ГЛАВА 43
Рейвена поселили в комнате с Эрлом. Теперь Мара не смогла бы уйти спать на свою постель, даже если бы захотела. Но она и не хотела.
Нет, они по прежнему только ночевали рядом, дальше поцелуев дело не шло, но зато как уютно засыпать в его объятиях.
После встряски, устроенной появлением Рейвена, жизнь постепенно вошла в колею. Человек ко всему привыкает. Поначалу Мара едва могла поверить в то, что все это время они растили и любили маленькую нечисть. Что в происходящем с ним нет ее вины. И пусть он вовсе не человек, а лестат, но при этом Эрл оставался Эрлом — любимым добрым мальчиком.
Привыкнуть к присутствию в доме Рейвена оказалось сложнее. Трудно каждый раз, спустившись утром в зал, обнаруживать в кресле у камина лестата, ехидно улыбающегося при их появлении. Рейвен спал мало, так что к их пробуждению успевал согреть воды. Бьярн поначалу ворчал, что у них не дом, а проходной двор для нечисти. Ворчал, конечно, больше для вида, ведь он сам уговорил отца Эрла остаться до конца расследования.
Дело шло ни шатко ни валко и, как предполагал Витор, грозило превратиться в очередной висяк. Ни новых зацепок, ни доказательств, ни свидетелей пока не нашлось, а Мара и Бьярн пока не придумали, каким образом сообщить информацию, полученную от Рейвена, так, чтобы не вмешать в это дело его и Эрла.
К тому же постепенно становилось ясно, что здесь замешан кто-то вышестоящий. Опросили работников в «Королевской охоте» — таверне, где работала Ганна, — и узнали, что в последний вечер один из посетителей попросил ее присесть к нему за столик. Угощал вином и пирожными. Судя по всему, кто-то из благородных. Витор попытался рыть в этом направлении, но сверху спустили указ: «Без четких доказательств вины, указывающих на убийцу, представителей высшего света не беспокоить!» Витор потом сутки ходил злой как собака, срываясь на подчиненных, и кричал, что в таких условиях, со связанными руками, работать невозможно.
Вечером того дня, дождавшись, когда Эрл отправится спать, устроили совещание. С момента первого убийства прошло две недели, время поджимало. Убийца сейчас, наверное, присматривает следующую жертву.
— Давайте подбросим письмо? — Мара перебирала все варианты, какие приходили в голову. — Напишем все, что знаем. Убийца — лестат. Зовут Ивар. И, судя по всему, помогает ему кто-то из благородных. Ты не помнишь, как его звали?
Рейвен скривился.
— Даже не поинтересовался. А он не представился… Чем это поможет расследованию? Старший дознаватель в курсе, что замешана нечисть, так?
— Так…
Мара нашла способ навести на эту мысль медикуса Вайса, а тот подкинул идею Витору.
— А от имени никакого толку не будет. Ивар не дурак: скорее всего, теперь он представляется иначе и, возможно, сам выдает себя за благородного. Легче отследить отправителей письма, — сказал Рейвен. — Тогда нам не поздоровится…
Логично, не поспоришь. Бьярн по большей части молчал, глядя на огонь. Думал. Мара давно заметила за ним такую черту — уходить на какое-то время в себя, размышляя над сложной проблемой. Часто после таких раздумий решение находилось.
— Мара, почему не удался обряд переноса сознания? — спросил он. — В общих чертах помню, но повтори.
— Неизвестный яд в крови… Ой, теперь уже известный, конечно. Не позволяет воскресить и мешает обряду.
— Ясно…
Он вновь глубоко задумался, и Мара задумалась тоже. Какая-то идея скользнула по краю сознания и растворилась быстрее, чем она успела ее ухватить.
Бьярн поднялся, потянулся.
— Ладно, я наверх. Мара?
Мара тоже поднялась было — действительно, глаза начинали слипаться. Это Рейвен, полуночник, непонятно когда спит, но на то он и нечисть, а людям нужен отдых. И вдруг заметила, как Рейвен смотрит на нее, точно хочет что-то сказать, но так, чтобы Бьярн не услышал.
— Я сейчас. Ты иди.
Бьярн поцеловал ее в макушку. Ступени заскрипели под его ногами, закрылась дверь в комнату.
— Ты хотел мне что-то сказать? — быстро прошептала она.
Ужасно неприятно тайком от Бьярна решать что-то, но у Рейвена с ним взаимная неприязнь, хоть оба боролись с собой ради Эрла. Ладно, она ему позже расскажет, если информация того стоит.
— Он кое-что понял, но не стал тебе говорить. Боится за тебя…
— Что понял? — удивилась Мара.
— Я в ваших некромантских штучках мало что смыслю, поправь, если не прав. Для обряда нужна кровь жертвы?
— Да…
— Но яд в крови мешает?
— Я ведь уже говорила!
— А что, если у преемника окажется в крови тот же яд? Тогда обряд можно будет совершить?
Мара рухнула обратно на диван, хлопая глазами. Мысль сумасшедшая, но может сработать! Только кровь нужна свежая, а преемницей придется стать ей.
— Бьярн меня убьет, — прошептала она, понимая, что Бьярн ни за что не пойдет на этот шаг — позволить ей пережить все, что чувствовала жертва. Она едва-едва начала приходить в себя. Потому он и задал этот вопрос — сам все понял, но промолчал. Нет, своего разрешения он точно не даст.
