ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Трюки разума

Глава четвертая

Темная сторона внушения

Единственное, чего нужно бояться, — это самого страха.

Франклин Делано Рузвельт

В 1886 году к доктору Джону Маккензи обратилась женщина, страдавшая сильным поллинозом и астмой. Врач описал ее как упитанную, но физически слабую и нервную особу. Последнее могло быть как свойством ее натуры, так и последствием серьезной патологии матки, развившейся после родов. Более того, в лечении нуждались все члены семьи. Они страдали аллергией, астмой, головными болями и нев­ралгией (это плохо диагностируемые таинственные боли, которые формируются в нервных окончаниях и, как правило, локализуются в определенной части тела). Похоже, доктор не был вполне уверен, что дама действительно больна. Поэтому он провел эксперимент: перед ее визитом поставил в кабинете розу. Как только пациентка увидела цветок, у нее началась сильная аллергическая реакция, которая переросла в приступ астмы.

Это могло бы быть расценено как издевательство, если бы роза не была искусственной. С тех пор психологи и аллергологи не перестают гадать, что же произошло с пациенткой. Была ли ее реакция настоящей? Была ли настоящей болезнь?

* * *

Мы уже говорили о пользе внушаемости. Она может облегчить боль, вылечить болезнь Паркинсона, сплотить людей. Но будьте очень осторожны! У плацебо есть темный, злобный антипод — ноцебо.

Напомню, что «плацебо» переводится с латыни как «понравлюсь». Так вот, «ноцебо» означает «наврежу». Если плацебо, вмешиваясь в мозговые процессы, успокаивает боль, то ноцебо провоцирует ее. Ноцебо можно вызвать в лабораторных условиях. Оно также связано с дофамином и опиатами. От него также зависят боль, тошнота, депрессия и тревожность. Разумеется, ноцебо усиливает их, а не помогает излечить.

Ноцебо может спровоцировать почти любую болезнь. Однако изучать его под контролем специалистов можно лишь через боль (разумеется, с полным соблюдением прав пациентов). Допустим, каждый раз после звонка колокольчика крыса получает удар током. Звонок — разряд. Звонок — разряд. В конце концов на звон колокольчика она станет реагировать так, будто получила удар током. Не исключено, что она почувствует боль. Так работает ноцебо. Людям не нужны такие условия, как крысам, — будет достаточно и пары слов.

Случай с женщиной и розой — один из первых задокументированных примеров ноцебо, хотя эксперимент проводился задолго до того, как слово вошло в обиход.

Многие современные исследования так или иначе учитывают этот феномен. В конце 1990-х годов (примерно в то же время, когда изучалась возможность блокировать плацебо налоксоном) Фабрицио Бенедетти изучал гормон холецистокинин (cholecystokinin, CCK). Это вещество играет ключевую роль в процессах, активирующих функции кишечника, включая пищеварение и выделение желудочного сока, а также отвечает за чувство насыщения после приема пищи.

Однако если ввести CCK искусственно, он спровоцирует тошноту, тревожность и даже панические атаки (что удобно для изучения паники в лабораторных условиях). К тому же, кажется, CCK усиливает боль, ослабляя действие внутренних опиатов. Именно это и интересовало Бенедетти. Он провел эксперименты с пациентами, поправляющимися после несложных операций. Испытуемых предупреждали, что вводимый препарат усилит боль. На самом же деле это был всего лишь соляной раствор. Считается, что укол соленой воды никак не воздействует на организм. (Правда, некоторые врачи таким образом лечат боли в спине. Если соляной раствор действительно эффективен, то все исследования, где он использовался как плацебо, не имеют научной ценности.)

Конечно же, пациенты, которым ввели соляной раствор, заявили об усилившейся боли. Затем Бенедетти, используя определенный препарат, блокировал рецепторы к гормону CCK. Другие ученые, как мы помним, применяли налоксон, чтобы препятствовать работе опиатов. В тех опытах пациенты вновь начинали чувствовать боль. В эксперименте Бенедетти блокирование рецепторов CCK принесло испытуемым облегчение. CCK для ноцебо — то же самое, что опиаты для плацебо: механизм, высвобождающий силу ожиданий. Блокирование опиатов «выключает» плацебо, и пациенты чувствуют себя хуже. Блокирование CCK «выключает» ноцебо, и боль слабеет.

Некоторые исследования позволяют предположить, что в результате реакции ноцебо возникает «облегченный» вариант настоящей боли без активации механизмов плацебо. Также считается, что ноцебо проще вызвать. Для «включения» плацебо нужно, чтобы пациент воспринял определенные установки. Для ноцебо это совершенно не обязательно. Так, Луана Коллока провела меня через два круга пыток, регулируемых цветовыми сигналами, чтобы в итоге активировать плацебо. Если бы она исследовала ноцебо, думаю, эксперимент был бы намного проще. Стоило просто сказать: «Будет очень больно», — и CCK вкупе с гормоном стресса кортизолом и обычной паникой сделали бы свое дело.

Почему же негативные ожидания сильнее позитивных? Представьте, что ноцебо и плацебо — два разных маршрута на карте. Они ведут в один пункт и, возможно, кое-где даже пересекаются, но все же это совершенно разные пути. И ноцебо гораздо короче. Это логично, ведь важно как можно быстрее воспринимать негативные сигналы, чтобы избежать боли (и в итоге остаться в живых). Луана Коллока заметила, что плацебо и ноцебо используют одни и те же сферы вознаграждений и ожиданий в мозге. Однако они не пересекаются в области, «ответственной» за чувство страха. Ключевую роль в управлении страхом и тревожностью играет гиппокамп. Он не участвует в плацебо, но довольно активно включается при ноцебо.

