Оксана Заугольная
Майя

После школы Майя думала только о новом будущем, прекрасном и наконец-то таком близком. А меньше чем через полгода умерла.

Это произошло не внезапно. Не так просто, как можно было подумать. Просто сначала Майя решила, что не станет жить в общаге, делить комнату с соседями и душ со всем этажом. Родители с доводами дочери согласились и сняли ей комнатку у слеповатой старушки на краю города. Ездить каждый день в универ далеко, зато своя комната. И не вечно сломанный душ, а ванна. Очень удобно.

Только Майя не сразу заметила, как осталась за бортом студенческой жизни. Все самое интересное у одногруппников случалось в общаге или вечером, когда она должна была добираться домой, чтобы не беспокоить старушку Зою своим поздним возвращением. Впрочем, до развлечений одногруппников ей не было никакого дела – ведь Майя без памяти влюбилась. И ладно бы в старшекурсника или парня с их потока. Но ее увлечением стал молодой доцент с кафедры ихтиологии. Доцент был увлечен ею не меньше, и Майя это прекрасно понимала. Она знала, что красивая. Натуральная блондинка с зелеными глазами и красивой фигурой, которую наконец можно было не скрывать под дурацкими школьными сарафанами, она привлекала внимание многих. У доцента с кафедры ихтиологии, где не водилось никого симпатичнее сушеной воблы, просто не было шансов.

Счастье кончилось внезапно. Из декретного отпуска вышла старший преподаватель кафедры энтомологии с такой же редкой фамилией, как у возлюбленного Майи. И натуральную блондинку с влюбленными глазами вычислила сразу – у нее был в этом большой опыт. Так она и сказала.

«Деточка, – заявила она Майе, пригласив на кафедру якобы за методичкой. – У меня большой опыт по влюбленным первокурсницам. Я и сама когда-то была такой нахалкой, и никакая глупышка мое место не займет».

Смотрела при этом она так… да как на одно из насекомых, которые пылились в подложках на полках вокруг.

Майя не расплакалась тогда лишь от неожиданности. Такой прямоты, да еще при парочке старух с кафедры, которые весь разговор грели уши, она не ожидала. Рыдала она позже. Сначала в метро, потом в автобусе. И дома.

А на следующий день она обнаружила, что доцент малодушно передал ее вместе с курсовой своей желчной коллеге неопределенно-старческого возраста. И даже не подошел сам, ни слова не сказал. Только отводил глаза, когда сталкивался с ней в коридоре.

Вот тогда Майя и решила умереть. Может, если бы она жила в общежитии, она напилась бы впервые в жизни, выплакивая соседкам свое горе, или проснулась бы в кровати с симпатичным физиком. Кто знает. Но в ее квартире была только подслеповатая хозяйка, с которой Майя не собиралась делиться горем. Вместо этого она решила подготовиться к самоубийству как можно тщательнее. Это пусть дураки прыгают с многоэтажек в лепешку, чтобы потом хоронить было нечего. Майя решила умереть красиво, чтобы доцент обязательно пожалел о том, что он сделал. И бросил эту стерву с ребенком.

Где-то в голове царапалась мысль, что ей это все равно уже не поможет, но Майя отмахивалась от ее зуда, полагая, что уж такое она точно почувствует!

Наверное, в глубине души Майя вовсе не хотела умирать, иначе как можно было объяснить то, что она, биолог, пусть и первокурсница, забравшись в теплую воду в платье, вены на руках решила порезать поперек, а не вдоль. Чтобы успели спасти, разве нет?

Вода все равно красиво окрасилась бы красным, а ее распущенные волосы плавали бы по поверхности, как дивные водоросли. И платье. Длинное, в пол. Надеть его по случаю до сих пор так и не пришлось.

Все с самого начала пошло не так. Резать вены оказалось нестерпимо больно. А ведь Майя точно была уверена, что острые лезвия и теплая вода… зачем тогда это все?

Она собиралась вылезти из воды и наскоро перевязать руку полотенцем – вторая пока оставалась невредимой, – но поскользнулась и плюхнулась в ванну. Кажется, ударилась головой, наглоталась воды и, похоже, умерла.

Она не поняла этого, когда поднялась на руках, тщетно пытаясь вдохнуть воздух. Сколько бы она ни открывала рот, словно вытащенная на берег рыба, она не могла вдохнуть ни глоточка. Когда нечем дышать, люди творят жуткие вещи со своим телом. Раздирают шею или грудную клетку, не в силах иначе впустить воздух. Но Майя, даже умерев, оставалась собой. И, вместо того чтобы портить платье и ранить свою красивую грудь, она неожиданно ловко завернула руки назад, расцарапывая острыми как бритва ногтями спину. Кровь не лилась ни из порезанного запястья, ни из спины, словно она вся застыла в теле Майи. И от этой мысли и нехватки воздуха она запаниковала и прорвала кожу, глубоко вонзаясь ногтями в собственное тело, пока не нащупала что-то твердое, мешавшее ей вздохнуть.

