Конец истории, которая не началась
«Мелани!
Я счастлив, что встретил тебя. С того вечера я очень много думаю о тебе. Я не лгу. Я думаю о тебе почти каждую минуту, так же регулярно, как минутная стрелка обходит по кругу циферблат часов. Хотя наш разговор продолжался всего несколько мгновений, я был очарован твоей улыбкой, твоим непринужденным поведением, твоим обаянием. И подумать только – я не хотел идти на этот праздник.
Я бы так хотел снова увидеть тебя! Я знаю, что у тебя кто-то есть. Я тоже не одинок: я женат. Но, может быть, настало время все изменить. Я стою на жизненном перекрестке. И боюсь упустить необыкновенную историю любви.
Ты не можешь себе представить, как неловко мне было писать тебе это письмо. Ты решишь, что я застрял в подростковом возрасте.
Когда я подвез тебя к метро, ты не оставила мне номер своего мобильника. Но, к счастью, ты забыла в машине свою визитную карточку. Благодаря ей я могу отправить это письмо на твой домашний адрес. Я считаю эту визитку знаком судьбы. В последние годы я так много работал, что забывал жить. Я последую твоему совету и свяжусь с твоим другом-библиотерапевтом. Он сможет мне помочь, я в этом уверен.
Надеюсь всем сердцем, что ты ответишь на это письмо.
Роберт Чэпмен.
P. S. Мне очень жаль, что добавляю эти несколько слов неуклюжим почерком. Я стою перед твоей дверью, и понял, что твой друг Алекс живет с тобой».
Читая Мелани это письмо, я очень скоро понял, что из недавних событий сплетается что-то тревожное для нее и для меня. Мой мозг анализировал слова за секунду до того, как они вылетали из моего рта. Это явно влияло на мое чтение.
Чэпмен пришел ко мне потому, что Мелани сказала ему обо мне. Чэпмен ничего не понимал в наших с ней отношениях. Он влюбился в Мелани с первого взгляда. В мою женщину! А Мелани, разговаривая с Чэпменом, ничего к нему не чувствовала. А Мелани думала, что новый пациент поможет мне свести концы с концами. Мелани даже на мгновение не предположила, что может заинтересовать продавца часов как женщина.
Когда я закончил читать, Мелани сказала:
– Господи! Этот человек сошел с ума.
Я подтвердил ее догадку.
– Я сейчас отвечу ему и скажу правду.
– Какую правду?
– Что он меня не интересует. Он будет разочарован. Мне бы не хотелось его обидеть: он несколько раз повторил мне, что очень чувствительный.
– Ты не причинишь ему никакой боли. На прошлой неделе я был на заупокойной службе по этому человеку.
– Он умер?
– Заупокойную службу редко служат по живому.
– Он умер?
– Да, умер глупо – неудачно упал. Одним пациентом стало меньше.
– О господи!
– Ты горюешь о нем или обо мне?
– О вас обоих, но позволь мне сильнее горевать о том, что этого человека не стало.
– Ты права. Он был хорошим человеком. Он любил песни Трене.
Я не удержался и рассказал Мелани о гомофобских высказываниях Чэпмена. Она была еще слаба, но я не мог бы ей солгать. В отличие от меня она не должна была жалеть о Чэпмене.
– Алекс, ты чувствуешь, что жизнь очень зависит от мелочей. Если бы после манифестации я пошла с тобой, а не захотела вернуться к себе одна, то увидела бы Чэпмена, он стал бы красоваться передо мной. И я не оказалась бы вся в синяках.
– Он был со своей женой.
– Он швырнул бы ее в Сену, чтобы посвятить себя мне. Концы в воду.
– Ты сошла с ума. Это признак того, что тебе лучше.
– А ты не видишь тут отсылку к литературе? Муж убивает жену, чтобы спокойно жить с любовницей.
– Но ты же не была его любовницей!
– Еще нет.
– И никогда не будешь.
– Ты прав. Моя история с Чэпменом не стоила ни гроша. Мы упустили свой случай – разминулись на манифестации и на кладбище. Это имеет символический смысл. Если бы те, кто напал на меня, целились точней, когда били меня по голове, я бы чокнулась с ним бокалами в загробном мире. Мятежница и гомофоб.
