Часть третья

В следующие дни мы в постоянной тревоге ждали, не произойдёт ли что-то новое, но остаток недели пролетел без особенных событий. Шишка у меня за ухом ещё несколько дней напоминала о том, что я просто провалила свою работу – или хотя бы часть её, за которую была в ответе, в чём бы она ни состояла.

Себастьяно всё ещё не был уверен, что Джордж так уж невиновен, и честно пытался его разоблачить. Мы посетили несколько мероприятий, где встречали его, однако ни разу нам не удалось застать его в одиночестве. Всегда кто-нибудь оказывался поблизости, так что всякая попытка изобличить его словами из будущего терпела поражение из-за нежелательных слушателей поблизости. Однажды Себастьяно попытался на одном светском сборище заманить Джорджа в пустую комнату рядом, но не успел он произнести компьютер или что-нибудь специальное того же рода, как мимо прошёл другой гость, так что Себастьяно смог произнести только что-то незначительное, что ему подсунул преобразователь.

При этом не проходило и дня, чтобы граф не попался нам на пути тем или иным образом. У благородного сословия было не так уж много мест встречи, и он с милой регулярностью появлялся всюду, где бывали и мы. Таким образом он стал чуть ли не постоянным сопровождающим, который не упускал случая примкнуть к нам и ухаживать за мной своим шумным и вместе с тем старомодным образом. Между тем я сильнее, чем прежде, была убеждена, что ему нечего скрывать, но Себастьяно никак не мог избавиться от недоверия к нему, как бы граф ни притворялся доброжелательным и гостеприимным.

По приглашению Джорджа мы с Ифи и Реджи посетили Амфитеатр Астлея, нечто среднее между цирком и театром, где на большом манеже показывали свои трюки наездники, жонглёры и клоуны, а мы при этом на галерее пили шампанское и поглядывали на арену. В другой раз Джордж пригласил нас в свою ложу в Опере, где я впервые в жизни слышала пение настоящего кастрата, которое нашла жутковатым, хотя у мужчины и впрямь было чудесное сопрано. Через день после этого мы все вместе пошли на представление шекспировского «Сна в летнюю ночь». Спектакль мне очень понравился и пробудил у нас с Себастьяно желание в будущем чаще ходить в театр.

Если нам двоим вообще светило какое-то будущее.

Эта гнетущая мысль постоянно присутствовала во всём, что мы делали. Многие поверхностные удовольствия, которым предавался лондонский высший свет, не могли нас отвлечь от того, насколько серьёзно наше положение. У нас было такое чувство, что время убегает – в прямом смысле слова. И хотя наши дни были наполнены активностью до краёв, мы с этой активностью топтались на месте.

Один раз мы заглянули к мистеру Стивенсону, который обрадовался нашему визиту и продемонстрировал нам прогресс в конструкции его своеобразной паровой машины, что, правда, не обогатило нас новыми познаниями.

Ничем не лучше обстояло дело при нашем посещении мистера Тёрнера, на сей раз под тем предлогом, что мы хотим купить у него картины. Он тут же решил нам их подарить, однако Себастьяно настоял на обычной оплате. Ведь мы могли позволить себе это, кроме того, картины стоили лишь малую долю той цены, которую они будут иметь двести лет спустя. Себастьяно выбрал один из моих портретов, написанных мистером Тёрнером, и велел мистеру Фицджону повесить его над камином в приёмном салоне. Я выбрала себе картину со Стоунхенджем и попросила мистера Фицджона прикрепить её у меня в спальне, напротив кровати. У меня было какое-то смутное чувство, что там ей самое место, хотя она действовала невероятно угнетающе, почти пугающе. Высоко возносящиеся вверх и сплавленные там с темнотой каменные колонны, бегущая фигура, так похожая на меня, – достаточно было только взглянуть, как сердце начинало биться от тоски. Даже Бриджит вела долгие разговоры с собой из-за этой картины, в ходе которых храбро уверяла себя, что это ведь всего лишь искусство.

Когда мы с Себастьяно ночами были одни, мы гадали о том, как там дела у Хосе. Ведёт ли он поиск исправного портала или навсегда сгинул в водовороте времени? Себастьяно сказал, что Хосе так просто не возьмёшь, он наверняка скоро объявится, неважно, каким образом. И тогда всё разъяснится и снова придёт в порядок. Я бы с удовольствием в это поверила, но голос Себастьяно звучал чуть-чуть увереннее, чем следовало, и я заметила тень тревоги, скользнувшую по его лицу до того, как он успел отвернуться.

Я по-прежнему была в отчаянии из-за потери маски и боялась ситуации, в которой решится всё и от которой, возможно, будет зависеть не только моя жизнь, но и существование всего мира. Если я отправлялась с Ифи на шопинг, то главным образом потому, что надеялась где-нибудь снова обнаружить Эсперанцу или её магазин масок. Но нигде не было никакого следа.

Я была одержима мыслью, что всё, что впоследствии произойдёт плохого, совершится только по моей вине. Я неосторожно подвергла себя опасности, испытывая судьбу, и теперь мы потеряли наш последний козырь. Хотя с тех пор не случилось ничего необычного, я всеми фибрами чувствовала, как положение постепенно обостряется и ведёт к катастрофическому исходу. Я, как и прежде, была уверена, что всё решится в обществе принца-регента, хотя понятия не имела, откуда у меня бралась эта уверенность.

Мой затылок хотя больше и не чесался, но я всё равно временами чувствовала, что за мной наблюдают, где бы я ни находилась. Всякий раз я внимательно оглядывалась по сторонам, но не замечала ничего подозрительного.

Ифи, которая в отличие от меня всегда сияла как солнышко и чуть ли не лопалась от хорошего настроения, делала всё возможное, чтобы как-то расшевелить меня. Она наняла учителя танцев, расфранчённого француза с тонкими усиками. Его звали месьё Мерьё, и он был мастер котильона. Ифи лично контролировала наш с Себастьяно прогресс во время занятий, чтобы на будущих балах мы тоже представляли собой достойное зрелище.

Кроме того, она научила нас карточной игре под названием «Фараон» и уверяла, что игра доставляет истинное удовольствие лишь при настоящих ставках. Хотя она выиграла у нас кучу денег благодаря превосходящему игровому опыту, она продолжала в ходе наших совместных шопинг-туров покупать себе всё за мой счёт. Правда, она всякий раз великодушно следила за тем, чтобы и я не оставалась с пустыми руками. Однажды она потащила меня к портнихе, где мне должны были подогнать по фигуре очень дорогое новое платье для вечеринки у принца-регента. Моё возражение, что мы недавно уже купили мне бальное платье, на неё не подействовало. Кажется, было абсолютно исключено, чтобы я где-то появилась повторно в одном и том же бальном платье, а поскольку то платье, которое я недавно купила, предназначалось для бала-альмака, для другого праздника я должна была запастись ещё одним. И хотя Ифи ещё не раздобыла для нас приглашение принца-регента, но говорила, что приложит усилия и ей это удастся.

Принц-регент, кстати, хотел прийти и на танцевальный вечер-альмак, что немного оживило мой интерес. А в остальном у меня было столько же охоты идти на этот бал, как и на все остальные мероприятия, то есть попросту нисколько.

Чем подавленнее я становилась, тем радостнее и предприимчивее вела себя Ифи. Она заезжала каждый день, чтобы забрать меня на какой-нибудь выезд или чтобы остаться у меня поиграть в карты или пообедать. Реджи тоже появлялся часто. К раздражению Себастьяно, он продолжал за мной ухаживать, но вёл себя при этом далеко не так навязчиво, как Джордж, поэтому я легко могла держать дистанцию. Как бы я хотела, чтобы Себастьяно удерживал Ифи хотя бы вполовину так далеко.

Ни от кого не могло укрыться, как она расцветала в его присутствии. Как она отводила локоны со своего хорошенького лица, как хлопала своими длинными ресницами и вообще прибегала ко всем возможным трюкам, призванным привлечь мужское внимание, в данном случае, конечно, исключительно внимание Себастьяно. Она нацелилась на него с вопиющей однозначностью.

– Послушай, – сердито сказала я ему однажды вечером, когда мы на пять минут остались одни. – Тебе надо бы ей сказать, что ты не питаешь к ней интереса.

– Ты и так знаешь, что я не питаю к ней интереса.

– Да, но она не знает.

– Я ей точно не давал повода питать какие-то надежды.

– Достаточно уже того, как ты пялишься ей в вырез, когда она обмахивает свой бюст веером.

– Cara mia, пожалуйста, поверь мне! Она может хоть голая встать передо мной, и то бы я не заинтересовался!

Это прозвучало, на мой взгляд, слишком пылко.

– Пожалуйста, хотя бы здесь не выпячивай своё итальянство! Оно и так выглядывает чаще, чем требуется!

– Да не пялюсь я на неё, честно. А если и пялюсь, так это самое большее просто рефлекс.

Я гневно схватила со столика журнал о породистых лошадях и швырнула в него, но он просто поймал его на лету:

– Вот видишь, это тоже был рефлекс. Какие-то вещи делаешь, не задумываясь о них.

– А надо было бы задуматься! – кипятилась я.

– Если я начну об этом думать, тебе тоже придётся задуматься о Реджи и о графе. И о том, как они пялятся тебе в вырез.

– Ты хочешь уйти от темы!

– Я как раз в теме. Если кто-то и смотрит в чей-то вырез, так это Кен-жених – в твой. Не говоря уже о старом добром Джордже. Тебе ещё не бросилось в глаза, что он часами готов лобызать тебе руку и обхлопывать тебя со всех сторон?

– Но это даже сравнить нельзя с Ифи! Она пристаёт к тебе без всякого удержу!

– А Кен-жених так нацелился на тебя, что аж искры летят, когда ты подходишь ближе чем на два метра.

– Это плоды твоего воображения.

– Нет, это реальность, – говорил Себастьяно.

– Этот тип мне совершенно безразличен, и ты это прекрасно знаешь!

– Но его комплиментами ты заслушиваешься, даже не спорь со мной. Я видел, как ты раскраснелась, когда он сказал, что в розовом ты словно фея из сказки. Фея из сказки! – передразнил Себастьяно. – Я сам с собой держу пари, кто из них двоих первым будет у меня официально просить твоей руки, Джордж или Реджи.

– Ты сумасшедший, – сказала я решительным тоном. Как-то он добился того, что я заняла оборонительную позицию, и это показалось мне нечестным. – Кроме того, ты не можешь отрицать, что твоё мужское эго просто плавится от попыток Ифигении к сближению. Она не ослабит хватку, потому что ты стопроцентно соответствуешь её требованиям. Если ты потеряешь бдительность, она ещё устроит дело так, что тебе придётся с ней обручиться.

Себастьяно только посмеялся, а потом просто обнял меня, чтобы поцеловать и прошептать мне на ухо по- итальянски какие-то нежные глупости. Он знал, как я от них слабею.

В тот момент я и не догадывалась, как скоро мы оба вспомним мои слова.

* * *

Наступила среда, а с нею и долгожданный бал-альмак. Бриджит сбивалась с ног, снаряжая меня на этот бал, но результат, на мой взгляд, оправдал все её усилия. То волнение, с каким Бриджит готовилась к этому дню, передалось и мне, и к концу я уже и сама начала испытывать предвкушение вечера, хотя и сдержанно.

Моё бальное платье было непорочно белым, как и полагалось для дебютантки, но оно блестело и сверкало благодаря крохотным жемчужинкам, которыми были расшиты пышные рукавчики и пришивной шлейф, как и перчатки, достающие мне до локтей. Сверху это платье было очень открытым, хотя вырез был не больше, чем у обычной ночной рубашки, но зато подвеска в виде маленьких песочных часов немного оттопыривала декольте, и взгляду открывалось чуть больше, чем следовало бы. Я выглядела как помесь невинной принцессы и соблазнительной сирены. Себастьяно, поджидавший меня в холле, раскрыл рот, когда я стала спускаться по лестнице, изящно подобрав шлейф и благородно задрав нос.

– Тебе нельзя так идти, – сказал он, не в силах оторвать взгляд от моего выреза.

– Спасибо, ты тоже выглядишь классно, – ответила я. Переводчик превратил моё классно в ravissant (кажется, у переводчика было особое пристрастие к этому слову), поскольку нас могли слышать Седрик и Жани. Оба как раз тащили через холл охапками подсвечники, серебряные блюда и вазы, потому что миссис Фицджон поручила им собрать в доме всё серебро и почистить его. – Я так и знала, что ты найдёшь мой вырез слишком глубоким. В отличие от других известных нам вырезов. – Я не могла удержаться от маленькой колкости, но Себастьяно лишь улыбнулся.

– Ты ошибаешься. Я как раз нахожу твой вырез ravissant.

Мне сразу стало интересно, какое слово он произнёс на самом деле. Попрошу его позже ещё раз повторить это слово в его исходном звучании.

– Тогда почему же ты говоришь, что я не могу идти в таком виде?

– Потому что не хватает кое-чего важного. – Он взял маленькую шкатулку со столика в прихожей и раскрыл её. – Что, например, ты имеешь против этого? Разве это не подходящее завершение наряда?

Я тотчас узнала это украшение. Это не было предметом из якобы фамильных драгоценностей Фоскери, которые Себастьяно забрал у Ротшильда и сыновей, то было бриллиантовое колье семнадцатого века, которое он мне подарил после нашего парижского странствия во времени.

– Ты прихватил его с собой! – ахнула я.

– Я не хотел оставлять его в отсеке для кубиков льда, – пробормотал он мне на ушко, надевая на меня колье. – К тому же это, наконец, тот редкий случай, когда ты можешь его носить.

Потом он встал рядом со мной так, что мы оба отражались в большом зеркале, висевшем на лобовой стене входного холла. Обласканное золотыми отблесками свеч, недавно зажжённых миссис Фицджон, наше отражение походило на историческое живописное полотно. Себастьяно выглядел ослепительно, куда лучше, чем любая кинозвезда. В облегающих брюках чуть ниже колен, в приталенном жилете и превосходно сидящем фраке он казался ещё атлетичнее, чем был на самом деле.

В формировании узла его галстука Микс снова превзошёл сам себя. Он пышно выделялся в лучисто-белой драпировке складок между серебряными пуговицами жилетки и подчёркивал здоровую смуглость лица Себастьяно.

Я могла понять Ифи. На её месте я и сама попыталась бы заполучить его, потому что лучшего, чем он, и в сотни лет не найти. Да что там, в тысячи! Но он был мой, и он будет моим во веки веков, аминь.

Себастьяно взыскательно оглядел нас в зеркале и с удовлетворением кивнул перед тем, как помочь мне набросить на плечи накидку, подходящую к платью.

– Я думаю, мы произведём хорошее впечатление.

Позади нас возник мистер Фицджон и оглядел нас со сдержанной улыбкой.

– Милорд, если вы позволите мне одно замечание, вы не вполне справедливы по отношению к облику вас обоих. Без сомнения, вы и миледи войдёте в историю альмака как beau couple сезона. – Он коротко поклонился: – Джерри уже подал экипаж, милорд.

Ещё до того, как я успела пополнить мой тайный список незнакомых слов ещё одним понятием – beau couple, – я вспомнила, что это означает всего лишь «красивую пару». Лондонский высший свет этой эпохи часто вплетал в разговор французские обороты, это было в духе времени. Себастьяно поблагодарил мистера Фицджона за комплимент, потом взял меня под локоток и с братской предупредительностью повёл к экипажу.

Джерри стоял снаружи и беззвучно присвистнул, увидев меня.

– Чёрт возьми, а вы ведь красавица! – импульсивно вырвалось у него. – Прямо ослепительная! А вы тоже хороши, милорд!

– Всё только видимость, – отмахнулась я. – В обычной жизни мы выглядим куда скромнее. – Я испуганно метнула взгляд назад, в сторону нашего морщинистого грума, но Жако нас не слушал. Он был целиком поглощён тем, что бросал камешки в голубей, клюющих свои крошки неподалёку, и радовался каждому меткому попаданию. – В действительности мы совершенно простые люди. – Я толкнула Себастьяно локтем в бок: – Правда ведь?

– У нас даже нет экипажа, – поддакнул мне Себастьяно.

– Но наверняка есть много такого, чего здесь нет, – Джерри с тоской смотрел на нас, открывая перед нами дверцу экипажа. – Хотел бы я когда-нибудь отправиться с вами. Ну, вы знаете, в ваше время, откуда вы происходите. Может, тогда бы я сумел помочь моему деду. Из-за его ноги. Я имею в виду, из-за той ноги, которой больше нет. Ноги нет, но она всё ещё болит так, будто она есть. Это сводит его с ума. Готов поспорить, в будущем уже есть средство от этого. Такое, что по-настоящему помогает, а не так, что просто засыпаешь, как от опиума. И, может быть, средство, которое помогает от воспалений на его культе.

Я с жалостью посмотрела на него, но не успела ответить, как он уже захлопнул дверцу экипажа.

Себастьяно вздохнул, взглянув на меня:

– Не надо ничего говорить, я точно знаю, о чём ты думаешь. Но мы ничего не можем сделать.

– А почему, собственно? – Я крепко вцепилась в ручку дверцы, потому что экипаж катился по ухабам. – Эти дурацкие правила игры, которые выдуманы Старейшинами для путешественников во времени, может, их можно изменить путём переговоров.

– Я уже не раз спрашивал об этом Хосе, – сказал Себастьяно. – Я знал одного мальчика, он был курьером в 1380 году. Он был на несколько лет младше меня, очень славный парнишка. Однажды он напоролся на ржавый гвоздь, и началось заражение крови. Пара таблеток пенициллина его бы спасла. Я умолял Хосе сделать исключение и переправить лекарство из будущего. Но он ответил, что это не в его власти. Мальчишка умирал, а мне пришлось бессильно на это взирать.

Я пришла в ужас.

– Это значит, что Хосе не мог помочь? Или всего лишь не хотел?

– Я думаю, он не мог. Но я не вполне уверен. Ясно лишь одно: мы должны придерживаться правил, но Хосе так и не сказал мне, то ли эти правила установлены произвольно, то ли обусловлены законом природы.

Я напряжённо думала.

– Может, можно было бы попытаться с маской?

– Что попытаться?

– Прихватить с собой что-нибудь из будущего в прошлое. Ты же знаешь, что эта маска исполняет желания. Может, таким образом можно было бы помочь людям вроде мистера Скотта. Если очень сильно захотеть…

– Но ведь маски больше нет.

Я жалобно вздохнула:

– Да я знаю. Но если мы узнаем, кто её у меня отнял, мы, может быть, сможем её вернуть, а?

Себастьяно повернулся и внимательно посмотрел на меня:

– Ты имеешь в виду что-нибудь определённое?

– Я думаю, что тот, у кого сейчас наша маска, часто вращается в нашем кругу. Нам осталось только разузнать, кто это.

– Это может быть больше дюжины людей. Ты кого-то подозреваешь?

– Нет, – призналась я. – Никого ни в малейшей степени.

Но скоро нам пришлось получить ответ на этот вопрос.

* * *

Бал состоялся в здании скромного вида на Кинг-стрит. Но большой танцевальный зал всё-таки впечатлял своими размерами. Люстры из хрусталя и огромные настенные зеркала придавали ему великолепие. Само же мероприятие, правда, оказалось для меня сплошным разочарованием. Весь вечер представлял собой чопорное, церемониальное дело, при котором главной задачей было показать себя и оказаться привлекательной, что относилось в первую очередь к девушкам на выданье. То, как они оценивались присутствующими мужчинами, уже больше смахивало на ветеринарно-санитарный осмотр мяса.

Это не имело ничего общего с настоящей вечеринкой, для этого всё проходило слишком уж формально и невесело. Девушки почти все были отчётливо младше меня и стояли вокруг в приличных позах, оберегаемые более старшими дамами в помпезных вечерних туалетах. Мужчины были разных возрастов, но в большинстве своём моложе тридцати и все одеты в одном стиле – бриджи, пышные галстуки, взбитые причёски. Если они не были заняты оценкой девушек или танцем, они с миной пресыщенности подпирали стены или беседовали в небольших группах – в том числе и обо мне и Себастьяно, потому что мы были предметом множества любопытных взглядов.