На пороге смерти человек может стать сильнее, Майя читала об этом. Она лишь понятия не имела, что порог может находиться с обеих сторон, да и рассуждать об этом ей было некогда. С хрустом и неприятным чваканьем она вырвала помеху из спины и почувствовала, как по ее ногам струится выливающаяся из тела вода. А спина, словно крылья бабочки, выбравшейся из куколки, чуть развернулась, и Майя наконец задышала.

Уже много позже, вытирая грязную зеленоватую воду, кровь и ломая позвоночник на более мелкие части, чтобы он вместился в мусорное ведро, Майя поняла, что дышит она спиной, а не ртом или носом. Сейчас ей не было до этого никакого дела. Она нестерпимо хотела жить. Как угодно. Любым способом. Любовь… – да была ли у нее любовь к красавчику доценту? – отодвинулась на дальний план. Остались только обида и ярость.

Три дня она не ходила в университет, опытным путем определив, что стоит ей закрыть развороченную спину одеждой, как она начинает задыхаться. Вот же погибель! И только на третий день она догадалась распустить чуть позеленевшие после утопления, но все еще красивые волосы. Они прикрывали ее слишком откровенно представленный внутренний мир и не мешали дышать. Выход был найден, и Майя снова отправилась на учебу.

Как ей хотелось закутаться в шубу или хотя бы шарф, но приходилось терпеть. Одно было хорошо – ей было совершенно одинаково холодно на заснеженной улице и в помещении.

В университете ей не повезло, и она одной из первых увидела счастливую соперницу. Та, впрочем, выглядела скорее усталой, чем счастливой. И как Майя не замечала этого раньше? Еще совсем молодая, она не слишком сильно отличалась от мертвой Майи.

– Хорошо, что ты с собой ничего не сделала, – было первое, что произнесла жена доцента, когда снова затащила ее на кафедру. В этот раз у них не было зрителей, на кафедре они были одни. – Он не стоит такого, поверь. Я все эти дни места себе не могла найти, когда ты не пришла на занятия.

– А он? – против воли спросила Майя, не сводя взгляда с шеи соперницы. Отчего-то ей невыносимо хотелось коснуться ее холодными пальцами и самой почувствовать эту бьющуюся жилку.

– Он? – Соперницу перекосило, она поджала губы, словно собиралась выругаться. – Дорогая моя, он не заметит, даже если со мной что-то случится.

И так она это произнесла, что Майя сразу поняла. Правда. И ее «счастливая» на первый взгляд соперница несчастна куда больше. Пусть она живая, она упорствовала до конца, пока не привязала себя к человеку, которому нет никакого дела до нее или любой другой дурочки.

Майе стало скучно. Она переминалась с ноги на ногу, чувствуя, как противно хлюпает в сапожках вода, – и откуда только взялась! – и не хотела больше никаких разговоров. Только не с этой женщиной, которая сдалась.

Словно догадавшись об этом, преподавательница отпустила ее и больше не замечала в коридорах или на лекциях. Но Майя не смогла так легко забыть их разговор. Еще и холод, который непрерывно мучил ее.

«Я всего лишь хочу спасти ее от этого брака», – уверяла себя Майя, следуя тенью за доцентом до его автомобиля. Он уезжал позже жены и не всегда домой. Это Майя тоже хорошо знала.

Она вообще с некоторых пор знала куда больше. Нет, на занятиях она мало отличалась от одногруппников, которых сторонилась, но она знала другое. То, что согреется, стоит ей коснуться шеи доцента. Он умрет, а на его коже не останется и следа ее рук.

Чего она никак не могла знать, так это того, как ненадолго хватит ей этого тепла. Тело едва успело сползти по гладкому холодному боку автомобиля и затихнуть у ее ног, а Майе уже снова хотелось тепла.

Она изнывала, не решаясь переступить черту, которую установила самой себе, пока не сообразила воспользоваться тем, что оставила ей природа. Такие короткие юбки и прозрачные блузки – видела бы ее мама! – и руки, обнимающие очередную жертву, пойманную «на живца». Нет, лучше маме об этом никогда не узнавать. Майя бы предпочла, чтобы родители решили, будто она умерла, чем это. И только страх остаться совсем одной останавливал ее. И Майя исправно звонила родителям каждую пятницу и рассказывала нехитрые новости из университетской жизни. Приезжать не обещала. В ее маленьком городе не водились в таком избытке насильники и грабители. Майя не позволяла себе даже задуматься о том, что не все, кто подходил к ней вечером на улице, были таковыми. Она хотела согреться и чувствовать себя мстительницей за всех обиженных женщин, а не только лишь согреться. Пусть ненадолго. На пару минут.

Она слышала в университете слухи о маньяке, убивающем людей в их районе, и искала его каждую ночь, но никак не могла найти. Ей все время попадались не те. Правда, с тех пор как Майя стала обшаривать тела согревших ее злодеев, она уже могла не беспокоиться о своем будущем. И о повышенной стипендии можно было не мечтать.

