20. Признались, значит
Очень странным и хлопотным выдался для Виталия Мельника этот день.
Пока дождались участкового, пока из райцентра примчалась опергруппа, пока опера тщательно допросили всех участников событий, прошло полдня. Мельник так и не снял одежду, и жаркое солнце высушило ее за это время прямо на теле.
Ничего нового для себя он не узнал. Следователю задержанные тоже ничего оригинального не сообщили. Да, пасли чужие сетки и регулярно вытряхивали их. Рыбку продавали, деньги преимущественно пропивали. В нападении на Мельника и повреждении его машины всем четырем пришлось признаться, так же, как и в нападении, совершенном сегодня утром на затоне. Правда, мотивы ни один из них не объяснил, а попытку убийства все хором отрицали.
Так же отрицали и тот факт, что вчетвером жестоко избили Антона Кулакова. Вернее, Мельник все это без их признаний знал, а когда прибыли опера, видавший виды Лютый тут же начал все отрицать.
С насиженного места возле турбазы четверка перебралась к Череде во двор и жила там коммуной в летней кухне. Родители Николая ничего плохого не могли сказать — приехали к их сыну друзья из Чернигова, покупаться да рыбку половить. А что самогон пьют, так на то и молодые-здоровые. В деревне его все употребляют.
Во время обыска в летней кухне нашли набитые анашой «пятки» в пачке из-под сигарет. Отдельно — пакет готовой к употреблению «травки». Еще — несколько упаковок трамадола. Лютый сначала заявил — не их, но когда ему объяснили, как легко можно доказать ложь, признался: пили, курили и закидывались «колесами». Причем Коля Череда смешивал таблетки с самогоном и все это закуривал анашой. Хотел получить тройной кайф.
Таким образом, незаконное хранение наркотиков на четверке уже повисло.
Далее — нападение на Мельника и избиение Кулакова. При желании, сказал Виталий, этот факт есть кому подтвердить. Уже хотел давать телефон белокурой Ольги. Но тут старшему группы кто-то позвонил на мобилку, он заторопился, поблагодарил Мельника за помощь в задержании особо опасных преступников, немного пожурил за самодеятельность, упаковал всех четверых в машину, и группа быстро убралась прочь, только дорога за ними заклубилась.
А Мельник так ничего толком и не понял. В одном пацаны признавались, другое начисто отбрасывали, в результате получилась не цельная картина вины или невиновности, а какая-то мозаика. Пазл, где нет больше половины частиц и фрагментов.
С одной стороны, позицию Лютого и остальных можно понять — кому хочется признаваться в том, что ради рыбы убивали людей? Хотя это как раз трудно поставить под сомнение: алкоголь, наркотики, криминальный опыт и крыша, поехавшая от полной безнаказанности. Нет, эта отмороженная четверка вполне способна убить человека просто так, для этого ни одному из них причина не нужна. Рано или поздно их раскрутят и вину докажут. С другой стороны — пацаны упорно отрицали очевидные вещи, одновременно не отрицая того, что нельзя доказать. Даже для дырявого украинского законодательства важно доказать состав преступления. Причем не формально, основываясь на чистосердечном признании подозреваемого под протокол, а имея в наличии прочную фактическую базу.
В частности, Мельник очень удивился, когда ни один из четверки не опроверг того факта, что в руке Череды был пистолет и он стрелял из него в человека, осуществляя покушение на жизнь. Пусть хоть сто свидетелей будут утверждать это: пока не найдут оружие, не докажут, что оно боеспособное, что это не железяка со сбитым бойком и не муляж, а также не докажут, что Коля действительно держал его в руках, это обвинение не будет иметь юридической силы. Даже если сам Череда признается в этом — существует такое понятие, как необходимая самооборона. Причины в таких случаях бывают разные.
Только почему-то пацаны не спешили использовать этот козырь для собственной защиты.
В общем, так или иначе они пойдут на зону сразу по нескольким статьям.
При том, что ни одно убийство еще не предъявлено и не подтверждено.
