Глава семнадцатая

Он указал на одну лачугу, вроде ничем не примечательную, разве что чуть более ветхую, с единственным заколоченным окошком. И дыма над куцей трубой не заметно, как у других.

Тесак подошел к двери.

– Вдруг там кто-нибудь живет? – спросила Алиса.

У него был какой-то странный вид, словно он находился под гипнозом, и перед глазами стояли картины из далекого прошлого.

– Никто там жить не будет, – тихо сказал он. – Там живут призраки. Разве ты не чувствуешь? Ее дух всегда меня ждет.

Он распахнул дверь и вошел в дом. Алиса окинула взглядом улицу, потом последовала за ним.

Внутри валялись обломки мебели, в маленьком очаге недавно разводили огонь. Должно быть, местные мальчишки забирались в лачугу покурить, выпить ворованного эля и потравить байки про убийцу, что здесь когда-то жил.

Тесак остановился посреди комнаты, медленно обводя ее глазами.

На полу у него под ногами виднелись бурые пятна, наверное, последнее напоминание о той кровавой ночи.

– Вон там она обычно пряла. Получалось у нее ужасно. Да и готовила неважно, но мы справлялись. Я каждый день грыз подгоревшие тосты и нахваливал, мол, какая вкуснятина. Зато в доме не было ни пылинки, она все надраивала до блеска и так этим гордилась, ведь раньше у нее ничего своего не было. А вон там за занавеской стояла наша кровать. Так приятно было по утрам любоваться, как Хэтти мирно посапывает, зная, что она моя. А потом она открывала глаза, такие голубые, и легонько улыбалась спросонья, и я видел, как она меня любит. Она меня любила. Так любила, а я ее не уберег.

Он рухнул на колени и зарыдал. Алиса растерялась. Ей стало как-то не по себе в этой обители призрака Хэтти, где Николас перестал быть самим собой и превратился в Тесака.

Алиса вдруг поняла, что в глубине души немного завидовала Тесаку. Да, он так трагически лишился любимой жены и ребенка. Но он успел вкусить и счастья. Он жил взрослой жизнью в мире взрослых, чего Алисе испытать не довелось.

«Может, еще доведется. С ним», – мелькнула мысль.

Да, вполне. Может, когда-нибудь они заживут в домике у озера, подальше от этой хмари, крови и волшебников. Может быть, но пока им до этого ой как далеко.

Алиса ждала, и вскоре Тесак поднялся.

– Я готов, – заявил он.

Взглянув на него, она поняла, что с Николасом покончено навсегда. Здесь он распрощался и с ним, и с Хэтти, оборвал все связи с прежней жизнью, отныне и навеки став Тесаком.

– Я знаю, где найти Кролика, – объявил он.

Они вышли на улицу. Может, воображение разыгралось, но на выходе ей почудилось легкое прикосновение прохладного ветерка к шее, а потом в груди потеплело, и она заметила, как засветился подаренный Бесс кулон с розочкой.

– Совсем про него забыла, – призналась Алиса.

– Бесс дала тебе его неспроста.

– Наверное, это связано с магией, – сказала Алиса. – Хотя даже зная, что я волшебница, ничего особенного не чувствую. Никакого могущества, чтоб аж распирало и пальцы искрились.

Она вспомнила о чудесах, что творили джинны из сказок о пустынях, исполняя чужие желания. А вдруг она тоже так может? «Желания сбываются».

Тесак говорил, что это она сожгла розы в лабиринте Чеширского. Тогда она была в ужасе, хотела только вырваться из смертельных пут. Удастся ли ей такое повторить?

– Может, тебе стоит поучиться у Чеширского, как управляться с магией? – сказал Тесак.

– Только назиданий Чеширского мне не хватало, – отрезала Алиса.

От Чеширского ей ничего не нужно. Не нравился ей этот тип, хоть и помогал изредка.

– Чтобы овладеть своей силой, тебе нужен наставник, а из знакомых волшебников у нас только Гусеница, Чеширский и Кролик.

– Где-нибудь и другие найдутся, – сказала Алиса. – Из города их прогнали, но где-то они остались. Гусеница говорил, мы своих узнаем. Когда выберемся из города, обязательно кого-нибудь встретим.