Музыканты заиграли пьесу для хороводного танца, которая звучала скорее скучно, чем бойко, соответственно двигались и многие из танцующих пар. Пара мелких прыжков, проделываемых с серьёзной миной, было пределом радости движения. Танцевали котильон и шотландский рил. Вальс и кадриль были ещё только на подходе, насколько я знала от месьё Мерьё, но альмак в этом смысле был несколько ретроградным местом. Патронессы, ответственные за организацию балов и выбор танцев, имели скорее консервативный вкус. К тому же они были и скуповаты, потому что еда, которую подавали к довольно позднему часу в соседнем зале, была очень скудной – она состояла из сухого пирога и тонких безвкусных бутербродиков. Да и напитки не выделялись, потому что был лишь пресный лимонад и чай.

Мы с Себастьяно танцевали котильон, потому что более или менее уже были ему обучены. По крайней мере, я полагала, что мы обучены, но, когда наступила круговая фигура, в которой нужно было поменяться партнёрами, я запуталась среди танцующих и вдруг оказалась вне круга. Тут откуда ни возьмись появился Себастьяно и взял меня за руку.

– Не подавай виду, – шепнул он.

Я вымученно улыбнулась всем вокруг.

– Поздно, – сказала я сквозь зубы. – Уже все увидели.

Тем самым я, вероятно, потерпела поражение в обществе. Ифи мне уже говорила, что патронессы не прощают ни малейшего нарушения приличий.

Но, к моему удивлению, ко мне все были благожелательны, по крайней мере та, с которой Ифи меня вскоре после этого познакомила. Её звали леди Джерси, это была хорошенькая, увешанная жемчугами графиня лет тридцати.

– Итак, вы прибыли с Антильских островов, – дружелюбно сказала она после того, как Ифи меня ей представила. – Должно быть, там очень жарко.

– Жарко и душно, а ещё бывают бури. Их называют ураганами, и они могут порождать очень высокие приливные волны, которые затапливают целые прибрежные полосы. – К этому времени я уже почерпнула некоторые сведения из Британской энциклопедии.

Но леди, казалось, интересовалась не только моей тропической родиной.

– Я слышала, Джордж Кливли входит в число ваших почитателей. Очень хороший выбор, я считаю.

Осталось неясно, чей выбор она имела в виду – мой или его. Но я не переспросила, поскольку аудиенция была уже окончена. Графиня улыбнулась мне ещё раз и зашагала прочь, болтая своими жемчужными ожерельями.

Ифи была вне себя от восторга:

– Она с тобой поговорила!

– Она сказала три фразы, а я успела вставить только две.

– Это не играет роли. Она удостоила тебя вниманием. Теперь ты принята в обществе. И бесповоротно принадлежишь к нему.

– К какому обществу? – непонимающе спросила я.

– К beau Monde! К тону!

Эти патронессы альмака, кажется, располагали большей властью, чем я думала. Ифи мне уже рассказывала о том, как быстро ты можешь оказаться вне приличного общества, если не получишь входного билета на балы. Превратишься просто в социальное ничто. Всё равно что в «Фейсбуке» иметь нуль френдов.

И это было ещё не всё, потому что, попав сюда, следовало ещё вести себя как следует. Девушке никогда нельзя забывать обычаи и приличия. Ифи, например, наставляла меня, что сегодня я могу станцевать с Джорджем только два раза, ни в коем случае не больше, в противном случае все сочтут меня за распустёху. Джордж воспринял это ограничение безропотно, но настоял на том, чтобы на следующем танцевальном вечере он стоял на первом месте в моей танцевальной карте. Сама же Ифи не налагала на себя никаких ограничений. Она три раза подряд станцевала с Себастьяно, и когда я увидела, как превосходно они гармонируют в танцевальных па и какой феноменальный вид ему, должно быть, открывается сверху на её декольте, я еле справилась со своей яростью.

– Почему ты всё время танцуешь только с ней? – зашипела я на него, когда мы на минуту очутились рядом и никто не мог нас услышать.

– Понятия не имею, – сознался он. – Она говорила что-то насчёт танцевальной карты, в которую она меня занесла. Кажется, это где-то утверждается заранее.

– Пора это прекратить, – заявила я со всей решимостью.

– Анна, я ведь с ней всего лишь танцую. Тут не может быть ничего, ведь на нас смотрит весь зал.

– Вот именно.

У меня было очень недоброе чувство со всем этим делом, и причина была не только в ревности. Когда разрумянившаяся Ифи вскоре после этого попалась мне на дороге, я потребовала её к ответу.

– Не кажется ли тебе, что ты слишком много танцуешь с моим братом? – осведомилась я, с трудом сдерживая себя.

Она с пристыжённой миной обмахивалась, чтобы слегка остыть.

– Ну, так и есть. По правде говоря, твой брат и я – мы, считай, что уже помолвлены. Поэтому надзор за нами уже не такой строгий.

– Что? – вскричала я.

Несколько голов обернулись в нашу сторону, и Ифи поспешно отвела меня в соседнюю комнату:

– Не так громко. Когда юные дамы так повышают голос, это считается вульгарным.

– Разве он что-нибудь говорил о помолвке? – кричала я, игнорируя её укор.

Она с улыбкой закраснелась.

– Не может того быть, чтобы ты не заметила, как мы подходим друг другу с твоим братом, Анна. Наверняка он скоро попросит у Реджи моей руки.

– С чего ты это взяла? – с ужасом спросила я.

– Женщина чувствует такие вещи. – Тут она посмотрела мне за плечо: – О, вот и Принни появился! – Она схватила меня за руку и повлекла за собой в бальный зал. – Идём! Мы должны использовать такую возможность! Ты непременно должна с ним познакомиться!

Всё ещё находясь в состоянии шока, я послушно пошла за ней в большой зал, где уже несколько гостей толпилось вокруг принца-регента, в том числе графиня Джерси, которой он только что поцеловал руку с широким жестом.

– У её свекрови когда-то была с ним любовная связь, – доверительно шепнула мне Ифи. – Она долго была его фавориткой.

Мне это было абсолютно безразлично. И сам принц-регент не интересовал меня ни на йоту. Он был просто толстый тип лет пятидесяти, весь в рюшах, словно опереточный персонаж. На его парчовой жилетке красовалось слишком много золотых цепей, ювелирных булавок и орденов, а неестественно густые локоны на голове однозначно были париком. Я не хотела знакомиться с ним, мне не терпелось скорее отыскать Себастьяно, чтобы сообщить ему о якобы предстоящей помолвке. Вот не послушался меня! Самое время наконец дать Ифигении понять, что она его не получит.

И куда он подевался? Пока я озиралась, ища его, Ифи втолкнула меня в круг, который образовался вокруг принца-регента, и не успела я опомниться, как графиня Джерси уже взялась представлять меня:

– А вот наша новая дебютантка, Принни. Леди Анна – сестра молодого Фоскери.

– Ах, виконт с Барбадоса, я уже встречал его у Джексона. А его младшая сестра – поистине очаровательное создание! – Принц-регент внимательно разглядывал меня через свой лорнет, это нечто вроде очков на палочке, но только с одним стеклом. Затем он, к моему ужасу, подхватил меня под локоть и повёл через зал к группе мягких кресел. Он пододвинул мне одно из них и сам уселся рядом.

– Расскажите мне немного о себе, леди Анна, – попросил он, не убирая ладони с моего локтя.

Вероятно, все остальные дебютантки жгуче завидовали мне, ведь, по словам Ифи, было высшей честью удостоиться личной беседы с регентом. Правда, я предпочла бы, чтоб меня избавили от этой чести, потому что он был надушен сверх всякой меры. Кроме того, мне не нравилось, как его большой палец поглаживал мой локоть. И вообще весь он мне не нравился, и я даже на какое-то мгновение задумалась: а может, не так уж и плохо будет для Англии, если ею будет править кто-то другой. Этот принц проспоривал и проигрывал огромные суммы, не оплачивал свои долги, волочился за дебютантками, имел связи с другими женщинами, хотя был женат – предположительно, это был ещё не полный список его дурных привычек. Судя по тому что я читала о нём в будущем, в качестве короля он не был любимцем нации. Несмотря на это, он неотъемлемо принадлежал к основному потоку времени. Если бы он исчез из обычного хода истории, это могло привести к полной энтропии. Энтропия – это, как я узнала после трёх лет пребывания в клубе стражей времени, дополнительное слово для определения бармаглота. А именно: для окончательного, всеобъемлющего, неустранимого хаоса, который разрушал всю структуру времени. Энтропия – это и был тот самый бармаглот из моих снов, и кто-то его развязал, чтобы он окончательно всё пожрал. Всё, за исключением крохотного пузырька: 1813 года, которому суждено уцелеть в бесконечном повторении, чтобы служить вечной сценой тому, кто намеревался сделаться диктатором времени.

И, чтобы этого не произошло, ничего плохого не должно было случиться с этим толстым напомаженным будущим королём, сидящим подле меня, как бы плохо сама я ни относилась к нему.

Я что-то ему рассказывала из того, что успела прочитать о Барбадосе, приукрашивая это выдуманным, кровавым восстанием рабов, которое якобы произошло на плантации во времена моего детства.

– Они набросились со своими мачете на владельцев плантаций и надзирателей, – рассеянно рассказывала я, всё ещё блуждая взглядом по залу в поисках Себастьяно. – Поля сахарного тростника окрасились кровью убитых. Однако солдаты из гарнизона в Бриджтауне расправились с восставшими, они выдвинулись с мушкетами и собаками и повязали всех, кого настигли. Некоторым восставшим удалось бежать. Они пробились в горы и жили там в пещерах.

Принц-регент слушал меня с широко раскрытыми глазами. Закрывать рот он тоже не успевал.

– Какой богатой на события жизнью вы там жили, на Антильских островах! Удалось ли впоследствии переловить всех восставших?

– Да, – сказала я рассеянно. – За исключением двоих, они бесследно исчезли. Мужчина и женщина. Женщина была рабыней одного жестокого плантатора, но на самом деле она была принцессой из Конго, похищенной когда-то. А мужчина был отважный чёрный воин из племени юруба, он влюбился в неё и ради неё организовал это восстание. Считается, что они и поныне живут в джунглях, но некоторые утверждают, что они похитили лодку и переправились на ней в Африку. – Чёрт возьми, да куда же подевался этот Себастьяно? И Ифи тоже куда-то пропала. И Реджи я нигде не вижу, хотя совсем недавно он стоял неподалёку от музыкантов. И только граф ошивался в бальном зале. К тому же совсем неподалёку, метрах в пяти от нас, и смотрел на принца-регента, сузив глаза. На его обычно таком добродушном лице хомяка было кровожадное выражение.

– В лодке? – с сомнением переспросил принц-регент.

– Ну да, эта лодка, должно быть, годилась для выхода в открытое море. А может, их просто спасли посреди океана.

– Какие приключения! – восхитился принц-регент. – И почему я всё ещё не побывал на Барбадосе?

– Не знаю, – правдиво ответила я.

– Мой младший брат в отличие от меня побывал в далёких краях. Фредди – мореплаватель, знаете ли.

– Я слышала об этом, – вежливо пробормотала я.

– Он побывал уже во многих странах. К сожалению, он уже много лет живёт на чужбине. Здесь теперь мало кто помнит, как он выглядит. – Принц добродушно рассмеялся, и я увидела, что зубы у него такие же искусственные, как и волосы. – Называйте меня Принни! – внезапно приказал он. – Все мои друзья называют меня так.

– С удовольствием, ваша ми… э-э… Принни.

Краем глаза я заметила какое-то движение. То был граф, который по спирали ходил вокруг нас, постоянно сужая круги, пока, наконец, не сделал широкий шаг вбок и не очутился прямо перед принцем-регентом:

– Добрый вечер, Принни. – Голос его звучал сдавленно.

– Кливли, – удивлённо ответил принц-регент. – Откуда ты вдруг?

– Если позволишь… Леди Анна… Обещала танец… – заикался граф.

Принц-регент по-хозяйски похлопал меня по руке:

– Как видишь, я как раз очень увлечённо беседую с молодой дамой. Она сообщает мне крайне интересные вещи о своей родине, у меня давно не было такой содержательной беседы. Ты потанцуешь с нею позже. Приходи через час. – И он повернулся ко мне: – Упоминал ли я уже, что вскоре даю небольшой вечер в Карлтон-хаусе? Вы непременно должны прийти. Я настаиваю на этом.

– С большим удовольствием! – быстро ответила я. – Я приду обязательно! И мой брат тоже.

– Я рад. Официальное приглашение, разумеется, ещё последует. – Принц-регент тепло пожал мне руку.

Джордж надул щёки и приступил к какому-то высказыванию; он не хотел сдаться так легко:

– Но видишь ли, Принни, я полагаю…

Я вздрогнула. Только что в проёме распахнутой двустворчатой двери бального зала промелькнул Реджи, и его вид вызвал у меня необъяснимую тревогу. Я быстро вскочила:

– Мне придётся ненадолго удалиться, – сообщила я озадаченному принцу-регенту.

Джордж тотчас подскочил ко мне и подставил согнутую в локте руку. Глаза его светились благодарностью:

– Позвольте, я провожу вас, моя дорогая Анна!

– О, не стоит, большое спасибо.

– Но я… – он семенил рядом со мной, пытаясь не отставать. – …должен вам немедленно сказать… Я охвачен чувствами… Положить к вашим ногам моё горячо бьющееся сердце… Поговорить с вашим братом и просить у него… – Заикаясь, он пытался справиться с собой. – Я был бы хорошим супругом, – вырвалось у него, да так громко, что люди, мимо которых мы в этот момент проходили, наверняка услышали, а некоторые даже обернулись.

– У меня сейчас нет времени, Джордж. Эм-м… сэр.

– Зовите меня просто Джордж! Я настаиваю на этом!

– Как вам будет угодно. – Я подобрала подол платья и побежала, и тут уж он отстал. В соседнем зале я успела увидеть, как Реджи выходил через открытую дверь на террасу. Не медля, я последовала за ним и спустилась на гравийную дорожку в сад, освещённый фонарями. Тут и там группами стояли люди и беседовали, главным образом мужчины, в темноте тлели кончики их сигар. Когда я пробегала мимо, они удивлённо оглядывались на меня.

– Реджи! – крикнула я, но он уже свернул вправо, скрывшись за кустами. Я спешила за ним по пятам – и чуть не налетела на него за кустом бирючины, потому что он внезапно остановился. Я уставилась мимо него на картину, которая, несмотря на слабое освещение, была хорошо видна. В беседке, обсаженной розами, Себастьяно возился с Ифи, которая стояла перед ним с обнажённой грудью. Лиф её платья был спущен до талии.

У меня отвисла челюсть. Внутри у меня сформировался крик, но я не могла издать ни звука.

– Ифи! – крикнул Реджи. – Что ты здесь делаешь?

Себастьяно отдёрнул руки, словно обжёгшись:

– Это не то, что ты подумал, – завёл он самую затасканную отговорку всех времён. – Я всего лишь хотел ей помочь поднять вверх платье. Застёжка расстегнулась.

Я хватала ртом воздух. Раз, другой, и потом ещё раз, это звучало так, будто я задыхалась. Я чувствовала, как пульс бьётся у меня в горле.

Успокойся, приказала я себе. Одумайся!

Но ничего не могла с собой поделать и чувствовала себя как разогретый, надутый чистой яростью воздушный шар. Потом я увидела лицо Себастьяно. «Она может хоть голая встать передо мной, и то бы я не заинтересовался». – Я слишком отчётливо помнила каждое слово. И вдруг снова смогла здраво рассуждать и спокойно дышать.

Он ведь и впрямь был человеком, чуждым всему этому. Я хотя и ревновала его время от времени, но точно знала, что для этого вообще нет оснований. Кроме того, выражение лица Ифи говорило само за себя – в нём сознание вины смешивалось с триумфом. Тем самым для меня всё стало в принципе ясно. Она заманила Себастьяно в эти кусты обманом и спустила лиф платья. А перед этим, конечно, позаботилась о том, чтобы Реджи появился здесь в самый подходящий момент.

Сзади к нам приближался кто-то с уже знакомой грузной поступью. И верно, то был Джордж, он подоспел очень вовремя, чтобы увидеть, как Ифи натягивает платье на грудь и поправляет свою растрепавшуюся причёску, в то время как Себастьяно с расстроенным лицом стоит рядом.

– Вот тебе и на, – сказал смущённый граф.

– Я жду, что ты немедленно объяснишься, Себэстшен, – заговорил Реджи. В его голосе не было ни малейшей враждебности.

– Я только что всё объяснил. Застёжка на её платье разошлась, и я хотел ей помочь снова его надеть.

– Ты любишь пошутить.

– Нисколько, – сердито сказал Себастьяно. – И чтобы раз и навсегда было ясно, у меня нет никаких намерений в отношении твоей кузины. Ни тех, которые ты мне только что приписал, ни каких-либо других. Всё внимание, какое я ей оказывал, было чистой вежливостью. Для меня она подруга моей сестры, не более того. Ифигения, если ты истолковала всё это неправильно, то я сожалею об этом.

Я глубоко вздохнула. Наконец-то! Теперь, наконец-то, ни у кого не будет никаких сомнений.

Однако дело этим со всей очевидностью не исчерпалось. Ифигения драматически всхлипнула – хоть в кино снимай – и закрыла ладонями лицо. Граф что-то лепетал себе под нос, можно было различить лишь обрывки его бормотания: «крайне фатальное положение» и «почтенная женщина опозорена».

– Ты знаешь, что это будет иметь последствия, – сказал Реджинальд. Его хорошенькое лицо Кена-жениха приобрело холодное выражение.

Себастьяно недоверчиво рассмеялся:

– Это какая-то чепуха. Мы сейчас просто вернёмся все в зал и забудем об этом недоразумении.

– Такое оскорбление не забывается. На кону стоит честь моей кузины. – Реджинальд снял перчатку и бросил её под ноги Себастьяно. – Завтра утром в шесть часов в Гайд-парке. – Он повернулся к Джорджу: – Не откажешься быть его секундантом?

– Я… э-э… – испуганно выдавил граф.

– Хорошо. Принеси твои пистолеты. – Он обнял за плечи всё ещё всхлипывающую Ифи и повёл её прочь.

– Что-что сейчас сказал Каслторп? – сокрушённо переспросил граф. – Я не понял. Он что-то сказал о пистолетах? В Гайд-парке? Неужто речь идёт о дуэли? Ну конечно, наверное. Ведь он бросил перчатку вражды! – Он подобрался и посмотрел на меня взглядом, полным самопожертвования: – Разумеется, я буду секундантом вашего дорогого брата, леди Анна!

– Кажется, я схожу с ума, – испуганно сказала я. – Это же атомная катастрофа, переходящая все границы! – Мои слова прозвучали как есть, ни во что не преобразовавшись. Себастьяно метнул в мою сторону быстрый взгляд. Несмотря на напряжённую ситуацию, то был благоприятный случай, которого он давно ждал.

– Лодка, которая может погружаться, – громко сказал он и тут же нервно закатил глаза. Должно быть, он пытался сказать «субмарина».

Если так, то Джордж не был никаким путешественником во времени. Однако в следующее мгновение к нам приблизился молодой человек очень серьёзного вида, и то, что преобразователь включился, можно было отнести на его счёт. Он коротко поклонился:

– Моя фамилия Рул. Меня послал Каслторп. Я его секундант.

– У меня очень плохое предчувствие, если ты туда пойдёшь, – сказала я часа два спустя, когда мы, наконец, остались одни в моей комнате. В доме было тихо, все давно разошлись по своим углам. Как всегда, мы тщательно заперли дверь на задвижку – на тот неправдоподобный случай, если кто-то ночью вопреки всем распоряжениям забредёт на этот этаж. Ведь теоретически кто-то из персонала мог страдать и лунатизмом.

Я лежала рядом с Себастьяно в постели и смотрела в потолок, или, вернее, на балдахин, который был погружён в притягательный розовый свет горящих свечей. Это выглядело прямо-таки как абсурдный китч, но всё же немного и романтично. В других обстоятельствах я бы наверняка нашла это волнующим, но сейчас я просто была на пределе сил и нервов.

