Книга: Золотой мост
Назад: Часть четвертая
Дальше: День десятый

День восьмой

На этот раз головная боль была терпимой, потому что перед переходом во времени я предусмотрительно приняла еще одну таблетку обезболивающего. Очнувшись, я нашла себя лежащей рядом с камнем. Надо мной нависал Хосе. Как и в прошлый раз, когда меня здесь выбросило, уже серел рассвет. По крайней мере нам не придется шагать в ночи. И не под дождем, потому что погода стояла сухая, если не считать нескольких капель росы, упавших на меня с веток.

Вытерев их, я встала на ноги и отряхнула накидку.

– А какой сегодня день? То есть я хотела спросить, когда Гастон сбросил меня с моста?

– Позапрошлой ночью.

В очередной раз я спросила себя, почему нельзя просто прибыть на несколько дней раньше, чтобы предотвратить столь неприятный поворот событий еще до того, как все случится. Уж очень мне хотелось предупредить прежнюю себя о Гастоне. И при первой же возможности устроить так, чтобы он подавился своими паштетиками.

Но система, к сожалению, так не работала. Она не допускала встречи с самим собой, ведь это был бы парадокс. Я даже приблизительно не представляла себе, что там кроется за этими парадоксами, но была полна решимости работать над этим, пусть даже и поклялась после окончания школы больше не иметь ничего общего с физикой.

– Ты хотел мне что-то показать, – сказала я Хосе.

Он залез в карман куртки и достал оттуда маленькую шкатулку. С едва заметной улыбкой он раскрыл ее.

Я потрясенно ахнула, увидев искрящееся колье.

– Ты отнял его у Гастона!

– Нет, это дубликат.

– Подделка?

– Нет, разумеется, колье настоящее. Второе колье, идентичное первому. Изготовил их один и тот же ювелир. И даже в одно и то же время.

– Поэтому ты и отправился в 1620 год! Ты заказал колье, чтобы мы сегодня взяли его с собой!

Он кивнул.

– И не только поэтому. Меня тяжело ранили, и требовалось подлечиться. Тут я мог убить сразу двух зайцев.

– И сколько времени ты там пробыл?

– Три месяца.

Я пришла в ужас. Для меня с момента нашего телефонного разговора только неделя проскочила, а он четверть года в прошлом провел!

– А что с тобой случилось?

– Подрался, – коротко сказал он.

– С кем-то из Старейшин? – Мне становилось все страшнее. – Не с Якопо? Неужели он опять объявился?

– Нет, с другим.

Тем самым он открыл главу, в которой, на мой взгляд, было слишком мало знакомых страниц. На эту тему Хосе практически никогда с нами не говорил, а уж Эсперанца и подавно. Очевидно, Старейшин было несколько, мы с Себастьяно пока так и не выяснили, сколько всего и где они обитают. Но одно мы уже знали наверняка – друзьями они не были. Напротив, некоторые, казалось, находились друг с другом в очень напряженных отношениях. Как когда-то боги на Олимпе, у тех тоже постоянно возникали какие-то распри.

Старики заглядывали в свои зеркала, следили за событиями в прошлом и будущем, взвешивали реальное и возможное, а затем определяли повестку дня. И складывалось ощущение, что по организационным вопросам они не всегда сходились во мнении.

Мы молча отправились в путь. Хосе шел впереди. Я следовала за ним – и вдруг остановилась как вкопанная. Откуда-то доносились звуки боя на шпагах: задорный звон сходящихся клинков, тяжелое дыхание и стоны сражающихся противников.

– Дуэлянты, – тихо сказал Хосе. Тут же раздался вскрик, и шум затих.

Осторожно подкравшись ближе, в тусклом утреннем свете мы увидели карету на краю леса. Рядом с ней трое элегантно одетых мужчин склонились над четвертым, лежавшим на земле без движения.

– Он мертв? – спросил один из них с дрожью в голосе.

– Боюсь, что да, – ответил второй. Его голос звучал потрясенно.

– Вы жаждали сатисфакции, Бутевиль, – вы ее получили, – сказал первый. Он с осуждением взглянул на третьего человека с окровавленной шпагой в руке.

– Так и есть, – хладнокровно промолвил тот, вытирая шпагу пучком травы и, по-видимому, думая, что это в порядке вещей. – Полагаю, вы позаботитесь обо всем остальном и сообщите супруге де Порте?

– Разумеется, – официальным тоном откликнулся один из мужчин. – В конце концов, мы его секунданты. Хотя для нее это будет ударом, они всего месяц как женаты. – Он опустил голову. – Прямо не знаю, как ей и сказать!

– А все потому, что не надо было де Порте называть меня напыщенным шутом.

Я была чуть жива от страха. Всегда считала эти дуэли на рассвете ужасным клише. Подходящей выдумкой для фильмов или романов вроде «Трех мушкетеров». Или вымышленной приманкой для туристов, изучающих в путеводителе, перед тем как отправиться на прогулку в Булонский лес, что же там такое происходило. Но, судя по всему, эти байки о типах, из-за малейшей насмешки жестоко расправлявшихся друг с другом, – чистая правда.

Подойдя к своей лошади, привязанной неподалеку, победивший дуэлянт вскочил в седло. Бросив последний высокомерный взгляд на оставшихся, он поскакал прочь.

– Что делать будем? – спросил один секундант другого.

– Ты же знаешь, что мы не можем привезти де Порте в город, ведь он кузен кардинала. Нам придется отправиться в заключение за то, что не воспрепятствовали дуэли. Этому делу нельзя давать огласку. Пусть он для всех просто исчезнет, и его карета тоже.

– На него могли напасть грабители, – согласился с ним другой. – А нас здесь и не было вовсе.

– Тогда нам придется оставить карету де Порте и вернуться в город пешком.

– Так тому и быть! Но сначала нам нужно похоронить беднягу.

Они потащили убитого в лес, и Хосе подал мне знак.

– Но мы же не можем…

– Ты разве не слышала? Карета теперь, так сказать, бесхозная. Может, я даже верну ее бедной вдове достойного скорби де Порте, если мне удастся узнать ее адрес. Она наверняка захочет знать, что случилось на самом деле. А в карете мы доберемся до города гораздо быстрее, что нам только на руку. Ну, давай садись уже, теперь каждый час на счету.

Он тут же взобрался на козлы и взял в руки поводья. Преодолев внутреннее сопротивление, я села в карету. Хосе хлестнул лошадей. Они послушно затрусили вперед, и мы быстро покатили в сторону города.

Секунданты выбежали из леса, вопя нам вслед самые страшные ругательства, но Хосе лишь спокойно подстегнул лошадей, так что мы помчались еще быстрее.

Мне вся эта история не нравилась, казалось бестактным воспользоваться каретой мертвого человека. Но вообще-то Хосе прав, карету полагалось вернуть вдове. В эту эпоху такой экипаж вместе с лошадьми спокойно мог стоить столько же, сколько в двадцать первом веке автомобиль С-класса.

Я постаралась расслабиться и выключить сверлившие мозг мысли. Глухой стук колес действовал усыпляюще. Я не успела оглянуться, как отключилась, а когда проснулась, мы уже подъезжали к городской стене. По правую руку находился дворец Тюильри с ухоженным парком, а слева простирались поля, пастбища и огороженные выгоны для лошадей. На невысоком пригорке, треща, крутились две ветряные мельницы, тут и там можно было видеть монахов за работой. Вдоль дороги, ведущей к городским воротам, один за другим выстроились монастыри, чья сельская простота служила разительным контрастом роскошному фасаду дворца.

Карета, въехав в ворота Сент-Оноре, двигалась дальше через весь город по направлению к Бастилии и остановилась на площади Плас Рояль. Хосе, отворив дверцу, вручил мне шкатулку.

Я разглядывала бархатную коробочку.

– Ты считаешь, мне стоит действовать по-прежнему? А как мне объяснить Мари, где я была все это время?

– Что-нибудь придумаешь.

– А чем будешь заниматься ты?

– Искать Себастьяно.

– А потом? Ты приведешь его сюда? Или мы где-нибудь встретимся?

– Мы встретимся. Но не где-нибудь, а в Лувре.

– А почему там?

– Потому что там будет бал.

Ой-ой, ведь он уже сегодня! Смелость в одночасье покинула меня. Только что все представлялось довольно простым: мне нужно было сделать так, чтобы королева получила бриллианты, а Себастьяно предстояло спасти жизнь – кому бы то ни было. После этого все будет в ажуре, и мы сможем наконец вернуться домой. Но на самом деле в любой момент все могло сорваться. Особенно при спасении жизни. В первом же путешествии во времени я на собственном опыте убедилась, чем может закончиться такое спасение.

Тем не менее первым и самым важным шагом было вернуть Себастьяно память. Тогда и все остальное как-нибудь уладится, в этом я абсолютно не сомневалась. Объединив усилия, мы станем непобедимой командой и справимся со своей работой. Стопроцентно.

– Прекратила бы ты разговаривать сама с собой, – предложил Хосе.

– Ладно, – вздохнула я.

Он протянул мне руку.

– К тому же тебе выходить. Мы приехали.

– Конечно. – Опершись на его руку, я вышла из кареты. – Ты уверен, что сможешь вернуть Себастьяно память? – в сомнении спросила я.

– Да, – спокойно сказал он, опять забираясь на козлы.

Коротко и ясно. Мне тут же стало легче. Пусть этого ощущения и хватило всего секунды на три.

– Ну, до вечера, – подавленно попрощалась я.

– До вечера, – он щелкнул кнутом, и обе лошади размеренно тронулись с места. Я смотрела вслед уезжавшей карете, пока она не завернула за угол и не скрылась из виду. Внезапно меня охватило какое-то нехорошее чувство. Такое, словно из-за угла сейчас появится Мерфи со своим законом и перечеркнет все мои планы.

Но из-за угла появился кое-кто другой. Или, точнее, он вышел из дома на противоположной стороне площади. Шкатулка чуть не выпала у меня из рук. Это был Себастьяно. Широкими шагами он направился в сторону отходившей от площади улицы. Вот черт, они разминулись с Хосе буквально на пару секунд! Но зато я еще здесь. Счастье пронзило меня, казалось, я не видела его несколько столетий. В определенном смысле так оно и было.

Я так обрадовалась, увидев Себастьяно, что подняла обе руки и стала махать ему как сумасшедшая.

– Эй! Я здесь!

Он замер и медленно развернулся в мою сторону. И остался стоять с опущенными руками, словно кто-то открыл клапан и выпустил из него весь воздух. Но через мгновение он уже мчался мне навстречу.

– Анна, – крикнул он не менее громко, чем позавчера вечером на мосту. А затем бросился ко мне. Шпага у него на боку болталась и била по ногам, но ему это, казалось, ни капли не мешало. Я побежала навстречу, и мы встретились посередине площади. К моему безграничному удивлению, я увидела в его глазах слезы. В нем шла какая-то внутренняя работа, и выглядел он совершенно потрясенным.

Я бросилась в его объятия, сама не своя от счастья, а он подхватил меня и закружил, так что ноги мои повисли над землей.

– Бог мой, ты жива! – он прижал меня к груди и, зарывшись лицом в мои волосы, глубоко вдохнул. Затем он вернул меня на землю и пристально взглянул в лицо.

– Ты не умерла!

И у меня слезы навернулись на глаза. То ли смеясь, то ли плача, я покачала головой.

– Нет, не умерла! – Я обвила его руками и быстро поцеловала, мне было совершенно наплевать, кто там на нас смотрит. Он все вспомнил! Сияющими глазами я глядела на него, затаив дыхание от восторга.

Он взял мое лицо в ладони, словно хотел удостовериться, что я настоящая. Черты его стремительно омрачились, в глазах я уловила боль.

– Я прыгнул в воду и все нырял, надеясь найти тебя, снова и снова.

– Какой ты хороший, – растроганно сказала я.

Он погладил мои волосы и нежно поцеловал меня. По телу пробежала сладостная дрожь.

– Я пережил самые ужасные минуты в своей жизни, – тихо сказал он. – Ты пропала. Исчезла без следа. И как же тебе удалось спастись?

– Ну, я же перешла.

Он наморщил лоб.

– Что значит – перешла?

