17. «Я — смерть твоя!»
Ночью Мельник долго не мог заснуть — и не потому, что до сих пор болели полученные в бою синяки. Он постоянно прокручивал в голове всю информацию, пришедшую за последние дни, пытался выстроить хотя бы какую-то логическую цепочку, и пока что ему это не удавалось.
Была деталь, которая совершенно не вписывалась ни в его предположения, ни вообще в какую-либо логику.
Внешне все выглядело если не совсем типично, то по крайней мере знакомо с учетом обычаев дня сегодняшнего. Есть четверо молоденьких отморозков, один из которых к тому же не раз осужден. Остальные еще не нюхали нар, хотя наверняка не раз оказывались на несколько часов в «обезьяннике» райотдела или обычного милицейского отделения, что только делало им честь. Один из этой четверки — местный. Поэтому очень хорошо знает здешние рыбные места. Ребята время от времени наезжают к нему в гости, жрать-пить-загорать, а заодно немножко поднимать копейку. Для этого надо лишь вычистить чужие сетки и «экраны», одним словом — украсть чужой улов, продать его отдыхающим, а то и вовсе вывезти в город и реализовать там.
Простая математика — килограмм лещей тянет сегодня гривен на сто, это реально четыре бакса. За раз четверка натырит рыбки килограммов на десять, если не больше. Короче, баксов сорок в один прием они из воды вылавливают.
Кто-то может подумать, что это не так много. Во всяком случае, за такую сумму не убивают. Но Мельник прекрасно знал: сегодня убить или покалечить человека могут и за две сотни гривен. Или просто так, ради глупой забавы. И он лично убедился, причем последний раз — на собственной шкуре: четверо пацанов под предводительством своего главаря Юры Лютого еще явно не сложили цены человеческой жизни. Поэтому легко могут забрать ее просто так, задаром. А после этого, выпивая или покуривая косячок, вспоминать вслух наиболее смачные подробности расправы и глупо хохотать при этом. Лютый — настоящий молодой волк, для которого несколько ходок в зону стали не перевоспитанием, а курсами криминального образования. Поэтому он такой злой, а приятели его, включая сельского парня Череду, точно так же не перевоспитаются за решеткой. Только взрослой злобы наберутся.
Пусть это прозвучит цинично, но Мельник готов был отвечать за свои слова и искренне считал: каждого из них, особенно Лютого, разве что могила исправит.
Итак, эта компашка успешно трясет чужой улов.
Их застают за этим занятием раз — и они, вероятно, убивают свидетеля.
Пока что убивать голыми руками никто из них не готов, огнестрельного оружия нет, поэтому проще всего наброситься вместе, завалить, оглушить, затащить в воду и держать, пока человек не захлебнется. Скорее всего, идею подал Лютик. Просто забить ногами — значит сразу подставиться. А так поди докажи, что рыбак не сам утонул. К тому же, если у него хорошая лодка, можно себе забрать.
В пользу этого предположения опять-таки говорило наличие в компании Коли Череды. Первая жертва, тот самый владелец импортной лодки, был не местным. Череда знал это, потому дал «добро» на присвоение лодки и свободное ее использование. Ведь раз ни у кого из местных такой приметной лодчонки нет, то в глаза она здесь бросаться не будет.
Далее возможны варианты. Первый — щенкам просто понравилось убивать. Они понюхали крови, их за это не посадили, и они почувствовали азарт. Мельник знал, как это бывает, особенно — с такими потенциальными отморозками. Поэтому всех остальных они могли убивать просто так, из спортивного интереса. Второй вариант: свидетелей их деятельности действительно выходило очень много. Как ни прячься, а мужики-рыбаки все равно вычислят воров. Тем более что начались убийства козубских жителей — две последние жертвы могли просто узнать Колю Череду.
Наконец, несчастного Кулакова они убили с особой жестокостью, так как этот блаженный уже не раз попадался им на пути, причем не просто попадался, а выслеживал компанию. Тут впервые в ход идет холодное оружие — нож для закалывания свиней. Трупы или сбрасывают в Десну и отдают на растерзание течению, или сами буксируют подальше от Тихого затона.