– Ты ведь можешь сказать Джорджу, что у тебя мигрень, – предложила я.

– Чепуха, – проворчал Себастьяно. – Вся эта дуэль – чистая проформа. Ведь секундант Реджи объяснил, как всё будет происходить.

– Но тогда почему нельзя всё это просто отменить, если так и так договорились стрелять мимо?

– Таков уж кодекс. Надо отдать должное чести. Реджи может сохранить своё лицо, а Ифи хотя бы чувство, что её добродетель достойна того, чтобы кого-нибудь – хотя бы теоретически – лишить за неё жизни.

– Её добродетель вообще ничего не стоит, и она сама это прекрасно знает, – злобствовала я. – Она просто сделала слишком высокую ставку и проиграла. – Я не стала указывать ему на то, что он вёл себя как идиот (потому что я и без того говорила ему это не меньше дюжины раз), и не стала лишний раз тыкать его носом, насколько глупо было попадаться на удочку Ифи («У меня что-то кружится голова, мне срочно надо на свежий воздух!» – «О, я думаю, мне надо присесть, вон там в беседке с розами есть скамейка!»).

– Весь этот номер от начала до конца был грязной постановкой. – Я хлопнула ладонью по одеялу. – Они хотели поставить тебя перед свершившимся фактом и принудить к брачному предложению. А теперь ты должен ещё и подыгрывать им в этой дурацкой дуэли, которая даже не является дуэлью. Для чего всё это?

– В этом веке господствуют старомодные представления о морали, о приличиях и о чести.

На это мне нечего было возразить. Я подавленно думала о том, что наша дружба с Реджи и Ифи из-за этой дурацкой истории безвозвратно разрушена. Они открыли для нас все двери лондонского высшего света, без их помощи мы бы никогда этого не достигли. Конечно, теперь желанное приглашение на вечер у принца-регента было, считай, у нас в кармане, а только это нам и требовалось. Но оставалось горькое послевкусие. И всё лишь потому, что Себастьяно не хотел мне верить.

– Я такой идиот, – ни с того ни с сего сказал он.

Хотя бы понял это. Потребовалось время, но теперь он это признал.

– Мне следовало подойти к Джорджу и сказать ему прямо на ухо, – сказал он. – Тогда бы дурацкий секундант Реджи не мог этого услышать.

Я непонимающе повернулась к нему.

– Ты всё ещё думаешь, что Джордж только притворяется тугоухим?

– Проклятье, я не знаю, чему верить, а чему нет. – Себастьяно в отчаянии зарылся в волосы обеими пятернями и стиснул их. – Только бы не пропустить что-то важное, Анна! Ещё одну ошибку, как эта с Ифи, я больше не могу себе позволить. Что мы будем делать, если Джордж – один из представителей злых сил? Этот парень постоянно ошивается поблизости, где бы мы ни появились. Он уже стал нашей тенью. Он всё видит и всё слышит.

– Слышит он как раз не всё, потому что не может. – Но уже произнося это, я вспомнила, с какой ненавистью Джордж смотрел на принца-регента. Так, будто готов был его убить. Тогда я отнесла это на счёт его ревности, но почём мне знать, что я судила верно? А потом ещё дело с этим неудавшимся брачным предложением. Я так и не рассказала Себастьяно об этом случае, потому что он и без того был достаточно взвинчен.

Мой взгляд упал на картину на стене. Пламя свечи делало её ещё более зловещей. Вообще-то, мне давно следовало попросить убрать её. О’кей, это был подлинный Тёрнер и тем самым капиталовложение, не меньшее, чем акция основания Apple. И тем не менее это была дурацкая идея – повесить её именно в спальне, где я всякий раз натыкалась на неё, ложась спать. Однако нездоровое очарование мешало мне попросить убрать её. Каждый вечер перед сном я смотрела на неё и разглядывала бегущую фигуру (мою фигуру!), наполняясь при этом смутным чувством, будто она хочет мне что-то сказать. Дать какое-то указание, которое мне откроется, если я присмотрюсь внимательнее.

«От чего ты убегаешь?» – мысленно вопрошала я эту фигуру. Но, разумеется, не получала ответа.

На камине тикали часы. Стрелок не было видно, но я и без стрелок знала, который час – недавно на ближней церковной башне тихонько пробило три. Через два часа нам уже вставать, а ведь мы не спали ещё ни минуты.

Я со вздохом прильнула к Себастьяно.

– Ты совсем не хочешь спать?

– Смертельно хочу спать. Но столько всего путается в голове. – Он склонился надо мной и осыпал моё лицо градом маленьких поцелуев. – А ты почему не спишь?

– У меня столько всего путается в голове.

– Мы могли бы попробовать переключиться на другие мысли, – предложил он.

Розовый полог кровати вдруг перестал казаться китчевым и стал уже только романтичным.

– И правда могли бы, – пролепетала я, но тут губы Себастьяно не дали мне договорить, и он начал целовать меня по-настоящему. С этого мгновения я и впрямь больше не могла думать ни о чём другом.

На рассвете Себастьяно попытался ускользнуть тайком, но я моментально проснулась, как только он встал с постели.

– Ложись-ка снова, – прошептал он, зажигая лампу старомодной зажигалкой, прибором типа воздушного насоса под названием «тахипирион».

Но я уже подбирала себе одежду. К сожалению, ничего из моих вещей по-настоящему не подходило для такого выезда. Костюм для верховой езды оливкового цвета выглядел прочнее и удобнее всего, и я его надела. Он действительно сидел превосходно, и в том невероятном случае, если мне когда-нибудь вдруг захочется сесть на коня, я буду иметь вполне приличный вид. Глупо было только, что впереди у костюма было множество пуговиц, и чтобы застегнуть их, требовалось время и кропотливая работа.

Я надела самые удобные штиблеты из моего заполненного обувью гардероба, а волосы заплела в косу, обязательную для тяжёлых операций. Себастьяно уже оделся – простоты ради во всё вчерашнее, чтобы не терять времени. Он причесался моей расчёской и бегло поправил перед зеркалом свой галстук.

– Мне было бы правда гораздо легче, если бы ты осталась дома.

– Но мне – нет.

Этим было всё сказано. Он знал, что меня не переубедишь, поэтому и не пытался. Мы бесшумно сошли вниз. Наше предположение, что в доме все ещё спали, оказалось ошибочным. Из кухни в полуподвальном этаже доносился стук горшков, и было слышно, как повариха ругает кого-то, приказывая, наконец, сходить за углём.

Тем не менее мы выкрались из дома незамеченными. Снаружи уже светало, но видимость была плохая, потому что на улице клубился густой туман. Атмосфера была и впрямь зловещая, и если бы я не знала доподлинно, что Джек Потрошитель будет активно действовать лишь через семьдесят лет, я бы, вероятно, настояла на том, чтобы Себастьяно на всякий случай обнажил свою шпагу. Но он её даже не пристегнул, потому что в эту эпоху шпаги носили главным образом офицеры. Кроме того, дуэль (тем более фейковая) была назначена на пистолетах.

Гайд-парк находился недалеко, на расстоянии пешего хода, достаточно длинного, чтобы прохладный утренний воздух выветрил из мозгов ночную сонливость. По дороге нам почти никто не встретился. Время от времени из тумана возникала какая-нибудь фигура – мужчина с ручной тачкой, всадник, пьяный, – но они тут же исчезали в тумане таким же зловещим и бесшумным образом, как и появились.

Джордж и мистер Рул поджидали нас на углу парка, где через пару десятилетий будет стоять Мраморная арка, в непосредственной близости от Уголка ораторов, которого сейчас, разумеется, ещё не было. Джордж прибыл на экипаже, потому что до назначенного для дуэли места ещё нужно было ехать.

Он предупредительно открыл передо мной дверцу и помог мне сесть.

– Дорогая Анна, вам не следовало приезжать на это злосчастное представление. Тем не менее я просто счастлив снова увидеть вас так скоро! – Вероятно, ему казалось, что он говорит шёпотом, но на самом деле это прозвучало во всеуслышание, даже кучер с любопытством оглянулся.

Едва мы отъехали, как Джордж начал мяться и с заиканьем намекать, что когда всё будет уже позади, он непременно хотел бы поговорить с Себастьяно с глазу на глаз. К счастью, мы прибыли в назначенное место раньше, чем он смог выразиться определённее; судя по виду Себастьяно, он не был расположен беседовать с Джорджем о чём бы то ни было.

Реджи был уже на месте. Скрестив на груди руки, он стоял прислонившись к стволу большого дуба. Своего коня он привязал неподалёку. Между тем уже становилось светлее, однако туман стоял всё ещё густой, так что я не разглядела выражения его лица. Но потом он подошёл ближе, и я увидела, что его мина вообще не выказывала никакого волнения.

– Доброе утро, Анна. Ты меня удивляешь. Присутствие женщины… не принято.

– Но я так хотела.

– Понимаю. – Он кивнул Себастьяно: – Фоскери.

– Давайте скорее к делу, – холодно сказал Себастьяно.

Я была готова высказать, насколько глупой я нахожу всю эту акцию. Для чего вся эта дуэль, если заранее есть договорённость о том, что никто не пострадает? Можно было бы просто ограничиться словами. Однако эту здравую возможность, кажется, никто даже не принимал в расчёт.

Чтобы отдать должное форме, дуэлянтам было предложено на выбор два комплекта дуэльных пистолетов. Одну пару принёс Рул, вторую Джордж, обе пары свежезаряженные и готовые к действию. Рул раскрыл свой ящик с оружием и поднёс Себастьяно для осмотра, Джордж сделал то же самое со своим ящиком. Себастьяно не глядя выбрал оружие Рула (его недоверие к Джорджу, кажется, ничем нельзя было вытравить), и после того, как он взял из ящика один из пистолетов, Реджинальд взял второй и указал на лужайку, занавешенную туманом.

– Вон там, на открытом месте, – сказал он. – Общая дистанция двадцать шагов? – И с иронией добавил: – На большее не хватит видимости.

– Я согласен, – ответил Себастьяно. А мне приказал: – Уйди за карету!

– Но…

– Здесь стоят деревья. Пуля может отскочить рикошетом.

Джордж был того же мнения. Он зажал под мышкой свой неиспользованный ящик с оружием, отвёл меня за карету и утешительно похлопал по руке:

– Сейчас всё закончится, моя дорогая Анна! Не испугайтесь громкого выстрела. Это всё лишь постановка.

– Каждый отсчитывает десять шагов и тут же стреляет без предупреждения, – услышала я голос Реджинальда. – Согласны?

– Согласен, – ответил Себастьяно.

Я выглянула через запятки кареты и успела увидеть, как Реджинальд и Себастьяно скрылись в тумане.

Рул начал считать:

– Один, два, три…

Из-за тумана ничего не было видно. Даже Рула, который всё ещё громко считал:

– Семь, восемь, девять, десять!

Когда он закончил, прозвучал оглушительный двойной выстрел.

– О, проклятье! – в ужасе воскликнул Рул. – Фоскери ранен!

Я помню, что раскрыла рот для крика, но он так и не вышел из меня, превратившись в сдавленный хрип. На какой-то жуткий момент даже тело моё было парализовано, я не могла поднять руку. Но это длилось лишь долю секунды. Я оттолкнула Джорджа в сторону и побежала. Я слышала, как он позади заикался, лопоча что-то вроде:

– Ужасный несчастный случай…

Но остаток фразы я не разобрала. На бегу к Себастьяно я поскользнулась на мокрой траве и упала. Я пыталась подняться на ноги, и тут Джордж меня догнал и схватил за руку:

– Анна…

Я опять оттолкнула его и побежала дальше. Потом я очутилась около Себастьяно. Он лежал на боку и держался за плечо. Даже в слабом рассветном свете было видно, как побледнело его лицо.

Всхлипывая и задыхаясь, я упала около него на колени. Из-под пальцев его текла кровь.

– Что с плечом, сильно?

– Беги! – с трудом выдавил он. – Изо всех сил беги!

Я проследила за его взглядом и увидела, как из тумана появляется Реджинальд. Он шёл к нам так неторопливо, будто у него в запасе была вся вечность. Только в это мгновение я поняла, что произошло – то не был несчастный случай. Он умышленно подстрелил Себастьяно.

Он уже дошагал до нас и холодно смотрел на Себастьяно сверху вниз.

– Только плечо, хм? Обычно я стреляю более метко. Если бы ты выбрал пистолеты Джорджа, ты был бы уже на том свете. У Рула не такие хорошие. Но эту небольшую глупую ошибку легко устранить. – В полном душевном спокойствии он обошёл меня и шагнул к Джорджу, который стоял у меня за спиной, растерянно таращась на Реджинальда, даже и тогда, когда тот вырвал у него ящик с оружием, зажатый под мышкой.

Только когда Реджинальд отошёл на пару шагов и раскрыл ящик, я очнулась из оцепенения. Я с криком бросилась на него. Ящик упал на землю, оба пистолета выскользнули в траву. Реджинальд обхватил меня одной рукой, крепко прижав к себе спиной, а сам в это время ловко нагнулся, поднимая один из пистолетов.

– Проклятье! – гневно прошипел он у меня над ухом. – Что ты о себе вообразила? Нашлась, тоже мне, «Парень-каратист»!

Я оцепенела, когда поняла, что он сказал. Или я ослышалась? Но следующие его слова исключили всякую ошибку.

– Упс, я, кажется, попался, а? А ведь всё это время я тщательно следил, как бы не сказать какое-нибудь запретное слово. Эй, Анна, ты хоть помнишь нашу первую встречу? Она состоялась недалеко отсюда. Я вас тогда почти сбил. Ну да, всего лишь моим велосипедом. Но сегодня я сделаю это по-настоящему.

– Есть свидетели, – прохрипела я из сдавленного горла.

– Кто, Рул? Он сбежал, как только твой любовник рухнул. Дуэли запрещены, а у этого типа аллергия на неприятности. А о Джордже я ещё позабочусь. Как и о тебе.

– Я тебя убью! – крикнул Себастьяно. – Отпусти её немедленно, негодяй! – он пытался подняться на ноги, но сил не хватило, и он снова повалился на бок.

Реджинальд язвительно рассмеялся и взвёл курок пистолета.

– Джордж! – крикнула я. – Сделай же что-нибудь! Не стой на месте! Помоги мне!

Я хотела этим криком только отвлечь Реджинальда, потому что Себастьяно как раз начал ползти в мою сторону. Но помощи Джорджа мы могли ждать очень долго. Если я когда-нибудь и видела человека, который обделался сверху донизу, то это был Джордж. Всё, на что его хватило – это отступить на пару шагов и озираться по сторонам в поисках помощи.

Я изо всех сил припечатала Реджинальда правым каблуком по стопе. Он вскрикнул, но не выпустил меня. Следующей мерой был бы удар локтем ему в рёбра, но он мёртвой хваткой удерживал мои руки. Когда борьба идёт не на жизнь, а на смерть, мужчины, к сожалению, оказываются гораздо сильнее женщин. Я ударила макушкой ему в подбородок, но он, судя по всему, тоже знал этот приём, потому что до его подбородка я не достала.

Затем он прицелился в Себастьяно и нажал на спуск.

– Нет! – Мой вопль совпал со щелчком пистолета. Порох, должно быть, подмок в траве. Реджинальд с проклятьем отшвырнул пистолет и попытался нагнуться за другим, но к этому моменту Себастьяно подполз уже близко; он вытянул здоровую руку и схватил второй дуэльный пистолет Джорджа раньше Реджинальда. Он молниеносно перекатился на спину, взвёл курок и взял Реджинальда на прицел.

Тот сразу понял, что проиграл, и стал отступать. Но всё ещё зажимал моё горло в захвате и волок меня за собой, прикрываясь мной как щитом. Оттащив меня на дюжину метров, он изо всех сил шарахнул меня о ствол дерева, стараясь, чтобы удар пришёлся мне в голову.

– Дрянь такая, будешь знать, – в ярости прошипел он. И нанёс мне короткий жёсткий удар в желудок, после чего принялся душить меня. Я не могла вздохнуть, но вместе с тем из-за страха перед смертью у меня произошёл выброс адреналина, и я изо всех сил дала отпор. Не медля, я нанесла сильный удар кулаком ему в нос, молниеносный и направленный наискосок вверх, как нас учили в школе на самообороне. Я была вознаграждена радующим душу хрустом. Тут же должен был последовать пинок коленом по чувствительным мужским частям, но меня опередил цокот копыт. Двое всадников показались на близлежащей дорожке, и Реджинальд предпочёл оставить поле боя до того, как мы привлекли их внимание. Всего несколько мгновений потребовалось ему, чтобы скрыться в тумане.

– Я нахожу, что это выглядит уже намного лучше, – сказала я. При этом стараясь, чтобы мой голос звучал по-деловому, потому что не хотела разрыдаться. Хотя на сей раз это были бы слёзы облегчения в отличие от моего рёва в первые дни после подлого покушения на убийство. Тогда я только сидела почти всё время рядом с Себастьяно и тряслась за его жизнь, потому что поначалу дела были очень плохи. Врач сделал всё возможное, но хотя он принимал все меры предосторожности, к которым я его принуждала, мы с ним не смогли воспрепятствовать тому, что рана начала загнаиваться и в теле Себастьяно бушевал жар. К счастью, теперь это осталось позади.

– Воспаление прошло, – согласился со мной врач. Его звали доктор Стэнхоуп, это был усатый господин лет пятидесяти, и он считался лучшим хирургом Лондона. Он действительно хорошо знал своё дело – по крайней мере, на мой взгляд, потому что профессионально удалил пулю и хорошо зашил рану. Шов и впоследствии выглядел не так уж плохо, во всяком случае не хуже, чем все остальные шрамы, вынесенные Себастьяно из нескольких его заданий стража времени. Выстрел пришёлся совсем рядом с тем, который он получил при нашем задании в Париже в позапрошлом году.

– Заживает очень хорошо, – полагал доктор Стэнхоуп, протягивая руку к плечу Себастьяно, чтобы ощупать рану. Я рефлекторно отбила его пальцы в сторону:

– Нельзя без спиртного! – зашипела я.

Себастьяно улыбнулся. Врач сделал обиженное лицо: опять я посмела усомниться в его профессиональной компетентности. Но, поскольку он получал большие деньги за лечение Себастьяно, ему приходилось считаться с моими эксцентричными выходками, и он даже вымучил из себя улыбку понимания, когда я вылила ему на руки порцию джина. С такой же придирчивостью я с самого начала следила за применением всех инструментов, как и за перевязочным материалом и нитками для зашивания раны. Всё, что соприкасалось с открытой раной, я дезинфицировала собственноручно. Холщовые бинты и марлевые тампоны я кипятила и проглаживала, и каждый, кто приближался к Себастьяно для ухода или помощи, обязан был вымыть руки горячей водой с ядровым мылом. Доктор Стэнхоуп имел право прикоснуться к пациенту, только протерев как следует пальцы джином. В комнате Себастьяно стоял запах как в винокурне – но с этим приходилось мириться ради соблюдения жизненно важных мер гигиены.

После того как доктор Стэнхоуп закончил свой визит и откланялся, я села на край кровати Себастьяно и взяла его руку.

– Если мы выживем в этом переплёте и сможем вернуться домой, мы с этим покончим, – сообщила я ему.

– С чем? – В его глазах мелькнула улыбка. Последний приступ лихорадки прошёл только два дня назад, но выражение его лица уже не оставляло сомнений в том, что худшее миновало. – Неужто с путешествиями во времени? Да ты шутишь.

– Я серьёзно. С меня довольно того, что ты каждый год хотя бы раз бываешь подстреленным или порезанным. С этим надо кончать. В конце концов, мои дети должны расти с отцом.

– О, – задумчиво сказал он. – О детях мы пока ещё не говорили.

– Говорили, – поправила я его. – Однажды уже заходила речь, что дети у нас когда-нибудь будут.

– Верно, – заинтересованно сказал он. – Вообще-то хорошая идея. Когда приступим?

Я шлёпнула его по руке, которая потянулась к моему вырезу:

– Об этом можешь забыть на ближайшее время. Доктор Стэнхоуп сказал, что ты ещё неделю должен лежать и избегать любой нагрузки.

