Глава 8. После боя.

Конец простой, пришёл тягач, и там был трос, и там был врач... Сначала к нам подъехало несколько грузовиков, а следом за ними санитарный автобус с медиками, поэтому в первую очередь врач осмотрел раненых. Некоторым сменили наспех наложенные повязки, погрузили в санлетучку самых тяжёлых, а всех кто не вошёл, в кузов ЗИСа, и отправили в село Ильино. Потом занялись павшими в боях и, опознав всех, забрав у них документы, и заполнив бумажки в смертных медальонах, записав данные красноармейцев, вложили пенальчики в карманы гимнастёрок погибших бойцов.

Хоронить всех решили завтра на деревенском кладбище, поэтому загрузив убитых в два грузовика, отправили туда же. Наконец-то дошла очередь и до выжившего, но смертельно уставшего личного состава. В обороне на высоте, капитан Алексеев оставил первый взвод, а так же пару максимов с расчётами, которые прибыли позже. А вот всех тех, кто воевал с самого утра, отводили в тыл, но недалеко, а до ближайшего населённого пункта, расположенного в километре. Так что прицепив к бэтэрам наши орудия, мы спустились с бугра и, присоединившись к колонне из двух полуторок, поехали в гости. Притормозив у моста и забрав шайку "стариков-разбойников", мы покатили устраиваться на постой к гостеприимным хозяевам. Ротный, оставив за себя старшим командира первого взвода, ехал с нами. После того как мы выехали на шоссе я, убаюканный равномерным покачиванием, прислонившись к борту, задремал, но толком поспать мне так и не дали. А разбудила меня резкая остановка нашего БТРа, а потом и громкие крики, доносившиеся от головы колонны. Узнавать что-либо у спящих бойцов, было бесполезно, поэтому, прихватив немецкий МП и перепрыгнув через борт, я пошёл на звук разгорающейся перебранки.

Подойдя ближе, увидел следующую картину. В свете фар грузовичка, размахивал пистолетом и, брызгая слюной, орал какой-то невысокий тип в командирской фуражке, с шашкой на боку, а напротив него стоял командир роты и молча сжимал кулаки.

— Дезертиры! Предатели! Да я вас под трибунал! – срываясь на визг, орал неизвестный военный.

– Да как вы смеете бежать с поля боя?

– Тебя повесить мало. Да я тебя гада, сейчас собственными руками застрелю, – верещал этот сморчок, пытаясь передёрнуть затвор.

– Арестовать его! — Приказал этот хмырь, своим стоящим за его спиной нукерам.

Я уже незаметно передёрнул затвор, готовясь отправить на тот свет эту компанию, а потом списать на боевые потери, но обстановку немного разрядил Егор Сергеевич Сомов, который подошёл и плюнув на ладонь, зарядил боковым размашистым ударом в ухо, разошедшемуся не на шутку батальонному комиссару. Приговаривая при этом.

— Ах, ты ж сука курляндская, — да ты на кого ишак, свой хвост поднимаешь? Или ты забыл, как мы тебя из нужника вытаскивали, когда обдристанный ты там прятался, вместо того чтобы полком командовать.

Сбитый неслабым ударом комиссар, гремя, шпорами, шашкой, ну и костями, укатился на обочину и там затих. Его охрана, или свита, попыталась дёрнуться, но увидев направленные на них стволы автоматов, наших подошедших бойцов, одумалась и осталась на месте.

Я не знаю, чем бы закончилась эта история, но вскоре раздался цокот копыт по асфальту, и к нам подскакал какой-то командир в кубанке, в сопровождении нескольких кавалеристов.

– Что за шум, а драки нет? — Спросил он, ловко спрыгнув с коня и подходя к нам. Но увидев, барахтающегося в пыли недомерка, повысил голос.

– Оказывается наоборот, драка есть, а шуму нет. Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит?

— Товарищ комбриг! Разрешите обратиться? Капитан Алексеев. — Не растерялся наш ротный.

– Обращайтесь. Товарищ капитан.

— Рота с приданными подразделениями, под моим командованием, целый день вела бои с превосходящими силами противника. Полученная задача по обороне моста, нами выполнена. При этом уничтожено два батальона противника и двадцать бронетранспортёров. Личный состав направляется в тыл для отдыха, лечения и ремонта боевой техники.

