Опасности недовзбитого суфле для развивающихся стран

Майкл Паултон, «Повсюду шум», 1995

В то лето я каждую неделю измерял давление Джозефу Одиомбо, в связи с чем объедался как свинья.

Как и многие годы ранее, я жил в палатке в дальнем уголке заповедника в Кении, проводя исследования физиологии стресса. Каждую неделю я ездил за 30 миль в главный офис заповедника, чтобы купить топлива, забрать почту и выпить газировки на туристической базе. Джозеф недавно вернулся туда в роли директора базы. Мы познакомились много лет назад, когда я только начинал свои исследования, а он занимал на базе какую-то низкую должность. Кто-то в международной сети отелей обратил внимание на его дисциплинированность и умения, и Джозеф вознесся по карьерной лестнице, успев поработать во множестве преуспевающих компаний. А теперь он с триумфом вернулся на родную базу, флагман сети, возглавив ее в необыкновенно юном возрасте – всего в 40 лет.

Мы очень обрадовались встрече. Его успех был заметен: за десяток лет Джозеф располнел – это был круглый человечек, упакованный в статусный для Африки атрибут – светлый костюм, сшитый на заказ. И при первой же встрече он признался, что страдает от повышенного давления. Его врач в Найроби беспокоился, потому что еще не подобрал лекарство, которое бы ему помогало. Джозеф волновался. У меня имелся тонометр, и вскоре я вызвался каждую неделю проверять у него давление. Так появилась наша церемония.

Как и полагалось вождю псевдодеревни, она обросла яркими деталями. В коридоре перед его офисом толпились возбужденные сотрудники базы, которые мечтали, что я измерю им давление, пока буду ожидать аудиенции у Джозефа. Чаще всего это были масаи, всего несколько лет как перебравшиеся в цивилизацию, которые ничего не знали и не хотели знать о давлении или сердечных заболеваниях, но понимали, что происходит некий ритуал, и хотели в нем участвовать. Я измерял давление у худых, жилистых работяг, носильщиков, садовников, рабочих, которые строили жилье под экваториальным солнцем при помощи одних только ручных инструментов. Давление у них было низким, пульс – 50 ударов в минуту. Каждому я говорил одно и то же: «Вы доживете до глубокой старости».

Из толпы простолюдинов меня выдергивали в комнату, и там взволнованно ожидали, закатав рукава своих белых костюмов, парни из персонала внутренней обслуги, которые только начали восхождение по карьерной лестнице. Их показатели были выше: ничего катастрофического, но явно выше, чем желательно в их возрасте, – другими словами, примерно на уровне моего собственного давления.

Наконец меня приглашали в кабинет Джозефа. Он тепло здоровался, готовился под бдительным оком двух помощников. Молчание, предвкушение. И всегда его давление было слишком высоко. Он расстраивался и с надеждой рассказывал о новом лекарстве от гипертонии, которое врач из Найроби надеялся ему выписать, но пока не получил разрешение на ввоз в страну. Это лекарство наверняка поможет…

Тогда я приступал к следующему этапу еженедельного ритуала, нерешительно заводя разговор: может, стоит заняться спортом, хотя бы немножко бегать вокруг базы? Он радостно хихикал над абсурдной шуткой: я же директор, нельзя, чтобы меня видели бегающим вокруг собственной базы. – Тогда, может, стоит сесть на диету, ограничить себя в еде? – Но что подумают туристы о еде на базе, если директор похож на голодающего? Я делал еще пару безнадежных попыток, а потом голод Джозефа перевешивал тревогу. Он объявлял: хватит о давлении, пора обедать. Он выводил меня в коридор, чтобы огласить свое давление собравшимся сотрудникам. Те ахали от восторга: каких высоких показателей может достичь сердце их вождя! А потом невозможно было противостоять такому энергичному гостеприимству, и мы вдвоем оказывались на пире «Съешь все, что сможешь», обжираясь от души.

Так прошло лето. Спустя годы, вспоминая пошатнувшееся здоровье Джозефа, я понимаю, что он заболел, потому что принял западный образ жизни, который довольно хитро влияет на организм.

