Еще не успев открыть глаза, я услышала стон и сразу же поняла, что это стонет Себастьяно. Я снова была с ним. У меня невольно вырвался глубокий вздох облегчения. Не важно, куда меня занесло на этот раз, – главное, что мы вместе.
Секундой позже мне стало уже не настолько все равно, где мы находимся, потому что по лицу барабанили холодные капли. Испугавшись, я подскочила и тут же пожалела, что совершила такое резкое движение. В висках колотилась хорошо знакомая боль. Этот переход во времени не особо пошел мне на пользу.
Торопливо вытерев глаза и увидев лежащего рядом Себастьяно, я тут же забыла про головную боль. Глаза у него были открыты, он смотрел на меня.
– Слава богу! – с жаром воскликнула я. – С тобой все хорошо!
– Тут я однозначно придерживаюсь другого мнения. – Застонав, он потер затылок в том месте, на которое пришлась дубинка Гастона. – Проклятье, голова просто раскалывается. Где мы, черт побери?
Хороший вопрос. Я оглянулась по сторонам. Вокруг нас высились темные деревья. Дождь шумел, превращая землю в кашу. Мое промокшее насквозь платье прилипло к телу, было холодно. Нас окружали туманные, дождливые сумерки, видимо, раннее утро.
Я быстро сложила два и два и сообразила, что произошло: первый переход во времени нас разделил. Я оказалась в альтернативном будущем, а Себастьяно выбросило здесь. Где-то поблизости должен был находиться скрытый портал, из которого он вышел. Мой второй переход доставил меня к нему. Целую и невредимую и в то время, в котором мы живем. Значит, в конце концов у меня все-таки получилось! Совершенно счастливая, я посмотрела на Себастьяно.
– Мы в лесу, – ответила я на его вопрос.
– Да неужели! – Себастьяно сел, держась обеими руками за голову. – Как же мы дошли сюда от моста? Что произошло?
В душу закралось ужасное подозрение. Вообще-то сейчас он сам должен был бы понимать, что случилось. А он не имел об этом ни малейшего представления, значит… О нет, только не это!
– Себастьяно? – спросила я дрожащим голосом. То есть я хотела так сказать, но прозвучало это как Себастьен. Вот и доказательство. Мы зависли в прошлом. Себастьяно по-прежнему ничего не помнил. Он понятия не имел, что мы путешественники во времени. Что мы пара.
Он нахмурился.
– Что?
Я заплакала, слезы полились сами собой. Рыдая, я уткнулась головой в согнутые колени, отдавшись горю и отчаянию.
Я никак не могла остановиться, так сильно потрясло меня все пережитое. Вся эта неудачная операция по возвращению. Кошмарное альтернативное будущее.
Я рыдала все громче.
– Ну, перестань же, – услышала я над собой ворчанье Себастьяно. А потом он поднял меня с земли и обнял.
– Не так уж все и плохо. Как-нибудь найдем дорогу в город. А потом я разыщу этого толстяка и покажу ему, как с мушкетерами шутки шутить.
Утешая, он прижал меня к себе, и я насквозь прорыдала ему и так уже промокшую от дождя рубашку. Как же здорово было в его объятиях! Я стояла бы так целую вечность, но через какое-то время слезы высохли, и я высвободилась. Перед этим он нежно поцеловал меня в лоб. Даже не раз. Я тихо вздохнула.
– Странно, – сказал он с удивлением, проверив наличие кошелька. – Деньги на месте. И шпага тоже. Спрашивается, почему. Обычные воры, как правило, охотятся за деньгами и никого не относят в лес. Разве что в виде трупа. Но, не считая этого коварного удара по голове, в остальном я ощущаю себя очень даже живым. И ты тоже выглядишь вполне благополучно. Или ты ранена?
Я только покачала головой.
Он посмотрел на меня с легким недоверием.
– Это ты уговорила меня пойти на мост. Где этот толстяк, вероятно, уже поджидал меня, чтобы нанести свой удар. Вы знакомы? Может, ты вообще с ним заодно?
– Нет, – тут же отмела я предположение Себастьяно, радуясь тому, что еще не рассвело. Иначе он непременно заметил бы, как я виновато покраснела. – Если ты меня слушал, то наверняка помнишь, как я возмущалась этим трусливым нападением. Если бы я была с ним заодно, вряд ли он притащил бы меня сюда вместе с тобой, разве нет?
– Вот это-то меня и озадачивает. – В голосе Себастьяно по-прежнему слышалось подозрение. – Что было после того, как толстяк вывел меня из строя?
– Не знаю, – солгала я.
– Но ты же там была!
– Я потеряла сознание, – сказала я, не погрешив против истины. – И очнулась только недавно здесь, рядом с тобой.
– Он и тебя ударил?
– Нет, просто вдруг все вокруг разом почернело.
– А твое имущество при тебе? – он показал на мою грудь, точнее, на проступающую под платьем выпуклость.
Я схватилась за кожаный мешочек.
– Все тут.
– Очень странно, – он смотрел на меня в упор. – И как ты это объяснишь?
– Даже не представляю, – заверила я.
Себастьяно сверлил меня взглядом, словно надеялся таким образом найти объяснение случившемуся.
К счастью, он воздержался от дальнейших вопросов, но у меня сложилось четкое впечатление, что ни одному моему слову он не поверил.
Наконец он протянул мне руку.
– Пойдем! – сказал он вежливо, но холодно.
Я взяла его под локоть, стараясь подавить поднимавшееся во мне нехорошее чувство. Все, чего я достигла до вчерашнего вечера, пошло прахом. Я чувствовала себя идущей по канату над опасной пропастью.
Мы стали продираться сквозь густой кустарник, с трудом шагая по осклизлому мху и хрустящему валежнику. Через несколько шагов я почувствовала мороз по коже. Причину я поняла мгновение спустя. Перед нами возвышался похожий на кулак камень в человеческий рост, который я уже однажды видела – когда мы с Мари и дедом Анри ездили на пикник в Булонский лес. Стало быть, здесь и находилось окно во времени!
Невольно мне вспомнились страшные сцены в альтернативном будущем. Они казались кошмарным сном, но ведь все так и было на самом деле. Подол моего платья перепачкан золой, а на руках остались царапины от развалин стены, за которыми я искала укрытия. И мертвецы в руинах были такими же реальными, как мои страх и отчаяние.
И я догадалась, почему провалился наш переход в будущее. Задание. Здесь нас обоих удерживало именно оно, до тех пор, пока мы его не выполним. Нужно не дать случиться какому-то событию, это было ясно как день, но какому, мне еще предстояло выяснить. Кроме того, я не понимала, за какую часть задания отвечал Себастьяно, а за какую – я. Зато знала, что случится, если мы задание провалим: Париж будет лежать в руинах, уничтоженный кровавой гражданской войной. А сами мы, возможно, навеки застрянем в прошлом. Я зябко поежилась.
Себастьяно тут же это заметил. Как и вчера вечером, он снял свой плащ и накинул его мне на плечи. Жест был рыцарский, но той нежности, что чувствовалась во время нашей вчерашней прогулки под луной, я больше не ощущала. Несмотря на теплый плащ, холод пробирал меня до костей.
Всю дорогу до города мы прошли молча. Только один раз я попыталась завести разговор – поинтересовалась у Себастьяно, что он хотел сказать мне на мосту, перед тем как получил дубинкой по голове.
– Не понимаю, о чем ты, – ответил он на мой вопрос. Прозвучало это недружелюбно, но я продолжала настаивать.
– Ты сказал, что я не должна тебя из-за этого возненавидеть, – уточнила я.
– Не помню. Значит, ничего важного.
Я не сомневалась, что он врет, но, видимо, мы оба не могли говорить правду этим утром и до конца пути не проронили ни слова.
