4. Что общего у Барака Обамы и Ширли Темпл?

Когда личный оптимизм сталкивается с социальным унынием

«Волна оптимизма охватывает нацию!» – кричали газетные заголовки. И она охватила. Опросы свидетельствовали, что 80 % американцев оптимистично оценивали следующие четыре года, 63 % были уверены, что их личное финансовое положение улучшится, 71 % верил, что экономику ждет рост, а 65 % полагали, что уровень безработицы будет падать. Оптимизм царил везде, он не ограничился «страной свободы». Довольно скоро надежда добралась до испанцев, итальянцев, немцев, французов и даже хладнокровных британцев. Из Соединенных Штатов Америки и Европы оптимизм путешествовал через океаны и достиг Индии, Индонезии, Японии, Мексики, Нигерии, России, Турции, Чили, Китая, Египта и Ганы, где, по опросам, люди «зажглись» особенно ярко. Из семнадцати тысяч респондентов, опрошенных BBC и исследовательской компанией GlobeScan, три четверти ожидали перемен к лучшему. Большинство населения пятнадцати из семнадцати государств (от Восточной Азии, Латинской Америки и Западной Африки до исламского мира) согласилось, что ближайшее будущее обещает быть окрашено… да, в розовый цвет.

Что же вызвало такие всеобщие непоколебимые надежды? Когда были эти славные времена? Какие события человеческой истории могли вселить оптимизм в 80 % населения страны, где живут почти 304 миллиона человек, и вдохновлять людей по всему миру? Попробуйте догадаться. Может, дело было во время «бычьего» рынка , в 1990-е годы, когда стремительно росли и рынок США, и многие другие мировые финансовые рынки? Может, после падения Берлинской стены, когда демократия, казалось, победила и люди всего мира вскоре получили доступ к интернету? А может, всеобщий оптимизм и восторг последовали за окончанием Второй мировой войны, победой, которая дала чувство облегчения миллионам жителей Земли? Или после высадки человека на Луну в 1969 году, когда люди почувствовали, что наконец покорили Вселенную?

Ответ: нет, нет, нет и… нет. Оптимизм не захлестнул мир настолько беспрецедентно во времена финансовой стабильности, экономического роста, научных и технологических достижений или мира во всем мире. Нет, оптимизм распространился в конце 2008 года, когда мы… находились в глобальной депрессии. Соединенные Штаты, в частности, переживали исключительно напряженное время, возможно, один из наихудших периодов своей экономической истории, уступающий разве что Великой депрессии начала 1930-х годов. Кроме того, шла война с террором, и многие американские солдаты сражались в Ираке. Но оптимизм достиг пика, и радостную точку зрения приняли люди по всему миру.

Вы, наверное, уже догадались, кто вселил надежду в американский народ в то унылое время. Сорокасемилетний уроженец Гавайских островов, отец двоих детей, автор книги «Дерзость надежды» – Барак Обама, первый афроамериканец на посту президента США. Как сумел один человек вселить оптимизм в такое множество людей, да еще относительно не их личного будущего (это, как мы знаем, свойственно человеческой природе), а будущего страны, будущего всего мира (дальше я покажу, что такое случается очень редко)?

Дэвид Гарднер вместе с другими журналистами вышел на улицу в поисках ответа на этот вопрос. Он спрашивал людей, почему, по их мнению, Бараку Обаме удалось наполнить страну надеждой. «[Он] несет в Вашингтон, в особенности в Белый дом, новые ценности, новую точку зрения, которых мы не видели там последние восемь лет», – ответила одна респондентка. Другой приписал оптимизм страны «открытости Обамы к иным идеям, его готовности прислушиваться к советам остальных людей». Несомненно, предвыборный манифест Обамы строился на понятии «изменение», мировоззрение и планы Барака Обамы, символизирующего собой прогресс, сулили стране события, которые могли привести к расширению финансового равенства, стабильности рынка, улучшению международных отношений и многим другим положительным переменам. Все это вместе плюс вызывающая доверие манера поведения, которая многими воспринималась как резкий контраст по отношению к манере его предшественника («он не Буш», сказал один из респондентов), и могло стимулировать оптимистичные ожидания людей.

Тем не менее история на этом не заканчивается. Испытали бы люди такой прилив надежды, такой взрыв оптимизма, если бы Соединенные Штаты не находились в глубоком финансовом кризисе? Поверили бы всем сердцем народы Египта, России и Ганы в то, что улучшение совсем рядом, если бы сотни людей не гибли каждый день в военных действиях? Парадоксально, но ответ отрицательный. Как сформулировал один из отвечавших на вопрос: «[Обама] не может не победить. Он должен победить, потому что мир сейчас действительно зависит от него».

