Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Ценность предвкушения и цена страха
119,5 секунды. Столько времени требуется, чтобы налить и подать идеальную пинту «Гиннесса». Бокал держат у пивного крана под углом в 45°. Затем знаменитые два этапа: бокал наполняют на три четверти объема и ставят в сторону, чтобы пиво отстоялось. Когда все пузырьки поднимутся наверх, создав густую шапку, напиток доливают. Ритуал наполнения бокала восходит к тем давним временам, когда темное ирландское пиво наливали прямо из бочки. Бармен обычно заранее наполнял бокалы выдержанным стаутом на три четверти. Когда посетитель заходил, чтобы заказать пинту пива, бармен доливал бокал молодым стаутом, который давал пенную шапку. В наши дни пинта «Гиннесса» уже не является смесью выдержанного и молодого стаутов, но традиция наливать в два этапа сохраняется. Это практически обязательно. Компания Guinness учредила программу обучения «Идеальная пинта», которая гарантирует, что в любом месте мира, где подают «Гиннесс», используется техника налива в два этапа. Неужели особая техника не сгинула во времени только потому, что так получается пенная шапка толщиной от трети до половины дюйма , которая не переливается через край? Конечно нет. Осторожное 119,5-секундное наполнение бокала создает нечто куда более важное, то, что некоторые считают самым существенным элементом впечатления от «Гиннесса», – время на предвкушение.
В ноябре 1994 года, изображая возбужденного человека, который ждет, когда осядет холодное пиво, компания Guinness создала один из своих самых успешных рекламных роликов. В «Предвкушении» (так назывался тот ролик) мы видим танцующего в ажитации клиента, пока бармен готовит ему пинту. Реклама шла всего минуту. Но эти 60 секунд плюс последовавшая кампания (знаменитый слоган «Хорошее получают те, кто умеет ждать» ) произвели нужный эффект. Продажи стремительно пошли вверх, а узнаваемость марки подскочила до небес.
Маркетологи Guinness использовали важнейшую особенность человеческой натуры, которой мы частенько не придаем должного значения, – радость предвкушения. Иной раз ожидание приятного события доставляет больше удовольствия, чем его реальное переживание. Подумайте, как вы были счастливы, часами фантазируя о предстоящем отпуске: ведь расходы окупились прежде, чем вы сели в самолет! Или вспомните радостное волнение при подготовке к желанному свиданию – что только не крутится в нашей голове! А что насчет детского восторга, когда до Хэллоуина или дня рождения еще несколько недель? О подъеме настроения перед воссоединением с любимыми и говорить не стоит… Продолжать можно бесконечно.
Несмотря на то что всем знакома радость ожидания, мы редко полностью осознаем ее ценность в момент принятия решения. Вряд ли кто из нас когда-нибудь говорил: «Хорошо, если прибавить недели удовольствия от предвкушения поездки в Венецию, то, конечно, тысяча долларов совсем недорого за выходные в другой стране». Пусть люди и не проговаривают про себя, что предвкушение хорошего – само по себе удовольствие, наши поступки свидетельствуют о том, что мы это чувствуем. Рассмотрите такую ситуацию: близкий человек решил подарить вам на день рождения билеты на концерт вашей любимой группы. Она будет в городе несколько недель. «Когда ты хочешь пойти? – спрашивает он. – Билеты есть на сегодня, на завтра и на следующую неделю». Что бы вы выбрали?
Имея выбор, люди скорее предпочтут немного отсрочить удовольствие, чем получить его немедленно. Большинство из нас решили бы идти на концерт через неделю, а не сегодня. В рамках исследования, проводимого экономистом Университета Карнеги – Меллон Джорджем Левенштейном, студентов спрашивали, сколько они готовы заплатить за поцелуй любой на их выбор знаменитости. Вообразите пылкий поцелуй от Х (здесь вы можете представить кого угодно – хоть Анджелину Джоли или Брэда Питта, хоть Патрика Демпси или Уму Турман). Сделав столь сложный выбор, напишите, сколько вы готовы заплатить, чтобы получить поцелуй от этой персоны сейчас, через час, через три часа, завтра, через три дня, через год и через десять лет.