Люди в развивающихся странах уже давно болеют от частичного озападнивания. Некоторые случаи воплощают главный страх сотрудников западных гуманитарных миссий, которые с самыми благими намерениями бросаются помогать местным жителям и делают только хуже. Пример: представим кочевое племя, которое вечно бродит по ревущей пустыне в поисках воды для коз и верблюдов, и все, что им достается, – это редкие лужицы стоячей воды. Очевидное решение: притащить оборудование и вырыть колодец. Ожидаемый результат: не нужно больше бродить по пустыне, животным хватает воды, она в одном удобном месте. Неожиданный дополнительный результат: животные подъедают всю траву и листья на мили вокруг, высокая скученность животных и их хозяев, расположившихся вокруг колодца, приводит к молниеносному распространению заразных заболеваний в стадах и человеческом населении. Итог: опустынивание, пандемия. Пока нет западной устойчивости к заболеваниям, возникающим при высокой плотности населения, не желательна и западная централизованность ресурсов.

Иногда люди в развивающихся странах заболевали, потому что их организмы работают не так, как у западных людей. Представьте крестьян, влачащих жалкое существование на клочках тропической земли, или кочующих скотоводов, странствующих со стадами по экваториальным саваннам или пустыням. Источники еды и воды скудны и непредсказуемо редки. За соль (необходимую для жизни и содержащуюся в малых дозах в большинстве продуктов, кроме мяса) отдают богатства и развязывают войны. Организм берет от подобных драгоценностей все, что может. Стоит, к примеру, первой капле сахара и углеводов из пищи попасть в кровоток – и поджелудочная начинает фонтанировать инсулином, чтобы сохранить каждую крошку ценных питательных веществ. Также и почки блестяще справляются с обратным поглощением соли и возвращением воды в кровоток – ничего не тратится зря.

Еще десятилетия назад ученые знали, что у людей в развивающихся странах особенно хорошо работает система сохранения в организме соли и воды, у них часто сверхбдительный обмен веществ, который исключительно эффективно запасает сахарá из крови. Такие высокоадаптивные физиологические свойства называют «генами бережливости». Это классический пример взгляда на мир сквозь западные очки. Дело не в том, что у людей из развивающихся стран обмен веществ особенно бережлив. Он у них нормальный, как у наших предков и низших приматов. Уместнее сказать, что у людей, живущих в западном изобилии, гены ленивы, а обмен веществ расточителен.

Но оставим терминологию. Что происходит, когда люди в развивающихся странах вдруг получают доступ к западному рациону: когда зарождающийся средний класс третьего мира нежится в воде из-под крана, супермаркеты забиты переработанными сахарами, в каждой кастрюле курица, а на каждом столе солонка? Организм, сохраняющий каждую кроху глюкозы и каждую щепотку соли, оказывается под угрозой. По всей Африке успешный средний класс теперь страдает от настоящей эпидемии повышенного давления, и там оно чаще возникает из-за того, что почки удерживают воду, а не по сердечно-сосудистым причинам. В развивающихся странах астрономически высокие показатели инсулинорезистентного диабета зрелого возраста – исконного западного заболевания, проистекающего от изобилия пищи. Например, у жителей островов Тихого океана западный рацион привел к заболеваемости этим диабетом в десять раз большей, чем в Соединенных Штатах. Похожая, хоть и более сложная, картина наблюдается с заболеваемостью язвой желудка у людей незападного происхождения. У них при переходе к западному стилю жизни желудочный сок выделяется для защиты от патогенов, поэтому риск язвы желудка значительно возрастает. Заключение всегда одно и то же – нежелательно пользоваться благами западного рациона, пока нет «западной» поджелудочной железы, почек и слизистой оболочки желудка.

Джозеф со своей гипертонией идеально вписывался в эту картину. Но, думая о нем все больше, я убеждался, что он страдал и от дополнительных последствий западного влияния. Их я теперь вижу у многих своих африканских знакомых: университетский преподаватель, ставший практически инвалидом из-за язвы, помощник смотрителя заповедника, измученный колитом, еще несколько гипертоников в белых костюмах. Их всех объединяет то, что они берутся за новоиспеченные западные профессии и должности со всей серьезностью в стране, где ничего никогда не работает, и они понятия не имеют, как с этим справляться.

