11

Любовь и ебля

Подруга Олли, Тина – дружелюбная, нервная, взвинченная на адреналине бикса – всегда находилась в движении: болтала, жевала жвачку, осматривала все и всех своими пронизывающими ястребиными глазами. Придя на вечеринку к Сидни, Олли сообщила мне, хихикая, как школьница:

– Ей нравится твой приятель. Ронни.

– Заткнись, – прошипела Тина, либо в самом деле смутившись, либо притворяясь смущенной.

Ронни сидел на полу, глядя на рождественскую елку. Он был просто загипнотизирован ею. Он принял несколько таблеток джелли. Сидни удивительным образом тоже убился транками. Он объяснил мне, что «слишком уж напрягся», когда увидел, в какую помойку превращается его квартира, и стал насыщать вечеринку «негативными вибрациями», так что принял немного транков, дабы «смягчиться».

Затем Олли сказала мне:

– Если этот больной педик Дениз явится сюда, не смей говорить с ним! Ну или хотя бы не тогда, когда я рядом!

Я немного обиделся и завелся. Ее вражда с Денизом не имела ко мне никакого отношения.

– Разумеется, я должен говорить с Денизом, он мой друг. Я, твою мать, практически вырос с Денизом. И кончай ты с этим гомофобным дерьмом, что за отстой.

Она тут выдала нечто, отчего меня мороз подрал по коже.

– Неудивительно, что люди говорят о тебе, дескать, ты умник хитрожопый, – прошипела она в ярости и удалилась.

– Что… кто сказал… – промычал я ей вслед, но она скрылась на кухне.

Я был слишком размякший, чтобы испытывать паранойю, но ее слова звенели в моей голове, и паранойя в конце концов накатит с такой же неизбежностью, как ночь сменяет день. Засяду завтра у отца, притворяясь, будто не чувствую себя больным, несчастным и ничтожным, и ее слова ментальными колючками пронижут мой организм, и я буду безжалостно терзаться, размышляя об их смысле. Можно начинать предвкушать заранее.

Я разговорился со Спадом Мерфи, приятелем Рэйми Эрли. Мне нравится слушать Спада и Рэйми. Они на несколько лет старше, и повидали многое, и выжили. Уцелели. От таких людей на самом деле ничему нельзя научиться, но послушать их треп довольно прикольно. Спад все еще сокрушался о том, как его кинул много лет тому назад лучший друг. Сделка была связана с джанком, и друг скрылся со всеми деньгами, вырученными от продажи.

– Лучшие друзья, если так можно выразиться, лучшие друзья, понимаешь? Затем кореш берет и выкидывает такой вот номер. Абсолютное кидалово, как бы так сказать. Понимаешь?

– Да, в наши дни даже друзьям нельзя доверять, – сказал я, и осознание этого вызвало у меня первый приступ реальной паранойи за весь день.

Я коснулся пальцем моего шрама. Спасибо, блядь, Хобо; по крайней мере, у меня есть конкретное подтверждение этой паранойи.

– Это же просто, скажем так, наркотики, корешок. Это ужасно, типа, но когда бы в деле не появлялись бабки, дружба спускается в унитаз, врубаешься?

Мы поболтали еще немного, потом к нам подошла захмелевшая Тина, размахивая бутылкой «Даймонд уайт».

– Я вдохну огонь в твоего друга, – заявила она, вот так буквально, затем подошла к Ронни и села рядом.

Они тут же принялись обниматься и целоваться, или, вернее, Тина стала вылизывать все лицо Ронни.

– А было бы неплохо, если бы кто-то вдохнул в меня такой огонь, корешок, это было бы клево, типа, – заметил Спад.

– Нет, Спад, я разочарован в женщинах. Серьезные отношения мне не даются. Я эгоистичный блядун. Фишка в том, что я никогда даже не старался этого скрывать и строить из себя кого-то еще. Возьмем, к примеру, Олли, – решился высказаться я.