– Я и так провалялся уже целую неделю, и мне это уже наскучило.

– Ты едва не умер, – удерживала я его, но на сей раз в моём голосе звучала не деловитость, а дрожь.

Он приподнялся и нежно поцеловал меня.

– Я знаю. Я виноват.

Он всё ещё продолжал корить себя за то, что отмахивался от всех моих предостережений насчёт Ифи и тем самым посодействовал планам Реджинальда. Притом что на поверхности лежало, что этот негодяй воспользуется любым поводом. Вероятно, он с самого начала искал случая устранить Себастьяно с дороги, и я готова была держать пари, что он и сейчас выжидает ближайшую возможность.

После дуэли он бесследно исчез. В обществе он больше не мог показаться, уж об этом мы позаботились: Реджинальд Каслторп разыскивался из-за попытки убийства. Все думали, что он бежал на континент, как в эту эпоху поступали все аристократические преступники, которые попадали в розыск. Однако нам было ясно, что он прячется где-то неподалёку и только и ждёт, когда придёт его час.

Но на этот раз мы не были беззащитны. Мистер Скотт по моей просьбе приставил к нам двоих надёжных телохранителей, которые поочерёдно незаметно охраняли дом, чтобы к нему не могла приблизиться ни одна подозрительная фигура. Бывшие сыщики с Боу-стрит, это было что-то вроде исторической службы безопасности, потому что там располагалась лондонская криминальная полиция. С людьми такой компетенции я чувствовала себя немного спокойнее. И с мистером Фицджоном тоже. Он в своей невозмутимой манере заботился о том, чтобы в дом входили только те люди, которые заранее поставили нас об этом в известность и в целом были вне подозрений. Но даже из них далеко не все могли войти. Джордж Кливли, например, уже трижды объявлялся, последний раз якобы даже в слезах (по крайней мере, мистер Фицджон намекнул на это), но я не пожелала его видеть. После того, как граф во время дуэли повёл себя как последний трус, он перестал существовать для меня как человек. Кроме того, Себастьяно всё ещё подозревал, что он сообщник Реджинальда. Правда, наши с ним мнения на этот счёт расходились, ведь я в то злополучное утро видела лицо Джорджа, бледное как мел, насмерть перепуганное, и заметила, как дрожали его руки, когда Реджинальд отнимал у него ящик с пистолетами. Сообщник уж точно вёл бы себя по-другому.

Но Джордж в это время был не самой большой из наших проблем. Была другая, куда более важная, о которой я размышляла уже несколько дней. У меня даже сложился план, как её решить. Себастьяно, правда, ничего об этом не знал. В конце концов, он был ещё лежащим больным.

– О чём ты думаешь? – спросил он.

– Ни о чём, – заверила я.

– Ответ неверный. Я знаю это твоё выражение лица. Оно у тебя бывает, когда ты вынашиваешь какой-то план и скрываешь его от меня.

– Глупости! – солгала я. – Эй, тебе предписано лежать в постели! – испуганно воскликнула я, когда он сделал попытку встать.

– Даже при постельном режиме существуют те ограничения, которые мужчина может выносить лишь недолгое время. Например, эта, – он властно указал на отвратительный жестяной предмет его антипатии: – Чтоб я её больше не видел.

Я проигнорировала утку и вскочила, чтобы поддержать его, но он отстранился:

– Я могу идти самостоятельно, – объявил он. И впрямь, к моему удивлению, он твёрдо держался на ногах, и мне стало ясно, что он, должно быть, уже вставал и раньше. Возможно, с помощью Микса, который в последние дни помогал ему и с личной гигиеной. – И сегодня мне хотелось бы съесть что-нибудь приличное, – сообщил он мне, уже на полпути к клозету. – Этот вечный куриный бульон уже скоро польётся у меня из ушей.

Это был хороший знак! Я забыла про свои тревоги и побежала вниз, чтобы распорядиться у миссис Фицджон насчёт большого стейка к ужину. Едва я успела сделать это, как ко мне подошёл мистер Фицджон и подал на обязательном серебряном подносике сложенную записку.

– Что, опять граф? – измученно спросила я.

– Нет, на сей раз это леди Уинтерботтом, – мистер Фицджон тактично кивнул в сторону входной двери: – Она ждёт ответа снаружи.

Я развернула записку. Она состояла из одного предложения:

«Дорогая Анна, с мольбой о прощении настоятельно прошу тебя поговорить со мной. И.У.».

Эта потаскушка! И она ещё имеет наглость являться сюда! Спонтанно я хотела тут же просить мистера Фицджона отослать её, но что-то меня удержало.

– Проводите её в приёмный салон.

Мистер Фицджон, казалось, слегка удивился, но тут же справился с собой и поклонился:

– Как будет угодно миледи.

В салоне я встала у окна и ждала, когда мистер Фицджон приведёт Ифи. Она робко вошла и неуверенно остановилась, пока мистер Фицджон тихонько затворял за собой дверь.

– Добрый день, Анна, – тихо сказала она.

Я вежливо кивнула и указала ей на кресло:

– Садись. Может, хочешь выпить чего-нибудь освежающего?

Она отрицательно помотала головой и осталась стоять, благодаря чему я могла отметить её по-прежнему безупречный облик. Сегодня она была одета не так ярко, как обычно. На ней был ансамбль скромного кроя из дымчато-серого крепдешина, а к нему шляпка антрацитового цвета с одним-единственным узким бантом. Не выгляди она, несмотря на это, столь элегантно и безупречно красиво, можно было бы подумать, что она посыпала голову пеплом.

– Я слышала, что твой брат уже поправляется, – сказала она. – Этому я очень-очень рада.

Я кивнула и с интересом ждала, что же будет дальше.

– Анна, когда я услышала, что сделал Реджинальд, я не могла в это поверить. Что он способен на такую низость…

– А как давно ты вообще знаешь Реджинальда? – перебила я её.

Она немного растерялась:

– Как странно, что ты меня об этом спрашиваешь. Именно об этом я и раздумывала все эти дни. Он вернулся с континента в прошлом году, с войны против французов, и я помню, как он ко мне пришёл и как я обрадовалась, что наконец-то снова вижу моего любимого кузена. Но когда я теперь пытаюсь вспомнить, что было раньше… Моя память… в ней есть какие-то провалы, потому что я никак не могу вспомнить о наших прежних встречах, и это кажется мне весьма странным. – Она провела ладонью по лбу так, будто хотела что-то удалить оттуда. – Я не хочу о нём думать, почему-то мне от этого неуютно и как-то странно.

Нечто такое я и предполагала. Кто-то провёл над ней массивную манипуляцию, чтобы она думала, будто Реджинальд – её кузен. Или, может быть, даже – и при этой мысли мне стало дурно – она сама представляла собой иллюзорное существо, как, например, жена мистера Стивенсона, которая растворится в воздухе, как только перестанет существовать он сам.

– Анна, я пришла, чтобы просить прощения у тебя и твоего брата. – И тут её как будто прорвало: – Я не понимала, что исхожу из ошибочных представлений! Я так надеялась, что он и я… – Она осеклась, и её фиалкового цвета глаза наполнились слезами. – Господи, спаси, но я сразу влюбилась в твоего брата. Я вообразила себе, что если я лишь чуть-чуть подтолкну его, он со мной обручится – и всё будет хорошо! О, Анна! Чего бы я не отдала ради того, чтобы сделать его счастливым! Я хотела ему только добра, можешь мне поверить! Все эти маленькие глупые гусыни, что заполняют сейчас лондонский брачный рынок, даже близко не понимали бы его так, как я! Поверь мне, Анна, я не хотела ничего другого, кроме как быть ему хорошей женой! Его деньги, его титул – всё это было мне в конечном счёте безразлично! Но если бы я… если бы я могла догадываться, какие последствия это повлечёт за собой, я бы никогда… – Она смолкла, всхлипывая, и прижала к лицу свой кружевной носовой платок.

Я с испугом выслушала извержение её чувств. Это звучало отнюдь не расчётливо, напротив – я очень хорошо могла её понять. Да было бы как раз ненормально, если бы она не влюбилась в Себастьяно. И она ведь исходила при этом из того, что он подыскивает себе жену, в конце концов, это и впрямь было официальной версией. В принципе она не сделала ничего дурного. То, что Реджинальд форсировал всё дело, а потом ещё и воспользовался этим предлогом, чтобы убрать Себастьяно с дороги, – всего этого она ведь не могла знать. Должно быть, её это потрясло не меньше, чем меня.

– Highspeed-DSL, – сказала я. На всякий случай, никогда ведь не знаешь точно. Мои слова превратились в быструю связь, и я тайком с облегчением вздохнула. Мне вроде бы и припоминалось, что переводчик в присутствии Ифи уже пару раз приспосабливал ко времени одно-два моих слова, но я не могла быть уверена, точно ли я это помню. Теперь, по крайней мере, я знала: она определённо ни в чём передо мной не притворяется.

– Быстрая связь, – повторила Ифи. – О, Анна, как ты права! Это именно то, на что я надеялась с Себастьяно! – Она промокнула платком лицо, залитое слезами. Она принадлежала к той редкой породе женщин, которых не портили слёзы. – С моей стороны это была как раз любовь с первого взгляда.

– Э-э… да, – безвольно произнесла я. – Такое бывает.

Надежда вспыхнула в её больших влажных глазах.

– Может быть, если мы немного подождём и дадим всему развиваться своим ходом…

– Раз и навсегда выбрось его из головы, – сурово сказала я. – Он любит другую.

Её рот округлился в удивлённое О.

– Правда? – И она медленно кивнула сама себе: – Конечно. Это бы всё объяснило. Он иногда казался таким отсутствующим, хотя я была у него прямо перед носом… – Она осеклась и добавила немного укоризненно: – Ты могла бы мне хотя бы намекнуть на это, знаешь. Тогда бы я наверняка не превратила себя в такое посмешище.

– Это должно было оставаться в тайне.

– О! – Крылья её носа слегка раздулись, как будто она учуяла какой-то особенно волнующий след. – И кто же она?

– Я не могу этого сказать, ведь это не моя тайна.

Она принялась соображать вслух:

– Наверняка это не одна из дебютанток альмака, потому что он их не удостоил даже второго взгляда, хотя они дефилировали перед ним одна за другой как жемчужины на нитке. Погоди… это замужняя женщина?

– Нет, – сказала я с негодованием.

– Тогда она из третьего сословия! – победно заключила Ифи. – Без имени и звания! – В следующее мгновение она снова собрала лоб складками: – Но вы ведь совсем недавно прибыли с Антильских островов. Разве он мог так скоро… А! Она оттуда! – Ифи настойчиво смотрела на меня: – Я права? Он любит женщину с вашей родины?

– Да, именно так, причём уже несколько лет, – выпалила я, не успев остановиться вовремя. Но тут же поняла, что я и не хотела останавливаться, наоборот. Самое время внести ясность: – Он с ума по ней сходит и никогда не сможет полюбить другую, – подчеркнула я.

– И он не мог к ней посвататься, потому что она происходит из народа? – Ифигения перешла на шёпот, широко раскрыв глаза: – Неужто она… рабыня?

Если я и рабыня, то разве что моих чувств. Я отрицательно помотала головой.

– Но без положения и без денег, не так ли?

– Ну, где-то так. Но в любом случае он любит её больше жизни.

– Я понимаю. Теперь мне многое становится ясно. – Ифигения опустила голову: – Все эти слухи, что он намерен подыскать себе подходящую женщину… тут я и впала в соблазн. Если бы я узнала правду раньше. Мы избежали бы стольких бед.

– Ему следовало бы вести себя прозорливее, – подтвердила я.

Она бросила на меня взгляд из-под всё ещё мокрых ресниц:

– Анна, как ты думаешь, вы оба сможете меня простить?

– Ну, я-то точно, – великодушно ответила я и указала ей на диван: – Садись же, наконец. Удобнее будет разговаривать. Я попрошу миссис Фицджон принести нам чаю.

Когда час спустя она уходила, я полностью с ней примирилась. Она опять была прежняя Ифи, жизнерадостная и готовая к шопингу (она хотела завтра заехать за мной для продолжительного тура по магазинам), а сама я получила ту информацию, которой мне ещё недоставало. И теперь я могла осуществить мой план.

* * *

Себастьяно я, конечно, ничего не рассказала, иначе мне пришлось бы всё забыть, даже не начав. Поскольку он уже к вечеру стал что-то подозревать, хотя я сама была ещё в стадии планирования, я старалась больше не показываться в его комнате. В противном случае он бы сразу заметил, что я уже близка к стадии реализации. Я зашла к нему, только чтобы пожелать спокойной ночи, после чего Микс уже надел на него свежую ночную рубашку и принялся расчёсывать ему волосы (в брутальном стиле). А перед этим он принёс ему в постель ужин и мелко нарезал ему стейк и даже, возможно, покормил бы его с рук, если бы Себастьяно не вышвырнул его на время. Всю историю я не застала, только заметила обиженную мину Микса, когда он стоял в коридоре у двери комнаты, тогда как Себастьяно внутри громко ругался, что он, чёрт возьми, не младенец, не умеющий держать в руках вилку, и что это, чёрт возьми, в последний раз, что он ужинает в постели.

Микс стоял у двери и страдал. Он с трудом переносил то, что я так часто оскверняю своим присутствием священные покои мужской спальни. И при этом ещё попираю его исконную честь камердинера тем, что имею наглость стеречь своим орлиным оком все перевязки, мытьё и прочие гигиенические процедуры его светлости. Он не мог сделать ни одного движения без моего надзора. Это давалось ему тяжело, и он то и дело говорил что-нибудь вроде: «Может быть, ваша милость лучше вышли бы ненадолго, пока я брею его светлость» или «Использование утки может шокировать чувствительное зрение молодой леди».

То, что сегодня ему выпало в полном одиночестве заботиться о его светлости, судя по всему, не уменьшило его злобы, потому что он не спускал с меня подозрительного взгляда и издал болезненный стон, когда я погладила Себастьяно по его свежепричёсанной голове.

– Всё в порядке? – спросил меня Себастьяно. – Мне кажется, ты как-то… напряжена. – Он казался немного сонливым, и это было не удивительно, я сама позаботилась о том, чтобы в его последнюю чашку чая попало несколько капель настойки опия. Немного, ровно столько, чтобы им овладела приятная сонливость, но при этом ему не пришло в голову, что в этом что-то не так.

– Всё очень хорошо. Завтра, кстати, я еду с Ифи за покупками. Мы, так сказать, снова можем терпеть друг друга. Она более или менее не виновата во всём произошедшем. Всё так, как я и предполагала. Ну, ты помнишь. – Я бросила на него многозначительный взгляд, но у него уже слипались глаза. Я поцеловала его в лоб и поспешила к себе в комнату. Бриджит я на час раньше обычного отослала в её мансарду и дала ей с собой в починку моё платье, у которого намеренно оторвала подшивку подола. Иначе бы она опять заподозрила меня в том, что я хочу её прогнать. Благодаря этому маленькому заданию ей не о чем было тревожиться. Я слышала, как она по пути к лестнице разговаривала сама с собой на излюбленную тему:

– Я так рада, что миледи во мне нуждается и даже на вечер даёт работу! Даже если мне придётся из-за этого дурацкого подгиба шить и портить себе этим глаза. Но что мне ещё остаётся, ведь если я откажусь, она же определённо выставит меня за дверь. О небо, так, значит, это хорошо, что мне можно подшить её платье!

В какой-то момент я услышала, как Микс тоже ушёл к себе наверх, и в конце концов в доме стало тихо. Я дождалась полуночи и только после этого тайком выскользнула из дома.

* * *

Но снаружи перед домом всё-таки произошло то, на что я не рассчитывала. Путь мне преградил мужчина, выхватив пистолет.

– Стоять, или я стреляю! – грубо рявкнул он.

Я испугалась, но тут же поняла, кто это был.

– Тс-с, – я приложила палец к губам. – Это я.

– Леди Фоскери, – озадаченно ответил телохранитель. – Силы небесные, я же вас чуть не пристрелил! Вас и не узнать в таком наряде!

Я пыталась вспомнить его фамилию. Было только две возможности: либо Смит, либо Уэст, но оба типа со своими бакенбардами и в тёмных костюмах выглядели настолько одинаково, что различить их было невозможно.

– Всё в порядке, мистер Смит, – наугад сказала я. – Это из-за одного пари. Для этого я и переоделась. – Если точно, то я выкрала из бельевой ливрею и кепи Седрика и могла сойти, по моему мнению, за слугу, во всяком случае по виду.

– Уэст, – поправил меня сыщик. – Меня зовут Уэст. О каком пари вы говорите?

– О пари, которое я заключила с его светлостью. Мы поспорили, смогу ли я выйти из дома незамеченной и пройти мимо вас и мистера Смита.

– Никто мимо нас не пройдёт.

– Так я ему и сказала. Я поставила на это десять фунтов.

– Тогда вы, пожалуй, выиграли, миледи. Но теперь вам придётся вернуться в дом. Так поздно ночью по городу бродит всякий опасный сброд.

– Это верно. А где, собственно, мистер Смит?

– За домом. Мы охраняем его со всех сторон.

– Рада слышать об этом. Ну, тогда я вернусь.

После этого пришлось немного сменить план. Теперь мне следовало сперва подумать, как уйти без помех, вот ведь досадная задержка. Но я довольно быстро нашла решение и очень гордилась тем, что сделала это, даже не дойдя до двери дома, хотя в принципе это был самый избитый из всех отвлекающих манёвров. Его можно увидеть в каждом третьем фильме – брошенный камешек. Я просто дождалась, когда мистер Уэст повернётся ко мне спиной, затем нагнулась, подняла с дороги камешек и швырнула его в огороженный скверик в середине площади. Мистер Уэст тотчас обернулся.

– Я думаю, там кто-то есть, – тихо сказала я. – Я заметила в кустах какую-то фигуру!

Он подошёл с пистолетом на изготовку и насторожённо посмотрел через забор.

– Идите-ка быстро в дом, миледи.

– Конечно. Я уже практически внутри.

Я удалялась от него, пятясь назад, пока он сосредоточенно инспектировал кусты в маленьком садике. В какой-то момент он скрылся из виду. Этого я только и ждала. Я тут же развернулась и тихонько (нарочно надела мягкие тапочки) юркнула по ночной улице. Когда мистер Уэст обыщет маленький садик, он подумает, что я уже ушла домой и что всё в полном порядке. Правда, мне это стоило некоторого крюка, потому что пришлось обходить улицу стороной, но то была лишь небольшая неприятность – если не считать собачью кучу, в которую я наступила левой ногой, и ещё, к сожалению, острого черепка, о который я порезала тонкую кожаную подошву правой тапочки, а с нею и кожу собственной ступни.

Было ужасно больно, и остаток пути я прихрамывала. Но я героически преодолевала боль. По сравнению с тем, что вынес за последнюю неделю Себастьяно, это было пустяком.

Не сразу я разыскала дом Реджинальда, хотя Ифи мне очень хорошо его описала. Разумеется, я не спрашивала её об этом напрямую, а выведывала окольным путём. («А кто теперь присматривает за его домом, пока он в бегах? И где вообще этот дом, кстати?») Она, правда, как-то упоминала, что он жил на Уимпол-стрит, но это было давно.

Ифи со своей словоохотливостью мне всё подробно рассказала. И, сама того не зная, дала мне дополнительный толчок как можно скорее осуществить мои намерения, потому что лучших условий, чем сейчас, просто не могло быть.

– Я слышала, он отпустил всю прислугу. И дом стоит совершенно пустой. Такая жалость, ведь он так хорош, этот дом! Великолепное строение с греческими пилястрами и настоящей ренессансной башенкой.

Мне пришлось идти довольно далеко, и нога у меня болела всё сильнее, но в конце концов я обнаружила в матовом свете фонаря дом с той самой башенкой. Местечко было действительно красивое. Не знаю уж, кто был ментором Реджинальда, но он точно не экономил, равно как и Хосе в нашем случае.