Как бы это ни было горько для тех из нас, кто жил в Африке и полюбил ее жителей, экономика континента на грани коллапса. Заберитесь в уголки, еще не тронутые водоворотом нашего века, – деревенские жители процветают благодаря своим умениям и находчивости. Но все остальное по большей части в катастрофическом состоянии: СПИД, хлорохиноустойчивая малярия, дефицит белка в рационе, опустынивание, нехватка горючего и перебои энергоснабжения, кровавые межплеменные распри, беспрестанные смены военных диктатур, продажные чиновники на мерседесах, проезжающие сквозь поселки из бараков, западные экономические манипуляции, свалки токсичных отходов из Штатов, резервации, на территориях которых десятилетиями шли войны сверхдержав. В таких декорациях кто станет беспокоиться, что в столовой подают недовзбитое суфле? Найдутся такие. Например, Джозеф.

Руководство турбазой было настоящим вызовом. На пике туристического сезона офис продаж в Найроби сдавал больше номеров, чем было свободно, и Джозефу сваливались на голову разъяренные туристы. Ломался допотопный морозильник, замены надо было ждать несколько недель, вся еда портилась, и Джозефу приходилось договариваться с местными масаи, чтобы купить старую жесткую козлятину, а потом приправлять и заливать ее соусом до неузнаваемости. Грузовик с еженедельной порцией горючего скатывался с какого-нибудь моста по дороге из Найроби, потому что водитель напился, и все машины на базе стояли, а туристы выстраивались в очередь на поездку на сафари. Я много раз видел, как другие директора – и до, и после Джозефа – прятались в сувенирном магазине, наряжались в шеф-повара, в общем, при крупном провале уклонялись от ответственности. Джозеф включался в каждую кризисную ситуацию, брал все на себя, приносил извинения и сидел в треволнениях до ночи, пытаясь контролировать неконтролируемое. Как и мой друг-преподаватель, который пытался заниматься исследованиями, когда не было финансирования, а университет постоянно закрывался из-за антиправительственных протестов. Как помощник смотрителя парка, который действительно заботился о благополучии животных, пока его начальник занимался браконьерством слоновой кости, правительство месяцами не платило зарплату, а его вооруженные лесники вытрясали деньги из местного населения.

Гора исследований по психологии здоровья учит нас, что одинаковая физическая нагрузка гораздо вероятнее приведет к заболеванию, если человеку кажется, что он ничего не контролирует и не может предсказать, как долго и как сильно будет действовать стрессор. А задача наладить то, что налаживанию не поддается в принципе, – это большой профессиональный стресс.

Мне кажется, что люди чахли от болезней, связанных со стрессом, в частности потому, что их профессии – если относиться к ним всерьез, а не создавать видимость работы – вызывали намного больший стресс, чем их аналоги на Западе. А вдобавок по-настоящему вредное свойство частичного озападнивания заключалось в том, что у них не было необходимых способов с этим справиться. Ключ к управлению стрессом не только в том, чтобы обрести какую-то предсказуемость или контроль в сложной ситуации, но и в том, чтобы найти отдушину – поделиться горестями, получить социальную поддержку и чувство принадлежности. Хаос вокруг Джозефа и ему подобных зачастую гарантирует практически полное отсутствие контроля и предсказуемости. А отдушин, которые мы принимаем как должное, у них тоже нет.

Представьте амбициозного молодого мужчину, быстро продвигающегося в престижной профессии с высокой конкуренцией. Он входит в руководящие круги головного офиса компании где-нибудь в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, и работа приносит ему все больше стресса и напряжения. Что вы ему посоветуете? Поговорить с начальником о том, что нужно исправить. Если нужно – действовать через голову некомпетентного босса или предложить изменения анонимно. Выйти из гонки и снова заняться столярной работой, которая всегда так хорошо получалась. Или, может быть, ответить на звонок рекрутера и пройти собеседование в другой компании. Найти себе хобби, регулярно заниматься спортом, чтобы выпустить пар. Поговорить с женой, подружкой, другом, терапевтом, кругом людей, занимающихся похожей работой, которые смогут понять. Главное – не тащить этот груз в одиночку.