– Эта готическая кошечка, с которой ты пришел, типа? – спросил он.

– Она разыгрывает из себя ангела. Взяла меня к себе домой после того, как я схлестнулся с этим мудаком Хобо…

– Небось хорошая женщина, корешок. Ты должен быть ей признателен, типа.

– Да ты послушай. Один приличный добрый поступок – и она думает, что это дает ей право указывать мне, как нужно жить. То есть: никакой наркоты, найти работу, поступить в колледж, приодеться, не говорить с людьми, которые ей не нравятся, даже если ты знаешь их всю свою долбаную жизнь… словом, типичное бабское дерьмо. Как же меня достало!

– Да, это довольно серьезное мозгоебство, корешок. Не то чтобы я действительно мог что-то посоветовать. Чиксы и я, типа, это своего рода масло и вода, понимаешь? Я люблю, когда мы путаемся друг с другом, общаемся, это довольно неплохо, но почему-то из этой смеси ничего путного никогда не выходит.

К нам снова вернулась Олли. Она обвила меня руками.

– Я хочу, чтобы мы пошли домой, – прошептала она, считая себя, наверное, Жанной Д’Арк. – Я хочу пойти домой и трахнуть тебя.

При этой мысли меня передернуло от страха. За уик-энд я принял слишком много наркотиков. Ебля меня совершенно не волновала. Она просто казалось дико бессмысленной, абсолютно пустой тратой времени. Мы не испытывали по отношению друг к другу сильных чувств, а просто проводили время, дожидаясь чего-то настоящего. Мне не хотелось трахаться ради самого процесса; я хотел заниматься любовью. С кем-то, кого люблю по-настоящему. Да, разумеется, иногда нужно снять сексуальное напряжение, опорожнить сумку, так сказать, но не тогда, когда ты по уши в наркотиках. Прямо как давеча, когда мы трахались. Это напоминало совокупление двух скелетов. А я просто думал: «Какого хуя мы этим занимаемся?»

И еще одно нервировало меня даже больше, чем ебля, а именно зависание у Олли подолгу. Мне не нравились ее друзья. Они смотрели на меня волками и вели себя со мной довольно бесцеремонно, что, впрочем, особо не волновало, я даже получал от этого удовольствие. Но вот что действительно меня заебывало, так это то, как они свысока относились к ней. Все они представляли собой типичных завсегдатаев «Сити-кафе»: официантки, страховые агенты, клерки в местных госучреждениях, бармены и т. д., которые хотели быть музыкантами, актерами, поэтами, танцорами, художниками, драматургами, кинорежиссерами, моделями, и они были одержимы своими альтернативными карьерами. Они крутили свои скучные пленки, декламировали свои бездарные стихи, расхаживая с важным видом как павлины, и догматично разглагольствовали об искусстве, от которого были отлучены. И дело в том, что Олли потакала этому их снисходительному отношению. Ее друзья хотели походить на кого-то еще, она же только хотела стать такой, как они. Я допускал, что у меня отсутствуют амбиции, но все же как она могла не видеть, насколько ограничен ее кругозор? Когда я упомянул об этом, то был заклеймен завистником и злопыхателем.

Мы начали ругаться, в итоге я остался ночевать у Рокси. Я рассказал ему о ее друзьях, и он произнес:

– А что ты напрягаешься, чувак, ты же должен чувствовать себя там как рыба в воде. – Я совсем уж напрягся, и он добавил: – Ебать, только не говори мне, что ты обиделся. Я же просто пошутил, чувак.

Но я знал, что он не шутит. Или, может, просто паранойя накатила. А может, и не просто. Я все еще был обдолбан по самые гланды и толком не спал целую вечность.