Приближалась летняя сессия, а за ней и каникулы, и Майя все больше задумывалась о том, как преподнести родителям новость, что она останется в городе. Не иначе как постоянные думы об этом сделали ее более рассеянной, иначе как объяснить то, что она не почуяла опасности, когда решила обнять очередную темную тень в переулке. Она давно не дожидалась, когда кто-то подойдет к ней ближе или попытается напасть. Зачем, когда и без того ясно, зачем они встречаются в темноте. Она всего лишь хочет согреться и не дать им совершить что-нибудь ужасное. Любой из них мог оказаться тем самым серийным убийцей, разве нет? Нормальные люди не станут ходить ночью по подозрительным улицам, сама Майя всегда старалась избегать этого. Она вообще всю жизнь старалась вести себя правильно, избегала вредных привычек и неприятных людей, грубых слов и темных переулков. И все равно с ней случилось что-то настолько гадкое, должное случаться лишь с очень плохими людьми. Вот как так?

Тем вечером она снова собиралась на «охоту», которую про себя называла «лечением города». Самой ей лучше спалось, пока остатки полученного тепла не выветривались из насквозь продуваемого тела.

Но в этот раз все пошло не так. Майя едва успела уйти в глубокую тень дома и потянуться руками к шее идущего за ней мужчины, как он легко перехватил ее запястья и толкнул к стене, от чего она едва не задохнулась, касаясь холодного камня почти живыми легкими.

Жить хотелось сильнее, чем тогда в ванне, и Майя сама не поняла, как начала проваливаться в кирпичную кладку.

– Куда? – возмутился убийца и маньяк, в чем Майя теперь даже не сомневалась. Ее по-прежнему крепко держали за руки и не давали окончательно ускользнуть за стену. – Мы с тобой еще не поговорили, мавка!

Майя очнулась и попыталась вырваться. Пренебрежение в голосе убийцы ей не понравилось, да и назвал он ее как-то странно… Впрочем, она уже догадалась, что сделать ему ничего не может, – держал незнакомец ее не голыми руками, а в перчатках. Словно точно знал, на кого охотится. Как знать, может, он давно за ней следит!

Майя запаниковала и в отчаянии решилась на обратное – не вырываться, а напасть. Она оттолкнулась от тротуара и бросилась вперед, рассчитывая коснуться голой кожи лица незнакомца. Она не зверь, чтобы пытаться перегрызть горло, но хотя бы коснуться – этого должно было хватить.

Однако напавший на нее мужчина – как быстро Майя забыла о собственных планах на прохожего! – по-видимому, ожидал чего-то в этом духе, потому как легко увернулся от укуса-поцелуя и взвалил не устоявшую на ногах Майю себе на плечо. От ее попыток коснуться шеи или лица его теперь защищал высоко поднятый воротник, да и запястий ее он не выпустил из рук.

– Похоже, к конструктивному диалогу ты не готова, – пропыхтел мужчина и быстрым шагом двинулся по улице. – Поговорим на месте.

– Помогите, – сдавленно прошептала Майя, волосы которой свисали почти до земли, а спина была выставлена наружу и почему-то совсем не пугала ее похитителя. – Убивают…

Она собиралась повторить это громче и, если надо, прокричать, но похититель впечатлен не был.

– Давай покричи еще, – пробормотал он словно себе под нос. – Самое то с твоими особенностями попасть под пристальное внимание полиции или врачей. К тому же полиция и так тебя уже ищет. Я чудом успел первый.

Услышав про полицию, Майя почему-то сразу поверила и обмякла и теперь напоминала неудобный тюк или ковер, который посреди ночи мужчина нес по переулку. Выглядело весьма подозрительно, но вряд ли кто-то всерьез станет интересоваться ими.

– Давай я сама пойду, – не убедив себя в том, что они так не попадутся какому-нибудь патрулю, буркнула Майя. – Не убегу.

– Не убежишь, – неожиданно легко согласился незнакомец и осторожно поставил ее на ноги. – Возьми меня под руку, так мы будем выглядеть менее подозрительными.

Майя послушалась, машинально пытаясь ногтями проверить ткань рубашки на прочность. Не вышло. А вскоре ей и вовсе стало не до этого. Впереди и впрямь их словно поджидали. По крайней мере лица полицейских, стоящих у автомобиля, были сосредоточенными и суровыми.

– Если заговорят, молчи и улыбайся, не разжимая губ, – шепнул незнакомец и зачем-то добавил. – Я Олег.

– Добрый вечер, ребята, – обратился к ним полицейский постарше и толкнул к лицу документ, который Майя даже не успела разглядеть. – Инспектор Васильев. У вас все хорошо?

«Он точно уверен, что не все хорошо, чего спрашивать-то», – хотела сказать Майя и прикусила язык. Цепкие взгляды полицейских напугали ее и заставили собраться. Это помогло вспомнить, какие острые теперь у нее зубы, и улыбнуться, не разжимая губ. Как и просил Олег.

– Все замечательно, инспектор, – улыбнулся в ответ Олег и обнял Майю за талию, да так аккуратно, что прижал ее длинные волосы к открытой спине, но сама его рука ничуть не причиняла боли, располагаясь ниже. – Что-то случилось? Вам нужны понятые при аварии, или это проверка на выпитое? Я не за рулем, как видите.

