Часть третья

День четвертый

Этой ночью я спала беспокойно, и сны перемежались кошмарами. Я опять бежала по темным, в клочьях тумана, улочкам, преследуемая кем-то опасным. Я все мчалась и мчалась и тем не менее никак не могла уйти от тени у меня за спиной. Всего несколько шагов отделяли от меня преследователя, сейчас он меня схватит! Задыхаясь, я подскочила в кровати и, потирая зудящий затылок, в панике оглядела комнату. На маленькой консоли на стене горел ночник. Своей элегантностью спальня производила какое-то неестественное впечатление. Дорогая лакированная мебель в восточном стиле придавала ей вид красавицы, к которой и подойти-то страшно. В комнатке под крышей мне нравилось больше. Но это не имело никакого значения, ведь я провела здесь последнюю ночь.

В затылке все еще зудело, это был плохой знак. Помедлив, я откинула одеяло и встала. С бьющимся сердцем я сперва подошла к окну и подергала ставни. Они были плотно закрыты. Беззвучно ступая босыми ногами по зеркальному паркету, я подошла к двери и приоткрыла ее – очень медленно, потому что сердце колотилось как сумасшедшее и зуд все не проходил. Там, снаружи, что-то было. Или кто-то. Как бы то ни было, мне грозила опасность. Я вздрогнула, в глубине темного коридора мне почудились какие-то звуки. Медленно высунув голову в приотворенную дверь, я прислушалась. Но ничего не происходило. Звуки – если вообще они были – больше не повторялись. Я снова закрыла дверь и для надежности заперла ее на щеколду. Кто его знает. В доме Мари жил не один десяток людей: лакеи, служанки, камеристки, кухарки и слуги для грубой работы. Если среди них кто-то и замышлял недоброе, вполне могло оказаться, что я выясню это, когда будет уже слишком поздно. На зуд в затылке в этом смысле полагаться не стоило. При скрытой угрозе он проявлялся далеко не всегда, а при непосредственной опасности часто включался слишком поздно, когда времени на какие-то меры предосторожности уже не оставалось.

В любом случае сейчас он прекратился. Видимо, это действительно была реакция на сон с преследованием. Тем не менее снова заснуть я долго не могла.

* * *

Утром я, естественно, проснулась довольно поздно, позолоченные барочные часики на каминной полке показывали уже почти десять. Я лихорадочно стала собираться, чтобы выйти из дома. Предстояло еще много дел.

Мари и Анри в салоне пока не появлялись, поэтому, позавтракав на скорую руку в кухне, я сразу же ушла. Я надела одно из простых платьев, полученных от Эсперанцы, и мягкие кожаные туфли, в которых носиться по городу было гораздо удобнее, чем в шелковой обувке Мари. Дорогу я нашла без проблем, потому что за это время во всех направлениях уже знала какие-то точки, по которым могла ориентироваться. Серое каменное чудище – Бастилию. Тампль с возвышающимися над ним высокими башнями, который в Париже считали кварталом греха. Лувр и дворец Тюильри и, наконец, Сену и остров Сите с громадным собором.

Этим утром везде царило обычное оживление, весь город был на ногах. Его, казалось, прямо распирало от шумной деловитости. Я нигде не останавливалась, хотя иногда замедляла шаг. Например, когда проходила мимо женщины, которая у дверей своего дома ощипывала – еще живого! – гуся. Или рядом с мужчиной в железной маске, прикованным к позорному столбу.

Большинство улиц были грязными и заваленными отходами, но попадались и прекрасные уголки: где – цветущая живая изгородь из роз, где – волшебный колодец с мраморными стоками, а где – небольшой сад, похожий на парк.

Я пошла по мосту Нотр-Дам в надежде застать там Эсперанцу, но магазинчик масок был закрыт. Зато из парфюмерной лавки напротив на весь мост разносился масляный запах сирени. Батист, бывший муж Сесиль, стоя у откинутого прилавка, заметил меня, когда я проходила мимо. Сегодня на нем была канареечно-желтая бархатная жилетка, которая резко контрастировала со ставшим огненно-красным от смущения лицом. Сделав вид, будто его не заметила, я быстрым шагом прошла дальше.

На Рю Персе ставни комнаты Сесиль были еще закрыты, но дверь в дом стояла нараспашку, и старая консьержка, как и в прошлый раз сидевшая у входа на невысокой табуретке, впустила меня без всяких возражений. Мне пришлось долго стучать, выкрикивая свое имя, пока наконец раздалось глухое «заходи».