– Как случилось, что ты встретилась с ним?
– Я видела его один раз на вечере, который организовал мой работодатель. Там были представители бренда часов С…, и среди них Чэпмен. Мы с ним немного поговорили. Он был приятный. Немного растерянный. Рассказал мне о своей жизни – профессиональное выгорание, жена больше на него не смотрит. Мне стало его жаль. Мы выпили немного. Он довез меня в своей машине до метро. И не остался ко мне равнодушным…
– Ты заметила его неравнодушие?
– По-настоящему нет. Мы с ним говорили, и больше ничего.
– Для него это было уже много.
– Иногда мужчины видят обольщение в равнодушном разговоре.
– Некоторые мужчины: не обобщай!
– Все мужчины, кроме тебя, если это тебе приятно.
– Это мне приятно.
«Сегодня вечером большинство французов будут отмечать Рождество в кругу семьи. В положенное время начались холода. Будет и снег; ожидается его выпадение в низменностях на значительной части страны. Туристические компании могут отдохнуть. Политики тоже отдыхают: сегодня у наших депутатов и министров выходной. Сейчас 9 часов; вы слушаете…»
Я положил историю болезни Яна в коробку, которую минуту назад решил выбросить на свалку. Это отсрочит ее конец на несколько дней – так же как президент Трамп дал индюшке отсрочку в День благодарения. Поверх папки Яна я положил другую, с историей болезни Чэпмена.
Его жена накануне позвонила мне, чтобы поблагодарить за текст. Она очень быстро объединила отрывок, роман и меня. Невероятно уравновешенная женщина. Она говорила со мной о своем муже и об удовольствии, которое он испытывал при мысли о сеансе библиотерапии. Она упоминала также о доброте мужа, о знаках его внимания, например, о стиральной машине. Чэпмен радовал тех, кто его окружал, не обрадовал только несколько дней назад. Она нашла его мертвым в подвале. Задняя часть головы разбита. Как он мог при падении удариться с такой силой? Как будто хотел подпрыгнуть и начал разбег… Но куда он бежал? Разве прыгают в подвале, да еще когда он затоплен? Это непонятно. Она не была там в тот момент и ругала мужа за то, что он случайно вылил воду на ее одежду. Его последний поступок – выплескивание воды. Потом – тайна. Она никогда не узнает, что произошло. С тех пор она каждую ночь проживает во сне эти неувиденные несколько минут. Всегда новый сценарий. Она, конечно, винила себя. Она ни в коем случае не должна была говорить с ним в таком тоне. И это были ее последние слова! Она обхватила руками голову – свою, в сущности, маленькую вывихнутую голову. Она хотела продать дом. Слишком много воспоминаний повсюду. Фотографии, подарки Роберта. И еще мышеловки. Они были в подвале повсюду. И плавали на поверхности воды. Одна подруга говорила ей о проклятии мышей. Она в это не верила. Как мышь могла бы сбить с ног ее мужа?
Тот, кто хочет войти в книжный магазин за несколько часов до Рождества, почти сумасшедший: это обычно тихое место становится похоже на многолюдный проходной двор, превращается в супермаркет слов. Перед рождественским ужином здесь тесно: покупатели ищут самый новый модный роман, самую новую книгу, которую надо прочесть, – подарок, покупаемый в последний момент.
И все же я решил зайти в свой книжный магазин – тот, который находится в моем квартале, как делал в любой из остальных дней года. Место, где человек часто бывает, становится для него своим. Человеку кажется, что оно ему принадлежит, даже если он не вложил ни гроша в это предприятие. Так устроен человек: он все себе присваивает. Итак, мой соседний книжный магазин: я должен называть его так, чтобы получать скидку в пять процентов, которую владелец магазина предоставляет «верным клиентам» (слово «покупатель» он выбросил из своего словарного запаса). Сейчас этот магазин был захвачен толпой людей, которых я никогда не видел среди этих недавно перекрашенных стен. Впрочем, только настоящие «верные клиенты» замечали, что цвет стен изменился. Стены стали серыми, «цвета фланели»; он мягче для глаз, чем прежний красный, который хозяин заведения называл «цветом красной смородины».