– Молодец капитан. А не врёшь? Про двадцать бронетранспортёров. А то мои орлы утверждают, что это всё они намолотили.

— Не вру, товарищ комбриг, все БТР уничтожены огнём приданных мне сорокапятимиллиметровых орудий. А вот следов от шашек на них нет. -- Командир конников начинает смеяться.

– Это с чего ты взял капитан, что мои кавалеристы должны рубить броню шашками, у нас и своя артиллерия имеется.

– А с того, что когда подошла ваша артиллерия, бой уже закончился, и все бронетранспортёры были уже подбиты нашими пушками, а потом и бронеавтомобилями нашего разведбата.

– Ладно, верю. А почему это у нас товарищ Лацис тут валяется? – Показывает командир, на сидящего на обочине и трясущего башкой политбойца, к тому же испытывающего рвотные позывы.

– Да он же пьяный. Ты только посмотри на него. Кондрат Семёнович. – Встревает в разговор Сергеич. – Вон, уже и блюёт.

– Это кто тут меня по имени отчеству навеличивает? – удивляется комбриг, – да и голос как будто знакомый. Неужели... Да нет... Не может быть.

– Сомов? Точно. Сомов Егор Сергеевич, – командир моего эскадрона, на Юго-Западном.

– Угадал. Конармеец Мельник. Он самый. Сомов и есть. А ты я смотрю, уже до комбрига дорос? Наверное, дивизией командуешь?

– Да вот командую. А ты-то что тут делаешь, старый служака? – спрашивает комдив. А в это время мимо нас неспешным шагом проходят кавалерийские эскадроны.

– Живу я здесь. А теперь вот и воевать за свой дом приходится. А вы я смотрю, на войну-то не шибко поспешаете? – отвечает Сергеич.

– А куда торопиться-то. Мне прислали донесение, что мост через реку Межа захвачен, противник полностью уничтожен. Захвачено много пленных и трофеев.

– И кто же это тебе прислал такое донесение? И когда? Отсюда до той Межи шестнадцать вёрст с гаком, а канонаду даже отсюда слышно, и до неё не больше десяти.

– Как кто? Командир полка и прислал, подписали он и комиссар Лацис. Кстати вот же он. Сейчас у него и спросим. – Испачкавшемуся комиссару, уже помогли подняться и вытирали обгаженную форму его приближённые, один из них что-то искал и не находил.

– А скажи-ка нам товарищ ЛацИц, – где сейчас находится твой полк? – спросил комбриг, почему-то делая ударение на втором слоге фамилии замполита.

– Как где? Преследует убегающего в сторону Смоленска противника. – Не моргнув глазом, ответил этот хитрец.

– Я понимаю, что преследует. А вот где конкретно преследует? Ты можешь пояснить?

– Захватив переправу через реку Межа, наш полк и дальше продолжил преследовать фашистских оккупантов.

– А если полк за рекой, тогда почему его комиссар в тылу?

– А я... А мне... А у меня приказ!

– Какой ещё приказ, и кто тебе его отдал?

– Партия мне отдала приказ! Задерживать всех дезертиров и отправлять их в бой! – начал выкрикивать лозунги этот козёл.

– И много ты тут дезертиров задержал Лациц? – играя желваками, спросил командир дивизии.

– Да много. Целую колонну на автомашинах и бронетехнике, которые бегут в тыл. А вот некоторые, вместо того чтобы посылать их в бой, либеральничают и... – И тут от удара уже по правому уху, этот мудила опять оказывается на земле.

– Товарищ комбриг. Разрешите связаться с нашими и прояснить ситуацию? – обращается к комдиву ротный.

– А то из допроса пленных, я выяснил, что в пяти километрах от реки, в обороне на высоте сидит целый батальон противника.

– Действуй капитан. – Спустившийся из кузова радист, оказывается, уже настроил рацию на нужную волну и, получив приказ, начал вызывать абонента.

Через некоторое время после монотонного бубнения радиста, из наушников раздаётся голос командира авто-броневой роты, который слышно даже на некотором расстоянии от рации. На вопрос о прояснении обстановки, следует ответ, состоящий из идиоматических слов и выражений, из которых можно напечатать только одно слово. – Приём. – Потом гарнитуру берёт наш ротный.

– Пятый ответь десятому. Приём.

– На приёме пятый.

– Нужна ли помощь кавалеристам? Приём.