Левенштейн обнаружил, что люди заплатили бы в среднем больше за поцелуй знаменитости через год, чем за ту же радость немедленно. Безотлагательный поцелуй не оставил бы времени на предвкушение. Мы бы лишились трепета ожидания, удовольствия воображать, обдумывать, как и где произойдет вожделенное событие. А вот если оно состоится через неделю, человек может часто думать о нем – и каждый раз испытывать миг счастья. Студенты даже выразили готовность больше платить за поцелуй через год, чем через три часа. Однако десять лет ждать не захотел никто: а будет ли тогда объект желания столь же манящим? Самым предпочтительным временем ожидания стали три дня, отражающие баланс между удовольствием предвкушения и импульсивностью (к роли импульсивности мы вернемся в дальнейшем).
Тот факт, что люди предпочитают ждать приятное событие, чем переживать его немедленно, показывает, что мы получаем удовольствие от размышлений о том, что может произойти позже. Даже если в данный момент мы напряжены (к примеру, пришлось задержаться на работе в пятницу вечером), то почувствовать счастье можно от одной мысли о предстоящих выходных. На самом деле, когда просишь людей распределить дни недели в порядке предпочтения, пятница оказывается выше воскресенья, хотя пятница – рабочий день, а воскресенье – выходной. Разве людям больше нравится работать, чем развлекаться? Не совсем. Субботу, тоже выходной день, ставят выше и пятницы, и воскресенья.
Так почему же люди предпочитают пятницу воскресенью? Причина в том, что пятница несет надежду – надежду на предстоящий отдых и все дела (или безделье), которые вы запланировали. Воскресенье, хоть оно и выходной, радости ожидания не дает. Напротив, в воскресенье даже пикник или прогулка по городу омрачаются скорым наступлением целой рабочей недели. Любое наше эмоциональное состояние, хорошее или плохое, определяется сочетанием тех чувств, которые вызывает мир сейчас, и тех, которые порождаются нашими ожиданиями от будущего.
Оцените другую ситуацию: вы пришли к стоматологу на ежегодный осмотр. Проверяя ваши зубы, доктор, к сожалению, обнаруживает, что требуется лечение. После вас в очереди никого нет, поэтому врач может начать его прямо сейчас. Есть и другие варианты – записаться на вечер этого же дня или на следующую неделю. Как вы поступите? Когда речь идет о неприятном событии, большинство из нас предпочитают пережить его как можно скорее. Причина проста: мы хотим избежать страха, который испытываем, ожидая боли. Вместо того чтобы тревожиться и бояться, мы готовы пережить боль не откладывая и после этого забыть о проблеме.
На самом деле, когда участников исследования Левенштейна спросили, сколько они готовы заплатить, чтобы избежать удара током в 120 вольт, который может быть нанесен немедленно, через три часа, через сутки, через три дня, через год или 10 лет, ответы студентов показали, что они предпочитают, чтобы удар произошел через 10 лет. Другими словами, они были готовы заплатить почти вдвое больше за 10 лет отсрочки по сравнению с вариантом «избежать удара немедленно». В другом эксперименте, где участников действительно било током, некоторые из них так хотели избавиться от неприятного ожидания, что предпочли получить более сильный удар током незамедлительно, чем менее болезненный – позже.
Такое решение может показаться нелогичным. Приверженцы традиционной экономической теории уж точно высказали бы подобное мнение. Согласно классическим моделям принятия решений, люди – разумные личности, которые стремятся оптимизировать ожидаемую выгоду . Выгода – экономический термин, отсылающий к относительной желательности объекта и удовлетворению, которое можно от него получить. Удары током не являются ни желательными, ни удовлетворяющими. Представим, что на шкале от 1 (совсем не больно) до 100 (больно до смерти) разряд в 120 вольт находится в районе 40 и мы готовы отдать 100 долларов, чтобы его не ощущать. Тогда, в соответствии с экономической теорией, люди должны бы желать платить те же 100 долларов за избавление от такого же удара и сейчас, и через 10 лет, потому что болезненность его останется на том же уровне. Но вы готовы заплатить, скажем, 100 долларов, чтобы удара не было сегодня, и 200 долларов, чтобы его не случилось через год (хотя в обоих случаях боль будет одинаковой). Является ли это нарушением рационального поведения? Или нет?
