6
Утром Лидия торжественно вручила Вовке новую зубную щетку. Затем обследовала его синяк на щеке. Синяк был теперь бледным и не очень заметным. Однако Лидия все же припудрила его.
— Чтобы ты не выглядел драчуном и хулиганом…
Вовка и не выглядел. Вполне нормальный мальчишка. Особенно когда Лидия своим гребнем расчесала его соломенные вихры. Он даже пальцы не вытирал о штаны, когда завтракали творогом и яичницей.
Лидия сказала, что придет на обед, и чтобы мы в это время были дома. Вовка отозвался уклончиво:
— Это как получится. Дела ведь…
— Какие сегодня дела? Это лишь несчастные вроде меня работают по субботам, а нормальные люди отдыхают.
— А мы не нормальные, — суховато сказал Вовка (или он имел в виду «ненормальные»?).
Делами мы занялись, как только Лидия отправилась в свой салон. Вовка сел к столу с компьютером и сказал слегка насупленно:
— Иван, иди сюда.
Я подошел. Вовка слегка поднял над столом прямую ладошку. Между ней и лакированным деревом возникла пачка прямоугольных бумажек. Вовка убрал руку, я замигал.
— Вов… откуда это?
Он хмыкнул:
— «Оттуда»… Командировочный резерв. Пришлось потратить еще одну защиту.
— Здесь же обалдеть сколько баксов…
— Не бойся, настоящие. А без них сегодня не обойтись. Ты сейчас позвони адвокату Семейкину, пообещай ему, сколько запросит… Конечно, в конторе Махневского уже пошла кой-какая раскрутка, но, если Семейкин со своей стороны подтолкнет, будет еще лучше…
— Вов, а какая раскрутка?
Он весело крутнулся на стуле.
— А я и сам не знаю! Знаю только, что онапошла. Куда надо…
Почему-то я вдруг сразу успокоился, поверил Вовке.
— Слушай, а что это за защиты у тебя? Ты уже не раз их вспоминал.
Он ответил и дурашливо, и серьезно:
— Вот такие «защиты». Вроде как патроны в твоем нагане. Только там в патронах сжатый воздух, а в защитах сжатая энергия. Для всяких полезных дел.
— И много их у тебя… этих патронов?
Вовка посопел слегка озабоченно.
— Не очень. Мне дали с собой двенадцать, сказали, что хватит.
Я вдруг спохватился:
— Вовка, а когда ты все это успел? Собраться, защиты получить и… даже инструктаж какой-то? Я ведь только подумал… про ангела-хранителя… и ты — сразу…
— Я же говорил: там время не такое…
— А… сколько защит осталось-то? — не сдержал я беспокойства.
Он виновато почесал припудренный синяк.
— Вот смотри… Две я сразу потратил на компьютеры: чтобы сперва влезть в твой, а через него — в сеть Махневского. Одну когда из осколков бокалы склеивал, чтобы доказать тете Лидии. Ты же сам просил… После этого еще две — сперва когда внешнюю охрану у офиса «Дешевых рынков» обходил, потом внутреннюю.
— И еще небось когда вы с Егором сцепились.
— Не-е! Мы без этого, по-честному. Да и нельзя, потратили бы оба все, что есть… Видишь, уже пять. А шестая — вот… — он кивнул на доллары.
«Значит, осталось еще полдюжины? Хватит ли на все дела?» — опасливо мелькнуло у меня. Но сказал я другое, от души:
— Спасибо тебе, Вовка.
Он заулыбался и ответил тоном пройдохи-сантехника:
— «Спасибо» — это чересчур, а вот…
— Чего? — с готовностью вскинулся я.
— Можно я возьму из холодильника помидор? Самый большой? Я их страсть как люблю…
— Ну, что ты спрашиваешь! Ешь хоть все!
— Нет, я один. Он во какой!.. Хорошо, что футболка красная, не страшно закапать. — Вовка ускакал на кухню.
— Вымыть не забудь! — крикнул я вслед.
— Ты совсем как тетя Лидия! — радостно отозвался он. — Звони давай Семейкину, не тяни!
— А ты откуда знаешь про Семейкина?
— Здрасте! Я здесь зачем, по-твоему?
Я услышал, как он хлопнул дверцей и зачавкал (конечно, не помыл помидор).
Семейкин был знаменитый адвокат. О нем упоминал другой юрист, не такой известный и дорогой — тот, к которому мы кинулись, когда началось разорение журнала. Он честно сказал: «Дело кислое, ребята, я ничего не обещаю. Вам бы связаться с Ильей Рудольфовичем, он бы, возможно, справился…» Но Илья Рудольфович Семейкин брал такие гонорары, что всей нашей оставшейся казны не хватило бы на первый взнос.
Я оглянулся на Вовку, который с помидором в зубах возник в комнате.