Путь наш был скучным и безрадостным. Почти все время шел дождь, пусть и не сильный. Под бесконечную морось мы с трудом двигались по тропинкам в лесу и в полях, мимо маленьких селений, пастбищ и отдельно стоящих крестьянских дворов, где нам не встретилось почти ни одной живой души, за исключением нескольких крестьян и бедняков-поденщиков. Когда перед нами наконец показались стены города, небо расчистилось и явилось во всей своей сияющей синеве. Золотое утреннее солнце стояло над высокими крышами и башнями Парижа – умопомрачительно прекрасный вид, почти как картина эпохи барокко. Но сил любоваться у меня, насквозь промокшей, замерзшей и за это время сильно проголодавшейся, не было.
Неподалеку от городских ворот нам навстречу выехала карета. Остановив ее, Себастьяно спросил у владельца, не смог бы он – разумеется, за оплату наличными – отвезти нас в город. Он рассказал, что нас, к несчастью, ограбили и после долгого пути пешком мы остались совершенно без сил. При этом Себастьяно демонстративно указал в мою сторону. Человек в карете, посмотрев на меня, тут же проникся сочувствием, и мои предположения относительно того, как ужасно я выгляжу, переросли в абсолютную уверенность.
Карета принадлежала придворному короля, который намеревался навестить мать, живущую в Нанте, и не возражал за очень хорошее вознаграждение сделать небольшой крюк обратно в город. Приказав кучеру развернуться, он великодушно пригласил нас в карету. Мы сели напротив него и были вынуждены всю поездку – по счастью, она длилась не слишком долго – терпеть его занудную болтовню. Мы узнали все о его матери очень почтенного возраста и ее многочисленных болезнях (печеночные колики, одышка, подагра), о его собственных недомоганиях (гнилые зубы, учащенное сердцебиение, слабость мочевого пузыря) и о страданиях его старого пса, хотя тот уже несколько недель как издох. Закончив с историями болезней, он с чиновничьей обстоятельностью рассказал о приготовлениях к балу-маскараду, который будет дан в Лувре в честь королевы. Он в мельчайших деталях перечислил, что будет подано к столу, какие будут выступать музыканты и сколько слуг выделено для обслуживания гостей.
Когда он говорил о празднике, я навострила уши, ведь изначально планировалось, что я пойду туда с Мари и дедом Анри. Мое возвращение в будущее не состоялось, и, следовательно, я все-таки буду на этом балу. При мысли, что там я встречу королеву, меня охватило волнение. Интересно, будет ли среди гостей ее возлюбленный? Вот бы наше задание – мое и Себастьяно – было как-то связано с этой любовной историей и ее возможными перипетиями и последствиями! В любом случае праздник как раз и предоставит мне возможность выяснить все подробнее. Вероятно, именно в тот вечер произойдет событие, которое мы должны предотвратить!
– До меня дошел слух, что король этим балом хочет отвлечь внимание от натянутых отношений между ним и его супругой, – вставила я реплику в надежде, что мне таким образом удастся разузнать побольше.
Придворный с опечаленным видом поскреб слегка взъерошенный парик.
– Да, такие слухи ходят. Но я не хочу им верить. Король искренне ценит королеву, и бал-маскарад покажет, что нет причин сомневаться в его расположении.
– И от кого же ты узнала об этих слухах? – спросил меня Себастьяно, насупив брови и помрачнев.
– Уже не помню, – заявила я. И, полагая, что лишняя колкость в адрес его интригана-работодателя не помешает, продолжила: – Кажется, тот, кто мне об этом рассказывал, упомянул эти слухи в связи с кардиналом Ришелье. Насколько я помню, мне говорили, что кардинал не питает особо дружеских чувств к королеве, – с наигранным простодушием я обратилась к придворному: – Это правда, месье?
Тот, покачав головой, собрался было ответить, но еще до того, как он успел произнести хоть слово, карета остановилась. Мы приехали. Себастьяно, поблагодарив придворного, вручил ему обещанное вознаграждение, а он пожелал нам на прощание долгой, счастливой жизни.
– Большое спасибо, – вежливо сказала я, спускаясь на землю с помощью Себастьяно. Он не удостоил отъезжающую карету и машущего из окна придворного ни единым взглядом, с мрачным видом рассматривая меня.
– Ты желала бы себе этого? – спросил он.
– Чего? – растерянно ответила я вопросом на вопрос.
– Долгой и счастливой жизни?
– Конечно. А кто же себе такого не желает?
– Тогда получше следи за тем, чтобы для этого соблюдались все условия.
Я пристально взглянула на него.
– Что ты хочешь сказать?
– Полагаю, ты и сама прекрасно понимаешь.
Щеки мои горели.
– Понятия не имею, о чем ты.
– Ну, значит, и говорить не о чем. – Он сухо поклонился. – Прощай, Анна.
– Постой! Забери свой плащ! – окоченевшими пальцами я стала ковыряться с застежкой, но он только отмахнулся.
– Оставь себе. У меня есть другой.
– Себастьен! – Я ненавидела это самопроизвольное искажение его имени и снова чуть не разрыдалась от того, что между нами стояло такое непреодолимое препятствие.
Положение казалось совершенно безвыходным. Я была в отчаянии, и у меня вырвалось:
– Разве мы не можем просто опять нормально общаться друг с другом? Ненавижу тебя таким.
– Каким это – таким?
– Таким… неприязненным и холодным! – Посмотрев на него умоляющим взглядом, я взяла его руки в свои. И тут же заметила, какие холодные у меня пальцы по сравнению с его, теплыми и сильными. Он сразу же обхватил мои ладони и стал легонько растирать их.
– Господи, да у тебя же не пальцы, а настоящие ледышки.
– Прости, – тихо сказала я.
– За что?
Я пожала плечами:
– Не важно. За все, что тебе во мне мешает. Если хочешь – за все.
Он слегка улыбнулся уголком рта.
– За все? О нет, Анна. Мне вовсе не все в тебе мешает, – голос его стал глухим, лицо – серьезным. – В этом-то и проблема.
– Значит, ты не считаешь меня совсем уж скверной?
– Кажется, так, – лаконично ответил он.
Я вздохнула с облегчением.
– Значит, мы еще увидимся?
– Вероятно, даже быстрее, чем стоило бы.
Пока я размышляла над его загадочными последними словами, он совершенно неожиданно крепко обнял меня, страстно поцеловал, а затем так же внезапно отпустил. Мне показалось, что в глазах его промелькнула тревога, но в следующую секунду он развернулся и пошел по залитой солнцем Плас Рояль.
Мари была вне себя от беспокойства. Встретив меня уже на лестнице, она за голову схватилась, когда увидела, какая я замерзшая, взлохмаченная и грязная.
– Mon Dieu, я уже думала, что никогда тебя не увижу! Я всю ночь глаз не сомкнула! Ты даже не представляешь, как я упрекала себя, когда ты не вернулась домой!
– Но ты же ни в чем не виновата, – вяло возразила я.
Мои слова ее не убедили.
– Я просто не должна была отпускать тебя с этим сомнительным человеком!
– Он тут ни при чем.
– Но он вынудил тебя провести с ним ночь! – Она оглядела меня с ног до головы, и в ее милом лице читался ужас. – За городом!
– Э-э-э… все было не так. На нас напали и похитили. Это были… разбойники.
– Разбойники?
Я старалась уйти от ее недоверчивого взгляда.
– Да, они бросили нас в лесу. К счастью, ничего более ужасного не случилось.
Я сомневалась, что Мари купилась на эту сказку, но, к моему облегчению, она больше не стала меня ни о чем расспрашивать. Велев мне сейчас же снять мокрую одежду, она не успокоилась, пока я не села в полный до краев, исходящий паром ушат для мытья, чтобы согреться. По вызову срочно явилась Минетта и помыла мне голову, заодно подавая всякие закуски, которые Мари распорядилась принести из кухни.