Я напряженно всматривалась в него. О нет! Он так ничего и не вспомнил! Я слишком рано обрадовалась. В горле застрял ком. Ну, естественно, было бы слишком хорошо, если бы все уладилось само собой.

Но чувства Себастьяно испытывал самые настоящие! Он подумал, что я утонула, и совершенно отчаялся. Он любит меня, и не важно, в чем там он пытался меня убедить при нашей последней встрече. Ага, тактика, как же! Мы – одно целое, и он это прекрасно понимает, с памятью или без.

– Что значит – перешла? – повторил он.

– Э-э-э… я так сказала? Конечно, я хотела сказать – уплыла. А сначала меня несло течением. Далеко-далеко. Пока у меня наконец не появились силы выбраться на берег, – я загребала руками, показывая, как это делала. В довершение я быстренько приукрасила историю, чтобы сходились концы с концами: – На берегу меня, почти захлебнувшуюся, подобрала одна крестьянка и взяла в свою хижину. Там я, совершенно без сил, лежала на мешке с соломой и приходила в себя до тех пор, пока этим утром не смогла встать на ноги.

Я могла бы навыдумывать и побольше, но Себастьяно, видимо, вовсе не нуждался в таких подробностях. Обняв меня за плечи, он очень серьезно сказал:

– Анна, я безгранично счастлив, что ты осталась жива. Притворяться бессмысленно. Ты очень много для меня значишь.

– Знаю, – я нежно погладила его по щеке. – Ты для меня тоже.

– Тем более важно, чтобы ты наконец опомнилась.

– Как это – опомнилась?

– Прекрати делать то, что делала до сих пор.

Что такое? Я пропустила в нашем разговоре что-то важное?

– И что же такое я, по-твоему, делала?

– Ты вступила в сговор не с теми людьми. По недомыслию ты оказалась втянутой в отношения, которые могут привести тебя к гибели! Шпионаж и интриги! Коварные происки против закона и порядка в стране!

– О, – сказала я. – Ну что ж. Об этом в любом случае можно было бы более подробно… – я осеклась. Спорить с ним не имело никакого смысла. Ведь он не поверит мне. Ему не просто стерли память, но и настолько промыли мозги, что он свято верил в непогрешимость Ришелье. Кардинал был в его глазах мерилом всего.

– Вовлеченность в эту историю чуть не стоила тебе жизни, – продолжал он. – Мерзавец уже скрылся, когда я подошел к тому месту, где он сбросил тебя с моста. Но не волнуйся, я его из-под земли достану, и тогда он еще пожалеет, что родился. Этот толстопуз познакомится не только со мной, но и с моей шпагой!

Эти слова пролили бальзам на мою душу. Я с благодарностью взглянула на него.

– И ты готов сделать это ради меня?

– Ради тебя я готов на все, если только ты признаешь, что до сих пор принимала не ту сторону.

– Я признаю, – миролюбиво сказала я. По крайней мере в отношении Гастона это было чистейшей правдой. Я больше не желала иметь с ним никаких дел, разве что он еще должен ответить за попытку меня убить. Что же касается Мари и королевы, мою приверженность им еще некоторое время придется хранить в тайне. Как только к Себастьяно вернется память, он и сам поймет, что в этом задании по-настоящему важно.

– Мне известно, что ты знаешь этого толстяка, – сказал Себастьяно. – Назови мне его имя.

– Его зовут Гастон Леклер.

– Где этот малый живет? – осведомился Себастьяно воинственным тоном.

– У него комната на Рю дю Жур, но он наверняка уже скрылся оттуда.

– А откуда ты вообще знаешь это отродье?

– Он… родом из тех же мест, что и я. Но, по правде сказать, мы едва знакомы. Он притворился, что хочет мне помочь, а на самом деле просто хотел заполучить бр… хотел поживиться. – Быстро сменив тему, я указала на дом, из которого Себастьяно только что вышел. – А что ты там делал?

– У меня было совещание с его высокопреосвященством.

Я вздрогнула.

– С Ришелье? Он, что, там живет?

– Конечно.

С тяжелым чувством я из-за плеча Себастьяно взглянула на дом. А вдруг Ришелье сейчас стоит у окна и наблюдает за нами? Дом находился довольно далеко, на другом конце действительно огромной площади. Но, может, у него есть подзорная труба. Интересно, их к этому времени уже изобрели? С такой трубой ему, разумеется, ничего не стоило отследить тайный уход и возвращение королевы.

– О чем ты думаешь? – поинтересовался Себастьяно.

– Да так, пустяки всякие.

– Для пустяков ты выглядишь слишком серьезной.

– Что ж, раз уж ты спросил… ты не думаешь, что кардинал может возражать, чтобы ты со мной… чтобы ты и я…

– У него есть определенные предубеждения на этот счет, – признал Себастьяно. – Но пока он не сомневается, что я это делаю, служа высшей цели, он не станет противиться тому, чтобы мы были вместе.

– Погоди, – я смотрела на него в замешательстве. – То есть ты представляешь ему все так, будто приносишь себя в жертву? Что ложишься со мной в постель ради высшей цели?

– Думаю, он догадывается, что жертва невелика.

Я злилась все сильнее.

– Точно так же, как если бы ты приударил за Мари, как он изначально и хотел.

Его взгляд похолодел.

– Ты подслушала тот разговор?

– А если и да, то что? – напустилась я на него.

– Так вот зачем ты облила вином камзол.

– Это вышло случайно.

По нему было не сказать, что он поверил.

– Тогда, видимо, и приглашение в театр было случайным. Или все же попыткой что-нибудь выпытать у меня и отвлечь от герцогини?

– Я хотела еще раз увидеть тебя!

В ответ он лишь иронически вздернул бровь. В крайнем возбуждении я осознала, что мы опять ссоримся. Но я сердилась не меньше, чем он, потому что ему приспичило упрекать меня именно сейчас!

– Ты судишь, пользуясь двойной моралью, – возмущенно возразила я. – Ты-то сам пошел со мной тоже не из одной только симпатии. А исключительно ради высшей цели!

Он вздохнул, черты его снова разгладились.

– Анна, тут мы уже были. В этом споре мы все время ходим по кругу. Ты же сама сказала, что между нами существует какая-то особая связь, нечто большее, чем обычное влечение. Я сперва не хотел этого признавать. Но теперь понял, что ты права. – Он взглянул на меня умоляющим взглядом. – Я влюбился в тебя, Анна. По уши, окончательно и бесповоротно.

Сердце мое растаяло. Я почувствовала, как из глаз брызнули слезы, хотела что-то сказать, но не смогла вымолвить ни слова. Губы дрожали, и, чтобы это скрыть, мне пришлось поджать их.

Он погладил мою руку.

– Причины, по которым мы договаривались о первом свидании… давай забудем об этом и начнем все сначала. Я поговорю с его высокопреосвященством и объясню ему, насколько у нас с тобой все серьезно.

Подняв взгляд, я искала в его глазах какие-нибудь приметы хитрости. Но видела только глубокую искреннюю привязанность.

Дрожа, я набрала побольше воздуху.

– А у тебя не будет неприятностей, если ты ему об этом скажешь?

– Нет, если я заверю его, что ты раз и навсегда порвала с кружком заговорщиков вокруг герцогини и королевы.

Тут я сочла уместным снова переменить тему.

– А почему ты позавчера вечером шел за мной? – поинтересовалась я.

– Я следил за тобой, – без обиняков признался он. – Любовника королевы видели, когда он закладывал колье. Следовательно, можно было ожидать, что королева будет искать средства и пути выкупить его, раз король повелел ей надеть эти бриллианты на сегодняшний бал. В результате забрать украшение поручили тебе, ошибочно полагая, что за тобой не будет слежки.

Я героически подавила гнев, ведь я прекрасно понимала, что у Ришелье этот номер прошел только благодаря тому, что Себастьяно выложил ему добытую у меня секретную информацию.

– Я не желал тебе зла, – продолжал он. – Слежку за тобой я взял на себя, потому что так мог защитить тебя от доноса об участии в заговоре. Мой план состоял в том, чтобы забрать у тебя украшение, а саму тебя отпустить целой и невредимой. Ришелье я бы потом рассказал, что ты отдала его мне добровольно.

– Какое благородство!

Он сделал вид, что не заметил моей иронии.

– На острове Сите я тебя, к сожалению, упустил. Моя невнимательность чуть не стоила тебе жизни, потому что только из-за нее толстопуз смог напасть на тебя и ограбить. Но, подводя итог, можно сказать, что по крайней мере в одном это происшествие послужило во благо – бриллианты выведены из игры. Королева не сможет их надеть и будет разоблачена.

– Тебе непременно хочется, чтобы ее обезглавили, да? – вырвалось у меня.

– Анна, мы ведь не при дворе Генриха VIII. Ссылка – самое страшное, что ее ждет.

– Но ведь это нечестно! Она же никому ничего не сделала!

– Она прелюбодейка и наносит вред короне Франции.

– На самом деле кардиналу совершенно все равно! Он просто хочет избавиться от нее, чтобы усилить собственную власть. И королю нисколько не мешает, что она любит другого. Этот брак не имеет для него никакого значения, к тому же у него тоже есть дружок.

Себастьяно смотрел на меня, не отрываясь. В глазах его что-то вспыхнуло, на секунду мне показалось, что это легкая растерянность. Так, словно в нем где-то глубоко что-то шевельнулось, может даже, растревоженные воспоминания. Но затем он покачал головой.

– Ты несешь чушь, Анна. Кроме того, мы с тобой об этом уже говорили, и ни к чему это не привело. А я-то подумал было, что ты все осознала и сожалеешь о содеянном. – Глаза его сузились. – Что ты прячешь за спиной?

– Ничего, – заверила я.

Все это время я держала шкатулку в руке, чего он до сих пор не замечал. Я и сама совершенно забыла про нее в безумной радости от встречи с ним. Лишь когда в первый раз прозвучало слово «бриллианты», я незаметно заложила руку за спину.

– Покажи мне руку.

Я вытащила ее из-за спины. Но только после того, как переложила шкатулку в другую руку, которая по чистой случайности тоже оказалась за спиной. Казалось, я играю в какую-то дурацкую детсадовскую игру. Было понятно, что Себастьяно в этой игре не участвует, и, будучи человеком дела, он закончил всю бодягу, обхватив меня обеими руками и отобрав шкатулку.

Раскрыв ее, он с окаменевшим лицом рассматривал колье.

– Прошу тебя, – вскрикнула я. – Пойми правильно! Я не врала тебе! Честно, не врала! – умоляющим тоном я проговорила: – Ты не можешь забрать его! Отдай!

Захлопнув шкатулку, он взглянул на меня. В одночасье его лицо страшно побледнело.

– Уйди с моих глаз. Иначе я буду вынужден задержать тебя и препроводить в тюрьму. И поверь, это не пустые угрозы.

Я была настолько потрясена, что не произнесла ни звука. Я в ужасе отшатнулась, а Себастьяно засунул шкатулку в карман и, развернувшись на каблуках, направился прямо к дому кардинала.

* * *

Я потратила около двух-трех драгоценных минут на то, чтобы, стоя на площади, порыдать и со страшной силой себя пожалеть. Затем я собралась с духом и рванула прочь. Нужно было немедленно найти Хосе! Он все уладит! Как-нибудь он сможет помочь Себастьяно все вспомнить, и тот вернет колье. А если он уже отдал его кардиналу, пусть заберет обратно, не важно как.

Боже, как же все запуталось! И только по моей вине. Почему я не сделала самого простого, перед тем как, будто свихнувшаяся на почве любви, броситься в объятия Себастьяно? Например, я могла бы просто запихнуть колье в мой кожаный мешочек. Тогда шкатулка была бы пуста, и все прошло бы наилучшим образом.

Носясь по городу в поисках кареты, я поняла, что снова теряю время. Хосе мог за это время поехать куда угодно, но, скорее всего, туда, где Себастьяно квартировал. Как назло, я понятия не имела, где это, в отличие от Хосе, который, видимо, знал. Я просто не подумала спросить Себастьяно, хотя несколько раз такая возможность представлялась. Еще одна оплошность на моей совести.

Запыхавшись от бега, я остановилась на Плас де Грев недалеко от песчаного берега реки, чтобы подержаться за больной бок, – и тут же пришлось отскочить в сторону, потому что я встала посреди дороги, по которой в этот момент катили огромную винную бочку.