— Слушай, а может, я привлеку к делам Костю Травкина? Он у нас как бы менеджер, продюсер, генеральный директор, завхоз и прочая, прочая. Больше меня в курсе всех дел…
Вовка взял помидор в измазанные соком пальцы.
— Не надо, Иван. Я ведь твой хранитель, а не ихний. Не Кости Травкина, не Лены Терещенко, не Глеба Перевалова… — Он перечислил всю бывшую журнальную компанию. — И они уже думают не о том. Знают, что журнала больше не будет. Всего вам теперь все равно не вернуть… Да и не нужен журнал, ты сам понимаешь…
«Тоже мне, провидец! — внутренне ощетинился я. — Опять, что ли, влез в мои мысли?» Но злиться не имела смысла, Вовка был прав. Если говорить честно, ведь еще до всех бед, после второго номера, я чувствовал: выходит не то, что хотели. Развлекать читателей получалось, да, а вот пошевелить их души, постараться, чтобы задумались всерьез о добре и зле в нашей жизни… Конечно, мы надеялись на будущее, но сейчас я чуял: не вышло бы. Ни у меня, ни у всех остальных. Ребята хорошие, да опыт не тот… И кроме того, ну да, хорошие, пока только вместе были, пока увлекались общим делом. А как поняли, что «кранты», сделались сами по себе, лишь бы выплыть. Нет, не ссорились, не подставляли друг друга, но скисли и глядели мимо друг дружки…
Я ничего не ответил, стал набирать на телефоне справочное, чтобы узнать номер Семейкина.
Вовка сказал мне в спину:
— Ноль-ноль четыре, сорок семь, семьдесят семь…
Илья Рудольфович откликнулся тут же. Суть вопроса уяснил сразу.
— Да, я слышал о вашей проблеме. Должен сказать, что она непростая, вы затянули дело. Но я попробую… Надеюсь, вы сможете перечислить мне сегодня через «Экстра-юнион»… — И назвал сумму, от которой меня пошатнуло. Вовка сказал одними губами:
— Не торгуйся…
Я и не стал. В конце концов, пачка банкнот была солидная…
— Хорошо, Илья Рудольфович. Займусь этим сейчас же.
— Весьма признателен… Однако встретиться с вами я смогу лишь послезавтра утром, сейчас уезжаю на дачу. Будьте добры продиктовать мне ваш телефон…
Я продиктовал, и мы с Вовкой (он все еще жевал помидор — на ходу, как мороженое) пошли на улицу Добролюбова в «Веста-банк». Там было почти пусто, прохладно и строго, все пространство простреливалось взглядами охранников. Так и казалось, что сейчас спросят: «Откуда у вас, господин Тимохин, эта валюта?» Не спросили. Я с полчаса под руководством терпеливой кассирши, возился с заполнением бланка. Наконец расплатился, и мы с Вовкой выкатились под жаркое солнце.
— Может, по стаканчику пломбира? А?
— Ага!
— А… потом что?
— Вань, а потом… пока ничего. Надо ждать. Ты займись всякими своими делами, а я погуляю до вечера.
Я сразу напрягся. Вовка сбоку быстро глянул на меня:
— А можно вместе… если хочешь.
Я хотел! Во-первых, все еще сидел во мне страх: а вдруг он уйдет и больше не появится? А во-вторых… мне просто было хорошо с Вовкой. Независимо от всех дел. Словно оказался у меня младший брат, приехал на каникулы…
С детских пор я мечтал о братишке, маме говорил, однако появилась Лёлька. Тоже неплохо, но девчонка все-таки, да к тому же теперь большая. Не сестренка, а сестра (кстати, надо позвонить в Тальск, узнать, как сдает экзамены).
Мы купили пломбир, посидели в сквере у фонтана с большущим гранитным глобусом. Я вдруг заметил, что Вовка стал какой-то неуверенный.
— Ты что? Может, хочешь еще?
— Не-а… Я про нашу прогулку… Тебе, наверно, это не понравится. Тогда не ходи…
— Куда?
— Я хочу на кладбище побывать, где бабушка… Я вчера про нее как-то нехорошо говорил. А она ведь бабушка все равно…
— Идем, конечно!
— Это Черданское кладбище, старое. Туда на троллейбусе надо.
Мы сели на троллейбус шестого маршрута. Жарко было и тесно, ехали стоя. Вовка не мог дотянуться до поручня под крышей, держался за меня. Сердито сказал толстой девице:
— Глядеть надо, куда топаешь, ногу отдавила, корова. — Вот тебе и ангел. Девица пфыкнула накрашенными губами.
Приехали взмокшие и помятые. «Ты еще живой? — чуть не спросил я Вовку и ахнул про себя: — Дубина!»
У каменных ворот бабки торговали цветами. Вовка неловко затоптался.
— Ваня, дай десять рублей, а? Я бы ромашки, вот эти…
Прижимая букет к индейскому вождю на футболке, Вовка повел меня по кладбищенским дорожкам. Кладбище было старинное, заросшее, попадались мшистые надгробья надворных советников и купцов разных гильдий. По ним прыгали мелкие пичуги. Дорожки сперва были широкие, утоптанные, потом, после нескольких поворотов, сделались уже, стали путаться в лопухах и мышином горохе. Вовка сперва шагал уверенно, но затем начал сбивать шаг, оглядываться.
— Забыл дорогу?
— Не… То есть маленько… Если бы дорога, а то джунгли… Кажется, вон туда… — И Вовка потянул меня за рубаху сквозь чащу репейника и зацветающего кипрея. — Ух ты, крапива гадючья…
Все-таки он вышел куда надо. Я увидел заросший холмик и рыжий от старости венок на решетчатой железной пирамидке. Вовка деловито отнес его на ближнюю мусорную кучу. Под венком открылся побитый эмалевый медальон с фотографией. Обычное, почти знакомое старушечье лицо со сжатыми губами, темная косынка на голове. Мелкая надпись под снимком: «Тарасова Ксения Леонидовна». И даты рождения и смерти. Но эмаль с них отскочила, не разобрать.
Вовка вернулся, положил на холмик ромашки, быстро глянул на меня, отвернулся, стянул с головы бейсболку и замер. Я отступил на несколько шагов. Показалось, что он меня стесняется. Вовка стоял с полминуты и вроде бы шептал что-то. Может, просил у бабушки прощения за вчерашние слова? Потом он быстро перекрестился.
А меня вдруг, словно холодным воздухом, овеяла догадка: «Ох, а ведь сам-то он… наверно, тоже где-то здесь…»
Вовка спиной отступил от бабушкиной могилы. Встал рядом, прохладными пальцами взял меня за локоть. И который уже раз угадал мои мысли. Сказал тихонько:
— Это недалеко, вон там, у самой изгороди… стена такая из кирпича, в ней углубления, а в них вазочки с пеплом. И больше ничего. Только снаружи дощечки с именами и фотографиями…
Я будто воочию увидел мраморную дощечку с именем. И с фото…
— Ты что… хочешь туда?
Он покрепче взял меня за локоть.
— Нет, не хочу… Это и нельзя. Может утянуть обратно… раньше срока…
«А какой срок? — обдало меня новым холодом. — Сделаешь все, что надо, и уйдешь? Когда?»
Такая мысль подкрадывалась и раньше, но я суеверно гнал ее. А теперь вопрос встал прямо и беспощадно. И Вовка его наверняка тоже почуял. Но никак не отозвался. Тихо подышал рядом, отпустил мою руку, натянул бейсболку:
— Ладно, Ваня, пойдем… Нет, не обратно, а напрямик, вон туда. Там дыра в заборе…
— Опять изжалишься, — проворчал я, делая вид, что не было у меня никаких таких мыслей.
— А, теперь уже все равно…
«Давай посажу на плечи», — хотел предложить я, но почему-то не посмел.
Мы рывком преодолели все чертополохи и через дыру в каменной кладке выбрались к окраинной дороге. Вовка, видимо, разом избавился от кладбищенской грусти. Весело вертел головой, поджимал ноги, чесал покусанные икры. Потом вдруг выпрямился, глянул вверх, поднял перед лицом согнутый мизинец. Ему на сустав сразу села крупная коричневая бабочка.
— Иван, смотри, это «павлиний глаз»! Они редко встречаются, не то что всякие крапивницы и капустницы!
Бабочка и правда была с лиловыми кружочками на крыльях. Вовка дунул на нее, помахал вслед. Глянул на меня через плечо:
— Ну, что? На троллейбус?
Я, прогоняя бодростью все еще не отступивший страх, заявил:
— Никаких троллейбусов, хватит. Сейчас поймаем тачку, у меня есть еще семь червонцев. И… куча твоих баксов. Переслал-то я меньше половины. Оставшиеся можно тратить?
— Наверно, можно, если немного…
Доллары не понадобились (да и где бы я разменял сотенную купюру?). Хозяин пыльного «жигуленка» согласился доставить нас до центра за сорок рублей.
Он оказался лихим водителем, этот похожий на кавказца парень. Помчал нас по разбитому асфальту со скоростью звука (видать, спешил в город по своим делам). Один раз мы едва не впилили во встречный самосвал. В последний миг эта зеленая громада с драконьими глазами-фарами рванулась влево и уже у нас за спиной завыла тормозами и сигналами.
— Офонарел ты, что ли! — рявкнул я. — Смотреть надо, ребенка везешь!
— Ай, ну зачем ругаться? Это он виноват, я не виноват.
— Если бы вмазались, какая разница, кто виноват!
— Ай. Все хорошо, все хорошо, — сказал он и поехал чуть тише.