Такую версию можно взять в разработку даже без натяжки. Если бы не упомянутое уже обстоятельство: штык-нож пронзил насквозь уже мертвое тело Антона Кулакова.
Для чего тыкать ножом труп? Некуда ярость девать? Может, они таким образом тренировались и дальше собираются орудовать ножом уже по живому?… Но у них пистолет есть, могли бы застрелить. Все равно на затоне выстрел никто не услышит, а выпустить пулю в человека некоторым даже интереснее…
Или и правда в темной воде что-то живет?
То, что требует человеческих жертв…
Мельник гнал от себя мысли о разных чудовищах и призраках. Сказано же — тело Кулакова волокли от того места, где он прятался, к воде. Раз что-то может волочь человека, значит, это что-то уже материально. А призраки, как известно, нематериальны. Раз у чего-то есть плоть, допустимо предположить: в воде живет не что-то, а кто-то.
Но кто, какой Ихтиандр может жить в Тихом затоне?
Ольга не могла ответить на этот вопрос. Собственно, Мельник знал это, поэтому решил пока не знакомить ее с ходом своих рассуждений. Он вообще никогда не допускал к участию в расследовании посторонних, не прислушивался к их мыслям. Тем более что о его истинной роли в этой странной истории никто на базе «Метеор» не знал.
Во всяком случае, Мельник очень надеялся на это.
Он почувствовал, что готов заснуть, только после того, как в голову пришла простая и логичная мысль: посмотреть своими глазами на место совершения всех преступлений. То есть лично прогуляться на Тихий затон.
Желательно в то время, когда там появляются привидения.
С дедом Иваном удалось договориться на удивление легко. Мельнику показалось, что учитель-пенсионер откровенно скучает. Собственно, видимо, поэтому он без лишних подозрений отнесся к повторному визиту «сценариста» и его просьбе поехать с ним ночью на заводь, чтобы проникнуться духом этого места. Дедушка даже заметно оживился — какое-никакое происшествие, событие в размеренной и скучной жизни сельского пенсионера с высшим образованием.
Отправились, когда начало темнеть.
До того Мельник целый день томился, слонялся по пляжу, купался, загорал и даже как-то вяло реагировал на общество Ольги. Та, в свою очередь, чувствовала: что-то происходит, но не особенно вникала в ситуацию. Обмолвилась только: до сих пор не отошла от гибели Кулакова и все еще считает себя частично виновной в этом, и вообще — хочет скоро уехать отсюда по примеру подруг. Правда, намекнула блондинка, сдерживает ее лишь его, Виталика, присутствие. Даже готова рискнуть и попробовать с ним «по-серьезному». На это Мельник только плечами пожал — женщины у него уже были и благополучно бросили ненадежного мента. Однако решил не мешать Ольге — пусть попробует.
Но не сейчас, когда он готовился плыть на Тихий затон.
Дед Иван посоветовал отправиться туда именно вплавь. По берегу долго обходить, машины же нет. По воде они намного срежут путь. К тому же, хитро улыбнулся он, так интереснее. Будет нужная атмосфера. Мельник не спорил: по воде так по воде. Только лодки же нет…
У Шалыги в хозяйстве резиновая лодка нашлась. Старенькая, клееная-переклееная, зато, как заверил дед, надежная и испытанная. Целый вечер они проверяли, не протекает ли она, а когда солнце медленно покатилось за лес, начали собираться. С чердака пенсионер стащил небольшую палатку, однако предупредил: двоим будет тесно, да и дырка там в брезенте. Мельник успокоил его: сам он предусмотрительно прихватил с собой спальник. Комары, правда, будут грызть… Ничего, отмахнулся дед, есть средство против них. Примешь — и спать будешь мертвецки. Не почувствуешь, как кусают. В подтверждение своих слов он показал Виталию полуторалитровую пластиковую бутылку из-под лимонада, ровно на две трети наполненную уже знакомой Мельнику жидкостью.
Самогон, пятьдесят градусов. Как же на природу без самогона.