У этого продавца книг весьма необычный жизненный путь: до того как поселиться поблизости от моего дома, он пятнадцать лет торговал домашней птицей на рынке Ранжис. Однажды утром утки, пулярки и каплуны превратились в книги. Для большинства смертных это было бы радикальное изменение, но для моего книготорговца – нет. По его мнению, эти две профессии, на первый взгляд такие далекие одна от другой, очень близки. Товар немного отличается, но их сближает любовь к «хорошо сделанной» продукции. Чтобы оценить товар, его нужно потрогать. Надо много раз поворачивать товар в одну сторону, потом в другую. И убеждать возможного покупателя в хорошем качестве вещи.
В рождественские дни выручка книготорговцев увеличивается как печень птицы, которую кончают откармливать. Этот продавец книг был мастером подбирать аналогии. Если быть совершенно искренним, я не разделял его точку зрения. Ценность книги не зависит от ее веса, и я никогда не слышал, чтобы книга пела на рассвете.
Я узнал почти случайно, от слишком разговорчивого пациента, что настоящей причиной этого превращения торговца домашней птицей в продавца книг было огромное наследство, завещанное старой теткой. У покойной была в жизни только одна страсть – книги. Поэтому она включила в завещание одно условие: ее дорогой племянник, которого она считала подлым убийцей цыплят, должен был открыть книжный магазин в принадлежавшем ей доме. А дом находился в нескольких метрах от моей квартиры. Деньги творят чудеса.
* * *
Все говорили, все толкали один другого, у покупателей не осталось ни капли вежливости друг к другу. Я направился к моему любимому столу – тому, где находились сочинения классиков и о классиках. Там была великолепная книга о рукописях Артюра Рембо. В серой обложке, почти того же цвета, что стены. Если бы книгу приклеить к стене, она стала бы незаметной, словно исчезла. Но Рембо и так уже в достаточной степени исчез. На нее ушло много труда: подумать только, что этот поэт, когда был подростком, писал на клочках бумаги, которые потом обнаружили во множестве разных мест. Бродяга с листком бумаги и карандашом, согнувшийся над столом в ветхой гостинице… Издатели явно любят парадоксы, и читатели тоже… Справа от себя я заметил своего бывшего пациента, Филиппа М., который обратился ко мне два года назад. Он с бешеной скоростью просматривал книги: четверть обложки за две секунды. Так он ничего не узнавал о тексте.
– Здравствуйте, Филипп.
– Алекс! Я очень рад, что встретил вас. Вы такой же, как я: покупаете подарок в последнюю минуту.
– Вовсе нет. Я не ищу подарки, разве что для себя самого.
– Тогда вы совершенно правы. Нужно уметь доставлять себе удовольствие. Вы не могли бы направить меня, Алекс? Я хотел бы купить книгу для жены, а хозяин занят. И я думаю, что при таком количестве народа он освободится не раньше чем через час.
– Книга для Эльзы? Дайте минутку подумать.
Филипп М. тогда обратился ко мне из-за проблем в супружеских отношениях. Он думал, что больше не любит свою жену. И говорил, что литература, возможно, поможет ему ясней разобраться в его чувствах. Я никогда не вел такой случай. Я не знал, осталось ли у него еще немного любви в венах. Я скрестил на счастье пальцы, как адвокат, защищающий возможного убийцу, и достал книгу Арагона. Пусть на помощь придет поэзия. Не стихи старика Ронсара, который пытался встречаться с девушками своего времени (старый сатир!), а лирика Арагона. Этого оказалось достаточно. Тот, кто не влюблен, читая сборник стихов о любви, может быстро уснуть или засмеяться. Тот, кто влюблен, хотя бы немного, всегда найдет в них, чем поддержать огонь своего чувства. Филипп понял, что женщина, которая спала с ним рядом, по-прежнему была ему дорога – и не только потому, что соглашалась спать с ним рядом, и не потому, что терпеливо слушала его вечные рассказы о работе. Арагон разбудил в нем другое: «Глаза Эльзы».
Пока я рылся в книгах, как собака, которую учат спасать людей под лавиной, ищет приманку, спрятанную под тонной снега, я вспомнил, что Филипп во время наших сеансов несколько раз говорил о ссорах, которые были у него в детстве с его бабушкой. Она была сварливой и без колебаний поднимала руку на внука-ребенка.