Она не обмолвилась, что немного побаивалась своей силы и того, что еще может в себе обнаружить. Сейчас перед ними стояли две самые трудные задачи, и ей не хотелось отвлекаться.

«Хотя магия не помешала бы».

Может быть, а может, и нет. Бармаглот был олицетворением самого злого волшебника на свете. Городские волшебники оказались отъявленными негодяями. Может, магия развращает? Алисе этого не хотелось. Она только начала понимать, что из себя представляет, и хотела остаться прежней Алисой.

Вместо лачуг Хиттауна вокруг появились строения повыше, как в остальных районах города. Теперь Тесак стал похож на охотника, на хищника, взявшего след добычи. Он не колебался, знал, где находится Кролик, и собирался втоптать его в землю.

Алиса совсем не боялась. Вообще-то надо было бы – страх может жизнь спасти. Но для страха уже просто не осталось места. Они уже столько всего насмотрелись, и от этих ужасов, резни, чудовищ у нее в душе словно наросла тончайшая корка тверже алмаза. Одним чудовищем больше, одним меньше – уже ничего не меняло.

– Тесак, – сказала Алиса. – Ты не задумывался о том, что мы наделали? Убив Гусеницу и Моржа?

– Моржа мы не убивали, – возразил Тесак.

– Но помогли. Впрочем, неважно. Дело в том, что мы освободили места, которые занимали могущественные люди. Что же теперь будет?

– Свято место пусто не бывает, – сказал Тесак. – Сейчас понабегут желающие. Скорее всего, поделят территории между несколькими авторитетами. У Гусеницы с Моржом сил было много, знатные участки себе оттяпали.

– А при новых хозяевах станет лучше? – спросила Алиса.

Она очень надеялась. Надеялась, что убила Гусеницу не ради того, чтобы на его месте появился другой такой же, как в той сказке, где герой рубил чудовищу головы, а на месте отрубленной вырастало несколько новых.

– Может быть, – ответил Тесак. – Неважно, кто будет у власти, люди постараются приспособиться. Другого выхода просто нет.

И правда, подумала Алиса. Такие как Нелл и Гарри, и даже бедная дуреха Долли, что-то создавали в городе – трактир, книжную лавку, телегу с картошкой – и день за днем над этим трудились, надеясь на лучшее. Они видели окружающую нищету, понимали, что каждый день рискуют, просто выбираясь из постели, но все-таки не теряли надежды – на успех, на счастье, на светлое будущее. Другого выбора не было. Если бы они захотели сбежать из Старого города, их бы поймали солдаты, патрулирующие Новый город, и завернули назад. Из города не выпускали. Никого.

– Тесак, а почему из города нельзя выйти? – спросила Алиса.

– Потому что министрам и авторитетам нужно из кого-то кровь сосать, кем-то помыкать, – объяснил Тесак. – Думаешь, здесь кто-нибудь остался бы по своей воле?

– Конечно, нет, – согласилась Алиса. – Вряд ли такие найдутся.

– И останутся важные шишки на бобах, без своих капиталов, и даже шпынять будет некого. А знаешь, чем это кончится? Они просто подыщут какой-нибудь другой город, но на этот раз позаботятся, чтобы никто не сбежал. Они всегда выкрутятся. Таким, как они обязательно надо об кого-то ноги вытирать, иначе жизнь не мила.

– Наверное, там так здорово. В смысле, за городом, – мечтательно предположила Алиса. – Я имею в виду, вне города. Она думала о девушках, которые ушли за Кубышкой, и надеялась, что они бегают босиком по траве на солнышке и смеются. Приятно надеяться, что хоть кто-то радуется жизни, даже если у самой не получается.

Улицы слегка оживились, хоть и не так, как раньше («пока не было Бармаглота»), Алисе с Тесаком изредка встречались горожане, занятые своими темными делишками. Порядочные сидели дома. «Интересно, – думала Алиса, – где же сейчас Бармаглот, и что будет делать правительство, если он не оставит в городе ни единой живой души».