Как бы то ни было, я старался по возможности избегать Олли, пока не оклемаюсь. Попробовал расслабиться у моего старика, но это было затруднительно, поскольку в доме вечно ошивались его приятели по антинаркотической кампании или друзья Дерека. Последние никогда, похоже, не пили, не принимали наркотиков и не ходили на рейвы. Им было «плевать на все это дерьмо». Но толком они ничего больше не делали, просто сидели и валяли дурака. Дерек сдал экзамены на старшего администратора госслужбы, но не выказывал ни какого-либо душевного подъема, ни интереса к своей карьере. Я восхищался его нигилизмом по отношению к работе, это я прекрасно понимал и разделял, но он и его друзья, казалось, вообще ничем не интересуются. Все для них было дерьмо: наркотики, музыка, футбол, мочилово, работа, ебля, деньги, веселье. Просто какая-то орава полностью изолированных инвалидов с ампутированными конечностями.

Олли доставала меня по телефону. Рассказывая о том, что ее друзья сделали или делают, она ударялась в бессвязное многословие, но, когда сосредоточивалась на нас, всегда напрягалась и устраивала разборки. Заканчивалось тем, что она материла меня и швыряла телефонную трубку, как будто была оскорбленной стороной.

– Проблемы с телками? – смеялся отец. – Никогда не бегай за автобусом или за женщиной. За углом всегда еще есть.

Угу, охуенная стратегия. Вот почему он после того, как свалила наша мама, четырнадцать лет обходился без дырки. Вот почему однажды его, наверное, найдут замерзшим до смерти на автобусной остановке.

Через несколько дней существования на чае, шоколадных батончиках, разогретой картофельной заморозке от «Маккейна» и пиццах «Престо» я ощутил в себе силы выбраться в город. Тем временем прочитал биографии Дэвида Нивена и Морин Липман, обе абсолютно чудовищные. Сдав их в библиотеку, попросил библиотекаря придержать для меня биографию Вив Николсон. Не хотелось брать ее в город, так как я мог закончить день в полном отрубе и потерять ее. К тому же терпеть не могу таскать с собой что-либо. Он отказался, сказав, что я должен рискнуть. Я забрался в автобус, и от вибрации двигателя на меня накатил прилив похоти. Я мысленно составил список всех женщин, с которыми хотел бы заняться сексом. Я чувствовал себя неловко, выйдя на остановке с эрекцией. Впрочем, она спала, пока я стоял в Уэст-Энде, размышляя, что же делать дальше. Может, стянуть что-нибудь в каком-нибудь магазине? Вполне себе вариант, осталось придумать, что же мне нужно из вещей, и заявиться в соответствующий магазин, а не в первый попавшийся и спереть что-нибудь только ради того, чтобы спереть.

Тут я заметил Тину. Хорошо встретиться с кем-то случайно в городе.

– Тина! Куда путь держишь?

– Хочу найти что-нибудь для Ронни. У него день рождения в четверг.

Ну конечно. Я помню о дне рождения Рона. Я никогда ему ни хера не дарил, даже открытку, но всегда помнил дату.

– Как там у вас складывается? – спросил я, игриво и непринужденно (надеюсь, это выглядело именно так) поднимая брови.

– Нормально, – ответила она, бодро жуя жвачку и вообще не глядя на меня, пока мы шли бок о бок по Лотиан-роуд, – но он все время под транками или еще чем. Пошли вот мы на той неделе в кино, за билеты я заплатила. «Ущерб», так фильм назывался. И он как сел, так сразу и задрых и весь фильм проспал, а я не смогла его растолкать, пока не пошли титры. Я совсем тогда заебалась и бросила его.

– Мудро, – отозвался я.

Мне нравилась эта девушка, я ей сочувствовал. Напряжение по-прежнему ощущалось, но мой груз, казалось, стал легче за эти последние несколько дней. Я понял причину – отсутствие Ронни. Тина сняла значительную тяжесть с моих плеч.

– И еще вот: вчера я привела его ко мне домой. А он взял и вырубился на диване. Ни слова не сказал моим папе с мамой. Только кивнул им и сразу задремал.

– Да уж, не лучший способ произвести впечатление, – вставил я.