– Кавалерию расхреначили как бог черепаху. Где эта ... помощь. Донесение послали ещё два часа назад. Боеприпасов ...Противника до ... Приём.

– Со мной командир кавалеристов. Что ему передать? Приём.

– Передай что он мудак. Я таких командиров ... Где их носит. У меня потери. Пошли все на ... Из боя выхожу. Приказа мне не было. Приём.

– Понял тебя. Приём.

– Связь кончаю.

– Ну, вы всё слышали товарищ комбриг, – сказал комроты, поднявшись на ноги.

– Да слышал. – Тяжело вздыхает Кондрат Семёнович. И через несколько секунд начинает отдавать приказы.

– Эту падлу чухонскую арестовать, но в тыл не отправлять, а привезти в полк, пусть его бойцы сами расстреляют. Всех кто с ним был, допросить. Особист, займись.

– Коня мне. Прощай, Егор Сергеевич. Извини, но сам видишь дела. Война не ждёт. – Вскочив в седло, комбриг даёт шпоры коню и, взяв с места в карьер, мчится в голову колонны. А через минуту впереди раздаётся команда.

– Полк! Рысью! Марш! – И мимо нас, начинают проноситься сабельные эскадроны кавалеристов. Бывшего грозу дезертиров и его сообщников уводят, а мы вынуждены стоять и пережидать бесконечную колонну красных конников, потому что уже практически приехали.

Нам осталось только повернуть налево и, съехав с шоссе, выехать на дорогу, ведущую в село, но пока мы не могли этого сделать. Хорошо хоть, что в результате нашего стояния, Федя нашёл свидетеля, который впоследствии, кое-что прояснил в вопросе о донесении комбригу. Спустившись по какой-то своей надобности с дороги, дядя Фёдор наткнулся на лежащего без сознания человека в форме кавалериста. Когда его подняли наверх, то увидели, что руки у него связаны за спиной, всё лицо разбито, а гимнастёрка с петлицами лейтенанта в крови. Ни оружия, ни документов при нём не обнаружили, поэтому просто развязали и положили в грузовик, так как в сознание он так и не пришёл. В колонне конников, образовался разрыв, и поэтому мы быстро повернули налево, и наконец-то приехали в Ильино.

Для постоя нам выделили колхозный клуб, который располагался в центре, поэтому оставив всю технику и орудия на небольшой площади под охраной часового, и передав найдёныша на попечение медиков, мы пошли в помещение. Там уже находился караул, состоящий из водителей, поэтому мы, сложив всё стрелковое оружие и амуницию, собрались уже завалиться спать. Но не тут-то было, пришла делегация от местных жителей, и по одному два человека, разобрали всех бойцов по домам, под предлогом того, что после такого боя и попариться не грех, да и отдохнуть в домашней обстановке не помешает. "Офицеров" зазвал к себе Сергеич, я уже хотел было пойти с ними, но тут почувствовал чей-то взгляд и увидел её. Как ледокол, никого не замечая на своём пути, иду на этот взгляд и, подойдя к девушке, со словами. – Здравствуй Алёна, я вернулся. – Обнимаю её и прижимаю к себе, стараясь всем телом ощутить прикосновение этой нимфы. Алёнка сначала не сопротивляется, но когда объятия, немного затягиваются, начинает слегка отталкивать меня, шепча при этом на ухо, – пусти Коля, люди же кругом, неудобно. – Придя в себя, с сожалением разжимаю объятия и отхожу на пару шагов назад. Всё-таки на дворе не двадцать первый век, и тут ещё не принято прилюдно сношаться на дискотеке, а потом обсуждать это по зомбиящику. Мне-то конечно похиг, а вот девушке здесь жить. Раскрасневшаяся молодка, начинает поправлять на себе одежду, притворно ворча при этом.

– Чуть совсем не раздавил меня. Медведь. И откуда столько силищи взялось, вроде с виду и не скажешь. Ладно, пошли уже, солдатик, я там баньку протопила и ужин давно уже на столе. – Взяв меня за руку, она выводит меня из помещения. Тут на нашем пути попадается Фёдор и, сунув мне в другую руку чем-то постукивающий вещевой мешок, подмигивает и испаряется из виду. На улице я уже перехватываю инициативу, и предлагаю подруге взять меня под руку. Мы же всё-таки не пионеры, чтобы за ручку ходить. Делая вид, что никуда не торопимся, а просто гуляем, быстрым шагом идём к её дому. Отворив калитку и цыкнув на собаку, Алёнка сразу ведёт меня в баню. Зайдя в предбанник и запалив керосинку, она ставит её на скамейку и начинает расстёгивать пуговицы на своей блузке.