Мне было немного неудобно мыться в их присутствии, но в этом столетии люди не находили в такой ситуации ничего неестественного.
Мари с нетерпением наблюдала за тем, как Минетта подает мне свежие полотенца и расчесывает мои волосы. Сидя в чистом нижнем платье на табуретке, я поглощала сырные паштетики, пока Минетта ловко заплетала мне волосы в две косы и укладывала их наподобие прически Сисси. Разве что выглядела я с такой прической все равно не как Сисси, а, скорее, как Майли Сайрус, когда ей было двенадцать.
– Достаточно, – сказала Мари и велела Минетте покинуть комнату. Ей явно не терпелось поговорить со мной с глазу на глаз.
– Как я рада, что ты снова здесь, – призналась она, когда служанка вышла.
– Я тоже, – ответила я, подбирая крошки последнего паштета. Соврала я только наполовину. Разумеется, гораздо больше мне хотелось быть сейчас в двадцать первом веке вместе с Себастьяно, но раз уж пришлось застрять в 1625 году, в любом случае было очень удобно жить здесь, у Мари. Горячая ванна, чистые шмотки, вкуснющие паштеты на завтрак, стулья с мягкой обивкой, камеристка, которая тебя причесывает, – такую роскошь в семнадцатом веке могли позволить себе лишь немногие.
И все же мне нельзя было расслабляться. Самая главная цель – возвращение домой, и лучше всего начинать строить планы немедленно. Первым делом я намеревалась оповестить обо всем Гастона. Он должен знать, что переход не удался. А еще я собиралась задать ему головомойку за то, что ударил Себастьяно. Но пока такой возможности не представлялось, потому что моим вниманием всецело завладела Мари.
Она выглядела возбужденной, щеки ее раскраснелись, а глаза блестели от волнения.
– Ты даже не представляешь, какие тут новости! – Она беспокойно ходила по комнате. Светлое шелковое платье шуршало при каждом ее шаге. – Сегодня вечером она придет сюда. Ко мне!
– Кто? – озадаченно спросила я.
Опасливо оглядевшись по сторонам, она заговорщически понизила голос.
– Она.
– О, ты хочешь сказать… – я немного подумала, но на ум приходило только одно. – К…
– Ш-ш-ш! – Мари приложила палец к губам. – Это тайна! Никто не должен знать! Только ты!
– А почему именно я? – Мне стало не по себе.
– Потому что тебе я доверяю. Прислугу я отошлю, чтобы не было нежелательных свидетелей. Но мне потребуется небольшая помощь в прислуживании.
– Прислуживании?
– Ну, в том, что обычно делают слуги. Открыть дверь, зажечь свечи, подать вино и еду и тому подобное, ну ты знаешь. И, разумеется, нужно следить за тем, чтобы встрече никто не помешал. Это самое главное!
– Какой встрече? – задавая вопрос, я уже знала ответ.
– Придет кое-кто еще, – прошептала Мари.
– Понимаю, – ответила я, тоже шепотом.
События развивались действительно очень увлекательно! Королева сегодня будет встречаться здесь со своим возлюбленным! И, конечно же, об этом ни в коем случае не должен пронюхать Ришелье.
Поэтому тут же возник вопрос, зачем Мари вообще мне об этом рассказала, зная, что я встречаюсь с любимым мушкетером кардинала.
– Как ты можешь быть уверена, что мне можно доверять? – вырвалось у меня.
– Потому что я тебе верю, – просто сказала она. – Ты – родственная душа, я же уже говорила. Когда ты познакомишься с королевой, ты поймешь, почему я преданна ей и почему нужно сделать все, что в человеческих силах, чтобы никто ее не выдал. И уж точно не этому коварному выскочке кардиналу. Вместе мы не позволим ему навредить ей.
Голос ее зазвучал твердо, в лице появилось выражение несгибаемого упорства, словно она выполняла какую-то жизненно важную миссию. Казалось, ее в один миг окутала аура решимости так, как если бы единственная цель ее жизни состояла в том, чтобы защитить королеву от происков кардинала.
Меня вдруг озарило, что все так и есть. Возможно, именно для этого Мари и отправили в прошлое. И я сама не могла выбраться отсюда, потому что моя задача состояла как раз в том, чтобы ее поддержать. А еще я подозревала, что это было как-то связано с балом. Не случайно за прошедшие дни я так часто слышала о нем. Даже Эсперанца говорила о бале, на который мне позволялось надеть маску. Сначала я решила, что она имела в виду балы вообще, но задним числом сама собой напрашивалась мысль, что речь шла о каком-то определенном празднике, а именно, предстоящем королевском бале-маскараде. Там и определится направление, в котором будет развиваться будущее. Будущее королевы. Откуда-то я знала это совершенно точно.
– Что бы там кардинал ни планировал, мы помешаем его планам. Ты можешь рассчитывать на меня. – Я говорила столь же решительно, как и Мари до этого. Насколько могла, я подавила терзавшие меня сомнения, что тем самым становлюсь – по крайней мере отчасти – противником Себастьяно, ведь он-то был на стороне кардинала. Частью моей задачи я видела не позволить ему по заданию кардинала шпионить за королевой. Может, мне даже удастся перетянуть его на нашу сторону! До праздника в моем распоряжении оставались считаные дни. И хотя я не знала, что конкретно там произойдет, меня переполняла твердая решимость этому воспрепятствовать. Наконец-то у меня появилась цель! Внутренняя ясность вновь придала мне уверенности.
К сожалению, я и понятия не имела, сколько потрясений придется еще пережить.
Чем меньше времени оставалось до вечера, тем беспокойней становилось у меня на душе. Какой же окажется королева? И кто может быть ее возлюбленным? В принципе, я считала, что изменять нехорошо, это самое большое коварство по отношению к близкому человеку. Но, как я узнала от Мари, у королевы были своего рода смягчающие обстоятельства. Анну, которая родом из Испании, еще почти ребенком, – разумеется, не спросив ее желания, – выдали замуж за Людовика. Ее вырвали из семьи и отправили ко двору французского короля, где ей пришлось осваиваться совершенно одной. А точнее, одной среди акул – в окружении интригующих придворных, самого благородного происхождения льстецов и подлых честолюбцев. Не говоря уже о назойливом кардинале, который терпеть ее не мог и непременно хотел от нее избавиться.
Людовик, ставший королем уже в десять лет, с большим удовольствием уезжал на охоту и встречался с приятелями, в то время как бедной королеве полагалось, умирая от скуки, томиться в одиночестве в своих покоях. И кроме того, – и это самое главное, – Людовик был геем. Мари выразилась несколько деликатнее, сказав «король предан своему фавориту», но факт остается фактом: выполнять супружеский долг он заставлял себя с большим трудом и лишь по приказу матери.
– Просто катастрофа, – шепнула мне Мари. – Неудивительно, что Франция до сих пор не может дождаться наследника!
Услышав об этом, я пришла в некоторое замешательство, потому что знала, что после Людовика XIII был или будет Людовик XIV – знаменитый Король-Солнце. Значит, король все-таки должен еще раз оказаться с королевой под одним одеялом, пусть даже и через много лет – из прочитанного в Википедии у меня в памяти осталось, что королеве, которой сейчас двадцать пять, когда станет матерью, вот-вот должно будет исполниться сорок.
– Я только не понимаю, зачем кардиналу избавляться от королевы? – осведомилась я у Мари, когда мы после обеда вместе сидели в гостиной, дожидаясь вечера.
– Потому что она отважилась влюбиться! – с негодованием воскликнула Мари. Она быстро оглянулась по сторонам, хотя никого, кроме меня, в комнате не было. Вся прислуга ушла из дома, а дед Анри, отобедав, отправился навестить старого боевого товарища.