В квартире я тут же споткнулась о какой-то предмет на полу и едва успела ухватиться за основание кровати. Проникавший сквозь щели в ставнях свет не давал возможности как следует рассмотреть заваленную барахлом комнату. Моим глазам понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к такому освещению.

Сесиль села в кровати, заспанно щурясь.

– Чего тебе?

– Ах, я просто хотела… я хотела поблагодарить тебя за все.

Внезапно мне показалось, что еще раз прийти сюда – плохая идея. Было не похоже, что Сесиль обрадовалась. Я старалась не делать глубоких вдохов, потому что в комнате стоял дурманящий запах сирени. А потом я увидела, обо что споткнулась – о плетку, которая в прошлый раз висела на стене. Последний визит Батиста состоялся, видимо, не так давно. Это предположение подкреплялось тем, что на ночном столике рядом с кроватью Сесиль лежало несколько серебряных монет.

Сесиль проследила за моим взглядом, голос ее прозвучал неприветливо:

– Да, он сегодня утром опять приходил. И что? Что ты теперь сделаешь? Помчишься к Филиппу и все ему расскажешь?

– Конечно, нет! – заверила я. – Это исключительно твое личное дело!

Коротко и неглубоко вздохнув, я продолжила:

– Еще я хотела пожелать тебе удачи с новой пьесой. Ну, ты знаешь. Про автора и девочку. Ведь, может, это будет твой прорыв к успеху!

– Для этого история слишком скучна, – заявила она, отмахнувшись. – А теперь дай мне поспать, я устала.

Она снова улеглась и натянула на голову одеяло. Я определенно застала ее врасплох, она ведь никогда не была ранней пташкой. Я усиленно соображала, как лучше выйти из этой ситуации. Меня угнетала мысль, что это останется на веки вечные нашим последним разговором.

И тут пришла идея. Вытащив из мешочка на груди несколько золотых монет, я бесшумно добавила их к деньгам на ночном столике. На них она сможет прожить несколько месяцев, не будучи зависимой от поддержки Батиста. А там, глядишь, придет наконец и долгожданный успех в театре.

– Прощай, – тихо сказала я. – И большое спасибо за все.

В ответ послышалось только недовольное бормотание. Несколько раз судорожно сглотнув, я в конце концов протянула руку, чтобы через простыню осторожно погладить ее по лицу.

– Всего тебе хорошего!

Ответа по-прежнему не было. Но вдруг ее рука, незаметно высвободившись из-под одеяла, схватила мою, коротко пожала, а затем снова исчезла. Я тихонько вышла из комнаты. На улице, похожая на большую равнодушную ворону, на своей табуретке по-прежнему сидела старая консьержка.

– До свидания, – вежливо сказала я, проходя мимо нее, но она только молча смотрела в пространство.

У меня за спиной распахнулись ставни, и в окне появилась взлохмаченная голова Сесиль.

– Вот еще что, – сказала она, ладонью прикрывая глаза от яркого дневного света. – Не верь ему.

Я повернулась к ней, ошарашенная.

– Кому?

– Мушкетеру. Он ведет двойную игру.

– С чего ты взяла?

– Все мужчины так поступают.

– Только не он.

– Как бы не так! Особенно он. Он подчиняется приказам Ришелье. Безоговорочно. Просто помни об этом. Ты – всего лишь средство для достижения цели. Если не будешь с ним держать ухо востро, за твою жизнь никто гроша ломаного не даст.

С этими словами она снова захлопнула ставни. Я растерянно побрела в сторону Сены, сначала медленно, а потом все быстрее, не оглядываясь до самого моста Сен-Мишель.

* * *

– Прозвучало так, будто она что-то знает, – сказала я Гастону. – Ну, то есть о Ришелье и его планах. Или о Себастьяно. Мне еще вчера вечером так показалось, когда они с Филиппом шушукались. Ты когда-нибудь говорил с Сесиль на эту тему? Прежде всего о Себастьяно?

– Ерунда, – возразил Гастон с набитым ртом.

Он опять велел слуге принести из «Золотого петуха» те маленькие паштеты, что месье Мирабо готовил для него собственноручно.

– Может, ты говорил об этом с Филиппом, а он потом с ней, – рассуждала я.