– Нашел! Возьмите это, Эльза будет в восхищении. В этом романе есть даже идеи рецептов. Потом расскажете мне новости.
– О романе или о рецептах?
– И о нем, и о них, Филипп.
Филипп попрощался со мной и направился к кассе – оплачивать покупку. Очередь уменьшалась так медленно, что он (я это видел) стал читать роман, который я только что ему посоветовал. Первые слова я знал наизусть.
«Вечерело. Жак Марль ускорил шаг. Деревенька Жютиньи осталась позади…»
Пока Филипп внимательно читал начало романа, торопившиеся клиенты без малейшего смущения обгоняли его, почти толкая, чтобы скорей оказаться у кассы. В этом предпраздничном мире перестали существовать все правила приличия. Люди забыли про все – даже те из них, кто подарит кому-то утонченные произведения.
Люди, которым не хватало сведений и которые видели, как я помогал Филиппу М., без колебаний стали подходить ко мне и обращаться за помощью, как только увидели, что я остался один. Они принимали меня за временного работника магазина. Не открывая им, кто я на самом деле (впрочем, им было плевать на то, кто я), я провел нескольких из них вдоль полок. Я обращался с ними не так ужасно, как, может быть, обошелся с Филиппом. Для них я останавливал свой выбор на фотографиях Виктора Гюго или на романе Селина с иллюстрациями Тарди.
Хозяин магазина достаточно быстро заметил, что я взял на себя роль консультанта. Он покинул своих сегодняшних верных клиентов (которые, как я объяснил раньше, не были верными) и подошел ко мне:
– Алекс, что вы делаете?
– Даю справки двум или трем покупателям.
– Но я не давал вам разрешения.
– И это вас беспокоит?
– Да, немного. У каждого свое занятие.
– Я не думал, что это вас раздражает. Примите мои извинения. Я ухожу домой.
– Так будет лучше для всех. Вы не продавец книг.
– Я всего лишь «верный клиент».
– Вот именно – верный. Приятных вам праздников, Алекс.
И он отвел меня к двери магазина, хотя я желал еще немного побыть внутри. Мой книгопродавец (я по-прежнему употребляю притяжательное местоимение) не был злым или агрессивным человеком. Он только охранял свою территорию. Если кто-то нападал на библиотерапию, я тоже умел дать ему ответ, но не так грубо, это надо признать. Моя рука искривилась под большой ладонью, которая сжала ее и потянула меня к выходу. Ладонь великана на хрупкой руке. Ладонь торговца домашней птицей, который, откармливая птенцов, выбрасывает одного из клетки, потому что он подвергает опасности других. Гадкий утенок.
Я опять оказался на тротуаре, с книгой о рукописях Артюра Рембо в руке. Хозяин магазина так спешил, что забыл взять с меня плату за нее. Это будет мне подарок к Рождеству.
Праздники заставляют нервничать коммерсантов, особенно книготорговцев, которые не привыкли работать с толпой.
Чья-то ладонь мягко легла на мое плечо.
– Рембо! Великолепно, Алекс! С тех пор как по вашему указанию я открыл для себя Арагона, я очень часто читаю поэтов.
– А, Филипп! Вы выбрались живым из этой западни!
– Да, я задыхался внутри. Кстати, я прочел несколько страниц того романа, который вы мне посоветовали. Он на любителя, но Эльзе понравится. Она любит все немного странное. Между прочим, вы ей очень нравитесь.
– Я должен считать это комплиментом?
– Разумеется. Такие люди, как вы, Алекс, встречаются человеку не каждый день.
– Спасибо.
Я вполне осознавал всю неуместность этого «спасибо», но не знал, что сказать. Возможно, молчание подошло бы больше.
– Я действительно так думаю. Вы так верны своим пациентам. Я никогда не видел ни одного владельца своего дела, кроме вас, который бы вел себя так.