– Этим она разрушает представления Ришелье о дисциплине и порядке, – неприязненно продолжила Мари. – Она не повинуется его приказам, отказывается играть навязываемую ей роль. Такой властный человек, как он, этого вынести не может. Поэтому он прикладывает все силы к тому, чтобы собрать доказательства ее неверности. Он хочет опозорить ее при всех, чтобы королю не оставалось ничего другого, как казнить ее по обвинению в государственной измене.
Я вздрогнула от ужаса. Как быстро неверные королевы могли стать на голову короче, показал уже Генрих Восьмой.
– А король? Он-то как ко всему этому относится? Он знает, что королева любит другого?
– Думаю, в подробностях он ничего и не хочет знать, хотя, возможно, о чем-то догадывается. Он очень чувствителен и с гораздо большим удовольствием вообще не был бы королем, поэтому-то и предоставляет первому министру заниматься всеми важными государственными делами. Но в то же время это палка о двух концах – он слишком зависим от Ришелье. Все, что тот говорит и делает, король воспринимает как данное богом, прежде всего там, где это касается его положения как монарха. Открытые и неопровержимые доказательства неверности жены королю замять не удастся, наверняка последует обвинение. Королеву казнят и заменят новой супругой – конечно же, той, которую кардинал выберет сам, чтобы легче было ею манипулировать и подавлять ее. Вот на чем он строит свою тактику, вот куда нацелены его действия.
– И как же ты собираешься сорвать его планы?
Мари вздохнула.
– Если бы я только знала! Все так запутано! Только одно несомненно: королева любит герцога больше жизни.
Ага. Герцог. Если такая женщина, как королева, которую считают настоящей красавицей, настолько в кого-то влюбляется, то это, должно быть, просто мечта, а не мужчина.
– Они оба жить друг без друга не могут, – добавила Мари. – Столько самоотверженности, столько страсти! При этом каждая встреча сопряжена с большим риском. Им постоянно приходится опасаться, что их любовь раскроется. Повсюду не дремлют шпионы Ришелье! Ах, это разрывает мне сердце! Я не могу видеть, как страдает моя добрая подруга, и поэтому помогаю, как могу.
Например, предоставляя влюбленным тайное место для свидания. Уже буквально лопаясь от любопытства, я с трудом дожидалась вечера.
С наступлением сумерек мы с Мари зажгли в доме свечи. Мари купила несметное количество свежих роз, но, вместо того чтобы поставить их в вазу, она, оборвав лепестки, разбросала их повсюду, начиная от входной двери, вверх по лестнице, вдоль по коридору и, наконец, еще три охапки на постели в покоях умершего мужа, которую она по такому достойному поводу застелила свежим бельем.
Я считала убранство из лепестков роз некоторым излишеством – вероятно, слишком часто видела это в кино, – но Мари была в таком восторге от своей романтичной и якобы совершенно новой идеи, что протестовать я не стала. Только в одном.
– Но потом нам все нужно подмести, – предложила я, – иначе завтра каждый слуга будет задаваться вопросом, почему повсюду разбросаны лепестки роз.
– Ах, да пусть себе спрашивают. Все так и задумано. У меня есть и другие улики, – она вытащила носовой платок с вышитой на нем монограммой. – Смотри, специально приберегла. Я выложу его на видном месте, как только королева покинет дом. Минетта найдет, убирая комнату, и покажет всем слугам. Свет не видывал такой болтуньи. И таким путем Ришелье очень скоро обо всем узнает.
Я разглядывала платок, и мне казалось, что где-то я его уже видела.
– С. Ф., – прочла я. – Кто это?
– Это платок твоего мушкетера, – равнодушно сказала Мари. – Себастьена Фоскера. Он забыл его на днях на приеме.
Теперь я поняла, почему платок показался мне таким знакомым. Себастьяно промокал им камзол, после того как я облила его красным вином. Должно быть, он отдал платок слуге почистить вместе с камзолом, а тот, наверное, по ошибке оставил его в каком-нибудь чане с бельем.
– Но что это даст? – поинтересовалась я. – Ведь кардинал может подумать, что Себастьен встречался с тобой или со мной.
– Он действительно может так подумать. Но может сделать и другие выводы, – Мари улыбнулась с легким злорадством. – Например, он мог бы решить, что Себастьен встречается с королевой.
– Ты хочешь, чтобы кардинал так о нем подумал? – в замешательстве уточнила я. – Но ведь тогда у него могут возникнуть огромные неприятности!
– Именно это заставит его проявлять чуть большую осторожность, вместо того чтобы совать свой любопытный нос в чужие дела.
Она посмотрела на меня извиняющимся взглядом.
– Я знаю, что ты в нем души не чаешь. Но он был и остается шпионом кардинала, и, предоставляя ему в этой игре новую роль, мы всего лишь бьем Ришелье его же собственным оружием.
Меня совершенно ошеломил столь неожиданный поворот дела. Появилось ощущение, что ситуация начинает выходить из-под контроля.
Мари, деловито напевая себе под нос, поспешила в гостиную, где на серебряном подносе создала композицию из графина с красным вином и двух бокалов, а затем понесла все в освещенные свечами и усыпанные лепестками роз спальные покои своего усопшего супруга. Утратив способность ясно мыслить, я поплелась за ней с вазочкой конфет, которые Мари также припасла для влюбленной пары. На полдороге мы остановились – снизу донесся гулкий стук дверного молоточка. Мари считала удары.
– Семь, – прошептала она. – Это она! Скорее! Беги и впусти ее! И сразу же проводи наверх.
Поставив вазочку с конфетами на пол, я лихорадочно помчалась вниз и с бешено бьющимся сердцем распахнула входную дверь. Кто-то в темном плаще с капюшоном и со скрытым под вуалью лицом проскользнул мимо меня в вестибюль. В ноздри мне пахнуло духами с легким ароматом розы. Быстро закрыв дверь, я повернулась к закутанной гостье.
О господи! Как же там полагается приветствовать королеву?
– Добрый вечер, – брякнула я наугад, но через секунду вспомнила сериал «Тюдоры» и присела в импровизированном, но очень глубоком реверансе, на всякий случай прибавив: – Ваше величество.
Королева откинула капюшон и вуаль, и моему взгляду открылись очаровательное узкое лицо и темные локоны. Я знала, что Анне Австрийской – так звали ее в честь матери – всего двадцать четыре года, и все же она показалась мне еще более юной. И она действительно была потрясающе красива.
– А ты, должно быть, Анна, – сказала она мягким голосом, – моя тезка. Мари о тебе рассказывала.
В уголках ее губ проскользнула улыбка, делавшая ее еще милее. Но в то же время она выглядела какой-то неуверенной и испуганной. Я подозревала, что она расплачивалась за это свидание мучительными угрызениями совести и просто умирала от страха. Я очень хорошо понимала ее чувства. За настоящую любовь ничего отдать не жалко. Сама пошла бы на любой риск, лишь бы быть рядом с Себастьяно. К королеве я испытывала глубокую симпатию, как-то разом приняла ее в свое сердце.
– Да, я Анна. Вам лучше сразу пройти со мной наверх. Не угодно ли вам последовать за мной?
Я с трудом выбралась из реверанса, с треском порвав при этом в одном месте подол. Королева тактично сделала вид, что ничего не заметила. Грациозной походкой она поднялась за мной по лестнице, обеими руками придерживая тяжелый плащ. Сметая по пути лепестки роз, она не обращала никакого внимания на это романтическое убранство. От волнения в лице ее не было ни кровинки. Мне очень хотелось сказать ей что-нибудь успокаивающее, типа: «Все будет хорошо», но, вероятно, это прозвучало бы слишком фамильярно, так что я решила промолчать.