Слова Сесиль не шли у меня из головы. Она говорила так… убежденно, и это меня мучило. Я не сомневалась в правдивости ее рассказов о низостях Ришелье, но чтобы Себастьяно использовал меня для темных целей кардинала – это не могло быть правдой ни за что и никогда. Его влекло ко мне, поэтому он и встречался со мной, и ни по какой другой причине! И все-таки очень хотелось бы знать, почему Сесиль так настоятельно предостерегала меня от Себастьяно. Но Гастон лишь отмахнулся, когда я его об этом спросила.

– Это совершенно не важно. Все равно завтра вы оба уже вернетесь в ваше время, и вам не нужно будет ломать голову, что за интриги плетет здесь кардинал. Ах да, кстати – я-то уже знаю. Провел небольшое расследование. – Довольный собой, он откинулся на спинку стула, скрестив облаченные в дорогие чулки ноги. – Кардинал собирается при всех раздеть королеву, и для этого не побрезгует никакими средствами.

– Что значит – раздеть? – с сомнением спросила я. – Он хочет… э-э-э-м… увидеть ее голой?

Гастон непонимающе наморщил лоб.

– Нет, он хочет предать огласке ее преступные действия. Ведь это и значит «раздеть», не так ли?

– А, ты хочешь сказать «разоблачить».

– А это разве не то же самое? Ну, не важно, в любом случае кардинал собирается с королевой так поступить, – Гастон победительно проткнул пальцем воздух. – Потому что ему известен ее секрет деликатного свойства! У нее тайная любовная связь!

Я посмотрела на него, совершенно потрясенная.

– Она изменяет? А король в курсе?

– Ну откуда, овечка ты этакая? Если бы он знал, это уже не было бы тайной. Нет, она делает все, чтобы об этой Amour fou никто не проведал. Но некоторые посвященные, которым она доверяет, разумеется, знают. Например, ее лучшая подруга, герцогиня де Шеврез.

– О господи, – сокрушенно пробормотала я.

Так вот что Себастьяно должен разнюхать для кардинала! И Мари беспокоилась, что, возможно, ему это уже удалось.

Тут я вспомнила о романе, который пролистывала перед отправлением. «Три мушкетера». В этой истории у королевы тоже была связь с человеком, которого она любила больше жизни, – с одним английским дворянином. А храбрый мушкетер д’Артаньян должен был помогать ей, спасая от предателя-кардинала, чтобы король ничего не узнал. Все совершенно так, как и в книге! Может, она и правда написана по реальным событиям!

Внезапно я пришла к убеждению, что задачей Себастьяно действительно было помочь королеве. И только загадочная потеря памяти заставляла его вместо этого шпионить в пользу кардинала. Должно быть, кто-то специально воздействовал на него, чтобы он перепутал стороны.

Гастон смеялся до упаду, когда я изложила ему свои умозаключения.

– Ха-ха-ха, ну надо же! Д’Артаньян? А где же тогда Портос и Арамис? И там ведь, кажется, был еще один? Как же его звали? А, ну да. Атос, – он хихикнул. – А ты тогда кто будешь? Уж не та ли крошка-камеристка, влюбленная в д’Артаньяна? Или нет, скорее роковая Миледи, которая всем рулит, оставаясь в тени? Ах, нет, не получается, она же на стороне кардинала.

Гастон, усмехаясь, покачал головой.

– Нет, право, Анна, богатая же у тебя фантазия.

Но я не унималась.

– И все-таки что-то в этом есть! Разве ты не видишь сходства?

– Совпадение, Анна. Чистое совпадение.

– А если все же я права? Тогда ведь надо что-то предпринять?

– Давай ты не будешь этим озадачиваться, – покровительственно сказал Гастон. – Если в ходе событий действительно нужно что-то поправить, я займусь этим лично. В конце концов, это моя работа, за эту эпоху отвечаю я.

– Если бы это была твоя работа, они, наверное, не стали бы посылать сюда Себастьяно, разве не так?

– Я же уже говорил: я был в отпуске.

– Но ведь не все же время!

Гастон выглядел слегка обиженным.

– Eh bien, может быть, они послали сюда твоего друга, как своего рода пожарную команду. Но все это только предположения. Мы же вообще не знаем, о каком задании идет речь. Во всяком случае, мне никто ничего не говорил.

Казалось, ему пришла в голову новая идея.

– Очень может быть, что это просто конкурентная борьба между Старейшинами. Ты же знаешь, какими они бывают. С некоторыми из них супа не сваришь.