– Скорее всего, удерут на воздушном корабле, – пробормотала Алиса.

В детстве она считала министров самыми чудесными людьми на свете. Ведь на День дарения они преподносили всем детям подарки, гладили по головке и уверяли, что те вырастут достойными гражданами. Тогда Алиса не понимала, что им интересны только чистенькие, богатенькие детки из Нового города. Не понимала, что влиятельных людей интересует только власть, а не добрые дела.

Выбравшись из больницы, она узнала про этот мир так много, что иногда хотелось все это забыть. Меньше знаешь – крепче спишь, порой лучше не видеть изнанку этого мира.

Тесак то ли не расслышал, то ли не обратил внимания на ее бормотание. Он стремился к своей цели и не собирался отвлекаться на путаные размышления Алисы.

И вот они пришли.

Столько лет Кролик преследовал ее во сне, а проснувшись, она старалась о нем забыть, надеялась, что он просто плод ее воображения, и вот вернулась туда, где все это началось.

Вид был довольно невзрачный.

На поверхности даже не было строения, только ровный участок земли, к которому с улицы вниз вели каменные ступеньки, оканчивающиеся у двери с парой охранников самого серьезного вида.

Они не сдвинулись с места, словно им не было никакого дела до появившихся у лестницы Алисы и Тесака, но Алиса поняла, что их заметили.

– Ну конечно. Какой же это кролик без норы под землей, – сказала Алиса.

– Насколько я помню, так и есть, – согласился Тесак. – Там столько коридоров, закутков, запросто заблудишься.

– Да, похоже на то, – заметила Алиса и широко открыла глаза. – Тесак, я вспомнила. Вспомнила, как бежала по коридорам, натыкаясь на людей, меня хотели схватить, но я вырывалась и бежала дальше. Они не могли меня задержать, они были так ошарашены.

– Чем же? – спросил Тесак.

Алиса крепко зажмурилась и будто снова очутилась в прежнем теле той шестнадцатилетней девчонки.

«Она бежит, едва переводя дух, спотыкаясь от боли в ногах и между ними, с окровавленной щекой, чувствуя, как горячие капли стекают по шее на плечо и грудь. Бежит босиком, путаясь в изорванном подоле платья, но в руке сжимает нож, с наколотым на острие голубовато-зеленым глазом, тот самый нож, который он так неосторожно бросил рядом».

– У меня в руках был его глаз, – пояснила она, поднимая веки. – Все были потрясены, даже бывалые солдаты, к тому же я была вся в крови, в основном своей, но они-то этого не знали. У него много верных слуг, не то что у Моржа, ему служат не ради денег или возможности поиздеваться над другими, его любят, хоть и непонятно за что.

– Они его любили, поэтому кинулись к нему. И это тебя спасло, – сказал Тесак. – Они побежали узнать, жив ли он.

– У меня вся рука была в крови, и нож тоже, – медленно вспоминала Алиса. – Его нож, который всегда был при нем. Завидев этот нож, они решили, что хозяин умер.

«Он зажмуривается от удовольствия и запрокидывает голову.

Ее пальцы смыкаются на рукояти, обхватывают ее. Алиса ударяет его в спину, еще и еще, и вдруг под лезвием лопается что-то плотное и упругое. Взревев от боли, он вытаращивает глаза, и тут она вонзает лезвие в левый, а потом рвет на себя. Льется кровь, но он все еще лежит сверху. Она пинает его и брыкается, пока он не сползает с матраса, извиваясь и зажимая глазницу ладонью. Алиса скатывается с кровати на пол, но Кролик успевает полоснуть ее по лицу вторым ножом, припасенным за голенищем, ведь он даже не снял сапоги.

Она с трудом поднимается на ноги, крепко стиснув нож, чтобы не выронить, и под истошные вопли Кролика бросается прочь, навстречу бегущим к нему. Ее пытаются схватить, но она, вся скользкая от крови, вырывается и бежит, бежит, уворачиваясь, пригибаясь, ускользая, и наконец оказывается на улице, где за ней уже никто не гонится.

