Глава 12
Последствия и уроки
Чернобыльская авария стала первой крупной катастрофой при недавно назначенном и еще не очень опытном генеральном секретаре Михаиле Горбачеве. Первые три недели он не делал никаких публичных заявлений – видимо, решил дать время специалистам как следует разобраться с ситуацией. 14 мая, выразив негодование по поводу развернувшейся вокруг Чернобыля западной пропаганды, он объявил всему миру, что информация об аварии будет полностью обнародована и что в августе совместно с МАГАТЭ в Вене будет проведена беспрецедентная конференция. Однако за столь короткий срок оказалось не так просто преодолеть наследие десятилетий информационной закрытости, и хотя венские документы в самом деле опубликовали на Западе, в Советском Союзе они были засекречены. То есть меньше всего информации получили главные пострадавшие в катастрофе. Кроме того, будучи подробным и корректным, доклад советской делегации тем не менее давал несколько обманчивую картину. Доклад писали в ключе официальной версии – мол, всю ответственность несут операторы, – так его авторы намеренно затемнили важнейшие данные о конструкции реактора.
После выступления в Вене главы советской делегации Валерия Легасова скептически настроенные эксперты со всего мира три часа задавали вопросы и в конце аплодировали ему стоя. Это был политический триумф. Однако, как выяснилось позднее, «члены советской делегации получили четкие инструкции: с иностранцами не общаться, ни на один вопрос не отвечать, говорить слово в слово то, что написано в подготовленном материале. Только благодаря решительной позиции В.А. Легасова… удалось отойти от этой схемы».
Легасова нельзя назвать безупречным, но все же он был хорошим, добросовестным человеком, который чувствовал вину как за собственное бездействие до аварии, так и за официальную линию полуправды, которой был вынужден придерживаться после нее, но пытался этому противостоять. Однако было уже поздно. Изначальная ложь с одной стороны, с другой – то, с каким жаром он принялся критиковать советскую систему, породившую веру в неуязвимость ЧАЭС, – плохо отразились на его репутации. Выступая в октябре 1986 года на заседании в Академии наук, он заявил: в Вене «я не врал, но я не говорил всей правды». Легасов решил занять твердую позицию против официальной версии и написал несколько статей на эту тему. Он критиковал ставшие причиной аварии дефекты РБМК, низкое качество профессиональной подготовки операторов АЭС, благодушие, царившее в советских научных кругах и особенно в атомной энергетике (цитировал директора одной из АЭС, который сказал, что ядерный реактор – это чайник, он «гораздо проще обычной установки»), и предлагал работать над созданием более безопасных реакторов. Те записи прошли через КГБ и были либо цензурированы, либо оставлены без публикации.
Подорванная репутация, потерянное из-за полученных в Чернобыле доз радиации здоровье, разочарование из-за отказа его страны уделять больше внимания вопросам безопасности, груз ответственности за погибших – все это привело к трагедии: на вторую годовщину аварии Валерий Легасов повесился после того, как накануне были отвергнуты его предложения по реформированию советской науки. Перед смертью он надиктовал на пленку свои воспоминания, где, в частности, говорил, что чернобыльская катастрофа – это «апофеоз, это вершина всего того неправильного ведения хозяйства, которое осуществлялось в нашей стране в течение многих десятков лет». Ходили слухи, что Легасову заткнули рот за его высказывания против системы безопасности, принятой в советской ядерной энергетике, и это подтолкнуло власти к расследованию обстоятельств его смерти, но факт убийства официально так и не был установлен. 20 сентября 1996 года тогдашний президент России Борис Ельцин посмертно наградил Легасова почетным званием Героя Российской Федерации за «мужество и героизм», проявленные во время расследования причин катастрофы.