Ко всему дед положил в сумку кусок старого сала, счистив ножом слой соли и желтый налет, несколько луковиц, огурцов, помидоров, полбуханки. Туда же засунул настоящую немецкую финку — военный трофей отца — и эмалированную кружку. На фоне этих серьезных сборов коренной горожанин Мельник выглядел смешно со своим спальником и двумя банками рыбных консервов, купленных у Люды в вагончике. На нем были брезентовая куртка, спортивные штаны, кроссовки и кепка-бейсболка с большим козырьком. К тому же он чувствовал себя как-то неуверенно без оружия. Но ничего, кроме ножа-раскладушки с наборной ручкой, у него сейчас не было. Мельник надеялся, что оружие ему не понадобится.
Когда наступил серый вечер, дед Иван перекрестился и они выдвинулись в путь.
К реке шли молча. Так же молча, перебрасываясь только короткими фразами вроде «бери» и «давай», спустили на воду лодку. На Шалыге были рыбацкие бахилы, он зашел в воду и придерживал лодку, пока Мельник в своих кроссовках залезал в нее. Потом пристроился сам с противоположного края, но вместо маленьких весел, которыми обычно пользуются в таких случаях заядлые рыбаки, он вытащил из рюкзака какую-то алюминиевую трубку, поколдовал над этой конструкцией и вот уже держал в руках раскладное алюминиевое весло.
— Ничего себе, — вырвалось у Мельника.
— А ты как думал? Это мне бывший ученик подарил. Не хотел язык с литературой учить. Говорит, не надо мне, я инженером буду. А инженерам книги читать и грамотно писать не нужно, у них мозг совсем иначе устроен. Таки видишь, стал конструктором. Правда, не у нас — за границу уехал, там такие больше нужны. — Рассказывая, Шалыга работал своим чудо-веслом, медленно отгребая от берега и выравнивая лодку так, чтобы держаться перпендикулярно течению. — Вот, приезжал. Приходил, спрашивал: «Что вам сделать, чтобы вы увидели, чего я без ваших подлежащих со сказуемыми достиг?» Ну, я такое весло и заказал. Через полгода из немецкого города Регенсбурга посылку получил. Там — эта игрушка вместе с инструкцией. Инструкция, конечно, на немецком, мне автор по-украински перевел и от руки написал. Безграмотно же написано! Знаешь, он слово «весло» через «и» пишет…
Мельник не знал, надо ли что-то на это отвечать, поэтому решил промолчать.
Так они пересекли Десну и вышли на берег, когда вокруг уже стояла настоящая ночная темнота. Мельника сразу атаковали комары, но некогда было с ними воевать — дед Иван распорядился браться за один край лодки, сам взялся за второй, и они понесли ее к спокойному водоему. Это место Шалыга назвал тихой Десной.
Здесь действительно было тихо, пахло болотом и прелостью. Из-под ног бросились в воду жабы. Мужчины снова спустили лодку на воду, и когда сели, Мельник почувствовал — течения совсем нет. Он попросил у Шалыги весло, но не справился: лодка от его гребных упражнений начала крутиться вокруг своей оси, и дед Иван, вздохнув, забрал весло обратно. В его руках оно стало послушнее. Лодка тихо двинулась через заводь прямо к поросшему кустами противоположному берегу, который темнел впереди. Когда до кустов осталось совсем недалеко, Шалыга предупредил:
— Я развернусь, а ты держись крепче и помогай.
— Как помогать?
— Сам увидишь. Темно, так ты руки перед собой держи. Чтобы мы ни за что не зацепились, потому что если лодка порвется, точно отсюда не выберемся.
Мельник не успел удивиться, как дед Иван несколькими гребками развернул лодку, и теперь она двигалась кормой вперед. Виталию оставалось только выполнить приказ, когда лодка врезалась в кусты.
Мельник закрылся руками от ветвей и ожидал, что они упрутся в берег. Но этого не произошло — лодка прошла сквозь кусты, и они оказались в узком проходе. Это был какой-то небольшой пролив, который, как понял Виталий, вел к Тихому затону.
— Не спи, елки-палки! — предупредил Шалыга.
Мельник пригнулся.
Ветви чиркнули по голове, едва не сбив с нее кепку. Выставив перед собой руки, он сразу же наткнулся на корягу, выглядывавшую из воды, инстинктивно оттолкнул ее от себя. От толчка лодка качнулась, но все же вошла в нужный фарватер. Следующая коряга оказалась слева. Дальше их было еще несколько. Они двигались медленно, дед Иван лишь касался веслом поверхности воды и так же нащупывал краем весла в непролазной темноте коряги, отталкиваясь от них и не давая лодке зацепиться.