– Что ты стоишь столбом, – говорит мне плутовка, – или в первый раз видишь, как женщина раздевается? Или тебе помочь?

– Такую как ты в первый, – отвечаю я, и скидываю форму, перекрыв норматив раза в два, при этом не сводя с неё глаз. Раздеваемся почти одновременно и, взяв с собой лампу, идём париться или...

– Ложись на полок, – сказала мне Алёна и, чем-то плеснув на каменку начала священнодействовать с вениками. Нас окутал пар и запах свежеиспечённого хлеба. То ли я немного угорел с непривычки, то ли в парном воздухе присутствовал "секретный ингредиент", но мой мозг практически полностью отключился, и я только лишь выполнял команды типа; перевернись, ляг на бок, повернись. Тело же наоборот, наполнялось лёгкостью и балдело. Очнулся я лишь после того, как на меня вылили ущат студёной воды и, выйдя в предбанник, плюхнулся на лавку.

– Посиди, я сейчас. – Сказала Алёнка, сунув мне в руки жбан с квасом. Пока я наслаждался ядрёным напитком, она вернулась, протянув мне чистую "спортивную форму", по той моде, состоящую из кальсон и нательной рубахи. Примерив обновку, я уже было собрался надеть свою форму.

– Оставь здесь, я сейчас быстренько постираю, к утру высохнет, – сказала мне хозяйка.

– Как скажешь, – ответил я и, забрав из кармана документы, и прихватив ремень с пистолетом, а так же вещевой мешок, пошёл следом за девушкой. Удивительное дело, буквально полчаса назад, я готов был, упасть где стою и тут же заснуть, но после бани, я чувствовал себя как огурец, и не шёл, а как будто летел над землёй. Зайдя в дом, Алёна усадила меня за стол и, сказав – ты поснидай пока, чем бог послал, я скоренько, – упорхнула. А бог нам послал следующее: в центре стола был пышный каравай белого хлеба, рядом с ним горкой возвышались блины, тут же стояла миска с варёной молодой картошкой, рядом в тарелках; малосольные огурчики, засоленные груздочки с колечками лука, политые постным маслом и приправленные сметаной, варёные яйца, сало, порезанное небольшими пластами, причём как солёное, так и копчёное, крынка с квасом, ну и так по мелочи, свежая зелень, а также огурцы. Увидев такое изобилие, мой рот поневоле заполнился слюной, а в желудке заурчало. Как говорится, если хочешь быть здоровым, жуй один и в темноте. Но жрать одному, без хозяйки мне как-то не улыбалось, поэтому обманув желудок парочкой блинов со сметаной, я стал изучать содержимое вещмешка, который подогнал мне Фёдор.

А там было богато: во-первых, наш армейский сухпай на трое суток, во-вторых, несколько консервных банок с иностранными названиями, ну и в-третьих всякие бытовые мелочи, типа мыла, ниток с иголками, и т.п. Видимо дядя Фёдор перекидал в свой мешок всё, что ему понравилось из нескольких трофейных ранцев, особо не заморачиваясь над содержимым, потому что тут нашлась и запасная пара чистых портянок, а так же нательное бельё, ну и немецкая алюминиевая фляга, явно не с водой. Выложив на стол банки с импортными консервами, и несколько плиток шоколада, я открыл фляжку и решил по запаху проверить её содержимое, естественно оказалось что-то спиртосодержащее. В этот момент вошла хозяйка и, увидев, чем я занимаюсь, воскликнув, – ой, чуть не забыла, – вышла в сени, и вернулась с засургученной бутылкой водки, обтирая её передником.

– Вот, я её в ведёрке с колодезной водой держала, – говорит она, водрузив бутылку на стол.

– А что же вы ничего не кушаете, товарищ сержант, разве не вкусно?

– Очень всё вкусно, я уже весь слюной изошёл. Только вот как-то один, без хозяев дома, не приучен.