29 сентября 1986 года вновь началась эксплуатация ЧАЭС. Как сообщила газета «Известия», первый энергоблок был выведен на «минимально контролируемый уровень». Однако не все прошло гладко, и после устранения неполадок блок перезапустили 20 октября, а позднее вывели на полную мощность. Поскольку авария привела к критической нехватке электроэнергии в Украине, правительство торопило с возвращением станции в рабочее состояние. Вскоре после первого блока начал работу второй, а вот третий требовал серьезного ремонта, и его запуск состоялся лишь 4 декабря 1987 года.
После венской конференции миф о том, что ответственность за аварию на четвертом блоке почти целиком лежит на персонале станции, всячески поддерживался еще несколько лет как советскими властями, так и экспертами МАГАТЭ. Однако доклад, сделанный в 1991 году на заседании Госпроматомнадзора, рисовал совсем иную картину и показывал, что в информации, полученной МАГАТЭ в 1986–1987 годах, отсутствует целый ряд важнейших фактов. Доклад в нехарактерной для СССР жесткой манере не оставлял камня на камне от конструкции реактора и содержал множество претензий, как то: «РБМК-1000, из-за ошибочно выбранных его разработчиками физических и конструктивных параметров активной зоны, представлял собой систему, динамически неустойчивую по отношению к возмущению как по мощности, так и по паросодержанию»; «очевидному несоответствию фактических характеристик активных зон их ожидаемым проектным значениям не было дано должной оценки, вследствие чего поведение РБМК в аварийной ситуации оставалось неизвестным»; «для ряда важнейших параметров, нарушение которых 26.04.86 г. разработчики реактора считали критическими для возникновения и развития аварии, не были предусмотрены проектом ни аварийные, ни предупредительные сигналы»; «имеются основания считать, что разработчики реактора не смогли оценить эффективность аварийной защиты в возможных эксплуатационных ситуациях»; «разработчики проекта и типового технологического регламента по эксплуатации РБМК-1000 не довели до сведения персонала действительную опасность проявления ряда характеристик реактора»; и, пожалуй, самое суровое замечание: «Комиссия считает необходимым особо подчеркнуть, что практически все конструктивные недоработки [стержней] СУЗ были известны до аварии». И так далее, и тому подобное: в конструкции реактора имелись десятки дефектов, критически нарушающих нормы безопасности. Чернобыльская авария, вызванная ошибочными действиями эксплуатационного персонала, имела несоразмерно катастрофические последствия из-за недостатков в конструкции реактора, заключили авторы документа.
В докладе 1991 года вскрылась еще одна критически важная проблема: отсутствие внятной ответственности в управленческих кругах советской ядерной энергетики, что и сделало возможным выдачу разрешения на производство столь опасного реактора, как РБМК-1000. «Все участники создания и эксплуатации АЭС несут ответственность только за те части работы, которые они непосредственно выполняют. В соответствии с международными нормами и практикой такая общая ответственность возлагается на эксплуатирующие организации. В [СССР] до настоящего времени таких организаций нет. Выполнение их функций в части принятия наиболее важных, общих для АЭС в целом решений обычно возлагалось и возлагается на соответствующие министерства, являющиеся органами государственного управления. Тем самым право принимать решения оторвано от ответственности за него. Более того, ввиду неоднократных преобразований органов государственного управления исчезли даже те структуры, которые принимали ответственные решения. Таким образом, опасные объекты есть, а несущих ответственность за них нет».
После публикации доклада взгляд на чернобыльскую аварию в научных кругах изменился. Новая информация сняла с персонала станции большую часть обвинений, показав, что они не нарушали эксплуатационные инструкции в инкриминируемых масштабах, что важные разделы документации реактора были составлены некорректно и что одну из главных ролей в происшедшем сыграли недостатки конструкции. В 1992 году Международная консультативная группа по ядерной безопасности МАГАТЭ переработала свой доклад, включив в него новые данные, и выпустила документ под названием ИНСАГ-7. В нем четко указывалось, что при наличии в советской ядерной отрасли надлежащей культуры безопасности, практики обратной связи и контроля аварии бы не случилось. Частичная ответственность за аварию по-прежнему лежала на операторах, но в новом докладе вновь и вновь подчеркивалась главная мысль: «Конструкции АЭС должны быть в наиболее возможной степени невосприимчивы к ошибке оператора и к преднамеренному нарушению регламентов безопасности». МАГАТЭ насчитало в общей сложности сорок пять проблем с безопасностью на ЧАЭС: девятнадцать крупных, двадцать четыре средней степени важности и две незначительные.