– Авария произошла в двух кварталах, – так же дружелюбно улыбаясь, произнес инспектор Васильев. Или следователь, назвавшийся этим именем. Кто его разберет. – Свидетелем была высокая светловолосая девушка, очень похожая на вашу спутницу.

– Ма… Маша была со мной все время, и аварии мы не видели, – с явным сожалением в голосе произнес Олег. – Иначе обязательно остались бы на месте, правда, дорогая?

Он как-то странно повел пальцами левой руки, словно легко касался клавиш пианино. Майя с трудом отвела взгляд от рук Олега и уставилась на полицейских. Выглядели они осоловевшими, но требовательных взглядов от нее, Майи, так и не отвели.

Майя заколебалась. Она помнила предупреждение Олега молчать, но он сам задал вопрос. Может, она должна была потянуть время?

– Конечно, – наконец решилась она и бросила кокетливый взгляд на полицейского. – Олежек, мы идем? Если ты не приведешь меня домой до двенадцати, отец будет ругаться!

– Еще пара формальностей, – не было похоже на то, что им поверили, да и напарница Васильева что-то искала на планшете, иногда поглядывая на Майю.

Ей стало страшно. Неужели ее и впрямь кто-то опознал, когда она мстила за несчастных женщин? Это было совершенно некстати.

Олег же послушно протянул свой паспорт правой рукой, тогда как пальцы левой еще быстрее забегали по невидимому пианино.

– Маша свой с собой не носит, – остановил он инспектора, собирающегося задать вопрос. – Это ведь не считается обязательным, верно?

Майя была уверена, что их все-таки задержат, и едва сумела поверить, что их отпустили. На лице полицейского застыло легкое изумление, словно он и сам не верил в происходящее. Но преследовать их не стали. Даже не окликнули.

Олег снова обхватил ее за талию, но теперь Майя и не думала вырываться.

– Спасибо, – наконец прошептала Майя, когда они отошли достаточно далеко от полицейских. – Они… меня ищут?

– И как ты догадалась! – ненатурально удивился тот. – Надо было еще вчера тебя хватать, но не успел.

– А почему… – Майя замолчала, не зная, как спросить, а ее спутник не торопился ей с этим помогать.

Некоторое время они шли молча, пока наконец он не заговорил.

– Пожалуй, стоит познакомиться, – произнес он и протянул затянутую в плотную перчатку руку: – Оракул.

– Майя, – машинально ответила она и вскинулась. – А как же Олег?

– По документам Олег, – согласился Оракул. – Разницы не много.

Спорить с этим Майя не решилась. Она все еще переживала свой промах. Как она могла забыть, что даже героям вечно доставалось от этих служителей закона из-за того, что они наводили порядок на улицах! Расслабилась.

Майя поморщилась как от зубной боли, которая была забыта ею с тех самых пор, как она утонула. Теперь из всех неудобств оставался лишь холод, но с ним было почти невозможно бороться. Прикосновение к живым давало лишь временное облегчение, и тем больнее было возвращаться к этому ужасающему холоду снова. А теперь еще полиция. «Порядок» – тут Майя загнула, они, скорее, отвечали за то, чтобы на улицах царил закон, а порядок – это как раз она. Она избавляет город от преступников, не давая им шанса снова напасть на кого-то.

– Надеюсь, больше нам никто не встретится, – прервал затянувшееся молчание Оракул-Олег. – Эх, надо было отправиться за тобой чуть раньше. Пока ты еще не вляпалась по уши.

Майя хотела возмутиться и возразить, что никаких дел она не творила. И, если уж на то пошло, если не она, то кто? Но вместо этого она спросила:

– А почему ты вообще за мной пришел?

Она попала в точку. Оракул на первый взгляд не изменился в лице, но сбился с шага, а когда потянулся к воротнику, чтобы немного его ослабить, Майя уже точно знала, что будет позже.

– Это люди могут выбирать свою судьбу, – наконец ответил Оракул. Он снова зашагал быстрее, и Майе приходилось почти бежать, чтобы быть с ним вровень. – Хотят что-то делать – делают. Не хотят – бросают. Остальное условности. А мы… мы должны.

Майя цепко ухватила его за руку, и ногти в который раз напрасно пробороздили по прочной рубашке. Но сейчас ей было не до этого. Ей ужасно не понравилось это «мы». Нутром, тем самым, что сейчас дышало холодным ночным воздухом, ничем не скрытое, она чувствовала, что ей не стоит узнавать, что Оракул подразумевает под этим «мы». Уж точно не героев. Он и за людей их не считает! И пусть бы он так говорил об одном себе – Майе не было до этого никакого дела. Но он причислял к этим нелюдям и ее саму.

– Мы? – все-таки не удержалась она и немедленно пожалела.

– Мы, чудовища, – просто пояснил Оракул, даже не поворачиваясь к ней лицом. Только его пальцы словно жили собственной жизнью и нервно подрагивали, снова и снова дотягиваясь до воротника и теребя его. – У нас всех есть слабость, победить которую невозможно. Как твоя тяга к убийствам.

– Нет у меня никакой тяги, – вот теперь Майя и впрямь испугалась.