Но Мельник сам слышал, как под водой его что-то коснулось. Пусть это было на какие-то доли секунды — но было же! И эта тема даже не поднималась в процессе длительного искреннего разговора. Выходит, случилось то, чего так боялся Виталий, — его ловушка сработала, маневр удался, но после этого дело еще больше запуталось.
Правда, знал об этом пока только он один. Значит, и разматывать клубок дальше придется самому.
Когда Мельник наконец вернулся на базу, то, шагая по территории, заметил несколько откровенно заинтересованных взглядов. Отдыхающие не особенно скрывали свое любопытство. А Ольга, снова ожидавшая его возле его домика, демонстративно бросилась Виталию на шею и смачно поцеловала в губы. Отстранившись, спросила:
— Ты геройствовал сегодня?
— С чего ты взяла?
— По тебе видно.
— Я снова похож на идиота, который ищет клад?
— Ты похож на воина, который возвращается с войны. Слушай, не делай вид, будто ничего не произошло.
— А что произошло?
— Когда сюда женщины и девушки из Козубов молоко и яблоки с грушами приносят?
— Я знаю?… Рано…
— Не так уж рано, Виталик. С девяти до десяти утра. Пока коров подоят, пока фрукты соберут, пока кукурузу сварят, пока рыбу приготовят. Короче, к тому времени по деревне новость прокатилась — в Тихом затоне каких-то бандитов поймали. Тех, которые рыбу чужую вытряхивают. Их местные мужики давно достать хотели, только не знали, кто они и где их искать. И тут на тебе — козубский парень замешан. Участкового с первыми петухами на ноги подняли. Тот не придумал ничего лучшего, кроме как разбудить сельского голову, — не поставив его в известность, милицию из района вызвать не рискнул. У участкового жена, у головы жена и невестка, а у невестки подруга — та самая продавщица в сельмаге. Магазин в восемь открывается, потому что сегодня как раз хлеб завозят, главный сельский дефицит. Дальше объяснять?
— Не надо, все понятно. Но при чем тут я?
— А получилось, что кто-то кому-то сказал: поймал эту банду охранник из «Метеора». Тот самый, которого избили недавно и чью машину разнесли к чертям.
Мельник как городской житель не мог предвидеть существование такой отлаженной и разветвленной службы информации. Он промолчал, только почесал затылок и сказал Ольге, что хочет спать. И правда, он не спал почти сутки. Блондинка не возражала, но и не оставила его одного. Подождала, пока Виталий снимет грязную одежду и ляжет, накрыла его одеялом, подоткнула края, сама примостилась рядом и заявила, что будет охранять сон своего героя. Возражать не было ни сил, ни желания.
Заснул Мельник сразу же, как только голова коснулась подушки. А когда проснулся, часы показывали начало третьего. Ольга сопела рядом, но открыла глаза, как только он зашевелился.
Еще через час Виталий узнал последние новости — Лютый и компания признались в убийстве Антона Кулакова.
Новость принесла, что неудивительно, Люда.
Она постучала в дверь и, не дождавшись разрешения, ввалилась внутрь. Ольги как раз не было — пошла к себе за какими-то харчами, потому что обоим захотелось есть. Лицо Люды пылало от гнева. Мельник не удивился бы, если бы она сейчас полезла к нему драться. Но до этого не дошло — Люда нависла прямо над кроватью, уперлась руками в боки и воскликнула:
— Вы зачем Колю посадили?
— Какого Колю? — Виталий сел, и гостья не сдержалась — толкнула его в грудь обеими руками. Мельник упал на спину, а Люда, спустив первый эмоциональный пар, вдруг сменила гнев на слезы.
— Колю, — всхлипнула она. — Не знаете, какого Колю? Родственника моего. Рыбки, ишь, захотелось… Череду Колю…
— Ага, вон оно что. Значит, вы родственники?
— У нас половина села родственников. Моя мамка — тоже Череда, только в девичестве. Я не знаю, какой он мне брат. Вроде двоюродный.
— И что? Они меня несколько раз чуть не убили!