Высокие ожидания относительно нового президента возникают не только в нестабильные времена. После выборов 2000 года 49 % американцев верили, что Джордж Буш станет президентом уровня выше среднего. К концу его первого срока только 25 % сказали, что он таким в самом деле был. Когда Тони Блэра избрали премьер-министром Великобритании, 60 % граждан страны считали, что дела государства пошли на лад. Но к моменту выезда Блэра с Даунинг-стрит показатель довольных упал до 40 %. Возможно, в предстоящие годы мы узнаем, что Обама и вправду заслуживал доверия человечества . Факт, однако, состоит в том, что острая потребность людей в хороших новостях резко повышает позитивные ожидания.

Именно в трудные времена люди особенно оптимистичны. Когда нам худо, мы начинаем отчаянно искать добра, и Барак Обама обеспечил такую возможность. В своей инаугурационной речи он полностью признал, что обстоятельства требуют напряжения сил:

Совершенно ясно, что мы находимся в кризисе. Наш народ ведет войну против широкой сети насилия и ненависти. Экономика страны сильно ослаблена. <…> Потеряны дома, возросла безработица, пострадали предприятия. Медицинская помощь стоит слишком дорого, многие школы не обеспечивают должного образования, каждый день приносит новые доказательства, что наши энергетические затраты укрепляют противников Америки и угрожают здоровью планеты.

Однако кроме сегодняшних невзгод он описал и светлое будущее:

Впереди длинный и трудный путь. Нам может потребоваться не один год и даже не один президентский срок, но, Америка, мы его одолеем, – сегодня я, как никогда, верю в это. <…> Америка может измениться. Наш союз можно усовершенствовать. А то, чего мы уже достигли, дает надежду на то, чего можем и должны добиться в будущем.

Верить в мечту

Если вы были одним из миллионов жителей Земли, слушавших победную речь Обамы – по телевизору, радио, интернету или лично, – попробуйте вернуться в тот момент. Как бы вы описали свою эмоциональную реакцию? Что вы почувствовали? «В груди разливается тепло, и в горле ком» – так рассказал о своей реакции студент Калифорнийского университета в Беркли. Похоже? Ученые из Беркли назвали это переживание «эмоциональным подъемом».

Психолог Вирджинского университета Джонатан Хайдт, изучающий чувство эмоционального подъема, характеризует подобные случаи как разрушающие цинизм и порождающие надежду. Ученый предполагает, что в основе моментов подъема лежит особый психологический механизм. По Хайдту, в таких эпизодах возбуждается блуждающий (вагусный) нерв, который, в свою очередь, запускает выброс окситоцина. Блуждающий нерв – один из двенадцати черепно-мозговых нервов. Он идет от мозгового ствола, эволюционно древней части мозга, которая играет ключевую роль в регулировании жизненных функций. Из мозга нерв проходит через шею в грудную клетку и брюшную полость. Он передает в мозг сенсорную информацию о внутреннем состоянии организма, а от мозга доставляет сигналы практически ко всем важным органам. Хайдт предполагает, что возбуждение блуждающего нерва событиями, порождающими эмоциональный подъем, вызывает выброс окситоцина.

Вспомните последний эпизод, когда вы обнимали кого-то, держали на руках младенца, гладили собаку или занимались сексом. Во всех этих случаях в вашем организме выделялся окситоцин. Этот гормон вырабатывается в гипоталамусе (структура в стволе головного мозга, производящая нейрогормоны) и накапливается в гипофизе (он находится сразу под гипоталамусом), откуда выделяется в кровь. После выброса окситоцин разносится кровотоком, а также связывается с рецепторами в мозгу, особенно в областях, ответственных за эмоциональное и социальное поведение.

Высокий уровень окситоцина снижает нашу нерешительность в общении с людьми. Улыбка будет увереннее восприниматься как позитивный сигнал, уменьшая социальную тревожность и поддерживая «поведение приближения» (approach behavior). В одном эксперименте с нейровизуализацией добровольцам вводили окситоцин, а затем показывали портреты людей с разным выражением лица. Участники эксперимента после введения гормона лучше понимали эмоции человека на портрете. В результате у них меньше активизировалась мозжечковая миндалина (амигдала), которая обычно участвует в обработке социальных сигналов, особенно неоднозначных.

