Хитрожопый

Повесть

Кевину Уильямсону, бунтарю по ряду причин

1

Парковая служба

Теперь я живу и работаю в парке уже месяц – просто безумие. Жилье подходящее и бесплатное. Зарплата дерьмовая, но можно неплохо стричь лохов-гольфистов, если тебя ставят работать в павильончик на первой стартовой площадке, куда мне обычно удавалось попасть пару раз в неделю. Если протяну так еще столько же, прежде чем чуваки из инспекции наступят мне на хвост, – накоплю нефиговую сумму для отъезда в Лондон.

Инверлит – нормальный парк, типа прямо в центре. Я не смог бы так ночевать в парке в пригороде – вот уж где настоящая скучища. Лучше уж тогда зависать на хате у моего старика. В дежурке, где я жил, было просторно и уютно. Там уже стояли маленькая электроплитка для готовки и электрокамин, так что прятать нужно было только мой матрас (который я впихивал за бойлер), спальный мешок и черно-белый переносной телевизор. Его я совал в запирающийся шкафчик для личных вещей. Я заказал копии всех ключей, так что после того, как проверяющие забирали связку в конце смены, я мог уйти пропустить пинту, затем вернуться и спокойно отпереть дежурку.

В павильоне, где располагались раздевалки для футболистов и моя комната, был вполне себе пристойный туалет и оборудованы душевые. Так что деньги уходили только на выпивку и наркотики. Немалая статья расхода – но, если учесть прибыль от мелкого наркодилерства и мошенничества со страховкой и кредитными карточками, что-то даже накапливалось. Ну не клево ли?

И все же не такая уж это была малина. Ведь приходилось делать вид, будто работаешь.

Главной проблемой для «парки» (или сезонных парковых служащих, как мы официально назывались) была скука. Люди обычно приспосабливаются к окружающей обстановке, и, соответственно, в парках ты становишься жутко пассивным: даже мысль о том, чтобы что-то делать, пугает до дрожи. Это относится и к исполнению основных рабочих обязанностей, отнимавших лишь полчаса из восьмичасовой смены, и к любым дополнительным делам. Я бы лучше сидел весь день и читал биографии (я, кроме них, ничего не читаю) да периодически дрочил, чем отмывать раздевалки, которые через несколько часов будут опять такими же грязными, когда придет очередная орава футболистов. Даже перспектива короткого путешествия к стенному шкафу в нескольких футах от меня для того, чтобы включить термостат, была чревата напрягом и отвращением. Казалось проще настроить свой мозг на такую волну, чтобы решительно сказать шести потным командам футболистов, будто душ сломан или нагреватель барахлит, чем просто включить этим уродам воду. А заодно можно проверить, как иерархия Службы охраны парка реагирует на подобные происшествия. Такая информация может пригодиться в дальнейшем.

Игроки, со своей стороны, реагировали довольно предсказуемо:

– ГРЕБАНЫЙ ДУШ СЛОМАЛСЯ? ЧТО ЗА ХУЙНЯ! КАКОГО ЧЕРТА!

– МЫ ПЛАТИМ НАШИ ЧЕРТОВЫ ДЕНЬГИ ЗА УДОБСТВА…

– МЫ ТРЕБУЕМ КОМПЕНСАЦИЮ! НАМ НУЖЕН ДУШ, ТВОЮ МАТЬ!

Меня окружили семь десятков потных игроков и суетливые краснорожие судьи. Тут да, я уже пожалел, что не дотащил свою задницу до пульта и не включил душ. Моя стратегия в таких случаях заключалась в том, чтобы, перехватив у футболистов инициативу, изображать еще более праведное негодование.

– Послушай, приятель, – говорю я, сердито качая головой, – я уже, черт возьми, говорил чувакам на прошлой неделе, что с нагревателем какая-то херня. Я просто заколебался говорить им. Проблема в нагревателе. Иногда работает прекрасно, а иногда глючит – и хоть ты тресни.

– Да, но на прошлой неделе все было нормально, когда тут дежурил другой парень…

– Вот в чем собака зарыта: просто потому, что душ работает два или три раза без перебоя, эти козлы в управлении думают, что им не о чем беспокоиться – мол, чего зря отрывать задницу от стула. Я говорил им, чтобы прислали сюда мастера. Капитальный ремонт, вашу мать, вот что здесь нужно. Футболистам необходим надежный душ в такую погоду, сказал я тем парням. И что, пошевелили ли они чертовыми задницами?