Если надежда усиливает плацебо, то ноцебо базируется на страхе. И это одно из самых сильных чувств. Взять, к примеру, заголовки материалов СМИ. Приятные, безусловно, могут заинтересовать: «Полезно ли вино?», «Кофе — новое чудесное лекарство», «Пять продуктов, которые полезнее, чем вы думали». Если же нужно наверняка завладеть вниманием аудитории, используется страх: «Вспышка Эболы? Кошмар, который может стать реальностью», «Бюстгальтеры вызывают рак?», «Вам кажется, что ваш кот хочет убить вас? Ученые полагают, что это может быть правдой». (Все эти примеры — настоящие. И да, ваш кот действительно хочет вас убить.)

Устрашающие заголовки нужны, чтобы произвести более сильное впечатление. В 2014 году, еще до того, как в США зарегистрировали первый случай смерти от Эболы, 25% американцев беспокоились, что заражены они сами или их родственники. Тысячи людей приходили к врачам и утверждали, что у них есть симптомы Эболы. Состояние 650 человек было достаточно серьезным, чтобы сообщить об этих случаях федеральным властям. В итоге Эбола подтвердилась лишь у четверых: приезжего, который заразился в Либерии, двух медсестер, лечивших его, и врача, работавшего в зоне заражения.

Приведу еще один пример. Студенты медицинских вузов находят у себя признаки болезней из учебников (это так называемый синдром второго года обучения). Вы когда-нибудь слышали, чтобы это работало наоборот? Возможно ли, чтобы студент почувствовал себя прекрасно, изучая, например, функции здоровых органов? Конечно нет. Мы куда сильнее привязаны к страху, чем к облегчению. С точки зрения эволюции страх очень ценен. Кто, скорее всего, выживет: особь, которая пробует все попадающиеся грибы, или осторожная, которая не притрагивается к незнакомой пище? Конечно, первая, скорее всего, всегда будет сыта, а второй придется частенько терпеть голод. Но в конце концов первая отравится. Власть страха сильнее надежды и старше человечества. Мы наблюдаем страх у животных и у новорожденных, у которых еще не развиты более продвинутые области мозга. В целом, мир природы не так уж щедр на награды для тех, кто рискует. Если такие поощрения и есть, то они не идут ни в какое сравнение с наказаниями. Сама природа приучает нас к осторожности.

Описывая ноцебо, ученые часто упоминают его верных спутников — тревожность и мнительность. Например, зная, что ваше лекарство вызывает тошноту, вы почти наверняка сосредоточитесь на этом побочном эффекте и будете его ожидать.

Испытания методов лечения дают достаточно информации, чтобы понять принцип действия ноцебо. Возьмем исследования, в которых участвовал Майк Полетич. Согласно опубликованным результатам, участники группы плацебо чаще жаловались на побочные эффекты, чем те, кто перенес настоящую операцию. У пациентов, получавших фиктивное лечение, отмечено больше случаев болей в спине, конечностях, закатывания глаз, депрессии, тошноты, и на целых 60% больше головных болей. Интересно, как в этой группе могло быть больше побочных эффектов, если с добровольцами в сущности ничего не произошло?

Оказывается, фантомные побочные эффекты довольно часто встречаются в плацебо-контролируемых тестах. Многие исследователи жаждут продемонстрировать безопасность своего препарата, поэтому обращают особое внимание: даже плацебо переносится хуже. Читая подобные отчеты, я всегда бываю озадачен этими цифрами. Не следует ли переименовать группу плацебо в ноцебо?

Мне интересно, могут ли страх и мнительность серьезно влиять на работу мозга. Может ли эффект ноцебо быть постоянным? Как бы это выглядело? После процедур в операционной страдают от болей 10% пациентов. Среди поправляющихся после несчастных случаев жалуются на боли ровно столько же — 10%. Можно предположить, что мозг создает что-то вроде шаблона, в соответствии с которым возникает привычка испытывать боль, тревожность, депрессию или тошноту. Может ли хроническая боль после операции быть продвинутой версией ноцебо? Вполне вероятно, что многие болезни — физическое проявление страха. Поняв этот механизм, можно найти способы их лечения.

В таком случае следует расширить наше понимание страха. Если ноцебо провоцирует хронические состояния, это, скорее, подсознательный процесс. Как и плацебо, ноцебо не контролируется сознанием и действует на людей вне зависимости от их желания.

Главная проблема в том, что о ноцебо у нас значительно меньше достоверных научных данных, чем о плацебо. Как вообще проводить эксперименты, цель которых — вызвать хроническую болезнь у здорового человека? И все-таки некоторые врачи вплотную занимаются такими проблемами. Это алгологи — специалисты по изучению боли.

Шон Макей из Стэнфорда (его вклад в изучение плацебо описан во ) очень интересуется подсознательными механизмами, способными вызывать хронические боли. Он избегает термина «ноцебо», предпочитая ему более общий — «восприимчивость»: «Восприимчивый, уязвимый мозг, обеспокоившись негативной информацией, ухудшит ситуацию. Думаю, мозг может причинить вред».