В конструкцию РБМК внесли существенные улучшения: была увеличена скорость погружения стержней управления при сигнале аварийной защиты – на полное погружение теперь требуется не 18 секунд, а 12; снижен положительный пустотный коэффициент реактивности, а также уменьшено влияние на реактивность полного запаривания активной зоны; внедрена быстродействующая аварийная защита (БАЗ), которую в том числе обеспечивают 24 дополнительных стержня управления; предотвращена возможность отключения аварийных систем защиты во время работы реактора на мощности; и самое главное, модернизирована конструкция стержней управления – удлинена борная секция (поглотитель) и исключены столбы воды в нижней части каналов. Но графитовые концевые секции остались на месте.
Несмотря на призывы мировой общественности закрыть ЧАЭС немедленно, процесс ее ухода из жизни затянулся надолго. 11 октября 1991 года, всего через пять лет после взрыва четвертого энергоблока, на станции произошла третья крупная авария – на сей раз на втором блоке. Незадолго до того блок временно вывели из эксплуатации после еще одного инцидента – пожара в секции машинного зала, вспыхнувшего во время мелких ремонтных работ на турбогенераторе. Пламя погасили, генератор изолировали, и в тот момент, когда его турбина еще по инерции вращалась с частотой около 150 оборотов в минуту, один из выключателей вдруг включился, и генератор вновь вошел в рабочий режим. Турбина менее чем за полминуты разогналась до 3000 об/мин. Согласно данным из доклада Комиссии по ядерному регулированию США от 1993 года, «подача напряжения на турбогенератор ТГ4 стала причиной перегрева проводящих элементов и повреждения механических соединений ротора и обмоток. Возникшая центробежная разбалансировка привела к разуплотнению подшипников 10–14 и масляной системы и к выбросу водорода и масла с последующим их воспламенением от электрической дуги и теплоты трения. Высота пламени достигала 8 метров. Видимость в помещении была затруднена из-за густого дыма. Когда горящее масло достигло шин генератора, произошло трехфазное короткое замыкание с силой тока 120 000 ампер». Пожарные прибыли незамедлительно. Они не опасались воспламенения кровли, поскольку все горючие материалы с крыш станции убрали еще после аварии 1986 года, но вентиляционные системы не могли справиться с дымом и жаром. Пожарные понимали, что опорные фермы кровли – в отсутствие огнеупорного покрытия и автоматических систем пожаротушения – могут не выдержать высоких температур. Несмотря на экстренную подачу дополнительной воды, мощности насосов не хватило одновременно на спринклеры и пожарные шланги, и фрагмент кровли размером 50 на 50 метров рухнул в машинный зал.
Сам реактор остался цел, но дальнейшая эксплуатация второго блока требовала серьезного ремонта. Новый состав украинского парламента решил, что блок следует закрыть. Первый блок прекратил работу 30 ноября 1996 года, за что украинское правительство получило 300 миллионов долларов на модернизацию энергетической отрасли, включая усовершенствование оставшегося реактора на третьем блоке. Но, несмотря на финансирование, третьему блоку под конец пришлось пережить остановку реактора – из-за вызванных погодными условиями повреждений электроинфраструктуры и выброса пара. На показанной по телевидению церемонии президент Леонид Кучма в прямом эфире дал указание заглушить установку: «Во исполнение решений Украины и международных обязательств нашего государства приказываю начать работы по досрочному выводу из эксплуатации третьего блока Чернобыльской атомной станции». Так завершилась выработка электроэнергии на последнем чернобыльском реакторе.
