Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Когда дела идут плохо: депрессия, истолкование событий и гены
Рассмотрим историю двух молодых мужчин, Шона и Фреда. Шон живет в Сиэтле с подругой Фебой и собакой по кличке Мистер Кат. Фред и его жена Сабрина обитают за 5000 километров от Шона, во Флориде. Жизнь у Шона и Фреда хороша: оба – успешные корпоративные юристы, у них нет проблем со здоровьем и все спокойно в личной жизни. И вот в начале октября они летят в Париж на деловую встречу. Событие достаточно рядовое: Фред и Шон часто ездят в командировки. Через неделю они возвращаются домой, взволнованные предстоящим воссоединением со своими любимыми. Однако, войдя в свой дом у озера, Шон чувствует, что что-то не так. Вскоре ему бросается в глаза отсутствие некоторых вещей: шкаф Фебы открыт и там нет ее одежды. Он в панике обходит дом и видит, что ее книг, обуви и фотоаппарата тоже нет. Все куда-то делось, только Мистер Кат сидит на диване, грустный и озадаченный. По совпадению Фред в своей квартире обнаруживает такую же картину, а на диване находит не Мистера Ката, а письмо от Сабрины – нечто вроде прощальной записки, какие часто оставляют в сентиментальных кинофильмах.
Нечего и говорить, что оба расстроены. Самые дорогие им люди ушли и сделали это так, как, им казалось, бывает только в сериалах для домохозяек. На следующие две недели оба погружаются в страдания. Им трудно есть, спать и работать. Пропадает интерес к общению с людьми и физической активности. Оба лежат в постели, снова и снова прокручивая в голове совместно прожитое с любимыми время, раздумывая, что они делали неправильно и что можно было сделать по-другому. Что бы случилось, если бы они не улетели в Париж? Мучительные мысли никак не идут из головы.
Реакция Шона и Фреда совершенно нормальна. Люди болезненно переживают потери, а также неудачи, отторжение, уход из семьи и смену семейного положения. Шон и Фред испытали все эти беды, а их ситуацию особенно усугублял тот факт, что они никак не могли повлиять на результат. Временное уныние, пассивность и даже отчаяние – ожидаемая реакция в подобных случаях. При этом потеря интереса к прежде приносящим радость занятиям, нарушение сна, потеря веса, невозможность сосредоточиться, плохое настроение и негативные мысли – симптомы депрессии.
Некоторые психологи утверждают, что эти реакции имеют адаптивную функцию. Чтобы исцелиться, мы временно уходим внутрь себя, сосредоточивая психические силы на переработке тягостных событий. Анализируем свое поведение, действия других и обстоятельства, которые привели к конкретному исходу, пока окончательно не поймем все произошедшее. Это своеобразный перерыв в жизни, похожий на отдых, который требуется простуженному человеку. Многие из нас, заболев, лежат пару дней в постели, пьют горячий чай и куриный бульон, давая иммунной системе время эффективно отбить атаку. Но только некоторые при этом получают осложнения. Люди, предрасположенные к осложнениям после банальной простуды, имеют слабую иммунную систему. Обычно это пожилые, беременные или те, кто находится в доклинической стадии других болезней. Остальные успешно преодолевают недомогание и восстанавливают здоровье. Точно так же все люди рано или поздно испытывают потерю и несчастье, и реакция большинства из нас будет такой же, как у Шона и Фреда. Однако если большинство людей в конце концов справляются с разочарованием и сердечной болью, то у остальных несчастье иногда дает толчок к продолжительному негативному психическому состоянию, которое может привести к клинической депрессии. Так случается примерно с 15 % населения. Нередко (но отнюдь не всегда) случаи депрессии восходят к конкретному стрессовому событию в жизни человека.