Хосе… Где он теперь? Имел ли он представление о том, что произошло за это время? Себастьяно, несмотря на свою рану, всё ещё настаивал на том, что пройдёт немного времени – и наш Старейшина снова объявится, но я далеко не так была убеждена в этом, как он.

Может, моя уверенность вернётся, когда маска снова будет у меня в руках. А именно из-за неё я и очутилась этой ночью здесь – всю мою надежду я возлагала на то, что Реджинальд спрятал маску в своём доме. Однако теперь, когда я стояла прямо перед домом и разглядывала его в желтоватом свете фонаря, мужества у меня поубавилось. С чего я решила, что он не взял маску с собой? Банальный ответ гласил: у меня было чувство, что маска здесь. Точнее я не могла бы это описать. И этого должно было хватить. По крайней мере, моего чувства было достаточно, чтобы отважиться на попытку вернуть маску.

Только дом в моём представлении был совсем не такой большой. А он оказался огромным, никак уж не меньше нашего на Гросвенор-сквер. Теоретически, если Реджинальд хорошо припрятал маску, я могла неделями её искать и не найти.

Я сделала глубокий вдох и решила пока не думать об этом, иначе я могла бы тут же отказаться от своей затеи. Вместо этого я озадачилась вопросом, как мне войти внутрь. Логично было попробовать сначала со стороны сада.

К моему облегчению я быстро обнаружила с задней стороны дома на двери террасы оконные створки, которые легко открылись. Также беспроблемно я попала вслед за тем в дом: сняла куртку, обмотала ею руку и выбила стекло локтем. Стекло разбилось чуть ли не бесшумно, а главное – сразу; изобретение прочного стекла ещё только предстояло в далёком будущем. Тонкие стёкла этой эпохи могли выдержать немного. После короткой возни я нащупала ручку двери и нажала на неё. Теперь больше ничто не стояло на пути ночного взломщика. Я подняла повыше небольшой фонарь, который предусмотрительно прихватила, и следила за тем, как бы не наступить ещё раз на острый осколок, когда входила в тёмное помещение.

Я очутилась в типичном рабочем кабинете той эпохи. Шкафы книг со стеклянными дверцами, тяжёлый письменный стол красного дерева, глобус, географические карты на стенах, массивный кирпичный камин с медными часами на мраморном выступе – всё было очень похоже на кабинет в нашем доме на Гросвенор-сквер. Судя по всему, такие библиотеки были обязательны для богатых людей эпохи регентства.

Я поставила фонарь на письменный стол и сразу приступила к поискам, для простоты начав с выдвижных ящиков. Я раскрывала их по порядку, натыкаясь на классические письменные принадлежности – бумагу с напечатанным гербом и монограммой (весьма кичливо и большими буквами: Р. К. – Реджинальд Каслторп), брусок воска для запечатывания, тонкие конверты ручной выделки, баночку песка для впитывания чернил, коробочку с золотыми перьями. В третьем ящике лежала маска. Просто так. Без упаковки. Я уставилась на неё и никак не могла поверить своему счастью. Разве бывает столько везенья сразу? Но почему бы, собственно, нет? В конце концов, в последнее время мы получали один удар за другим. Почему бы однажды и не случиться удаче? Иногда судьба раздаёт человеку и козыри, и это был один из них. С внутренним ликованием я взяла маску из ящика и сунула её в карман брюк.

Внезапно я ощутила холодок сквозняка, он коснулся моего затылка в том самом месте, где раньше в моменты опасности всегда начинался зуд, когда я ещё обладала своим даром. Что-то здесь было не так. Я подняла голову, прислушиваясь. Не примерещился ли мне какой-то шум? Вот, теперь я услышала его отчётливо – скрип. В следующее мгновение распахнулась двустворчатая дверь, и в комнату вошёл человек, неразличимый в темноте.

– Привет, Анна. – Человек приближался, пока не попал в световой круг лампы. Реджинальд теперь имел лишь отдалённое сходство с Кеном-женихом: его нос и по прошествии недели всё ещё был опухшим и тёмным. – Да, он сломан, если ты хотела об этом спросить, – сказал он. Ярость в его голосе была несколько приглушена этой гнусавостью, но гневный блеск в глазах оставался непогашенным.

– Ты сильно рискуешь, оставаясь здесь, – сказала я.

– Не так сильно, как ты, вламываясь сюда.

– Ты этого ждал, – отметила я очевидное.

– Разумеется. Для того я и остался. – Он злобно ухмыльнулся: – Можно сказать, я выставил тебе ловушку, и ты в неё попалась, как Бэмби.

Он подошёл ко мне, и тут я увидела у него в руке большой, опасно блеснувший нож.

– На сей раз тебе не уйти.

– Ну, помечтай, – сказала я, схватив с письменного стола и швырнув в него тяжёлое пресс-папье. Конечно, попала я только в глобус, который стоял в добрых полутора метрах от Реджинальда. В метании я всегда была катастрофически слаба.

Но я ведь только для того и сделала этот бросок, чтобы выиграть мгновение для бегства. Длинным прыжком я переметнулась через обломки стекла к двери (ну хорошо, прыжок был не очень длинный, иначе он мог бы оказаться таким же неточным, как и мой бросок пресс-папье) и помчалась в сторону улицы. Резкая боль от моей правой ступни отдавалась вверх до самого колена. Должно быть, я опять порезалась о стекло, и результат оказался очень неприятным. Вдобавок ко всему я то и дело обо что-нибудь спотыкалась, потому что бежала вслепую в темноте, ведь лампу я не прихватила, а от уличного фонаря здесь, позади дома, было мало толку. Кепи я обронила, коса болталась туда и сюда, а пряди, выбившиеся из неё, свисали на лицо. Стиснув зубы, я пыталась унести ноги, но всё же, добежав, наконец, до улицы и хромая по неровной мостовой, я уже слышала за собой топот каблуков Реджинальда – и этот топот быстро приближался. Через пару секунд он настиг меня, грубо схватил за косу, рванул назад и швырнул на землю. Лицо, искажённое яростью, нависло прямо надо мной.

– Теперь тебе не поможет ничто, – с издёвкой прошипел он. – Даже твой Старейшина, этот Хосе. И твоя дурацкая маска тебе не пригодится.

Занесённый вверх нож со свистом обрушился на меня.

* * *

– Помогите! – успела я крикнуть – и в следующее мгновение очутилась в другом месте. Поначалу я считала, что погибла. Должно быть, Реджинальд зарезал меня, и теперь я очутилась там, куда попадаешь после смерти – не знаю уж, где это. Может быть, что-то вроде ничьей земли между небом и преисподней, пока высшая власть не определится с твоей конечной целью.

Потом я заметила, что падаю сквозь шахту времени. И на сей раз я догадывалась, что это не сон, а кромешная, голая реальность. Свистящий сквозняк из бездонной глубины, всепожирающий ужас, что подстерегал меня внизу, – всё это было настоящим. И пронзительный крик, который я исторгла и от которого стало больно в горле, так я напрягла свои голосовые связки. Я действительно закричала, и услышала отзвук – как эхо из дальнего времени.

Потом я различила, помимо страха и ощущения падения, ещё что-то другое – чьё-то утешительное присутствие, которое показалось мне знакомым.

– Побереги нервы, – донёсся откуда-то голос Хосе. – И прекрати, наконец, орать, этим ты ничего не изменишь.

– Но ведь это здесь – настоящее! – проверещала я.

– Конечно настоящее. – Он появился рядом со мной, падая так же, как и я, повернув ко мне своё морщинистое лицо. Одежда его трепетала на ветру, и на его чёрной глазной повязке оседали кристаллы льда. – Поэтому ты должна сосредоточиться, чтобы вовремя отсюда выбраться, иначе ты знаешь, что тебя ждёт внизу.

О боже. Первобытный хаос, бармаглот.

– Как я вообще сюда попала? – крикнула я. Но потом предпочла сама ответить себе мысленно на этот вопрос, не тратя время на ожидание объяснений Хосе. Маска привела меня сюда. Или, вернее, моё подсознание в комбинации с маской. Оно назначило мне во спасение Хосе перед лицом неминуемой гибели – вероятно, потому, что Реджинальд упомянул его имя. И потому что у меня больше не оставалось времени на какие-то другие размышления.

Кипящая пучина времени уже потянула меня к себе. Если до этого я падала скорее кружась, как осенний лист, то теперь вдруг ускорилась, что-то увлекало меня в глубину. Холод объял меня, частички льда на моей коже смёрзлись в сплошной панцирь и сковали мои движения.

– Помогите! – снова крикнула я.

– Камни, – крикнул откуда-то сверху Хосе. – Это последние ворота!

Но его голос заглох, словно шёпот в урагане, я неслась навстречу бармаглоту, сейчас меня всосёт его смертельное ледяное дыхание, а вместе со мной – и все времена, что ещё остались. За исключением 1813 года, но он был отдалён на световые годы, отрезан от потока времени и находился вне моей досягаемости. Но хотя бы Себастьяно был там защищён, у него был шанс жить дальше. При условии, что это не противоречит планам того, кто выбрал этот период времени в качестве сцены для перфоманса своего принца.

Мысль, что кто-то мог снова посягнуть на жизнь Себастьяно – по крайней мере, всего неделю назад Кен-жених пытался его убить, – высвободила во мне какие-то резервы. Меня переполнило яростное сопротивление, и я попыталась воспротивиться смертельной силе тяги из бездны. Пока во мне оставался ещё хоть один вздох, я не могла допустить, чтобы с Себастьяно что-то случилось! Я рвалась назад!

– Отпусти меня! – прошептала я. Может быть, и не прошептала, а лишь подумала, ведь мои голосовые связки давно замёрзли, как и мои глаза, губы и всё остальное во мне.

– Анна! Всё хорошо! Я с тобой! Это лишь сон!

Голос Себастьяно дошёл до меня словно сквозь густой туман. Тёплая ладонь погладила меня по лицу. Я контуженно открыла глаза, и все сомнения пропали: Себастьяно склонился надо мной, и я лежала в его кровати. То, что это его кровать, а не моя, я определила по картинам над камином. Картины были от мистера Тёрнера. Одна из них представляла собой небольшой водный пейзаж, а на второй был мой портрет, на котором я была не так напугана, как на другой картине мистера Тёрнера. На маленькой подставке у кровати горел тусклый ночник. Себастьяно велел зажигать его на ночь на тот случай, если ему понадобится встать – чтобы при этом не разжигать специально лампу. Ему это пока было трудно из-за раны.

– Откуда ты вдруг тут взялась? – спросил Себастьяно. – И что это за вещи на тебе? Боже, да ты же насквозь промёрзла! Ты что, была на улице?

Я снова очутилась в правильной жизни. Маска вернула меня сюда.

– Тебе не обязательно знать, – пробормотала я, обеими ладонями проглаживая себя по всему телу, но там, где только что была толстая корка льда – по крайней мере, так это ощущалось, – я нащупывала лишь нормальную, пусть и сыроватую, одежду.

– Почему ты выходишь из дома среди ночи? – продолжал свой натиск Себастьяно. – И не рассказывай мне, что ты просто вышла прогуляться.

Эх, а ведь это была бы идеальная отговорка. Маленькая прогулка из-за бессонницы, а потом спонтанное отклонение в его кровать, потому что я почувствовала себя такой одинокой. Выдать ему правду было делом невозможным. Врач сказал, что выздоровлению может навредить любое волнение. Но Себастьяно обладал одной беспокойной способностью – считывать враньё у меня с лица. В этом случае дошло даже до того, что он узнал правду ещё до того, как я успела сформулировать какую-нибудь увёртку.

– Ты сделала прыжок! – сказал он. Его голос звучал хрипло от ужаса. Он сунулся в карманы моих брюк. Сперва в один, но там не было ничего, кроме ключа от дома, а потом во второй, где находилась маска. Он достал её и уставился на неё так, словно она могла его укусить. – Что ты сделала?

Что-то всё это время дребезжало как безумное. Я лишь теперь, с опозданием, поняла, что стучали мои зубы.

– Я немедленно хочу знать, что произошло, Анна.

– Врач сказал, что тебе нужен покой, а всякий стресс может тебе повредить.

– Ты имеешь в виду стресс, вызванный тем, что я просыпаюсь среди ночи оттого, что ты лежишь рядом в одежде Седрика и взываешь о помощи?

Телесно Себастьяно, конечно, пострадал от пули, но его рассудок не оставлял желать лучшего. Мне даже не понадобилось много объяснять, он без усилий всё срифмовал самостоятельно.

– Ты была в доме Реджинальда, – твёрдо сказал он.

Я лишь молча кивнула, тщетно пытаясь унять дрожь, охватившую всё моё тело.

– И потом он тебя настиг, из-за чего тебе пришлось совершить прыжок.

Я опять кивнула.

– Он напал на тебя?

– С ножом, – сдалась я. – Но я прыгнула до того, как он смог меня задеть.

Лицо Себастьяно закаменело от ярости, причём я не могла определить, гневится он на меня или на Реджинальда.

Но хотя бы он не догадался, что я прыгнула не прямо к нему, а сперва угодила в поток времени и чуть было не попала в пасть бармаглота. Вот это и впрямь было бы для него стрессом. Притом что мне, оглядываясь назад, происшедшее всё больше казалось злым кошмаром, а может, и действительно было им. Но в данном случае – так или иначе – было совершенно лишне тревожить этим Себастьяно.

– По крайней мере, маска теперь снова у меня. – Этим я, как обнаружилось, была горда. Моя дрожь успокаивалась, а зубы перестали стучать.

– Я хочу выслушать все подробности, – мрачно сказал Себастьяно.

Я с трудом села в постели и несколько раз глубоко вздохнула, а потом поведала ему краткую версию моих ночных приключений. После этого Себастьяно больше не гневался, а стал задумчив. Мы сидели рядом на кровати, опершись на спинку изголовья. Он обнял меня здоровой рукой и время от времени рассеянно поглаживал мои бёдра, думая о своём.

– Всё это мне не нравится, – сказал он наконец.

– О, мне тоже это не особо нравится, – быстро согласилась я, испытывая облегчение, что он на меня не сердится.

– Я имею в виду другое.

– О. И что именно?

– А тебе не кажется странным, что ты так легко попала в его дом?

– Да я и сама этому удивилась, – призналась я. – Но я думала, что мне просто повезло. Должно же когда-то и везти.

– Так много везения, что потом ещё и маска оказалась в первом же ящике стола?

– Ну, ящик был уже третьим. – Я наморщила лоб: – Но верно, всё действительно шло гладко как по маслу. Пока не появился Реджинальд.

– Этот тип тебя ждал.

Тут он однозначно был прав. Да Реджинальд и сам в этом признался. Следовательно, маска была лишь наживкой, чтобы приманить меня.

– Одного не понимаю, – заметила я. – Почему он допустил, чтобы я украла маску? Ведь он же мог убить меня сразу, как только я вошла через дверь террасы.

– Он не собирался тебя убивать, – сказал Себастьяно. – Он только сделал вид. При этом речь шла совсем о другом, и для этого он должен был допустить, чтобы ты забрала маску.

Я ошарашенно повернулась к нему:

– Ты думаешь, он хотел, чтобы я совершила прыжок?

– Безусловно.

– Но почему?

– Если бы я знал, мы бы точно продвинулись на шаг вперёд.

Я задумчиво вертела маску в руках, ощупывая мягкую ткань. На ощупь она была такой безобидной, а по виду и того безобиднее. Как вполне нормальная, теперь слегка помятая карнавальная маска из бархата, с красивым золотым шитьём, изящной бахромой и укреплёнными краями. И всё же ей были присущи какие-то непомерные силы. Я всё ещё не знала, почему именно я получила эту маску, равно как и дар заранее узнавать о грозящей опасности. Когда-то, в начале моей работы в качестве стража времени, я спрашивала Себастьяно, какая роль мне отводится во всём этом. Он тогда помедлил с ответом и сказал, что, может быть, я что-то вроде Джокера.

По крайней мере, мы больше не знали никого с этим странным зудом в затылке (хотя теперь этой способности не было и у меня). И что касалось маски – я знала лишь одну персону, у которой тоже была такая вещь. Девушку по имени Кларисса, с которой я познакомилась в 1499 году. Подробностей она мне, правда, не рассказывала, я знала лишь, что она провалила одно важное задание и оказалась недостойна этой маски, из-за чего ей пришлось на долгие годы застрять в пятнадцатом веке. В итоге она спасла мне жизнь и тем самым всё же получила шанс снова вернуться в своё время, в 1793 год. Но она предпочла остаться в 1499-м, потому что влюбилась в тамошнего посыльного. С тех пор я больше о ней ничего не слышала, но надеялась, что они были счастливы вместе.

Я заметила, что потерялась в воспоминаниях, и заставила себя сосредоточиться. Почему Реджинальд хотел, чтобы я совершила прыжок?

– Я мог бы себе представить, что он просто хотел посмотреть, работает ли маска, – сказал Себастьяно, словно прочитав мои мысли. – Это было бы вполне мыслимо. Наряду с парой других возможностей, о которых я ещё должен подумать. Сейчас пока что в голове у меня путаница.

Он был прав. Всё было так запутано! Я подавленно смотрела на голубоватое пламя маленького ночника. Даже если всё это дело с бармаглотом и Хосе в потоке времени было лишь ужасным кошмаром (на что я сильно уповала!) – мой страх ощущался, несмотря на это, очень уж реально.

– Что же нам теперь делать? – уныло спросила я. – Ведь что-то же надо делать!

– В любом случае больше ничего не делай без меня, – Себастьяно повёл раненым плечом и тихонько застонал: – Силы небесные, когда уже, наконец, я смогу нормально владеть рукой! С какой радостью я бы взялся за этого негодяя! Может, завтра мне следует нанести ему маленький визит. Только на тот случай, если он ещё там.

– Об этом можешь забыть сразу. Ты должен поберечь себя. Врач сказал, что самое меньшее две недели ты должен избегать любых усилий.

– Любых? – Он посмотрел на меня. Его глаза поблёскивали. – А как ты смотришь на то, чтобы снять с себя этот прикид и запереть дверь?

– Не знаю… У тебя же ещё болит плечо!

– Итальянец не ведает боли.

– А разве это говорится не об индейцах?

– Piccina, я уже целую неделю сплю один и чувствую себя страшно одиноким.

Я очень легко могла это понять. Я сама чувствовала себя ужасно одинокой. А против его интонации «латинского любовника» я никогда не могла устоять.

– Ну, хорошо. Но только поласкаться!

* * *

Во сне у меня было очень странное видение. Я стояла перед картиной мистера Тёрнера, на которой был изображён каменный круг Стоунхенджа. Высокие каменные колонны возносились в тёмную ночь, но вдруг среди них возникло какое-то движение. Присмотревшись, я увидела, что это человеческая фигура. Она бежала к каменному кругу.

Странно, подумала я. Это ведь всего лишь картина. Как фигура может в ней двигаться? Но это было ещё не всё: когда фигура приблизилась и стала отчётливее, я увидела её лицо. Оно было моё собственное! И я не просто бежала, я неслась на пределе сил. И при этом время от времени оглядывалась через плечо назад, как будто за мной гнались. Я в моём сне тоже непроизвольно оглянулась, но там была лишь смутная темнота. И всё же у меня было чувство, что меня преследует некая грозная сила.

«Ворота! – пронеслось у меня в голове. – Мне надо к порталу времени! Всё зависит от того, добегу я до него или нет».

Мне вдруг почудилось, что во мне что-то порвалось, и я почувствовала, как очутилась внутри картины. Передо мной высились пугающе реальные каменные глыбы высотой с дом, загораживая мне дорогу. А за мной по-прежнему гнались. Смутная угроза превратилась в чувство непосредственной опасности. Если я не успею добежать до портала, то всё погибло!

Краем глаза я заметила движение. Но поздно. Сейчас меня схватят.

Задыхаясь, я проснулась и огляделась. Всё это мне лишь приснилось. Но чувствовалось по-прежнему так невероятно реально, как и при моём падении в шахту времени. И это было ещё не всё: что-то подталкивало меня встать с кровати и пойти в соседнюю комнату – мою спальню, – где висела эта картина, внутри которой я только что побывала во сне. Я попыталась устоять против этого побуждения и просто продолжить спать, но ничего не вышло.