– Сюда, по коридору, ваше высочество.
«Ваше высочество» звучало чуть ли не круче, чем «ваше величество». Я казалась себе прямо-таки настоящей придворной дамой. Предусмотрительной, молчаливой, опытной. Я полетела по коридору – и, конечно, тут же споткнулась о вазочку с конфетами, которую перед этим здесь оставила. Королева опять с мягкой тактичностью пропустила мою неуклюжесть, в то время как я скакала на одной ноге, отколупывая от подошвы раздавленное пралине с миндальной начинкой.
Мари стояла в распахнутых дверях спальных покоев, ожидая нас.
Королева вздохнула с облегчением.
– Моя верная подруга! Мне так тепло на сердце оттого, что я вижу тебя!
Она поспешила к Мари и заключила ее в объятия, как сестру, а Мари сердечно обняла ее в ответ. Казалось, будто они действительно знали друг друга много лет, хотя эта дружба, как мне было доподлинно известно, состояла только из искусственно созданного общего воспоминания.
По всему дому снова эхом раздался стук – и снова семь раз.
– Он пришел, – выдохнула королева. Ее еще недавно бледное лицо раскраснелось, точеные руки дрожали.
– Сейчас, я быстро открою, – предложила я.
А королева за это время могла бы позволить себе глоточек вина, чтобы справиться с волнением. Или обсудить с Мари необходимые меры предосторожности. Что касается маскировки, я все еще испытывала потрясение от решения Мари подставить Себастьяно с помощью носового платка. Нужно было этому как-то помешать. Если даже тень сомнения омрачит преданность Себастьяно, он очень легко может лишиться расположения кардинала. Или, что еще хуже, тут же станет врагом государства номер один.
Лучше всего попытаться сделать так, чтобы платок вовремя исчез, даже если я перечеркну этим все планы Мари. И все же у меня оставалось нехорошее ощущение, словно я иду по очень тонкому льду.
Я осторожно открыла большую входную дверь. Еще одна закутанная фигура, только значительно крупнее королевы, протиснулась мимо меня в дом. Снова был откинут капюшон, на этот раз рукой мужчины, и я увидела лицо, из-за которого большинство голливудских звезд мужского пола позавидовали бы этому человеку жгучей завистью. Он немножко походил на Эштона Катчера.
– Привет, – сказала я. Получилось довольно писклявое «приветствую вас». В конце концов, я же не каждый день встречаю герцога, да еще такого, который выглядит как кинозвезда, и к тому же тайного возлюбленного самой настоящей королевы.
Он дружелюбно улыбнулся мне.
– Мадам уже здесь?
– Только что пришла. Идите за мной, я приведу вас к ней.
На лестнице он меня обогнал, очевидно сгорая от нетерпения. Огромными шагами он преодолел последние ступеньки, ведущие в галерею, так быстро, что я еле поспевала за ним. Его голос раздался наверху.
– Любимая! Наконец-то!
– Джордж, mon amour! – задыхаясь от волнения, ответила королева. Затем дверь захлопнули.
Итак, герцога зовут Джордж. Как и в романе «Три мушкетера».
В коридоре я встретила Мари. Глаза ее блестели в сиянии свечей.
– Ну, вот влюбленные и вместе! – прошептала она и, склонив голову, прислушалась. – Теперь нам нужно на какое-то время исчезнуть, предоставив этих двоих их судьбе, – она с улыбкой погладила меня по голове. – Спасибо за помощь!
Затем тихими шагами она удалилась в собственные покои. В отсутствие других занятий – и так как время было позднее – я тоже отправилась в свою комнату и легла на постель. Немного отдыха мне не повредит, тем более что прошлой ночью я спала совсем мало. Но о настоящем расслаблении говорить не приходилось, для этого я была слишком взволнована. К тому же в комнату сквозь стену проникали любые звуки. Или королева с герцогом по соседству слишком шумели. Я слышала все: как скрипела кровать, как стонал герцог и в блаженстве страстно вздыхала королева – дело шло своим чередом. Я уже собралась было уйти из комнаты, но, к моему облегчению, вскоре все закончилось. После этого они стали разговаривать, и слова их я тоже прекрасно слышала. В недоумении я встала и пошла вдоль стены. В нескольких шагах от изголовья моей кровати разговор слышался особенно четко. Они говорили о подарке, который королева принесла для Джорджа. Я осторожно вела кончиками пальцев по стене, пока не нащупала под шелковыми обоями узенькую щель. Теперь стала ясна причина такой отличной слышимости – здесь находилась дверь между комнатами. Ее было не видно, так как она полностью скрывалась под обоями, расписанными восточным узором. Чтобы ничто не указывало на дверь, сняли даже ручку. Все это время комната по соседству пустовала, поэтому я ничего и не заметила.
– Ты не можешь подарить мне свое бриллиантовое колье, – услышала я протесты герцога.
– Прими его, пожалуйста, любимый! В залог моей любви и вечной верности.
– Это слишком дорогое ожерелье. Я уже слышал о нем. Король отдал за него состояние. Бесценные бриллианты чистейшей воды, целая дюжина!
– Поэтому я его тебе и даю. Это колье – самое ценное, что у меня есть. И да, когда-то мне подарил его Людовик, но с его стороны это была лишь демонстрация королевского великодушия, а не знак искреннего расположения. Его расположение отдано другим. Поэтому я имею право подарить его тебе с легким сердцем и большой любовью. – Умоляющим голосом королева заключила: – И ты не можешь не принять его, Джордж!
Становилось все увлекательнее. Я буквально приклеилась ухом к стене. Все было точно как в романе! Там королева тоже дарила своему возлюбленному бриллианты! И ничего хорошего из этого не вышло. Именно после этого началась вся нервотрепка с кардиналом и королем. Бриллианты послужили, так сказать, выстрелом.
– Тогда я беру его в знак нашего вечного союза, – нежно сказал Джордж.
«Лучше не бери, – подмывало меня крикнуть через стену. – От него одни несчастья!» Но, разумеется, я ничего не крикнула.
– Я всегда буду носить его у сердца, – продолжал Джордж.
Ясное дело, на шею эти камешки не повесишь, все сразу увидят. Но бриллианты и так принесут кучу неприятностей, по крайней мере если все пойдет как в романе: Ришелье пронюхает, что колье у королевы больше нет, что она подарила его любовнику. Он немедленно сообщит об этом королю и подговорит его приказать королеве надеть бриллианты на бал-маскарад, что приведет к доказательству неверности королевы, ведь колье-то у нее уже не будет. А чтобы она не смогла перед балом его быстренько на время вернуть, Ришелье прикажет украсть его у герцога. Это сделает одна таинственная дама. Но д’Артаньяну с друзьями удастся прямо-таки в последний момент вернуть колье.
Хм, очень все странно. Бал будет на самом деле. Но кто же та таинственная дама? И кто д’Артаньян? И какую роль во всей этой истории играю я? Я сосредоточенно размышляла, но только пока свидание рядом не пошло по второму кругу.
– О, моя дорогая! – стонал Джордж. – Как ты прекрасна! В этот раз я не буду торопиться, обещаю тебе.
Только этого не хватало. С пылающими ушами я отступила на шаг от стены. Тем не менее все звуки были слышны так же отчетливо. Сидеть тут до самого конца было невозможно, и я решила спуститься вниз и взять на кухне что-нибудь перекусить. Тихонько выскользнув в коридор, я на секунду остановилась и прислушалась. Звуки из спальных покоев доносились и сюда, но сильно приглушенными.
Внезапно в затылке появился зуд.