Станут Шон и Фред сильнее или слабее после периода погружения в себя и размышлений? Какой урок они извлекут? Как будут понимать свое прошлое, будущее и собственную роль в том, что случилось? В нашем случае молодые люди ведут себя по-разному. Фред винит в случившемся себя. Он считает, что был слишком требовательным и жестким к Сабрине. Он начинает верить, что его высокие ожидания всегда будут мешать личным взаимоотношениям. Он думает, что его жизнь предопределена, а неспособность к компромиссам не только всегда будет разрушать романтические отношения, но и превратит его в слабого юриста, а со временем – и в плохого отца. Подход Фреда к интерпретации события известен как пессимистический стиль объяснения (pessimistic explanatory style). Он считает себя ответственным («она ушла из-за меня»), полагает, что ситуацию уже никогда не изменить («все мои отношения обречены, и я ничего не могу поделать»), и переносит неудачу с конкретного события на другие сферы жизни («я не только ужасный партнер, но и юрист плохой, и друг неважный»).
Фред думает, что обречен на неудачи из-за сомнительных, с его точки зрения, черт собственного характера. Неспособность восстановить отношения с Сабриной в настоящем перерастает в общее ощущение безнадежности по поводу будущего. Фред предполагает, что развал этой семьи означает, что он потерпит неудачу во всех будущих романтических историях. Он становится пессимистом, всегда ожидающим худшего.
Шон совсем иначе трактует свою ситуацию. Да, они с Фебой не всегда находили общий язык. Да, он совершал ошибки, но все мы люди, и кто не спотыкается время от времени? В конечном счете это слабость Фебы, ее неспособность уладить конфликт, ее нестойкость заставили девушку убежать вместо того, чтобы справиться с реальностью. Ему нужно найти более сильного, более надежного партнера. Шон использует оптимистический стиль объяснения (optimistic explanatory style). Он видит причину неблагоприятной ситуации в других («Феба слаба и истерична»), считает, что обстоятельства изменятся («я найду другую»), и не объединяет неудачу в личной жизни с другими сферами деятельности («я по-прежнему успешный юрист»). Поскольку Шон рассматривает уход Фебы как отдельное событие, которое не имеет значения для его будущих личных взаимоотношений с другими женщинами (и прочих видов взаимодействий, социальных и профессиональных), он оптимистичен. Наверное, ему не удалось бы удержать Фебу, но это вовсе не означает, что он не в состоянии контролировать будущие отношения. Совсем наоборот: Шон считает, что получил важный урок. Он уверен, что, если держаться подальше от всех «Феб» в мире, все у него будет отлично.
Разумеется, ни одна интерпретация события не соответствует реальности полностью. Скорее всего, и Фред, и Шон сыграли определенную роль в разрыве со своими женщинами. Наверное, оба продолжат совершать подобные ошибки в будущем. Однако Шон с высокой вероятностью переживет горе, вернется к прежнему состоянию и в конце концов найдет новую любовь. Фреду будет сложнее двигаться дальше. Наука говорит, что у него больше шансов впасть в депрессию, чем у Шона. Многочисленные исследования показывают, что пессимистический стиль объяснения, как у Фреда, является фактором риска для клинической депрессии. Люди, страдающие депрессией, тоже склонны рассматривать негативные события как собственную вину, считать, что несчастья будут длиться вечно и затронут все стороны их жизни. Ключевой момент, связывающий симптомы депрессии с пессимистическим стилем объяснения, – ожидания. Пессимистический стиль объяснения дает начало депрессии, порождая негативные прогнозы на будущее, которые вызывают плохое настроение, пассивность и чувство безысходности.
Понятие оптимистического и пессимистического стилей объяснения предложил психолог Мартин Селигман. Концепция Селигмана сложилась, когда он пытался осмыслить результаты одного из проведенных им исследований. В середине 1960-х годов, еще совсем молодым ученым, Селигман изучал механизмы обучения животных в Пенсильванском университете. Он хотел выяснить, могут ли собаки научиться избегать неприятной ситуации, получая предваряющее предупреждение. Идея была проста: сначала приучить собак, что после определенного звукового сигнала следует удар током, а затем предоставить им возможность избежать удара, перепрыгнув через перегородку после предупреждающего сигнала. Научатся животные спасаться или нет?