– Смотрите, остолопы, куда катите, – прорычал надсмотрщик. Два работника, транспортировавшие бочку к телеге, потели и ругались, а один из них попытался, проходя мимо, дать мне пинка. Вероятно, ему нужно было выместить на ком-то свою злость, и под руку попалась я.

– Как же можно женщин пинать, Филипп! – крикнул, осклабившись, его напарник.

Филипп, Филипп! Вот решение проблемы! Тяжело дыша и хватая ртом воздух, я помчалась дальше. Филипп знает, где живет Себастьяно, ведь он относил ему послания Гастона! Он скажет мне адрес, и я молнией полечу туда. Хосе наверняка ждет там, и я все ему расскажу.

А вдруг он рассердится на меня?

Нет, он с большим пониманием отнесется к твоей никчемности, – съехидничал мой внутренний голос. Не все Стражи времени на сто процентов идеальные профессионалы. Среди них, к сожалению, попадаются довольно никудышные.

И одна из таких, несомненно, я. Каким-то непостижимым образом мне удавалось раз за разом все портить. Или ни на шаг не продвигаться вперед в реализации собственных гениальных идей. Например, сейчас, когда я из последних сил добралась до портняжной мастерской и отец Филиппа сообщил мне, что сына, к сожалению, опять нет дома.

– А вы, случайно, не знаете, где его найти? – с трудом переводя дух, спросила я.

– Он хотел посмотреть репетицию в театре.

– Спасибо! – прокричала я уже на бегу.

– Как вам нравится платье? – крикнул он мне вдогонку.

– Герцогиня мне его еще не показала!

Господи, о Мари-то я вообще не подумала. Она наверняка давно с ума сходит от беспокойства, ведь меня нет уже второй день. Мне следовало до этого хотя бы на секунду заскочить к ней, чтобы сказать, что со мной все в порядке.

Но тогда бы я потеряла еще больше времени. А кроме того, мне пришлось бы объяснять ей, что случилось с бриллиантами.

Через две улицы я начала задыхаться. Мучась от боли в боку, я поняла, что гораздо быстрее будет нанять экипаж. Для чего же тогда еще нужен мой неприкосновенный запас? Он без потерь пережил все переходы во времени и прочие приключения. Теперь настал момент им воспользоваться. Пыхтя, я вскарабкалась в первую попавшуюся наемную карету, легкий экипаж, запряженный одной лошадью, как тот, на котором мы с Себастьяно ехали в театр. По пути к «Отель де Бургонь» я попыталась собраться с мыслями и разработать несколько запасных вариантов, на случай, если Филиппа там не окажется. Например, я могла бы с оружием в руках (для этого можно позаимствовать саблю у деда Анри) принудить кардинала отдать мне колье. Или разжечь костер в бальном зале Лувра, тогда пришлось бы всех из дворца вывести, а сам праздник перенести.

Но все это, конечно, бред. Я снова расплакалась и утопала в слезах, когда карета остановилась у театра.

– Вам плохо, мадемуазель? – спросил кучер.

– Нет, – в ответ прорыдала я. – Думаю, я попала не в тот фильм. Как обычно, на выходе прозвучало «костюмированное действо», и кучер взглянул на меня с сомнением.

– Может, отвезти вас в другой театр?

– Нет, все хорошо. Подождите меня здесь.

Входя в зрительный зал, я все еще ревела, но, несмотря на застилавшие глаза слезы, сразу увидела Филиппа и Сесиль, которые бурно обнимались, сидя в первом ряду. Я дала знать о своем присутствии, и они резко отпрянули друг от друга.

– Анна! Ты жива! – Филипп, вскочив, бросился ко мне по центральному проходу между скамейками. Он осторожно погладил меня по щеке, словно не верил, что я здесь, рядом с ним. – А мы думали, ты утонула!

Я шмыгнула носом.

– И откуда вы знаете?

– Твой мушкетер зашел вчера к Мари де Шеврез и сообщил ей эту печальную новость. Герцогиня сразу же послала сообщение Сесиль, а от нее и я об этом узнал, – он, сияя, смотрел на меня. – Но, видимо, вышло какое-то недоразумение. Ты даже не представляешь, как я рад!

От его радости мне стало легче. Поколебавшись, я улыбнулась в ответ и вытерла слезы. К нам подошла Сесиль. Ее светлые волосы торчали в разные стороны, а на шее виднелся засос. В наброшенной на прозрачное платьишко нимфы тоге она разглядывала меня, вытаращив глаза.

– Да ты вовсе и не утонула!

– Нет, мне удалось выплыть на берег.

– А как ты вообще оказалась в воде?

Я глубоко вздохнула.

– Гастон бросил. Хотел меня убить.

– Что? – в один голос воскликнули Филипп и Сесиль.

– Как такое могло случиться? – спросил Филипп в полной растерянности. – Зачем он это сделал?

– Он хотел заполучить бриллианты королевы. Они случайно были у меня с собой, и он их украл.

– У тебя случайно были с собой бриллианты королевы? – эхом недоверчиво откликнулась Сесиль.

– Ну, не то чтобы совсем случайно. Она кому-то передала колье, а потом оно ей срочно понадобилось. И тогда она попросила герцогиню забрать его. Но у герцогини не было возможности, и за бриллиантами пошла я. Гастон об этом пронюхал и напал на меня по дороге.

Оба смотрели на меня скептически. Они мне явно не верили. Особенно странным был взгляд у Сесиль.

– Признайся, ведь ты шпионишь для Ришелье, – вдруг сказала она.

– Что? – Я была так ошарашена, что только рассмеялась, ведь абсурднее упрека и придумать нельзя. – Да я этого человека ненавижу! Никогда и ни за что не стала бы работать на него! – Я взглянула на нее с вызовом. – На самом деле это ты иногда казалась мне его шпионкой.

Она уставилась на меня.

– Ты спятила.

– Эй, вы, а ну-ка перестаньте! – Филипп в нетерпении покачал головой. – И что тебе от нас нужно, Анна?

– Первым делом мне нужно знать, где живет Себастьяно.

Этим вопросом я, видимо, только укрепила недоверчивость Сесиль.

– Филипп, она намеренно прикидывается дурочкой. У нее с этим мушкетером любовь, она и без всяких вопросов прекрасно знает, где он квартирует.

– Но я действительно не знаю! – в отчаянии крикнула я. – Я специально из-за этого сюда и пришла! Филипп, прошу тебя, скажи!

– На Рю Сен-Мишель, над лавкой зеленщика.

Господибожемой! Теперь я вспомнила. Ведь месье Мирабо называл адрес, просто от волнения у меня это совершенно выпало из головы. Я со стоном сжала виски. Если я хочу хоть что-нибудь исправить, нужно сконцентрироваться. Вообще-то есть еще и другая возможность (пусть и крохотная), о которой я прежде не подумала. Но тогда мне следует рассказать Филиппу и Сесиль хотя бы малую толику правды.

– Сегодня вечером во время маскарада кардинал собирается опозорить королеву, – объяснила я. – Король потребовал, чтобы она надела бриллиантовое колье. Но она не может, потому что украшение у Гастона.

– А почему для королевы было бы позором не надеть колье? – растягивая слова, поинтересовалась Сесиль.

Я поняла, что пора перестать изворачиваться, здесь поможет только чистая правда. Без их поддержки мне не справиться. Значит, я должна выложить самое важное.

– Кардинал сообщил королю, что она подарила бриллианты своему любовнику. Он затеял эту интригу, чтобы на балу покончить с королевой.

О том, что Ришелье удалось провернуть это лишь благодаря моей грубейшей оплошности, я предпочла умолчать.

Сесиль присвистнула.

– Ну и дела!

Филипп вскипел от возмущения:

– Какая подлость!

А я без всякого перехода продолжила:

– А все только потому, что она следует велению сердца, вместо того чтобы тихо страдать себе в браке, заключенном исключительно по расчету.

Филипп решительно кивнул, да и Сесиль выглядела так, словно эти аргументы показались ей достаточно убедительными. Я заметила, что они оба уже практически на моей стороне, и подлила еще немного масла в огонь.

– Ришелье королеву никогда терпеть не мог. Он хочет от нее избавиться.

– Это правда, – задумчиво сказала Сесиль. – И ему представилась для этого отличная возможность.

– Именно этого герцогиня и пыталась не допустить, – объяснила я. – Но теперь бриллианты у Гастона, и он скроется с ними, если мы ему не помешаем.

– Хм, он совсем не производит впечатления человека, собравшегося сбежать, – сказал Филипп. – Я встретил его всего час назад. Он упоминал, что сегодня вечером идет на бал. Если быть точным, он сказал, что хочет своими глазами увидеть результат своих усилий.

Сесиль наморщила лоб.

– Может, он забрал колье по заданию кардинала?

– Нет, – сказала я. – Он хотел оставить его себе. Перед тем как меня убить, он об этом недвусмысленно сообщил. С его помощью он собирается устроить себе сладкую жизнь. В общем, колье все еще у него.

– А в придачу он прихватит позор и унижение бедной королевы! – Щеки Филиппа раскраснелись от гнева. – При этом его собственная жадность не знает границ. Он мне должен, но уверяет, что расплатиться ему сейчас нечем.

– Поистине отвратительно, – прокомментировала Сесиль. Она посмотрела на меня. – Чем мы можем тебе помочь?

Я медленно выдохнула. Теперь пришло время разработать новый план.

* * *

После того как мы все подробно обсудили, я дала Филиппу и Сесиль часть моего неприкосновенного запаса золотых монет. До вечера им предстояло немного потратиться.

Монеты произвели на Сесиль сильное впечатление.

– Герцогиня, судя по всему, довольно щедра, да?

– Ах, у нее столько денег, что она явно не знает, куда их девать. – Я решила не разубеждать ее в том, что золото дала Мари.

Филипп с тоской во взгляде наблюдал за тем, как я вынула монеты из мешочка и отсчитала несколько для них. Я понимала, что происходило у него в душе. Для него путь к сердцу Сесиль был вымощен деньгами, только так он мог окончательно завоевать ее и выстроить с ней совместное будущее. Пока оба они бедны, как теперь, она не перестанет встречаться с безумным Батистом, а Филипп будет и дальше испытывать адские муки оттого, что не в состоянии устранить этот источник финансирования.

– Все, что останется, вы можете взять себе, – пообещала я. – А когда дело будет сделано, получите еще.

Я сказала это не для того, чтобы они старались изо всех сил, просто мне хотелось видеть их счастливой парой. Остальные золотые монеты все равно вернулись бы в общую кассу Стражей времени на выполнение заданий в эпоху французского барокко, так пусть я лучше инвестирую их в хорошее дело прямо на месте. Филипп и Сесиль стали моими друзьями, а друзьям нужно помогать, в чем только возможно.

– Мне пора, – я обняла обоих и отправилась в путь.

В экипаже я поехала на Рю Сен-Мартен, но моя надежда найти там Хосе не оправдалась. Позаимствованной нами кареты нигде не было. Себастьяно тоже – я долго и упорно колотила в дверь комнаты на третьем этаже, куда меня привела туповатая, с коровьими глазами дочка зеленщика.

– Он редко бывает дома, ваш брат, – сказала девушка примерно моего возраста. – Обязанности по службе занимают все его время. Кардинал очень ценит его. Мсье Фоскер – один из самых верных его людей.

– Не сомневаюсь, – пробормотала я.

– Странно, он никогда не говорил, что у него есть сестра. Мы все здесь думали, что его семья погибла при пожаре.

– Я очень вынослива и выжила в огне.

Она таращилась на меня выпученными глазами.

– Вы совсем на него не похожи. У вас светлые волосы, а у него темные.

– Ну, ведь он же мужчина, – сказала я.

Она долго думала над моими словами. Я всунула ей в руку серебряную монету и посулила прибавку, если она, как только Себастьяно появится, мгновенно прибежит во дворец де Шеврез, чтобы уведомить меня.

– Только не надо говорить ему, что я заходила. Это сюрприз.