Еще в советское время большинство работ по проектированию и строительству новых АЭС было заморожено или вовсе прекращено, а несколько действующих станций из-за ужесточения регламентов безопасности пришлось по разным причинам закрыть. К 1989 году планы выработки электроэнергии ядерными установками урезали на 28 000 МВт (для сравнения: четвертый блок ЧАЭС с самым мощным на тот момент реактором производил 1000 МВт). Правительство в итоге отказалось от дальнейшей разработки РБМК, оставив лишь программы по обслуживанию и совершенствованию существующих реакторов. Уже ведущиеся работы по строительству РБМК благополучно завершили, а новые реакторы строить не стали. Из семнадцати РБМК, введенных в эксплуатацию, одиннадцать функционируют по сей день. После чернобыльской катастрофы в России строят только реакторы ВВЭР – эта конструкция была конкурентом РБМК с самого начала.
По официальным советским данным, в чернобыльской аварии погибли тридцать мужчин и одна женщина из охраны. Но это лишь люди, находившиеся непосредственно на станции в первые часы после взрыва и умершие от острой лучевой болезни или ожогов. В списке не учтены военные, погибшие от облучения во время ликвидации последствий, гражданское население прилегающей территории и многие из посещавших Зону вскоре после катастрофы (журналисты, врачи и т. д.). Тех, чьи тела были найдены, похоронили в заваренных цинковых гробах, чтобы их радиоактивные останки не заражали почву.
Хотя специалисты всего мира уделяли (и продолжают уделять) беспрецедентное внимание медицинским последствиям аварии, «реальное число смертей… вряд ли будет известно точно», говорится в докладе экспертной группы «Здоровье» Чернобыльского форума ООН 2006 года. Загрязненная площадь чрезвычайно велика – около 400 тысяч квадратных километров, включая 23 % территории Беларуси, 7 % – Украины и ряд местностей на западе России и в восточноевропейских странах (оценки зависят от того, что вкладывать в слово «загрязненный»), – кроме того, проблемы со здоровьем, связанные с облучением, не всегда различимы на фоне общей заболеваемости, а случаи смертельных заболеваний могут проявиться лишь годы, а то и десятилетия спустя. Результаты каждого нового исследования вероятной «чернобыльской» смертности отличаются от предыдущих.
Я обычно игнорирую самые высокие и самые низкие цифры и полагаю, что истину нужно искать где-то посередине. МАГАТЭ говорит о приблизительно 4 тысячах смертельных случаев, но эта оценка, по всей видимости, лежит у нижней границы, и я сомневаюсь, что ее можно принять, учитывая, сколько вполне здоровых прежде людей, так или иначе связанных с аварией, умерли в течение десяти лет после нее. По словам Николая Омельянца, заместителя руководителя Национальной комиссии по радиационной защите населения Украины, «постоянно действующего высшего независимого коллегиального научно-экспертного совещательно-консультативного органа по вопросам противорадиационной защиты и радиационной безопасности населения Украины», «не менее 500 тысяч человек, а то и больше, уже умерли – это из тех 2 миллионов в Украине, которые официально числятся жертвами Чернобыля. [Исследования показывают, что] 34 499 человек, принимавших участие в ликвидации последствий аварии, умерли со времени катастрофы. Среди них смертность от рака почти втрое больше, чем у остального населения»,. Он также утверждает, что, по данным его специалистов, младенческая смертность – по-видимому, речь идет о зараженных зонах – после аварии выросла на 20–30 % из-за хронического облучения. «У нас полно случаев рака щитовидной железы, лейкемии и генетических мутаций, которые не зафиксированы в данных ВОЗ и которых двадцать лет назад Украина не знала», – говорит специалист украинского Научного центра радиационной медицины Евгения Степанова. В опубликованном в 2006 году отчете под названием «Иной доклад о Чернобыле» (The Other Report on Chernobyl; TORCH) – который, правда, не вызывает большого доверия, поскольку подготовлен по заказу противников атомной энергетики, – говорится о 30–60 тысяч случаях смерти от рака. Похоже, взяли самые высокие показатели, какие удалось найти (местами дело доходит до семизначных чисел), и вслепую сочли их корректными. Оценив достоинства всех этих докладов и ознакомившись с соответствующей критикой, лично я полагаю, что реальная цифра – где-то порядка 10 тысяч, но хочу подчеркнуть, что это абсолютно ненаучная оценка. Просто мне трудно поверить в «4 тысячи», поскольку мы имеем массу фактических свидетельств, которым это число противоречит. Но утверждать что-либо с определенностью здесь невозможно, поскольку нет ни одного документа, который так или иначе нельзя было бы подвергнуть сомнению.
