Глава 17

После шумной Ялты Симеиз поражал тишиной и безлюдьем – местные курортники вели размеренный образ жизни и рано отправлялись на покой. Лишь кое-где на улицах попадались обнимающиеся парочки, при приближении машины стремившиеся укрыться во мраке.

Бондаренко честно доставил Лизу к дверям виллы «Ксения». Лимузин укатил по аллее, прорезая тьму красным огоньком, а Лиза, взявшись было за ручку двери, внезапно развернулась и двинулась прочь по тому же пути, какой проделала утром, еще не подозревая об уготованных ей сюрпризах. Над головой едва заметными призраками проносились летучие мыши, стрекочущим посвистом пропиливали ночь сверчки, и где-то с равномерностью метронома гулкими криками оглашала окрестности ночная птица. Лиза, как была в туфлях, спустилась на пляж и побрела по нему, держась у самой кромки воды. Море к ночи совершенно стихло. Оно притаилось за пологом мрака, до поры отступив перед его всепобеждающей стихией, и давало о себе знать лишь искорками отраженных звезд да неуверенным, робким плеском, с каким вода лизала голыши. Идти по гальке на высоких каблуках было неудобно, ноги все время подламывались, но Лиза не спешила ни снимать туфли, ни выбираться на ровное место, словно нарочно пыталась измучить себя сложностью передвижения – не то в наказание, не то для того, чтобы отогнать вертевшийся в голове бессвязный рой тоскливых мыслей.

Из-за темноты и своей отрешенности Лиза едва не наступила на какое-то существо, ковылявшее перед ней по пляжу. Это была чайка, которая даже при приближении человека не взлетела, и Лиза, приглядевшись, увидела, что у птицы странным образом вывернуто – очевидно, будучи сломанным – крыло. Время от времени чайка подпрыгивала, пыталась взмахнуть покалеченным крылом, но переломленная кость не слушалась, конец крыла провисал, вероятно причиняя птице нестерпимые мучения, и та ковыляла дальше. Долго ли она тут бродит, лишенная доступа к привычной стихии полета? Что стало причиной ее беды – особенно сильная волна или людская жестокость? Лиза не знала этого, уверенная лишь в том, что если вернется сюда утром, то чайку уже не увидит – до той доберутся кошки, почему-то до сих пор не почуявшие добычу, а кровь и перья слизнет соленым языком море. Пока же чайка повторяла безуспешные попытки, на которые ее толкал инстинкт. Она не догадывалась об их тщетности, а может быть, в ее птичьем умишке теплилась надежда, что, если долго стараться, случится чудо и она все же взмоет в воздух, а Лиза шла за ней следом и думала о том, как похожа она на несчастную птицу, волоча за собой сломанным крылом свою позорную тайну…

Полоснув ей по глазам, пляж залило неживое сияние, превратившее его в плоскую мозаику из белых камней и черных провалов между ними. Лиза прикрыла глаза рукой, не зная, где спрятаться от назойливого луча, ложившегося наискось через пляж, и надеясь, что автомобиль, нагло слепивший ее фарами, проедет мимо. Однако шум мотора замолк, а луч, отбрасывавший ее длинную тень в сторону Турции, слегка потускнел – шофер переключил дальний свет на ближний. Затем до Лизиных ушей долетел голос Левандовского:

– Лиза, стойте там, я спускаюсь!

Фары погасли, и где-то в темноте раздались его торопливые шаги. Лиза вздрогнула, когда галька зашуршала совсем рядом.

– Лиза, что вы здесь делаете? – спросил Левандовский, подходя к ней вплотную. – Зачем бродите ночью в одиночку? Идемте, я отвезу вас домой – там ваши родные места себе не находят!

Он снова был в белом кителе. Сняв его с себя, Левандовский накинул китель ей на голые плечи, и Лиза только сейчас поняла, как озябла.

– Я искал вас по всей Ялте, – продолжал Левандовский. – От кого вы скрываетесь, от чего пытаетесь убежать? Расскажите мне всё – я должен знать, что с вами происходит!