Прежде чем я изложу результаты эксперимента Селигмана, ныне ставшего очень известным, давайте сделаем короткое мысленное упражнение. Представьте, что вы сидите в центре пустой комнаты. Стены совершенно голые – ни картин, ни цветов. Нет даже окна. Стул, на котором вы сидите, единственный предмет мебели в этой комнате. Вдруг, как будто из ниоткуда, вас бьет электрическим током. Ток проходит через кожу, мышцы и волосы. Через несколько секунд – еще удар, потом еще и еще. Мне нужно выбраться отсюда, говорите вы себе. Пробуете дверь – закрыта. Вентиляция – слишком узкое отверстие. Прыгаете на стул – удар, спрыгиваете со стула – удар, удар, удар. Выхода нет: что бы вы ни делали, ничто не помогает избавиться от боли. Удары продолжаются, бьетесь ли вы о стену, стоите на голове или лежите на полу. Растеряв силы, вы садитесь на стул, чувствуя себя запуганным и несчастным. Через пару часов по непонятной причине удары прекращаются, и дверь со скрипом открывается. Вы облегченно выдыхаете и бросаетесь вон.
Ваша эйфория, однако, продолжается недолго. На следующий день, к вашему ужасу, вы снова оказываетесь одни в незнакомой комнате. Это другая комната – здесь на стенах картины, на полу серый ковер, но проходит несколько минут – и, конечно, начинаются устрашающие удары током. Что вы сделаете?
Подумайте немного над своим ответом, а пока вернемся к собакам Селигмана. Если помните, он хотел проверить, смогут ли животные избежать электрических ударов (похожих на те, которые вы только что себе представили), если поймут, что им предшествует предупредительный сигнал. Сначала он сажал собак на поводок и давал сигнал, за которым следовал удар током. Затем снова сигнал – и удар. И снова сигнал – и удар. Достаточно скоро, услышав знакомый звук, собаки уже скулили, показывая, что знают дальнейший ход событий. Но, сидя на поводке, они не могли ничего сделать, чтобы изменить свое положение.
Затем Селигман освобождал собак от поводка и сажал их в коробку с низкими бортами, которые легко перескочить. К удивлению ученого, после предупредительного сигнала собаки ничего не предпринимали. Они не пытались выпрыгнуть, просто лежали и поскуливали. Селигман знал, что собаки научились ждать удара током после определенного звука. Почему тогда они не спасаются, услышав этот звук? Было одно обстоятельство, которое вело к пониманию происходящего: на этом этапе ученый увеличил количество собак, и те, которые до этого не испытывали ударов током, сидя на поводке, как раз не вели себя пассивно и быстро обучались перепрыгивать бортик, чтобы избежать ударов током. Казалось, что собаки, которые были на предыдущем этапе крепко привязаны, полагали, что снова не в состоянии двигаться и как-то влиять на происходящее. Даже оказавшись в новой обстановке, где легко уйти от опасности, животные не пытались спастись.
В поведении собак Селигман заметил особенности, характерные для хорошо известного состояния человека. Пассивность собак, недостаточная уверенность в себе, подавленное настроение, поскуливание и общая беспомощность напомнили ученому пациентов, страдающих депрессией. Животные так же меньше ели и теряли вес, как и люди в депрессии. Такие сходства заставили Селигмана задуматься, не порождается ли клиническая депрессия убеждением человека в том, что он не контролирует ход своей жизни. По его гипотезе, люди, страдающие от депрессии, вследствие прошлого опыта «научились» вести себя безынициативно. Поэтому даже в ситуациях, когда нежелательных результатов можно избежать, а положительные вполне достижимы, они не пытаются изменить свою судьбу и, таким образом, снижают шансы уберечься от ущерба и достичь желаемого. Такое поведение, в свою очередь, способствует дальнейшему развитию их депрессии. Селигман назвал свою трактовку теорией выученной беспомощности (learned helplessness theory), которая в итоге стала главной в научном понимании депрессии.
Теперь давайте вернемся в ту ужасную «электрическую комнату». Снова представьте, что вы там. Стоите в одиночестве на сером ковре и получаете новый разряд. Вы чувствуете, как ток пронзает ваше тело. Что вы делаете? Ждете, когда это прекратится? Или ищете путь к спасению?
В нашем гипотетическом сценарии большинство людей, конечно, попытаются найти выход из первой комнаты. Однако будут ли они стараться выбраться из второй? Или посчитают, что комната номер два такая же, как и прежняя, – дверь закрыта, а отверстие вентиляции слишком мало? Научились ли они быть беспомощными настолько, чтобы даже не пробовать найти выход? Ответ зависит от индивидуальных особенностей человека. Как выяснилось, индивидуальные особенности собак тоже имеют значение.