Смертность, разумеется, не единственный показатель: огромное число переживших катастрофу по-прежнему страдают от серьезных проблем со здоровьем, вызванных облучением. Практически невозможно найти надежную медицинскую статистику за годы, предшествовавшие 1986-му, и поэтому нельзя провести сравнительный анализ, однако, судя по всему, число случаев врожденных дефектов, пороков развития и детской лейкемии в первые пять лет после аварии резко возросло. «В тридцати больницах нашего региона [Ровно, 500 километров к западу от Чернобыля] до 30 процентов людей, которые находились на пораженных радиацией территориях, имеют физические нарушения: сердечно-сосудистые заболевания, рак, болезни дыхательных органов. Почти каждый третий новорожденный имеет патологии, в основном внутренние», – говорил в 2006 году врач одного из специализированных диспансеров радиологической защиты населения. Даже сегодня в некоторых белорусских поликлиниках висят таблички, извещающие, что жертвы Чернобыля обслуживаются вне очереди.
Нью-Йоркская академия наук указала на существенный рост заболеваемости по всем видам рака, заболеваниям центральной нервной, сердечно-сосудистой, пищеварительной, мочеполовой, эндокринной систем, органов дыхания, а также на рост младенческой и перинатальной смертности, числа случаев задержек умственного развития и слепоты на затронутых аварией территориях.
Как и в случае с другими видами статистики по Чернобылю, неизвестно, сколько именно людей пострадало от несмертельных заболеваний. Зато мы знаем, что очень многие чернобыльцы оказались отторгнуты обществом и столкнулись с невозможностью жить где-либо, кроме Зоны. Они подвергаются социальной стигматизации, их не берут на работу, с ними не хотят общаться из-за невежественного пагубного страха перед радиацией. Некоторые из этих людей получают государственные компенсации, но их число невелико и продолжает снижаться. Некоторые спустя какое-то время после аварии вернулись в Зону, где жить по-прежнему небезопасно, и они объясняют свое решение в первую очередь тем, что их нигде не принимали. Восточноевропейские фермеры до сих пор не могут продавать свою продукцию, поскольку их скот пасется на земле, которую считают радиоактивной и небезвредной для здоровья.
Чернобыль послужил прямым напоминанием всем странам мира об ужасах, которые сулит применение ядерного оружия. 15 мая 1986 года доктор Роберт Гейл провел в советском МИДе первую пресс-конференцию об аварии. Описав ситуацию с состоянием пациентов, он затем посвятил немало времени ответам на вопросы. Один из них касался уроков Чернобыля. «Думаю, нам следует рассматривать события последних недель в более широком контексте, – сказал он. – Мы имеем дело со сравнительно некрупным инцидентом, но даже при международном содействии очевидно, насколько мы ограничены в возможности отвечать на этот вызов и оказывать помощь пострадавшим. Если нам так трудно спасти три сотни жертв, представьте себе, какие усилия потребуются в случае применения ядерного оружия – и их явно будет недостаточно. Заблуждаются те, кто верит в возможность медицинской помощи после ядерной войны». Он открыто озвучил проблему, с которой Кремлю волей-неволей пришлось столкнуться почти через сорок лет после начала холодной войны. У правительства СССР имелся план действий на случай аварии, подобной чернобыльской, но всего одного инцидента оказалось достаточно, чтобы впервые наглядно продемонстрировать Политбюро ЦК КПСС, какими будут последствия ядерной войны. Всего одна атомная станция, один относительно небольшой (в сравнении с ядерным оружием) взрыв в одном реакторе – и правительство вынуждено задействовать все имеющиеся ресурсы, в том числе предпринять самую масштабную в истории мирную мобилизацию армии. Радиация сводит на нет любой стандартный план действий и заставляет признать, что взорвать даже одну атомную бомбу – не говоря уже о 65 тысячах бомб, существовавших на тот момент, – дело немыслимое.