Снижение социальной напряженности и неуверенности вместе с расширением «поведения приближения» должны бы повысить доверие между людьми. Может ли тогда введение окситоцина повысить у человека степень доверия к посторонним? Чтобы проверить это, ученые обратились к своему излюбленному методу исследования доверия – «игре на доверие».

В игре участвуют два человека: один – «инвестор», другой – «доверенное лицо». Например, Джо – инвестор, а Мадофф – доверенное лицо. И Джо, и Мадоффу выдается начальная денежная сумма 20 долларов. Инвестор Джо может отправить деньги Мадоффу, доверенному лицу. Скажем, Джо решает передать Мадоффу 5 долларов. Когда Джо передает Мадоффу деньги, экспериментатор утраивает сумму. Таким образом, Мадофф получает 15 долларов. Значит, Мадофф может либо оставить все деньги себе (в этом случае бедный Джо теряет 5 долларов), либо вернуть какую-то сумму Джо. Со стороны Мадоффа было бы благородно отправить обратно Джо более 5 долларов, к примеру долларов 7. А Джо вынужден просто сидеть и надеяться на чувство справедливости Мадоффа.

Когда игра происходит в лаборатории, ученые замечают, что «Джо» часто доверяют «Мадоффам» свои деньги. Интересный момент: если впрыснуть окситоцин в нос «Джо», он становится еще доверчивее. А не следовало бы: «Мадофф» не возвращает увеличенных сумм.

Может, публичные речи Обамы вызвали у слушателей выброс окситоцина? При таком огромном доверии к Обаме я бы не удивилась, что уровень гормона у толпы действительно повысился. Люди поверили в Обаму. Он обещал лучшее будущее, и все слепо на него положились.

Если в первом десятилетии XXI века американский народ с надеждой взирал на первого афроамериканца на посту президента США, то в 1930-е годы нацию вдохновлял менее подходящий источник надежды – маленькая девочка с золотыми локонами, радостным голоском и убедительным кукольным личиком. Ее звали Ширли Темпл.

Ширли Темпл, знаменитая девочка-актриса, в 1930-е годы снялась во множестве фильмов. Оптимистичные картины с ее участием, где она часто пела и танцевала, собирали больше денег, чем фильмы со всеми другими звездами… периода Великой депрессии. Упадок в Соединенных Штатах начался после резкого обвала на фондовой бирже в 1929 году, затем развернулся общемировой экономический кризис, который отразился на всех крупных городах планеты. Катастрофически упали личные доходы. В США 13 миллионов человек пополнили ряды безработных, обанкротились 5000 банков. Точно так же, как во времена банковского кризиса, наступившего через восемьдесят лет после описываемых событий, люди искали кого-то, кто поднял бы им настроение. Пустоту заполнила Ширли.

Подобно выступлениям Барака Обамы художественные фильмы с Ширли Темпл отражали трудное время, обещая прекрасное будущее. Кинокартины несли ощущение, что лучшие времена «уже за углом» (так назывался популярный фильм 1938 года – Just Around the Corner), а нам следует просто «встать и петь» (название фильма 1934 года – Stand Up and Cheer). Общее в сюжетах всех кинофильмов с Ширли – все будет хорошо, пока все работают вместе и заботятся друг о друге. Знакомо звучит? «Добрые люди дают приют пострадавшим при прорыве дамбы. Самоотверженные рабочие предпочитают отказаться от части своих рабочих часов, чтобы не уволили их товарища. Доброта и самоотверженность помогут нам пережить мрачные времена. <…> Вот ценности, от которых зависит наш успех, – честность и труд, мужество и справедливость… эти ценности стары как мир». Как и оптимистичная речь Обамы, послание Ширли Темпл дошло до сознания народа. Дошло до такой степени, что Франклин Рузвельт (он в то время был президентом США) говорил: «Пока у нашей страны есть Ширли Темпл, все будет в порядке». Речь шла об оптимизме.