— Так не убили же! — Люда смахнула слезу и присела на краешек кровати. — Не убили… Коля хороший был. Это те козлы городские его запутали. Пошел учиться, называется, получите — научился…
— У него дома нашли наркотики. Уже все село, наверное, знает.
— Ага, так это не его! Это тех придурков! Тоже мне, приехали в гости!
Мельник поднялся и теперь смотрел на плачущую Люду сверху вниз.
— Послушайте, я его не трогал. Коля ваш связался с плохой компанией, согласен. Только ведь он сам не ребенок. Из пистолета в меня стрелял…
— Где этот пистолет, где?! Никто про пистолет ничего не говорит! Дядя из Чернигова звонил минут сорок назад. Он на своей машине за полицией поехал. Говорит, их даже в район не везли — прямо в область. Там он часов пять сидел, к какому-то начальству пробивался.
— Пробился?
— На свою голову. Его сразу под руки — и нож опознавать.
— Я что-то не очень понимаю…
— «Не понима-аю», — передразнила его Люда, и Мельник заметил, что слезы у нее высохли так же внезапно, как и хлынули. — Заводят в какой-то кабинет, подводят к столу. Стол газетой накрыт, под газетой что-то лежит. Туда-сюда, понятых нашли. Газету сняли, под ней — несколько ножей разложено. Говорят, опознавайте ваш. Дядя им: «А что здесь опознавать! Вот мой штык лежит. Я его уже несколько дней найти не могу».
— Стоп! — Сквозь мозг Мельника будто молния прошла. — Участковый же говорил: ваши родственники вроде свиней держат на продажу! Это родители Коли Череды?
— А что, нельзя свиней держать?
— Можно, все можно. Я дальше без вас все знаю. Несколько дней назад у Тихого затона чудака одного ножом для закалывания свиней зарезали. Затем в воду бросили. Или наоборот — сначала утопили, потом ножом проткнули.
— Господи! — Люда перекрестилась.
— Получается, Люда, это тот самый нож, который у вашего дяди в то же время исчез. Теперь отыскался. И Колю обвиняют в убийстве.
— Какое там обвиняют! Дядя говорит — он уже признался! Еще говорит, что это вы на него заявление написали!
— Было такое. В полиции без заявления дело не откроют. А ваш кузен…
— Кто-кто?
— Ну, брат двоюродный. Итак, ваш брат двоюродный со своими друзьями…
— Не друзья они ему!
— Да дайте же сказать, елки-палки! Братец ваш и трое остальных меня два раза чуть не прикончили. Машину разгромили. Мобильник из-за них в воде остался. А Череда еще из пистолета стрелял.
— Нет у него пистолета!
— Согласен, нет. Только он и без пистолета на несколько статей уже потянет.
— Дяде это объяснили. Поэтому он сразу из полиции на почту погнал — домой звонить. Тетя ко мне прибежала. А я вот к вам. — Глаза Люды снова заблестели. — Заберите свое заявление. Скажите, что это не он. Пацану еще восемнадцати нет, в армию только в следующем году. Дядя не отмазывал, говорит — пусть послужит парень. Может, ума наберется…
— Правильно. Зона ума не прибавляет. Никакой армии теперь не будет.
— Слушайте, дядя просил передать: они за машину вам заплатят, телефон купят, сколько надо, столько и будут платить ежемесячно. Он сам только завтра приедет, тоже к вам на разговор хочет прийти. Свиней и поросят резать начнут, денег не пожалеют. Один у них Коля…
— Да и я, Люда, у мамы своей один сын. И она у меня еще жива. А Коля ваш на людей с ножом.
— Не он это!
— Вы же говорите — признался.
— Сама ничего толком не знаю. Дядя там в Чернигове сидит, концы ищет, всех, кого можно, на уши поднимает. Надо же точно знать, как там и что…
— Послушайте меня, Люда, — вздохнул Мельник, кладя руку на ее плотное плечо. — Сейчас я уже ничего не могу сделать для вас, даже если бы хотел. Хотя, если честно, не хочу. Но это можно было обсуждать, пока убийство там не вылезло. Теперь — все, Череда признался. Процесс пошел. Это правда, такая система.