– Да только не эти козлы, им наплевать.

– Угу, но вы, ребята, прихо́дите сюда после матча и требуете чертов душ. А достается в результате не тем; все шишки валятся на таких простаков, как я, – недовольно поджал я губы и ткнул себя пальцем в грудь.

– Да ладно тебе, парень, – заявил один из капитанов команд, – мы ничего против тебя не имеем.

– Никто чувака и не обвиняет, – говорит капитану один из игроков.

Они все кивают в молчаливом согласии, за исключением нескольких долбоебов сзади, продолжающих бухтеть. Затем один капитан встает на скамью и кричит:

– Ребята, сегодня душа не будет! Понимаю, что это досадно, но ничего не поделаешь. Парень тут сделал все, что мог.

Громкий свист, шипение и проклятия переполнили воздух.

– Ладно, здесь ничего не попишешь. Это не его ошибка. Он сообщил в муниципалитет, – добавил, поддерживая капитана, еще один игрок.

Ворча, они стали переодеваться, глупые уроды. Весь вечер пошел по пизде. Придется им сперва отправиться домой принять душ, а не поломиться немедленно в паб, обсуждая матч и с важным видом разглагольствуя о футболе, музыке, телевидении, ебле и несостоятельности друзей в современном мире. Динамика вечера забуксовала. Пабу, в который они пойдут только потом, с его дерьмовым пивным садом, достанется меньше выручки, чем могло бы. Полный облом, особенно на фоне общего экономического спада. Подружек и жен они встретят с кислыми минами, как будто у них украли вечер с друзьями, и с недовольным видом направятся в ванную принимать душ. Победа, которую не отметить и не посмаковать, или поражение, от которого толком не отойти и не промассировать горечь лагером. Членов муниципального совета и чиновников, отвечающих за отдых и развлечения, будут доставать визгливые, багроворожие, обрюзгшие, сексуально неадекватные и озабоченные говнюки, управляющие нашей прекрасной Шотландией на всех уровнях.

И вся эта засада только потому, что парки не удосужился включить нагреватель. В твоих руках настоящая пиздатая сила! Слопайте, вы, козлы! Как же я безумен…

Когда последние из игроков вышли друг за другом из павильона, я заглянул в котельную позади моей комнатки и включил нагреватель. Надо же принять душ, прежде чем выйду в свет вечером. Сделаю несколько отжиманий и приседаний, прежде чем засяду за очередную главу в книге, которую сейчас читаю, – биографии Питера Сатклиффа.

Я читаю только биографии. Не знаю почему, дело вовсе не в том, будто я получаю от них особенное удовольствие. Я просто, похоже, не могу заинтересоваться чем-нибудь другим. Джим Моррисон, Брайан Уилсон, Джеральд Форд, Ноэль Гордон, Джойс Гренфелл. Вера Линн, Эрнест Хемингуэй, Элвис Пресли (две разные), Деннис Нильсен, Чарльз Крэй (брат Реджи и Ронни), Кирк Дуглас, Пол Хегарти, Ли Чепмен и Барри Макгиган – все эти биографии я проглотил с тех пор, как начал работать в парке. Но понравилась, наверно, только биография Кирка Дугласа.

Иногда я спрашивал у себя, было ли решение взяться за такую работу хорошим карьерным ходом. Мне она нравилась, потому что я наслаждался собственным обществом, а от перебора социального контакта делался немного раздражительным. Мне она не нравилась, потому что я не мог перемещаться, а я не выносил долгого сидения на одном месте. Наверно, я мог бы научиться водить машину и тогда получить работу, которая сочетала бы два важных качества – одиночество и мобильность. Но машина меня свяжет – нельзя будет принимать наркотики. А так не пойдет, ни в коем разе.

Мистер Гарленд, парковый начальник, был добродушным человеком, довольно либеральным по меркам этой работы. Он хорошо понимал состояние парки. Гарленду пришлось наложить достаточное количество дисциплинарных взысканий, так что в проблему он въезжал.

– Это скучная работа, – сказал он мне при моем вступлении в должность, – и мы все знаем, чем чревата скука. Дело в том, Брайан, что только очень немногие парковые служащие выказывают инициативу. Небрежный парковый служащий делает лишь обязательный минимум, а затем просто бьет баклуши, тогда как более добросовестный работник всегда найдет чем заняться. Поверь мне, мы знаем, какие яблоки в нашем саду червивые, и могу сказать тебе следующее: их дни сочтены. Так что если ты произведешь впечатление, Брайан, мы вполне сможем предложить тебе постоянный пост в Парковой службе.