Она отпустила рукав Оракула и отступила на шаг. Успеет ли она скрыться, если прямо сейчас бросится бежать? Ее одежда и обувь служили отличной приманкой для маньяков, но бегать в этом ей не приходилось. Да и район, в который ее завел Оракул, был Майе незнаком. Вроде бы все еще центр города, но незнакомые дома серой массой надвигались на нее, поблескивая бездушными темными стеклами. Бежать было некуда.

– Бежать некуда, – повторил ее мысли Оракул. Угадал или и впрямь читает в ее голове? Майя по-настоящему испугалась. – От себя ты не убежишь.

– У меня нет никакой тяги к убийствам, – прервала его Майя, делая еще один шаг назад. – Я просто…

Она запнулась. Рассказывать этому ненормальному про поиски маньяка-убийцы и борьбу с наводнившими город насильниками ей не хотелось. Словно достаточно ей облечь свою историю в слова, как она разрушится. И самой Майе станет ясно, что убитые ею люди не были преступниками, а всего лишь прохожими. И даже те, что подходили к ней сами, не всегда предполагали совершить что-то плохое. Она замотала головой, отгоняя эти мысли. Спутанные волосы упали на лицо, и из-под них Майя со злостью отметила внимательный взгляд Оракула. Словно он и впрямь знал ее мысли и читал их.

– Я просто мерзну, – наконец произнесла она и плотно сжала челюсти. Прозвучало жалко.

Оракул же кивнул с таким видом, словно именно это и подозревал. Майе безумно захотелось вцепиться когтями в его незащищенное лицо. И это сработало – Оракул сам отшатнулся от нее, давая необходимое пространство для маневра. Стянуть туфли на каблуках – секунда или две, зато, брошенные в сторону Оракула, они выиграли ей не меньше. А бежать босиком по асфальту оказалось неожиданно легко. Когда можно не бояться осколков стекла и гравия, убегать куда проще.

Остановилась передохнуть Майя только у моста. Какой-то узкий канал, каких в городе было множество, с краю синела прямоугольная табличка с названием моста. Но это было уже не важно. Майя выдохнула, чувствуя, как ходят ходуном ничем не скрепленные ребра. С самого приезда в город она чувствовала себя увереннее рядом с мостами. Словно тут уже никак нельзя потеряться. И от одного моста до другого – рукой подать, а значит, рано или поздно она выйдет к знакомым местам.

Только не сегодня. Она едва успела поставить босую ногу на прохладную брусчатку моста – она все же была не холоднее ее ног! – как обнаружила, что Оракул ждет ее на другой стороне канала. И как ждет! Если бы на его лице были заметны хоть какие-то эмоции – радость или гримаса превосходства… Но он просто стоял, облокотившись на перила и смотрел в темную воду. И Майя не удержалась, посмотрела тоже. С момента своей смерти – вот она и произнесла хотя бы в мыслях это, призналась себе, что умерла, – она избегала воды. Еда и питье были ей без надобности, к тому же Майя даже представлять не хотела, как они будут попадать в ее открытый со спины организм. Глубоко в душе она считала, что живет лишь до тех пор, пока не задумается, как это происходит. И стоит ей прервать этот круг, задуматься, как она ходит, дышит и не чувствует голода – лишь холод, как все это кончится. Чепуха, конечно, но эта маленькая магия была всем, что могла получить новоумершая мавка после начала своей нежизни. И она цепко держалась за нее. До встречи с Оракулом.

Вот и сейчас, глядя на темную, почти черную воду, Майя хотела лишь одного – вызвать наконец на приятном до отвращения лице своего нового знакомого хоть какие-то эмоции. Удивление. Злость. Хоть что-то. А может, ее просто манила эта черная вода. Не зря же до сих пор она избегала приближаться к каналам, пересекая их и реки только на транспорте. Но сейчас раздумывать Майе было некогда.

«Второй раз не утонешь», – то ли пообещала, то ли подбодрила себя Майя, прежде чем перемахнуть через перила. Она еще секунду или две балансировала на узком краешке моста и, зачем-то попытавшись вдохнуть и задержать воздух, наконец прыгнула.

Она успела испугаться, что и впрямь тонет, когда все ее внутренности потяжелели, наполняясь темной, вязкой водой. Но уже через мгновение Майя поняла, что легко держится в воде, словно ее ноги касались какой-то опоры. Она ушла в воду по плечи, а волосы, прикрывавшие ее спину, наконец освободились, тяжелыми гибкими змеями растекаясь по поверхности канала.

– Полегчало? – осведомился Оракул и ничуть в лице не изменился, паразит!

Впрочем, Майя успокоилась, когда обнаружила, что и правда ведь полегчало. Холод все еще терзал ее, но куда меньше, чем до этого. Впрочем, это приятное чувство почти нормальности длилось недостаточно долго. Вода в канале пусть двигалась медленнее, чем в реках, но все же не стояла на месте. И теперь Майя ощущала неприятное шевеление в груди, да и волосы, зеленеющие прямо на глазах, начали спутываться, словно всплывшие на поверхность водоросли.

– Выбирайся, – подсказал Оракул, чутко следящий за ее состоянием. Он словно читал ее мысли. Неприятное ощущение. – Начинать лучше с ванны.