Рядом со мной лежал Себастьяно. Он повернулся на здоровый бок, зарывшись половиной лица в подушку. Несколько волнистых прядей падали ему на лоб и на висок, он простонал во сне. Было очевидно, что ему больно, потому что лицо его исказилось. Я мягко убрала у него с лица волосы и поцеловала его в щёку, потом зажгла свечу от пламени ночника и прокралась через коридор в свою комнату. Когда я туда вошла, откуда-то донеслось дуновение ветра и задуло свечу. Однако я очутилась не в темноте, потому что поблизости был источник смутного света. Свет исходил от картины, висевшей на стене напротив моей кровати и изображавшей сцену в Стоунхендже, только что приснившуюся мне. Я всматривалась в собственное лицо, в мои испуганно распахнутые глаза. Позади моего изображения высились нарисованные каменные блоки, тёмные, слившиеся с темнотой. Между ними тлел зловещий свет. Словно притянутая магическими нитями, я подошла к картине и протянула к ней руку, однако не успели мои пальцы коснуться мерцающего полотна, как свет исчез. Всё, что от него осталось, было лишь матовым отблеском, рефлексом, вызванным ночником позади меня. Я стремительно повернулась и тихо вскрикнула, но то был лишь Себастьяно, который шёл вслед за мной. Он стоял, слегка пошатываясь и держась за дверной косяк.

– Тебе не следовало вставать! – воскликнула я.

– А с тобой-то что творится? Ты не можешь спокойно спать, как это делают все люди?

Я растерянно ответила на его взгляд и после этого снова уставилась на картину. Она выглядела как обычно.

– Я… я видела странный сон…

– Ты постоянно видишь странные сны. – Он вздохнул и протянул мне руку: – Идём в постель.

Я без слов оперлась на его руку и вернулась с ним в его спальню. Остаток ночи я проспала крепко и без сновидений. И когда проснулась, точно знала, что мне делать.

* * *

Первым делом я узнала в энциклопедии, где находится Стоунхендж. Вблизи Эймсбери, в захолустье к северу от Сейлсбери в графстве Уилтшир.

– Сколько времени понадобится, чтобы доехать до Эймсбери? – осведомилась я у мистера Фицджона.

– Ну, я бы сказал, на всё про всё уйдёт два дня пути. А позвольте спросить, не планирует ли миледи туда отправиться? Может, мне велеть заложить экипаж для долгой поездки?

– Это было бы очень кстати. Ах да, и велите, пожалуйста, сейчас же позвать Джерри, я хочу обговорить с ним некоторые детали.

По глупости я сделала ошибку и рассказала о моих планах Себастьяно, когда составляла ему компанию за поздним завтраком. Лучше бы мне было держать язык за зубами, потому что он был невыспавшийся, в дурном расположении духа, и у него болело плечо. Микс принёс наверх поднос с больничной едой и чайником и бросал на меня ядовитые взгляды, потому что я опять зависаю в спальне его господина, так нуждающегося в покое. С величественно-негодующей миной он принялся начищать камзолы, пока Себастьяно не приказал ему набрать ванну и подготовить всё необходимое для бритья.

Я в нескольких словах объяснила Себастьяно свои намерения.

– Ты, разумеется, не можешь поехать со мной, – заключила я. – Для такой поездки ты ещё не в форме.

– Забудь об этом, – немедленно ответил он. – Я тебе уже говорил, чтоб ты ничего больше не предпринимала одна.

– Я хочу только посмотреть. Тем более что я поеду не одна, а с Джерри. Я с ним уже говорила, он сказал, что нет проблем. Он знает дорогу на Эймсбери. Да не так уж это и далеко. Я очень быстро обернусь.

– Нет, – твёрдо сказал Себастьяно. – И это моё последнее слово.

На этом месте нашего разговора вернулся Микс с подогретой водой для бритья, что было мне весьма кстати, потому что у меня не было охоты спорить с Себастьяно. А до этого дело дошло бы непременно, поскольку я совсем не была готова откладывать мою поездку в Эймсбери. Я просто знала, что должна там быть послезавтра ночью. Возможно, эта внутренняя уверенность была связана с тем, что будет ночь полнолуния. Это, может быть, был наш единственный шанс найти потайную дверь. По этой причине я коротко и решительно договорилась с Джерри, что он подъедет за мной сразу после обеда. Тогда мы сможем часть пути проехать до наступления темноты и найти пристанище на ночь, чтобы завтра ещё днём добраться до Эймсбери, что даст мне возможность тщательно изучить окрестности Стоунхенджа и спокойно дождаться в каменном круге восхода луны.

Таков, во всяком случае, был план. Однако я не учла трудности, которые меня поджидали. Одной из них была Бриджит. Когда я поставила её в известность, что два дня не буду нуждаться в её услугах, у неё началась паника средней силы.

– Я ей надоела, – довольно громко шептала Бриджит, выходя из комнаты. По голосу было слышно, что её душат слёзы. – Останусь без крыши над головой, и мне придётся оказывать внимание противным мужчинам, чтобы как-то выжить. Может быть, даже противному груму Жако, который хочет дать мне три гинеи, если я его послушаюсь. А такой красивый и благовоспитанный мужчина, как Микс, на меня и не взглянет. Всё его внимание посвящено блестящим сапогам милорда. – Бриджит смолкла, но лишь для того, чтобы исторгнуть вздох, полный дрожи. – Как же она может так просто выставить меня за дверь? Неужто она не догадывается, что она мне причинит этим? Это же будет конец для меня!

Я бы с удовольствием сделала что-нибудь, чтобы наконец прекратить этот её невроз, но мне не приходило в голову подходящего способа. Кроме того, у меня не было времени. Джерри, наверное, уже ждёт внизу. А мне ещё нужно сделать необходимые распоряжения перед отъездом, чтобы Себастьяно не обратил внимания на моё отсутствие.

Разумеется, он заметит, что меня нет, но чем позже это случится, тем лучше. В идеале он должен хватиться меня завтра, когда уже не пустишься в погоню: пока он будет меня догонять, я уже буду на обратном пути. И он сразу увидит, что ему лучше всего остаться в постели и поберечь себя.

Я нетерпеливо озиралась в коридоре, ожидая случая столкнуться с Миксом.

– Ах, мистер Микс, как хорошо, что я вас случайно встретила, как дела у его светлости? Он ещё в ванне?

Микс немедленно водрузил на лицо своё выражение «ни за что». Он очевидно боялся, что я снова хочу обременять Себастьяно своим присутствием, поэтому свысока сообщил мне, что его светлость соизволит почивать, поскольку купанье сильно утомило его.

– Какое-то время нельзя тревожить его светлость, – добавил он, немного смягчившись.

– Тем лучше, – рассеянно пробормотала я.

– Что, простите?

– О, я хотела сказать, ему уже гораздо лучше, – быстро спохватилась я. – По крайней мере, лучше, чем вчера. Только вот купаться ему не следовало бы, рука ещё болит.

А ещё лучше было то, что Себастьяно спит. По крайней мере, я могла исчезнуть незамеченной.

– Если его светлость спросит обо мне, то я договорилась о встрече в Сити, выпить чаю, – заявила я. – И сегодня вечером я хочу пойти в Оперу, так что вернусь поздно.

– Я передам это его светлости, если ему вдруг потребуется общество миледи, – ответил Микс церемонным тоном.

Придурок. Я действительно не могла понять, чего в нём находит Бриджит. Ну хорошо, выглядит он неплохо, если не замечать его надутого важничанья. И если не обращать внимания на его усы, которые никуда не годились – закрученные кверху и напомаженные ради стойкости, чистая мерзость. Но в эту эпоху людям такое нравилось. И зубы у него производили благоприятное впечатление, белые и ухоженные. Кроме того, у него были красивые кисти рук, с аккуратно подстриженными ногтями и элегантной формы пальцами, которые с сомнамбулической точностью нащупывали каждую пушинку на бархатных брюках Себастьяно и удаляли её прочь.

Микс заметил, что я смотрю на его руки, и с недоумением сам принялся их разглядывать, а потом просто сцепил их за спиной.

– Могу я ещё чем-то служить миледи?

– О, нет, всё в порядке, мне и самой уже пора. – И оставила его, направившись к лестнице. Мельком оглянувшись, я увидела, что он смотрит мне вслед, озадаченно наморщив лоб.

* * *

Моё облегчение оттого, что я так элегантно решила самую большую проблему отъезда, быстро улетучилось, потому что Джерри так и не появился. Я какое-то время ждала перед домом, потом снова вернулась внутрь и с тревогой посмотрела на напольные часы в холле. Было четверть третьего. Джерри должен был подъехать за мной на дорожном экипаже ровно в два.

– Могу я чем-нибудь помочь миледи? – Бесшумной бело-серой тенью на заднем плане возник мистер Фицджон, глядя на меня вежливо-вопросительным взглядом. Я обеими руками обхватила ручки моей небольшой дорожной сумки. По каким-то причинам я почувствовала потребность довериться ему и рассказать, почему я хотела поехать в Эймсбери, но, разумеется, ему не было до этого никакого дела.

– Джерри должен был забрать меня в два часа, – информировала я его. – Не пошлёте ли вы Седрика сбегать в конюшню и узнать, почему Джерри задерживается?

– Конечно.

После этого я нетерпеливо ждала десять минут, пока вспотевший от быстрого бега Седрик не вернулся и, запыхавшись, не поклонился мне:

– Джерри нет.

– Как это нет?

– Ну, его там нет. Жако говорит, что Джерри куда-то скрылся.

– Не может же он исчезнуть просто так!

– Но Жако так сказал.

– И что именно сказал Жако? – вмешался мистер Фицджон со строгой интонацией.

Седрик снова поклонился:

– Сэр, он говорит, что какой-то посыльный передал Джерри записку, после чего Джерри, не говоря ни слова, скрылся и больше не вернулся.

– Должно быть, он получил какое-то серьёзное известие, – решил мистер Фицджон. – На Джерри не похоже, чтобы он просто так сбегал со службы, никого не предупредив.

Я смотрела на это точно так же и уже пустилась в самые дикие предположения.

– Пусть Жако подъедет за мной на одноколке и отвезёт меня к книготорговцу мистеру Скотту, – распорядилась я.

Седрик поклонился в третий раз и натянул поглубже кепи перед тем, как побежать назад к конюшне.

– Если вам нужна моя помощь, миледи, пожалуйста, высказывайте ваши желания немедля, – предложил мистер Фицджон, глядя на меня внимательно и немного встревоженно.

Я лишь молча кивнула и в беспокойстве ждала, когда подъедет Жако. Ему пришлось ещё раз подробно рассказать мне, как произошла передача послания Джерри, но ничего, кроме того, что Седрик уже сообщил, я не узнала.

– Нет, Джерри действительно ничего не сказал, – подтвердил Жако. – Ни слова, провалиться мне на этом месте. Просто снялся и ушёл.

Пресловутого послания Жако не видел, не говоря уже о том, что и читать не умел. И нет, рассыльного парнишку он тоже не знал, то был всего лишь мальчишка из пенни-почты, их таких по городу бегает множество.

Жако обнажил свои беззубые челюсти в обходительной улыбке и помог мне забраться в экипаж. Прежде чем закрыть за мной дверцу и сесть на облучок, он дружелюбно осведомился о самочувствии – как моём, так и мисс Бриджит. Я рассеянно пробормотала что-то в ответ, и ему пришлось этим удовольствоваться. Во время нашей поездки на Бонд-стрит мои мысли непрерывно кружили вокруг вопроса, что же случилось с Джерри.

Как только я вошла в магазин мистера Скотта, он захромал мне навстречу. Он был бледнее обычного, а лицо казалось слегка искажённым. Кажется, у него были сильные боли. Меня снова охватило настойчивое желание как-то помочь ему. Было просто нечестно, что путешественники во времени не имели права принести с собой медикаменты.

– Миледи! Чему я обязан вашему приходу? Разве вы не должны уже быть на пути в Эймсбери? И где Джерри? Снаружи при карете?

– Называйте же меня просто Анна, – попросила я. – Когда мы одни, мы можем опустить эти формальности. А пришла я, потому что надеялась найти Джерри здесь.

– Найти? – повторил мистер Скотт. – Разве он не с вами?

– Нет, он куда-то исчез.

– Исчез? – Мистер Скотт покачнулся, потому что слишком резко перенёс свой вес на покалеченную ногу. Он быстро ухватился за полку. – Но куда?

– Я знаю только, что в каретном сарае он получил какое-то послание и после этого ушёл. Он должен был заехать за мной в два часа, но так и не появился. Мы хотели ехать в Эймсбери.

– Он говорил мне о ваших планах, – подтвердил мистер Скотт. Его черты омрачились страхом и тревогой. – Утром он ненадолго забегал ко мне, чтобы захватить свои вещи для ночлега и взять немного денег. И вдруг исчез?

– Должно быть, что-то случилось, – уже не сомневалась я.

Лицо мистера Скотта напряглось:

– Я думаю, его кто-то выманил этим посланием.

– Но почему? – Я в ужасе смотрела на старого книготорговца. Рука, которой он всё ещё держался за полку, сильно дрожала.

– Чтобы вы не поехали в Эймсбери.

О боже. Неужто он считал, что кто-то мог бедного Джерри… Нет. Я запретила себе даже думать об этом, так было страшно.

– Я молю бога, чтобы с ним ничего не случилось. – Голос мистера Скотта дрожал так же, как и его руки. – Он – это всё, что у меня есть. Вся моя жизнь.

У меня по телу пробежал озноб.

– Что же мне теперь делать? Не лучше ли будет отказаться от этих планов и не ехать в Стоунхендж?

– Нет, – ответил мистер Скотт со всей определённостью. – Вам надо туда. Тем более теперь. Я уже знаю, что это имеет огромное значение для вашей миссии – при полнолунии оказаться у каменного круга.

– Вы это знаете? – Я ответила недоверием на решительный взгляд мистера Скотта. – И откуда же? – Меня пронзил луч надежды: – Неужто у вас был контакт с Хосе? Он был здесь? Он как-то дал о себе знать?

– Нет, я ничего не слышал о мистере Маринеро. Но я кое-что обнаружил. Знак.

– Знак? – переспросила я непонимающе.

Он кивнул:

– Если бы вы не пришли, я бы привёз его вам на Гросвенор-сквер. Идёмте, он у меня там. – Он захромал впереди меня в подсобную комнату. Его деревянная нога глухо споткнулась о порог. Он чуть не упал, так он спешил. В маленькой подсобке позади магазина было тепло. Солнце светило в два узких окна и разогрело воздух. В собачьей корзинке рядом с потёртым диваном спала Тилли. Когда я вошла в подсобку вслед за мистером Скоттом, она открыла один глаз и устало глянула на меня. Из-под кресла выкатился коричневый мохнатый колобок и с восторгом прыгнул мне под ноги.

– Сизиф! – Я невольно нагнулась и подняла на руки радостно повизгивающего щенка. – Да ты подрос! Неужто для тебя так и не нашлось нового дома?

Мистер Скотт вздохнул:

– Одна соседка хотела его взять, но ей пришлось внезапно уехать в Эксетер, потому что заболела её мать. И пришлось ему тут остаться, что для нас, по правде сказать, обременительно. Миссис Симмонс уже измучилась с Сизифом. Ну да, а от меня толку… – Он указал на свою деревянную ногу, прежде чем взять с полки сложенный лист пергамента и сесть с ним за стол. – Придётся мне предложить миссис Симмонс отдать Сизифа какому-нибудь отловщику собак.

– И что тогда с ним будет? – с беспокойством спросила я.

– Он очень живой и умный, из него получится хорошая сторожевая собака.

Я пришла в ужас. Я уже видела в городе нескольких сторожевых псов. Это были злые собаки, которых держали в ужасных условиях, и радиус их движения достигал лишь конца гремящей цепи.

– А если не удастся сделать из него сторожевого пса?

Мистер Скотт грустно пожал плечами:

– Я не могу оставить его у себя. Здесь некому его выгуливать. До сих пор за ним ухаживал в своё свободное время Джерри, но пока его нет… – Окончание фразы тревожно повисло в воздухе.

Сизиф уткнулся в меня своим влажным носом. Я заглянула в его большие тёмные глаза и пропала.

– Я возьму его, – объявила я.

Лицо мистера Скотта посветлело:

– Этим вы окажете нам большую услугу!

– Да я с удовольствием. – Со щенком на коленях я села к столу и со смешанным чувством смотрела, как он разворачивает пергамент и придвигает ко мне.

– Вот, смотрите.

Знак. Я заметила, как крохотные волоски у меня на затылке встали дыбом. На том самом месте, где раньше я всегда ощущала зуд, когда мне грозила опасность. Это было не то же самое, даже близко не то, а всего лишь слабое подобие прежнего чувства. Однако для того, чтобы узнать, каким зловещим и внушающим страх было лежащее передо мной изображение, не требовалось особого дара. Пергамент был старый и помятый. По углам он слегка обгорел, как будто кто-то пытался его поджечь, а потом передумал. Кое-где на листе рисунок размазался, но все детали были отчётливо видны: на рисунке был изображён Стоунхендж – или как минимум его часть. Мрачная конструкция с высокими каменными колоннами, установленными по две и перекрытыми сверху третьим лежачим камнем. Ворота из камня. И, может быть, ворота в вечность. Для меня не было сомнений: там находились те ворота, которые мы искали. Последние, что ещё оставались. На чёрном ночном небе висела бледная полная луна, а на переднем плане был изображён один предмет, который казался небрежно нарисованным с краю.

Кошачья маска.

– Откуда у вас этот рисунок? – сипло спросила я. Сердце у меня колотилось. Я машинально гладила Сизифа по шелковистой голове и едва замечала, что он пытается радостно лизнуть мне руку.

– Это самое странное, – сказал мистер Скотт тоже охрипшим голосом. – Он пришёл ко мне по почте.

– Вы знаете, кто отправитель?

Мистер Скотт отрицательно помотал головой:

– Я смог лишь разузнать, что это послание поступило давно, но с конкретным указанием доставить его сегодня.

Меня переполняла надежда.

– Это наверняка от Хосе! Указание, которое он нам оставил!

– Я тоже так предполагаю. Отсюда и мой вывод, что вы должны быть там в предстоящее полнолуние. – Мистер Скотт стал ещё бледнее. Его отчаяние можно было пощупать руками. Страх за Джерри тяжело угнетал его. Я бы рада была ему как-то помочь или утешить, но я сама не знала, что произошло. Тем не менее у меня набралось несколько слов ему в успокоение.

– Всё будет хорошо, – утешала я. – Хосе найдёт способ исправить дело. Он позаботится о том, чтобы Джерри вернулся. Это точно.

Однако, когда я чуть позже возвращалась на Гросвенор-сквер со свёрнутым пергаментом и коробкой под мышкой, моей уверенности поубавилось. Трудности, которые к этому времени громоздились передо мной, складывались во всё более высокую гору.

– Из коробки что-то пищит, – заметил Жако, помогая мне выйти из экипажа у дома. – Мне кажется, там сидит щенок.

Я не удостоила его ответом на это остроумное умозаключение. Вместо этого я задала ему мучивший меня вопрос:

– Жако, а вы уже были когда-нибудь в Эймсбери?

Он наморщил свой и без того морщинистый лоб:

– Где?

– В Эймсбери.

– Никогда в жизни, – объявил он.

– Зато я был! – прогремел у меня за спиной трубный глас. Я вздрогнула. Ещё и это. С вымученной улыбкой я повернулась к графу Кливли.

– Джордж! Что такое? Откуда вы вдруг взялись?

Он показал на свою кичливо большую карету:

– Хотел засвидетельствовать вам моё почтение, дорогая леди Анна. Был здесь за последнюю неделю много раз, но мне всегда отвечали, что вас нет дома. Какая счастливая случайность, что вы как раз подъехали. Чёрт возьми, а не собачка ли в этой коробке? И чего вы хотите в Эймсбери?

Я разглядывала его с осторожной надеждой. Может, это было решением моей самой неотложной в настоящий момент проблемы.

– У меня там дела. Но это… секретно.