– Что ты там делаешь? – спросил кто-то с лестницы. Я вздрогнула. Дед Анри! Зуд однозначно предупреждал об угрозе – его нельзя подпускать ближе, иначе он тоже услышит шум, тогда все откроется и королева подвергнется серьезной опасности! Не то чтобы он мог намеренно выдать ее, для этого он был слишком милым стариком, но, по моим ощущениям, он страдал уже некоторой рассеянностью. Он мог проболтаться по неосмотрительности, да к тому же в неподходящей компании.
Я помчалась в галерею, чтобы его отвлечь.
– Ах, вы вернулись? А Мари сказала, что вы заночуете у боевого товарища!
– Да, я так и собирался, – сказал он. Освещенное пламенем свечей, его лицо выглядело свежим и порозовевшим, казалось, он был в приподнятом настроении и, судя по запаху, уже пропустил пару бокальчиков вина. – Я сейчас опять туда пойду, мой товарищ только что перелил в декантер еще одну бутылку превосходного критского красного с первоклассным букетом. Но сперва мне нужно захватить кое-что, о чем я совершенно забыл.
– Да? И что же вы забыли? Могу я чем-то помочь?
Он окинул взглядом лестницу и пол.
– Это лепестки роз?
– Э… да. Мы с Мари хотели… кое-что проверить. Э-э-э… не будет ли в доме лучше пахнуть, если разбросать повсюду лепестки роз.
Дед Анри сморщил нос, принюхиваясь.
– Не слышу никакого запаха.
– Да мы тоже уже поняли.
Он беспомощно почесал в затылке. Седые взлохмаченные волосы торчали у него во все стороны.
– Что же я хотел сделать?
– Вернуться к другу.
– А сюда я зачем пришел?
– Вы хотели прихватить еще одну бутылку вина, – сказала я, испытывая угрызения совести. Подло было с моей стороны пользоваться его забывчивостью, но ничего другого не оставалось, если я не хотела подвергать опасности королеву.
– Ах, вот как, – он растерянно взглянул на меня. – Но вино же внизу, в погребе.
– Точно. Я спущусь с вами, и мы сможем вместе выбрать подходящую бутылку.
Так мы и сделали. Вооружившись фонарем, мы спустились по крутым ступеням в винный погреб, где я по пути сметала в сторону паутину, вздрагивая при каждом шорохе, раздававшемся из темных углов. Знакомый звук, это копошились мыши. И все-таки я мужественно не двигалась с места, ожидая, пока дед Анри, что-то тихонько бормоча себе под нос, изучал винные запасы. Наконец он вытащил пыльную, запечатанную красным воском бутылку.
– Вот то, что нужно. Критское вино с первоклассным букетом.
Покончив с этим, мы вернулись в холл, где дед Анри вдруг резко остановился.
– Вспомнил! – воскликнул он. – Я хотел взять с собой саблю! Ту, с которой я прежде сражался.
– Ту, что висит в гостиной?
Он кивнул.
– Подождите, сейчас принесу.
Я уже бежала вверх по лестнице. Сабля висела на видном месте на стене, прямо напротив картины, изображающей что-то вроде схватки или сражения. До этой минуты я к картине не присматривалась, потому что находила ее ужасно жестокой. На ней людей протыкали мечами и нанизывали на копья, кто-то болтался на виселице – на каждом сантиметре полотна кого-то убивали. Место действия было буквально залито кровью. Я понятия не имела, что за бойня там изображалась, но для деда Анри событие на картине, очевидно, точно так же, как и сабля, имело особое значение. Я сняла оружие со стены, держа его от себя на почтительном расстоянии. Сабля неожиданно оказалась тяжелой и, видимо, очень острой. Озноб пробрал меня при мысли о том, сколько же людей нашли свою смерть по ее вине. Я осторожно несла ее перед собой на вытянутых руках. Проходя по галерее, я прислушалась к звукам, которые доносились из коридора, ведущего в спальные покои, – второй акт еще действительно не закончился. Я поспешила вниз.
– Большое спасибо, – сказал дед Анри, когда я в холле вручила ему саблю. Из хозяйственного помещения он принес полотенце и обернул его вокруг клинка. – Раньше у меня были к ней ножны. Но в Варфоломеевскую ночь они пропали. После той ночи я никак не мог собраться с духом и приобрести новые, потому что намеревался никогда больше не использовать саблю по назначению.
– Варфоломеевская ночь? – спросила я. Прозвучало так, словно это должно быть известно каждому. Понятие, и правда, смутно припоминалось, а значит, мы когда-то должны были проходить это в школе, но затем я благополучно выбросила сведения из головы, как и девяносто пять процентов всего, что слышала на уроках.
– Ночь массового убийства, – объяснил дед Анри. – Ее называют еще Парижской кровавой свадьбой.
Голос его звучал глухо, в глазах стояли печаль и непреодоленная боль.
– Резня случилась более пятидесяти лет назад, но я до сих пор помню каждую деталь. Убивали всю ночь напролет. Повсюду в море крови лежали мертвые, в городе не было ни одной самой маленькой улочки, не покрытой горами трупов. Они плавали в реке, лежали на площадях и мостах. Дети, женщины, старики – убийцы жалости не знали. Впоследствии по всей Франции прошли такие бойни. Жизни лишились тысячи и тысячи.
– А почему с людьми такое сделали? – спросила я в ужасе.
– Потому что они были гугенотами. Мало кто выжил в ту ночь. Я – один из них. Меня тяжело ранили в схватке, посчитали мертвым и оставили лежать среди остальных трупов. На следующий день я пришел в себя, но семьи моей уже не было в живых.
Теперь я вспомнила. Гугеноты были французскими протестантами и подверглись преследованию в своего рода религиозной войне, примерно так же, как в Германии, только во Франции их со временем полностью лишили прав и вытеснили из страны. Или убили, как в Варфоломеевскую ночь.
Бедный Анри! Меня накрыло волной нестерпимой жалости к нему. Что же сотворило с ним переселение из будущего в прошлое! Как можно было внушать ему такие ужасные воспоминания!
– Оставшихся власти пока еще терпят, – с горечью сказал Анри. – Но это весьма шаткое равновесие, которому в любую минуту может прийти конец. При Ришелье нашим живется все тяжелее. Придет такой день, когда всем нам, чтобы выжить, придется покинуть родину.
Его слова прозвучали как трагическое пророчество, и я вспомнила, что все действительно именно так и случится. Людовик XIV, наследник нынешнего короля, издаст закон, запрещающий гугенотам их протестантскую веру и, тем самым, окончательно вытеснит их из Франции.
Я могла бы сообщить Анри в утешение, что он этого точно уже не увидит, потому что закон выйдет только через несколько десятков лет. Но блокировка все равно не позволила бы, и я даже пытаться не стала. Вместо этого я улыбнулась ему в утешение и помахала вслед, когда он вышел из дома, чтобы вернуться к своему старому товарищу. Завернутую саблю, как и бутылку вина, он зажал под мышкой. Темное пальто развевалось по ветру у него за спиной, а трость цокала по булыжной мостовой.
Я собралась уже было отправиться на кухню, чтобы взять там себе что-нибудь на полночный перекус, как в дверь постучали. Я помчалась открывать, решив, что дед Анри снова что-то забыл и не может достать ключ из кармана, ведь руки у него заняты.
– Ты, – промямлила я. Кого-кого, а этого гостя я увидеть вовсе не ожидала. Сердце наполнилось одновременно радостью и ужасом.
– Я увидел, что ты еще не спишь, – сказал Себастьяно.
– Как ты мог это увидеть? – ошарашенно спросила я.
– Ты только что стояла у открытой двери и смотрела вслед старику, – напомнил он. – И я подумал, не пожелать ли тебе быстренько доброго вечера.
«Вечер» – это он явно загнул. Вообще-то было уже за полночь. Когда я незадолго до этого заходила в гостиную, напольные часы пробили двенадцать раз.