Классические теории принятия решений упускают из виду отрицательную стоимость страха (современные экономические теории в этом отношении тоже не идеальны). Если принять во внимание ожидание, то описанное выше поведение выглядит вполне рациональным. Да, ожидаемая боль от удара током в 120 вольт будет на уровне 40 хоть сейчас, хоть через 10 лет, и избавление от нее стоит около 100 долларов в обоих случаях. Однако необходимо взвесить мучения, которые может причинять ожидание удара в течение 10 лет. Избавление от десятилетней тревоги, наверное, стоит лишней сотни долларов. Именно поэтому абсолютно разумна готовность человека платить вдвое больше за предотвращение неблагоприятного события в будущем. Получить удар сейчас – значит не иметь времени на обдумывание возможных негативных последствий, не испытывать неприятных ощущений, которые возникают каждый раз, когда в голову приходит мысль о неизбежном ударе током.
Платить за спасение от неприятности в будущем больше, чем за то же самое сейчас, не просто целесообразно: глупо было бы этого не делать. Негативное воздействие ожидания нежелательного события на наше физическое и психическое здоровье может быть сильнее эффекта реального переживания такого события. Этот феномен был замечен в середине 1970-х годов у работников двух производственных предприятий в Соединенных Штатах Америки. Одно предприятие находилось в крупном городе, а второе – в селе с населением 3000 человек. На первом производили краски, на втором – оборудование для оптовиков и предприятий розничной торговли. И там и там работали механики, лаборанты, служащие транспортных цехов, рабочие конвейера и инструментальщики. В среднем люди трудились на этих предприятиях по двадцать лет. К сожалению, было принято решение закрыть оба предприятия, и все работники оказались на грани потери работы.
Несколько месяцев люди ходили на работу, зная, что очень скоро станут безработными. Ожидание потери рабочего места, где они проводили большую часть времени, было сильным стрессом. Тревога в значительной степени вызывалась неопределенностью в будущем. Получится ли справиться с безработицей? Удастся ли снова трудоустроиться?
Ученые, которые наблюдали рабочих до и после закрытия предприятий, обнаружили, что до закрытия служащие болели дольше, чем в течение такого же времени после увольнения. Тревога, порождаемая ожиданием потери работы, вредила и здоровью, и состоянию духа. Как ни странно, потеряв работу, люди становились здоровее. Ушла неизвестность, понизилась тревожность относительно того, как они будут жить без работы. Внимание сместилось с бесцельных переживаний о том, что может случиться, на поиски новой работы.
Несколько лет назад я получила от друга неожиданный подарок на день рождения – прыжок с парашютом для двоих. Вношу ясность: я никогда не выражала интереса к выпрыгиванию из самолета посреди неба. Падение с 4500 метров на скорости около 200 км/ч не входило в список моих мечтаний. Тем не менее именно это ожидало меня в ближайшем будущем.
Поначалу мой друг намеревался сделать свой подарок сюрпризом. Меня должны были доставить на ранчо в северной части штата Нью-Йорк, где располагается школа парашютного спорта, а там и преподнести подарок. Однако после тщательного обдумывания друг решил, что благоразумнее сначала дать мне время привыкнуть к мысли о прыжке и внутренне к нему подготовиться. Теперь у меня было 72 часа, чтобы обдумать предстоящее событие. В зависимости от личных предпочтений вы можете расценить эти 72 часа как время приятного возбуждения или как период настоящего ужаса. Я испытывала последнее и бродила по городу с ощущением висящего над моей головой смертного приговора. В конце концов пришлось обратиться за помощью к интернету.
Я ввела в Google слова «прыжки с парашютом» и «гибель». Обнаружилось, что в Соединенных Штатах каждый год во время прыжков погибает около 30 человек. Сначала может показаться, что это много, но если принять во внимание, что за год в США совершается 2,5 миллиона прыжков, то процент невелик. Более внимательное изучение вопроса показало, что гибель или серьезные травмы при прыжках в тандеме (когда парашютисты привязаны к инструктору, как должно было быть со мной) случаются особенно редко. Это обнадеживало. Хотя три дня я жила в состоянии стресса, время позволило мне добыть знания о предстоящем событии. Собранная информация уменьшила страх, позволив в большей степени насладиться новым опытом (да, признаюсь, что в итоге я получила удовольствие от прилива адреналина).
Теперь представьте, что все это случилось до появления интернета. Представьте, что я не смогла найти никакой информации о прыжках с парашютом, не отыскала никого, кто прыгал сам или знал что-либо об этом, не имела под рукой статистики. В таком случае я бы, наверное, три дня рисовала в воображении самые жуткие картины. Понятно, что ждать потенциально неприятного события мучительно. Но не влияет ли это и на само переживание события? Не становится ли удар болезненнее от страха удара?