Но она все не останавливается, и встречные шарахаются в стороны, завидев ее безумное лицо, окровавленное платье и глаз на кончике ножа, что она сжимает в руке. Она бежит, пока не выдыхается, пока не добирается до границы Нового города, и бросает нож в реку. Вода вокруг него бурлит, вскипает, такая ядовитая, что и лезвие, и ручка, и глаз растворяются. И тут Алиса падает на берег и засыпает».

– Теперь ты все вспомнила, – сказал Тесак, и это был не вопрос.

– Да, – согласилась она. У нее уже не осталось слез оплакивать того ребенка, каким она была раньше. – Примерно этого и следовало ожидать. Кроме моего побега. Вот этого не ожидал никто.

Дверь внизу открылась, и на пороге появилась женщина. Она что-то тихо сказала солдатам, и те скрылись внутри. В таком заведении Алиса ожидала встретить женщин совсем другого сорта, вроде тех, что танцевали перед улюлюкающими завсегдатаями в притоне Гусеницы. А эта была сгорбленная от старости или жизненных тягот, со свинцово-серыми волосами, как глаза у Тесака, в серой шали поверх серого платья, она семенила мелкими шажками. Всем своим видом она напоминала здоровенную мышь. И тут она уставилась на Алису, сверкнув глазами на узком, изрытом морщинами лице.

– Дор? – ахнула Алиса.

Уж чего только она не насмотрелась за это время, но такого не ожидала.

От ее подружки, юной и прекрасной подружки не осталось и следа. Им обеим было по двадцать шесть, но Дор выглядела, как изможденная старуха с узловатыми пальцами и торчащими венами.

– Он знал, что ты вернешься. Он ждет. Утром проснулся и говорит, мол, сегодня Алиса вернется, – сказала Дор. Ее голос был старческим, и в нем слышалась горечь. – Вечно «моя Алиса», даже после того, что ты с ним сделала.

Алиса медленно спустилась по ступенькам. Кепку она потеряла, куртку тоже, и со своим маленьким ножиком, торчащим из-за пояса, выглядела как есть, уже не маскируясь под парня – высоченной коротко стриженой девушкой со шрамом на лице. Она возвышалась над Дор, испепеляющей глазами свою давнюю подругу.

– Какое ты имеешь право на меня сердиться? – возмутилась Алиса. – Ты, которая пыталась продать меня, словно собственность? Ты, готовая скормить меня живьем чудовищу, которому понадобилась моя магия?

– Ты бросила меня здесь, – сказала Дор. – Сама сбежала, а меня бросила.

– А ты бы хотела наоборот, – сказала Алиса.

Ей было не жаль подругу. Она вспоминала, как в детстве они с Дор играли, как, тихонько хихикая, прятались в кустах маминых роз. Эта девчонка все время была рядом, но Алиса не заметила в ней перемен. Возмездием стала та самая судьба, которую она готовила Алисе. Хотелось узнать только одно.

– Почему?

– Прошло столько времени, а тебе больше нечего сказать? – заметила Дор. – Где же твой гнев?

– Я не сержусь на тебя, – ответила Алиса. – Я просто хочу узнать почему.

Она и впрямь не сердилась. Дор уже получила по заслугам, и добавить Алисе было нечего.

– «Почему» – это детский вопрос, а мы уже давно не девчонки, – ответила Дор и отвернулась. – Он ждет.

За дверью тянулся длинный и широкий коридор. Вдоль стен по стойке «смирно» выстроились вооруженные солдаты Кролика – с ножами, мечами, топорами – пожирая Алису свирепыми взглядами. Они ее ненавидели, люто ненавидели за то, что она сделала с их хозяином.

Дор позаботилась о том, чтобы они знали, кто такая Алиса, и она, в свою очередь, не сомневалась, что во второй раз сбежать из норы Кролика ей точно не дадут. Тесак же только ухмыльнулся, заметив, как солдатам не терпится их прикончить.

Дор, семенящая впереди, замедлила шаг. Алиса ожидала, что их заведут вглубь логова Кролика, в тот самый лабиринт, где она когда-то чуть не застряла. Но Дор проводила их до конца основной галереи к огромным резным воротам, как в королевском дворце, за которыми оказался сам Кролик. И опять он оказался не таким, как ожидала Алиса.