По словам Шона Макея, цель новейших исследований в области боли — выяснить, почему на мощные сигналы об опасности люди реагируют совершенно по-разному. Нельзя напрямую связать эту восприимчивость ни с хронической болью, ни с уровнем устойчивости к плацебо. Как-то увязать плацебо и ноцебо вообще довольно сложно, ведь они действуют в разных областях мозга. Однако Макей, не понимая, что движет восприимчивостью, добился некоторых результатов в ее перенастройке. Он облегчил боль людей, которым ничто не помогало.

Шон Макей участвовал в создании так называемой «обратной связи фМРТ». Эта процедура позволяет пациенту контролировать боль, наблюдая за активностью собственного мозга. Я побывал в лаборатории Макея и опробовал методику на себе. К моей руке прикрепили горячую металлическую пластину. На кожу под ней нанесли жгучий перцовый крем, чтобы повысить чувствительность. Боль была очень сильной. По просьбе Макея я представил, что это не жжение, а тепло солнечных лучей, ласкающих кожу, и увидел, как постепенно снижается активность зоны мозга, отвечающей за боль (в этом случае — передняя поясная кора). Затем Макей попросил меня представить страшный ожог от лазера, и наблюдаемая зона мозга вновь активизировалась. То, что я думал о боли, моментально влияло на то, как я ее ощущал.

По словам Макея, это ничего не доказывает, но ставит вопрос, не возникают ли определенные хронические боли в самом мозге. Много раз испытав обратную связь фМРТ на пациентах с тяжелыми хроническими болями, он обнаружил, что, перестраивая сознание, люди могут изменить свои ощущения и даже полностью избавиться от боли. Значит ли это, что хронические боли, фибромиалгия и невралгия не что иное, как развившийся ноцебо?

Могут ли негативные ожидания вызывать хронические боли? Если так, то следует активнее изучать не просто боль, а ее восприятие мозгом. Доказательств пока слишком мало, и все же метод можно использовать, чтобы облегчить страдания.

Кристофер Спевак — специалист по боли в вашингтонском Национальном военном медицинском центре Уолтера Рида. Он наблюдал многих пациентов, раненных в сражениях и страдающих хроническими болями. Спевак не назовет с уверенностью источник такой боли. Он может находиться и в ране, и в сознании. Поэтому специалист учитывает обе возможности и в своей практике использует как традиционные медикаменты, так и «внутреннюю аптеку» пациентов. Прием болеутоляющего всегда сопровождается определенным чувственным дополнением: ароматом перечной мяты, ярким вкусом конфет или звуками любимой песни.

Пациент связывает уменьшение боли с ароматом, вкусом или звуком. Проходит совсем немного времени, и внутренний фармацевт начинает усмирять боль, получив знакомые сигналы. Со временем раненому требуется все меньше настоящих препаратов, и его сознание перестраивает алгоритм восприятия боли. Неужели Спеваку удалось перепрограммировать мозг и выключить ноцебо? Это пока неизвестно, но с уверенностью можно сказать, что метод работает и уже помог десяткам пострадавших.

Во многих случаях достичь аналогичного эффекта еще проще. Порой лучший выход — избегать негативных предположений. Исследователи из Гарварда выяснили, как доктора предупреждают рожениц о предстоящей эпидуральной анестезии. Рассматривались две формулировки: «Это как укус большой пчелы» и «Это местная анестезия, вызывающая онемение определенной области». Пациентки воспринимали боль по-разному, и это зависело от слов доктора.

Врачам следует помнить, что на приеме (как и в лаборатории) для активации ноцебо достаточно нескольких слов. Так, медперсоналу следует избегать просьбы: «Не волнуйтесь». Волнение пациента естественно. В данном случае «запрет» только усугубит ситуацию. Медработник должен учитывать страхи больного и не провоцировать их лишний раз, даже если нужно предупредить об опасности. В разговоре с пациентами лучше использовать прямые позитивные формулировки: «Вот что с вами происходит, и вот что мы собираемся делать». Так проще избежать ноцебо и победить боль.

* * *

Первобытная сила ноцебо идет из глубин мозга и, подобно плацебо, не зависит от нашего сознательного согласия или несогласия. Мы увидели, как это работает в лабораториях и кабинетах врачей. Но столкнуться с ноцебо можно почти на каждом шагу. От негативных ожиданий очень зависимы тошнота, иммунные реакции и вегетативная нервная система (она функционирует непроизвольно, влияя в том числе на дыхание или сердцебиение). Но их почти невозможно изучать отдельно от боли. Можете представить себе врача, который дает страдающему депрессией недействующее средство и говорит, что теперь он будет чувствовать себя еще более угнетенным? Или дает таблетку пациенту с болезнью Паркинсона, чтобы усугубить симптомы?

Нет сомнений в том, что негативные ожидания могут навредить здоровью. И хотя это не задокументировано, справедливо будет предположить, что, как и плацебо, ноцебо значительно усиливается общественным мнением и подходящей сказкой, которая отражается в туманных симптомах.

Вот пример. В 2010 году в сельских школах Бангладеш вспыхнула эпидемия загадочной болезни: у детей разболелись головы и животы. Началась она после того, как один ученик съел печенье из коробки с выцветшей этикеткой. Страх, что все печенья могли быть «прокляты», быстро разлетелся по школе, а затем по району. Десятки детей попали в больницу. Все поправились спустя несколько часов. Для Бангладеш это не первый и не последний пример массовой истерии. Похожие события время от времени происходят в разных регионах этой страны. Конечно, кто-то в этом случае действительно болеет. Кроме того, нельзя напрямую связать такую реакцию с ноцебо, который мы наблюдали в лаборатории. Происшедшее объяснили психосоматикой по двум причинам. Во-первых, как часто бывает с плацебо, симптомы быстро прошли. Во-вторых, отмеченные недомогания представляют собой типичные реакции на изменение ожиданий.