– Я вас отвезу, – сказал Джордж, не раздумывая. Важным жестом он поправил свою бархатную жилетку, расшитую орнаментом, и проверил на ощупь, ладно ли сидит его чудовищный галстучный узел.

– Мне надо быть там уже завтра вечером, – предупредила я.

– Что-что? – переспросил он, приложив к уху ладонь.

– Завтра вечером я должна быть уже там, – повторила я чуть громче. – До наступления сумерек! – И тут я вздрогнула оттого, что открылась дверь дома. Но то был всего лишь мистер Фицджон, вежливо ожидающий, когда я войду.

– Вся поездка без труда уложится в один день, – прикинул граф. – У меня есть превосходная четвёрка лошадей с экипажем, она вдвое быстрее любой почтовой кареты.

– Значит ли это, что достаточно будет выехать завтра утром?

– Несомненно. – Он окинул меня сияющим победным взглядом. – Я заберу вас здесь, как только пробьёт шесть. Тогда у нас даже будет время хорошо пообедать. – Он говорил так громко, что наверняка было слышно у последнего уголка площади. По крайней мере, мистерам Смиту и Уэсту, двум бывшим полицейским с Боу-стрит, которые по-прежнему преданно сопровождали меня повсюду и только что ездили за мной по пятам на Бонд-стрит. Сейчас они оба как бы случайно стояли и беседовали на расстоянии в несколько домов от нас, но я заметила, что они при этом зорко следили за Джорджем. Завтра утром мне надо будет что-то придумать, чтобы удрать от них.

– Джордж, говорите немного тише.

– Что?

Я прижала палец к губам, на что он понятливо кивнул.

– Молчу, как могила, и прибуду минута в минуту. Моя дорогая, бесценная Анна! Я готов ехать с вами на край света! И хотел бы, наконец, поговорить с вашим братом. Ну, вы знаете. Чтобы объясниться.

Улыбка восхищения, с какой он разглядывал меня, была мне неприятна, но ещё мучительнее для меня была та страсть, с какой он целовал мне руку. Хорошо, что Себастьяно этого не видел.

Что-то заставило меня глянуть на фасад нашего дома. Чёрт. Он как раз видел это. Бледный и явно ослабевший, он стоял у открытого окна своей спальни на втором этаже и смотрел на нас сверху с выражением, не сулящим ничего хорошего.

– К сожалению, я должна вас покинуть, Джордж. Мой брат уже ждёт меня. – Я вырвала у графа мою руку и улыбнулась ему с притворным сожалением.

Джордж проследил за моим взглядом и с сожалением цокнул языком.

– Я надеюсь, Фоскери выздоравливает. Какая мерзость вышла с этим Каслторпом. Никогда бы не подумал, что этот тип окажется таким коварным. Как хорошо, что он скрылся. А то пришлось бы мне самому его вызвать на дуэль. Ужасное происшествие. До сих пор не укладывается у меня в голове. Но я ведь уже писал вам, дорогая Анна.

И не раз. После дуэли Джордж наряду с напрасными попытками поговорить со мной передал для меня не меньше трёх писем, в которых уверял меня попеременно то в своём ужасе, то в стыде, то в участии. Не говоря уже о восхищении.

– Мне нужно идти, – сказала я как можно дружелюбнее.

Граф поклонился:

– До завтра, моя дражайшая Анна!

Я поспешно удалилась в дом.

* * *

– Где ты была? – спросил Себастьяно, когда я вошла в его спальню. Микс открыл мне дверь с недовольной физиономией и затем неохотно удалился, и то лишь по требованию Себастьяно, чтобы оставил нас одних. – И чего этот тип опять от тебя хочет?

Я подождала, когда закроется дверь за Миксом.

– Я думаю, того же, что и раньше, – правдиво ответила я. – Он мне поклоняется. Всё это безобидно, ты сам знаешь. Я ведь показывала тебе его письма.

– В этом всё и дело. Он только притворяется безобидным. Этаким влюблённым, навязчивым придурком. Если хочешь знать, он просто ищет любой возможности быть где-то поблизости от нас. Я ему не доверяю.

Моим первым импульсом было возразить ему, но прежний опыт в этом деле научил меня, что лучше не доверять никому, в первую очередь людям, которых мы и так уже подозреваем. Может, это было и не очень вероятно, но и не совсем исключено – то, что Джордж не вполне искренен. Его внезапное желание отвезти меня в Эймсбери могло иметь и иные мотивы, чем его поклонение. Может, мне лучше найти другую возможность, чтобы попасть туда? Силы небесные, как же всё осложняется!

– Почему бы тебе просто не сказать ему, чтобы он оставил тебя в покое? – продолжал Себастьяно.

Я была настолько расстроена, что не смогла удержаться от колкости:

– Так же как ты сказал Ифи, чтобы она оставила тебя в покое?

Себастьяно на это не поддался. Он разглядывал меня, нахмурившись.

– Мне не нравится, что ты так часто куда-то уезжаешь. Кен-жених может подстерегать тебя где-нибудь неподалёку. Или его сообщники. Должен быть хотя бы кто-то, кто работает вместе с ним. И теоретически это может быть каждый.

– Мистеры Смит и Уэст следуют за мной тенью, со мной ничего не случится.

– Пока ты их не перехитришь, чтобы в одиночку учинить какую-нибудь смертельно опасную акцию. – Он смотрел на меня, грозно сдвинув брови: – Анна, обещай мне, что ты не сделаешь этого ещё раз!

Я заметила, как жар подбирается к моим щекам. Сейчас я покраснею. Оставалась какая-нибудь миллисекунда до того, как Себастьяно уличит меня во лжи, но в дверь спасительно постучали.

– Войдите! – крикнула я с облегчением.

То была миссис Фицджон. Сделав чопорный книксен, она сообщила мне, что прибыла с визитом леди Уинтерботтом и что щенок сделал свои дела на обюссонский ковёр.

– Я сейчас приду, – ответила я, уже направляясь к двери.

– Щенок? Значит, ты была у мистера Скотта? – немедленно сделал вывод Себастьяно. Несколько обессиленно он опустился на край кровати. Ни от кого бы не ускользнуло, каким слабым он ещё оставался. – А ты не собиралась сама сообщить мне о том, что была там?

– Хм, я как раз хотела тебе рассказать, но ведь нам пришлось первым делом говорить о Джордже. И да, я взяла Сизифа. Но это лишь на время. – Меня мучила совесть, что я и впрямь утаивала от Себастьяно важнейшие факты, но я действовала так по крайней необходимости. Всё, что я могла рассказать – что Джерри исчез, что мне передали таинственный пергамент, что завтра утром я хочу поехать в Эймсбери с Джорджем, – только разволновало бы его. И, кроме того, привело бы к тому, что он поехал бы со мной, невзирая на своё состояние. Но как раз этого никак нельзя было допустить. Шов на ране мог разойтись от такой долгой и ухабистой поездки, и всё лечение пошло бы насмарку. Началась бы лихорадка – с теми последствиями, о которых я даже думать боялась. Ни за что на свете я не могла подвергнуть его такой опасности. Себастьяно не нуждался ни в чём так сильно, как в покое и отдыхе, и я позабочусь о том, что у него будет то и другое.

– Лучше всего будет, если ты ляжешь в постель, – посоветовала я.

Покидая комнату, я заметила, что он смотрит мне вслед, напряжённо размышляя. Почти так, будто не верил ни одному моему слову. И ведь для этого у него были все основания. У меня сжималось сердце, когда я спускалась вниз. Ответственность лежала на мне тяжёлым грузом. Как бы мне хотелось всё обсудить с Себастьяно! Но это было невозможно. Я должна была всё проделать сама, ведь если бы я посвятила его в дело, он бы не допустил, чтобы я поехала в Эймсбери без него. А если бы он поехал, это погубило бы его в нынешнем состоянии. Это была задача с единственным решением: он должен был остаться здесь. Итак, у меня не было выбора, я просто обязана была утаить от него мой план. Вот так всё было просто. И так сложно.

Я тяжело вздохнула, входя в маленький салон на первом этаже, где меня поджидала Ифи.

– Дорогая Анна! – она чмокнула воздух у моей правой щеки. Волосы её пахли вербеной, а на щеках сиял свежий румянец без малейшего применения румян. Её лавандово-синее платье было с иголочки новеньким, по крайней мере я его ещё не видела, как и подходящие по цвету перчатки из мягчайшей козьей кожи и маленькую шляпку с вышитыми цветами. – Надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо, моя дорогая!

– Спасибо за беспокойство, – ответила я расстроенно. Собственно, у меня вообще не было времени с ней разговаривать. Мне срочно нужно было побеспокоиться о поездке в Эймсбери. Джорджу, к моему сожалению, нельзя было вполне доверять, а лишний риск в этой поездке мне был не нужен. – Я, к сожалению, не смогу поехать сегодня за покупками или на прогулку, – объявила я наперёд.

– Я приехала лишь справиться о здоровье твоего брата. И я ему кое-что принесла. – Она взяла свою котомку-ретикюль с подлокотника кресла, на котором только что сидела, и достала оттуда пакетик. – Это совсем свежие шоколадные конфеты. С миндальным грильяжем. Так, как он любит.

Откуда, чёрт возьми, известно Ифи, какие шоколадные конфеты любит Себастьяно? Не успела я и глазом моргнуть, как этот вопрос вырвался из меня в его первоначальном виде. Она удивлённо взглянула на меня:

– Откуда я это знаю? Да просто спросила у него, и он мне ответил.

– Когда?

Она покраснела.

– В тот вечер, когда… мы были вместе с ним в саду.

Ага. Сперва она осведомилась у него о любимых конфетах, а потом обнажила свой бюст. Я решительно взглянула на неё:

– У него сейчас нет времени на визиты. Он должен соблюдать постельный режим.

– В самом деле? Я только что встретила в холле Микса, и он сказал, что Себэстшен вполне одет и может принимать посетителей. И что ты, например, тоже постоянно бываешь у него.

Я негодующе распрямила плечи:

– Я его сестра!

– А я хорошая подруга, которая желает ему только добра. – Она меланхолически улыбнулась: – Видишь ли, Анна, после всего, что пережил твой бедный брат, ему просто необходима поддержка. Эта женщина, которую он любил в Карибике, она далеко. И к тому же она намного ниже его положения. Его будущее – здесь, в Лондоне, в городе его предков и в круге общества, к которому он принадлежит по праву своего положения. Ему делает честь то, что он так долго хранит ей верность, но со временем он поймёт, что у него ещё вся жизнь впереди. Жизнь, полная счастья.

Было ясно как день, к чему она клонит. Ифи планировала новую попытку наладить личную жизнь. Было очень глупо с моей стороны вразумлять её в этом пункте. Ифигения Уинтерботтом не сдаётся так быстро, наоборот, её девиз: теперь и подавно!

Она лучезарно улыбалась мне:

– Может, попросим Микса проводить меня наверх в кабинет? Я хотела бы передать конфеты Себэстшену лично в руки.

Моё терпение лопнуло. Как ни жаль мне было.

– Ифи, вот этого с тобой и Себэстшеном просто не может быть. Он не расположен к женщинам. – Вообще-то я сказала «голубой», но преобразователь, кажется, перевёл это достаточно понятно: Ифи поняла мгновенно.

Она раскрыла рот и сделала две попытки, прежде чем смогла что-то произнести.

– Не может быть! – потрясённо прошелестела она.

– Это так.

– Докажи!

Я уже готова была воспеть рвущий сердце романс о двоих мужчинах в стиле «Горбатой горы», но вовремя вспомнила, что в эту эпоху голубизна была далеко не политкорректной. Она была даже преступной и наказуемой. Поэтому я лишь строго объяснила:

– Кажется, ты забыла, что это запрещено. Поэтому тут вообще ничего не докажешь. Моему бедному брату с юности не оставалось ничего другого, как подавлять и скрывать свои наклонности.

– Подавлять… – повторила Ифи, заикаясь, явно шокированная.

– Вот именно, – продолжала я хладнокровно. – Как только какая-нибудь женщина начинает искать сближения с ним, это не вызывает у него ничего, кроме ужаса. Несмотря на это, он делает хорошую мину при плохой игре и иной раз даже изображает, что увлечён, так сказать, для маскировки. – Я твёрдо смотрела ей в глаза: – Не захочешь же ты всерьёз иметь такого мужа, который собственного камердинера находит привлекательнее тебя? Это я только для примера, – быстро добавила я, прежде чем она успела сделать из этого какие-то выводы. Дружелюбно, но решительно я забрала у неё из рук коробочку с шоколадными конфетами: – Я передам их ему с приветом от тебя. А теперь тебе, к сожалению, надо уйти, потому что у меня много неотложных дел. – Прежде чем она успела возразить, я подхватила её под руку и вывела из салона к входной двери. Она была всё ещё огорошена так, что не могла вымолвить ни слова, если не считать сдавленного «Adieu» на прощанье.

Меня стала мучить совесть, когда я увидела, как запуганно она шла к своей карете, но я утешала себя тем, что всё то враньё, которое я произвела сегодня на свет, служило доброй цели. В конце концов, я находилась тут ради своей миссии и должна была, что называется, спасти мир. Тут уж не приходится пугаться мелкого вранья. Кроме того, Себастьяно действительно нуждался в покое. Я не могла допустить, чтобы Ифи своими новыми попытками сближения вредила его выздоровлению.

Ну хорошо, шоколадные конфеты я могла ему передать. Они наверняка вкусные. На пробу я открыла коробочку. Они выглядели и впрямь маняще. Может, я могла бы сперва сама…

– Миледи.

Я повернулась, застигнутая врасплох. Фицджон в своей бесшумной манере приблизился и стоял позади меня. Он откашлялся.

– Если миледи позволит мне один вопрос… Джерри появился?

– Нет, к сожалению, нет, – подавленно ответила я. – И я всё ещё не знаю, как мне уехать в Эймсбери. Джордж… Я хотела сказать, граф Кливли предложил отвезти меня туда, но я ещё не знаю точно, принимать ли мне это предложение.

– Это и впрямь было бы в высшей степени неловко, – согласился Фицджон. – Выезд за город незамужней молодой дамы в сопровождении мужчины, который не является ей родственником и не состоит у неё на службе, немедленно привел бы к тому, что репутация этой молодой дамы оказалась бы раз и навсегда испорчена.

Ах ты, ну и времечко. Про это я и не подумала. Разумеется, Фицджон был прав. Люди тотчас начали бы сплетничать, и я моментально превратилась бы в общественное ничто. В итоге мне бы это стоило приглашения на вечер у принца-регента – и тем самым вообще нашего важнейшего контакта, поскольку вокруг этого типа и его благополучия всё и вращалось.

Какая удача – иметь такого дворецкого, как Фицджон. Он предостерёг меня от непоправимой ошибки. Но тем самым решение моей проблемы, к сожалению, отодвигалось в неопределённую даль.

– Если миледи позволит мне одно предложение, я сам знаю дорогу на Эймсбери очень хорошо. Там неподалёку живёт моя старая тётушка, которую я уже не раз навещал. К тому же мне говорили, что я очень ловкий возница. А поскольку я ваш дворецкий, в случае моего сопровождения вашей репутации ничто бы не угрожало.

Я ошеломлённо выслушала это предложение, но мой ступор продлился лишь полсекунды. Какое гениальное решение! Одним ударом решалась вся организация поездки. Мне больше не нужно было ломать голову, как уйти от сопровождения Смита и Уэста, поскольку я уеду под защитой моего дворецкого. Лучше не придумать!

– Вы моё спасение, мистер Фицджон! Я просто сама себе завидую, что у нас такой замечательный дворецкий!

На это восторженное замечание мистер Фицджон отреагировал со своей обычной невозмутимостью. Лишь мелкая дрожь в правом уголке его губ указывала на то, что моя похвала не оставила его равнодушным. Я уже почти ждала, что он спросит, за каким чёртом я вообще еду в это Эймсбери и почему я должна там быть непременно к завтрашнему вечеру, однако его профессиональная тактичность не позволила ему донимать меня расспросами. Он лишь вежливо осведомился, не буду ли я против, если его жена соберёт нам необходимый провиант и завернёт несколько горячих кирпичей для поездки. Разумеется, я была очень даже не против.

Так всё решилось. Фицджон отвезёт меня в Эймсбери, и я окажусь в каменном круге Стоунхенджа к полнолунию. И сделаю то, что предназначила для меня судьба.

* * *

Как-то мне удалось утаить от Себастьяно мои намерения. Признаться, это было не бог весть какое искусство, потому что вечером накануне отъезда я пробыла у него лишь пару минут, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Он принял немного болеутоляющей настойки с опиумом и был уже полусонным, когда я вошла к нему в комнату.

Он лежал в постели, умытый и причёсанный и, несмотря на свою сонливость, очень привлекательный в белой ночной рубашке, которую надел на него Микс. Когда я осознала, с какой страстью камердинер день-деньской обихаживает Себастьяно, я на краткий миг заподозрила, что Микс выполняет эту работу, может быть, и в самом деле не только из чисто профессионального интереса. Но об этом я поистине не беспокоилась. Против мужского заигрывания Себастьяно был стопроцентно и абсолютно неуязвим, так что я бы, возможно, и не возражала, если бы его камердинер был несколько избыточно привязан к нему. За исключением, может быть, того, что Микс всякий раз ведёт себя как хозяйка борделя, когда я лишние пять минут хочу побыть наедине с Себастьяно.

– Доброй ночи, – тихо сказала я, гладя его по волосам и разрушая превосходную укладку а-ля Брут. Я нежно поцеловала его и потом сама отправилась в постель, хотя ещё не было и восьми вечера. До подъёма мне оставалось всего несколько часов сна, поскольку Фицджон сказал, что лучше всего выехать ещё до рассвета, в противном случае придётся рассчитывать на встречу с графом. Сон у меня был беспокойный, пронизанный обычными кошмарами. Когда я встала в четыре часа утра и быстро влезла в удобную тёплую одежду, я всё ещё чувствовала себя разбитой и заспанной. В холле стояла миссис Фицджон, держа наготове корзинку с провиантом, тёплое одеяло и сумку с нагретыми кирпичами, и пока мистер Фицджон с помощью Жако грузил всё это в карету, я ещё успела стоя выпить чашку горячего шоколада.

– Будет лучше, если вы в дороге ещё немного поспите, – посоветовал мне мистер Фицджон, когда я, зевая, садилась в карету. – Я распорядился, чтобы у вас были под рукой мягкие подушки.

В следующую минуту я и сама смогла в этом убедиться. Я благодарно погрузилась в уютный уголок, выгороженный подушками, и поставила ноги на горячие кирпичи на полу кареты.

– Не знаю, за какие заслуги мне вас бог послал, мистер Фицджон.

– Ну, всякая власть, в конечном счёте, имеет таких подданных, каких она заслуживает, – добродушно пошутил мистер Фицджон перед тем, как заботливо закрыть дверцу кареты.

Этот афоризм показался мне необычайно мудрым, и я хотела немного над ним подумать и даже начала, но незаметно задремала. Когда я проснулась в первый раз, было всё ещё темно. Не так уж долго я спала.

– Всего лишь мытный пост, таможня, – сказал Жако, когда я открыла окно и выглянула. – Сейчас поедем дальше.

Вскоре оказалось, что мытные посты со шлагбаумами попадаются на дороге довольно часто. Видимо, все землевладельцы за пределами города обладали правом пользования дорогой и брали с проезжающих пошлину. Я даже перестала просыпаться от этих остановок и проспала без сновидений до наступления дня. Когда я проснулась, мы опять стояли, на сей раз на станции, где можно было сменить лошадей. Удобно устроено: на обратном пути мы сможем снова запрячь наших собственных, отдохнувших лошадей, а заёмных вернуть.

Я воспользовалась случаем, чтобы выпить чаю в местном трактире и съесть сэндвич с ветчиной из корзинки миссис Фицджон. Но едва я отхлебнула чаю из своей чашки, как в трактир вошёл мистер Фицджон. Лицо его было озабоченным.

– Боюсь, что за нами погоня, миледи, – тихо сказал он, пытаясь при этом заслонить меня от любопытных взглядов хозяйки. – Это граф. Он только что остановился во дворе.