– Ну, тогда я мигом переоденусь и вернусь. – Сказала Алёнка и метнулась в горницу. Вышла она буквально через несколько минут, одетая по тогдашней моде в платье в горошек. Положа руку на сердце, на тряпки мне было по барабану, но вот то, как оно было скроено, а тем более фотомодель, которая демонстрировала этот наряд, произвела на меня неизгладимое впечатление. Как говорится Мерелин Монро, может отдыхать в сторонке, по сравнению с этой барышней-крестьянкой, я уже не говорю про современных мне голубеньких модельеров, которые используют манделек, как вешалок для своих фуфлыжных коллекций. Может какие-то ебланы и называют это высокой модой, но как по мне, это полный отстой. Я даже как-то засмущался, присутствуя за столом в неглиже.

– Мадам. На вашем фоне, я выгляжу как последний падеринский нищий. Может я всё-таки одену свою форму, а то моё присутствие за столом, как-то не по политесу.

– Пойдём со мной, – говорит мне хозяйка и ведёт в горницу.

– На, примерь. Это от мужа осталось. – Подаёт мне рубаху и парусиновые штаны, девушка.

– А кто у нас муж? – пытаюсь я приколоться.

– Агроном. Только погиб он. Полгода назад утонул. – Со вздохом отвечает Алёна.

– Тогда извини.

– Да ничего, я привыкла уже. – Быстро одевшись, прохожу и усаживаюсь на своё место. Открыв бутылку, разливаю водку по стограммовым стопарикам.

– Ну. За хозяйку этого дома. – Говорю я и, выпив, начинаю закусывать. Ну их нахрен эти понты, когда говорят, что русские после первой не закусывают. С такой закусью, а тем более компаньонкой, как говорил один поп из анекдота, "можно выпить до бесконечности, и ещё немного". Но много пить я и не собираюсь, на сегодняшнюю ночь у меня совершенно другие планы.

– Ой, Коля. Зачем так много? – выпив, сморщившись и помахав рукой возле лица, говорит Алёнка.

– Я же не пью.

– Хорошо, больше помногу наливать не буду, но, между первой и второй, промежуток небольшой. – Отвечаю я. И плескаю в стопки, грамм по пятьдесят.

Распечатав импортные консервы, накладываю в тарелку девушки заграничные деликатесы. Сам же предпочитаю употреблять местные продукты. Как там у товарища Булгакова выражался профессор Преображенский. – " Холодными закусками и супом, закусывают только недобитые большевиками помещики. Каждый же мало-мальски уважающий себя человек, оперирует закусками горячими". Но мы чай не профессора, да и посмотрел бы я на этого профессора, после целого дня в бою, а тем паче отведав такой закуси, думаю, он бы не молол всякую чушь. Поговорив с девушкой, "за погоду, за спартачка, кто снежок дальше бросит", перехожу ко второй цифре "марлезонского балета". Танцевать мы, конечно не стали, но выпив на брудершафт и поцеловавшись, мы как-то незаметно переместились в спальню и оказались на кровати. А вот тут уже началось.

Обалдев от такого роскошного тела, я не смог сдержаться и минут через десять "отстрелялся". Женщина даже толком не разогрелась. Поэтому я, сходив покурить и хлебнув кваску, продолжил наши "игры". И вот теперь уже, с чувством, с толком, с расстановкой. Всю "каму с утром" конечно же не продемонстрировал, – да я её и не знаю, – но и одной классической позой, мы с Алёнкой не ограничились. Отдавалась она со страстью, изголодавшейся по мужской ласке женщины, так что некоторое неумение в позициях, компенсировала желанием и стремлением достичь наивысшей точки наслаждения. Молодой организм Николая не подвёл, поэтому насытившись друг дружкой, мы уснули только с петухами. Точнее это я срубился, спала или нет девушка, я естественно не в курсе.

Проснулся я только в девять часов, Алёнушки рядом не было, зато на стуле рядом с кроватью висела чистая и выглаженная моя форма. Надев галифе и сапоги с портянками, выхожу во двор, и только там застаю радостную, с блестящими глазами, что-то весело напевающую девушку, которая шла со стороны огорода.

– Здравствуй! Милая моя. – Приветствую я её. Обнимаю и целую прямо в губы.

– Здравствуй, Коля. Пойдём завтракать? – чуть отдышавшись и зардевшись, отвечает она.