11 октября 1986 года, через пять месяцев после катастрофы, Михаил Горбачев встретился с американским президентом Рональдом Рейганом, чтобы обсудить возможность уничтожения ядерных арсеналов. Они согласились, что определенные шаги в этом направлении необходимы, и 8 декабря 1987 года состоялось подписание советско-американского Договора о ликвидации ракет средней и малой дальности, в котором шла речь обо всех ракетах наземного базирования с радиусом действия от 500 до 5500 километров. Менее чем через год после аварии в Москве прошел исторический Форум за безъядерный мир, за выживание человечества с участием выдающихся представителей разных стран и сфер деятельности. Эта встреча на фоне долговременных последствий чернобыльской катастрофы заставила многих советских «жестких» политиков согласиться, что ядерная война недопустима, что в ней не может быть победителей, так как она уничтожит планету. Число ядерных испытаний в мире сократилось. К 1996 году был разработан Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, и физические испытания на время прекратились – их заменили компьютерные симуляции. Всего два года спустя Индия и Пакистан испытали собственное ядерное оружие, однако это, к счастью, были единичные случаи. Единственной страной, которая не прислушивается к здравому смыслу, остается КНДР.
Через два года после Чернобыльской катастрофы СССР подтвердил, что она обошлась в 11 миллиардов рублей (рубль в то время стоил примерно доллар), а в 2006 году сам Горбачев назвал сумму в 18 миллиардов. Сюда не включены сопутствующие расходы, но даже в этом случае цифра выглядит сильно преуменьшенной – если судить по докладу, выпущенному белорусским МИДом в 2009 году. Согласно документу, «чернобыльские» затраты правительства Беларуси на тот момент продолжали составлять около миллиона долларов в день. «Ущерб от чернобыльской аварии оценивается примерно в 235 миллиардов долларов США. Однако суммарные затраты Беларуси и мирового сообщества на ликвидацию последствий аварии составляют лишь 8 процентов от общей суммы ущерба»,. Эти убытки были катастрофическими для советской экономики, к тому же авария рикошетом ударила по угольной и гидроэнергетике. Упавшие вдвое цены на нефть усугубили экономическую катастрофу. Для Горбачева Чернобыль послужил тем рычагом, который помог ему заставить своих высокопоставленных военных и политических оппонентов принять идеи повышения прозрачности компартии и приблизить наступление эпохи гласности. СССР так и не оправился, и Чернобыль считается одним из главных катализаторов его распада.
Многих людей, о которых идет речь в этой книге, уже нет с нами – включая Анатолия Дятлова, который умер в 1995 году от сердечного приступа. Он отстаивал свою невиновность до самого конца. В 1992 году в одном из интервью он еще раз сказал: «Я столкнулся с ложью, с огромной ложью, которую вновь и вновь повторяли как руководители нашего правительства, так и простые инженеры. И эта бесстыдная ложь меня подкосила. У меня нет ни малейших сомнений в том, что конструкторы реактора сразу поняли, что произошло [он прав, так и было. – Э.Л.], но сделали все, чтобы свалить всю вину на операторов»,. Виктору Брюханову сейчас восемьдесят лет, и он до сих пор ясно помнит, что происходило в Чернобыле. «Никто не струсил, не уклонился, – сказал он в интервью в 2011 году. – Все были преданы станции, любили ее, защищали ее»,.