Конечно, Бангладеш не единственная в мире страна, пережившая истерию ноцебо. В 2007 году «запаниковала» Новая Зеландия. Кто-то предположил, что от населения скрывают правду об элтроксине (производитель немного изменил цвет и форму этого лекарства от заболеваний щитовидной железы). За восемнадцать месяцев медики зафиксировали две тысячи жалоб на побочные эффекты.

А вот еще пример. Педиатр из Нью-Йорка Нина Пирпоинт и ее последователи предупреждают об опасности так называемого синдрома ветряных турбин. По их словам, от этой болезни страдают люди, живущие недалеко от ветрогенераторов. Вращаясь, турбины якобы распространяют низкочастотные шумы. Этот гул не воспринимается человеком, однако, как уверяет Пирпоинт, может стать причиной различных болезней. Среди них астма, синдром Аспергера, анемия и аллергия. Это только те, что начинаются на «а». Пирпоинт насчитала целых 223 симптома, связанных с неуловимым шумом турбин.

Она опубликовала свою гипотезу в 2009 году, СМИ подхватили ее, и паника распространилась, как лесной пожар. Никто не обратил внимания, что Пирпоинт не эпидемиолог, не невролог, не специалист по акустике. Главное: огромные крутящиеся лопасти должны заставить вас беспокоиться. И «все знают», что этот коварный неразличимый гул («у-у-у-у-у-у») вызывает болезни. Их причина непонятна, а значит, и вылечить их невозможно. Страх делает людей мнительными («у-у-у-у-у-у»). Насморк, усталость и другие дискомфортные состояния объясняют шумами («у-у-у-у-у-у»).

Уже доказано, что некоторые люди воспринимают низкочастотные звуки. Для голосов большинства мужчин характерна частота около 120 Гц. Средняя частота женских голосов — около 210 Гц. Барри Уайт известен своим низким голосом — 90 Гц. Подавляющее большинство людей неспособны слышать звуки частотой ниже 20 Гц.

По некоторым данным, подсознательно мы можем воспринимать низкочастотные звуки, и они вызывают у нас легкое чувство тревоги или страха. Но пока не доказано ни это предположение, ни пагубное воздействие низкочастотных волн. Однако тысячи людей во всем мире уже невозможно переубедить, они уверены, что страдают от низкочастотного шума. Может ли некий феномен вредить здоровью одних людей и совершенно не действовать на других?

Этим вопросом задался Кит Петри, ученый из новозеландского Университета Окленда. Он разделил волонтеров на две группы по 27 человек. Одной группе рассказали об ужасной опасности ветровых турбин, другой — об их пользе для окружающей среды. Далее обе группы вывезли на фермы, расположенные рядом с ветрогенераторами. Половина добровольцев в каждой группе не услышали абсолютно ничего (напомню еще раз: подавляющее большинство людей вообще не воспринимают низкочастотные шумы). Те, кому сообщили о негативном воздействии турбин, жаловались на звон в ушах, усталость, проблемы с концентрацией внимания и снижение мотивации, независимо от того, слышали они звук или нет. Состояние тех, кто знал только положительные факты о ветрогенераторах, было намного лучше. Но все же они «что-то» ощущали. И этому есть объяснение. Спросите кого-нибудь, чувствует ли он усталость. В большинстве случаев вы получите утвердительный ответ.

Петри набрал новых добровольцев. На этот раз одним он рассказал о вредном воздействии турбин, а другим сообщил, что их волны устраняют проблемы со здоровьем. Естественно, реакции большинства были связаны с этой исходной информацией, независимо от того, слышали они что-нибудь или нет. Петри повторил эксперимент несколько раз, и результаты были неизменны. Все это не значит, что синдрома ветряных турбин не существует. Он может быть вполне ощутимым и даже ухудшать здоровье. Просто этот вред, скорее всего, вызывают не ветрогенераторы, а человеческий мозг, который упрямо «лезет не в свое дело».

Синдром ветряных турбин не единственная противоречивая современная болезнь. Вызывают жаркие споры синдром хронической усталости (СХУ); головные боли от мобильных телефонов; синдром, возникающий после болезни Лайма; различные расстройства личности; фибромиалгия. Тема острой полемики: существуют ли вообще эти заболевания? А еще повсеместно обсуждается сверхчувствительность к плесени, содержание химических веществ в атмосфере и даже вред от электроприборов.

Медики по-разному относятся к этим проблемам. СХУ, например, связывают с вирусами и другими внешними факторами. Другие расстройства, кажется, с большей вероятностью зарождаются в голове. И все они загадочны, и все могут вызвать серьезные осложнения. Страдающие ими пациенты жалуются на очень плохое самочувствие. Те, кого такие проблемы не коснулись, скорее назовут этих людей невротиками или психами. Конечно, возможно, что тысячи людей испытывают негативные последствия самовнушения. Однако если человек парализован или его мучают боли, поможет ли ему убеждение, что причины страданий — в его собственной голове? Или что нет необходимости в серьезном медицинском вмешательстве? Если наука не разобралась с причинами болезни, это не значит, что болезни не существует.