В эксперименте Селигмана не все собаки научились быть беспомощными, не все проявляли симптомы депрессии. Некоторые особи из той группы собак, которые раньше были привязаны и испытывали удары током, не имея возможности сбежать, успешно выпрыгивали из коробки, чтобы избежать разряда, получив подобную возможность. Собаки, как и люди, демонстрировали индивидуальные различия. Точно так же, как часть собак не приучилась к беспомощности, некоторые люди, подобно Шону, переживут суровые удары судьбы (смерть близкого человека, тяжелую болезнь, потерю работы, банкротство, душевное страдание), восстановятся и будут жить дальше. Если бы Шон был собакой в эксперименте Селигмана, он, наверное, первым выпрыгнул бы из опасной коробки. Он не стал бы думать, что ситуация, в которой он находится сейчас, имеет отношение ко всем остальным случаям в его жизни.
С другой стороны, нашлось несколько собак, которые вели себя пассивно на втором этапе эксперимента, даже не испытав ранее электрических разрядов, сидя на поводке. Как вы, наверное, помните, Селигман заметил, что большинство собак из этой группы быстро научились выскакивать из коробки после первой пары ударов. Однако он также обнаружил, что 5 % собак оставались в коробке. Животные вели себя пассивно и не пытались избежать боли. Подобная реакция напоминала поведение людей, уязвимых для депрессии, – таких как Фред.
Селигман решил, что люди, которые рассуждают подобно Фреду, могут и начать думать так, как Шон. Другими словами, можно научить применять оптимистический стиль объяснения даже тех, кто склонен воспринимать мир пессимистично. Для этого Фреду сначала потребуется определить неблагоприятное событие (это легко – неожиданный уход Сабрины), свое понимание этого события («в уходе Сабрины виноват я, потому что у меня несносный характер») и последствия своего понимания («я чувствую себя несчастным и беспомощным, я уже не могу хорошо работать»). Затем Фреду нужно рассмотреть доводы «за» и «против» своего понимания события («у меня много хороших друзей, которые меня любят, я с ними прекрасно лажу; это должно означать, что я не такой уж тяжелый человек») и подумать о другом объяснении причины распада своей семьи («у нас с Сабриной разные цели в жизни, и мы плохо сосуществовали»). И, наконец, Фреду придется пересмотреть свое понимание последствий разрыва («уход Сабрины не обязательно приведет к тому, что я умру в бедности и одиночестве») и подумать, что полезно оставить в прошлом эту неудачу и идти дальше. Если Фред успешно предпримет нужные шаги, у него может появиться и новая надежда.
Существуют свидетельства, что изменение стиля мышления при помощи упражнений и разговорной психотерапии сокращает вероятность развития депрессии и улучшает физическое здоровье. Например, в одном исследовании Селигман выделил группу студентов с пессимистическим стилем объяснения. С половиной группы он провел тренинги по овладению оптимистическим стилем объяснения, вторая же половина студентов (контрольная группа) обучения не получала. Через несколько месяцев студенты, которые прошли тренинг, меньше жаловались на состояние здоровья и реже посещали врача, чем студенты из контрольной группы.
Терапия мышления – один из способов, которые имелись в распоряжении Фреда, чтобы он мог справиться с нарастающей депрессией. Дополнительно или в качестве альтернативы можно было воспользоваться и лекарственными препаратами (выбрав антидепрессанты, парень не был бы одинок: примерно 27 миллионов американцев принимают такие лекарства). Возможно, Фред этого не знал, но антидепрессанты в итоге изменили бы направление его мыслей (то, как он видит и понимает мир вокруг себя) примерно так же, как это делает разговорная психотерапия. Каким образом антидепрессанты изменяют восприятие жизни человека?