– Понял…

– Разумеется, ты пока еще и не начинал исполнять свои обязанности, – улыбнулся он, осознав, что забежал вперед паровоза, – но, хотя это и не самая потрясающая работа в мире, многие служащие делают ее гораздо хуже, чем должны были бы. Понимаешь, Брайан, – и его глаза округлились, как у евангелистского проповедника, – в парке всегда есть чем заняться. На этой работе требуется много ходить, Брайан. Детскую площадку с качелями надо подмести от битого стекла. А еще эти подростки, собирающиеся за павильоном; я находил там шприцы, Брайан, понимаешь…

– Ужасно, – покачал я головой.

– Им надо воспрепятствовать. Есть формы, которые мы должны заполнять, насчет вандализма и порчи паркового имущества. Всегда найдется мусор, который надо убрать, а еще прополка вокруг павильона и, разумеется, постоянное мытье раздевалок. Инициативный парковый служащий всегда найдет чем заняться.

– Думаю, на работе лучше не бездельничать, так время идет быстрее, – соврал я.

– Совершенно верно. Но иногда, особенно если погода ненастная, проблемой может стать скука. Ты любишь книги, Брайан?

– Да. Читаю запоем.

– Это хорошо, Брайан. Читателю никогда не скучно. А что ты читаешь?

– В основном биографии.

– Отлично. Некоторые забивают голову политическими и социальными теориями: это может только вызвать возмущение и недовольство своей долей, – задумчиво проговорил он. – В любом случае это к делу не относится. Да, нашу работу можно делать лучше. Финансирования не хватает. Мы даже не можем заменить старые автофургоны с интеркомами. Разумеется, виноваты наши политические хозяева в Управлении отдыха и развлечений. Гранты для черных матерей-одиночек-лесбиянок, устраивающих экспериментальные театральные постановки, у них всегда находятся.

– Не могу с вами не согласиться, мистер Гарленд. Это преступное злоупотребление деньгами налогоплательщиков.

Я помню этот глубокомысленный, благодарный кивок Гарленда. Он, казалось, говорил: «Парень, я вижу у тебя все необходимые задатки, чтобы стать образцовым парковым служащим». Самое оно для старого козла.

Перед приездом проверяющих я принял быстрый душ. Едва успел; только вытерся и оделся, как услышал, что у дежурки останавливается фургон инспекторов в форме. Эти козлы находятся на той же ступени, что и мы, только они мобильные. Теоретически они должны проверять маленькие парки, где никто из наших служащих постоянно не сидит. Практически же – совсем другое дело. В действительности они осуществляют своего рода полицейский надзор над нами; в общем, если они мобильные парковые служащие, то мы, следует понимать, стационарные. Они должны проверить, что мы сидим где положено, а не в каком-нибудь пабе. Одного парня, Пита Уоллса, застукали неделю назад в Гилмертоне прямо на рабочем месте. Он трахал в дежурке школьницу. Его временно отстранили с сохранением жалованья, пока идет расследование. Да уж, в муниципалитете знают, как сделать тебе больно; официально позволяют то, что любой парки старается делать неофициально: не находиться на месте, но получать зарплату.

Я вытряхнул несколько окурков из пепельницы в урну, наблюдая, как мобильный инспектор Алек Бойл выходит из машины. Бойл носил темные очки с зеркальными стеклами и низко надвинутую фуражку. Рукава его рубашки были закатаны, и он обычно высовывался из окна машины, когда она стояла на светофорах. И еще он, должно быть, истратил целое состояние на жевательную резинку. Не хватало разве что бруклинского акцента. Что за дерьмо творилось в голове у этого мудака, можно было только догадываться. Маленького роста, на несколько дюймов ниже среднего, и мозгов совсем мало, раз даже в полицию не берут. Ну и уебище!

– Что там насчет долбаного душа? – спросил он.

– Алек, только ни слова об этом говне. Я целый день возился с клятым душем. Контрольная лампочка все время гасла, понимаешь? Сейчас я все уже наладил; но вода была недостаточно горячей для этих футболистов, понимаешь? Они совсем обезумели, качая права.

– Понимаю-понимаю. Только что этот долбоеб Акула говорил со мной по радио. Рвал и метал.

Акула. Дивизионный парковый суперинтендант Берт Резерфорд. Он сегодня дежурит. Только этого нам так охуенно не хватало.