– Э-э-э… очень мило с твоей стороны. – Я лихорадочно соображала, что теперь делать. Он ни в коем случае не должен увидеть королеву! И уж никак не в обществе герцога. Тогда он получит именно те доказательства, которые так нужны кардиналу, чтобы очернить королеву в глазах короля. Не хватало еще, чтобы у герцога из-под рубашки свешивались бриллианты – тогда Себастьяно, сделав соответствующие выводы, доставит кардиналу недостающую информацию.
Прежде чем я успела что-то предпринять, Себастьяно прошел мимо меня в холл, с одобрением осматриваясь.
– А здесь шикарно. В высшей степени элегантно. Я и тогда уже заметил, на званом вечере. Человек со вкусом, этот герцог.
Я жутко перепугалась. Лишь через несколько секунд до меня дошло, что он говорит о другом герцоге – умершем супруге Мари.
– Да, – с трудом выдавила я. – С большим вкусом.
Он не спеша подошел к большой парадной лестнице, ведущей в галерею. Кончиками пальцев провел по дорогостоящей резьбе перил, рассматривая картины, развешанные вдоль ступеней.
– В этом дворце мог бы жить и сам король. – Повернувшись, он посмотрел прямо мне в лицо. – Или королева.
Он выследил ее! Видел ли он, как входил герцог? Он что, хочет застать их на месте преступления? Или его замечание – просто пробный шар, чтобы смутить меня?
Я пошла за ним, готовясь сделать все, чтобы не дать ему подняться наверх.
– Что ты затеял? – вырвалось у меня.
Вопросы в голове устроили чехарду, я не могла четко сформулировать ни одной мысли. Хотя бы потому, что Себастьяно опять был просто неотразим. Высокий и плечистый, в узких панталонах и приталенном бархатном камзоле, он выглядел как герой какого-нибудь захватывающего приключенческого романа. Белый воротник рубашки, смуглое бородатое лицо, неотразимые синие глаза – против его привлекательности я была бессильна. Да, он был шпионом и сражался на вражеской стороне, но я была в него безнадежно влюблена.
Что-то в моем взгляде, должно быть, передалось ему, я тут же ощутила, как между нами заискрило и воздух зарядился тем особым магнетизмом, что с самого начала притягивал нас друг к другу. На лице его, все это время абсолютно непроницаемом, внезапно отразилась какая-то внутренняя работа. В нем читались самые противоречивые движения души – сначала негодование и недоверие, затем что-то похожее на обреченность и, наконец, неприкрытое желание.
– Анна, – сказал он. Голос его звучал хрипло. – Черт меня побери, но сейчас я хочу только одного – целовать тебя.
– О, – ответила я слабым голосом. У меня дрожали колени.
Сказать что-то еще возможности не было. Он подхватил меня и с такой силой притянул к себе, что я повисла в воздухе. Его губы жадно впились в мои. Я стонала от наслаждения и таяла в его руках мягким, податливым воском. Вдохновенно отвечая на поцелуй, я полностью утратила способность соображать. И лишь когда до меня донесся еле различимый шорох, в самом отдаленном уголке сознания прозвенел тревожный звоночек. Королева и герцог! Если они попадутся Себастьяно на глаза, все пропало! Нужно было как-то увести его подальше от этого места.
– Давай пойдем… э-э-э… погуляем? – тяжело дыша, предложила я, когда мы оба прервали поцелуй, чтобы перевести дух.
– Нет.
– Или поедим? Давай посмотрим, не осталось ли чего на кухне. Я как раз туда и шла.
– Нет, – он поцеловал меня в ухо, прижавшись ко мне с недвусмысленными намерениями. – Мне бы хотелось другого.
О-о-о… именно этого хотелось и мне.
– Я могла бы показать тебе мою комнату, – выпалила я, не успев хорошенько подумать.
– Прекрасно, – сказал он.
Нет, я точно спятила! Через скрытую за драпировкой дверь он услышит в соседней комнате каждый звук. Идти ко мне было ни в коем случае нельзя. Но в следующую секунду меня осенило – можно привести его наверх, в комнатку на чердаке, где я спала в первую ночь! Она ведь на краю света. Нужно только отвлечь его там, пока королева с герцогом не покинут дом. Не останутся же они здесь навсегда.
– Хорошо, – глубоко вздохнув, сказала я. – Пошли.
Прихватив фонарь, я взяла его за руку и потянула за собой вверх по лестнице в надежде, что он не заметит дурацких лепестков, которые кое-где еще лежали на ступеньках. Наверху в галерее он остановился.
– Подожди, – велел он.
– Что случилось? – перепугалась я.
– А вот что, – он снова притянул меня в свои объятия и поцеловал, сгорая от желания.
Я изо всех сил боролась с собой, пытаясь сохранить последние крохи вменяемости, и меня хватило ровно на то, чтобы высвободиться и потащить его дальше, к лестнице, ведущей на чердак. Комната осталась в том виде, в каком я ее покинула, – кровать застелена, все аккуратно прибрано. Даже мой мешок с вещами все еще стоял здесь, ведь Мари запретила мне надевать убогие старые вещи, как она назвала одежду и обувь из реквизита Эсперанцы.
Себастьяно, выпустив мою руку, снял перевязь с оружием и повесил ее на спинку стула. Затем, расстегнув камзол, он приблизился ко мне, остановившись на расстоянии вытянутой руки. В свете маленького фонаря, что я взяла с собой наверх, он со своей темной бородой выглядел жутко привлекательно. Я судорожно сглотнула, потому что вдруг почувствовала себя так, будто стою в опасной близости от края скалы. Один неверный шаг, и полечу в бездонные глубины.
Он нежно погладил меня по щеке. Я ощутила тепло его кожи, до боли знакомые мозоли на пальцах.
– Анна, – тихо сказал он. – Ты этого действительно хочешь?
– Да, – прошептала я. И сделала единственный еще разделявший нас шаг, прямо в его объятия. «Наконец-то!» – только и успела подумать я, с этой минуты окончательно потеряв всякую связь с реальностью. Он крепко обнял меня, покрывая страстными поцелуями, и я полетела без оглядки. Но не в бездонные глубины, а во вселенную, полную сияющих звезд.
Все было просто чудесно, почти как в наш первый раз. Строго говоря, это и был первый раз, по крайней мере для Себастьяно. И этот факт меня сильно смущал. Мне не давало покоя, что он лег со мной в постель, хотя у него есть постоянная подруга. Правда, он не помнил о ее существовании, но она ведь есть. И то, что эта подруга – я сама, ничего не меняло, он-то об этом не подозревал, значит, вместо меня с тем же успехом в его объятиях могла оказаться любая другая. Во всяком случае, теоретически.
Прошло какое-то время, пока я заметила, насколько мои мысли сумбурны и нелогичны. И что, по сути, я ревную к самой себе, а это не только бессмысленно, но и глупо. А еще, хотя с ним было так прекрасно, меня до боли переполняла печаль. Я все-таки надеялась, что он меня вспомнит. Во время. Или хотя бы после. Но память к нему так и не вернулась. Он по-прежнему не знал, что мы уже давно знакомы.
Я лежала в его объятиях, а он задумчиво гладил мои волосы. Немного погодя он встал и подошел к окну. Небольшое слуховое окно комнатки выходило на Плас Рояль, оттуда хорошо просматривалась вся площадь. Вдоль фасадов на одинаковом расстоянии друг от друга стояли фонари, чтобы припозднившиеся обитатели без проблем могли добраться до своих домов. Площадь хорошо освещалась, и это говорило о том, что здесь живут только состоятельные люди.
Себастьяно неподвижно стоял у окна. Его обнаженное тело при свечах напоминало статую римского воина. Я не могла на него налюбоваться и поэтому не сразу заметила его напряженную позу. Он выглядел так, словно рассматривал что-то там внизу, на площади.