Меня парализовало страхом. Джордж пустился за нами в погоню! Это могло означать лишь одно: Себастьяно в конечном счёте был прав, и Джордж был одним из наших врагов.

– Что будем делать? – спросила я. – Я не хочу с ним сталкиваться.

– Предоставьте это мне, миледи. Сидите спокойно, пока я не вернусь.

С одной стороны, это было очень удобно – передать дело под наблюдение мистера Фицджона. С другой стороны, вся ситуация была слишком тревожной, чтобы спокойно сидеть и ждать. Я вскочила и стала ходить по трактиру под удивлёнными взглядами хозяйки и ещё двоих посетителей – крестьянской пары, которая втащила в трактир весь свой багаж, включая клетку с квохчущими курами.

Вскоре мистер Фицджон вернулся:

– Всё чисто. Он уехал.

– Что вы ему сказали?

– Сам я ничего не сказал, он меня и не видел. Я подкупил парнишку из конюшни, и он сказал ему, что мы уехали дальше на другой карете, потому что у нашего экипажа сломалась оглобля. После этого он тотчас вскочил в фаэтон и умчался. Будет гнать своих лошадей как безумный, чтобы нас догнать, и не догадается, что мы плетёмся сзади.

– Но самое позднее в Эймсбери он заметит, что его провели, – возразила я.

– Не беспокойтесь, я найду способ избавить миледи от встречи с этим назойливым поклонником, – сказал мистер Фицджон. Его обычная невозмутимость сменилась мрачной решимостью.

– Не знаю, по этой ли причине он нас преследует, – созналась я. – Ну, по причине влюблённости. Может быть, на самом деле он… Может, им движут злые намерения.

– Вы хотите сказать, его могла прогневить ваша неприязнь? Непростительная обида, что вы оставили его без всякого известия?

– Может быть, и так, – согласилась я с некоторым мутным чувством. Конечно, это предположение было чепухой, но для мистера Фицджона оно звучало вразумительным обоснованием. По крайней мере, более вразумительным, чем если бы я сказала, что граф, с высокой вероятностью, коварный тип из будущего. Как бы то ни было – мистер Фицджон хотя бы знал, что от Джорджа исходит возможная опасность.

– Не беспокойтесь, миледи. Я вооружён. – Фицджон похлопал по кожаной сумке, которую всегда носил при себе на длинном ремешке через плечо.

Во рту у меня пересохло:

– Там что… пистолет?

Фицджон с достоинством кивнул.

– В дороге всегда приходится помнить о разбойниках, и нельзя отдавать на волю случая свою безопасность. Поэтому я уже давно привык брать с собой в дорогу оружие, чтобы было чем встретить грабителей.

Силы небесные! Мой дворецкий таскает при себе пистолет! Я испуганно сглотнула. Эта поездка всё больше смахивала на опасное приключение.

Однако, к моему облегчению, остаток пути проходил без всяких неожиданностей. Разве что одна выбоина, на которой карету изрядно тряхнуло. Мы ехали целый день и останавливались только для того, чтобы сменить лошадей, что-нибудь съесть или сходить по нужде. Грум Жако оказался выносливым парнем. Пропылённый и сгорбленный, он сидел на узких запятках кареты и при необходимости – на неожиданных поворотах или при виде встречной повозки – трубил в горн, тогда как мистер Фицджон с неутомимой ловкостью держал в руках вожжи.

Мы ехали по приятной холмистой местности с раскиданными под солнцем живописными деревушками. На фоне идиллического покоя, пронизанного птичьим пением, все опасности казались далёкими, но это впечатление было обманчивым, ибо чем ближе мы подъезжали к цели, тем острее я ощущала безымянную угрозу, ожидающую меня. Я знала, что впереди – решающая ночь. Тем не менее всё влекло меня туда, ни на миг меня не посещала мысль о том, чтоб передумать и вернуться назад. Всё, что произойдёт сегодня, было настолько же неотвратимо, как появление луны, которая скоро взойдёт над горизонтом. Небо целый день было безоблачным, таким же оно окажется и ночью.

Вся местность вокруг Эймсбери была необжитой. Если не считать нескольких хижин с соломенными крышами, нескольких полей пшеницы да пашен с корнеплодами, то следов цивилизации почти не было. Сама деревня была сонным поселением. Кроме крестьянина, катившего через дорогу бочку, нам не встретилось ни души. Проезжая мимо постоялого двора, я увидела там, к моему ужасу, роскошную карету Джорджа Кливли. Я тревожно глянула в заднее окно, но не заметила, чтобы кто-то обратил на нас внимание. Мы покинули деревню, двигаясь на запад, и когда выехали за околицу, солнце уже заходило. Через несколько километров карета остановилась у подножия холма. Фицджон открыл мне дверцу.

– Мы приехали, миледи. Остаток пути придётся идти пешком.

Он вежливо подставил мне локоть, и я взяла его под руку и посмотрела вверх на холм. На фоне пурпурного закатного неба чётко прорисовывались очертания больших, вздымающихся вверх камней. То был он, легендарный Стоунхендж.

* * *

Едва мы успели сделать пару дюжин шагов вверх по тропинке, заросшей кустиками травы, как я услышала шум отъезжающей кареты. Я ошеломлённо обернулась и успела увидеть, как она скрывается за следующим поворотом дороги.

– Что это делает Жако? Почему он уехал?

– Я поручил ему подыскать пристанище в деревне и потом вернуться сюда. Где-то ведь нам надо будет переночевать. К тому же лошадей необходимо напоить.

Мистер Фицджон испытующе глянул в небо.

– Нам надо разжечь факел, а то сейчас стемнеет.

У него и впрямь оказался с собой факел. Я с удивлением наблюдала, как он поджигает его тахипирионом. Он и в самом деле всё продумал. Без него я была бы беспомощна.

Солнце окончательно скрылось. Оранжево-алая заря над холмом погасла и сменилась размытой серостью наступающих сумерек. Мы уже почти дошли до каменного круга. Каменные монолиты грузно вздымались перед нами вверх. Между замшелыми скалами, казалось, нас подстерегали какие-то древние тайны, воздух был заряжен чужеродной энергией. Что бы ни произошло тут сегодня – оно произойдёт уже скоро. До восхода луны оставалось лишь несколько минут.

Мистер Фицджон вынул из кармана часы и раскрыл их:

– Ещё одна минута до восхода луны.

Холодное дуновение сквозняка коснулось меня.

Внезапное прозрение ударило меня словно дубиной.

– Я же вам вообще не говорила, что хочу попасть на Стоунхендж, – вырвалось у меня, и я даже отшатнулась от Фицджона. – Я же говорила лишь об Эймсбери. Равно как и Джорджу. И Джордж остался в деревне, потому что он понятия не имел, что я собралась к камням. А вы знали это и сразу проехали дальше деревни.

– Верно. Я уже удивлялся, почему это не приходит вам в голову. – Лицо мистера Фицджона, обычно полное достоинства, теперь в свете факела казалось странно демоническим.

– Так это вы, – ахнула я. – Вы тот Старейшина, который стоит за всем этим! Это вы вознамерились разрушить время!

– Но не всё. То, что мне нужно, я сохраню. А то, от чего я намерен избавиться… ну да. Вы правильно догадались. В конце концов, я ведь хочу выиграть в этой игре. А лучше всего это удаётся, когда устраняешь всех остальных игроков.

– А какое отношение к этому имею я? Зачем вы привезли меня сюда? – Я с трудом произнесла этот вопрос.

– Так ведь у вас же маска. К сожалению, эта штука не сработает без вас. Я пробовал, в надежде, что получится, но то была ошибка. Поэтому вам было позволено забрать её назад. И поэтому вы сейчас здесь. Вы и маска.

– Что вы сделали с Джерри? – вырвалось у меня.

– Он, к сожалению, должен был исчезнуть с поля, чтобы я смог вместо него поехать сюда с вами.

Меня затошнило и чуть не вырвало.

– И что будет теперь? – спросила я. – Вы хотите убить и меня?

– Это полностью зависит от вас. Вы же знаете, что всё лишь игра. В ней есть выигравшие и проигравшие. Вы можете побороться за победу. – Он указал в сторону горизонта: – Луна уже всходит. Я скажу так: у вас есть шанс успеть, пятьдесят на пятьдесят. Я считаю, это честная игра. – Он сказал это вежливым тоном, но от звучания его голоса у меня мороз пробежал по спине. Куда только девалась вся его сдержанная почтительность? Всей повадки дворецкого как не бывало. Он вдруг показался мне на несколько сантиметров выше и был полон ледяной решимости.

Сердце у меня колотилось. Я сделала глубокий вдох, внутренне готовясь к бегству. Если подобрать подол платья и сделать спурт всей моей жизни, я, может быть, могла бы добежать до деревни и попросить там о помощи Джорджа Кливли. По крайней мере, теперь я знала, что он совершенно невиновен и что я напрасно его подозревала. Он ехал сюда просто от беспокойства за меня. Если бы я доверяла ему больше, я бы поехала с ним, а не с Фицджоном и не сидела бы сейчас в этой луже!

Сощурив глаза, я посмотрела вниз по склону в сторону дороги. Бегала я не особенно хорошо, но мистер Фицджон тоже не выглядел особенно спортивным. Кроме того, он был – во всяком случае, с виду – раза в два старше меня. На самом-то деле, может быть, и в сто раз старше. Даже если он обладает сверхчеловеческими способностями (я и знать не хотела, какими!), ему придётся сперва догнать меня.

Но потом мне стало ясно, что совсем не обязательно бежать в деревню. Спасение было совсем рядом. Наверху между каменными стелами показалось мерцание, и откуда-то, словно из бескрайней дали, я услышала зовущий меня голос Хосе.

– Сюда, Анна! К воротам!

Между монолитами вставала полная луна. Она всходила из-за холма в обрамлении каменных ворот. Её бледный свет заливал каменный круг и смешивался со свечением открывающегося портала времени. Без промедления я сделала рывок в ту сторону. Посреди свечения я вдруг различила смутные очертания Хосе. Я даже узнала его лицо с чёрной повязкой на глазу. Он казался усталым, но в его чертах отражалась надежда.

– Беги быстрее! – крикнул он и протянул ко мне руку с другого конца времени. – Ты мне нужна здесь! Без тебя мне не пройти!

Я бежала как только могла, но этого было недостаточно. И вдруг выражение лица Хосе изменилось.

– Осторожно! – крикнул он. Его голос почти утонул в рёве и гуле потока времени. Но его предостережение опоздало. В следующую долю секунды кто-то прыгнул на меня сбоку. Столкнувшись с массивным телом, я упала. От резкого столкновения у меня из диафрагмы вышибло последний кубический сантиметр воздуха. Расплющенная, словно камбала, я упала навзничь, а нападавший упал на меня. В лунном свете я увидела прямо над собой светлые волосы и сверкающие зубы. Без сомнения, то был Кен-жених, он же Реджинальд Каслторп. Он подстерегал меня здесь – разумеется, в сговоре с Фицджоном. Но для чего?

Потом я поняла это, поскольку Фицджон догнал меня и коснулся портала вытянутой рукой.

– Нет! – успела я услышать далёкий возглас, но ворота уже смыкались, они просто-напросто схлопнулись и исчезли вместе с Хосе в сопровождении мощного удара грома. Лежащий сверху поперечный камень рухнул вниз от взрывной волны. Комья земли разлетелись по воздуху, один из них попал в плечо Реджинальда и развалился на глинистые крошки, одна или две из которых влетели мне в раскрытый рот.

Давясь, отплёвываясь и почти задыхаясь под тяжестью тела Реджинальда, я поняла, что произошло. По каким-то причинам Хосе мог открыть ворота, только когда я была вблизи, в то время как Фицджон дожидался именно этого момента, чтобы обнаружить портал и разрушить его. Последний из оставшихся порталов перестал существовать, и это была исключительно моя вина.

Пятьдесят на пятьдесят, и я проиграла.

– Выруби её! – крикнул Фицджон. – Быстрее, а то прыгнет!

– У меня есть идея получше. Я её убью. Она нам больше не понадобится. – Реджинальд пошарил вокруг себя и взял камень. Когда он замахнулся, я недолго думая ударила изо всей силы лбом по его подбородку. Он выронил камень и со стоном отпрянул назад так, что мне удалось спихнуть его и выкатиться из-под него в сторону.

– Ах ты, дрянь, ну погоди, – взревел Реджинальд, когда я вскочила на ноги и отпрыгнула подальше.

– Поздно, идиот, – сказал Фицджон. Пламя факела озаряло его лицо зловещим светом.

Реджинальд в ярости оскалил зубы и прыгнул ко мне.

Я крепко зажмурилась и сильно пожелала назад к Себастьяно. В следующее мгновение мир исчез в бездонной чёрной ледяной дыре.

* * *

– Анна! – кто-то звал меня по имени издалека, сопровождая этот зов чередой итальянских ругательств, которые звучали у меня в ушах как музыка. Так ругался только один человек на свете, и это был Себастьяно. Это и правда звучало очень мило, его ругань. Но не такими милыми были оплеухи. Одна справа, другая слева, а потом ещё одна, опять справа, на сей раз крепче обеих первых. – Очнись же! – кричал он на меня.

– Уже очнулась, – оглушённо пролепетала я. К сожалению, не успела до четвёртой оплеухи, от которой я окончательно пришла в себя. И которую я, к сожалению, заслужила, после всего, что я натворила. – Это моя вина, – прошептала я.

Себастьяно с облегчением вздохнул и притянул меня к себе.

– Слава богу! Ты жива!

Мне даже почудилось, что он подавил всхлип, но это, должно быть, сыграло воображение. Однако услышав его следующие слова, я узнала, что была не так далека от истины.

– Ты вдруг очутилась здесь, на полу, и ты не дышала, – воскликнул он. – Я думал, ты умерла!

– Всё хорошо, – пролепетала я, с трудом открывая глаза. – Дай мне ещё минутку.

Но это предложение он, кажется, счёл неприемлемым. Его страх за меня превратился в гнев.

– Dio mio, где, к чёрту, ты была? Мне целый день казалось странным, что ты не появляешься, что бы ни рассказывал мне Микс. Про какие-то покупки с Ифи или про посещение Оперы! – Он схватил меня за плечи и тряс. – Проклятье, Анна, говори же! Где ты была? Неужто в Стоунхендже? Я считал, что мы договорились и что ты не будешь действовать в одиночку!

– По-другому нельзя было, – сказала я дрожащим голосом. И потом рассказала ему всё. – У меня был шанс вернуть Хосе, – тихо закончила я. – Но я провалила дело.

Он слушал меня с окаменевшим лицом.

– Надо уходить отсюда, – сказал он без выражения. Только одну эту фразу.

Он уже встал и начал одеваться. Я видела, как ему это тяжело из-за раненого плеча, и хотела помочь, но он резко отверг мою попытку:

– Собери лучше какие-то свои вещи. Возьми только самое необходимое. Мы уйдём пешком, никто не должен выйти на наш след.

– Но куда же нам идти?

– Где-нибудь найдём убежище, причём там, где Фицджон до нас не доберётся. Если мы останемся на виду, то до завтра не доживём. Больше мы ему не нужны.

– То же самое сказал и Реджинальд, – подавленно подтвердила я.

– Ну вот видишь. Я сам ещё жив, видимо, только благодаря тому обстоятельству, что Фицджон хотел дать делу естественный ход, чтобы лучше отслеживать твои действия и постоянно находиться вблизи тебя. Теперь он получил то, что хотел: эпоха окончательно изолирована, портал уничтожен. Отныне мы ему только помеха, и он позаботится о том, чтобы избавиться от нас раз и навсегда.

– А другие в этом доме? Ты думаешь, кто-то из них… – Я осеклась. У меня сжималось горло при одной мысли об этом.

Себастьяно облёк мои опасения в слова:

– Мы больше никому не можем доверять. Любой из них мог состоять у Фицджона на службе.

– Мы могли бы заявить на него и посадить в тюрьму. Ведь официально он всего лишь дворецкий!

– На Боу-стрит тоже сидят его люди, это уж как пить дать. – Лицо Себастьяно было бледно и мрачно, и я видела, какого напряжения сил ему стоило одеться.

– Дай я всё-таки помогу тебе!

Он оттолкнул мою руку:

– Иди собирайся. И смотри, никого не разбуди.

Потрясённая и подавленная, я пошла к себе и не глядя бросила в сумку пару вещей. После некоторого раздумья во вторую сумку я положила несколько любимых книг и три тома энциклопедии. Когда я вернулась к Себастьяно, он был уже одет и собрал свой дорожный мешок.

– Для чего тебе две сумки? – спросил он.

– Э-э… Ну, распределить вес на две стороны анатомически лучше. Легче плечам.

– Если ты не сможешь нести книги, нам придётся выбросить их по дороге, – предупредил он.

– Да, так и сделаем, – заверила я, на самом деле полная решимости тащить эти книги на край света (или времени).

Я видела, что Себастьяно принёс из кабинета шкатулку с деньгами и драгоценностями. По крайней мере, уйдём не с пустыми руками, это меня немного успокоило. Если в этой гиблой ситуации вообще что-то могло служить успокоением.

Он проследил за моим взглядом и отрицательно помотал головой:

– Шкатулка пуста. Деньги, драгоценности – ничего нет. Даже нашего собственного бриллиантового колье.

– Что? – Я испугалась. – Но почему, как?..

– Этот негодяй все ценные вещи прихватил с собой, оставил только мелочь. Я упаковал пару серебряных подсвечников, которые, может быть, можно будет превратить в деньги. Но лишь в случае крайней нужды, потому что Фицджон все соответствующие ломбарды наверняка держит под наблюдением. Надеюсь, у тебя осталось немного наличности.

Я посмотрела на него сокрушённо:

– Только немного денег на дорогу, которые я брала с собой.

– Этого должно хватить.

– Самое большее пару раз пообедать и один раз переночевать.

– Придётся убавить запросы. – Он закинул на плечо свой дорожный мешок и сморщился от боли. – Идём, пора сматываться.

Мы крадучись спустились вниз. В холле я остановилась как вкопанная. Из кухонного полуподвала доносился звук, который ни с чем нельзя было спутать. То был бы восторженный лай, если бы Сизиф был на пару месяцев старше, но поскольку он был пока щенком, то это было скорее радостным писком.

– Погоди немного, – сказала я, и не успел Себастьяно возразить, как я была уже на пути к кухне. Собачья коробка стояла у плиты. Я специально просила миссис Фицджон не оставлять Сизифа одного и на ночь забирать его к себе, потому что в незнакомой обстановке и без матери ему наверняка будет страшно. Судя по всему, она решила, что место на кухне самое подходящее для этого малыша.

Он выбрался из своей коробки и побежал ко мне навстречу, взволнованно пытаясь подпрыгнуть, а когда я присела около него на корточки, тут же начал благодарно лизать мне руки.

– Что же с тобой будет? – беспомощно спросила я. Но в принципе я уже знала ответ ещё до того, как он принялся жалобно подвывать, с мольбой глядя на меня своими большими глазами. – Ну, хорошо, я возьму тебя с собой. Но тебе придётся молчать как мышке.

И, к моему удивлению, он действительно замолк, что однозначно показывало, какой он умный. Я сунула в корзинку с крышкой кость ему для игры, и он тотчас принялся её грызть. С корзиночкой в руке я вернулась наверх в холл, где Себастьяно ждал меня с непроницаемой миной.

– Раз уж нам так и так придётся скрываться, пусть и он будет с нами, – защищала я своё спонтанное решение.

Себастьяно смотрел на меня пару бесконечных секунд, и я приготовилась к его жестокому отпору. И на опережение выложила самый веский аргумент:

– Он нам ещё пригодится, – заявила я. – В нём таится превосходная сторожевая собака. Ты слышал, как он залаял, едва почуя, что в холле кто-то есть? А ведь мы крались неслышно. У кого ещё может быть такое чутьё? – Всё это звучало бы куда убедительнее, если бы я могла говорить вслух, а не шёпотом.

– Анна, – Себастьяно вздохнул. Затем, к моему удивлению, протянул руку и погладил меня по щеке. – Ну что мне с тобой делать?