Попробовав монету на зуб, она согласилась, и я вернулась на Плас Рояль. По моей просьбе кучер сделал петлю вокруг дома кардинала, а я как можно незаметнее понаблюдала за домом. Несмотря на жару, я не снимала накидку и опустила на лицо капюшон, чтобы никто меня не узнал. У дома стояло полдюжины мушкетеров, и в надежде, что одним из них окажется Себастьяно, я немного наклонилась, чтобы лучше видеть. В эту секунду экипаж качнуло в сторону. Я потеряла равновесие, меня бросило к засову, на который запиралась дверца, и он открылся. Дверца широко распахнулась, а я непроизвольно вскрикнула. Еще чуть-чуть, и я бы вывалилась из кареты, если бы в последний момент за что-то не ухватилась. Правда, в этой рискованной операции пострадала моя накидка – вечно я умудряюсь изводить вещи, не успев их как следует поносить. Подол, выскользнув из экипажа, попал под колеса. Накидку сорвало, и она смятой, раздавленной кучкой осталась на булыжной мостовой. Это мгновенно привлекло внимание гвардейцев, несколько мушкетеров обернулись в мою сторону. Я наполовину висела над землей, цепляясь всем, чем только можно, за каркас кареты. Волосы, после последнего перехода во времени и так больше походившие на половую тряпку, чем на нормальную прическу, развевались буйными прядями и падали на лицо, так что я не сразу заметила Себастьяно среди других мушкетеров. Он смотрел на меня не отрываясь, словно не верил своим глазам. Жак и Жюль тоже были здесь и, узнав, приветственно замахали мне руками.

– Анна! – крикнул Жак (а может, и Жюль), побежав за каретой. – Да подожди же!

– Мне остановиться? – спросил кучер.

– Нет, ни в коем случае! Поезжайте быстрее к дворцу де Шеврез!

Жак (или Жюль) бежал все медленнее, но я не разобрала – от разочарования или от злости, потому что мой взгляд был прикован к Себастьяно. Подойдя к моей накидке, он поднял ее. При этом он смотрел мне прямо в глаза. Лицо его ничего не выражало. Если какое-то чувство в нем и улавливалось, то лишь подтверждение угрозы передать меня в руки тюремщика. При мысли об этих его словах у меня мороз по коже пробежал.

У дворца де Шеврез я расплатилась с кучером и через аркады поспешила к дому. Последний раз бросив взгляд на противоположный конец большой площади, я увидела, что Себастьяно так и стоит там, глядя мне вслед.

* * *

Когда я внезапно объявилась, радости Мари не было предела. Она обнимала меня и без конца гладила по голове, словно хотела убедиться, что перед ней действительно я.

– Так, значит, это все-таки правда! – восторженно воскликнула она. – Минетта ведь утверждала, что видела тебя на площади, но я была совершенно уверена, что ей померещилось! Мы даже поспорили из-за этого, потому что она настаивала на том, что права. – Голос у нее задрожал. – Я пережила такой ужасный день! Бесконечно лила слезы, когда Фоскер сообщил о твоей смерти. Я сама хотела умереть, ведь все случилось из-за меня!

– Какая ерунда!

– Нет-нет, так и есть! Ведь если бы я не отправила тебя одну с таким опасным поручением, этого чудовищного нападения никогда бы не произошло.

– Но теперь-то я снова здесь.

– Да, это просто чудо! – просияла Мари. – Теперь все будет хорошо!

– Э-э-э… боюсь, не совсем. Бриллиантов у меня больше нет. Их отобрал тот человек, который напал на меня. – О том, что после этого у меня утянули и дубликат, я скромно умолчала. Но с горячностью добавила: – Зато у меня есть план, как нам вернуть колье сегодня вечером на балу.

Мари сделала большие глаза.

– Ты уверена?

– Нет, – призналась я. – Но попробовать стоит.

Она вздохнула.

– Я просто слишком счастлива, что ты вернулась, чтобы сейчас ломать над этим голову. Мы действительно сделали все возможное. Я твердо верю, что все уладится, – она захлопала в ладоши, как обрадованное дитя. – А лучше всего то, что мы сможем пойти на бал!

Получив сообщение о моей смерти, она решила остаться дома в скорби и поэтому теперь радовалась вдвойне, что траур отменяется. Она тотчас приказала приготовить для меня ванну. В ожидании я подсела в гостиной к деду Анри.

– Ты рада, что пойдешь на бал? – спросил он.

– Да, – солгала я. – Он наверняка будет чудесным.

– Я уверен. И уже жду не дождусь, ведь не часто выдается возможность увидеть короля и королеву вместе. Они такая красивая пара.

С королевой я уже познакомилась и знала, что она действительно хороша собой. Чтобы узнать, уступает ей в этом король или нет, осталось немного подождать. В Интернете (во всяком случае, пока все портреты загадочным образом не пропали оттуда) он выглядел довольно симпатичным, но этот образ могла создать льстивая кисть придворного портретиста.

– Появится там и кардинал, – продолжал дед Анри. – Исключительно могущественный человек.

– Да, – лаконично подтвердила я.

– Но при этом справедлив ли он – вот вопрос, – размышлял дед Анри. – Прежде всего по отношению к гугенотам.

Я только вежливо кивала, потому что не знала, что сказать. Дед Анри сидел прямо, опершись на свою трость. Взгляд его был устремлен к жуткой картине, изображавшей ужасы Варфоломеевской ночи.

– Ришелье происходит из семьи, члены которой с незапамятных времен посвятили себя праву и закону. Его отец был начальником гвардии, дед – известным юристом. Но среди них не оказалось никого, кто остановил бы Парижскую кровавую свадьбу, – напротив.

– Но, может, Ришелье совсем не такой, – сказала я, сама себе не веря.

Дед Анри с серьезным видом покачал головой. На морщинистом старом лице застыла глубокая печаль, глаза смотрели в пустоту.

– Боюсь, что он намного хуже. Он подготовит почву для окончательного изгнания моих братьев по вере.

Распахнув большие двойные двери, в гостиную, словно фея, впорхнула Мари. Глаза ее сияли радостным нетерпением.

– Пора, Анна! Твоя ванна готова!

Поднявшись с дивана, я робко улыбнулась деду Анри. Я страшно жалела его и с радостью утешила бы, но не знала как. Все воспоминания об этих страшных событиях были созданы в нем искусственно, хотя это не делало их менее травматичными.

Он меланхолично улыбнулся мне в ответ.

– Наряжайтесь, мои милые! – воскликнул он нам вдогонку, когда я последовала за Мари в ее покои.

Погрузившись в горячую, пахнувшую лавандой воду, я ощутила, в каком напряжении пребывала все последнее время. Недосып, события, одно хуже другого, и особенно ссора с Себастьяно изрядно подкосили меня. Я напоминала самой себе заведенную до упора, без конца бегающую зигзагом туда-сюда игрушечную машинку, ключик от которой кто-то сломал.

Мари, услышав, что я со вчерашнего дня ничего не ела, тут же велела принести поднос с нарезанным кусочками сыром, и я, сидя в ушате, немного перекусила. После этого мне стало гораздо лучше, но я была очень вялой. От горячей воды меня разморило. Массирующие движения, которыми Минетта мыла мне голову, подействовали гипнотически-усыпляюще, и я совсем было задремала. Будь у меня возможность, после купания я бы с радостью прилегла на часок-другой, но эту идею Мари категорически отвергла. «У нас еще дел невпроворот», – объяснила она.

Пока нам с головы до пят наводили красоту, я совершенно измучилась, но покорно принимала участие во всем, потому что Мари попала в свою стихию. Она словно стремилась достичь высшей формы совершенства, и, на мой взгляд, было бы подло испортить ей удовольствие. Процедура напоминала передачу «Снимите это немедленно», где участницам позволяется увидеть обновленных себя лишь в самом конце. Минетта специальной тряпочкой полировала мне ногти, выщипывала брови, наносила за ушами приятно пахнувшие духи, завивала волосы раскаленными щипцами и делала макияж, а я все это время в нижнем белье и чулках сидела на скамеечке, и смотреть в зеркало мне запрещалось. Платье я тоже еще не видела. Зато как следует рассмотрела нижнее белье, оно поразительно походило на своих собратьев из двадцать первого века. Похожий на корсет плотно облегающий лиф со шнуровкой, а в качестве трусиков что-то вроде боксеров с бантиками и рюшами. На вид все вещи казались безумно дорогими. Греховной роскошью были и тончайшие шелковые чулки кремового цвета, закреплявшиеся выше колена подвязками.

Затем мне велели с закрытыми глазами надеть платье. Пока Минетта вокруг меня что-то поддергивала, застегивала многочисленные крючочки и поправляла складочки, я ощущала мягкость струящейся ткани и вдыхала нежный аромат цветов. У Мари вырвалось несколько восторженных ахов и охов, из чего я заключила, что все выглядело так, как она себе и представляла. Она взяла меня за руку и потянула за собой на несколько шагов вперед.

– Еще нельзя, еще нельзя! – воскликнула она. – Только когда я скажу!

Ее волнение было заразительным. Я чувствовала себя как Золушка после встречи с доброй феей.

– Теперь можешь открыть глаза.

Я уперлась взглядом в зеркало и в первую секунду зажмурилась, потому что отражение имело со мной лишь отдаленное сходство и чем-то действительно напоминало Золушку. Мой наряд был из белого, затканного серебряной нитью шелка. Платье с узким верхом спускалось от талии в пол широкими мерцающими волнами. Рукава плотно облегали руки до локтя, а дальше превращались в маленькие шедевры из водопада кружев. Верх украшала вышивка из перламутра. Тем не менее платье не выглядело перегруженным – просто сказочно прекрасным. Филипп и правда создал настоящее чудо.

Но и Минетта потрудилась на славу. Она уложила мои волосы в греческом стиле, вплетя в них нити жемчуга и оставив по бокам обилие струящихся локонов. Макияж преобразил меня до неузнаваемости. Обычно я почти не пользовалась косметикой, но Минетта на нее не поскупилась. Выбелив лицо, она основательно выделила сурьмой глаза и подкрасила губы хной – стиль, прямо скажем, не на каждый день, но исключительно подходящий для такой важной вечеринки.

– Нравится? – спросила Мари.

Я только молча кивнула, не в силах оторвать взгляд от зеркала.

– Это работа моего нового портного. Он показал мне эскиз, и я пришла в восторг. У этого молодого человека настоящий талант, его непременно ждет большое будущее.

Я обернулась к ней, и мне снова пришлось зажмуриться, потому что своим видом она сразила меня наповал. Все известные мне топ-модели по сравнению с ней могли собирать вещи и отправляться на покой. От этой сияющей, безупречной красоты просто дыхание перехватывало. Ее платье, волшебное творение из затканного золотой нитью шелка, по фасону походило на мое, только сидело на ней гораздо лучше, и ее декольте производило куда большее впечатление.

– Мари, ты великолепна, – восхитилась я. – На балу тебе не будет равных.

Она покраснела от удовольствия, но покачала головой.

– Самой прекрасной, как всегда, будет королева.

Мое хорошее настроение тут же испарилось, как не бывало.

– А что, если… – «если мы не сумеем вовремя передать ей бриллианты», хотела сказать я, но промолчала, чтобы не сглазить.

– Она наденет вуаль, – сказала Мари. – Поэтому сначала будет незаметно, что колье нет.

– Тогда мы, может быть, и успеем.

Пожав плечами, Мари вздохнула.

– Будем надеяться на лучшее, – без всякого перехода она вдруг сделала несколько танцевальных па, шурша раскачивающимися юбками. – Хватит об этом. Мы же еще совсем не готовы! Взгляни на туфли. И вот на этот веер! Смотри, какая прелестная вышивка на масках! Разве не чудо?

Оставшееся время проскочило как-то незаметно, и наконец настал тот миг, когда к дому подъехала карета и мы отправились к Лувру. Дед Анри делал нам комплименты, восхищаясь бальными платьями, но настоящей радости я не испытывала. У меня живот сводило от напряжения, потому что теперь отступать было некуда. Этим вечером все должно решиться.