– Ну, мой папа тоже известный молчун, но если заподозрит наркотики, совсем спсихеет. Может, в следующий раз и вы с Олли зайдете за компанию? Пусть родители увидят, что мои друзья и Ронни не связаны с наркотиками.

Впервые за всю жизнь кто-то попросил меня обеспечить такую рекомендацию, да еще и перед родителями. Я был тронут, но слегка насторожился: похоже, особой наблюдательностью Тина не отличалась.

– Н-ну да, но не уверен, что я лучший человек для визита к твоим предкам. Неужели Олли не рассказывала о том, как меня встретила и как тогда выхаживала?

– Да, но ты же был не виноват. По крайней мере, ты иногда можешь держать себя в руках, – сказала она.

Мы расстались, и некоторое время я чувствовал себя великолепно. А поразмыслив о том, откуда это ощущение, стал чувствовать себя ужасно. Похоже, многолетний прием наркотиков свел меня к сумме негативных и позитивных откликов, получаемых со стороны; я превратился в большое пустое полотно, заполняемое другими. Когда бы я ни пытался найти себе определение пошире, в голове тут же вспыхивал штамп УМНИК.

Ронни успел убиться в хлам, когда мы все встретились в Горги-Долри в «Ойстер-баре». Абсолютно типично для этого урода. Он держался на ногах, но постоянно высовывал язык, облизывая губы, и таращил глаза, словно его хватил удар. Я немного злился оттого, что так попал. Мы с Олли долго трахались днем, и мои липкие от наших соков гениталии жутко болели. В душ я залезать не стал, не люблю лишний раз мыться. После секса мне всегда было не по себе, всегда хотелось одиночества. Мы покурили гаша, и это было хорошо, но потом я сел на измену: на хрена вообще в баре столько народу, что это они меня все обступили?

Я ничего не сказал там, не вымолвил ни слова даже в такси по дороге в Клермистон. Тина и Олли трещали без умолку, игнорируя меня, пока Ронни тупо таращился в окно. Я услышал, как он сказал, обращаясь к водителю: «Клермистон, приятель», хотя мы уже были на полпути. Водитель не обратил на него никакого внимания, ровно как и все остальные. Ронни продолжал шептать: «Клермистон, приятель» – и между вздохами сдавленно хихикал. Этот козел начал меня доставать.

– Попытайся вести себя прилично, – прошипела мне Олли, заметив мой мрачный взгляд, когда мать Тины открыла нам дверь.

Визит сразу не задался. Рон немедленно рухнул на диван и запрокинул голову, обозревая комнату одним глазом. Я сел рядом с ним, Олли рядом со мной, а Тина устроилась у наших ног. Ее отец сидел в кресле перед телевизором, а мать выставила на стол какие-то напитки и легкую закусь. Потом села в другое кресло и закурила сигарету. Телевизор был по-прежнему включен, привлекая, похоже, все внимание Тининого отца.

– Не стесняйтесь, – пробормотал он, – мы в этом доме по-простому.

Я схватил самосу и пару булочек с сосиской. От дури, выкуренной с Олли после нашей затяжной ебли, нестерпимо пробивало на жрачку.

Ронни начал клевать носом, но Тина толкнула его в бок, и он, дернувшись, очнулся. Ее отец был совсем не впечатлен. Я должен был молчать в тряпочку и получать удовольствие, но мне спокойно не сиделось.

– Вторая смена, – глупо сказал я, – вот в чем проблема, да, Рон? Вторая смена. Со второй смены возвращаешься натуральным зомби.

Ронни выглядел обескураженным; да что там – умственно отсталым.

Отец Тины резко бросил ей:

– Ты вроде говорила, что он не работает?

– Да так, ходит иногда со мной за компанию, – вмешался я. – Работа не бумажная, ничего такого. Налаживаем дымоуловители. Со всеми этими пожарами в новостройках, многие захотели сейчас поставить уловители. Мы обслуживаем муниципальные дома престарелых, понимаете? Долгие смены.