– Каши, – машинально поправила я. – Правильно говорить: каши не сваришь.

– Спасибо! Век живи – век учись. Я всегда считал, что ты просто золото, – на десерт запихав в рот конфету, Гастон стал с наслаждением жевать ее.

– Попробуй, – сказал он. – Невозможно вкусно!

Я молча покачала головой. Мысль о том, что Старейшины – кто бы они ни были – могут в этом деле работать друг против друга, отбила у меня всякий аппетит. Я еще слишком хорошо помнила Якопо, Старейшину из Венеции, который, чтобы изменить ход времени по-своему, не чурался использовать самых отъявленных преступников.

– Скажи-ка, а что вообще за человек тот Старейшина, с которым ты здесь работаешь? – спросила я.

– Тебе не стоит волноваться, – отбил мою атаку Гастон. – Мужик надежен, как швейцарские часы. Можно так сказать?

Я молча кивнула, а Гастон, отправив в рот очередное пралине, одобрительно зачмокал.

– М-м-м, как это прекрасно! С марципаном. Может, возьмешь штучку? – И тут же с сожалением покачал головой. – Ой, прости! Это последняя.

– Я все равно не хочу. Ты собирался мне что-то рассказать о твоем здешнем начальнике.

– Как я уже сказал, я абсолютно доверяю ему. В отличие от того странного одноглазого Старейшины из Венеции – как там его?

– Хосе.

– Точно. Вот за него я бы голову на отсечение не дал.

– Но ты же Хосе совсем не знаешь.

– Тоже верно. Но как бы то ни было, на здешнего Старика можно положиться, и могу гарантировать на сто процентов, что сегодня вечером он будет на мосту и откроет для вас портал. Тебе надо позаботиться только о том, чтобы Себастьяно туда пришел. На какое время мне рассчитывать?

– Себастьяно зайдет за мной, как только взойдет луна. Хотя я понятия не имею, во сколько точно.

Гастон был осведомлен лучше меня.

– Разумеется, вскоре после захода солнца, при полнолунии так всегда. Мы в любом случае будем готовы заранее. Смотри, чтобы нам не пришлось торчать там целую вечность.

– Я постараюсь. Ах да, вот еще что. Он очень недоверчив. Если вы все время будете стоять на мосту, это может выглядеть как засада. Он о чем-то таком упоминал, а, как тебе известно, со шпагой он управляется превосходно. То есть будет лучше, если вы сможете организовать как-нибудь… так, чтобы не возникло никаких подозрений, пока все не произойдет.

– Не беспокойся, мы будем ждать где-нибудь в незаметном месте на левом берегу. Отвлеки его, когда вы окажетесь на середине моста. И пока он поймет, что происходит, все уже будет позади.

Я кивнула.

– Договорились.

Душу терзал еще один вопрос, уже давно меня занимавший.

– А кто гарантирует, что мы с Себастьяно действительно окажемся в будущем в одно время и в одном месте? Когда возвращаешься в полнолуние, попадаешь точно в тот момент, откуда отправлялся. Но ведь мы перемещались в прошлое в разные дни!

Я с ужасом представила себе, что его может выбросить в одной точке отправления, а меня в другой. И после этого мы, возможно, никогда больше не найдем друг друга, потому что этому будут препятствовать какие-нибудь странные, мне до сих пор неизвестные законы перемещения во времени.

– Об этом можешь не волноваться, – успокоил меня Гастон. – Такие ситуации у нас возникали довольно часто. Вы абсолютно точно возвратитесь вместе, это можно устроить.

– Это правда? – уточнила я. – Я могу на тебя положиться?

– Стопроцентно. Все будет хорошо.

Я облегченно вздохнула. Теперь мы обсудили действительно все.

* * *

Расставшись с Гастоном, я отправилась прощаться с Филиппом. Но его не было дома, как сообщил пожилой господин, открывший дверь на мой стук. В нем легко узнавался отец Филиппа, потому что они были очень похожи.

– Не могли бы вы ему от меня кое-что передать? – попросила я.

– Конечно, – он дружелюбно рассматривал меня. – И какое же послание я должен передать?

– Что я очень благодарна ему за все, что он для меня сделал.

– И кто же его благодарит?

– Анна. Меня зовут Анна.

– Я все ему передам, дитя мое.