– Я сейчас. Только умоюсь и приду. – Посетив заведение "типа сортир", и умывшись из деревянной, стоящей под водостоком бочки, вхожу в дом и застаю на пороге Алёнку с вышитым рушником. Промокнув лицо и руки, надев гимнастёрку и подпоясавшись ремнём, усаживаюсь за стол. Быстро поев, и запив всё прохладным молоком, беру вещмешок и выкладываю на край стола, оставшиеся продукты, иголки с нитками, несколько коробков спичек, две пачки махорки, мыло, как наше, так и затрофеенное германское, следя чтобы на упаковке, не было иностранных этикеток, а где были, срывая их.

– Вот возьми. Это тебе.

– Зачем так много всего, мы же не голодаем? – удивляется девушка.

– Это пока, а что дальше будет, ещё не известно.

– А махорка то зачем? Оставь себе, у нас ведь никто не курит.

– Пригодится, в крайнем случае, сменяешь на что-нибудь. А лучше забирай сына, и уезжайте отсюда пока не поздно.

– А как же хозяйство, корова, огород? Да и родители мужа уже старенькие, им помогать нужно. – Молчу, и лишь только гипнотизирую её взглядом, стараясь передать свою мысль.

– Беги, дура! Беги пока не поздно, родители своё пожили, но ты же молодая красивая женщина, и что с тобой могут сделать оккупанты, это только одному богу известно. Сама пропадёшь и ребёнка погубишь.

Алёнка отводит глаза в сторону, и после некоторого раздумья отвечает.

– Хорошо, я только поговорю со стариками, а там уж, что они скажут.

– Вот и ладненько. Я пошёл. До свидания. Вот возьми, – протягиваю ей номер своей полевой почты, – как устроишься на новом месте, обязательно напиши.

– Да, чуть не забыл, пустые консервные банки, закопай в первую очередь, мало ли что. – Поцеловав на прощанье, сникшую, со слезами на глазах молодую женщину, ухожу, пытаясь проглотить ком, застрявший казалось не только в горле, но и в груди.

Через пять минут, оказавшись в расположении нашей "банды", нахожу Ивана и, доложив о прибытии, узнаю, что у нас тут творится. Из батальона пока никаких приказов не поступало, поэтому приводим себя в порядок и готовимся к похоронам, которые назначены на час дня. Подходит ротный, здоровается и, оставив на хозяйстве за старшего нашего лейтенанта, собирается на переправу.

– Товарищ капитан. Разрешите обратиться. – Вытягиваюсь я во фрунт, отдав воинское приветствие.

– Обращайся сержант.

– Разрешите за трофеями съездить, а то ни патронов к немецким пулемётам, ни гранат, а про мины, я уж и не говорю. Да и зольдбухи для отсчёта не помешают.

– Ну, ты и жук Доможиров, куркулина ты деревенская, дай тебе волю, ты и всю битую технику в металлолом сдашь. Но ты прав. Бери немного своих людей, и сержанту Филатову передай, чтобы отделение выделил. Через пять минут выезжаем.

Из своих я беру только Фёдора и пару бойцов из Мишкиного расчёта. Поговорив с Серёгой, который ради такого дела дал отделение под командой опытного сержанта, мы, небольшой "шайкой-лейкой" состоящей из чёртовой дюжины рыл, не считая водителей, на двух брониках и паре ЗИСов, едем на промысел. Танкисты, а теперь водители, на броне своих БТРов, со всех сторон намалевали красные звёзды поверх крестов, поэтому под "дружественный огонь", попасть мы не должны. Но всё равно в голову колонны поставили наши грузовики, и не зря, так как на подъезде к мосту встретили колонну, состоящую из пяти бронеавтомобилей, один из которых тащили на буксире и десятка подвод с ранеными. Поравнявшись с нами, колонна остановилась, а из головного БА-10, вылез уже знакомый мне командир и подошёл к нам.

Навстречу ему из кабины первого ЗИСа вылез командир разведроты, и о чём-то переговорив, вместе пошли к подводам. Через пять минут телеги с ранеными тронулись в путь, с некоторых из них только слезли бойцы в чёрных комбезах, белеющие свежими повязками и пересели в наши грузовики. Подбитый броневик, с экипажем из двух человек, оставили на обочине возле моста, пара штук поехала следом за подводами, а два оставшихся, присоединились к нам и двинулись к высоте. Прибыв на место и дав команду установить наш миномёт на своё штатное место в бронике, следом за капитанами поднимаюсь на холм, чтобы осмотреться.