Глобальный пессимизм

Оптимизм во время Великой депрессии и рецессии 2008 года удивляет не только разительным контрастом между трудностями жизни и надеждами людей, но и тем, что сам феномен социального оптимизма наблюдается довольно редко. Личный оптимизм (позитивные ожидания относительно нашего собственного будущего) – случай типичный, но обычно он сопровождается социальным пессимизмом (негативными ожиданиями относительно будущего своей страны). Статистика, подобная оптимистичным взглядам людей в 2008 году на экономику (71 % верил, что в наступающем году дела в экономике пойдут лучше) и политическую ситуацию (трое из четырех респондентов ожидали положительных перемен в международных отношениях), не часто отмечается в периоды стабильности. Когда социальный оптимизм фиксируется, он обычно кратковременен (как повышенные ожидания сразу после выборов). Чаще всего люди считают, что в ближайшем будущем улучшения ждут лично их, а страна в целом, по их мнению, будет деградировать. Например, за несколько месяцев до финансового краха 2008 года большинство британцев думали, что положение в стране ухудшается, – и скоро убедились в своей правоте. Одновременно они ожидали, что их личные обстоятельства в ближайшие годы наладятся, и многие впоследствии обнаружили, что ошибались. 93 % говорили, что оптимистично смотрят на будущее своей семьи, но только 17 % заявили то же самое про будущее других семей. В тот год большинство людей выразили удовлетворенность личным опытом обращения в Государственную службу здравоохранения Великобритании: почти 80 % остались довольны своим последним посещением больницы, 65 % похвалили работу местных отделений Государственной службы. Однако то же большинство респондентов указали, что Государственная служба здравоохранения находится в кризисе, и менее 50 % посчитало, что Служба хорошо работает в масштабе всей страны.

Пессимизм британцев распространялся не только на медицинскую службу. Они не возлагали надежд также на перспективы правительства контролировать преступность и насилие. Подавляющее большинство (83 %) считали, что преступность в Соединенном Королевстве растет, хотя на самом деле она неуклонно снижалась на протяжении почти десяти лет. Причиной кроме прочих стало увеличение государственных расходов на предотвращение преступности. Тем не менее за десятилетие с 1997 по 2007 год вера людей в способность правительства остановить злодеяния снизилась с 63 до 27 %. Казалось, криминальная обстановка особенно волновала граждан. Более половины респондентов включили преступность в тройку главных проблем Великобритании. Граждане других стран не проявляли такой озабоченности. Только 23 % испанцев и 35 % американцев поставили преступность в начало списка проблем, вызывающих беспокойство в их государствах. Были ли у британцев особые причины для тревоги? Следовало ли им всем переезжать в Америку? Возможно, но причиной тому была явно не преступность.

Давайте взглянем на уровень убийств в разных странах мира. Ниже вы видите самые свежие данные  по количеству убийств на 100 000 человек в перечисленных государствах :

• Сальвадор – 71

• Гватемала – 52

• Колумбия – 35

• Бразилия – 22

• Мексика – 15

• Россия – 15

• Таиланд – 5,9

• США – 5

• Франция – 1,31

• Австралия – 1,3

• Великобритания – 1,28

• Италия – 1,1

• Объединенные Арабские Эмираты – 0,92

• Япония – 0,522

Другими словами, если британец решит собрать чемодан и отправиться жить во Францию или даже в Австралию, то его шансы стать жертвой убийцы возрастут. Если страны Южной и Центральной Америки возглавляют список государств с высоким уровнем убийств, то Италия, печально известная своей мафией, представляется довольно мирным местом. Пусть в Великобритании дела обстоят не так хорошо, как в Италии, но все равно уровень убийств там относительно низок. К тому же убийство – только один вид насильственных действий, хотя, конечно, он ярко отражает общий уровень преступности.

Представляется, что британцы несколько переоценивают угрозу со стороны преступного мира. Означает ли это, что они также переоценивают собственные шансы стать жертвой преступника? Если преступность входит в число трех самых серьезных проблем Великобритании и граждане страны полагают, что способность контролировать ее только снижается, то разве отсюда не следует, что стоило бы сильно тревожиться о своей собственной безопасности? Мы с моим студентом Кристофом Корном решили изучить этот вопрос: собрали данные о вероятности стать жертвой различных преступлений, а затем попросили лондонцев оценить их собственные шансы попасть в передрягу, чтобы посмотреть, насколько точно они понимают опасность ситуации.

Эксперимент, который мы провели в нашей лаборатории в центре Лондона, показал, что люди немного недооценивают возможность стать жертвой преступления. Отвечая на вопрос, насколько вероятно, что в их жизни произойдут неприятные события (угон машины, грабеж на улице, кража со взломом и тому подобное), люди предоставляли цифры в среднем несколько ниже опубликованных властями официальных данных. Таким образом, считая, что уровень преступности в стране высок, граждане полагали, что они сами почему-то защищены. Несмотря на то что экономика государства испытывает трудности, мы верим, что сами обязательно выстоим. Учреждения системы здравоохранения плохи, муниципальные школы еще хуже, но наши местные больницы и школы, к счастью, вполне хороши.