За его спиной в открытую дверь я увидела портняжную мастерскую. Большой стол для раскроя, в глубине – полки, полные тканей в рулонах, несколько деревянных манекенов, а на стене много больших эскизов модной одежды. Я узнала платье на одном из них – Сесиль надела его на прием у маркизы де Рамбуйе. Очевидно, Филипп был не только ее большим поклонником, но и личным кутюрье.

С тяжелым сердцем я двинулась дальше. Будут ли эти оба когда-нибудь вместе? Для этого, видимо, нужно, чтобы Сесиль оставила тайные игры со своим бывшим, а для этого, в свою очередь, требовалось, чтобы ей стали регулярно поступать деньги из какого-то другого источника. Я искренне желала ей, чтобы это удалось, потому что они с Филиппом достойны всяческого счастья. За такой короткий срок я очень привязалась к ним. И мучительно было думать, что завтра я окажусь уже очень далеко, а они к этому времени уже несколько сотен лет как умрут и рассыплются в прах.

– Ты слишком много об этом думаешь, – сказал мне как-то Себастьяно. – Тебе нужно научиться такие вещи не замечать.

Я много раз пыталась, но это стоило мне больших усилий. Иногда я использовала одну уловку: представляла себе, что прошлое и будущее существуют подобно параллельным мирам и отделены друг от друга только порталами. Это помогало. По крайней мере иногда, и теперь тоже.

Но, когда я наконец вернулась во дворец де Шеврез и встретила в гостиной Мари, у меня опять комок к горлу подступил. Насколько хватало сил, я старалась не подавать виду и чудесно провела с ней день. Мы поиграли в карты, вместе пообедали, примерили новые платья и съездили в карете в одну шикарную ювелирную лавку, так как она хотела что-то там заказать. Когда мы вернулись, к нам присоединился дед Анри. Мы поужинали, обсуждая званый вечер у короля, что должен был состояться в Лувре на следующей неделе, – большой бал-маскарад, куда съедутся все обладатели чинов и громких фамилий, сливки парижского общества.

– Это станет событием года! – сияя глазами, сказала Мари. – В Лувре все балы незабываемы! Ты будешь в восторге, Анна!

Я предпочла умолчать о том, что, к сожалению, не смогу поехать на этот бал, и сделала вид, будто уже сейчас радуюсь как сумасшедшая.

Вскоре после этого дед Анри, устав, удалился в свои покои. Я особенно сердечно пожелала ему спокойной ночи, – еще больше чувств проявлять было нельзя, это могло показаться подозрительным, – и еще на какое-то время осталась в гостиной с Мари. Она листала книгу, которую принесла из своей богатой библиотеки. Больше всего она любила путевые заметки, они ее особенно увлекали. Она поделилась со мной, что далеко не всеми авторами довольна. Некоторые сильно преувеличивают факты в своих фантазиях, сказала она. Или на много страниц растягивают всякую скучную ерунду, и, читая, приходится прилагать усилия, чтобы не заснуть.

Когда я спонтанно предложила ей взять и написать книгу самой, она посмотрела на меня с недоумением, но потом задумчиво кивнула.

– Интересное предложение, – сказала она. – Действительно стоит подумать! Например, я могу себе представить, что пишу о дамской моде. Возможно, я могла бы издавать журнал. Насколько мне известно, на эту тему еще ничего не издают.

Наш последний совместный вечер быстро подошел к концу, потому что мне еще нужно было переодеться для предстоящего свидания с Себастьяно. Мари, легко, но, пожалуй, немного озабоченно кивнув, приняла к сведению, что сегодня я снова отправляюсь с ним на прогулку.

– Если ты уверена, что поступаешь правильно, значит, встречайся с ним, – сказала она.

Поборовшись с собой, я набрала воздуха в легкие.

– Мари, мне нужно тебе кое-что сказать. Я думаю, кардинал близок к тому, чтобы раскрыть тайну королевы.

Мари вздохнула.

– Я знаю, Анна.

– Возможно, было бы лучше, если бы королева… Ну, то есть если бы она просто больше не… – я запнулась в смущении.

Мари снова вздохнула.

– Любовь часто сильнее разума, Анна. Она слепа и не видит опасности.