Опубликованные в журнале Science результаты исследования с использованием нейровизуализации свидетельствуют, что дело обстоит именно так. Согласно научным данным, людям, которые боялись предстоящего удара, он казался тем сильнее, чем дольше приходилось его ожидать. Другими словами, если вы ужасно боитесь лечить зуб, лучше пойти к врачу как можно скорее. Вы не только избегнете мучительного ожидания, но и сам процесс лечения может показаться вам менее болезненным, чем через неделю. Интересно, что уровень страха, пережитого ранее, никак не отражался на мозговой активности в момент самого удара. Только до наступления реального события повышенный страх вызывал повышенную активность в «матрице боли» нашего мозга. Под «матрицей боли» я подразумеваю систему участков мозга, связанных с обработкой различных граней переживания боли. В эту систему входят соматосенсорная кора, которая реагирует на физические аспекты боли, и области мозга, которые считаются ответственными за эмоции, – мозжечковая миндалина и крючковидная передняя поясная кора.
Во время ожидания у людей, которые сильно боялись удара, больше активизировались участки мозга, обычно анализирующие физическую интенсивность боли (соматосенсорная кора). Это означает, что мозг реагировал на ожидание удара точно так же, как на сам удар. Ожидание, казалось, воспроизводило реальное ощущение боли. У тех, кто испытывал страх, также наблюдалось увеличение активности в областях, которые, как считается, регулируют внимание к боли. Это показывало, что страх усиливал внимание к физической стороне ожидаемой боли. Если ожидание неблагоприятного события активизирует области мозга, которые обычно обрабатывают физическое ощущение боли, понятно, что ожидание ее оказывает такое же негативное воздействие на наше здоровье, как и реальное переживание.
Таким же образом ожидание радостного события, судя по всему, активизирует мозговые системы, которые работают, когда мы в действительности переживаем радость. Например, в нашем с коллегами исследовании обнаружилось, что, когда люди думают о будущем отпуске, активизируется полосатое тело – структура мозга, реагирующая на реальные вознаграждения: еду, секс, деньги. Это, конечно, не означает, что воображать отдых или сочный чизбургер то же самое, что в действительности лежать на пляже или есть сэндвич. Тем не менее иногда радость от мысли о бургере приближается к удовольствию, которое мы ощущаем, надкусывая его.
Не все бургеры одинаковы. Сочный сэндвич с салатом и сыром может нравиться нам больше, чем суховатый, без соуса. Наше удовольствие от бургера, несомненно, будет сильнее, когда мы голодны, а не когда сыты. Но имеют ли значение все эти различия, когда мы еще только ждем этот бургер? Что определяет, насколько приятным нам кажется предвкушение?
Существует несколько важных факторов. Во-первых, чем вкуснее ожидается сэндвич, тем больше удовольствие от его предвкушения. Если предстоит съесть зеленый салат с бобами, вряд ли ожидание еды доставит большую радость (разве что если кто-то очень любит именно это блюдо). Во-вторых, чем ярче мы способны представить себе событие, тем сильнее будет удовольствие от ожидания. Если человек не в состоянии создать детальный образ бургера, включающий и аромат, и всю его многослойную структуру, предвкушение будет слабее. В-третьих, на радость ожидания оказывает влияние то, насколько вероятным вы считаете событие. Если думать, что у вас нет шансов сбежать из офиса на обед, то останется только расстраиваться, представляя себе недоступный бургер. И, наконец, имеет значение время. С приближением обеденного времени возбуждение по поводу предстоящей еды становится все сильнее и сильнее.
Такие же законы работают и в отношении неприятных событий. Страх ожидания лечения зуба будет определяться тем, насколько болезненной мы считаем предстоящую процедуру, как ярко можем представить себе звук и вибрацию бормашины, каковы, с нашей точки зрения, шансы, что это лечение потребуется, как скоро оно ожидается .
Вернемся к пританцовывающему от нетерпения клиенту, который ждет свой желанный «Гиннесс». Как вы думаете, конкретно этот человек воспринимает пинту наполовину полной или наполовину пустой? Если у него оптимистичный тип личности, то будет ли его удовольствие от предвкушения сильнее?