Даже если все болезни у нас в голове, значит ли это, что они ненастоящие? Разве тяжелые психосоматические состояния менее губительны, чем физические и психологические? Если уж больной не может подняться с постели, ему нужна помощь. Мы наблюдали, как ожидания трансформируются в измеримые внутренние процессы, способные облегчить болезнь или даже вылечить ее. Изменения могут быть длительными или даже постоянными, а значит, они вполне реальны. Из этого следует, что такие процессы вполне могут работать в обратном направлении. Мы видим, что солдата мучает хроническая боль или что женщина задыхается из-за искусственной розы. Но никто не знает, какова природа этих страданий: физиологическая или психологическая.

* * *

Наши негативные ожидания принимают различные формы. В каждой культуре есть предрассудки. В разных уголках мира считается плохой приметой просыпать соль; пройти под лестницей; получить в подарок нож; встретить птицу, в упор глядящую на вас.

Американские бейсболисты спорят, что в большей степени способствует удаче: шаркнуть ногой по меловой линии на поле или переступить ее. Посмотрите любую игру, и вы заметите, что почти каждый питчер либо шаркает, либо переступает.

Подобные предрассудки и поверья вкупе со страхом могут легко убедить кого-то в том, что сверхъестественные силы негативно влияют на происходящее.

Но насколько сильным может быть страх? Достаточно сильным, чтобы убить вас? Вполне возможно.

Уолтер Кэннон, гарвардский психолог первой половины XX века, ввел в оборот фразу «бей или беги». Так он описал состояние симпатической нервной системы в момент опасности. Когда человек напуган, происходит выброс адреналина, который сопровождается потоотделением, учащением сердцебиения и нездоровым привкусом у основания языка. Позже все мысли Кэннона занял феномен, известный как «смертельное вуду»: человек физически страдает, если верит, что находится под действием темных сил.

Каковы же пределы негативных ожиданий? Кэннон полагал, что пределов нет: человек может настолько поддаться внушению или страху, что умрет, и именно такие смерти объясняются воздействием черной магии. Исследователь настаивал, что при определенных обстоятельствах «правильно» наложенное проклятие или чуточка невезения могут очень сильно напугать человека, принадлежащего к определенной культурной группе. В этом случае, борясь с острым шоком, организм решит ликвидировать источник стресса — раз и навсегда.

Идея была удивительно притягательной, и на протяжении десятилетий о ней спорили антропологи и психологи. Одни говорили, что сильный стресс, отчаяние или страх вкупе с отказом от еды могут привести к смерти за считаные дни. По мнению других, подобные фантастические истории состряпаны в развитых странах, чтобы их бедные соседи выглядели экзотичнее. Однако сильные негативные ожидания ведут к трагическим событиям в разных культурах. В западном мире нередко отмечается такое «совпадение»: овдовев, пожилые люди вскоре умирают, как говорят, «от разбитого сердца». Другой пример. Одни относительно здоровые люди могут быть по каким-то причинам уверены в своей предрасположенности к сердечным заболеваниям, другие не относят себя к группе риска. В первой группе уровень смертности в четыре раза выше. Известно также, что онкологические больные, настроенные пессимистично, живут меньше оптимистов.

Но убить здорового во всех отношениях молодого человека одним внушением — это нечто иное. В своей невероятной книге «Сонный паралич: кошмары, ноцебо и связь тела и мыслей» Шелли Адлер говорит о современной разновидности «смертельного вуду» среди лаосских эмигрантов в Соединенных Штатах. Как пишет Адлер, люди умирают во сне, потому что верят: после пробуждения они станут жертвой призраков. Глубокий страх парализует человека, он действительно не может двигаться. Часто такое состояние сопровождается галлюцинациями (возможно, что-то подобное пережили те, кто говорит о похищении инопланетянами). Нет данных о том, как именно действует сонный паралич и почему большинство его жертв — лаосцы. Но в определенном культурном контексте страх действительно представляет смертельную опасность.

В моей христианской общине тоже довольно часто говорили о силе негативных ожиданий. В частности, рассказывали такую историю. Один человек узнал, что ему пришлось спать на кровати вскоре после того, как на ней умер больной холерой. Очень быстро у этого несчастного появились симптомы холеры. Спустя два часа он скончался, так и не узнав, что его испугали вымышленной историей. Непонятно, конечно, было ли это на самом деле. Сложно представить, что кто-то заразится холерой, поспав на кровати больного. Возбудитель холеры обнаруживается в экскрементах и, как правило, передается через зараженную воду. Блохи и клопы ее не переносят. К тому же двух часов слишком мало, чтобы болезнь развилась и привела к летальному исходу. Заболевание опасно, но само по себе не смертельно. Обычно людей убивает обезвоживание из-за сильной диареи.

Однако в XIX веке холера казалась мистической, пугающей болезнью, и этого страха могло быть достаточно, чтобы негативное ожидание стало причиной смерти. Мне говорили, что это может случиться, если не следовать нашему вероучению. Убеждения могут убить. Этого по-настоящему боялся маленький мальчик, росший в религиозной среде, где все было подчинено невидимой силе духа.

Как уверяли в общине, особенно следовало опасаться собственных «дурных мыслей». Не желать кому-то неприятностей, болезней и тем более смерти. Мама говорила, что нужно «поставить сторожа у дверей своих мыслей». Это означало остановить агрессию, возникающую спонтанно или в ответ на внешний негатив. Конечно, ребенок не мог понять, как именно это работает, но впечатление было сильное. Когда я болел, то прилагал немалые усилия, чтобы вообразить стоящих у меня в ушах британских королевских гвардейцев — так, на всякий случай.