Это очевидный список, он сразу приходит в голову большинству из нас, как будто мы выучили его на курсах выживания в каньонах городских джунглей. А задавленным стрессом клеркам где-нибудь в Кении мало что из этого подойдет, да и вряд ли оно бы сработало, если бы они попытались. В разговорах с Джозефом и другими друзьями и знакомыми в похожей ситуации я не раз пытался что-то из этого предложить и постепенно стал понимать, насколько это неприменимо.

Управление компаниями строго иерархично и во многом похоже на деревенскую систему старшинства (как-то у меня произошел комичный диалог с молодым банковским служащим, в котором я шаг за шагом выяснял бесконечную вереницу, кто что должен решать: как я понял, глава деревни выбрал вам жену и определил время свадьбы, но чем угощать гостей, решил глава банка, а глава деревни решил…). Боссу не дают советов, как вести дела. Невозможно действовать через голову начальника. В этом мире на работе нет ящиков для пожеланий и предложений. Заниматься спортом просто ради снятия стресса – немыслимо. Африка на век отстает от нас, застряв в ловушке демонстративного потребления, и здесь требуется, чтобы успешные мужчины выглядели как раздутые бароны-разбойники XIX века, а не как наши худые и хищные акулы, заключающие сделки за игрой в ракетбол. Хобби тоже непредставимы: никакой сетевой отель не будет, волнуясь за перегруженных управляющих, предлагать им рисовать акварелью или играть на классической гитаре.

К тому же новоиспеченным западникам в развивающихся странах зачастую не хватает стрессовой релаксации, которую нам дает знание, что существуют альтернативные варианты. Они не могут уволиться, согласиться на меньшую зарплату, чтобы быть счастливее. От их доступа к экономике наличных расчетов обычно зависит целая деревня. И нельзя просто взять и уйти к конкурентам: есть всего несколько сетей отелей, один университет, один заповедник – инфраструктура еще слишком молода и мала и не может предоставить богатство выбора при плохом раскладе. А отсюда следует и то, что каждый оказывается в уникальной ситуации и вряд ли найдется сообщество товарищей по несчастью, которым можно выговориться и поныть после работы.

Есть и еще более тяжелые проявления изоляции и отсутствия социальной поддержки. В таком месте, как Кения, люди, достигшие успеха и пробившиеся в экономику наличных расчетов – обычно мужчины, – трудятся чаще всего в столице, или в одном из городов, или, на некоторых специализированных работах, уезжают на дальние посты вроде заповедников. А их жены и дети остаются возделывать семейную землю там, где живет их племя (доходило до разговоров о том, что в Африке развилась гендерно-классовая система, в которой мужчины составляют городской пролетариат, а женщины – деревенское крестьянство). Средний работающий мужчина видит свою семью в лучшем случае месяц в году, приезжая в отпуск. Вы встретите мужчин, которые на вопрос «Где вы живете?» назовут деревню своего племени на другом конце страны и прибавят вдогонку: «Но сейчас я работаю в Найроби» – в столице, в которой они провели уже 20 лет. Просто они временно проводят 11 месяцев в году, ночуя около работы, вдалеке от близких, вдалеке от соплеменников (даже у самых этноцентричных из нас, западных жителей, нет ничего похожего на ощущение принадлежности к племени), в стране, где редко попадаются телефоны, чтобы позвонить домой, и нельзя слетать к семье на выходные. И насколько я знаю, во всей Кении нет ни одного предприятия западного толка, которое бы сказало: «Поскольку вы успешно выполняете тяжелую работу, которой мы вас нагрузили, давайте мы дадим вам дополнительные деньги, чтобы кто-то возделывал землю вашей семьи, а жена и дети могли бы жить с вами». Такое решение они не могут даже вообразить.