– Я с нее и начала, – зло буркнула Майя, пытаясь сообразить, как ей теперь выбраться. Отвесная каменная кладка набережной выглядела совершенно неприступной. А плыть до ближайшей лестницы к воде ей совсем не хотелось.

К счастью, ей не пришлось даже просить Оракула – он сам спустился с моста, подошел ближе и протянул руку.

– Представь, что у тебя под ногами каменные ступени, и поднимись повыше. Тут довольно высокий уровень воды, я смогу тебя подхватить, – предложил он.

Майя хотела снова огрызнуться, что не понимает, о чем он говорит, но вода и впрямь казалась ей куда менее похожей на обычную. А может, дело было не в воде, а в ней самой. Какая разница, если это ей на руку?

Она с первого раза уцепилась за облаченную перчаткой ладонь Оракула и выбралась из канала. Теперь ей было смешно и стыдно из-за своего бегства. И чего она напугалась? Не в полицию же он ее отвести хочет, иначе не врал бы тем полицейским. И убивать точно не собирается. Так чего сбегала?

– Кхм, – откашлялась она, все еще чувствуя себя скованно из-за глупого бегства. Да еще Оракул протянул ей ее брошенные туфли. Стыдно-то как!

Волосы облепили ее спину, едва давая дышать. И вода тонкими ручейками стекала по ним, медленно и неохотно покидая ее тело.

– Пойдем? – предложил Оракул, словно никакой неловкости между ними не было.

– Ты начал говорить о слабостях, – Майя не сдвинулась с места, глядя себе под ноги, где медленно собиралась лужица темной воды. В сумерках можно было принять ее за кровь.

– И какая у тебя?

– О, – Оракул криво усмехнулся и прикрыл на мгновение глаза перчаткой. Глаза у него красивые, синие. Майя и раньше бы заметила, если бы так не нервничала. В той жизни, что была до холода, она бы, пожалуй, могла влюбиться в них. Майя прислушалась к себе – нет, никаких шансов. Внутри все глухо и холодно. Может, позже?

– Я вижу, – продолжил Оракул, отвлекая Майю от ее мыслей. – Других. Таких, как мы с тобой. И когда я узнал об Общаге, где находят пристанище такие, я решил помогать им.

Майя повела плечом, от чего оставшаяся внутри вода хлюпнула и стекла по мокрой одежде. Неприятно было даже думать о том, кого Оракул считал такими же, как она.

– А если твоя помощь не нужна? Если каждый должен прийти сам?

Она не собиралась на самом деле спорить. Просто хотелось возразить из духа противоречия. Тем удивительнее ей было видеть, что ее слова наконец задели Оракула. Он поморщился, а руки безвольно упали вдоль тела, плечи опустились. Он весь словно стал меньше и уже не выглядел таким устрашающе уверенным в себе.

– Комендант общежития говорит примерно так же, – снова криво ухмыльнулся он. – Но это моя слабость, да?

– Как скажешь, – отмахнулась Майя. Она теперь не понимала, почему так боялась этого чудика. – Веди уже, Публий.

– О, филфак? – блеснул короткой улыбкой Оракул и снова машинально потянул воротник.

Майя помрачнела.

– Уж лучше бы филфак, – буркнула она. Нет, правда. Тогда она не встретила бы своего женатого возлюбленного. А если бы там были такие же, так об этом ей растрепали бы сокурсницы. А мама еще говорила, что филологический совсем никуда не годится, биология куда серьезнее. Да уж. Серьезнее ровно настолько, что Майя всю голову сломала, пытаясь понять, почему она еще есть. И есть ли она на самом деле.

– А я нигде не учусь, – продолжал болтать Оракул, заметно расслабившись. Он даже пошел впереди, не оглядываясь на Майю, уверенный, что теперь-то она точно последует за ним. И Майя, словно загипнотизированная полоской шеи между воротником и копной волос, послушно двинулась за ним.

– Я пробовал учиться, но то и дело видел что-то про других. Неприятно, знаешь ли. Может, и хорошо, что я ничего не вижу о себе и своей жизни. А главное, о смерти. Неприятно знать такие вещи о себе, ты согласна?

Он обернулся так неожиданно, что Майя едва успела изобразить скучающее выражение на лице. И она вовсе не была уверена, что прикрывшие глаза длинные ресницы скрыли жадный блеск в них. Ей снова становилось все холоднее, а Оракул был первым человеком, которого она подпустила так близко и так надолго. Идущее от него тепло было таким искушением, что Майя не могла решить, что ей делать дальше. Снова сбежать, нагрубить или наброситься на первого попавшегося прохожего? Она все еще верила, что все ее жертвы были преступниками, но ее уверенность в том, что ей будет так везти и дальше, уже колебалась.

Серое небо чуть светлело, и так рано утром им не встретилось ни одного человека, а снова бежать прочь от этого источника жизни – Майя оказалась не настолько сильной, чтобы позволить себе это.

Все, на что ее хватило, это поравняться с Оракулом и смотреть теперь прямо перед собой.