– Зачем? – глухо отозвалась Лиза, не глядя в его сторону. – Какое вам до меня дело? Явились сюда вынюхивать, а заодно решили за мной приволокнуться? Вы разведали тут все, что смогли, вот и отправляйтесь к своим приятелям-заговорщикам!

– Лиза, какие жестокие вещи вы говорите! Что ж, поделом мне – за излишнюю осторожность! Если вы присутствовали при том злосчастном разговоре, то, пожалуй, вправе обвинить меня и в двуличии, и даже в трусости! Быть может, в других обстоятельствах я бы возмутился и призвал этих людей к ответу. Но что мне было делать, если в первую очередь приходилось думать о вас?

– Скажите на милость, и при чем же здесь я?!

– Представьте себя на моем месте, – пожал плечами Левандовский. – Вы, не дожидаясь меня, куда-то пропали…

– Это я куда-то пропала?! – воскликнула Лиза. – Сначала вы бросили меня на этой скале…

– Но вы же понимаете, Лиза, – объяснил Левандовский, – чтобы разговорить парнишку, надо было завоевать его доверие. Вот мне и пришло в голову, что лучший способ это сделать – прыгнуть вслед за ним…

– Да, но потом вы с ним куда-то поперлись, пока я отбивалась от следователя, заговаривала зубы репортерам, тряслась с этой проклятой пуговицей, таскала ее на груди… Ну, зачем, бога ради, вы скрыли от меня, что подобрали ее возле трупа?..

– Зачем? Чтобы не впутывать вас в это дело сильнее, только и всего! Не мог же я заранее угадать, что вы встретитесь с Бондаренко!

– А вы-то откуда об этом знаете?

– От Зинаиды. И как раз об этом я начал говорить. Узнав от Ахметки о связях его дяди с Бондаренко, я помчался вас искать, нигде, естественно, не нашел и поспешил к вам домой – в надежде, что вы туда вернулись. Но там застал лишь вашего брата, сообщившего, что вы звонили ему из «Ореанды». Я направился туда – и надо было еще догадаться, о какой «Ореанде» идет речь!

– Снова я у вас виновата! Да кто ж вас просил туда ехать?!

– Думаете, я был способен дожидаться вас здесь? В «Ореанде» мне сказали, что вы у Шахматовой. Я поднялся к ней и застал ее, когда она уходила. Она тут же увела меня, пересказала ваш с ней разговор и потащила меня на бал к Бондаренко, чтобы разоблачить его, заявляя, что беспокоится обо мне и о вас.

– И вы вот так взяли и ей поверили?! – перебила Лиза.

– А с чего бы я должен был усомниться в ее словах? Да и не вы ли сами отдали ей эту злосчастную пуговицу?

– Это она вам так сказала? Она меня усыпила для того, чтобы ее отобрать! А все из-за вашего портсигара – «3. Ш.»! Если бы я его не увидела, разве бы у меня были основания довериться ей, откровенничать?! Вот что бывает, когда мужчины таскают с собой подарки бывших подруг… – с горечью заключила она.

– Вот. – Левандовский достал провинившийся портсигар и, размахнувшись, зашвырнул его в море. Портсигар глухо булькнул в темноте, и место его падения озарилось едва заметным сиянием. – Больше с этой стороны ко мне претензий нет? Все, с Зинаидой покончено. Но как вы вообще попали к ней? Зачем отправились в Ялту?

– Затем, что надо было что-то делать с пуговицей, – вздохнула Лиза. – Не отдавать же ее Холмскому! – И, несмотря на намерение не давать никаких объяснений, она все же вкратце рассказала о своих приключениях до встречи с Шахматовой и о том, как оказалась на собрании заговорщиков.

– Ей-богу, – сказал Левандовский, – не знаю, то ли восхищаться вами, то ли всыпать вам по первое число! Но что за горькая ирония – сходить с ума, не зная, где вы и что с вами, и не догадываться, что вы – рядом со мной, стоит только руку протянуть… А я-то боялся, уж не в заложниках ли вы у этой публики! Поневоле приходилось говорить то, что они надеялись от меня услышать… Мне-то каково было – панибратствовать с людьми, звавшими меня, офицера, дававшего присягу, делать переворот! Вольно им говорить, мол, только припугнем президента, и он сразу уйдет! А если не уйдет – что тогда? Лучами смерти вашего дяди – по Москве?