Она невозмутимо произнесла истинную правду. И это правило распространялось не только на королев. В тот момент я терзалась беспокойной мыслью, что оно касалось и меня. Глубоко в душе я подозревала, что Сесиль права. Себастьяно вел двойную игру. Он – верный слуга кардинала и встречается со мной сегодня прежде всего для того, чтобы выяснить правду. О странных посланиях, что передавал ему Гастон. О моей роли в этой истории. И о моих отношениях с Мари, которая, в свою очередь, была лучшей подругой королевы и помогала ей скрывать какую-то темную тайну. Скорее всего, я просто самозабвенно врала себе, воображая, будто он договорился о встрече со мной, потому что им руководило все еще влюбленное в меня подсознание. Но душа моя сопротивлялась этим логическим выводам. «Ну и что из того»? – думала я. Завтра все это никого не будет интересовать. Мы уже будем в нашей эпохе, к Себастьяно вернется память, и все снова будет хорошо.

В гостиной пробили большие напольные часы. Восемь, пора.

– Мне нужно идти, – жалобно сказала я.

– Иди, дитя мое.

– Я… хорошего тебе вечера.

На глаза навернулись слезы. Мне очень хотелось обнять Мари на прощание. Или сказать какие-нибудь пророческие слова, типа: «Перед тобой великое, лучезарное будущее!» Но это прозвучало бы довольно глупо. И я, так ничего и не сказав, только улыбнулась ей печальной улыбкой.

– Ну, иди уже, а то опоздаешь, – сказала она.

Судорожно кивнув, я поднялась с дивана. Мари снова углубилась в книгу, а я поспешила к себе в комнату, чтобы собраться. Я надела одно из платьев от Эсперанцы. Элегантные наряды Мари я аккуратно сложила, они мне больше не пригодятся.

Время от времени я посматривала в окно на небо. Наконец над крышами поднялся матовый, серебристый диск луны. Я увидела, как, приблизившись к дому, у двери остановилась фигура с фонарем, в котором горела свеча. Это был Себастьяно. Подняв голову, он посмотрел на меня. С бьющимся сердцем я помчалась вниз по лестнице.

* * *

– Добрый вечер, Анна, – сказал он.

В ответ я только кивнула. Время пришло. От сильного волнения я не могла вымолвить ни слова. Он подал мне руку, чтобы я оперлась на нее, что я без промедления и сделала. К разговорам мы оба были не расположены. Мы молча брели по вечерним улицам в сторону Сены. Кое-где на углах домов горели факелы, иногда попадались светящиеся окна, но большинство улиц лежало во мраке. На фоне освещенного луной неба выделялись только вздымавшиеся ввысь башни церквей и размытые линии крыш. Над нами мигали звезды, но свет их был далеким и холодным. Особенной романтики не ощущалось, я сильно нервничала.

Дневной шум затих, город спал. На улицах почти никого не было. Один раз нам встретились трое пьяных, мы пропустили их, быстро отступив в сторону. Но один из них все-таки остановился, помахивая фонарем у моего лица. «Какой тут у нас соблазнительный птенчик?» – заплетающимся языком пролопотал он.

Себастьяно стал вынимать шпагу из ножен, раздался угрожающий металлический скрежет.

– Ладно-ладно, – пробормотал пьянчуга и, шатаясь, отправился догонять остальных.

Похолодало, меня слегка познабливало.

– Тебе холодно? – спросил Себастьяно. Это были первые слова, которые он произнес после приветствия.

– Немножко, – ответила я.

Он остановился и, сняв плащ, набросил его мне на плечи. Тяжелая шерстяная материя пахла Себастьяно. Я поглубже закуталась в плащ, еще хранивший его тепло.

– Лучше? – поинтересовался он.

– Намного. Большое спасибо.

Мы пошли дальше, и он обнял меня за плечи, отчего сердце тотчас же пустилось вскачь. Так чудесно было идти с ним рядом. Я упорно гнала от себя мысль, что он действует по расчету.

Чем ближе мы подходили к реке, тем сильнее становились запахи. Воняло дубильными веществами и тухлыми отбросами. Перед нами, всеми оставленный, раскинулся мост Понт-о-Шанж. Вдоль берега были пришвартованы суденышки, колеблющиеся тени в тихо бормочущей воде. С другого берега Сены не более чем точками, мерцающими в ночи, доходил свет отдельных факелов и фонарей.

– Ну, вот и мост, – сказал Себастьяно. – Теперь пройдем по нему и посмотрим, есть ли в нем что-нибудь магическое.

Я по-прежнему только молча кивнула, едва дыша, ведь до нашего возвращения оставались считаные минуты. Мы медленно пошли по мосту. Себастьяно держал фонарь, освещая нам дорогу. На середине моста к перилам был прикреплен крест. Там я остановилась, как мы условились с Гастоном.