* * *

Я с благоговением оглядывалась в бальном зале. Он был огромных размеров, и праздничное убранство пугало своей роскошью. Повсюду горели свечи в многоруких канделябрах и в гигантских, мерцающих бесчисленными хрустальными подвесками-каплями люстрах, что свисали с потолка, наполняя помещение мягким светом. Обтянутые дорогим шелком стены служили достойным фоном для больших картин, среди которых я обнаружила оригинал кисти Рубенса. Я остановилась перед ним, пораженная одной мыслью. Через несколько столетий тут будут висеть картины и других знаменитых художников, потому что в королевском дворце откроют музей, но сегодня здесь шумит бал-маскарад, и я в нем участвую. В углу расположились музыканты, игравшие что-то веселое. Прибывающих мало-помалу гостей слуги по очереди обносили напитками. Собралось уже значительно больше сотни человек, они беседовали небольшими группками, все в шикарных нарядах – и в масках. В прошлом маска считалась у знати модным дополнением к бальному наряду, не только во время карнавала.

Я в целях безопасности надела мою кошачью маску, из-за чего пришлось немного поспорить с Мари. Ей хотелось, чтобы я выбрала кремовую, украшенную жемчугом, которую она приобрела специально к моему платью. Но я настояла на своей кошачьей, объяснив это тем, что привезла ее из родной страны и хочу носить в память о ней – в какой-то степени это даже соответствовало действительности. Удивительным образом Мари сразу все поняла и больше не возражала.

У меня было ощущение, будто время утекает как песок сквозь пальцы. С тех пор как мы приехали, ничего не происходило. Первые пятнадцать минут праздника я провела, таскаясь вместе с дедом Анри и следом за Мари, словно пришпиленная к ее юбке, от одной группки к другой и постоянно оглядываясь по сторонам. Масок вокруг было так много, что обнаружить знакомое лицо казалось почти невозможным, приходилось очень сильно концентрироваться. Король и королева еще не появлялись, Ришелье тоже не показывался. Зато я узнала несколько человек, которых встречала прежде в других местах, например, маркизу де Рамбуйе и кое-кого из гостей ее салона. Попадались нам и некоторые посетители вечеринки Мари.

Ни Хосе, ни Себастьяно до сих пор не объявлялись, и я все еще надеялась, что Хосе за это время удалось отыскать Себастьяно и вернуть ему память. А значит, оставался хотя бы маленький шанс, что королева уже получила свое колье. Как только она появится, все станет ясно. Если она придет в вуали, нам поможет только план Б. А для этого, в свою очередь, необходимо, чтобы наконец нарисовался этот подлый предатель Гастон. Пока что я нигде его не обнаружила.

Как бы то ни было, в толпе я несколько раз видела Филиппа и Сесиль. На те деньги, что я им дала, они раздобыли себе костюмы для предназначенной им роли и подкупили церемониймейстера, чтобы он пропустил их на бал. Тут все шло по плану, но условленного сигнала они еще не подавали. Волей-неволей пришлось набраться терпения, хотя мне было очень худо от волнения и тревоги. До официального открытия банкета оставалось совсем недолго – в соседнем зале для гостей накрыли гигантский праздничный стол. Когда все усядутся, будет слишком поздно, ведь тогда королеве уж точно придется откинуть вуаль, и все откроется.

Люди вокруг меня предавались светским беседам ни о чем. В основном сплетничали о тех, кого здесь не было и о ком я никогда не слыхала. Пока вдруг не прозвучало знакомое мне имя.

– Говорят, де Порте туманной ночью уехал из города. Ходят слухи, что он собирался драться на дуэли с Бутевилем, но потом струсил и предпочел бежать.

– Кто это говорит? – вырвалось у меня. – Уж не сам ли Бутевиль?

Обращенных на меня удивленных и снисходительных взглядов я просто не замечала.

– Если он утверждает это, он лжет. Де Порте дрался на дуэли. Он был не трус, а человек чести.

– Он был? – растерянно спросила одна из дам.

– Его секунданты наверняка смогут рассказать об этом больше.

– Вот, значит, как! – воскликнул какой-то мужчина. – Я так и знал, что видел сегодня именно карету де Порте. Никуда он не сбежал!

– Это было бы на него совсем не похоже, – согласился другой.

– Пора вывести Бутевиля на чистую воду! Скольких он уже положил на дуэли?

– Бедная его молодая жена!

Все разом заговорили наперебой и хотели меня расспросить, но в эту минуту в другом конце зала появился Себастьяно. Он был без маски и в гвардейской форме, выражение его лица не обещало ничего хорошего. Я тут же поняла, что все осталось по-прежнему. Память к нему все еще не вернулась. Но, несмотря на маску и разделяющее нас расстояние, он сразу же узнал меня.

С грозным видом он двинулся в мою сторону. И я сделала то, что было единственно разумным, – бросилась наутек.

* * *

В дверях я чуть было не врезалась в Сесиль.

– Вот ты где! – сказала она. – А я уже собиралась тебя искать.

– Скорее! Нам нужно исчезнуть! – задыхаясь, выпалила я. – За мной гонится Себастьяно!

– Ой-ой! – окинув озабоченным взглядом зал, она махнула рукой в сторону коридора. – Пойдем!

– Гастон там? – нервно спросила я.

– Да, только что появился. Шел прямо на меня. Я нашла предлог, чтобы заманить его в одну из комнат, там он и ждет.

Я поспешила вперед. На следующем повороте мы наткнулись на встревоженного Филиппа.

– Что случилось?

– Мушкетер преследует Анну. Задержи его. Если он вмешается, наш план будет сорван. У нас нет времени! Пойдем, Анна!

Мне ничего не оставалось, как последовать за ней, в то время как Филипп направился к бальному залу, чтобы преградить дорогу Себастьяно. В конце коридора я быстро оглянулась, но в толпе гостей не смогла разглядеть ни одного из них.

В бесконечном лабиринте коридоров и залов я чуть было не потеряла Сесиль, еле успев заметить, как кончик ее фартука скрылся за очередным поворотом. Она нарядилась в костюм служанки, подающей яства к праздничному столу. Светлую шевелюру она спрятала под чепец и надела скромное, закрытое платье. И все же ее аппетитная фигура и миловидное лицо слишком бросались в глаза, мешая ей затеряться среди прислуги. Я уже несколько раз видела, как к ней обращались, пытаясь завести разговор, – в основном гости мужского пола. Была ли она им знакома по театру или они просто хотели с ней побеседовать, я так и не поняла, но в любом случае ее костюм мало кого мог обмануть. Филиппу его роль удавалась куда лучше, в костюме лакея он довольно незаметно передвигался в толчее, высматривая Гастона.

Догнав Сесиль, я постаралась приноровиться к ее широкому шагу.

– Под каким же предлогом ты его туда заманила? – спросила я.

Она бросила на меня ироничный взгляд через плечо. Дальнейших вопросов не потребовалось, ее выражение лица было достаточно красноречивым. И пусть я оценивала Гастона несколько иначе (он всегда с искренней привязанностью рассказывал о своей берлинской подруге), но, видимо, перед чарами Сесиль большинство мужчин оказывались бессильными.

Мы находились уже в боковом флигеле дворца, далеко в стороне от просторных залов, и свернули в последний коридор, тихий и безлюдный. Тяжелые ковры в восточном стиле приглушали наши шаги, а настенные канделябры наполняли коридор неярким, мерцающим светом. Мне стало как-то не по себе, и только я об этом подумала, как тут же почувствовала зуд в затылке. Я сделала глубокий вдох. Время пришло, теперь – все или ничего.

Сесиль распахнула одну из высоких двустворчатых дверей в обставленную темной мебелью комнату. У стен громоздились стеллажи, набитые книгами. В большом удобном кресле с подголовником, закинув ногу на ногу и что-то с оживлением читая, сидел Гастон. Мы с Сесиль вошли, он положил книгу на столик рядом с креслом и встал. Увидев меня, он не слишком удивился. Очевидно, он не исключал, что я после покушения выживу и попытаюсь его перехитрить. Интересно только, почему он все равно ждал нас здесь.

Он, как обычно, расфуфырился сверх всякой меры. Камзол его в талии был немного ýже, чем нужно, кружева на рукавах и воротнике – слишком пышные. В ботфортах ноги казались еще толще, а массивное кольцо-печатка на правой руке смотрелось не менее вызывающе, чем выпендрежные часы, которые он носил в будущем.

– Добрый вечер, Анна, – сказал он со снисходительно-участливой улыбкой. – Как мило, что мы снова встретились!

Это наглое заявление я оставила без внимания.

– Верни мне бриллианты!

Он расхохотался.

– Как всегда, идешь напролом, да?

– Ну, давай уже! – в нетерпении сказала ему Сесиль. – Не тяни, иначе могут возникнуть неприятности. Мушкетер и так следовал за нами по пятам, ему не потребуется много времени, чтобы выяснить, где мы.

– О, – Гастон, кажется, испугался. Перспектива встретиться лицом к лицу с Себастьяно поколебала его невозмутимость. Но он тут же взял себя в руки. – Хорошо, – он вытащил колье из кармана. Я глубоко вздохнула. Он действительно носил его с собой. Мы спасены!

Но мой зудящий затылок говорил совершенно другое – Гастон планировал какую-то очередную подлость!

– Вот оно, – сказал он. – Забирай.

Поколебавшись, я шагнула к нему и протянула руку к бриллиантам. В этот момент он дернул колье к себе.

– Услуга за услугу.

Я потерла затылок. Он зудел все сильнее. Вообще-то ситуация уже попадала в категорию «Бежать, и как можно скорее», но в такой близости от цели сдаться я не могла.

– Чего ты хочешь?

– Маску, – сказал он.

Я смотрела на него во все глаза.

– Как ты это выяснил?

Он пожал плечами:

– Как-то же ты выбралась из реки. И кроме того, Старейшина сказал мне, что у тебя есть что-то, с чем ты можешь переходить из одного времени в другое. Что-то, что ты всегда носишь с собой. Следовательно, это может быть только маска, ты сама о ней упоминала.

– Да отдай ты ему эту штуку, – нетерпеливо сказала Сесиль у меня за спиной. – У меня дома дюжина таких, можешь выбрать любую.

– Ты ничего не понимаешь, – возразила я.

– Да, не понимает, – подтвердил Гастон.

Он прыгнул ко мне, пытаясь схватить, но я, увернувшись, отскочила в сторону. И тут меня неожиданно задержала Сесиль. Только на минуту, но этого хватило, чтобы Гастон смог сорвать маску у меня с лица.

– Сесиль! – крикнула я. – Он не должен ее заполучить!

– Да не шуми ты так, – резко сказала она. – Ведь это всего лишь маска.

В одночасье она совершенно преобразилась. Выражение лица у нее стало холодным и решительным. И вдруг я сообразила, что происходит. Эти двое, должно быть, обо всем договорились. Она ли вышла на него, или наоборот – результат один. По условию сделки он получит маску. А Сесиль? Она-то что тут выигрывает? Обещанного мной золота ей, судя по всему, было недостаточно.

– Бриллианты, Гастон, – протягивая руку, потребовала она. – Дай их мне. – Повернувшись ко мне, она сказала: – Прости. Но это выгодный обмен за какую-то дурацкую маску, согласись. – И примирительно добавила: – Из вырученных денег я тебе кое-что выделю.

Гастон, раскачивая маску двумя пальцами, благоговейно разглядывал ее.

– И она действительно переносит тебя куда угодно? Без всяких порталов и Старейшин? С ума сойти! – Он нацепил ее. – Немножко давит на переносицу, а так вполне ничего.

– Черт побери, Гастон! – в ярости вскричала Сесиль. – Сейчас же отдай колье!

– Секунду. Мне нужно сделать еще кое-что важное.

Внезапно вытянув обе руки, он обхватил мою шею. Я так испугалась, что даже не сразу поняла, что происходит. Лишь когда он с силой надавил, до меня дошло, что он хочет меня убить. Еще раз.

– Гастон! – потрясенно вскрикнула Сесиль. – Мы же так не…

Она не договорила. Не знаю, как бы она поступила дальше. Определенно, помешала бы ему меня придушить. Другой возможности я не допускала и не допускаю до сих пор.

Зато я совершенно точно знала, что сделаю сама – сперва план А: я прибегну к соответствующим мерам самообороны. При нападении типа «Удушение спереди» надежен лишь один способ: просунув обе руки между рук душителя, оттолкнуть их назад, а потом, согнув руки в локтях, назад и вниз. Как можно сильнее. И тут же врезать коленом по самому чувствительному органу между ног. Тоже как можно сильнее.

Если не сработает, наступит очередь плана Б: я пошлю Гастона к черту вместе с маской. И вовсе не в фигуральном смысле, ведь именно так я однажды поступила с человеком, который хотел меня убить.