Согласно определению, склонность к оптимизму – это тенденция переоценивать вероятность позитивных событий и недооценивать шансы негативных. Но это не всё. Оптимистичные люди представляют себе будущие приятные события ярче и детальнее, чем неприятные, и думают, что они случатся скорее. То есть чем вы оптимистичнее, тем больше шансов, что вы воображаете будущие благоприятные события ближе по времени, детальнее и вероятнее, чем негативные. Оптимизм, таким образом, регулирует те же факторы, что влияют на ценность предвкушения: прогнозируемое удовольствие, яркость, ожидаемое время события и его вероятность.
Для желанных событий вроде пинты «Гиннесса» с шапкой пены оптимизм действительно увеличивает радость предвкушения, поскольку, во-первых, подпитывает надежду, что пиво будет готово очень скоро, во-вторых, усиливает способность представлять прохладу бокала и мягкое течение напитка, а в-третьих, повышает субъективно воспринимаемую вероятность получения стаута. Пессимисты, напротив, могут испытывать проблемы с живым представлением темной субстанции, будут думать, что бармен затянет с подачей стаута, и вполне могут даже беспокоиться, что им вообще не хватит пива. Хотя наш пессимистичный клиент в состоянии получить удовольствие от пинты пива, когда наконец ее получит, он, однако, лишится 119,5 секунды радостного предвкушения и вряд ли будет пританцовывать в пабе, ожидая своей порции.
Подобная картина складывается и в отношении таких неприятных событий, как потеря работы. Оптимист оценит вероятность потерять работу как низкую, затруднится детально вообразить эту ситуацию и решит, что если его все-таки и уволят, то очень нескоро. Каков результат? Страх, тревога и стресс уменьшаются. Пессимист, наоборот, посчитает себя первым в очереди на увольнение, решит, что, возможно, это случится уже завтра, и представит все в мельчайших деталях. Ожидание увольнения (которое может никогда не состояться) не просто неприятно: оно может вызвать стресс, который негативно отразится на физическом и психическом здоровье человека.
Таким образом, представляется правдоподобным, что склонность к оптимизму укрепилась частично потому, что он максимизирует удовольствие от предвкушения приятного события и минимизирует страдание от ожидания неприятного. Если бургер равняется сотне «единиц радости», то только от предвкушения бургера оптимист получит больше радости, чем пессимист, в итоге увеличив удовольствие от поедания сэндвича и укрепив свое здоровье. А если оптимисты находят ожидание более приятным, чем пессимисты, то, может, они чаще откладывают вознаграждение, чтобы увеличить время предвкушения?
Ответ непрост, поскольку ценность предвкушения – не единственный фактор, определяющий, когда именно мы решаем получить удовольствие. Существует как минимум еще один ключевой фактор – временно́е дисконтирование (temporal discounting). Временное дисконтирование – это склонность ценить настоящее больше будущего. Например, если вам предлагают выбор – взять 100 долларов сейчас или через месяц, – вы, скорее всего, заберете деньги сразу. Это простое решение. А если предстоит решить, взять 100 долларов сейчас или 105 через месяц? Большинство людей предпочтут получить меньшую сумму сразу, а некоторые возьмут 100 долларов сейчас, даже если через месяц им предлагают получить все 150.
На первый взгляд (да и на второй) кажется, что временное дисконтирование ведет нас прочь от предвкушения, заставляет получать хорошее как можно скорее, а боль откладывать на неопределенное будущее. Это так не только потому, что мы склонны ценить «здесь и сейчас» больше, чем «там и потом», важно и то, что мы (справедливо) воспринимаем будущее как нечто не совсем известное. Лучше съесть свой шоколадный торт сразу, чем оставить на потом, потому что завтра придешь – а тортиком уже полакомилась кошка. Можно отложить уборку дома на следующую неделю, потому что к тому времени супруг или супруга, возможно, справятся с этим сами. Однако если мы уверены, что, кроме нас, никто никогда не собирается наводить порядок, то, пожалуй, решим покончить с этим как можно скорее. Точно так же, будь у нас хрустальный шар, который бы рассказал, что наш восхитительный шоколадный торт останется свежим в холодильнике и его не съест кто-нибудь другой, мы, наверное, отложили бы наслаждение ненадолго, чтобы продлить предвкушение. Но даже если бы мы жили в волшебном мире с полностью предсказуемым будущим, люди все равно относились бы к тому, что их ждет, с некоторым сомнением. Точно зная, что случится потом, мы бы никогда не выбрали время, чтобы попробовать торт или открыть бутылку драгоценного вина, которую храним в погребе. Мы бы бесконечно откладывали вознаграждение, растягивая восхитительное предвкушение.