– Так им дядя их и отдаст! – сказала Лиза без особой уверенности, пытаясь побороть охватившую ее жуть. – Плохо они его знают!

– Не недооценивайте этих людей, – возразил Левандовский. – Они на многое способны и очень опасны, а опаснее всех – Бондаренко! И вы зачем-то с ним связались, словно вам было мало нашей аварии, да и утренней истории тоже… Ваш дядя – человек крепкий, с ним справиться будет очень нелегко, а вот за Зенкевича я поручиться не могу. Захватив вас, наши конспираторы могли бы вить из него веревки! К несчастью, любовь делает людей слабыми, чем охотно пользуются всякие проходимцы…

– И вы тоже знали, что Павел в меня влюблен?

– Мне это стало ясно в тот момент, как я увидел, какими глазами он на вас смотрит. И поверьте, понять его мне было совсем несложно…

Это было сказано так, что в груди у Лизы что-то вспыхнуло – так же, как тогда, когда она взлетала к небу у него на руках, на этом же самом пляже, утром этого же дня, хотя сейчас казалось, что это было сто лет назад, в какой-то другой жизни… Но горечь и ожесточение, переполнявшие Лизу, заставили ее отвернуться и сухо спросить:

– Почему же такие планы строил один Бондаренко, а остальные его не поддерживали и даже упрекали в неосторожности?

– Возможно, – предположил Левандовский, – остальные заговорщики уверены, что до боевого применения дело не дойдет, а Бондаренко так не считает. Но скорее всего, он имеет на вашего дядю какие-то свои виды, а какие – лучше и не думать… Будем надеяться, что теперь, когда ему нечем повлиять на Павла, он отступится от своих затей, а если даже не отступится – что у Барсова хватит ума и влияния, чтобы ему помешать…

– Можно ли на это рассчитывать? – усомнилась Лиза.

– Одну разумную вещь он уже сделал – поручился за вашу безопасность!

– Очень ему за это благодарна, но хотелось бы знать – чем вызван такой красивый жест?

– Барсов – джентльмен и человек суеверный. Он откажется от власти, если ей в жертву придется принести женщину, равную вам красотой и талантами. Должен признаться, до всех этих событий я был о нем куда более высокого мнения, но свое слово он сдержит, можете быть уверены! Но что же с вами случилось дальше? Отчего вы сторонитесь людей? Почему так быстро сбежали? Я даже помыслить боюсь о том, что произошло между вами и Бондаренко! Если этот гнусный тип посмел… – он запнулся, подбирая слово, – посмел к вам притронуться, то клянусь, я немедленно поеду, отыщу его и пристрелю!

– Нет, нет! – Лиза схватила его за обе руки. – Не трогайте его, я вас заклинаю! Пусть все идет как идет! Надеюсь, с ним разберутся без нашего участия!

– Да, – промолвил Левандовский. – Понимаю – вы боитесь скандала. Как же все-таки несправедливо устроен мир, что замарать репутацию можно в один момент, а отчистить ее почти невозможно… Но я хочу, чтобы вы знали – я вам верю и всегда буду на вашей стороне!

Сможет ли он повторить эти слова, с тоской подумала Лиза, если каким-то образом всплывут ее снимки с Жоржем? Поверит ли Левандовский, что не она всаживала ножницы в спину Жоржу, будет ли он так же убежденно отстаивать ее невиновность, или, несмотря ни на что, в душе у него навсегда поселится тень сомнения? Уж лучше бы заговор удался, Бондаренко бы добился своего и исчез, как обещал, из страны и из ее жизни тоже… Но сможет ли она тогда смело смотреть другим в глаза, сможет ли вновь обрести сон и покой, зная, что тоже приложила руку к этому успеху?

– А сюда-то вас что привело? – спросила она.