– Тебе понравится там, куда я тебя веду, – перевел тему Оракул, и даже голос его зазвучал веселее.

Но Майе было не до веселья. Она с трудом могла сосредоточиться на его словах. Даже просто идти рядом, чувствуя, как тянет от него теплом, было немыслимо трудно.

– Слушай, – губы Майи двигались с трудом, словно заиндевели на морозе и теперь отогревались. – А может, ты мне просто адрес скажешь? А я сама туда дойду. Ну… вроде как по правилам будет, понимаешь? Я приду сама.

Казалось, Оракул колеблется. Он остановился, повернулся к Майе лицом и снова уже привычным жестом провел по остро отутюженному краю воротника. Против воли Майя снова прикипела взглядом к узкой полоске кожи и нервно сглотнула, отворачиваясь.

– Я могу честное слово дать, что дойду и никуда не денусь, – предложила она, когда нашла силы вновь встретиться с ним взглядом.

Ей и впрямь удалось подтолкнуть Оракула к решению. Да только не к тому, которого она ждала.

– Нет, – ответил он резко. – Чудовища почти всегда врут.

– Но… – возразить Майя не успела. Оракул снова зашагал вперед, и ей оставалось только догонять его. Она так и не надела свои туфли, а сейчас и вовсе не видела в этом смысла. Чем дольше она шла с Оракулом, тем дальше становилась от того образа «чудом спасшейся» и «немного необычной» девушки, приближаясь к тому, что не желала произносить даже в мыслях.

Они снова оказались далеко от мостов и каналов, в незнакомом Майе районе. И только по тому, как ускорил шаг Оракул, Майя догадалась, что они уже почти на месте.

Чего она совсем не ожидала, так это того, что Оракул вдруг схватит ее за руку и с силой усадит на скамью. Она поморщилась от болезненного соприкосновения оголенных краев ее ребер с деревянной спинкой скамьи, но промолчала. Оракул не отпускал ее руки и сам сел рядом. Она же чувствовала его тепло даже через кожу перчаток и замерла, впитывая эти жалкие крохи.

Лишь спустя несколько минут, когда Майя уже собиралась спросить спутника, почему так резко изменились их планы, она увидела причину. По улице шагал человек. Может, торопился на работу так рано, еще до первых трамваев и автобусов. А может, наоборот, возвращался с работы. Или с вечеринки.

Майя отвернулась. Думать о больше не доступной ей жизни, полной не только страданий, как она воображала, но и радостей, вечеринок и совершенно нормальных теплых людей, ей было невыносимо.

Еле слышно скрипнула кожа второй перчатки, когда Оракул протиснул ее между Майей и скамьей, обнимая за плечи. Но Майя больше не обманывалась, нет. Она знала, что Оракул не утешает ее, а защищает этого незнакомца. Словно она не способна сдержаться и не напасть на первого попавшегося прохожего. И за кого он, вообще, ее принимает? Ах да, за чудовище. Злость утихла так же резко, как поднялась.

Ничего не подозревающий теплый прохожий совсем скрылся из виду, но они продолжали сидеть на скамье. И теперь руку на своем плече Майя могла вообразить объятием. Только не хотела этого.

– Однажды рядом с тобой появится тот, кто сможет сделать тебя живой, – заметил Оракул небрежно, словно они сели передохнуть.

– Правда? – всерьез обрадовалась Майя. Она даже забыла о перчатке, сжимающей ее плечо.

Снова носить шубки и ходить в университет. Поехать наконец к родителям и навестить хозяйку ее бывшей квартиры. Встретить классного парня и выйти замуж…

– Правда, – прервал поток ее мыслей Оракул. – Только смысла в этом не будет. Ты не дашь ему это сделать.

Майя удивленно заморгала.

– Эт-то еще почему? – заикаясь от обиды, спросила она.

– Потому что ты чудовище не снаружи, а внутри, – веско ответил Оракул.

Он поднялся со скамьи и зашагал вниз по улице. В который раз делая это так, словно даже не сомневался, что Майя последует за ним. Он всегда отодвигался вовремя, не позволяя коснуться себя холодными мертвыми пальцами. И это было невыносимо.

Майя поплелась следом. Ей больше не нужно было оглядываться по сторонам – она и без того знала, что никогда не была в этом районе. Они пересекали пустырь – невиданное расточительство для той части города, какую она знала и любила. Впереди же маячило мрачное здание. Строго говоря, оно было совершенно обычным. Просто прямоугольная коробка из бетона и стекла, каких сотни в любом городе. Но Майя, которую туда вел Оракул, видела совсем не это. Ей казалось теперь не важным все остальное. То, что ее ищет полиция, и этот нестерпимый холод, что пробирал до самых крошечных косточек в ее теле. И то, что Оракул обещал, будто частое пребывание в воде поможет ей с этим холодом. Оракул хотел спасти ее, так говорил. Да только она не хотела пока спасаться.

– Как я говорил, считается, что каждый должен сам прийти в Общагу, когда придет его время, – вещал идущий впереди Оракул. А Майя, как зачарованная, следила за узким участком кожи над воротником. Он манил ее, как последний глоток воздуха. Оторваться было невозможно, и все слова Оракула казались едва терпимым мушиным жужжанием и только.