Предвкушение и временное дисконтирование тянут нас в разные стороны до тех пор, пока не будет достигнуто равновесие. Радость предвкушения превращает нас в терпеливых созданий, временное дисконтирование заставляет действовать спонтанно. В итоге принятое решение отражает баланс между двумя этими факторами. Когда ценность предвкушения будущего вознаграждения больше цены его безотлагательного потребления, мы отложим наслаждение. Однако, когда желание положить в рот плитку замечательного швейцарского шоколада сильнее радости ожидания, мы незамедлительно разорвем обертку.
Многие факторы играют роль в том, будем мы в итоге смаковать что-либо или нет. То, что достается нам нечасто (например, бутылка дорогущего шампанского или ежегодный отпуск), наверное, стоит ожидания и предвкушения. Нечто, чем можно наслаждаться снова и снова (к примеру, поцелуй любимого человека), никто никогда не откладывает. Другой фактор, влияющий на наше решение, состоит в том, стоит ли нечто сейчас больше, чем, по нашему мнению, будет стоить в будущем.
Рассмотрим обстоятельства реалити-шоу «Последний герой»: наивных граждан развитых стран переносят на необитаемый тропический остров и оставляют там, чтобы они сами заботились о своем существовании. Из вещей им разрешается взять только то, во что они одеты: никакого планшета, iPod или консервного ножа. Даже туалетную бумагу брать нельзя. Зато участники могут пользоваться всем, что найдут на острове, например бамбуком и съедобными плодами. Также они получают ограниченный запас питьевой воды и еды (как правило, немного риса). К концу первого дня все хотят есть. Однако люди знают, что голод с каждым днем будет только расти, а вот запасов еды не прибавится. Следует ли им сохранять свой рис на конец недели? Или стоит разделить его на порции и есть понемногу каждый день? А может, съесть все сейчас и надеяться на лучшее?
Сложность принятия подобного решения состоит в том, что оно зависит от способности прогнозировать, что нам понадобится в будущем и сколько этого нам будет нужно. Это не простая проблема. Участникам приходится обсуждать и решать, как следует поступить: надеяться ли, что удастся найти дополнительную пищу на острове, и смогут ли они выжить, имея в своем распоряжении лишь несколько граммов риса в день.
Оптимистка Элейн считает, что группа обязательно найдет много ягод и кокосов, когда взойдет солнце. Возможно, получится даже поймать рыбу. Поэтому она предлагает полноценно поужинать рисом. Таким образом, говорит Элейн, группа получит необходимую энергию, чтобы завтра заняться поисками пищи. Патрик менее оптимистичен. Он не верит, что члены группы успешно справятся с поисками пропитания в ближайшие дни, и полагает, что надо беречь запасы, пока позволяют физические возможности.
Элейн, которая предпочитает есть рис сейчас, а не потом, на первый взгляд может показаться имеющей высокую ставку дисконтирования. Этот экономический термин означает, что она ценит настоящее выше будущего. Экономисты думают, что люди с высокими ставками дисконтирования импульсивны. Считается, что такие личности мало заботятся о завтрашнем дне. Они не заводят сберегательных счетов, могут иметь опасные для здоровья привычки, за которые впоследствии приходится расплачиваться (например, пристрастие к алкоголю или табаку). Совсем не обязательно, что Элейн импульсивна или равнодушна к будущему. Ее позиция строится на оптимистичных ожиданиях от завтрашнего дня. При таких представлениях, наверное, вполне разумно насытиться рисом сейчас, а не сохранять его на завтра, когда будут и ягоды, и кокосы, и рыба.
Чтобы точно установить, влияет ли оптимизм человека на его ставку дисконтирования, ученые Амстердамского университета провели исследование, в котором попросили участников представить себе, что их взяли на работу в крупную компанию. Дела компании идут хорошо, и руководители решили наградить всех служащих повышением зарплаты. У работников есть выбор: получить прибавку немедленно, но с условием, что через год зарплата вернется на прежний уровень, или через год, но тогда они будут ее получать в течение 36 месяцев. Что следует выбрать?