Она помнила крепкого, энергичного человека с сильными грубыми руками, а этот и при всем желании не смог бы ее обидеть. Его левый глаз был прикрыт замысловатой золотистой повязкой, расшитой изумрудами и рубинами. От былой стати остались одни воспоминания, все тело усохло, и этого было не скрыть даже роскошным шелковым халатом. Он сидел посреди комнаты в кресле («как на троне»). Он явно не мог самостоятельно встать, и скорее всего, это было ее рук дело. Ударив его ножом в спину, она что-то там повредила, причем необратимо. У него и в самом деле оказались длинные белые уши под цвет волос на голове, на тыльной стороне рук тоже рос белый пушок.

– Алиса, моя Алиса, – сказал он.

(«Милая Алиса»). Даже голос его изменился. На густо напудренном лице, белом под стать ушам и волосам, сверкал единственный голубовато-зеленый глаз. И это искалеченное сморщенное существо являлось ей в кошмарных снах?

В запертой комнате были лишь они вчетвером, кресло посередине да голые стены и пол цвета свежевыпавшего снега.

– Наконец ты ко мне вернулась, – сказал Кролик. – А кого это ты с собой привела? Николаса?

– Что с твоими ушами? – спросил Тесак, не сводя с них глаз. – Раньше они такими не были.

– Чеширский позабавился со своими зельями, – проворчал Кролик. – Мол, чтобы образ соответствовал имени.

По его голосу Алиса догадалась, что он не находил это столь забавным, как Чеширский.

– Где Дженни? – спросил Тесак.

– Я ожидал, что ты захочешь о ней поговорить, – хитро взглянул на него Кролик.

– Ты нарушил обещание, – сказал Тесак.

– Я ничего не обещал, – ответил Кролик.

– Обещал, – отрезал Тесак тоном, не допускавшим возражений. – А ну выкладывай, куда ты ее отправил.

– О ее красоте ходят легенды, – мечтательно сказал Кролик. – Я часто слышал от своего друга с Востока, у нее множество поклонников.

– Говори, как его зовут, – потребовал Тесак.

– Нет, пожалуй, это лишнее, – ответил Кролик. – А вот ее имя скажу. Они зовут ее Сейхар, что означает самый темный час перед рассветом, ибо волосы ее чернее ночи, а взгляд холоднее лунного света.

– Ее зовут Дженни, – сказал Тесак.

– Больше нет. Эх, сейчас бы выпить чаю с пирожными, вот было бы здорово, да, Алиса? Устроить чаепитие, как в старые добрые времена.

Кролик своими замашками походил на дедушку, которого блудные внучата навестили после долгой разлуки. Он протянул руки к нахмурившейся Алисе.

– Кажется, ты не понял, зачем мы пришли, – заметила она.

– Ну почему же, хотите меня прикончить, разве не так? – ответил Кролик, сверкнув глазом. – Отомстить за то, что с тобой сделали. Даже не сомневаюсь, Николас все исполнит в лучшем виде, ему в этом деле равных нет.

Алиса удивленно уставилась на Кролика, потом взглянула на Дор, стоящую рядом с ним на коленях, склонив голову, будто в молитве.

– Ты хочешь, чтобы я тебя убила, – медленно сказала Алиса. – Больше никто за это не берется, вот ты меня и дожидаешься.

– Я ожидал, что ты ворвешься с мечом в руке, вся в золоте развевающихся волос, как ангел-мститель, – признался Кролик. – А ты, оказывается, совсем отощала, и ни прекрасных волос, ни даже меча у тебя с собой нет.

– Откуда у меня возьмется меч? – поинтересовалась Алиса.

– Ты девица предприимчивая, – заметил Кролик. – Чего захочешь, добьешься. Хотя и ножик твой вполне сойдет, – заметил Кролик.

Он откинул голову назад и показал на горло, припудренное, как и лицо. Алиса подошла к Кролику, не доставая ножа из-за пояса. Он за ней подглядывал чуть приоткрытым глазом. Протянув руку, она провела пальцами по его щеке и стерла с нее пудру. Вся кожа была в черных прожилках вен, словно потрескавшийся мрамор. Пальцы как огнем обожгло, и Алиса отшатнулась, не в силах отвести взгляд.