Взводный лейтенант доложил ротному обстановку, а также о том, что ближайших к высоте гансов они осмотрели, вооружение и документы забрали, поэтому я обращаюсь к командиру бронеходчиков.

– Товарищ капитан. Разрешите обратиться?

– Обращайтесь сержант.

– У вас остались безлошадные водители?

– Да. Несколько человек есть, да и все командиры машин водить умеют. А, ты, с какой целью интересуешься?

– Можно осмотреть подбитые бронетранспортёры и попробовать завести их. – Немного подумав, капитан разражается матерной тирадой от избытка чувств, но в "хорошем смысле этого слова".

– А твой сержант дело говорит, – обращается он к командиру разведчиков, – да и мои говорили, что в деревне кое-какая техника осталась.

– Он вообще-то не мой, но я бы от такого старшины не отказался. – Со смехом отвечает капитан Алексеев.

Посовещавшись, решаем поступить следующим образом. Мои люди с "чёрной пехотой", шмонают технику и жмуров справа от высоты, а разведка тех, что с фронта. Начали осмотр с бронетранспортёров, которые Ванька из "фоторужья" щёлкнул, и не прогадали. Так как стрелял он сверху, то и попадал не в мотор, а чуть выше, как раз по месту водителя или рядом с ним, а уже по остановившимся коробкам отрабатывали снайпера, да и не только они, в первую очередь выхлёстывая пулемётчиков. Так что два бэтэра завелись без проблем, но на этом наши успехи практически закончились, потому что с остальными разобрались уже орудия 45-мм калибра, – причём подоспевшие на выручку бронеавтомобили, постарались на славу, засадив по каждой цели, два или три снаряда. Поэтому полностью сгорела половина немецкой "брони", остальные же требовали заводского ремонта. В бронеутюги, мы в основном грузили патронные короба с пулемётными лентами, ну и так по мелочи, автоматы и пистолеты с гранатами, всё остальное складывали в грузовик. В поле мы особо много и не насобирали, что можно взять с мёртвой тушки завоевателя, или со сгоревшего бронетранспортёра, а вот заехав в деревушку, нашли чем поживиться.

Во-первых, три батальонных миномёта и грузовик с боеприпасами к ним; во-вторых, пара бронетранспортёров, причём один из них с рацией, а второй с боеприпасами к штатному оружию; ну и в-третьих, трёхтонный автомобиль-вездеход с запасными частями, причём целый. Собрав документы убитых, и убрав их отдельно в один из ранцев, всё-таки это кавалеристы поработали, мы сложили все трофеи в грузовики и забрали исправную технику. С подбитой, но не сгоревшей, слили горючее (хрен знает, как поведут себя эти импортные тачки, если заправить в них наш бензинчик) и попылили обратно. Время уже приближалось к полудню, поэтому забрав с собой капитана Алексеева, двинулись в село Ильино. Похороны как и планировали, состоялись в час дня, на сельском кладбище, поэтому проводить в последний путь своих защитников, пришли практически все жители. В этой печальной церемонии, лично меня не огорчало лишь одно, это то, что могила павших в бою воинов, находится в русском селе, поэтому в будущем, всякая сволочь не будет глумиться над их прахом. Похоронив всех убитых в бою, а так же умерших от ран чуть позже, в братской могиле, стали собираться в дорогу. Егору Сергеевичу я также рассказал, где захоронен мой погибший ещё в первом бою солдат, и он пообещал присматривать за могилой. А вот из дивизии нам пришёл приказ, возвращаться к месту дислокации батальона. Поэтому передав охрану моста подошедшим подразделениям механизированного полка НКВД, мы где-то в пять часов вечера тронулись в путь. Возле переправы оставили также, подбитый БА-10, у которого был разбит двигатель, зато пушка и пулемёты были в полном порядке.