В 2008 году на симпозиуме Королевского общества покровительства искусствам политики, академики и эксперты по опросам общественного мнения обсуждали несоответствие между личным оптимизмом и социальным пессимизмом. В конце сессии один человек в аудитории поднял руку и сказал: «Не понимаю, по какому поводу такой ажиотаж. Это правда. Опросы отражают реальность. В Государственной службе здравоохранения царит хаос, и она в целом предоставляет услуги невысокого качества. Но мое собственное подразделение работает великолепно».

Связь оптимизма и пессимизма

Почему мы наблюдаем такое несоответствие? По какой причине люди постоянно недооценивают собственные риски, при этом переоценивая суровость ситуации для остального общества? Почему свой опыт обращения куда-либо мы оцениваем высоко, но думаем, что остальную страну обслуживают плохо? Если мы обязательно благополучно переживем экономический спад и наш дом не ограбят, то почему у других ситуация непременно обернется бедой?

Дебора Маттисон (именно она выступила на симпозиуме Королевского общества покровительства искусствам) предположила, что все зависит от субъективного чувства контроля. Людям свойственно оптимистично смотреть на вещи, которые они могут контролировать. Однако зачастую чувство контроля всего лишь иллюзия.

Тем не менее, когда мы думаем, что судьба у нас в руках, нам легче поверить, что мы в состоянии направить жизнь нужным курсом. Мы полагаем, что наши шансы быть ограбленными ниже, чем у другого человека, потому что мы, конечно, не будем гулять по неосвещенным аллеям в одиночестве. Нам меньше угрожает рак кожи, ведь мы не выйдем на солнце, не воспользовавшись защитным кремом. Мы выживем в экономический кризис, потому что наши исключительные способности всегда будут цениться. В то же время мы признаем, что не контролируем финансовую ситуацию в стране или здоровье и безопасность сограждан. Соответственно, обычно мы менее уверены, что все это развивается в нужном направлении.

Здесь вступает в действие еще один существенный фактор – сила относительности. Наша удовлетворенность своей зарплатой, заказанным обедом, тарифом на сотовую связь и медицинским обслуживанием в значительной степени зависит от того, сколько зарабатывают наши друзья, не взял ли сосед за столом более аппетитную закуску, каким тарифным планом пользуется коллега и насколько наш семейный врач компетентнее других. Убежденность в том, что наш позитивный опыт не распространяется на население в целом, означает, что мы фактически находимся в привилегированном положении. Мы получаем не просто хорошие услуги, а лучшие. Если мы думаем, что наша местная средняя школа прекрасна, хотя остальные школы не отвечают требованиям, это означает, что мы – счастливчики. Наши дети не просто получают хорошее образование – они получают образование лучше, чем все остальные дети во всех остальных средних школах по всей стране.

И снова наш мозг слегка обманывает нас, поддерживая позитивные иллюзии. Люди не только испытывают склонность к оптимизму относительно своего личного будущего, но и имеют тенденцию к пессимизму по поводу других. Прибавьте одно к другому – и вот вы уже не просто верите в собственную удачливость, а воспринимаете себя как исключительного счастливчика, что еще приятнее. А когда наступают сложные времена, всегда полезно верить, что другим тоже плохо.

По большому счету ожидания относительно будущего общества будут позитивными или негативными в зависимости от того, что лежит в основе личного оптимизма. В спокойное время социальный пессимизм может подпитывать личный оптимизм при помощи сравнения: когда в мире все в порядке, пессимистичный взгляд на общество при радужных надеждах на собственное будущее означает, что мы не просто ждем хорошего для себя, а рассчитываем жить хорошо, когда другие будут испытывать трудности. Это дает нам иллюзию превосходства. Такая иллюзия не говорит о том, что мы злые люди: она лишь свидетельствует, что через розовые очки мы смотрим только на свое будущее, а будущее сограждан рассматриваем без них. В действительности мы довольно часто используем темные краски при оценке будущего своей страны.

Однако, когда на общество обрушивается немыслимый кризис, который непосредственно задевает личную жизнь, единственный способ улучшить ситуацию для нас – подняться вместе с остальным миром. Когда люди теряют работу и сбережения во время страшного экономического кризиса, им приходится верить, что мир скоро «выправится», потому что в этом случае легче будет восстановить доход и прежний уровень благосостояния. В такие моменты люди обращают взоры к поставщикам «хороших новостей» вроде Барака Обамы или Ширли Темпл. Именно тогда оптимизм охватывает всю планету – по крайней мере, пока не стабилизируется экономика, а там мы снова с удовольствием вернемся к социальному пессимизму.