Люда встала, вытерла глаза тыльной стороной ладони. Теперь они блеснули не от слез, а от ярости.
— Не хотите, значит… По морде получили — так на младших отыграться желаете. Не ходите ко мне в магазин — бутылку в голову кину!
Развернувшись на пятках, она вышла во двор, едва не сбив с ног Ольгу. Блондинка проводила Люду удивленным взглядом.
— Чего это она?
— Ничего. Один ее близкий знакомый доигрался. — Мельник усмехнулся уголками рта. — Кстати, Оля, она обещала меня покалечить. Так что в случае чего…
Окончательно картина прояснилась, когда под вечер на базу приехал джип, за рулем которого сидел коротко стриженный парень спортивного телосложения и с явно военной выправкой.
Все это время Мельник не знал, куда себя деть.
Очень хотелось позвонить кому-то из знакомых, кто может быть в курсе дела, и узнать подробности этой истории. Даже имело смысл ехать в Чернигов и лично, обойдясь без телефонных звонков, заглянуть в нужные кабинеты. Но в будние дни автобус совершал только четыре рейса. Три из них Виталий уже пропустил, четвертый — в половине восьмого вечера. С темпами, с которыми он едет, в Чернигов реально добраться около девяти. Туда-сюда — уже поздний вечер, а там и ночь. Где и кого искать? Все равно придется все перенести на завтра.
Но решение проблемы прибыло в виде джипа со спортивным парнем за рулем.
— Собирайтесь. Павел Павлович ждет.
— Это он за мной такую машину прислал?
Водитель ограничился кивком.
— Почему сам не приехал?
— У меня приказ привезти вас к нему.
— Вот как — прямо-таки приказ!
— Переоденьтесь. В офис в шортах нельзя.
— Джинсы и футболка подойдут? Или смокинг одолжить?
— Нормально. Я жду в машине.
…Через час Мельник заходил в уже знакомый кабинет. Заруба поднялся ему навстречу, вышел из-за стола, крепко пожал руку, кивком головы отправил его спутника за дверь. Тот вышел и закрыл ее за собой.
— Присядьте, Виталий. — Заруба достал из шкафа непочатую бутылку виски «Джонни Уокер», два стакана, налил в них на три пальца, взял свой и поощрительно произнес: — За вас. Сегодня — только за вас и ваш успех. Я в вас не ошибся.
Мельник не особенно возражал. Глотнул, поморщился — напиток, на его вкус, был жестким. Но он промолчал, ожидая более подробных объяснений. Заруба допил свою порцию одним махом, выдохнул, примостился на стуле напротив Виталия, откинулся на спинку.
— Сегодня я, кажется, напьюсь. Давно себе такого не позволял. Надерусь и усну в кабинете. Ни одна скотина слова не скажет.
— Это вы так о своих подчиненных?
— Вы не слушайте меня, Мельник, не слушайте. А если уж слушаете, то думайте обо мне что хотите. Богатая зажравшаяся скотина и все такое. Просто вы мне сегодня устроили настоящий праздник. Вернее, вы его начали, а родная полиция завершила.
— А если подробнее?
— Все очень просто. — Заруба снова налил. — Ваш план удался на все сто. Увидев вас, эти отморозки тут же попытались вас убить. На этом попались и признались — они действительно систематически воруют чужой улов. Вы скажете — из-за этого не убивают. Я скажу так же, но мы-то знаем, с кем имеем дело. Особенно этот, как его…
— Лютый…
— Точно, Лютый. Вы же в курсе моих возможностей и связей на всех уровнях. Как только они начали признаваться, я уже знал об этом. Ну а подробности мне час назад закончил рассказывать начальник УМВД со слов начальника уголовного розыска. Я держал дело под контролем, поэтому всех четверых сразу же забрали сюда, не держа в районе. Здесь специалисты лучше. Подробности мне неизвестны, но в целом картина выглядит так. — Он снова выпил, закурил сигарету. — Их сюда привезли уже тепленькими. Там, на месте, вы успели подготовить почву, и операм из района осталось только записать под протокол их признания в том, как они напали на вас, избили и изувечили машину. Но «Нива» записана на одну из фирм, которая принадлежит мне, поэтому формально повреждено мое, Павла Зарубы, имущество. Мне нанесен определенный материальный ущерб. Соответственно, я просто обязан написать заявление и проследить, чтобы делу дали ход. Таким образом, я имею право лично интересоваться ходом расследования: уничтожено мое имущество, совершено нападение на моего сотрудника. Вы же мой сотрудник или нет?