Кусты становились гуще, пролив среди них — все уже. Неожиданно рука Мельника наткнулась на ствол дерева. Наверное, это была ива, которая росла прямо из воды. Лодка остановилась, и дед Иван, знаток этих мест, спросил почему-то шепотом:
— Дерево?
— Ага, — так же шепотом ответил Виталий.
— Бери вправо, там места больше. С левой стороны кувшинки густые на воде, запутаемся — надолго сядем.
— А здесь глубоко?
— Не знаю, не мерил. Раз дерево растет, значит, дно где-то есть. Ты меньше болтай, не гуляй.
Мельник послушно оттолкнулся в правую сторону. Лодка обогнула дерево и дальше снова начала двигаться в фарватере между корягами. Какая-то ветка, висевшая слишком низко, поцарапала Виталию щеку, но он не обратил внимания: его начало захватывать само приключение как таковое. Не имеет значения, что ждет впереди. Главное — процесс: плыть в темноте по узкому проходу, преодолевая разные препятствия, и неустанно продвигаться к конечной цели.
Она не заставила себя ждать. Ивняк неожиданно раздвинулся, дед Иван сделал несколько сильных движений веслом, и лодка выплыла из зарослей. Уже вышла луна, ночь обещала быть светлой. В этом тусклом лунном свете Виталий Мельник увидел Тихий затон.
Он имел форму неправильного круга. Так, будто его нарисовал на белом листе бумаги маленький ребенок. Карандаш прыгал в его руке, но он все же соединил края круга, причем как попало. На глаз Мельник не мог прикинуть, тем более ночью, какой затон хотя бы приблизительно в диаметре. Но если смотреть на темные края берегов, то не меньше пятисот метров. Учитывая неравенство берегов, с середины затона расстояние до одного берега было меньше, до противоположного — немного больше. Лунная дорожка освещала темные пятна кувшинок, кое-как разбросанных на поверхности темной воды. Вокруг было тихо, если не считать комариного писка.
Дед Иван направил лодку к ближайшему берегу.
Они врезались в осоку, и Шалыга, развернув лодку боком, попытался дотянуться веслом до края берега. Мельник помогал ему, хватаясь за тростник и тщетно пытаясь подтянуться таким образом к твердой поверхности. Наконец общими усилиями им это удалось и Мельник осторожно переступил на глинистый берег, затащил на него лодку и подал руку Шалыге. Тот не отказался, выбрался на твердое, и теперь они вместе вытащили лодку на траву подальше от края воды. Виталий только сейчас обратил внимание, что даже запыхался, хотя ничего такого, что требовало приложения больших физических усилий, он не делал. Кажется, в кроссовки все же набралась вода — в пятках что-то хлюпало.
В рюкзаке старика оказался фонарик. Светил он недалеко, но этого было достаточно, чтобы найти подходящую небольшую поляну, затащить туда лодку и разжечь костер. При свете костра мужчины поставили палатку. Дальше Мельник начал ладить спальник, а Шалыга — раскладывать у костра нехитрую закуску.
Они присели возле лодки, которую перевернули вверх дном. Кружка была одна, но в том, чтобы пить по очереди, никто из них не видел никаких проблем.
Циферблат часов Виталия показывал начало двенадцатого ночи, когда они опустошили бутылку под истории деда. Потом Шалыга полез в палатку, а Мельник с трудом попал внутрь спального мешка. Дед был прав — комары совершенно не беспокоили, хоть и жужжали под ухом.
Заснул Мельник быстро, как только голова коснулась земли.
Проснулся так же неожиданно и неизвестно от чего.
Будто кто толкнул в бок. Странно — Мельнику показалось, что он спал с открытыми глазами, такая темнота стояла вокруг. Даже луна куда-то спряталась, хотя небо над верхушкой деревьев было обильно усыпано звездами. Несмотря на это, вокруг на расстоянии вытянутой руки нельзя было увидеть ничего.