Многие участники исследования предпочли краткосрочную прибавку сразу, а не долгосрочную, но через год. Почему? За 36 месяцев можно получить заметно больше, чем за 12, не правда ли? Голландские исследователи предположили, что люди выбирали немедленную прибавку на год, потому что оптимистично смотрели на будущее компании. Например, они могли полагать, что компания продолжит развиваться и в итоге решит дать служащим дополнительные бонусы в конце года. Кроме того, они также могли думать, что немедленную прибавку можно во что-то инвестировать и таким образом получить больше в долгосрочной перспективе.
Для проверки этой гипотезы ученые снова провели исследование с другой группой участников, несколько изменив сценарий. По сравнению с первой группой им резко ограничили полет фантазии: было сказано, что компания даст прибавку только один раз. Таким образом, идее о грядущих бонусах места не осталось. Также всех проинформировали, что прибавка будет корректироваться с учетом процентной ставки и инфляции, поэтому оставалось меньше возможностей для создания собственных вариантов будущего развития событий. В обстоятельствах, когда будущее оказалось закрыто для радужных надежд, больше участников решили подождать долгосрочной прибавки, а не брать краткосрочную сразу.
Другой группе участников сказали, что дела компании идут неважно, поэтому всем служащим будут сокращать зарплату на 10 %. Люди могли выбрать вариант сокращения – либо сразу на 12 месяцев, либо через год, но на 36. Когда будущее было относительно неопределенным, участники чаще выбирали более крупные потери, но отдаленные во времени, а не менее значительные, но сразу. По всей видимости, участники думали, что со временем дела компании могут выправиться и тогда необходимость в сокращении зарплат отпадет. Кроме того, люди могли полагать, что за год они смогут найти другую работу с более высокой зарплатой и таким образом вообще избежать потерь. Когда будущее представлялось определенным (то есть когда в условиях задачи четко оговаривалось, что все сокращения гарантированно произойдут, а служащие не смогут поменять работу), больше участников эксперимента склонялись в сторону безотлагательного снижения зарплаты, не рискуя потерять больше в будущем. Результаты этого исследования приводят к следующему заключению: временное дисконтирование частично объясняется надеждами людей на то, что прибыль повлечет за собой новые прибыли, а потерь в будущем так или иначе удастся избежать. Это кажется убедительным толкованием того, почему мы предпочитаем получать вознаграждения незамедлительно, а потери откладывать на потом. Правда, существуют и другие интересные объяснения.
Одно из таких объяснений связано с тем, как мы воспринимаем себя в будущем. Представьте, каким вы будете через год. Вы встаете утром (где вы живете – в съемной квартире или в собственном доме?), одеваетесь (как вы выглядите, сменили ли прическу, какую одежду теперь носите?), завтракаете (кофе, хлопья с молоком, тост с джемом, омлет, вообще никакого завтрака?). Целуете близких (детей, мужа, жену?) на прощание и отправляетесь на работу (едете на машине, добираетесь на метро или вообще остаетесь работать дома?). Приступаете к работе (вы работаете в офисе, у вас свой бизнес, а может, вы уже на пенсии?). Затем, около часу дня, обедаете (предпочитаете здоровое питание, придерживаетесь диеты?). А вот и конец рабочего дня (вы идете ужинать домой, проводите вечер в городе, смотрите кино или ходите по магазинам?).
После того как вы мысленно «проживете» весь день, сделайте это снова, только теперь представьте себя через 10 лет. Не спешите. Когда «типичный день вашей жизни» через 10 лет подойдет к концу, начните сначала (обещаю, это в последний раз), но перенеситесь мысленно на 30 лет вперед. Постарайтесь представить свою жизнь как можно подробнее.