Во многих культурах трагические события воспринимаются как проявление зла «всеобщего» (от него всем следует держаться подальше) или же целенаправленного (его активируют сверхъестественные силы или злые люди). В первом случае, безусловно, ожидания имеют определенное значение. А что насчет второго? Здесь и без того слабое учение о негативных ожиданиях не выдерживает никакой критики. Заболеть из-за собственного страха — это одно, а из-за злобного желания другого человека — совсем другое.

В каждой культуре есть представление о том, что такое проклятие. Колдуны, злые чары, демоны, джинны, черная магия… Когда дело доходит до болезней, всегда можно на кого-то свалить вину. Давайте уточним: проклятие — это не ноцебо. Но если вы верите, что вас прокляли, эффект ноцебо, несомненно, проявится в проблемах со здоровьем.

Как правило, заведомо известно, что источник проклятия — очень мощный, а жертва плохо защищена.

Среди всех оккультных проклятий самое известное, растиражированное в кино, литературе и на телевидении, — гаитянское зомбирование. Согласно поверьям, гаитянский целитель (бокор) закапывает жертв в могилы и через некоторое время освобождает их, уже не живых, но еще не мертвых. После этого бедняги обречены быть рабами колдуна.

Единичные случаи, которые условно можно считать реальными, зафиксированы в 1937 году. У пострадавших были схожие симптомы: неспособность говорить (разве что пару слов), когнитивные расстройства и заметное шарканье ногами при ходьбе.

В 1997 году медицинский журнал «Ланцет» опубликовал описание случаев зомби-болезни. (Два из них объяснялись тем, что люди принимали психически недееспособных незнакомцев за погибших родных и возлюбленных.)

Как человек может превратиться в зомби? На этот вопрос отвечают две взаимодополняющие теории. Согласно первой, бокоры парализуют жертв ядом рыбы фугу, и тела выглядят как неживые. Кроме того, за время, проведенное в могиле, недостаток кислорода вызывает повреждение мозга. Вторая теория объясняет феномен невероятным страхом, негативным ожиданием, подкрепленным традициями. Жертва очень боится столь чудовищной участи и в итоге сама себя «зомбирует».

Конечно, все это не более чем догадки. По лабораторным исследованиям мы знаем, что для возникновения ноцебо бывает достаточно нескольких слов. Мы также знаем, что общественное мнение усиливает эффект плацебо. Но что нам известно об истории тысячелетнего проклятия? Не так много. Я хочу узнать об этом побольше и звоню профессору Мичиганского университета Джону-Кару Зубьете.

Зубьета — эксперт по исследованиям плацебо и ноцебо. Он первым раскрыл суть этих механизмов, объяснил их отличия. Зубьета хорошо представляет себе, как наш мозг может воздействовать на тело. Некоторое время мы беседуем о лабораторных исследованиях болезни Паркинсона и боли, а потом разговор заходит о черной магии.

«Давай представим визит к целителю, который лечит молитвой. Он уверяет, что все прекрасно, что его методы невероятно действенны и у тебя все будет отлично, — говорит Зубьета. — Но ты можешь попасть к совсем другому «лекарю». Он скажет, что ты, вообще-то, плохой человек, что ты проклят. И если поверишь этому, ты в заднице… Правда, проверить это экспериментально не так уж просто».

Меня веселит всплывшая в воображении картина: толпа людей в белых халатах окружила колдуна. Он жжет свечи, пытаясь наслать проклятие на человека в соседнем кабинете. А потом мне в голову приходит одновременно прекрасная и ужасная идея. Я могу использовать методы, непозволительные с точки зрения настоящих ученых. У меня есть доступ к людям, практикующим оккультные ритуалы, и собственный обостренный здравый смысл. Я решаю найти кого-то, кто наложит на меня проклятие.

Я не верю в проклятия как таковые, но, как говорится, чего не знаю, того не знаю. Уважающий себя экспериментатор приступает к опытам без всяких предубеждений. Тем не менее я почти уверен, что проклятие будет давить на сознание. Если повезет, я поддамся негативным ожиданиям и стану мнительным. Если повезет еще больше, мое подсознание активирует эффект ноцебо. А если уж совсем-совсем повезет, я почувствую какую-нибудь загадочную хроническую боль или вообще по-настоящему расхвораюсь.

Вот такой я ненормальный.

За определенную плату любой брухо будет счастлив наложить на меня проклятие. Я делюсь идеей с друзьями, и они реагируют так, словно я собрался лететь в Сирию и брать интервью у террористов. В чате я обсуждаю это с фотокорреспондентом, побывавшим во многих горячих точках.

 — У тебя скоро будет ребенок, — как бы напоминает он.

Я говорю, что жена остается дома (при этом умалчиваю, что она категорически со мной не согласна). Мой собеседник пишет:

 — Это может оказаться худшей твоей идеей. Что, если ты умрешь? Вспомни Кеннеди!

Действительно, очень многие члены этой семьи умерли довольно рано, но в проклятие Кеннеди я не верю.