Способов справиться со стрессом явно не хватает. Пожалуй, хуже всего то, что у людей нет ресурсов для преодоления несправедливости, которая может случиться в любой момент. Зачастую успех человека зависит от чистого везения: на турбазе может получиться так, что самый одаренный сотрудник – это посудомойщик в дальнем углу кухни, человек с загубленным талантом, чья нищая семья не смогла оплатить старшие классы школы, а директор оказался на своем месте, потому что был племянником помощника вождя. Никто здесь не слыхал о Горацио Элджере. Многие из моих знакомых озападненных африканцев, утвердившихся в новом мире благодаря счастливому случаю, были способными, трудолюбивыми и заслуживали награды. Но это не значит, что вся их удача не может в один прекрасный момент закончиться: невзлюбит начальник, перестроится правительство, новое племя придет к власти – и конец их работе. И нет никаких профсоюзов, которые бы их защитили, нет комитетов, куда пожаловаться, нет пособия по безработице. Нет утешительной уверенности в компенсации, почва под ногами вечно неустойчива. Получается, что стол обильно накрыт каждый день и соли на нем хватило бы на королевский выкуп, а тревога не уходит и никогда нет уверенности в завтрашнем дне: это не проходит бесследно.

О болезнях развивающихся стран писали ярко и точно. Одни из самых проницательных и безжалостных слов сказал об Африке ее уроженец, политолог Али Мазруи. Он видит причину экономических и общественных проблем Африки в избирательности западного влияния: «Мы взяли [у Запада] стремление к выгоде, но не дух предпринимательства. Мы взяли покупательные аппетиты капитализма, но не творческий подход к рискам. Мы любим западные технические приспособления, но столбенеем при виде западных мастерских. Мы носим наручные часы, но отказываемся смотреть на них, чтобы стать пунктуальными. Мы научились создавать видимость, но не переняли дисциплину. К нам перешло западное потребление, но не западные способы производства».

Другое пресыщенное дитя развивающихся стран, Видиадхар Сураджпрасад Найпол, писал о том же частичном озападнивании на уровне отдельного человека: его персонажи часто потеряны между новым миром, к которому они еще не сумели присоединиться, и традиционным, в который они уже не смогут вернуться.

А ученые, озабоченные «бережливыми генами», всего лишь описывают сокращенную версию частичного озападнивания. К этому я добавлю свое наблюдение, что нежелательно перенимать западный стиль жизни, пока вместе с западной физиологией не установятся и западные способы справляться со стрессом.

Как-то раз на нижнем уровне запутанной станции нью-йоркского метро «Таймс-сквер» я слушал группу музыкантов – перуанских индейцев в традиционных нарядах: они играли прекрасную музыку Анд, собирая мелочь в шляпы. Может быть, они давно переродились в образцовых ньюйоркцев и просто хорошо играли свои роли, но невозможно было слушать их музыку и не представлять ностальгический шепот родных гор, звучащий у них в головах прямо здесь, в утробе городской подземки.

Многие из нас в Америке всего на несколько поколений отстоят от предков-переселенцев, которые проделали долгий путь в этот новый мир. Большинство из тех, кто дошел до конца, назвал бы это успехом. Они выжили и неплохо устроились – или устроились их дети: они освободились от преследований. Но, невзирая на успех, опыт переселения чаще всего дорого обходится первому поколению, чьи тела и души лишь частично приспосабливаются к новой культуре, которое навсегда сохраняет щемящую память о покинутом мире.

Джозефа после того лета гипертонических обедов перевели руководить другим отелем, и мы потеряли друг друга из виду. Я недавно узнал, что гипертония убила его в возрасте 48 лет. Мне жаль, он был хорошим человеком. Надеюсь, что его дети смогут жить в западном мире, который он заработал для них, более здоровым образом. До встречи с ним я знал лишь об иммигрантах, которые выдерживали долгие морские путешествия, неустанно гребя к новому миру, чтобы прибыть в него чужаками. Но теперь я понимаю, как стать иммигрантом в новом мире, который приплывает к тебе.

О «бережливых генах» можно прочесть в статье автора понятия: J. Neel, "The Thrifty Genotype Revisited," in J. Kobberling and R. Tattersall, eds., The Genetics of Diabetes Mellitus (London: Academic Press, 1982), 283.

Обсуждение гипертонии как последствий изобилия соли в развивающихся странах см. J. Diamond, «The Saltshaker's Curse,» Natural History, October 1991, 20.

Обзор способов преодоления стресса можно найти в главах 10 и 13 моей книги «Почему у зебр не бывает инфаркта» (СПб.: Питер, 2019).

Цитата Али Мазруи взята из специальной программы BBC под названием «Африканцы». На ту же тему он пишет в своей одноименной книге (Boston: Little, Brown, 1986).