– Ой, смотри-ка, крест! – воскликнула я, словно это было что-то совершенно необычное.

– Ну да, поклонный крест, – объяснил Себастьяно. – Такие есть почти на всех мостах. – Он огляделся. – Полнолуние. Только вот магия что-то задерживается.

Тут срочно требовалась импровизация.

– Себастьяно, – начала я (получилось опять на французский манер Себастьен, но уже в самый последний раз). – Думаю, ты можешь забрать плащ. Мне уже совсем не холодно, – сняв плащ, я набросила его на Себастьяно. При этом я встала так, чтобы ему пришлось повернуться ко мне и он не мог видеть, что делается у него за спиной.

– Анна, – сказал Себастьяно. Поставив фонарь на перила моста у меня за спиной, он нежно погладил меня по щеке. Его губы приблизились к моим. – Я должен тебе кое в чем признаться.

– Да? Ну тогда… признавайся, – я уже начала таять от его прикосновения, но время к этому явно не располагало. Поэтому я постаралась придать лицу обычное выражение. С другой стороны моста в нашу сторону двигались две одетые в темное фигуры. Обувь у них была словно без подметок, потому что шли они совершенно беззвучно.

– Только ты не должна меня возненавидеть, – сказал Себастьяно.

О чем это он? Такое начало как-то не вязалось с признанием, которого я ждала. Меня охватила паника, но времени разбираться уже не оставалось. Те двое были совсем близко. Чтобы Себастьяно наверняка ничего не заметил, я сделала то, что напрашивалось само собой. В эту минуту мне было абсолютно наплевать, что он обо мне подумает. Обвив руками его шею, я поцеловала его. Он чуть помедлил, действительно лишь долю секунды, а затем обнял меня так крепко, что мне стало трудно дышать. Казалось, его самообладание держалось на тонкой шелковой ниточке, которая теперь вдруг оборвалась. Я парила в облаках, тело вмиг стало удивительно невесомым. Несмотря на ночную прохладу, мне было жарко, в ушах звенело – вот это поцелуй! Видимо, Себастьяно чувствовал то же самое, потому что сжимал меня в объятиях все сильнее.

Будучи на вершине блаженства, я лишь краем сознания могла думать о том, что сейчас откроется портал и перенесет нас в будущее. Но перед этим, по логике, что-то должно было случиться, иначе все было бы слишком уж прекрасно. За спиной у Себастьяно раздался какой-то треск, наверное, расшаталась одна из досок в настиле моста. Молниеносно отпустив меня, он обернулся.

– Что, чер…

Больше он ничего сказать не успел. Тупой удар по голове заставил его замолчать. Я вскрикнула. Себастьяно закачался и рухнул. За ним с дубинкой стоял Гастон.

– Прости, – сказал он.

Застонав от боли, Себастьяно повернулся на бок. В страхе я опустилась рядом с ним и осторожно положила его голову себе на колени.

– Ты его сильно ударил? – Все еще в глубоком потрясении, я не отрываясь смотрела на Гастона. – Зачем ты это сделал?

Он лишь с сожалением пожал плечами:

– Эта длинная, острая шпага, знаешь ли… К чему рисковать!

Себастьяно со стоном попытался подняться на ноги, но запутался в плаще.

– Быстрее! – обратился Гастон к силуэту позади него. Видимо, это был Старейшина – клошар из будущего. Кроме широкополой, глубоко надвинутой на лицо шляпы и широкого плаща, ничего было не видно. Вытянув руку, он коснулся перил, и в месте касания возникло свечение. Во все стороны разбежались золотые лучи. Разрезая темноту, они сплетались между собой. Весь мост засиял изнутри, словно сделанный из чистого золота, – сверкающая дуга, соединявшая прошлое с будущим.

– Что это? – воскликнул Себастьяно. В его голосе слышался ужас. Все вокруг задрожало, ледяной холод объял мою душу. Я склонилась вплотную к Себастьяно, крепко обвив его обеими руками.

– Не бойся, все будет хорошо! – прошептала я ему, хотя сама в момент перехода была чуть жива от страха. Затем сверкнула молния, следом прогремел взрыв, погасивший все вокруг, и я погрузилась в небытие.

* * *

Придя в себя, я сразу же поняла, что ничего не вышло. Я лежала, вытянувшись во весь рост, на каких-то острых обломках.