Отец Тины вялым кивком поблагодарил за разъяснение. Тина, ее мать и Олли несли всякий вздор о распродажах, а отец задремал. Ронни вскоре опять откочевал в сонное царство. Я просто сидел, обжирался, скучал и очень хотел покурить гаша. Этот вечер казался самым худшим за всю мою жизнь. Я возликовал, когда мы собрались уходить.

Мы доехали на такси до Долри, и Олли изъявила желание пойти домой потрахаться. Я же хотел пойти в «Райри» и напиться. Мы поругались и отправились каждый своей дорогой. В пабе я встретил Рокси и КУРСа. Последний собирался встретиться с одной бабой в «Пеликане».

– Присоединяйтесь, – предложил он.

– Может быть, позже, – сказал я.

Мне срочно надо было засосать пинту. И не одну. КУРС покинул нас. Мы с Рокси неплохо вдарили по пиву, даже ни разу не упомянув о Слепаке.

Через некоторое время мы решили отправиться в «Пеликан». На дверях стоял зачуханный мудак студенческого вида и не пускал нас внутрь, но, к счастью, оттуда вышел Рэб Эддисон и помог нам пройти. Он сурово глянул на этого дрочилу, и бедный урод чуть не обосрался от страха. Рокси и я вошли внутрь, как герцог и герцогиня Вестминстерские.

Клуб был забит под завязку, и мы не видели КУРСа, лишь слышали, как он зовет нас:

– РОКСИ! БРАЙ!

Глянув туда, откуда неслись эти крики, я разглядел только улыбавшуюся мне огромную толстуху. Она была невероятно вульгарна, с красным оплывшим лицом, которое тем не менее казалось очень добрым и симпатичным. Голова КУРСа высунулась у нее из-под мышки. Тут я осознал, что он сидит у нее на коленях.

– Это Люсия, – сказал он, отхлебывая из кружки.

– Привет, Люсия, – сказал я.

Люсия повернулась к КУРСу.

– Ты хотел, чтобы я отсосала и у твоих друзей, да? – спросила она пронзительным возбужденным голосом.

Ответ КУРСа я не расслышал.

Затем она положила руку на бедро Рокси:

– И как тебя кличут?

– Множеством погонял, куколка, – улыбнулся он.

Она немного пощупала через его штаны член и яйца. Рокси, казалось, забавлялся этим, но пока еще не возбудился. Я же порядком настроился на ее волну. Уже воображал, как мы втроем трахаем эту большую корову одновременно. КУРС похабно подмигнул мне.

Люсия затем прижалась к моему лицу и сунула язык в мой рот. На вкус как блевотина. Я сидел, ошеломленный, пока она водила языком у меня во рту. Она то высовывала его, то всовывала снова, затем медленно отодвинулась.

– Видел своего приятеля? – кивнула она Рокси. – Я могу без проблем довести вас до кондиции!

– Уже довела, – сообщил я ей.

Ей это понравилось, она тут же разразилась громовым хохотом, напоминавшим стук отбойного молотка, и перекрыла гул окружающих голосов. Затем локтями двинула КУРСа, который со спины запустил руку ей под юбку, прямо между ее мясистыми целлюлитными ляжками.

Мы продолжали пить. КУРС рассказал анекдот про чувака с пересаженной жопой, и мы все зашлись от смеха. Я хохотал, пусть и слышал анекдот раньше. А Люсия ржала громче всех. Так гоготала, что проблевалась. Отхлебнула «Гиннесса», затем блеванула им обратно в кружку. И, лишь на миг озадачившись, с прищуром ценителя опрокинула массу черноватой блевотины обратно в глотку.

– Вот такая у меня куколка, – сказал КУРС, и они лениво поцеловались взасос.

Я стоял за групповуху, точняк.

– У тебя? – кивнул я Рокси.

– Ишь чего захотел, – начал глумиться он. – Как у тебя, кстати, по венерической части? Нет уж, я к этой корове и в химзащите не подойду. Ни за какие деньги после того, как в ней побывал КУРС.