— Кажется, да. — Мельник выпил и тоже потянулся за сигаретой.
— Дальше все происходит так: всех четверых разводят по отдельным комнатам и начинают «колоть», как это у вас в полиции называется, на предмет нападения на покойного гражданина Кулакова. Здесь все занимают глухую оборону, хотя для чего, какой смысл? Ведь нападение, нанесение телесных повреждений, уничтожение чужого имущества и незаконное хранение наркотиков уже есть. Казалось бы, одним избиением больше, одним меньше. Но, как мне рассказали, команда стояла, как панфиловцы под Москвой. Но наконец один не выдержал — сломался. Нож помог, тот самый, который на берегу затона нашли. Как раз отец его заявился, тамошний, козубский. Без задней мысли нож свой узнал. Протокольчик раз — и пацану под нос. Тут уже некуда деваться — убили, говорит, идиота. Ходил, видите ли, за ними, выслеживал. Хотели сначала просто проучить, но ему мало показалось. Когда на затоне его застали, совсем крыша у всех поехала. Догнали, поймали, в воду бросили и так держали, пока не захлебнулся. А пацанчик этот, ну, сельский, как раз обкурился перед очередным походом за рыбкой. Ну, вытащил нож и р-раз! — Заруба сделал выпад рукой, демонстрируя, как Коля Череда проколол ножом свою жертву.
— Зачем же он нож с собой носил?
— А зачем они цепи, кастеты и другую дрянь с собой таскают? Крутизна, вот и получается. Одним словом — крутизна. Еще по одной?
Мельник машинально кивнул, хотя пить сейчас особо не хотелось. Хозяин кабинета повторил и, не чокаясь, выпил, после чего продолжил:
— Я вам уже говорил: способ убийства Кулакова тот же, что и в предыдущих случаях. В полиции это и без меня знали, только никак не могли повод найти, чтобы историю о несчастных случаях в дело об умышленных убийствах переквалифицировать. Официально же дел нет, поэтому я к вам, отставному оперу, и обратился в частном порядке. Но по первому моему слову дело откроют, как только будет такая возможность.
— Понятно. Компанию Лютого начали «колоть» на убийства рыбаков.
— Правильно, — кивнул Заруба. — И чтобы вы не сомневались — раскололи!
— Признались, значит, — сказал Мельник, покрутил в руке свой стакан, залпом выпил. Он еще не знал, как ко всему этому относиться.
Он не забыл скользкого прикосновения под водой к своей ноге.
— Признались чистосердечно! — многозначительно поднял указательный палец Заруба. — Лютый — самый крепкий среди них орешек. Только тогда, когда ему все три явки с повинной показали, собственноручно его друзьями написанные, он попросил ручку и бумажку.
— Неужели все так просто?
— Проще не бывает. Я очень доволен — никто из конкурентов все эти убийства не заказывал и подорвать мой бизнес не хотел.
— Значит, нет никаких привидений, никаких призраков, остальной чертовщины?
— Все это — местные сказки деда Панаса, — отмахнулся Заруба. — Мне теперь даже стыдно, что я нагнал на себя такого страха и вас, адекватного человека, с толку сбил. Хотя я вам скажу, — он наклонился ближе, — если бы вы не были таким адекватным человеком и верили во всю эту нечисть, так быстро мы с вами эту проблему не решили бы.
— Ну, и чем же они это мотивируют? Вообще, как все происходило?