Насколько вы в будущем похожи на себя сегодняшнего? А через год вы больше будете похожи на себя сегодняшнего или на себя через 10 лет? А через 30 лет? Можете ли вы узнать себя в человеке, которого представили? Люди, как правило, чувствуют больше связи с ближайшим будущим, чем с более отдаленным, и в этом нет ничего удивительного. Мы не склонны видеть себя совсем другими через год, однако, конечно, понимаем, что изменимся через 10–20 лет. Нам может казаться, что через 30 или 50 лет мы будем так отличаться от себя сегодняшних, что фактически станем другими людьми. А если мы воспринимаем себя в будущем как другую личность (даже незнакомую), ничего удивительного, что люди предпочитают радоваться сейчас и откладывать боль на более отдаленное время. Да, курить и выпивать сегодня – значит повышать риск приобрести разные заболевания в будущем, но личность, которой придется терпеть эти болезни, – как будто и не вы. Именно поэтому вы меньше беспокоитесь о том, будущем человеке, чем о том, который сейчас читает эту книгу. Мы скорее возьмем прибавку к зарплате сейчас, чем через пару лет, потому что сегодня получим деньги сами, а потом ими будет наслаждаться некая наша модификация. Возможно, для вас отдать денежки себе в будущем – все равно что на улице подарить их незнакомцу (ладно, не совсем так, но вы понимаете, о чем я).
В 2006 году были опубликованы результаты исследования с применением нейровизуализации, цель которого заключалась в изучении связи между тем, как мы воспринимаем себя в будущем, и уровнем нашего дисконтирования времени. Участников эксперимента просили во время сканирования головного мозга оценить свои личные качества на сегодняшний момент и через 10 лет. По завершении сканирования людям задавали вопросы, раскрывающие их временные предпочтения, например «что бы вы выбрали, 10 долларов сейчас или 12 – через неделю?» или «что вы предпочитаете, 10 долларов сейчас или 15 – через два месяца?». Полученные данные показали, что люди, предпочитающие меньшие деньги немедленно, чем более крупную сумму в будущем, имели больше различий в активности мозга во время размышлений о себе сегодняшних и будущих. А у тех, кто мало дисконтировал будущее, различия в мозговой активности наблюдались незначительные.
Весной 2009 года поп-звезда Майкл Джексон (тогда ему было 50 лет) объявил о намерении провести гастрольный тур в самый последний раз. В туре было запланировано 50 выступлений на О2 Арене в Лондоне – по концерту за каждый прожитый Джексоном год. Однако Майкл не успел выйти на прославленную площадку: жизнь певца неожиданно оборвалась. Большинство людей, конечно, думали, что Джексон финансово подготовлен к уходу со сцены, что один из самых успешных музыкантов всех времен, начавший выступать в пятилетнем возрасте, может спокойно отстраниться от дел, не тревожась о деньгах. Однако все было не так.
На самом деле предполагалось, что тур «Вот и всё!» вытащит Джексона из глубокой финансовой ямы, в которой он оказался в последние годы жизни. Как вышло, что «король поп-музыки» оставил после себя гору долгов? Как и другие люди, он имел обыкновение слишком много тратить и слишком мало сберегать. «Каждый год миллионы долларов уходили на аренду самолетов, покупку антиквариата и картин, – говорил Элвин Малник, один из финансовых советников Джексона. – Не было никакого планирования расходов. У Майкла был закон: все, что хочу, тогда, когда хочу».
В этом Майкл Джексон не был одинок. В 2005 году норма сбережений в Соединенных Штатах впервые с 1930-х годов вышла на отрицательную территорию, то есть американцы тратили больше, чем имели после уплаты налогов. Пусть расходы Джексона каждый год включали около 8 миллионов долларов на предметы роскоши, а его сограждане совершали более скромные покупки вроде автомобилей, такие приобретения в любом случае ставили пенсионные накопления под угрозу.
Что же привело Майкла Джексона и его сограждан-американцев к отрицательной норме сбережений? Возможно, некоторый «сверхоптимизм». С 2002 по 2006 год быстро росла стоимость жилья. Полагая, что эта тенденция будет сохраняться, люди решили позволить себе дополнительные траты, но ошиблись. В 2008 году цены на недвижимость рухнули. Хотя американцы вскоре снова стали откладывать, их сбережений оказалось недостаточно для того, чтобы обеспечить себе на пенсии то качество жизни, к которому они привыкли за то время, пока работали.
Вторая проблема заключалась в том, что Джексон, как и многие другие люди, с трудом представлял себя семидесятилетним. Даже если, приложив силы, мы сумеем вообразить себя в старости, у многих этот образ вызовет отвращение. Увы, думать о пенсии – значит думать о старости. А поскольку мы предпочитаем избегать мыслей о ней, многие из нас уклоняются и от планирования своего финансового будущего.
Войти с помощью соц. сетей: