В июне 1945 года Аня Стогова служила переводчицей в санитарном отделе штаба армии, осуществлявшей административное управление Берлином. Офицеры санитарного отдела объезжали лазареты, в которых советские врачи лечили раненых немецких военных. Они выясняли, какие требовались медикаменты, как обстоят дела со снабжением продуктами и какие есть бытовые нужды. Ане приходилось переводить беседы наших офицеров с немецкими ранеными.

Она смотрела на изможденные лица тех, кого пламенно ненавидела все годы войны, и не могла поверить в то, что эти люди с жалобным выражением глаз — те самые фашисты, которые считали русских недочеловеками и оставили в руинах ее страну. Эти люди бомбили города, хладнокровно убивали людей, оставили сиротами миллионы детей. Во время обходов немцы часто хватали ее за руки и быстро проговаривали одно и то же: что они никого не убивали, что ненавидели Гитлера и рады, что Красная армия покончила с нацистским режимом. Но некоторые смотрели на нее зло и никогда не вступали в разговоры. Уходила она из лазаретов с тяжелым сердцем.

Было начало лета. Тепло. В садах поспела черешня. И совершенно не верилось в то, что полтора месяца назад в нескольких километрах от городка, где расположился их штаб и где уцелело множество красивых домов, разрывались снаряды и шла одна из самых страшных в истории человечества битв — битва за Берлин.

Аня невольно любовалась утопавшими в зелени садов домами. Их фасады были украшены причудливой лепниной. Некоторые походили на громоздкие сундуки с нелепыми вычурными накладками. Они свидетельствовали о богатстве хозяев, но выглядели угрюмо и безвкусно. Большинство домов удивляло не только изяществом архитектуры, но и какой-то непередаваемой веселостью. В них разместились офицеры штаба.

Где питались офицеры, Аня не знала, но к их шоферам и солдатам технических служб каждый день в час пополудни приезжала полевая кухня. Ее мгновенно окружали солдаты. Они с шутками-прибаутками (отчего же не веселиться, ведь война кончилась!) подставляли свои котелки. Пожилой солдат, не разделяя их веселости, молча накладывал большим черпаком в котелки духовитую еду. Запах американской тушенки разносился далеко, забивая запахи цветов, во множестве растущих возле каждого дома и на огромной клумбе посреди площади. Молодые солдаты почтительно называли своего кормильца «дядей Мишей», хвалили его стряпню и с аппетитом быстро с ней расправлялись.

Запах тушенки проникал через закрытые окна Аниного кабинета. По нему она определяла время обеденного перерыва и отрывалась от очередного документа. Переместившись к окну, она наблюдала одну и ту же картину: дядя Миша раздает еду, солдаты, смеясь, устраиваются на скамейках вокруг аккуратного газона или прямо на траве, а как только последний солдат покидает место кормления, к кухне подходит красивый мальчик лет восьми-девяти. Аня знает, что это сын полка Коля. Больше она о нем ничего не знает. Одет он в офицерский френч с портупеей. На нем хромовые сапоги и солдатская пилотка. Аня давно наблюдает за ним, но ни разу не видела его улыбающимся. У этого маленького солдатика были глаза старика, пережившего большое горе. Такое выражение неизбывной скорби она видела в глазах матерей, потерявших вместе с сыновьями желание жить.

Как только солдаты уходят с площади, дядя Миша оставляет в котле черпак, что-то говорит Коле, придвигает вплотную к кухонному колесу ящик из-под снарядов и уходит. Коля встает на ящик, поворачивает голову в сторону примыкающей к площади рощицы и поднимает левую руку. Через минуту возле кухни возникает оборванная фигура. Это немецкий мальчишка — Колин ровесник. Коля накладывает ему в принесенную посудину солдатскую кашу, и мальчишка исчезает. Коля снова подает знак, и возле кухни появляется новая фигура, еще более оборванная. Получив еду, новый проситель шмыгает в кусты жасмина, а на его месте оказывается очередной. Ане не видно, как немецкие мальчишки перебегают от рощицы к кухне и бегут обратно. Но ей хорошо видны печальные глаза Коли. Время от времени он с опаской посматривает на двери штаба: не выходит ли кто из наших офицеров? Но никто не выйдет. Все офицеры знают, чем он занимается, и никто не потревожит его. Аня видела, как накануне один из офицеров, глядя украдкой на то, как Коля кормит своих немецких сверстников, вытер слезу. Он же и рассказал ей о том, как Коля появился в их части.

Дядя Миша — Михаил Иванович Буневич — Колин дед. Когда наша армия освобождала Белоруссию, их полк оказался неподалеку от села, где жила его семья. Командование знало, что, отступая, немцы в этом селе сожгли дома вместе с жителями. Командир полка сам привез дядю Мишу, чтобы тот узнал о судьбе своей семьи. И он узнал от сестры, жившей в соседней деревне. Его зять ушел в партизаны и погиб незадолго до прихода Красной армии. Жену и дочь немцы сожгли вместе с домом. Выжил лишь Коля. Он спрятался в скирде соломы. Из своего укрытия Коля видел, как немецкие солдаты поджигают из огнеметов дома и стреляют в тех, кому удавалось выбрать-с я из огня. Он слышал крики матери и бабушки. Слышал, как ревела их корова. Больше он ничего не слышал. Он долго лежал без сознания, а когда выполз из своего убежища, то его подобрала и унесла к себе сестра деда, искавшая на пожарище своего двоюродного внука. Деду не пришлось долго просить командира взять Колю в полк, и они вместе с внуком дошли до Берлина.

Аня распахнула окно. Запахи жаркого лета ворвались в комнату. Она видела, как Коля постучал черпаком по пустому котлу, спрыгнул с чурбака и быстро побежал к дому, в котором жил вместе с дедом. Потом она посмотрела вниз и увидела голову в немецкой пилотке. Ее малолетний обладатель вскинул испуганный взгляд на Аню и быстро завел за спину руку с котелком. Снова пахнуло американской тушенкой.