Костер догорел, в нем едва теплились угольки. Мельник попытался снова заснуть, перевернувшись на другой бок, но сон почему-то не шел. Тогда он выбрался из спальника и зябко потер руками плечи. Тут о себе напомнил мочевой пузырь, и Виталий наконец понял, что его разбудило. Отойдя дальше под дерево, он помочился, подтянул штаны и, прислонившись к стволу, закурил. Голова слегка кружилась, но это — от принятого на грудь пол-литра крепкого алкоголя. Сигарета не привела в чувство, от нее во рту стало только хуже, и Мельник бросил окурок под ноги, затоптал огонек носком. Только теперь понял — в спальник он полез обутый.
Ничего, когда столько выпьешь, и не такое бывает.
В это время какой-то шум долетел до его ушей, Мельник сначала принял его за гул в голове. Потом отчетливо различил, как шум превращается в голоса. Собственно, это были не четкие голоса, а чьи-то пересмешки.
Звуки доносились со стороны затона.
Возле воды кто-то был и не особенно боялся посторонних глаз, раз так шумно себя вел.
Пригнувшись, Виталий стал красться ближе к берегу. Деревья расступились перед ним, открывая вид на темный Тихий затон. Луна внезапно вышла из-за облака, тускло осветив все вокруг, и Мельник застыл на месте от увиденной картины. На мгновение он потерял дар речи.
Прямо посреди заводи кружили, сплетясь в веселом танце, шесть молодых девушек. У каждой были длинные волосы ниже плеч. Все одеты в нечто вроде белой ночной рубашки. Девушки то погружались в воду по плечи, то показывались по пояс. Игрища им явно очень нравились, потому что веселый хохот становился все сильнее. Тут одна из них увидела лунную дорожку, вырвалась из круга и нырнула прямо в ее середину. Ее подруги с радостными возгласами сделали то же самое и исчезли из виду. Но не успел Мельник даже глазом моргнуть, как они уже выходили на берег.
Встав в ряд, они почти синхронно наклонились. Взяли рубашки за подолы и стащили их через головы. Их тела сияли, будто пропитанные серебряным лунным светом. Взявшись за руки, серебристые русалки снова завели хоровод и вдруг по очереди опять бросились под лунные лучи в воду. Причем не вызвав ни единого всплеска.
Сзади на плечо Мельника легла чья-то рука.
Резко обернувшись, он увидел деда Ивана. Глаза его горели в темноте каким-то странным, можно даже сказать, нечеловеческим блеском. И смотрели они не на Виталия, а будто сквозь него.
— Нравятся тебе мои доченьки? — спросил Шалыга глухим, будто утробным голосом, и Мельник заметил — губы его при этом не шевелятся. Он действительно словно бы говорил брюхом.
— Д-доченьки?
— Доченьки. — Дед сильнее сжал его за плечо. — Я их так называю. Они давно здесь живут и все никак не выйдут замуж. Они же молодые, им замуж пора.
— Замуж?
— Чем плохи? Все они здесь вянут, жениха себе ищут. Иди к ним, иди. — Дед отпустил его плечо и растопыренной правой рукой подтолкнул Мельника ближе к берегу. Тот попятился и оказался у самого края воды. Дед все надвигался, и Виталий почувствовал — сейчас это чудовище просто столкнет его в затон. Но вдруг дед остановился и улыбнулся, показывая полный рот клыков.
— Вы… чего?
— А ты чего? Кто ты и зачем пришел сюда, чтобы нарушать покой этого тихого места? Эй, девушки, жених явился!
Русалки тут же вынырнули из воды, обступили Мельника и завели вокруг него свой обычный танец. Он не мог разглядеть ни их тел, ни их лиц. Видел только длинные черные и русые косы, которые болтались из стороны в сторону, когда девушки встряхивали головами, увлекшись игрой.
— Хватит, хватит! — остановил их дед жестом руки, и они и впрямь остановились, разорвали круг, встали в ряд. — Нравится вам жених?
— Нравится, папа! — в тон ответили они.
— Только он один, а вас много. Кому выбирать?
— Ему выбирать, папа! — прозвучал слаженный хор.
— Ну, теперь смотри. — Старик погрозил Мельнику скрюченным пальцем. — Смотри мне, выбери себе хорошую девку и скажи, сможешь ли жить с ней вечно.