Над этим надо было поразмыслить. Я выпил еще несколько кружек и выцепил немного спида у чувака по имени Сильвер, своего в доску. Я шатался по бару, неся всякий бред. Я в любом случае нес всякий бред, но теперь нес его с большей основательностью и убежденностью.

Мы не видели, как ушел КУРС, но потом в проулке Андерсонз-Клоуз услышали их с Люсией голоса. Он дергался на ней верхом, словно футбольный мяч на большом резиновом шаре с ручками. И вопил:

– ВСТАВЬ ЕГО НАХУЙ ВЕСЬ, СУКА! ТЫ НЕ ВЫДЕРЖИШЬ МОЕГО ЕБАНОГО ХУЯ! Я РАСКРОЮ ТЕБЯ НАДВОЕ!

А она кричала в ответ:

– БЛЯДЬ, Я НИЧЕГО ТАМ НЕ ЧУВСТВУЮ! ВСТАВЬ КАК НАДО! НЕУЖЕЛИ ТЫ УЖЕ НАЧАЛ? ХА-ХА-ХА.

Мы прошли мимо них, затем остановились посмотреть немного. Люсия стряхнула с себя КУРСа и уселась на него. Ее дряблая плоть нависала над ним.

– ШЕВЕЛИСЬ ДАВАЙ, ЕСЛИ УЖ ВЛЕЗЛА НА МЕНЯ, ШЕВЕЛИСЬ, ТЫ, СУКА! – ревел он.

Она тряхнула над ним телесами, затем покосилась на нас:

– Хотите помочь ему, мальчики?

– Мы никогда не мешаем настоящей любви, Люсия, – улыбнулся Рокси.

Мы встали у мусорного бачка и поссали. Наши два дымящихся ручейка соединились и потекли в их сторону, вокруг головы КУРСА, шеи и плеч. Эти продолжали трахаться. Два чувака, нервно озираясь, прошли мимо.

– Ебарь-террорист, этот КУРС, – покачал головой Рокси.

– Да, настоящая чертова блядь.

Я ощутил похоть и вознамерился пойти к Олли. Рокси стоял за то, чтобы выпить еще пива. Имелась возможность убить двух зайцев сразу: Олли наверняка была на вечеринке, устроенной ее подругой, модной выпендрежной коровой по имени Линни.

Рокси на этой вечеринке меня не подвел; он терпеть не мог такого рода тусовки. Мы обосновались на кухне и на халяву выпили столько, сколько смогли. Олли появилась в компании каких-то мудаков и демонстративно избегала меня. Днем мы с ней трахались, теперь же она обращалась со мной, как с чужаком. Но в каком-то смысле тут не было ничего удивительного. Жизнь – странная штука.

На следующее утро я проснулся на полу от шума уборки. Рокси лежал рядом.

– Господи, ну и блевотный же вкус у меня во рту, – пожаловался он.

– Это я виноват, – пожал я плечами. – Надо было сперва дать тебе отсосать, а уже потом ебать КУРСа в жопу.

– Вот оно, значит, как. Тогда понятно. Беспонтовый, должно быть, отсос, раз ничем не запомнился.

Линни прибиралась: выбрасывала пивные банки, вытряхивала пепельницы в мусорные мешки и свирепо косилась на нас. В ее взглядах читалось: УБИРАЙТЕСЬ НЕМЕДЛЕННО.

Раздался стонущий голос чувака, явно окончившего частную школу:

– Давайте же, парни, поднимайтесь и помогите нам с уборкой.

– Отсоси мой ебаный хуй, псих! – рявкнул в ответ Рокси.

Парень испарился, приняв это за ценное указание, что ему придется мыть пол самому.

– Скажи еще, что этот мудила не охуел вконец. Эдинбург, мать его, как он есть, полный сволочей-англичан и снобов-регбистов. Обращаются с тобой, как с неотесанной деревенщиной в твоем собственном городе. Ну их нахуй, пусть чистят за нами дерьмо, больше ни на что эти козлы не годятся! – бушевал Рокси.