Но до этого не дошло. В ту крошечную долю секунды, когда я уже собиралась осуществить план А, дверь с грохотом распахнулась и в проеме возник Себастьяно. За его спиной всплыл Филипп в разорванном жилете, с разбитым носом и всклокоченными волосами. Если он и пытался задержать Себастьяно, ему это явно не удалось. К счастью.

– Анна! – проревел Себастьяно. С обнаженной шпагой он бросился на Гастона.

Тот предусмотрительно отпустил мое горло. Зажмурившись, он молниеносно схватился за маску. Его намерения были совершенно ясны – быстро перейти во времени в любую точку по своему усмотрению. Может быть, на один из карибских островов. Или в Берлин, к подруге.

– Нет, – смогла я лишь тихонько прохрипеть, потому что сильное давление травмировало горло, но этого было более чем достаточно.

Все оказалось очень просто. Теперь деться ему было некуда. Против моей воли использовать маску он не мог. Этого-то он и не учел. Или ничего об этом не знал. Очевидно, клошар рассказал ему далеко не все.

Себастьяно приставил острие шпаги к горлу Гастона. Затем он, сорвав с него маску, бросил ее на пол.

– Вот ты и попался! – воскликнул он, а затем стремительно обернулся ко мне:

– Анна?

– Со мной все в порядке, – прохрипела я, спешно поднимая маску.

– Я выбираю пистолеты! – дрожащим голосом заявил Гастон. Его жирный подбородок трясся, но острие шпаги почти не оставляло ему свободного пространства.

– Я не дерусь на дуэли со всяким отребьем. Выбрать ты можешь только место, куда я воткну тебе клинок – в глотку или в сердце.

Я точно знала, что он не станет убивать безоружного, но Гастон, казалось, был в этом вовсе не уверен.

– Анна! – заскулил он. – В память о добрых старых временах… – Осторожным движением он нащупал карман, достал оттуда колье и бросил мне.

– Вот, чтобы ты убедилась, что я готов сотрудничать! Пожалуйста, скажи теперь своему другу, чтобы он убрал шпагу!

– Что здесь, черт побери, происходит? – воскликнул Филипп.

– Все это лишь недоразумение, – сказала Сесиль.

Филипп смотрел на нее с упреком.

– Ты стояла и смотрела, как он ее душит! Ведь он хотел убить ее! А ты просто стояла рядом и ничего не делала! Что вы замышляли вдвоем, ты и этот подонок?

– Мы ничего такого не планировали! Я просто хотела… я бы никогда…

– Ты предала ее! Мы обещали ей помочь! Мы ведь ее друзья!

– Филипп, прошу тебя, я ни в коем случае не собиралась… – она замолчала.

В дверях показались гвардейцы, Жак и Жюль, друзья Себастьяно. Тут же поспешив к нему, они встали рядом и обнажили свои грозные клинки. Три мушкетера в своей стихии.

– Этого арестовать и заковать в цепи, – приказал им Себастьяно. – Эту передать внизу караулу, чтобы отвезли в Бастилию.

– Кого? – в один голос спросили Жак и Жюль.

Поймав взгляд Себастьяно, я вздрогнула от ужаса.

– Вот этого, толстого, – Себастьяно показал на Гастона. – И ее, – он перевел взгляд на Сесиль.

Я затаила дыхание от страха, Филипп тоже внезапно побледнел, но продолжения не последовало.

Мы с Филиппом потрясенно смотрели, как два мушкетера схватили Сесиль и Гастона и потащили их в коридор. Сесиль, повесив голову, не произнесла ни слова. Проходя мимо меня, она не подняла взгляд. Филипп смотрел ей вслед. В глазах у него стояли слезы, а плечи вздрагивали от подавляемых рыданий.

Себастьяно без лишних слов притянул меня к себе и крепко обнял. Я была не в состоянии так хорошо держать себя в руках, как Филипп, и сразу же разревелась, вне себя от облегчения и любви и все еще под воздействием пережитого шока.

– Вот видишь, к чему приводят неразборчивость в знакомствах и участие в опасных интригах! – сердито сказал он мне прямо в ухо. Повернувшись к Филиппу, он угрожающе прибавил: – Это и тебя касается, юноша. Тебя уберегла только твоя верность Анне, иначе бы ты точно так же отправился за решетку.

Отступив на шаг, он взял меня за плечи.

– И о чем ты только думала?

– Я всего лишь хотела защитить королеву, – без обиняков ответила я. – Понимаешь, это моя задача.

Он задумчиво смотрел на меня.

– Ты на этом совсем помешалась, да?

– Так же, как и вы помешались на поддержке другой стороны, не больше и не меньше, – вмешался Филипп. Он явно пришел в себя. Лицо у него все еще было бледным как мел, но плечи он распрямил, и во взгляде появилась твердость. – Бороться за свое дело и, если потребуется, жизнь за него отдать, как это сделала Анна, – что же в этом плохого?

– Плохо, если борешься не за правое дело.

– Это с какой стороны посмотреть.

Себастьяно собрался было возразить, но, передумав, покачал головой.

– У меня нет ни времени, ни сил вести с тобой философские споры. Филипп – ведь тебя так зовут, да? Филипп, ты только что едва не угодил в тюрьму. Не испытывай судьбу, лучше помолчи.

Обернувшись ко мне, он внезапно взял из моей руки бриллианты, и я даже не успела понять, что он делает.

– Для меня остается загадкой, как ты так быстро успела раздобыть подделку, – он поднял колье на свет. – И к тому же такую прекрасную! – Наморщив лоб, он любовался мерцанием.

– Невероятно, выглядит просто как настоящее.

Я ошарашенно уперлась взглядом в его руку, державшую колье.

– Прошу тебя, ты не можешь вот так взять и забрать его у меня!

Без колебаний опустив колье в карман жилета, он чуточку приподнял пальцем мой подбородок.

– Для меня эта история закончена, Анна! И для тебя она тоже должна закончиться. Из ложного чувства долга ты впуталась в безнадежное дело. То, как упорно ты стояла на своем, в определенном смысле делает тебе честь. Это говорит о твоем сильном характере и верной душе. Я не могу осуждать тебя и тем более не могу допустить, чтобы тебя за это покарали. О том, что здесь произошло, кардинал ничего не узнает. Подделку я оставлю у себя и, когда придет время, уничтожу.

Во мне боролись противоречивые чувства. С одной стороны, меня глубоко тронуло, что он, оставаясь непоколебимо верным кардиналу, грудью встал на мою защиту. Любой другой человек, менее сильный, чем Себастьяно, не выдержал бы такого хождения по лезвию ножа. С другой стороны, я с трудом выносила его поучающий тон. Кроме того, я бы с большим удовольствием швырнула что-нибудь об стену, в ярости от того, что он прибрал и второе колье.

– Мне пора вернуться к своим обязанностям. Кардинал уже прибыл, с минуты на минуту появится и королевская чета, – Себастьяно пошел к дверям.

– Ты не можешь допустить, чтобы с ней так поступили, – я бросилась за ним. – Я прошу тебя!

Себастьяно гигантскими шагами торопливо шел по коридору.

– Откуда у тебя эта копия? – поинтересовался он. – И при чем тут толстяк?

– Я думала, эта история для тебя закончена, – огрызнулась я.

Его лицо омрачилось.

– Не надо давать мне повода раскаиваться в содеянном, – он взглянул на маску, которую я уже успела надеть. – И что это вообще за странная кошачья маска?

– Она кажется тебе знакомой? – задала я наводящий вопрос. – Разве у тебя нет ощущения, что ты прежде видел ее на мне?

Я ускорила шаг, чтобы не отставать от него. Взгляд его стал задумчивым и одновременно растерянным. Мне снова показалось, что он вот-вот все вспомнит.

– Ты потерял память! На самом деле ты вовсе не мушкетер. Мы оба не отсюда, мы из другого времени.

Я обалдела от своих же собственных слов, от того, что смогла беспрепятственно их произнести и блокировка не сработала. Хороший знак!

– Ты говоришь какую-то ерунду.

– Нет, Анна права, вы оба совсем из другого времени, – взял слово Филипп. – Вас называют Стражами, вы действуете по заданию Хранителей. А я работаю Посыльным для вас, путешественников во времени, потому и знаю. Все так, как она говорит.

Но Себастьяно только засмеялся и, покачав головой, пошел дальше.

Я взяла его за руку.

– Ты вообще не француз. Тебя зовут Себастьяно Фоскари, ты родом из Венеции.

Все это я тоже произнесла без всяких проблем. Воспоминания постепенно возвращались к нему! Осталось совсем чуть-чуть! Будь у меня побольше времени, мне, вероятно, удалось бы его убедить. Или по крайней мере заставить его выслушать остальные подробности, которые активировали бы его память. Если повезет, Хосе еще появится и вовремя позаботится обо всем остальном.

Но в следующую минуту мы уже вошли в зал, где несколько слуг сразу же оттеснили нас в сторону, расчищая широкий проход. Я потеряла Себастьяно из виду, заблудившись в мельтешении шелковых платьев, кружевных жабо и бархатных камзолов. В этой давке нечем было дышать, меня толкали из стороны в сторону, некоторых запахов я предпочла бы не ощущать. Выпирающие из тугих корсетов напудренные бюсты, до одури надушенные прически, острые локти, маски, маски, маски… на какое-то мгновение я перестала ориентироваться в пространстве, как вдруг вынырнувшая откуда-то рука уверенно вытащила меня из толпы.

– Будет лучше, если ты останешься рядом со мной, чтобы еще каких-нибудь глупостей не натворила, – шепнул мне Себастьяно. Он обнял меня и прижал к себе. На виске чувствовалось его теплое дыхание. Подняв взгляд, я увидела, что он озадаченно рассматривает мое декольте.

– У этого платья слишком глубокий вырез.

Несмотря на всю напряженность ситуации, я не могла не расплыться в улыбке. Точно такую же серьезную мину он состроил на нашем первом балу, потому что тогда на мне было похожее, слишком откровенное платье.

Он осторожно коснулся моей шеи.

– Следы от пальцев остались. Больно?

– Нет, почти прошло.

Он снова наморщил лоб, а я подумала, что, наверное, и эта ситуация расшевелила в нем забытые воспоминания. Тогда, на балу в Венеции, меня тоже пытались задушить, и Себастьяно заметил следы пальцев на шее, когда возмущался по поводу декольте, – в точности как сейчас. Должно быть, он испытывал самое яркое дежавю всех времен.

– Анна, – тихо сказал он, а потом, наклонившись ко мне, быстро поцеловал. – Проклятье, ну почему я тебя так люблю? Можешь ты мне объяснить?

– Могу, если не шутишь: ты как-то сказал, что тебе нравится мое чувство юмора. И мое упрямство. И мои волосы. Ну, и все остальное тоже.

– Анна! – протиснувшись в толпе, к нам присоединились Мари с дедом Анри. Мари явно нервничала. Она раскрыла веер и яростно обмахивалась им, едва не задевая украшенную вышивкой маску. В глазах ее читался неизбежный вопрос о бриллиантах, и, когда я незаметно покачала головой, она стремительно закрыла лицо веером, чтобы скрыть испуг.

Зато дед Анри пребывал в замечательном настроении.

– Какой дивный праздник! Кругом такие прекрасные молодые люди! – Он поправил маску – темно-синий бархат, подходящий к его камзолу, – и, невзирая на хромоту, отвесил мне, шаркнув ногой, изысканный поклон. – Особенно ты, дитя мое! Ты очаровательна! Однако, кажется, я тебе об этом уже говорил, не так ли?

– Да, но все равно большое спасибо за комплимент! – Я заставила себя улыбнуться, скрывая напряжение.

Дед Анри снисходительно похлопал Себастьяно по плечу:

– Какой же вы счастливец, молодой человек, что вам удалось добиться расположения такой девушки. Надеюсь, своим достойным поведением вы сумеете сохранить любовь Анны на всю жизнь! – Он повернул голову. – А, начинается! – взяв Мари за руку, он потянул ее на поиски более удобного места.