– Ну, надо вызвать сюда мастера.

– Он уже был здесь, твою мать, но никаких неполадок не нашел.

– Как так всегда получается, что эта хрень происходит в мою смену? – жалобно проблеял я, как всегда делали чуваки с нашей работы. – Будто меня, блин, сглазили.

Парковый проверяющий Бойл сочувственно кивнул. Затем его лицо исказила крокодилья улыбка.

– Твой дружок Пит Уоллс вот уж залетел так залетел, верно?

Дружком я Уоллси не назвал бы, он просто был нормальным парнем, на пару с которым мы иногда разводили на деньги лохов-гольфистов. Дружбы теснее между парки, наверно, и не бывает. Вот где в парках делаются настоящие деньги – на гольфе, в павильончике у первой стартовой площадки. Так что каждый козел рвется там подежурить.

– Да, Уоллси поймали со спущенными штанами, я слышал, – кивнул я.

– Взяли прямо за яйца, – поморщился Бойл, лениво протирая очки носовым платком. Этот глупый мудак не въезжал, что размазывает по стеклам сопли, а когда врубился, то на мгновение застыл в нерешительности.

Я вывел его из оцепенения:

– Я слышал, что девушке было шестнадцать и она его подружка. Помолвлены, типа, и все такое. Она просто занесла ему бутерброды, ну и слово за слово, хуем по столу…

– Слышал я все это дерьмо. Это ни черта не значит. Чувака выставят. И охнуть не успеет, как вылетит, мать его, с работы.

Вот в этом я не был так уверен.

– Нет, ставлю пятерку, что он выпутается.

Ну, по крайней мере, мне так казалось. Муниципалитет – очень асексуальная организация. Такую стремную ситуацию они предпочтут не педалировать. Сексуальный скандал – это потенциальный ящик Пандоры, который они вряд ли захотят открывать. Ча Макинтош в профсоюзе найдет подход. Я думал, что у Уоллси довольно неплохие шансы выйти сухим из воды. Ну, это стоит пятерки.

– Отстань, – ухмыльнулся Бойл.

– Нет, давай же. Ставлю голубенькую.

– Ладно, договорились, – сказал Бойл, и когда я пожал его жирную лапу, он напустил на себя заговорщицкий вид и прошептал, хотя мы были одни в пустом павильоне посреди пустынного парка: – Опасайся долбаной Акулы. Он следит за тобой. Думает, что ты какой-то подозрительный. Подошел ко мне: «Как там этот парень в Инверлите?» А я и говорю: «В порядке. Хороший парень, типа». А он сказал: «По-моему, он какой-то хитрожопый».

Я с наигранной искренностью улыбнулся:

– Спасибо. Благодарен тебе за предупреждение.

Вот же козлина, лапшу вешает. Может, Акула и вправду хочет до меня докопаться, а может, и нет. Мне абсолютно плевать. Эти мобильные проверяющие всегда играют в какие-то игры, чтобы держать тебя в напряжении, а себя выставить в лучшем свете. Им тоже до смерти скучно, как и нам; вот и придумывают всякие интриги, чтобы адреналин не падал.

Он уехал, проскрежетав гравием на подъездной дорожке. А я отправился в местный паб, хлопнул водки и сыграл в пул с чуваком, лицо которого дергалось от нервного тика. Затем вернулся, подрочил и прочитал еще одну главу из биографии Питера Сатклиффа. Бойл снова приехал забрать связку ключей, и моя смена была закончена. Я покинул парк, но вернулся опять, когда Бойл убрался, и отпер павильон.

Прежде чем выдвигаться в город, я вытащил телевизор и разложил кровать на тот случай, если вернусь ночью слишком убитый. И тут до меня вдруг дошло, что впереди четыре нерабочих дня. В парке у тебя пять рабочих дней и два выходных, и они меняются каждую неделю. Две недели я оттрубил без выходных, так что теперь образовался долгий уик-энд. Значит, завтра утром здесь будет кто-то другой. Я распихал барахло обратно по местам. Ночевать сегодня здесь явно не светило. По выходным я обычно падал у какого-нибудь приятеля или у моего старика.

Я направился в город, чувствуя уже привычное травмирующее отчуждение, как обычно, когда уходил со смены, особенно со второй, заканчивавшейся в девять. Накатило то ощущение оторванности от мира, когда кажется, что все уже начали серьезное веселье. Надо срочно догонять. Посмотрим-ка, не получится ли вырубить немного спида у Вейтчи.