В сети обсуждаются самые разные теории, якобы объясняющие причины их потерь. По одной из версий, глава рода Джо Кеннеди однажды нагрубил пережившему холокост, и это повлекло десятилетия смертей и неудач. Еще говорят, что один из предков клана Кеннеди нечаянно наступил на жилище фей где-то в Ирландии. А уж феи-то знают, как отомстить.

История семьи Кеннеди позволяет по-настоящему разобраться, реальна ли сила проклятий. Проклятие нужно рассматривать с точки зрения статистики, а не магии. Совершенно очевидно, что мы не всегда ведем себя как разумные создания. Редкие счастливые обладатели безупречного логического мышления отлично знают, что в жизни проклятых людей негативные события происходят, в общем-то, не чаще, чем у всех остальных.

Но мозг большинства устроен иначе. Мы переживаем негативный опыт, а потом «отматываем назад», ищем причину в событиях прошлого. Эта логическая ошибка стара как мир. О ней знали античные авторы. Римляне так формулировали этот ложный постулат: post hoc, ergo propter hoc (после этого, значит, вследствие этого). Если на вас падает пианино, это потому, что две недели назад вы прошли под лестницей. Правда, сотни людей ежедневно используют лестницы, проходят под ними, но пианино на них никогда не свалится. Но это уже неважно.

Даже сама мысль о том, что семейные неудачи связаны с проклятием, очень сильна. Как и ноцебо, ее питает страх, а не надежда. Допустим, вас благословят. Вызовет ли это такие же сильные эмоции, как проклятие? Все формы негативных ожиданий (проклятия, массовая истерия, «лабораторный» ноцебо) действуют моментально. Это отличает их от позитивных ожиданий.

Возможно, я слишком самоуверен. Но после того как все попытались меня отговорить, я решаю навлечь на себя проклятие.

* * *

На первый взгляд, Меркадо-Сонора выглядит как любой другой суетливый рынок в Мехико. Но пройдите вглубь, мимо мешков с птичьим кормом, живых куриц, кроликов, сухих перцев чили, и вы попадете на рынок брухо.

Здесь продают засушенную змеиную кожу и головы койотов. Жуткие черные куклы помогут вызвать злых духов. В каждой лавке можно приобрести мазь, получить благословение и попутно уничтожить врагов. Одним словом, здесь найдется все, чтобы удовлетворить ваши потребности в черной магии.

Я на удивление волнуюсь, но любопытство и тщеславие толкают меня вперед. Первое, что нужно сделать, — наведаться в пиар-отдел. Да-да, на крупнейшем колдовском рынке Мехико есть департамент по связям с общественностью. Мы с переводчиком входим в грязный офис. Кажется, этим бюрократам вообще нет до нас дела. Они предлагают зарегистрироваться. «Проклятия? Конечно, очень-очень страшные. Идите прямо, подпишите вот тут. Будете снимать на видео? Хорошо, заполните эту форму».

Когда бумажная волокита закончена, мы отправляемся в крошечный магазинчик Мануэля Валадеза, брухо во втором поколении. Он приветствует нас с широкой улыбкой и рассказывает о своем ремесле. Мануэль — обходительный человек, в рубашке, с браслетом в форме бронзового дракона. На шее — ожерелье с маленькими черепами. Грузный, веселый, Мануэль больше походит на дедушку-хиппи, чем на оккультиста. Он приглашает нас в дальнюю часть магазина, где горят свечи, пахнет маслами и повсюду расставлены статуэтки Санта-Муэрте, божества смерти. (Санта-Муэрте напоминает старуху с косой. Она не признана католической церковью, но невероятно популярна в Мексике.)

«В мире есть как хорошее, так и плохое, — произносит Валадез. — Чтобы построить что-то, сначала надо что-то разрушить».

Брухо говорит, что методы и средства его лечения важны, но не в них заключена главная сила. «Ничего не получится, если у тебя не будет веры. Вера — это двигатель», — объясняет он.

Очевидно, что отсутствие веры может создать проблемы, но я решаю пока не придавать этому значения. Наконец я спрашиваю Валадеза, согласится ли он наложить на меня проклятие.

«Ты хочешь стать чем-то вроде морской свинки? — уточняет он растерянно. — Ты мне нравишься. Я не хочу проклинать тебя. Зачем провоцировать агрессию?»

В конце концов мне удается убедить его. Я обещаю, что через несколько дней вернусь и он снимет проклятие.

Процесс на удивление прост. Даже мое присутствие не обязательно. По «инструкции» Валадеза я написал свое имя на бумажке. Брухо поджег ее на пламени черной свечи и воззвал к духам, чтобы те навлекли на меня неудачи. Вот и всё. Этот ритуал весьма распространен по всей Латинской Америке. А еще многие верят, что бумажку с именем нужно заморозить — и человек будет проклят до тех пор, пока она не оттает. (Морозилка наркобарона и диктатора Мануэля Норьеги была забита такими ледяными кубиками. Об этом рассказали арестовавшие его американцы.)

Я ухожу домой, не замечая никаких изменений в самочувствии, и вскоре забываю, что был проклят. Правда, наутро у меня раскалывается голова (накануне вечером на дне рождения друга мы прикончили бутылку односолодового скотча).

Внезапно моя электрическая зубная щетка перестает работать, хотя я только что зарядил ее. Чуть позже у меня случается приступ кашля, который заканчивается минутной икотой. Через несколько дней я иду к дантисту и узнаю, что мне придется удалить нерв (но, если честно, это не было таким уж сюрпризом).