Я поднялся на ноги и нашел несколько бутылок пива. Шатаясь, мы выползли из квартиры, спустились по лестнице и вышли на улицу. Пили на ходу.

– Где это мы? – удивился я.

– В Стокбридже, – отозвался Рокси. – Вроде бы прошлой ночью мы перлись через Новый город.

– Нет-нет, я вспомнил. Мы были у Линни. Южная Сторона.

Мы вышли на Саут-Кларк-стрит. Рокси открыл рот.

– Ага, Стокбридж, вылитый просто! – воскликнул я. – Ну ты даешь!

Мы решили направиться в бар «Капитан», открывшийся в семь утра, то есть три часа назад. Нервишки пошаливали, и я просто хотел пропустить несколько кружек пива, чтобы начать нормально воспринимать действительность.

И вдруг я содрогнулся до глубины души от вопля, леденящего кровь в жилах:

– БРАЙАН!

Прислонившись к автобусной остановке, стояла Безумная Одри. На ней было длинное черное пальто из кожзаменителя, с подкладными плечами. Две сальные пряди черных волос болтались по сторонам ее бледного прыщавого лица. Резкие, злобные черты исказились, когда она отхлебнула из пакета с молоком, часть пролилась ей на грудь.

– ГДЕ ЭТОТ ЕБАНЫЙ КУРС?!

– Ну, точно не знаю, Одс. Мы оставили его прошлым вечером в «Пеликане».

– СКАЖИТЕ ЕМУ, ЧТО Я ЗАРЕЖУ ЕГО НАХЕР, КОГДА УВИЖУ! ОН БЫЛ С ЭТОЙ ЕБАНОЙ ТОЛСТОЙ ШЛЮХОЙ! СКАЖИТЕ ЕМУ, ЧТО ОН ПОКОЙНИК, БЛЯДЬ! И ОНА ТОЖЕ! НЕ ЗАБУДЬТЕ, МАТЬ ВАШУ!

– Да, ну, я передам ему, типа, – сказал я ей.

Мы не стали задерживаться. Бар «Капитан» громко призывал нас и раньше; теперь же он просто вопил.

– ТАК И ПЕРЕДАЙТЕ! – крикнула она нам вслед. – И СКАЖИТЕ ЕМУ, ЧТОБЫ ПРИШЕЛ В БАР «МЕДОУ» В СЕМЬ!

Я помахал ей рукой. Рокси же сказал:

– Когда КУРС умрет, все омерзительные шлюхи этого города должны скинуться и поставить ему памятник.

– Да, с вибрирующим хуем, чтобы садиться на него по очереди.

Несколько пинт в «Капитане» вернули нас к жизни. Я зашел к Рокси домой и провалился в отменный долгий сон у него на диване. Когда он разбудил меня, это был просто пиздец.

– Звонил КУРС, – сообщил он. – Мы с ним забились на семь в баре «Медоу».

– В «Медоу»? Да за каким ты ему сказал… ах ты подонок! – засмеялся я.

Это будет хорошая шутка.

– Я сказал ему привести с собой эту корову Люсию. Одри против Люсии, вот это будет охуительная драка. Собачий бой в парке Медоуз. Кому нужен Хэнк Дженсон? Жду не дождусь того момента, когда увижу лицо КУРСа. Говорю тебе, он в штаны наложит.

Эту встречу я пропустил, просто потому, что не мог с места двинуться. Впрочем, я получил полный отчет от самого КУРСа. Одри была более агрессивной и сразу засветила Люсии по физиономии, но в конце концов более крупная телка использовала свою превосходящую массу и размазала Одс по земле. Люсии повезло, что игра шла честная и Одри не была вооружена. Судя по всему, пока продолжалась драка, КУРС неприметно массировал себе промежность. Он ушел домой с победительницей.