Словно загипнотизированная, Майя сделала широкий шаг, потом еще, вплотную приближаясь к жертве. Она больше не желала лгать себе. Маньяк или нет, чудовище и друг. Все неважно, когда от холода, кажется, болят даже ногти.

– Но, как по мне, это чепуха, – продолжал Оракул. Они подошли к общежитию, и дверь словно сама собой приоткрылась. Совсем ненамного. – Если я могу привести кого-то раньше, значит, так нужно. Все происходит тогда, когда должно произойти. Разве нет?

Он повернулся к Майе и прищурился, словно пытаясь разглядеть что-то на ее лице, но было уже поздно. Майя не видела его лица, не пыталась встретиться с ним взглядом и не слышала ни слова из того, что он говорил. Для нее существовала только светлая узкая полоска чуть ниже скулы, где едва заметно подрагивал под кожей крошечный сосудик, перегоняющий теплую кровь. Тепло, хотя бы пара мгновений этого тепла – вот и все, о чем в этот момент могла думать Майя. Эта мысль стучала в голове, мешая сосредоточиться на чем-то другом. Майя не верила в свою удачу, Оракул был слишком ловок для нее, но она не могла не попытаться.

Одним броском, словно ныряя в воду, она рванулась к манящей коже и вцепилась в нее пальцами. Оракул дернулся, пытаясь увернуться, и ладонь Майи скользнула по жесткому воротничку, тогда как указательный палец достиг своей цели.

Никогда раньше Майя не жаждала тепла так сильно и оттого никогда не ощущала так ярко каждый его глоток. Кончики пальцев потеплели, губы налились кровью, и сердце неуверенно стукнуло раз, второй… Чтобы снова остановиться. Этого было слишком мало для него.

Майя сильнее сжала руку на шее Оракула, но это не помогло – брать было нечего. Тело – и когда человек успевает стать всего лишь телом, как это понять? – грузно опустилось прямо у приоткрытой двери в Общагу. Майя, наклонившаяся было за исчезающим теплом, снова выпрямилась и провела языком по острым зубам.

Впервые с тех пор, как умерла, она почувствовала что-то настолько человеческое. Сожаление. Это чувство было таким ярким и острым, что Майя пыталась удержать его в себе, как держат воду в ладонях. Без особой надежды на удачу, но не переставая пытаться. Меньше всего ей хотелось думать о том, что это чувство вызвала не смерть человека, с которым она почти успела подружиться. А то, что никакие силы не могли помочь ей вытянуть из него еще хоть толику тепла. Прикосновение – это так мало. К чему ей острые, как у акулы, зубы, если она не может разодрать шею и пить пока еще теплую кровь? Она нагнулась ниже, собираясь проверить свои догадки, но не успела даже коснуться притягательной кожи.

Дверь снова скрипнула, и Майя дернулась, инстинктивно отодвигаясь от тела. И даже руки спрятала за спиной. Просто на всякий случай.

На пороге возник мужчина. Майя так нервничала, что никак не могла сосредоточиться на его лице. Пожалуй, если ей предстояло встретить его позже снова, она вряд ли узнала бы его. Ей стоило немалого труда вникнуть в смысл его слов.

– Рано или поздно такое случается с каждым, кто выходит, вместо того чтобы заходить, – смысл слов все еще ускользал от Майи, но она почувствовала, что ее ни в чем не обвиняют, и немного расслабилась. – Получается, комната четыреста семь свободна. Да, Олегу непросто было затащить туда огромную ванну, но он справился. Тебе в его бывшей комнате будет удобно.

Майя коротко всхлипнула при слове «бывшей».

– Он говорил, что не знает, когда и какой будет его смерть, – еле слышно прошептала она, с трудом отводя взгляд от тела. Предательские глаза так и тянулись уцепиться за неестественную позу Оракула, его нелепо растопыренные перчатки и мокрый от ее пальцев воротник. – А я…

– Ну-ну, дорогая, – прервал ее незнакомец. – Успокойся. Что за чепуха. Разумеется, он знал. И знал это всегда.

– Н-но… – Майя снова скользнула взглядом по Оракулу, остановилась на его невозможно синих и теперь таких пустых, словно пластиковых, глазах. – Он говорил…

– Он врал, дорогуша, – прервал Майю незнакомец и, доверительно наклонившись чуть ближе, добавил: – Чудовища почти всегда лгут. Тебе ли этого не знать.

Он снова выпрямился. Куда быстрее, чем Майя успела сообразить коснуться его хоть пальцем.

– Чудовища, – повторила она растерянно и согнула пальцы, впервые разглядывая длинные острые ногти. Слово, как солоновато-сладкая ириска, каталось по языку и склеивало зубы. Майя чувствовала, что послевкусие будет горьким. – Я тоже чудовище.

Она не спрашивала, но мужчина кивнул и пошире открыл дверь.

– Четыреста седьмая, – бодро повторил он. – Добро пожаловать.

Майя выдохнула, подняла подбородок повыше и уверенно перешагнула через лежащее на пороге тело. В конце концов, он сам виноват!