Я забеспокоилась, встала с кровати, обернувшись простыней, и выглянула из-за плеча Себастьяно. И вздрогнула от ужаса, потому что по площади шла королева! Я тут же поняла, что это она, хотя лицо, как и при ее появлении, скрывала густая вуаль. Она, то и дело украдкой оглядываясь по сторонам, спешила к ожидавшему ее портшезу. Спустя несколько секунд внизу у дома появился Джордж. Он держался на некотором расстоянии, но всем посвященным было ясно, кем эти двое приходились друг другу, – королева послала ему воздушный поцелуй, и он ответил ей тем же. Затем он исчез в аркадах, а королева поспешно села в портшез, который подняли и понесли прочь двое сильных слуг. После этого площадь опустела, словно ничего и не было. Но тот миг, когда королева и Джордж так необдуманно выразили свою любовь, в небытие не отправишь. И Себастьяно все прекрасно видел.
Он повернулся ко мне. Я даже не пыталась сделать вид, будто сцена на площади не имеет никакого значения. Под его непроницаемым взглядом мне стало ужасно скверно на душе, я сконфуженно опустила голову.
– Значит, вот почему ты привела меня к себе наверх, – сухо сказал он. – Чтобы отвлечь от того, что в это время происходило в доме. Исключительно расчетливо и хитроумно.
– Неправда! Я ничего не просчитывала. Во всяком случае, не все. Я только… я просто хотела быть с тобой! Правда хотела! – Я смотрела на него в совершенном отчаянии. Пытаясь спасти ситуацию, я решила с этой минуты говорить безоглядно откровенно.
– Постарайся ее понять! – заклинала я. – Король не сделает ее счастливой, и она его тоже. Ты ведь наверняка знаешь о его настоящих наклонностях, не так ли? Только не говори, что это не так! И почему тогда ей нужно отказывать в праве на любовь? Она же никому не делает зла! Она имеет право на любовь! У каждого есть такое право! – Чтобы доказать ему, что я играю в открытую, я настойчиво продолжала: – Кардинал хочет использовать эту историю в собственных целях. Чувства других его ни капли не интересуют. Для него самое главное – власть. Он же манипулирует людьми! И тобой тоже, Себастьяно! – Вышло опять «Себастьен». Это причинило мне боль, но я не позволила себе сбиться с мысли: – Только для того, чтобы ты понял, как он коварен: он убедит короля заставить королеву прийти на бал-маскарад в бриллиантах. Так он намерен опозорить ее!
– И что же в этом позорного?
– А то, что у нее больше нет колье.
Себастьяно сразу же сделал правильный вывод.
– Она отдала его Джорджу Вильеру как залог любви, да?
Звучало это с издевкой, и я не могла подавить в себе нехорошее чувство. Он все это время знал, кто любовник королевы, а от меня теперь узнал и то, что она подарила Джорджу колье. Если Себастьяно ранним утром помчится с этой информацией к кардиналу и заодно сразу же подкинет ему идею разоблачения, это будет исключительно моя заслуга. Разве что мне удастся убедить его, что он воюет не на той стороне. Если в мою задачу действительно входит уберечь королеву от злобных интриг кардинала, надо сделать так, чтобы Себастьяно превратился в д’Артаньяна. Для этого мне следует говорить ему только чистую правду.
– Тебе тоже нужно опасаться кардинала, – заявила я. – Он без зазрения совести обвинит и тебя, если это будет в его интересах.
– Как тебе пришла в голову такая абсурдная мысль?
– Не такая уж она и абсурдная. Если Ришелье обвинит влиятельного герцога в любовной связи с королевой, это вполне может привести к нежелательным дипломатическим осложнениям. Простой, но очень привлекательный мушкетер, напротив, куда лучше подойдет для такого обвинения. Тобой пожертвуют, как пешкой, особенно если найдутся нужные доказательства.
– О каких доказательствах ты говоришь?
– Мари позаботится о том, чтобы на место преступления подкинули твой носовой платок. Ты оставил его тут на днях.
Себастьяно тотчас все понял.
– Какой прелестный шантаж, – ледяным голосом сказал он. – Если он призван удержать меня от того, чтобы доложить кардиналу обо всем, что мне сегодня довелось узнать, то могла бы не стараться.
– Я и не думала тебя шантажировать! – Я смотрела на него с ужасом. – Просто хотела тебе доказать, что честна с тобой.
– А ты действительно честна? Насколько честна ты была, когда заманивала меня на тот мост? Где твои сообщники уже ждали меня?
– Но это… для твоей же пользы!
– Удар по голове для моей пользы? – В его голосе слышалась неприкрытая издевка.
– Но план был совершенно другим! Ты должен был вместе со мной… – я хотела сказать «вернуться в будущее», но блокировка этого не позволила. Слова просто не произносились. Я так и осталась стоять с открытым ртом. Очевидно, выглядела я законченной дурой. Впрочем, это было моей самой маленькой проблемой. В лице Себастьяно читалось столько гнева и презрения, что все во мне судорожно сжалось. Я хотела найти аргументы и все ему объяснить, но настоящую правду произнести не получалось. Ни о нашем общем прошлом. Ни о том, что он из двадцать первого века. И, к сожалению, ни слова о том, что мы друг друга любили и были парой.
Он молча одевался, а я не могла сдержать слез. Они потоками бежали по лицу и капали на руки, которыми я сжимала простыню, прикрывавшую тело. Слезы попали даже на ноги. Тихо рыдая, я опустилась на постель. Себастьяно, который обычно никогда не мог спокойно смотреть, как я плачу, и, как правило, при виде слез давал слабину, не проявлял никаких эмоций. Лицо его словно окаменело. Он надел ботфорты и пристегнул ремень с оружием.
– В одном тебе нужно отдать должное, – холодно сказал он. – Твой репертуар весьма внушителен. Женская привлекательность и сладкая улыбка, слезы и беспомощные взгляды – для достижения своих целей всем этим ты пользуешься мастерски.
Я хотела протестовать, но он продолжал говорить:
– Тебе только стоит подумать о том, что у этой монеты всегда две стороны.
Я вытерла лицо тыльной стороной ладони.
– Что ты хочешь сказать?
– Тебе наверняка известна пословица: не рой другому яму – сам в нее попадешь. – Он снисходительно покачал головой. – Такова ирония судьбы. Ты хотела поймать меня в свои сети и соблазнить, чтобы получить нужные тебе сведения. А я ту же тактику применяю к тебе. В чем, видимо, этой ночью преуспел гораздо больше, чем ты, ведь я знаю все, что хотел узнать. С этой точки зрения пока что я, кажется, выхожу из нашей маленькой схватки победителем.
Тактика. Схватка. Меня словно ногой в живот ударили. Наши встречи, каждая в отдельности, каждый поцелуй – все это он спланировал заранее. Как в какой-нибудь военной операции. Я для него была лишь работой, а дурачить меня – его служебными обязанностями. Даже вот только сейчас, когда я, лежа в его объятиях, думала, что от счастья разлечусь на тысячу мелких кусочков. А он, оказывается, обходил противника ловким маневром.
– Ну и подлец же ты! – Я вскочила, потрясенная и разгневанная, как еще никогда в жизни. Простыня соскользнула на пол, но я не обратила на это никакого внимания. В ярости я бросилась на него, колотя кулаками в грудь: – Исчезни! Вон отсюда!
Он, без труда поймав мои руки, крепко сжал их.
– Я и так собирался уходить. Но сначала дам тебе еще один добрый совет. Бойся заходить слишком далеко, малышка Анна. Иначе легко может случиться, что ты кончишь свои дни на виселице.
С этим словами он отпустил меня и вышел из комнаты. Дверь за ним тихо защелкнулась.