Чаще других врачи выписывают антидепрессанты, которые повышают уровень нейромедиатора серотонина. Нейромедиатор – это химическое вещество, которое обеспечивает связь между нейронами в головном мозге. Он выбрасывается в пространство между двумя нейронами (это место называется синаптической щелью) одним нейроном и связывается с рецепторами второго. Вы можете представить себе нейроны как двух мальчиков, играющих в теннис, а нейромедиатор – как теннисный мяч. Один мальчик, Уильям, подает мяч другому, Генри. Когда мячик не долетает до стороны корта Генри, Уильям подбирает его и подает снова. Большинство антидепрессантов (например, прозак) – это селективные ингибиторы обратного захвата серотонина. В нашей виртуальной реальности селективные ингибиторы обратного захвата серотонина подавляют желание Уильяма бежать, чтобы подобрать мяч (это и есть «обратный захват»). Вместо этого Уильям достает из сумки другой теннисный мяч. В результате между Уильямом и Генри по корту будет летать больше теннисных мячей. Некоторые в итоге окажутся на стороне Генри, он подберет их и положит в свою сумку.
Вернемся к головному мозгу человека: в результате приема селективных ингибиторов обратного захвата серотонина повышается его уровень в синаптической щели, и поэтому больше серотонина остается для связи с рецепторами постсинаптического нейрона (или Генри). Такие лекарства являются селективными, потому что преимущественно действуют на работу серотонина, а не других нейромедиаторов – допамина или норадреналина. Не стоит, правда, полагать, будто депрессию вызывает нарушение нормальной работы одного нейромедиатора. Напротив, и допамин, и норадреналин тоже играют важную роль при депрессии, и другие лекарства стимулируют именно их активность, однако врачи чаще выписывают селективные ингибиторы обратного захвата серотонина (допамин и его участие в ожидании вознаграждения подробно рассматриваются в главе 8).
Многие люди предполагают, что антидепрессанты действуют непосредственно на настроение человека: примешь – и сразу повеселеешь. Нет, это не так. Вы никогда не найдете ничего подобного в инструкции по применению лекарства: антидепрессанты не изменяют настроения человека, они меняют направленность мышления.
Люди с предрасположенностью к депрессии склонны обращать повышенное внимание на отрицательные стимулы. На многолюдной вечеринке они заметят лица с испуганным или недовольным выражением. Потом будут вспоминать неприятные инциденты (как пролили красное вино на чье-то белое платье), а не радостные для себя моменты (интересный разговор с красивой женщиной, которой запачкали вином белое платье). Они также будут расценивать неопределенные ситуации как однозначно негативные («на самом деле ей было неинтересно разговаривать со мной, она просто проявляла вежливость»). Такие отрицательные смещения в обработке информации ведут к негативной интерпретации жизненного опыта, а это, в свою очередь, – к плохому настроению и пессимизму.
Антидепрессанты изменяют образ мысли, восстанавливая позитивное осмысление фактов. После приема препарата депрессивные пациенты начинают больше ориентироваться на радостные лица и другие положительные стимулы, к тому же лучше их запоминают. Поначалу это не отражается на настроении человека, но через несколько недель, в течение которых он чаще замечает хорошее, а плохое и неприятное – реже, мир постепенно начинает казаться дружелюбнее и настроение улучшается. Требуется время, чтобы изменения в восприятии, внимании и памяти объединились и повлияли на эмоциональное состояние человека. Частично именно поэтому антидепрессанты не оказывают немедленного воздействия на настроение: должно пройти несколько недель, прежде чем симптомы депрессии заметно сократятся.
Зная, что большинство антидепрессантов воздействует на уровень серотонина в мозгу, мы уже не удивимся выводам опубликованной в 2007 году солидным журналом Science статьи о том, что по гену, несущему информацию о работе серотонина, можно прогнозировать вероятность человека заболеть депрессией. Описанный ген кодирует транспортер серотонина, который «обратно захватывает» серотонин из синаптической щели (или подбирает теннисные мячи с корта). Транспортер серотонина имеет аллели (различные формы одного и того же гена), которые бывают длинными и короткими. Каждый ген обладает двумя аллелями. От того, какие у человека аллели (два длинных, два коротких или один длинный и один короткий), зависит работа транспортера серотонина, а значит, и самого серотонина. У людей с коротким вариантом аллеля транспортер серотонина работает менее эффективно. У них вдвое выше риск развития депрессии, но только в том случае, если они перенесли стрессовую ситуацию: потерю работы, развод, банкротство или серьезную болезнь. Другими словами, низкая продуктивность транспортера серотонина не прямо увеличивает подверженность человека депрессии, а скорее делает человека менее устойчивым к стрессам, и поэтому ему сложнее справляться с жизненными проблемами (очень похоже на слабую иммунную систему при борьбе с простудой).