– Да, – зарычал Кролик, и его лицо перекосилось от гнева. – Видишь, что ты со мной сделала? Полюбуйся, что ты натворила? Бросила полумертвого калеку, не оставив ему ни крупицы магии. Ну давай, доводи начатое до конца.

– Магии? – переспросила Алиса. – Я отняла у тебя магию?

– Конечно ты, глупая девчонка, – огрызнулся он. – Тот нож, который ты украла, сделал волшебник, и он отнимает силу у других. Столько лет я скрывал свою слабость от остальных, но теперь-то можно не притворяться. Больше ни у кого духу не хватит меня освободить.

– Этой милости ты не заслужил, – пробормотала Алиса, едва слыша собственный голос.

В ушах гремело: «Тот нож, который ты украла, сделал волшебник».

– Нож… Тесак, нож!

Тесак не выпускал топора, готовый его метнуть, если Кролик только шевельнется, пока Алиса рядом с ним.

– Какой нож?

– Нож против Бармаглота, – пояснила она. – Нож волшебника.

Тесак переводил глаза с Алисы на Кролика.

– Это тот самый нож, которым ты выколола ему глаз?

Она кивнула.

– И что с ним?

– Я выкинула его в реку, – призналась она. – Он растворился.

Кролик уставился на нее.

– Ты выбросила бесценный артефакт волшебника в вонючую реку?

– Да, – сказала Алиса. – А теперь Бармаглот беснуется в городе, и лишь только клинок мог его остановить.

Кролик снова запрокинул голову и зашелся безрадостным смехом.

– Тогда не имеет значения, смилуешься ты или нет, ибо мы все мертвы.

Страх обуял Алису, словно тень Бармаглота. Пока была надежда на клинок, можно было не бояться. Но теперь надежды рухнули, растворились в реке десять лет назад, и никто об этом не догадывался, даже сам Бармаглот.

– Как же он не заметил, что часть его магии уничтожена? – спросила Алиса.

– Кстати, и я? – удивился Кролик. – В том клинке была заключена и моя сила, а я так и не почувствовал ее потери.

Он прищурился и уставился на Алису уцелевшим глазом.

– А может, магии в том клинке и не было, – предположил он, расплывшись в широкой коварной улыбке. – Может, она перешла к тому, кто им воспользовался.

Алиса заметила вспыхнувшую в нем надежду, угрозу, желание вернуть себе украденное.

– Дор, – позвал он. – Приведи-ка сюда Самуэля и Гидеона.

Дор медленно встала, будто во сне, и приблизилась к Кролику, склонив голову, почти касаясь его лица.

– Думаешь, сможешь вернуть свою магию? – спросила Дор.

– Да, – ответил Кролик.

Алиса подумала, что он много на себя берет. Дор и до двери дойти не успеет, как Тесак ей голову проломит.

– Если так, то на что я буду тебе нужна? – спокойно и бесстрастно спросила она.

– Ты всегда будешь мне нужна, Дор, моя маленькая соня, – ответил Кролик. – Ты заботилась обо мне все эти годы, хранила мою тайну. Вот верну могущество и тебя вознагражу.

Почуяв вкус магии, он даже слюни пустил. Алиса понимала, что сейчас он наобещает все что угодно. Дор тоже это знала. Она его поцеловала и обвила руками шею. «Нет, – подумала Алиса. – Не обвила. Сдавила».

Когда-то давным-давно Дор не удалось бы обхватить его шею своими ручонками, но теперь они оказались в самый раз, и сама она стала сильнее Кролика. Гораздо сильнее.

Он выпучил глаз, молотя руками по подлокотникам. Алиса не видела лица Дор, только руки, побелевшие от напряжения. Покончив с этим, она повернулась к Тесаку и Алисе. В ее глазах не было ни грусти, ни облегчения, только ожидание.

– Прощай, Дор, – сказала Алиса.

– Прощай, Алиса, – ответила она.

Тесак взмахнул топором.