Вместе с нами уезжало и небольшое пополнение, это двадцать мужиков старшего призывного возраста из близлежащих сёл и деревень, ну и пяток девчонок, которые пожелали ухаживать за ранеными и кого не держали дома семьи и дети. Мужиков так и так должны были призвать, но военкоматское начальство, где-то потерялось, а повоевав с нами в одном окопе, и похоронив нескольких своих односельчан, люди прониклись и сами подошли к ротному, с просьбой взять их с собой и зачислить в часть. Составив список, погибших в бою местных жителей, и пообещав доложить о них своему командованию, капитан Алексеев взял с собой всех желающих, тем более среди них были неплохие специалисты, которые прошли не одну войну, стрелки, пулемётчики, артиллеристы. Ехать решили напрямик, по лесным и просёлочным дорогам, во-первых, так быстрее, а во-вторых, застрять мы не боялись, потому как с нами были гусеничные бронетранспортёры, да и проводники из местных "забожились на зуб", что проведут нас до места как по ниточке. Ну и с противовоздушной обороной у нас теперь было неплохо. Трофейные МГшники на кронштейнах в бронетранспортёрах, для этой цели подходили идеально. Правда я не переставал удивляться, почему нас до сих пор не обработала авиация противника, но видимо у неё в этот раз, были цели гораздо важнее. Всё оружие отечественного образца, взятое с диверсантов, по просьбе Егора Сергеевича Сомова, оставили местным, добавив также фрицевских карабинов, и парочку пулемётов. Сергеич реально смотрел на вещи, и в сказки в непобедимость и всесокрушимость Красной Армии не верил, а после того как помог нам, не питал иллюзий и насчёт того, что об этом не узнают в дальнейшем и оккупанты. Поэтому поговорив с мужиками непризывного возраста, решили подготовиться заранее, и создать базу где-нибудь в лесах и болотах.

Пока мы собирались и готовились к походу, очнулся Федькин найдёныш. Про себя он пояснил следующее.

– Лейтенант Колодяжный, являюсь начальником связи 50-го кавалерийского полка, в ходе боя, был послан с боевым донесением к командиру дивизии. На шоссе близ села Ильино, меня остановил комиссар полка Лацис, который приказал ответить, с какой целью я направляюсь в тыл. Сказав, что для связи и предъявив донесение, я попросил, чтобы меня немедленно отпустили для выполнения приказа. В ответ получил удар по лицу, а потом подручные Лациса принялись меня избивать, а батальонный комиссар при этом орал, что я дезертир и бегу с поля боя, а он меня за это расстреляет. В какой-то момент я отключился. Очнулся я уже обезоруженный и связанный, сначала услышав, как Лацис что-то диктует, а когда понял что это новое донесение, открыл глаза и стал возмущаться, за что и получил несколько ударов сапогами по голове и уже окончательно потерял сознание.

Видимо получилось как в "Сказке о царе Салтане", новое донесение отвёз один из подручных Лациса, чем и дезориентировал командование дивизии, поэтому-то остальные особо и не торопились, полностью разгрузившись, и не спеша, выступив в поход. Ну и все рации были в обозе, который к моменту выступления передового полка, только ещё приступал к разгрузке. Так что пришлось как всегда воспользоваться посыльным, на этот раз конным, но не срослось. Отдав лейтенанту ранец с зольтбухами убитых в деревне фрицев, а так же вооружив его пистолетом ТТ (который пронырливый дядя Фёдор умыкнул у валяющегося на дороге недомерка), мы оставили его на попечение Егора Сергеевича. Едва держащийся на ногах Колодяжный, тем не менее рвался в бой, и немного успокоился лишь после того, как Сергеич сказал, что пошёл запрягать лошадь, чтобы отвезти его к своим.

За всеми этими мероприятиями, с Алёной мне так и не пришлось больше поговорить. Я, конечно, видел её несколько раз мельком, и на кладбище, а также на обочине дороги, когда мы уезжали из села. Но не судьба. Точнее не в этот раз, хотя Земля круглая, так что забывать я её не собирался, и если бы от меня хоть что-то зависело, то увёз бы её с собой. Но я не генерал, а простой сержант, и ППЖ мне по должности не положена. Да и останусь ли я в живых на этой войне? Тоже под большим вопросом. Ладно, хватит лирики, как там в песне про пилотов.

-"...первым делом мы испортим самолёты. Ну а девушек? А девушек потом". – Так что всё потом, а пока как говорится, "солдат спит, а служба идёт". Во время поездки можно вздремнуть, тем более я сижу рядом с водителем, так что сильно о борта не бьюсь, да и сиденье расположено в полусидячем положении и, закрыв глаза, я сразу проваливаюсь в сон.