– Бобринский сказал, что вы собирались ехать домой. Я поспешил в Симеиз, но вас тут не было. Потом подъехала машина, хлопнула дверца, но в дом никто так и не вошел. Тогда мне пришло в голову, что вы могли спуститься к морю. Я позаимствовал автомобиль у вашего брата и отправился сюда. Вот так я вас нашел. И поверьте мне – больше не потеряю!

Они были уже у края пляжа – там, где начиналась дорожка к Диве. Лиза знала, что сейчас последует. Но этого нельзя было допустить, нельзя ни в коем случае, ей не взлететь на переломанных крыльях, все кончится новым крушением, на этот раз фатальным! И Лиза, выскользнув из объятий Левандовского, бросилась от него прочь, по единственному оставшемуся пути – вверх на скалу. Она так старалась убежать от отчаяния и от рока, катившего на нее с непреклонностью парового катка, что Левандовский смог настичь ее только на самой вершине. Дальше были перила, а за ними – обрыв и манящая морская пучина. Но Левандовский схватил Лизу так, что теперь она не сумела бы вырваться.

– Лиза, – спросил он, наклоняясь к самым ее губам, – чем я вас обидел? Но что бы это ни было, прошу вас – не убегайте! Все равно это бесполезно! Скрывайтесь хоть на полюсе – я найду вас даже там!

Это не Герой России, это судьба стискивала ее в своих погибельных объятиях, и Лиза не отвечала, захваченная восторгом последних секунд на краю пропасти.

– Лиза! – донеслось до нее восклицание Левандовского. – Что с вами? Отчего вы дрожите?!

«От предвкушения», – едва не вымолвила она и попыталась оттолкнуть летчика, но ее руки сами собой обвили его шею.

Скала поплыла под ногами. Перед Лизой опрокинутым небом предстала необозримая звездная чаша, усеянная алмазными светильниками несказанной красоты, с величавым ромбом Лебедя, который гигантским воздушным змеем парил в бездонной выси, пересекая охватившую весь небосвод ленту Млечного Пути. И туда же, навстречу бесчисленным звездам, устремилась Лиза, не чувствуя тяжести в теле, когда ее губы соприкоснулись с губами мужчины. Следом за ней с далекого, скрытого во мраке мыса взлетела еще одна звезда, затмив своим блеском все прочие звезды – и голубую Вегу, и лучистый Денеб, и льдистый Альтаир. Она повисла в небе осколком рубина, с беззвучным шипением разбрасывая искры, и начала медленно-медленно опускаться, позволяя загадать не одно-два, три, миллион желаний… Ее свет раздвоился, отражаясь крохотными огоньками в зрачках Лизы, и, перелетев в глаза летчика, зажег в них неприкрытую тревогу.

– Ракета! – произнес он, отрываясь от Лизиных губ. – И как раз в Кацивели! Это сигнал! Значит, они не отступились от своих планов!..

Лиза утопила лицо у него на груди, чтобы скрыться от кровавого сияния ракеты. Лишь бы ее не увидел дядя, не кинулся выяснять, что там происходит! Конечно, с ним – Боба и тетя Клава, но сумеют ли они его удержать? А Павел? Бедный, потерявший из-за нее голову Павел… Какую еще гнусную хитрость способен выдумать Бондаренко, чтобы принудить его к сотрудничеству? И чем крепче Лиза прижималась к летчику, пытаясь рядом с ним забыть обо всем – о ракете, о заговорщиках с их безумными затеями, о бывшем чекисте, о темно-красном конверте, об убитом Жорже и об убитом Костанжогло, – тем сильнее крепла в ней уверенность, что, цепляясь за него, она отталкивает его от себя навсегда.

– Спешим, Евгений! – первая воскликнула она, поддаваясь внезапному порыву. – Их нужно остановить!

И она помчалась вниз по лестнице, в багровом зареве от ракеты едва различая ступеньки. Сбежав вниз, она между делом подумала, что мгновение назад переступила черту, навсегда отрезавшую ее от прежней жизни, но размышлять об этом сейчас было некогда.