Аналогия показалась мне достаточно удачной, в особенности после того, что со мной только что случилось. Действительно, книготорговец, которого я еще час назад называл «моим» (поскольку притяжательное местоимение создавало между нами почти любовную близость), не был по-настоящему верен мне в том смысле, который вкладывал в это слово Филипп. Но мой бывший пациент ошибся, когда сравнил меня с коммерсантом. Если бы моя мать присутствовала бы при этом разговоре, она была бы в восторге. Пациенты становились клиентами, читатели потребителями. Коммерция охватывала весь мир. И я решил продолжить разговор в более молодежном стиле, чтобы соответствовать ситуации.
– Это работа, Филипп. Своему делу надо отдаваться душой и телом.
Положим, вторая фраза явно звучала не слишком «молодо». Тем хуже.
– Передавайте привет от меня своей супруге. Кстати, как ее дела? Она все такая же спортивная?
Филипп несколько раз встречался с Мелани, входя в кабинет. И каждый раз она была в тренировочном костюме для бега. Кончилось это тем, что Филипп очень громко (как это безвкусно!) прочитал ей на лестничной площадке несколько строк Арагона – разумеется, чтобы проверить, «работают» ли они. Этот ученик поэта за работой заставил мадам Фарбер выйти на площадку. Старая дама приняла его за ясновидящего, который говорит стихами в припадке вдохновения. Получив от Мелани объяснение и установив, кто такой этот человек, она быстро вернулась в свою квартиру, на свой наблюдательный пункт сразу за дверью.
– Сейчас немного менее спортивная.
– Тем лучше. А теперь желаю вам хорошо провести праздники в семье.
– И вам хороших праздников. До скорой встречи.
Большинство людей, когда задают вам вопрос типа «Как дела?», не обращают никакого внимания на ваш ответ. Филипп не почувствовал досаду в моем ответе. Он ничего не слышал. Скажи я ему, что Мелани теперь живет на Марсе, он отреагировал бы так же. Его, несомненно, преследовал образ Мелани в костюме для бега. В его уме она бежала, гибкая, расслабленная, равномерно дыша, двигаясь размеренно. В его уме она быстрой походкой шла мимо магазинов в парк, возле которого мы жили. Ее связанные волосы почти не касались затылка.
В его уме она не лежала за той дверью, перед которой я сейчас стоял.
Бегунья мирно спала. Спящая больше не бежала. Я придвинул кресло к ее кровати и стал смотреть, как спит бегунья, хотя это было не совсем правильно с моей стороны. Кто хотел бы чувствовать, что за ним наблюдают, когда он в таком положении?
Мелани не могла протестовать. Я смотрел на нее, пока не заснул. В этой комнате было так жарко. И никто нас не беспокоил. Мы уже давно не спали вместе. То есть рядом.
Меня разбудило громоподобное вторжение больничной няни, которая, споткнувшись, пролила на мои брюки половину воды из графина, предназначенного для больной.
– Простите, я не хотела вас разбудить.
– Но это вам удалось.
– Подождите, сейчас я вытру воду.
Она схватила тряпку и приложила ее к моему бедру. Тряпка была уже мокрой (у этой женщины, несомненно, есть дурная привычка опрокидывать графины) и ничем мне не помогла. Я вежливо снял с себя ладонь этой женщины и сказал:
– Не беспокойтесь, ничего страшного не случилось. Сейчас я уйду.
– Мне очень жаль. Я сейчас неважно себя чувствую.
– Вы любите поэзию?
– М-м-м… я выучила много стихов в школе.
– Вы знаете Артюра Рембо?
– Это тот мальчик, чья фотография на обложке вашей книги?
– Да.
– Чертовски хорошенький!
– Вы его знаете?
– Не очень.
– Возьмите, это подарок.
И я протянул ей книгу с рукописями Рембо, за которую книготорговец не взял с меня деньги.
– Вы так любезны. Я не заслуживаю подарка после того, что сделала с вами.
– Вы это сделали не нарочно. А когда человек плохо чувствует себя, Рембо может ему сильно помочь. Примите этот подарок.
– Большое спасибо. А мне нечего вам подарить, кроме моей тряпки.
– Вы забавный человек. Я принимаю вашу тряпку!
Я ушел из больницы с пятном на неудачном месте и ощущением, что преподнес очень хороший подарок. Иногда совершенно незнакомый человек доставляет нам больше удовольствия, чем член нашей семьи.