В целом же, кажется, у меня иммунитет к проклятиям. О ритуале я вспомнил лишь однажды, когда ехал на велосипеде по оживленной улице. Однако я быстро избавился от этих мыслей и стал внимательно следить за дорогой.

В следующую пятницу я возвращаюсь в лавку Валадеза в полной уверенности, что все это халтура.

Но Валадеза нет на месте. Помощник говорит, что у него неотложные семейные дела, он будет во вторник. Пожимаю плечами и думаю, что еще пара выходных под действием проклятия навредят мне не более, чем вся прошедшая неделя.

И словно чтобы испытать судьбу, я решаю провести субботу, лазая по скалам в заросшем деревьями каньоне. Время выбрано неудачно: начался сезон дождей, я восстанавливаюсь после травмы лодыжки. Тем не менее день проходит очень спокойно и приятно.

Но следующей ночью у моей жены (она на четвертом месяце) заболел живот. Утром в воскресенье мы звоним врачу. Доктор выписывает мышечный релаксант и просит связаться с ней, если средство не поможет. К часу дня легче не становится, и врач советует нам обратиться в неотложку. Она переживает, что боль — что бы ни было ее причиной — может перерасти в схватки, и это убьет ребенка.

Я пытаюсь успокоить расстроенную жену, пока мы едем в больницу. Но время от времени откуда-то из глубин подсознания всплывает смутная мысль: что, если это и есть проклятие, результат моей идиотской заносчивости?

Я абсолютно ясно осознаю, что сработал эффект ноцебо, понимаю силу ложного утверждения «после этого, значит, вследствие этого». Но если что-то случится с ребенком, независимо от настоящих причин, жена никогда не простит меня. Я и сам, безусловно, никогда себя не прощу. Проклятие не более сильно в этот момент, чем было всю неделю. Оно не ослабило мой иммунитет, я не поскользнулся и не расшиб голову. И, конечно, оно неспособно причинить вред моему ребенку. Нет, проклятие не действует. Это лишь выдуманная причина негативных событий. Когда случается что-то плохое, удобно свалить вину на ритуал. В данном случае я могу винить только самого себя.

Ясно, что люди, всерьез думающие о проклятиях или благословениях, верят в них. О любой вере можно рассказать, начав со слов «Что, если…» Что, если я получил работу благодаря благословлению? Что, если моя бывшая в отместку за измену наслала на меня проклятие? Что, если мой прапрадед случайно пришиб семейку фей? Что, если черная кошка приносит неудачи? Что, если мой не рожденный ребенок умрет по моей вине?

В больнице дежурная акушерка не слышит сердце плода. Проходят минуты мучительного ожидания. Доктор едва не впадает в панику, но наконец обнаруживает сердцебиение.

Оказалось, боль была в желудке. Ее причина — растяжение мышц из-за тарелки съеденных накануне тако. С ребенком все в порядке. Моего малыша обследуют, делают УЗИ и говорят, что волноваться не о чем.

Оказывается, у нас будет мальчик. Я сижу в полутемном кабинете, смотрю на изображение сына, протягивающего ручки, и мысли о сверхъестественных злых силах исчезают. Мы немного шутим с персоналом по-испански, пока они пытаются сделать 3D-снимок скорченного личика. Ребенок прекрасен, здоров и точно такой, каким должен быть.

В то июньское воскресенье — мой первый в жизни день отца — я чувствовал все что угодно, только не проклятие.

* * *

Через несколько дней я возвращаюсь в лавку Валадеза и прошу снять проклятие. Он читает пару молитв, зажигает сигару, окуривает меня ее дымом и дает свечу (ее нужно зажечь над некоторым количеством денег и моей фотографией). Брухо спрашивает, как прошла неделя, случилось ли со мной что-то неприятное. Я отвечаю утвердительно, но не говорю, как это нас напугало. Я совершенно точно не думаю, что в случившемся виновато проклятие, но, полагаю, сам Валадез может так думать. Я также не знаю, как он отнесется к тому, что его колдовство поставило под угрозу жизнь неродившегося ребенка.

В конце концов, между благословением и проклятием немало общего. Я вспомнил некоторые опыты с плацебо и болью. Достаточно негативного предположения — и боль «реагирует» в ту же секунду: ее уже не смягчает плацебо, а усиливает ноцебо. Это напоминает мне фМРТ-сканирование мозга по методу Шона Макея: думая о теплом солнце или обжигающем лазере, можно регулировать ощущения от нагретой пластины.

Мы запрограммированы так, что сначала испытываем страх. Если убеждаемся, что бояться нечего, страх сменяется надеждой. Я скалолаз и журналист, поэтому всю взрослую жизнь провел в борьбе со страхом, надеясь найти более достойный, воодушевляющий стимул. Но глубоко в моем подсознании сомнения и ноцебо совершенно свободны, поэтому я могу оказаться таким же рабом страха, как и любой другой.

Мы остаемся самими собой, что бы мы о себе ни возомнили. Мы внушаемы и поддаемся манипуляциям — позитивным или негативным. Это основа человеческой натуры. То, что кажется волшебством, может быть попыткой нашего испуганного податливого мозга понять происходящее. Каждый из нас — отличный сказочник, и самые убедительные истории — те, что мы рассказываем сами себе.

Некоторые сказки реализуют наши ожидания мощнее, чем плацебо и ноцебо. Их сила столь велика, что позволяет несколькими словами уничтожить боль, воспоминания или даже обезображивающую тело болезнь.

Отправить