— Вечно? — переспросил Виталий, еще ничего не понимая.
— Вечно, — кивнул старик. — Они живут под водой, и какую бы ты ни выбрал, она заберет тебя с собой. Ты навсегда останешься здесь, в Тихом затоне.
— А… если я не хочу?
Девушки присели, обхватили головы руками и запричитали.
От их крика резануло слух.
Старик помрачнел:
— Значит, тебе не нравится ни одна из твоих невест? Ты очень обидел их, мужчина. Придется вызвать их сторожа. Ты спишь там, сторож?
Позади Мельника вспенилась вода, будто чайник на плите кипел.
Отпрянув в сторону, он оглянулся.
Темная вода и впрямь дымилась.
Прямо из пара на берег выходило настоящее чудовище с человеческим туловищем, щучьей головой и узловатыми когтистыми лапами.
Пасть ходила ходуном, ряды наточенных зубов блестели в лунном сиянии. Русалки с криком забежали за спину сторожа, а тот уже протягивал лапу к Мельнику. Виталий отшатнулся, попятился, но наткнулся спиной на старика. Тот крепко стоял на ногах, преграждая нарушителю спокойствия последний путь к отступлению.
— Это… это кто?! Кто это?! — испуганно закричал Мельник, хотя не слышал собственного голоса.
Дед Иван молчал, затихли даже русалки. Сторож Тихого затона щелкнул зубами, из пасти раздался скрипучий булькающий голос. Слова было едва разобрать, но Мельник все понял:
— Я — смерть твоя!
Руки потянулись к его шее. Хотелось сопротивляться, но не осталось на это сил. Вот мерзкие руки обхватили горло, медленно начали сжимать, Виталий почувствовал, как заканчивается воздух…
… и вскочил, закашлявшись.
Ничего не было.
Стояла светлая и теплая августовская ночь. Вернее, она уже понемногу переходила в серое утро. Только над самой водой клубился утренний туман.
Мельник тряхнул головой, огляделся.
Никаких русалок.
Никаких уродливых сторожей со щучьими головами.
Вот лодка, вот давно погасший костер, вот палатка, из которой доносился мощный храп подвыпившего деда Шалыги. Все же Мельник решил не сдерживать себя: несколько раз перекрестился, тряхнул головой и выполз из спальника. Теперь уже не во сне, а наяву.
Мочевой пузырь и впрямь прижимал, поэтому, хоть и был Виталий под впечатлением ночного кошмара, все равно осторожно отошел подальше от поляны, за дерево, и быстренько сделал свое дело, невольно прислушиваясь при этом.
И — услышал.
В заводи плескалось что-то большое. Теперь он не спешил делать выводы. Сначала ущипнул себя за руку, потом вытащил зажигалку и, после того как высек огонь, поднес к нему руку. Когда укусило, наконец убедился: на этот раз он не спит.
Плеск ему не мерещится.
Так плещется в воде большая рыба.
Мельник медленно опустился на траву и пополз ближе к воде. Когда между ним и заводью остался один густой куст, он осторожно выглянул из-за него. Сначала не увидел ничего. Поверхность воды оставалась гладкой, тихой и темной. Туман над ней напоминал клубы пара.
А потом из воды где-то недалеко от середины водоема прямо в тумане на мгновение вынырнуло что-то большое, длинное и темное.
Показалась пара плавников на спине.
Неизвестный призрак с плеском нырнул обратно под воду.
И снова стало тихо.
Мельник ждал около получаса. За это время больше ничего из воды не показывалось. Ему не хотелось верить в увиденное, и он попытался объяснить это большим количеством выпитого.
Только если присутствие во сне русалок, вурдалака и ужасного создания, которое называет себя сторожем затона, еще можно объяснить, то существо с чем-то похожим на большие плавники материалист Мельник объяснить для себя не мог.
Но он видел. На мгновение, но оно вынырнуло из воды в жиденькой пелене тумана.
Все предыдущие жертвы погибали примерно в эти же утренние часы. Мельнику не хотелось списывать все на нечистую силу, и ситуация складывалась не в его пользу — в темной воде действительно что-то обитало.
Деду он решил об этом не говорить. И вообще пока молчать о своих зрительных галлюцинациях.
Разберемся.