Церемониймейстер встал у двери и несколько раз громко ударил в пол празднично украшенным жезлом. Зычным голосом он провозгласил прибытие их величеств, и все разговоры в зале затихли. Смолкла и музыка, оркестранты учтиво отошли к стене. Оркестранты… один из них привлек мое внимание. Не веря своим глазам, я привстала на цыпочки, чтобы получше рассмотреть его. Среди флейтистов стоял Хосе! В серебряном камзоле и с такого же цвета повязкой на глазу. Подняв обе руки, я отчаянно замахала ему, но он, казалось, меня не заметил. Себастьяно опустил мои руки.

– Прекрати немедленно! – прошептал он. – Сейчас войдет королевская чета!

– А ты прекрати постоянно мной командовать, тиран! – Я бегло взглянула на музыкантов в надежде, что Хосе нас увидел, но несколько гостей загораживали мне обзор.

– Кто этот одноглазый? – прошептал Себастьяно.

– Ты его прекрасно знаешь. Это твой друг Хосе.

– У меня нет друга с таким именем.

– А откуда тогда ты знаешь, что я махала именно ему и никому другому, хотя в том углу стоят человек пятьдесят?

– Понятия не имею откуда. – Казалось, он почти вспомнил. По лицу было видно, как у него мозги трещат.

Тут по залу прокатился шепот. Настала минута большого выхода королевской четы. В зал с помпой, шелестя шелками, вошли король и королева. В ту же секунду я опять почувствовала зуд в затылке, да еще какой. Появилось предчувствие, что самое страшное у нас еще впереди.

* * *

Сначала я увидела королеву. На ней было широкое, покачивающееся при ходьбе платье в пол из дорогого голубого атласного шелка, обильно украшенное вышивкой, с длинным, отороченным горностаем шлейфом. Как и остальные гости, она спрятала лицо под маской, но, в отличие от других, у нее закрыты были и губы, и подбородок, и даже шея – от нижнего края маски до самого декольте спадала усыпанная драгоценными камнями непрозрачная вуаль.

Лишь горстка людей в этом зале знала, что вуаль – не что иное, как вынужденная мера в безвыходном положении. Знал и король, с прямой спиной вышагивавший рядом с ней, благосклонно кивая во все стороны. Он был среднего роста, стройный, с длинными темными волосами, которые уже слегка поредели. Изумрудно-зеленый камзол подчеркивал бледность его удлиненного лица. В отличие от королевы он надел узкую маску, скрывавшую только глаза, так что черты лица можно было подробно рассмотреть. В уголках его губ прятался гнев. На жену он не смотрел. Так, словно уже порвал с ней.

Следом за ними появился кардинал, как и при нашей первой встрече, в роскошном красном облачении, без маски. Козлиная бородка на его лице бухгалтера была тщательно подстрижена, кончики усов зачесаны наверх. Кардинальская шапочка, такая же ярко-красная, как и облачение, аккуратно сидела на зачесанных назад волосах. На фоне наглухо застегнутого белого воротника в сиянии множества свечей лицо его казалось блеклым. Оно оставалось совершенно непроницаемым, но даже опущенные веки не могли скрыть выражения темных глаз: в них светилось предвкушение. Пока процессия размеренно продвигалась к торцевой стене огромного зала, где находилось небольшое возвышение, он, сознавая близкий триумф, не отрываясь, смотрел на идущую впереди королеву. Король и королева опустились в тронные кресла на возвышении, предоставив своим знатным верноподданным занять места перед ними. Ришелье сидел в нескольких шагах от королевской четы в кресле попроще.

Тут снова заиграли музыканты, но, как я ни вытягивала шею, увидеть их не смогла, нас разделяло слишком много людей. Бесконечной чередой они тянулись мимо их величеств и кардинала, чтобы выразить свое почтение.

Себастьяно отпустил меня.

– Я должен идти к кардиналу!

– Нет, – тут же ответила я. – Не ходи туда! Останься!

– Я служу в его лейб-гвардии и должен охранять его, когда он появляется на людях. Но надолго он сегодня не останется. Только до… до того момента, когда все будет позади. – Он бросил на меня умоляющий взгляд. – Анна… по-другому не получится. Как только я вернусь, мы с тобой все начнем с начала и просто забудем об этой истории.

Меня полностью парализовало страхом. Я изо всех сил удерживала его.

– Тебе нельзя туда идти!

Я даже подумала было засунуть ему в карман маску и пожелать, чтобы он вместе с ней отправился домой, но боязнь возможных непредсказуемых последствий остановила меня.

В следующую минуту все эти мысли будто ветром сдуло. Над плечом Себастьяно возникла серебряная повязка.

– Время пришло, – сказал Хосе. Он положил руку на затылок Себастьяно и какое-то время придерживал его. Себастьяно, вздрогнув, застыл, его взгляд стал странно пустым, глаза почти закрылись. Я видела, как подрагивают его веки, а глазные яблоки за ними движутся из стороны в сторону, словно он, бодрствуя, видит сны. Это длилось несколько секунд, но мне они показались вечностью. Наконец Себастьяно снова открыл глаза, взгляд его был ясным. Он взглянул на меня, и я поняла, что память вернулась.

Хосе наклонился вплотную к нему и что-то прошептал на ухо. Себастьяно по-прежнему стоял не двигаясь. Он производил впечатление человека, потерявшегося в пространстве, как бывает, когда очнешься после долгого, глубокого сна. Но и это состояние прошло, уступив место железной решимости. Себастьяно шагнул ко мне и порывисто обнял. За этим последовал долгий, страстный поцелуй, который обдал меня таким жаром, что чуть не задымились подошвы моих шелковых туфелек.

– Это за то, что я был таким идиотом.

Я, затаив дыхание, смотрела на него сияющим взглядом.

– Если поцелуй был компенсацией, то я рассматриваю его как первый взнос. Условия полного погашения задолженности мы обсудим позже.

Сердце у меня колотилось как ненормальное, я была так счастлива, что на какое-то мгновение даже забыла про опасную ситуацию.

– Пора, мальчик мой, – серьезно сказал Хосе. Внезапно я вспомнила, о чем он мне рассказывал – Себастьяно на этом балу должен спасти кому-то жизнь. Зуд в затылке перешел в невыносимое жжение. Что бы ни случилось, это произойдет именно сейчас.

– Нет, – беспомощно сказала я. Но ничего предотвратить я не могла, все с мучительной неизбежностью разворачивалось прямо на моих глазах, как в замедленной съемке.

Ряды гостей поредели, после официального приветствия люди снова группками разошлись по всему залу, так что я хорошо видела возвышение, на котором стояли троны.

Король повернулся к королеве, и я поняла, что он не собирается ждать до начала банкета. Он обеими руками ухватил вуаль. Еще одно короткое движение, и он поднимет ее и обнародует запретную тайну супруги.

Кардинал стоял вплотную к ним и наблюдал за происходящим с неприкрытым удовольствием.

И тут раздался крик, а сразу за ним еще один. Из противоположного угла зала выступил какой-то человек и пошел к возвышению, направив на кардинала пистолет. Он рассекал толпу, словно корабль водную гладь.

Себастьяно уже бросился вперед. Он двигался намного быстрее человека с пистолетом, но и расстояние от него до подиума было почти в два раза больше. Он не просто мчался, он совершал настоящий спринтерский забег. Несколько раз ему пришлось обегать людей, стоявших у него на пути, а затем он чуть не сбил лакея, который едва успел увернуться с полным подносом напитков в руках.

Человек с пистолетом пошел быстрее, он стремительно приближался к возвышению. Как громом пораженная, я узнала в нем деда Анри. Но внезапно мое восприятие сместилось, как при разглядывании картинок-загадок. Человек выглядел совсем как дед Анри, у него были такие же седые волосы, к тому же, лицо скрывалось под такой же маской из синего бархата. Однако он не хромал, а, напротив, двигался быстро и целенаправленно.

И вдруг до меня в одну секунду дошло. Милый, старый, немного рассеянный дед Анри, с которым я познакомилась как с не менее дружелюбным Генри Коллистером, – на самом деле он ни тот ни другой. Оба этих образа служили хитроумной маскировкой, с помощью которой он без труда морочил мне голову.

Это был тот самый путешественник во времени, которого я видела под окнами отеля «Британик».

Это был тот самый неизвестный в маске, который день спустя пытался застрелить Ришелье на рыночной площади.

И был он одним из Старейшин. Это он открыл портал на мосту, а вовсе не клошар, действительно обыкновенный бездомный, случайно облюбовавший именно то место и послуживший отличным прикрытием. Неудивительно, что он показался мне таким натуральным.

Прогремел выстрел, и все в зале закричали наперебой. Однако никто не упал, сраженный пулей, – Анри промахнулся. Тем не менее он двинулся дальше, и уже всего несколько метров отделяли его от возвышения с тронными креслами. Окутанный завесой порохового дыма, он достал второй пистолет.

Себастьяно тоже не стоял на месте и почти достиг цели, ему оставалось несколько шагов. И все же он не бросился прямо на стрелка, а, сделав крюк, пробежал вплотную мимо возвышения, там, где сидела королева. На долю секунды у него в руке что-то сверкнуло, и он помчался дальше.

Анри остановился, взял пистолет обеими руками и тщательно прицелился в Ришелье. В то самое мгновение, когда грянул выстрел, Себастьяно с разбега мощным прыжком вратаря прикрыл кардинала своим телом.

– Нет! – крикнула я. – Нет!

Я летела и летела, путь через зал простирался передо мной во всей своей бесконечности. Вокруг меня кричали и разбегались во все стороны люди. С обнаженными шпагами в зал ворвались гвардейцы, перекрыв мне дорогу. Анри скрылся через боковую дверь.

– Схватить его! – услышала я чей-то крик. Затем, намного дальше: – Он на задней лестнице! Кто-нибудь, живо ему наперерез! – А еще чуть позже ликующий вопль: – Мы взяли его!

Рядом со мной возникла Мари с побелевшим испуганным лицом. Оттолкнув ее в сторону, я помчалась дальше.

Секунду спустя я уже опустилась на колени рядом с Себастьяно. На его левом плече, пропитывая камзол, быстро разрасталось кровавое пятно. Рыдая, я сняла маску и наклонилась к нему.

– Себастьяно! Ты слышишь меня? Не покидай меня! Пожалуйста!

– Я никуда не собираюсь уходить, – проговорил он хрипло, но очень внятно.

– Ну-ка, пусти, – сказал Хосе. Он мягко отодвинул меня в сторону и отогнул отворот камзола, чтобы обследовать рану.

Я быстро отвела взгляд, почувствовав, как накатывает дурнота. Никогда не могла спокойно переносить вида крови.

Вдруг кто-то мягко поднял меня на ноги. Королева. Сняв вуаль вместе с маской, она озабоченно оглядела меня.

– Сперва продышись, – посоветовала она.

Я стала глубоко дышать, изо всех сил стараясь не упасть. Украдкой взглянув на Себастьяно, я поняла, что Хосе пытался остановить кровотечение, наложив компресс, который, однако, уже настолько пропитался кровью, что стал ярко-красным. Мне снова стало плохо, пришлось ухватиться за руку королевы.

– Бедная девочка, – сказала она. – Как тебя зовут?

Понятно, мы ведь как бы не знакомы.

– Анна, – еле слышно ответила я. И с облегчением выдохнула. Компресс был красным не от крови Себастьяно, а сам по себе – им послужила шапка кардинала.

Хосе взглянул на меня, чтобы успокоить.

– Не волнуйся, с ним все будет хорошо.

Королева улыбнулась.

– Прекрасно!

Ее рука слегка пожала мое плечо. Губы беззвучно сложились в слово, которое увидела только я. Спасибо. Остальное я прочла в ее глазах. В ее безупречном декольте искрилось и сверкало бриллиантовое колье. Не заметить его было невозможно, и король тоже увидел. Он пристально смотрел то на вырез платья жены, то на кардинала, и ему поразительным образом удавалось одновременно демонстрировать и облегчение, и раздражение. Он откровенно радовался тому, что обвинения Ришелье оказались безосновательными. Но вместе с тем он явно злился – на кардинала. Всем своим видом он словно бы сообщал самому высокопоставленному государственному деятелю: и не думай больше подходить ко мне с чем-то подобным, дружок!

Я снова опустилась на колени рядом с Себастьяно и взяла его за руку.

Король подозвал стражу.