Не только люди проявляют симптомы депрессии после неблагоприятных событий. Мы уже видели, что и с другими живыми существами случается такое: собаки Селигмана чувствовали подавленность после электрических разрядов в ситуации, исход которой они не могли контролировать. Связь между генами, регулирующими работу серотонина, и депрессивным поведением тоже характерна для других живых существ. Хотя Селигман никогда не собирал слюну собак, чтобы выяснить их генетическую структуру, изучение других животных показывает, что связь между работой серотонина и тоской прослеживается далеко вниз по эволюционной лестнице – до мышей.
Наверное, вы думаете, что мыши кардинально отличаются от людей. Что может рассказать мышь о таком сложном состоянии, как депрессия, о состоянии, которое большинству из нас кажется квинтэссенцией человеческой ранимости? Существует масса различий между мышами и людьми: мыши меньше, у них длинный хвост, маленькие ушки и их часто едят живьем крупные птицы, что редко случается с людьми. Трудно себе представить мышку, размышляющую о смысле жизни или страдающую от утраченной любви (однако, как и люди, эти млекопитающие частенько приходят на кухню посреди ночи в поисках остатков еды). Несмотря на все наши различия, мыши – наиболее близкие к человеку подопытные животные, которые относительно легко поддаются генной инженерии. Трансгенную мышь называют нокаутированной: у нее «выключен» некий ген. Выключив конкретный ген у группы мышей, ученые могут проследить, как изменяется их поведение в сравнении с мышами из контрольной группы, которые не подвергались генной модификации. Таким образом выясняется, какие конкретно процессы регулируются этим геном.
Для изучения роли гена, который транспортирует серотонин, его разрушили у группы мышей. Сначала нокаутированные мыши, казалось, ничем не отличались от контрольных грызунов (которые не были генетически модифицированы). Однако, когда подопытные животные оказались в стрессовой обстановке, стали проявляться различия. Мыши с разрушенным геном давали повышенный ответ на стресс-фактор. Это наблюдалось и в поведении, и в физиологии: нокаутированные животные больше боялись и у них был выше уровень гормона стресса.
Цель изучения трансгенных мышей состоит не в том, чтобы узнать что-то новое об этих маленьких существах: ученые исследуют мышиную генетику в надежде лучше понять человека. Может, люди с менее эффективной работой серотонина тоже дают повышенную физиологическую реакцию на стрессовые ситуации? Ответ: да. Результаты исследования с нейровизуализацией показали, что у людей с коротким аллелем сильнее активизируется мозжечковая миндалина, когда они видят испуганные и сердитые лица, когда они слышат слова, вызывающие негативные ассоциации (например, «онкология»), и разглядывают неприятные фотографии (к примеру, изуродованные тела). Почему мозжечковая миндалина человека с коротким аллелем острее реагирует на стрессовые события?
Мозжечковая миндалина – расположенная глубоко в мозгу структура, которая обрабатывает эмоциональные раздражители. Она также участвует в формировании физиологических реакций на эти раздражители. Активность мозжечковой миндалины регулируется областями лобной коры, в частности передней поясной корой головного мозга. У людей с коротким аллелем гена – транспортера серотонина ослаблена связь между передней поясной корой и мозжечковой миндалиной. Это означает, что две структуры слабо контактируют друг с другом. В результате передняя поясная кора менее эффективно подавляет страх и ответы на стресс в мозжечковой миндалине, а это приводит к проблемам, особенно тогда, когда вызванный ранее страх уже не имеет под собой оснований. Например, если я верну вас в «электрическую комнату», вы, скорее всего, почувствуете страх и тревогу, потому что будете думать: в любой момент меня может ударить током. Ваш пульс участится, на лбу начнет выступать пот, а мозг будет сверлить только одна мысль: когда ударит? Если пройдет десять минут, а ударов не последует, вы начнете успокаиваться. Через час – уже полностью расслабитесь, раздумывая, что бы такое съесть на ужин. Это феномен под названием угасание страха (fear extinction) – процесс осознания, что прежней угрозы уже нет. Угасание страха требует подавления активности мозжечковой миндалины передней поясной корой головного мозга. Поскольку короткий аллель относительно ограничивает связь между двумя этими структурами, страх у таких людей будет угасать медленнее. Поэтому у них с большой вероятностью сохранится высокий уровень тревоги и они будут предрасположены к депрессии и другим расстройствам настроения.