— Мне дали сегодня почитать копии явок с повинной. Безграмотно написанные, но не в этом суть. Хотелось пацанам приключений. Лютый, их лидер, всегда готов был какую-нибудь гадость совершить. Первый раз у них все случайно получилось — пацанам хорошая импортная лодка понравилась. Решили просто так, на гоп-стоп забрать — хозяин не отдает. Даже драться начал. Его сзади оглушили и в воду головой. Так и держали, пока не захлебнулся. А дальше уже Лютый командовал, как и куда трупы девать. Следующая жертва их застукала за вычисткой сетей. С ним то же самое сделали. Пожили немножко, побоялись первое время, видят — ничего не произошло. Никто ими не интересуется. Вот после этого их азарт и охватил. Мне сегодня ваше бывшее начальство говорило — так бывает. Затянет людей привычка убивать, и такую зависимость выработает, что какие там наркотики. Особенно, повторюсь, когда это остается безнаказанным и когда люди уже морально для этого созрели. Лютый как раз из таких. Его дружки все на него спихивают, сами пишут — заставлял, терроризировал, боялись его и так далее. Словом, гадкая и неприятная история. Скольких бы они убили, если б я тогда не вмешался, боюсь сказать. Знаете, все эти мистические байки и впрямь помогли. Иначе я бы этого всего не начал. А так решил разобраться, кто воду мутит. Разобрался. — Заруба налил себе еще. — И никакого чувства радости, хочу вам сказать. Поймали бы какое-нибудь лох-несское чудовище, удовольствия было бы больше. А так — двуногие чудовища, на людей похожи да еще и молодые, жить бы и жить. Ну их, напьюсь от всего этого. Минутку, подождите.
Он вскочил, открыл сейф, вытащил оттуда пачку долларов в банковской упаковке, положил на стол перед Мельником.
— Что это?
— Условные единицы, как их у нас называют. Вы их честно заработали, плюс небольшая премия. И давайте считать дело закрытым. Дальше милиция пусть занимается, ей за это зарплату платят. Кстати, информация о вашем участии в этом деле представлена минимально. Не думаю, что вам нужны тесные контакты с вашим бывшим руководством, которое не ценило вас.
— А вы цените?
— Как видите. — Заруба кивнул на пачку. — Берите, берите деньги. Прячьте. И можете ехать домой, отсыпаться.
— Значит… Значит, я уже у вас не работаю?
— Почему? На должности охранника — конечно. Только я предлагаю вам взять небольшой отпуск за свой счет. К тому же не обязательно вам охранять базу отдыха. Для хорошего сотрудника у меня в службе охраны работа найдется всегда.
— А если я вернусь и немного отдохну там?
— Вы можете поехать за границу, куда-нибудь в Черногорию, например…
— Чем берег Десны хуже? Вы же были им очарованы…
— Я и сейчас очарован, иначе не предпринимал бы всего этого. Ну, как знаете. Неделя у вас есть, потом звоните и приходите, что-нибудь придумаем. Что-то еще? — Заруба вопросительно посмотрел на собеседника.
— Ну, не знаю… Я могу как-то почитать эти протоколы? Я вроде как потерпевший, заявление есть…
— С вами, конечно, еще будут говорить, вызывать на допросы и тому подобное. Вы ведь и впрямь потерпевший… Но я бы не советовал вам сейчас этим заниматься. Без крайней необходимости человека, работающего у банкира Зарубы, никто беспокоить не станет. Всему свое время. Дело для вас закончено, вынужден повторить это. — Он встал, показывая, что Мельник должен последовать его примеру. Пожав Виталию руку, Заруба сказал абсолютно трезвым голосом: — И еще одно… Мои возможности вам известны. Лучше не интересоваться этим делом за моей спиной. Все равно ваш интерес выплывет.
— Почему вы так ставите вопрос?
— Потому что теперь эта плохая история вас лично уже не касается. Кроме, конечно, разных формальностей, с соблюдением которых к вам не будут приставать. Поздравляю — вы заработали денег, у вас отныне есть престижная работа. Неплохо для вчерашнего безработного, которого коленом под зад выперли из органов. Правда же?
— Правда, — сказал Мельник, взял со стола пачку долларов и засунул в карман джинсов.
— Так и понесете?
— А чего же?
— Я дам вам машину, вас довезут домой.