– Принесите носилки для этого храброго юноши. Клянусь, никогда еще не видел столь бесстрашного поступка. – Он с интересом разглядывал Себастьяно и даже присел рядом с ним, чтобы убедиться, что рана обработана должным образом.

Кардинал, упавший во время этой переделки на пол, сидел, всеми оставленный, на пятой точке и выглядел весьма удрученным. Шапку его только что использовали не по назначению, воротник перекосился, еще недавно старательно закрученные усы свисали бахромой. Он оглянулся по сторонам, но никто и не думал спешить ему на помощь. Все присутствующие с восхищением и сочувствием окружили его храброго спасителя, принявшего пулю злоумышленника на себя.

– Вы должны щедро вознаградить этого юного гвардейца, – благодушно сказал король кардиналу. Тот, волей-неволей вынужденный подняться самостоятельно, отряхнул одежду. На красной ткани красовались полосы грязи, и с одной стороны одеяние во всю длину разорвалось по шву.

Насупившись, Ришелье бросил взгляд на своего мушкетера.

– Это и правда необычайно мужественный и самоотверженный поступок. Примите мое искреннее восхищение, Фоскер. Я обязан вам жизнью. Уже дважды.

Казалось, самоотверженность Себастьяно начинала интересовать его все больше. Щеки у него порозовели, глаза блестели, он постепенно распрямлялся. Я догадывалась, какие мысли проносились у него в голове. Не в короля стрелял злоумышленник, а в него, первого министра. Самого значительного и влиятельного человека во Франции. Вот лучшее доказательство его исключительности! Его захлестнула волна эйфории, которая, несомненно, омрачалась видом бриллиантов на груди королевы. Он бросил быстрый взгляд в ее сторону, и в лице его промелькнула злоба, а когда он снова посмотрел на Себастьяно, к восхищению прибавилось раздражение. Но он прекрасно понимал, что никакого компромата на Себастьяно у него нет, тем более что по воле случая тот стал новым национальным героем. Любая попытка расквитаться с ним за внезапное возвращение колье изобличила бы Ришелье как зачинщика коварной интриги. Руки у него были связаны, и он это понимал.

Жак и Жюль, придя с носилками, рассыпались в похвалах героизму Себастьяно. Когда они его укладывали, я заметила, как в другом конце зала два мушкетера уводили Мари. Причина ареста была очевидна. Ее мнимый дед намеревался убить кардинала, значит, пока что ее считали соучастницей заговора. Но я точно знала, что она ни при чем. Анри манипулировал ею. Так же, как он манипулировал Себастьяно, с той лишь разницей, что с Мари он проделал это еще до перехода в прошлое. Старейшины были наделены своеобразными, мощными дарованиями. Одним-единственным касанием они могли отнять или вернуть воспоминания. Или создать полностью вымышленные. Мари была жертвой, она ни о чем не знала.

Мой взгляд встретился со взглядом королевы, и я поняла, что она думает о том же. Она незаметно кивнула – молчаливое обещание позаботиться о Мари. На моей душе стало легче.

Себастьяно вынесли из зала, в то время как первые гости, которые незадолго до этого, визжа, спасались бегством, потоком тянулись назад и, падкие на сенсацию, осматривали место происшествия. Мы с Хосе шли рядом с носилками, и я держала Себастьяно за руку.

У дверей к нам подошел Филипп. Он смыл с носа кровь и причесал волосы.

– Ну, вам сам черт не брат, – сказал он Себастьяно. – Я все видел. Он говорил с восхищением, но вместе с тем выглядел глубоко подавленным, и я знала почему. Он все еще не мог поверить, что Сесиль сговорилась с Гастоном. Его мир пошатнулся.

– Она не хотела, – сказала я. – То есть бриллианты-то хотела, но не… ну, ты понимаешь. Для нее это было полной неожиданностью.

Он только кивнул.

– Я еще не поблагодарила тебя за платье, Филипп. Оно чудесное, – борясь со слезами, я взяла его руки в свои. – Мне так жаль.

Он опять просто кивнул, не говоря ни слова. Я обняла его и разрыдалась.

– Спасибо, – сказала я. – Спасибо за все!

Мысль о том, что я больше никогда его не увижу, была невыносимой, ведь за эти несколько дней он стал мне хорошим другом. К тому же сердце разрывалось при виде того, как он страдал из-за предательства Сесиль.

Филипп крепко обнял меня в ответ, а затем резко высвободился из объятий и стремительно ушел.

Я проводила его ослепшими от слез глазами, а затем вернулась к Себастьяно. Жак и Жюль отнесли его в обставленную изящной мебелью комнату и положили там на диван.

– Я же здесь все кровью испачкаю, – сказал Себастьяно.

– Так королева велела, – объяснил Жак. – Тебе предоставят все необходимое. Она сейчас пошлет за своим лейб-медиком, который лично позаботится о твоем здоровье.

Теперь я могла отличить Жака от его брата. У него на лбу красовался шрам – Сесиль поцарапала, когда он пытался заковать ее в цепи. Он выразил сожаление, что я выбрала Себастьяно, а не его.

– Любого другого я бы тотчас вызвал на дуэль, но ему, так уж и быть, я тебя уступаю, – великодушно добавил он.

Они с Жюлем удалились, и мы остались в комнате одни.

– Что теперь будет с Сесиль? – спросила я.

– Так просто ей не выкрутиться, – сказал Хосе. – Условного наказания здесь еще не знают.

– Но ведь Бастилия – это же настоящий хоррор! Разве нельзя было бы…

– Она заслужила наказание.

– Хосе, прошу тебя!

Хосе вздохнул.

– Посмотрим, что можно сделать. Но ничего не обещаю.

– А Гастон?

– Ну, я надеюсь, тебе известно, как поступают с убийцами в эту эпоху?

– Но я же жива! Это была только попытка убийства!

– Две, – возразил с дивана Себастьяно.

– Ведь он же собирался убить меня по приказу Анри!

– Нет, не по приказу, – пояснил Хосе.

Этого я не ожидала и сперва даже не знала, что сказать. Но потом я представила себе Гастона на виселице с петлей на шее, и у меня ком к горлу подступил.

– Прошу тебя! – повторила я.

Хосе еще раз вздохнул.

– Хорошо, я попробую что-нибудь предпринять. Только не дергай меня теперь из-за Анри, тут я не властен. Кроме того, у нас есть дела поважнее, – он пошел к двери. – Я сейчас добуду карету. Вам пора вернуться домой.

Хосе вышел из комнаты, а я присела к Себастьяно.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я.

– Пока что полон адреналина. Но уже начинает болеть.

– Может, тебя отвлечет, если ты будешь мне рассказывать. Все с самого начала. Как ты сюда прибыл. Как потерял память. И… хм, та коза, которая была вместе с вами в «Золотом петухе». Ну, ты понимаешь…

– Нет, – сказал он.

– Ну, ты же должен ее помнить! Эта потаскушка просто вцепилась своими когтями в твою руку и пожирала тебя глазами так, словно ты ее личный джекпот!

– Конечно, я помню ее. Она всегда с нами есть ходила. Но ничего там не было. Ни с ней, ни с какой другой. Потому и сказал «нет».

– О, – я не стала скрывать облегчения. – Рассказывай дальше! Например, про бороду, – я осторожно погладила его подбородок. – Ты ее специально отрастил, потому что здесь почти у всех мужчин бороды, или просто бритвы нормальной не было?

Положив руку на лоб, он тихонько застонал.

– Не думаю, что меня отвлечет, если я несколько часов подряд буду все объяснять. Может, мы повременим с этим, пока мне не сделают операцию?

– Конечно, – тут же забеспокоилась я. – Сильно болит?

Выпростав руку, он обхватил мой затылок и притянул меня к себе.

– При правильном отвлечении не очень.

– И какое же, по-твоему, правильное? – спросила я, почти прижавшись губами к его губам.

– Я думал, мы немного поторгуемся насчет непогашенного долга.

Против такого предложения возразить было нечего.

* * *

Хосе, как и обещал, вернулся с каретой, а Жак и Жюль с помощью кучера перенесли туда Себастьяно. Лейб-медик короля пожертвовал в качестве обезболивающего несколько ложек макового сока, от него Себастьяно клонило в сон. Ему с трудом удалось какое-то время не закрывать глаза, чтобы попрощаться с близнецами.

– Вы – настоящие друзья, – тихо сказал он. – Спасибо за прекрасные деньки.

– Один за всех, и все за одного, – громко ответили Жак и Жюль хором. Это были последние слова, которые я слышала в Париже 1625 года. И подумала, что они очень кстати.

По пути в Булонский лес я постепенно узнала всю предысторию нашего приключения. Себастьяно дремал, а Хосе в это время, вопреки собственному обыкновению, кое-что мне рассказал.

Зеркало показало серьезные отклонения в историческом процессе. Король-Солнце не родился, абсолютизма как предпосылки для революции и начала эры свободы никогда не существовало. В последующие столетия Париж снова и снова раздирали религиозные войны и терроризм, хуже, чем Белфаст во времена Ирландской республиканской армии. Причиной этого, как определили, стало одно событие в 1625 году – убийство некой знаменитой личности. Себастьяно послали с заданием этого не допустить.

Но Анри – это действительно его настоящее имя – все спланировал основательно. Заметив, что находится на грани провала, он организовал несчастный случай, при котором Хосе был ранен, и сам провел переход во времени, позаботившись о том, чтобы Себастьяно забыл, кто он.

Подчиненный ему Страж времени в Париже – Гастон – был продажным ничтожеством, поэтому Анри не опасался, что тот его выдаст. Но Себастьяно неожиданно оказался серьезным препятствием. Неосознанно он продолжал делать то, что нужно, чтобы все-таки выполнить задание. Он поступил на службу в гвардию кардинала и больше не отходил от него ни на шаг.

Зеркало Эсперанцы показало, что на ход истории может серьезно повлиять еще одно событие – разрыв между королем и королевой из-за бриллиантов. Все должно было решиться на балу. С этим мы могли справиться только совместными усилиями.

– Одного я никак не пойму, – в задумчивости сказала я, в то время как карета продолжала в ночи свой путь к Булонскому лесу. – Мы мешали Анри, поэтому он хотел отправить нас домой через портал на мосту. Почему же, когда это не удалось, он просто не убрал нас с Себастьяно перед балом?

– Он не такой, – пояснил Хосе. – Кроме того, в чем бы тогда состоял для него вызов?

Его слова дали мне на какое-то время пищу для размышлений.

– По крайней мере стража схватила его, – произнесла я наконец. – И что же теперь с ним будет?

– Ничего. Он давно уже отправился дальше.

Эту новость мне сперва нужно было переварить. Видимо, такие банальные приспособления, как тюремные стены и железные цепи, Старейшин надолго удержать не могли.

Какое-то время царило молчание. Наконец я сказала:

– Анри мне очень нравился. Он был так мил со мной. И я его так жалела. Но получается… – я прервалась. – Получается, он только играл.

– Нет, – тихо сказал Хосе. – Он не притворялся. Внешний вид – это да. Но во всем остальном – нет. Он – жертва страшных религиозных преследований. Весь город тогда затопили кровью его единоверцев. У него были молодая жена и двое маленьких детей, и все они погибли в ту ночь. Среди убийц были сторонники отца Ришелье. Преследования не закончились, они продолжались сначала при Ришелье, затем при Короле-Солнце. Сотни тысяч гугенотов вытеснили из страны, обескровили культурное наследие Франции. Анри хотел не допустить этого, и в широком смысле его намерения даже законны, – Хосе покачал головой. – Но последствия его вмешательства, разумеется, нанесли бы непредсказуемый ущерб всему историческому процессу, даже если не сбрасывать со счетов кровавое упоение Великой Французской революции.

Я смотрела на него во все глаза.

– Да кто же вы такие – Старейшины? Откуда вы? Что-то наподобие олимпийских богов? Как у Перси Джексона? Только с путешествиями во времени? А может, на самом деле вы вовсе и не старые, и все это маскарад? И что там у тебя за этой чертовой глазной повязкой?

Сонным голосом в разговор вмешался Себастьяно.

– Ты что, думаешь, так он тебе все и расскажет?

Я вздохнула.

– Вообще-то нет, – затем я решительно посмотрела на Хосе. – Но когда-нибудь я все равно это выясню.

Назад: Часть четвертая
Дальше: День десятый