались невероятно долгие приступы чихания. Но мадам Фарбер даже не замечала этого, когда развертывала передо мной свои воспоминания о той или иной вещи, которую случайно нашла на блошином рынке. В договор аренды, который подписали я и Мелани, нужно было бы включить статью: «Квартиросъемщики принимают на себя обязательство выслушивать, не выражая недовольства, пояснения владелицы квартиры относительно ее коллекций».

Марселина Фарбер была у меня под ногами. Я подошел к люку, который находится над ее коридором, и осторожно приподнял крышку. Я не чувствовал никакого стыда: вполне мог позволить себе этот маленький реванш.

Сразу же раздался голос мадам Фарбер. Старуха-хозяйка разговаривала по телефону, при этом передвигаясь по квартире. Мадам Фарбер вошла в коридор и остановилась там, оказавшись ближе к моему уху.

– Теперь вы лучше слышите меня? Еще раз сожалею, что недавно побеспокоила вас. Очень хорошо. Значит, вы согласны немного помогать мне по дому, да? Два или три раза в неделю? Отлично. Это мне подходит. Предлагаю вам прийти посмотреть квартиру в пятницу вечером после восемнадцати часов. Жилец будет там; он не очень симпатичный, но это, в общем, не важно.

Тот человек из Квебека, который увлек меня прогулками на высоте, настаивал на том, чтобы я никогда ни за кем не шпионил. Это было одно из условий договора. Он фотографировал город, он менял точки обзора, чтобы увидеть то, чего не видят другие. Он не хотел довольствоваться теми видами города, которые профессионалы желают нам показать.

Теперь я тоже выбирал точки, но для того, чтобы лучше слышать. Обращаясь ко мне, мадам Фарбер никогда не говорила так, как сейчас. Сейчас она была вежливой, интонации голоса – приятными. Это была милая бабуля. И я понял, почему она желает избавиться от меня как можно скорее. Меня заменит жиличка-помощница по хозяйству, студентка, у которой, в сущности, нет ни гроша. Мадам Фарбер выиграет от этой замены.

Когда телефонный разговор закончился, я решил еще немного последить за Марселиной Фарбер. Она говорила сама с собой о будущей встрече с новой жиличкой и, кажется, была счастлива – до того счастлива, что стала напевать песню, которую я невероятно любил. Скоро слова песни стали прекрасно слышны. По квартире разлетался ласковый милый голос, и он принадлежал моей квартирной хозяйке! Она, такая неприятная, могла петь как молодая девушка:

Творчество Трене принадлежит всем. Жаль, что это так. Если бы однажды какой-нибудь судья решит осудить Марселину Фарбер за ее противозаконные сделки по сдаче внаем жилья, я надеюсь, что к большому штрафу будет добавлен официальный запрет этой женщине, под угрозой тюремного заключения или даже худшего наказания, петь песни Трене.