Депрессию не вызывает плохая работа одного-единственного нейромедиатора или сбой в функционировании одной или двух структур мозга. Депрессия, как и многие другие психические расстройства, свидетельствует о сбое системы. В эту систему входят участки мозга, о которых рассказывается в моей книге, включая гиппокамп (он играет значимую роль в процессах памяти), полосатое тело (оно важно для двигательной функции, обработки вознаграждения, порождения ожиданий удовольствия и боли), а также другие области головного мозга, которые я затрагиваю менее детально, например таламус и поводок эпиталамуса. Патологическая активация в этих областях мозга и нарушенная связь между ними часто наблюдаются у пациентов, страдающих депрессией. Однако было обнаружено, что для излечения депрессии иногда достаточно воздействовать только на одну область. Положительные изменения в отдельном участке головного мозга могут скорректировать работу других, связанных с ним структур.
Каким образом врачи могут воздействовать на нужную область мозга? С помощью инвазивного, то есть связанного с хирургическим вмешательством, метода глубокой стимуляции (я вкратце коснусь этого метода в главе 8). Он подразумевает введение электродов в головной мозг пациента и дальнейшее стимулирование тканей токами высокой частоты. Вживленные электроды присоединяются к маленькому источнику питания, который обычно имплантируют около ключицы человека. Система контролируется внешним устройством, чтобы можно было включать и выключать электростимуляцию.
Глубокая стимуляция мозга – широко распространенная методика лечения болезни Паркинсона. Однако для лечения депрессии ее использовали лишь изредка. Впервые это сделала Хелен Мейберг (теперь она работает в Университете Эймори) вместе со своими коллегами из Университета Торонто. Она пыталась вылечить пациентов с тяжелой формой депрессии, устойчивой к традиционным методам терапии. К этому моменту больные уже безуспешно перепробовали разные варианты лечения – психотерапию, антидепрессанты, электрошок. Идея Мейберг состояла в том, чтобы прицельно воздействовать на участок мозга, всегда плохо работающий у пациентов с депрессией, – поясную извилину коры под мозолистым телом, которая находится в передней поясной коре головного мозга.
Как свидетельствует сама Мейберг, она не знала, чего ожидать. Раньше у таких пациентов никогда не оперировали эту область мозга. К счастью, Хелен предстояло увидеть то, о чем она даже не осмеливалась мечтать. Ее первая пациентка, годами страдавшая от тяжелой депрессии, лежала на операционном столе. Голова женщины была закреплена в металлической раме, чтобы ни в коем случае не произошло смещения в то время, пока нейрохирург делает два очень маленьких отверстия в черепе – по одному с каждой стороны. Пациентка находилась в сознании. Она понимала, что сейчас ей в мозг введут какие-то крошечные штучки, но ничего не чувствовала. Во время операций на мозге важно, чтобы пациент не спал и оставалась возможность контролировать его когнитивные и двигательные функции. Врачам требовалось видеть, что речь у женщины не нарушилась, что она в состоянии узнавать их лица и может двигать пальцами рук и ног. Также им хотелось знать, что́ пациентка думает и ощущает.