Но если Мара не решится — убийцу никогда не найдут, а убийства продолжатся. Слово некроманта в таких обстоятельствах являлось твердым свидетельством в суде. Если она укажет на убийцу, то больше ничего и не требуется.
— Я согласна, — ответила она. — Но только как крайний случай. Я все же надеюсь, мы сумеем найти его прежде, чем он снова убьет.
— Маловероятно, — прямо сказал Рейвен.
Мара поднялась в комнату, скользнула под одеяло. Бьярн не спал, ждал ее.
— Что случилось, птаха? Почему ты дрожишь?
— Все нормально, замерзла немного.
Мару трясло от мысли, что придется обмануть Бьярна. Она решила посвятить его в планы в последний момент, когда отступать станет поздно. Ей казалось, что для этого существует масса причин. Она ясно представляла, как все произойдет. Бьярн будет категорически против, однако Мара настоит на своем, так что ему придется согласиться, а все оставшееся время она будет вынуждена наблюдать, как он страдает, переживая за нее. Нет, пусть лучше не знает. Так проще и ему, и ей.
Бьярн точно прочитал ее мысли, а на самом деле, видно, почувствовал.
— Обещай мне, глупая птаха, что ты ничего не вытворишь, не посоветовавшись со мной!
— Да-да… — пробормотала Мара, уткнувшись в его плечо. Ей стало невыносимо стыдно, но она уже приняла решение.
— Да?
— Да…
Бьярн обнял ее, нежно коснулся губ.
— Я люблю тебя! Как мне жить, если с тобой что-нибудь случится?
— И я тебя. Все будет хорошо, обещаю!
Все же она надеялась, что этого удастся избежать. Может быть, расследование выйдет на след убийцы без ее помощи? Или убийства сами собой прекратятся?
Жизнь шла своим чередом. Мара научилась, вернувшись домой, оставлять тревоги за порогом. Иначе так недолго и с ума сойти, если постоянно думать об этих ужасах.
А дома было нескучно! Эрл теперь не уходил к Вики, а оставался дома с отцом.
— Это его дядя, — представила Мара Рейвена соседке. — Приехал погостить.
Рейвен улыбался приветливо, но не слишком широко, старательно скрывая клыки.
«Ужас, совсем заврались! — тоскливо думала она. — А как я буду объясняться, когда Рейвен с Эрлом уедут навсегда?»
И тут же сжалось сердце… Как она сможет навсегда отпустить любимого мальчика, ставшего таким родным? Мара понимала, что Эрлу лучше с родителями. Огромное счастье, что они живы. И сам малыш то и дело спрашивал у отца, когда же увидит мамочку. Теперь, когда Эрл знал, что мама жива, разлука с ней день ото дня становилась все нестерпимей.
Они бы давно уехали, если бы не обещание Рейвена помочь. Мара должна отпустить Эрла. И даже слезинки не проронит. Пусть, прощаясь с ней, он запомнит ее улыбку, но не ее слезы. Это потом она наревется всласть… И никогда-никогда его не забудет.
— Дядя? — удивилась Вики. — О… Брат Бьярна, значит?
— Ага, — согласилась Мара, стыдливо пряча глаза.
— Брат, — прорычал Бьярн, и оба мужчины так красноречиво посмотрели друг на друга, что соседке стало очевидно: отношения в семье напряженные.
Днем отец с сыном гуляли по городу, а по вечерам Рейвен готовил ужин на всю семью — добровольно принял на себя эту обязанность.
— Я бы мог устроиться пока травником, но не вижу смысла на несколько недель.
— Травником? — скептически переспросил Бьярн.
— Травником, — в тон ему высказался Рейвен. — Никто не разбирается в травах лучше нас. В Анхельм из самого Фермаго приезжали за снадобьями, изготовленными по моим рецептам. Настойка живисила — полностью мое изобретение.
Видно, недоверие Бьярна задело его за живое. Но тут же, решив, что объект недостоин его красноречия, лестат ехидно усмехнулся:
— И радикулит отлично лечу. Ядом могу плюнуть.
— Это я заметил, — не остался в долгу Бьярн. — Только это и можешь!
Еда, приготовленная Рейвеном, всегда оказывалась очень странной. Мара никогда не могла предположить, что их ожидает на ужин. Иной раз сложно было распознать, что входит в состав пряных блюд, — угадывались овощи, и то не все.
— Ты можешь обещать мне, что ни одна кошка не пострадала? — жалобно спрашивала она, с сомнением глядя в тарелку.
— Не любишь кошечек? — невинно спрашивал Рейвен. — Зря, зря…
Мара цепенела, а он хохотал.
— Да шучу я! Ешь спокойно. Ведь вкусно?
— Ага, — Мара с опаской продолжала трапезу.
Действительно вкусно, а главное — необычно. Рейвен с улыбкой наблюдал за ней.
— А как ты относишься к лягушечкам?
Эрл сползал на пол от смеха. Бьярн пытался сохранить серьезное лицо, что удавалось ему с трудом. Мара тянулась ложкой ко лбу нечисти — стукнуть хорошенько, правда, никогда не успевала, Рейвен всегда оказывался быстрее.
А время неумолимо бежало вперед, отсчитывая дни. Три недели, а расследование не продвинулось ни на шаг. Каждое утро Мара просыпалась с мыслью, что сегодня найдут тело новой жертвы. И заранее просила у девушки прощения за то, что не уберегли…