– Себастьяно? – испуганно позвала я.

Никакого ответа, даже стонов не слышалось. В панике я поднялась, а когда увидела, где очутилась, приглушенно вскрикнула. Было не темно, но и не совсем светло. Меня окутывали матовые сумерки. Я находилась посреди каких-то развалин. Обломки стен многочисленных разрушенных домов покрывала смесь пыли и копоти. Вдали возвышалась обуглившаяся башня какого-то собора. Перед ней на развороченной булыжной мостовой распростерся темный силуэт, но лишь когда ветер немного развеял дым, я увидела, что это мертвый человек. Священник в сутане. Сдавленно вскрикнув, я пошла прочь, в отчаянии оглядываясь по сторонам.

– Себастьяно! – позвала я. – Себастьяно!

Я продолжала выкрикивать его имя, но видела вокруг лишь призрачные, оставленные людьми руины. Огромные, зазубренные дыры зияли в стенах разрушенных домов, от которых остались только груды развалин. Среди них обнаруживались уцелевшие фрагменты мирной жизни – потрепанные книги, наполовину сгоревший диван, погнутый велосипед, помятая машина, раздавленная кукольная коляска. На одном углу виднелся почти полностью сохранившийся кухонный гарнитур с холодильником, на который были налеплены семейные фотографии и яркие снимки детей. За кухней лежали еще три мертвых тела – семья, изображенная на фотографиях. Спотыкаясь от рыданий, я брела дальше вдоль этих бесконечных развалин. В затуманенном мозгу постепенно возникало понимание того, что произошло: я попала в хоррор из зеркала Эсперанцы, в альтернативное будущее, где была лишь война, смерть и разрушение. Так вот каким стал бы Париж, если бы в 1625 году никто из Стражей времени не вмешался и что-то там не предотвратил, что бы это ни было.

Спустя какое-то время, показавшееся мне вечностью, началась стрельба. Вокруг грохотало и гремело. Прямо передо мной в землю с ревом вгрызались снаряды, обдавая меня фонтанами пыли и каменной крошки. Мимо ушей просвистывали осколки кирпича и щебенки. Я, упав на колени, вжалась в стену какого-то дома и обхватила голову руками, пытаясь защититься от них. Когда выстрелы наконец прекратились, я услышала мужские голоса.

– Она прячется где-то здесь, готов поспорить на мое денежное довольствие!

– А когда ты его в последний раз получал, это довольствие? Несколько лет тому назад. И кроме того, это всего лишь кошка тут орала.

– Ты бы лучше заткнулся и повнимательней смотрел, куда идешь, иначе мы нарвемся на очередную засаду. Очаги сопротивления здесь на каждом шагу.

– Нет здесь больше ни души. Последних мы вчера застукали. Смотри, вон лежат.

– Я же велел тебе заткнуться. Иначе вообще ничего не слышно. Кто-то здесь точно есть. Я только что заметил какое-то движение, и на кошку это не похоже.

Голоса все приближались. Я невольно еще плотнее вжалась в стену. Из-под моей ноги скользнул в сторону камень. Не услышать этот звук было невозможно.

– Это там! Там, за стеной!

Шаги раздались совсем близко, клацнул затвор, звук, знакомый мне по бесчисленным фильмам. А потом прогремели выстрелы. Они пробили кирпичную кладку рядом со мной, наполнив воздух облаком мельчайших осколков. Я распласталась по земле.

– Ты ведешь себя как полный идиот. И все из-за какой-то кошки.

– Если и так, то мертвой кошки. Ненавижу этих тварей.

КОШКА… Выход есть!

Маску мне даже не нужно было надевать, достаточно было того, что она у меня с собой. В мешочке, по-прежнему висящем на шее. Крепко зажмурившись, я судорожно сжала его в руках. Под мягкой кожей ощущались контуры монет и шуршащая, затвердевшая по краям ткань маски.

– Отправь меня к Себастьяно, – громко сказала я. – Немедленно!

– Черта с два это кошка! – проревел наемник.

Из мешочка у меня на груди пробился мерцающий свет. Автоматная очередь продырявила стену над моей головой. Взметнувшаяся цементная пыль заставила меня закашляться. В то время как облако пыли становилось все светлее, пропитываясь ослепительным светом из мешочка, я слышала брань наемников. Снова прозвучали выстрелы, вокруг все задрожало, мерцание превратилось в сверкание, и мир с оглушительным грохотом взорвался.