Хирург ввел электроды в каждое отверстие и достиг нервных пучков белого вещества в нужном участке мозга. Затем дал слабый ток. Наступил решающий момент. Изменит ли стимуляция нервных пучков белого вещества состояние пациентки? Улучшится ли ее настроение? Команда в операционной затаила дыхание, и… ничего. Женщина не почувствовала никаких изменений. Однако операция еще не завершилась. Каждый электрод имел несколько контактов в мозгу, и, хотя стимуляция первого контакта не дала заметного результата, врачи не знали, будет ли эффективен второй контакт. Хирург пропустил через него ток средней силы. «Вы что-то сейчас сделали? – спросила пациентка. – Я ощутила невероятный покой и облегчение. Это трудно выразить словами: как будто наступил первый день весны и в снегу пробиваются крокусы». Слова женщины привлекли внимание Хелен Мейберг. «Подождите. Вы видите крокусы?» – спросила она. «Нет, нет, я пытаюсь придумать аналогию, назвать что-то, что может вызвать такое состояние души, чувство покоя и удовлетворенности», – ответила пациентка. «Казалось, она представляет себе тот первый день, когда идешь по улице и видишь цветы, это ощущение обновления, начало весны. Ее слова были самым удивительным и поэтичным описанием ощущений», – вспоминала Мейберг годы спустя. Не все пациенты отличались такой поэтичностью, как та женщина, но Мейберг обнаружила перемену в эмоциональном состоянии большинства из них. Она могла видеть это по выражению лица: когда подключали второй контакт, лица обычно сразу смягчались. Один пациент описал новое состояние как способность перенести внимание с несчастья внутри себя на людей и события во внешнем мире.
Мейберг подчеркивает, что эмоции, которые испытывали пациенты, были ощущением не то чтобы счастья, а скорее восстановления контроля. До операции система контроля эмоций, по формулировке Мейберг, «находилась в плену». После глубокой стимуляции мозга она освобождалась, и возникало чувство покоя и облегчения. «Есть нечто в малом количестве тока, направленного в особое место, что позволяет системе восстановить равновесие», – утверждала Мейберг. При реконструкции эффективного обмена информацией между регулирующей лобной корой и подкорковой эмоциональной системой ее пациенты излечивались от депрессии. Мейберг удалось помочь двум третям своих больных, и положительный эффект был долгосрочным.
Интересно, что, изучая оптимизм, мы с коллегами обнаружили активность, свидетельствующую об уровне оптимизма, именно в той области мозга наших испытуемых, на которую воздействовала Мейберг. Наверное, вы помните, что в первом исследовании оптимизма с помощью нейровизуализации мы наблюдали активизацию связей между передней поясной корой головного мозга и мозжечковой миндалиной у здоровых оптимистичных людей, когда те воображали позитивные события в будущем (например, поездку на пароме в солнечный день), а не негативные (скажем, потерю кошелька). Таким образом, депрессия связана с ослаблением взаимодействия передней поясной коры с мозжечковой миндалиной (поэтому понижена способность регулировать эмоции), а также с повышенным вниманием ко всему плохому. Оптимизм, напротив, определяется повышенным взаимодействием передней поясной коры с мозжечковой миндалиной (что обеспечивает эффективную регуляцию эмоций) и концентрацией внимания на позитивных аспектах жизни. Как вы помните, депрессия также может быть обусловлена коротким вариантом аллелей гена – транспортера серотонина. Тогда, может быть, оптимизм связан с длинными аллелями?
Действительно, исследования показывают, что люди, у которых два длинных аллеля, более склонны к оптимизму. Они набирают больше баллов по шкале оптимизма, демонстрируют более высокие уровни удовлетворенности жизнью и, согласно данным психолога Элейн Фокс из Университета Эссекса, проявляют тенденцию обращать внимание на радостные моменты. В своем исследовании Фокс предъявляла испытуемым фотографии трех типов: вызывающие положительные эмоции (например, улыбающийся человек или мороженое), нейтральные и вызывающие отрицательные чувства (хмурый человек или паук). Она обнаружила, что внимание людей с двумя длинными аллелями больше всего привлекали положительные снимки, меньше – нейтральные и еще меньше – отрицательные. Элейн Фокс пришла к выводу, что такая предрасположенность к оптимизму, в сущности, защищает людей от ясного восприятия негативных аспектов жизни и усиливает стремление смотреть на мир через розовые очки. У испытуемых с одним или двумя короткими аллелями склонность к оптимизму обнаружена не была.
Да, предрасположенность к страданию или исступленному восторгу частично обусловлена генами, но, кроме того, она зависит и от окружения, состояния здоровья человека и его уникального жизненного опыта (как и от большого количества других факторов). Именно сочетание всех обстоятельств в итоге или запустит депрессию, или защитит от нее.
Войти с помощью соц. сетей: