Часть четвертая
ветвь третья

؂

Я решил сесть к нахалу. Потому что нахалы удачливы, а удача сегодня мне была очень нужна.

– На Малую Дмитровку. Пятьсот. Без торговли.

– Хрен с тобой. Грузись. – Но едва мы отъехали, водила объявил: – Компания «Бомбила лимитед» предоставляет дополнительную услугу по желанию клиента. Предсказываю судьбу по руке. Пассажир накидывает две сотни и получает прогноз на будущее.

– Отстань, а? – сказал я.

– Не жидись. Ехать будет веселее. – Парень ловко обошел автобус, увернулся от встречного грузовика и засмеялся, когда его злобно обдудели. – Я между прочим, не туфту гоню. Учился. Просто покажь ладоху, я введу данные во внутренний компьютер, – он постукал себя по лбу, – и к моменту высадки пассажира результат будет готов.

Кажется, я совершил ошибку. Надо было садиться к молчаливому кавказцу.

– Окей. Но одно условие. Твой компьютер работает молча.

– Ноу проблем.

Водила изобразил, что зашивает себе губы ниткой. Я сунул ему под нос ладонь. С полминуты разглядывал мою руку.

– Ты за дорогой-то следи!

– У меня локаторы. Как у летучей мыши… Солидная вещь, – одобрил болтун мою ладонь. – Впечатляют мозоли на ребре. Каратист?

– Мы же договорились – едем молча.

Он вздохнул.

– Тогда не две сотни, а три. За стресс. Ладно, данные введены и обрабатываются.

Мы выехали на Рязанку и сразу встали. Время было двенадцатый час, машин – прорва. Я еще и поэтому не стал обзаводиться колесами, когда поселился в спальном Выхине. На метро быстрей. Но сейчас торопиться было особенно некуда. Пару часов назад я позвонил Полухину, попросил его выяснить всё что можно про Громова и «Подготовительные курсы» на Малой Дмитровке. Сказал, пока не хочу морочить голову подробностями, потому что скорее всего это пустышка, но может оказаться и след. Все вопросы – потом.

Полухин позвонил, когда мы подползали к Марксистской. Я сразу понял – он с уловом. Потому что начал он с расспросов: почему я заинтересовался Громовым, что связывает Громова с убитой и всякое такое. Я ответил только на последний вопрос: «Где ты?»

– Снял тачку. Еду к тебе. Всё расскажу. Сейчас не могу. Могу только слушать. Выкладывай. Сэкономим время.

– Не хочешь при водиле? Понял… Значит, так. Я тебе долго не звонил, потому что ларчик оказался с секретом. Громов – военный пенсионер, подполковник. Три года в отставке. Но для отставника живет шикарно. Квартирка на Пречистенке, загородный дом, ездит на «порше». Ребята из налоговой полиции кинули справку: Громов этот за пару лет получил в дарственную шесть объектов недвижимости. И все продал. Интересная хрень?

– Очень. – Я покосился на шофера. Неохота было при постороннем задавать уточняющие вопросы. – А что за служба была? Ну, у этого?

Вспомнилось, как Громов говорил, что в прежней своей жизни не раз находился у порога смерти.

– Вопрос в точку! – Полухин понизил голос. – Я чего так долго провозился-то… В открытом доступе сведений почти ноль. Написано «служба в горячих точках», правительственные награды – и больше ничего. Так бывает, когда человек был под секретностью, в спецподразделениях. Но ты знаешь, у меня везде контакты, за это и начальство ценит. Позвонил ребятам не скажу откуда, попросил по-хорошему…

Он умолк.

– Ну?

– Короче, Громов – точно наш клиент. Невойсковые операции против боевиков и террористов. Навыки контрдиверсионной деятельности. Спецсредства, все дела, понял?

– Понял.

Мне сделалось хорошо и спокойно. Я всё ехал и со страхом прислушивался к себе – не начнет ли подкрадываться боль? Голова работала четко, руки не дрожали. Капли Льва Львовича помогли, а сулажин вроде бы все равно действовал. Продержаться бы еще чуть-чуть. Я на финишной прямой.

– Ты хоть намекни, наводку дай, – попросил Полухин. – На чем ты этого Громова зацепил?

– Сейчас не могу. Приеду – всё объясню. Главное – ничего сейчас не предпринимай. Можешь напортить.

– Я хотел ребят послать к Громову на квартиру и на курсы эти.

– Мать твою, Полухин! – зашипел я. – Ты можешь потерпеть до моего приезда? Говорю тебе, всё испортишь!

– Ясно. Что ничего не ясно.

Он обиженно засопел. Ход его мыслей был мне понятен.

– Если ты думаешь, что я хочу у тебя из-под носа раскрытие увести и на себя записать, ты кретин, – сказал я, наплевав на водилу. Пускай думает, что хочет. – Прикинь, Полухин, на кой мне в моем положении эти гребаные лавры? Слово даю: приеду – сразу к тебе.

– …Ладно, жду.

Вот и жди, подумал я.

– С бабой что-нибудь выяснил?

– С Каратаевой так… – Было слышно, как он зашелестел блокнотом. – Нигде не работала. Полгода назад развелась. Продала большую квартиру на Патриарших, купила студио в том же районе.

– Близкие родственники? Наследники?

– Никого.

Больше мне от Полухина ничего не требовалось.

– Всё, не могу больше говорить.

И разъединился.

У водителя глаза так и горели. На дорогу он теперь вообще не смотрел. Надо было от него отрываться. И вообще торопиться. Марксистская стояла вмертвую. На метро до Малой Дмитровки я доберусь вдвое быстрее.

– Всё, шеф. Соскакиваю. Держи свои пятьсот.

– А за гадание? Компьютер работал, я по-честному молчал. Гони триста и слушай прогноз.

– Некогда. Нá триста. Счастливо.

Он крикнул, когда я уже вылезал:

– Погоди секунду! Я коротко! Самое главное! Всё у тебя будет нормально. Планы исполнятся. Жить будешь долго.

– Ага. Так я и думал.

Если б я не знал о том, что Громов – спец по контрдиверсионной деятельности (а это все равно что по диверсионной), от нетерпения мог бы совершить непростительную ошибку. Попер бы напролом, не ожидая серьезного сопротивления. И скорее всего нарвался бы. Но кто предупрежден, тот вооружен.

Я припомнил упругую скупость движений Громова, уверенный блеск глаз, поджарость фигуры. Это всё приметы человека, который знает свою силу. Я тоже знаю свою силу. И у меня есть важное преимущество: Громов меня не ждет. Во всяком случае, так быстро.

«Порше» во дворе не было. Плохо. Но когда я позвонил в дверь, мне ответили. Ассистент был на месте.

– Это я, Зайцев, – сказал я. – Откройте, пожалуйста.

Если бы ассистент хоть секунду промедлил, это означало бы, что мое появление его насторожило и что он скорее всего соучастник. На этот случай я приготовился вышибить дверь. Она была обычная, неармированная и к тому же распахивалась внутрь. Но ассистент сказал «Здравствуйте», и сезам открылся. Удивления в голосе не прозвучало. Должно быть, чокнутые громовские пациенты нередко являются сюда в неурочное время.

Бритый ждал меня внизу лестницы.

– Учителя нет, он обычно приезжает к пяти. Но я могу вас с ним связать. Вчера вы ушли не попрощавшись, и он не успел дать вам номер своего теле…

Я нанес короткий удар. Завернул скрючившемуся ассистенту руку. Затащил в комнату, усадил.

– Делай, что говорю. Иначе – извини. Будет очень больно.

Выпученные глаза уставились вверх, на приставленный ко лбу электрошокер. Потом взгляд переместился на меня.

– Вы только не нервничайте. Я сделаю всё, что вы скажете.

Мороженый он был какой-то, этот парень. Или привык иметь дело с психами.

– Звони Громову. Скажи, чтобы срочно приехал. Случилось ЧП. Скажи, кто-то был в его кабинете и рылся в бумагах.

– Зачем вы меня ударили? – с кроткой укоризной произнес ассистент. – И лгать тоже лишнее. Если б вы сказали, что вам плохо и вы хотите видеть Учителя, он и так бросил бы все дела и немедленно приехал. Для него нет ничего важнее пациентов.

Я слегка отодвинул руку и дал в воздух короткий разряд.

– Делай, как говорю!

– Хорошо-хорошо. Позволите?

Взял со стола телефон, набрал номер.

– Учитель, не могли бы вы приехать. Прямо сейчас. Случилось ЧП. Кто-то был в вашем кабинете и рылся в бумагах.

Я обнимал ассистента за плечо. Крепко. И прижимался к нему щекой, чтобы слышать голос Громова.

– Интересные дела. Полицию вызывать не вздумай. Еду, – сказали в трубке.

«Через сколько будете?» – шепнул я в ухо ассистенту.

– Через сколько будете?

– Минут через пятнадцать-двадцать.

Когда разговор закончился, я привязал ассистента к креслу и залепил ему рот.

– Сиди смирно. Целее будешь.

Позвонил Полухину. Извинился, что долго еду – пробка. Он спросил, где я. Предложил подослать патрульную машину с мигалкой. Не надо, ответил я. Сейчас сяду на метро. Максимум через полчаса жди.

Всё шло превосходно. Никаких трех месяцев у меня не будет. Всё закончится сегодня. Но как закончится!

На мониторе видеонаблюдения просматривался весь двор. Значит, как я вчера садился в «ауди», тоже было видно. Но Громов находился в гостиной, со своими пациентами. Стало быть, это ассистент ему доложил, с кем уехала Лана. Соучастник?

– Хороший у вас тут бизнес, – сказал я залепленному. – Выгодный. Ты за процент работаешь или как?

Он таращился на меня, хлопал глазами. Тратить время на кильку, когда в сети плыла акула, было лень. Грохнуть заодно этого лысого или нет, я пока не решил. Как сердце подскажет.

Глаза ассистента скосились на монитор.

Приехал, гад.

Громов вылез из «порше», подошел. Очень крупно, с искажением, на экране появилось его лицо с озабоченно сдвинутыми бровями. Меня затрясло от ненависти.

Бесшумно ступая, я вышел в коридор и спрятался за угол.

– Влад! Это я! – Быстрые, легкие шаги на лестнице. – Ты у себя или…?

Тррр! – хищно, как гремучая змея, протрещал электрошокер. Второй разряд всаживать в заваливающегося Громова было уже лишнее. Но я не мог отказать себе в этом маленьком удовольствии.

Теперь они сидели на стульях рядышком, как шерочка с машерочкой. Рот Громову я тоже залепил. На моем судебном процессе не будет ни адвокатов, ни последнего слова обвиняемого. Право голоса имеет только один человек – я. Прокурор, судья и палач в одном лице.

Давать Громову слово я не собирался. Этот златоуст, мастер нейролингвистического программирования, стал бы выворачиваться, заморочил бы мне голову, зародил сомнение. Не было у меня на это ни времени, ни сил. Уже несколько минут я ощущал какое-то шевеление в желудке. Как будто начинала распрямляться сжатая до отказа пружина. Скрученная из колючей проволоки.

Ничего, дело шло к концу.

– Очухался? – сказал я, когда Громов начал мигать и щуриться. – Я мог тебя убить сразу. Но хочу, чтобы ты понял, кто тебя отправляет на тот свет. И за что. А еще я хочу, чтоб ты потрясся перед концом. Как тряслась Лана. Она знала, что ты за человек. И что ей не спастись.

Громов замычал, мотая головой. Мне понравилось, как он пучит глаза. Не хочет умирать, сволочь.

Я изложил ему всю нехитрую дедукцию – чтоб не воображал, будто он умнее всех на свете.

– Лана мне ничего толком не рассказала. Не успела. Но тебе со мной не повезло, повелитель больных душ. Ты зря не призадумался над моей анкетой. Я же написал там: «профессия – следователь». Или ты думал, что я от страха растерял все свои навыки?

Опять он попытался что-то сказать, задвигал бровями. Любо-дорого посмотреть. Если б только не шипастая пружина в животе – она вела себя всё агрессивней.

– Я тебе скажу, как было дело. У Ланы в жизни случилась какая-то беда. Может быть, тяжелый развод или еще что-то. Она была в депрессии, на грани самоубийства. – (Это я не домыслил – вспомнил, как она сказала «надо было самой».) – Испугалась, записалась к тебе на курсы. И попала на крючок. Ты ведь никого не выпускаешь. Ты вертишь людьми, как куклами. Не от страха смерти ты их избавляешь, а от имущества. Подбираешь только одиноких, у кого нет наследников. И потом выкручиваешь им мозги – чтоб они из благодарности перевели на тебя недвижимость. Мычи, мычи! – Я засмеялся, вдавливая кулак в живот, чтоб было не так больно. – Лана раскусила тебя и опомнилась, но было уже поздно. Ты уже не мог ее отпустить. Она ухватилась за меня, как утопающий за соломинку. Ей вообразилось, что парень с широкими плечами и рожей в шрамах может быть защитой от тебя. Ты тоже этого испугался. Вот и поставил точку. Заряд прозрачной взрывчатки на дверцу – и проблема снята, да?

Громов на несколько секунд закрыл глаза. Понял, что не выкрутится.

«Ах, Лана, Лана, – думал я. – Почему ты мне не доверилась? Пусть я полупокойник, но я бы успел тебя спасти. А теперь мне остается только отомстить…»

Я вынул из-за пояса пистолет, военный трофей. Щелкнул предохранителем. Глаза убийцы открылись. Они напряженно смотрели на меня.

– Ммы-ммы-ммы, – сказал Громов.

– Ладно. Я сниму скотч. На две секунды. Чтоб ты мог ответить мне на один вопрос. От этого будет зависеть еще одна жизнь. Твой обсосок, – я показал дулом на ассистента, – знал, что ты собираешься убить Лану?

До этого момента ассистент сидел тише мышки, только глазами хлопал, а тут тоже зугугукал, зашевелился.

– Коротко: да или нет?

Я наполовину отодрал клейкую ленту.

Громов быстро сказал:

– Вы видели, как она на меня посмотрела?

Выругавшись, я приклеил скотч обратно. При моей работе я повидал немало отморозков, но такой фантастической гадины еще не встречал. У него был шанс спасти своего помощника. Вместо этого Громов решил покуражиться – напомнить мне, как Лана приходила к нему прощаться. Наверное, надеялась его разжалобить. А он бросил ей вслед: «Не будем отвлекаться».

– Торжествуешь? – Я приставил ствол к его лбу. – Сгинь, нечисть.

– Лев Львович… – Я задыхался. Из-за этого речь получалась прерывистой. – …Очень больно. Капли все-таки убили сулажин. Я долго так не выдержу… Вы обещали…

– Черт, – сказал он. – Я тебя предупреждал! Опиши симптомы. Как будто в животе моток колючей проволоки, и она всё время распрямляется?

– Да. Вы мне поможете? Вы обещали, что я не буду мучиться. Что нужно сделать?

– Ты знаешь, я слово держу. Не волнуйся. Но, может быть, все-таки объяснишь, зачем тебе понадобилось идти на такой риск? Что за необходимость?

– Объясню. С удовольствием. Я еще и поэтому звоню… – Я подавил стон. – Знаете, Лев Львович, я нашел отличный способ умереть без страха.

– Какой?

– Совершил напоследок один хороший поступок. Освободил белый свет от ужасного мерзавца.

– Что значит «освободил»?

– То и значит. Приставил ему пушку ко лбу. И вышиб мозги. Вон, вся стена в брызгах. Заглядение.

Лев Львович вздохнул.

– Это у тебя, Николай, сухие галлюцинации пошли. Среди бела дня. Реакция на химическое подавление сулажина.

– А-а-а! – я подавился криком. – Пожалуйста! Всё, больше не могу! Помогите, иначе я себе тоже башку прострелю! Вы говорили, что это не слишком надежный способ…

– Есть способ лучше. Он у тебя в кармане. Если ты, конечно, не оставил сулажин дома.

– Нет. Он всегда со мной. Ы-ы-ы! Ради бога, Лев Львович… Что мне делать?

После короткой паузы он грустно сказал:

– Просто выпей сразу шесть таблеток. Через пять минут боль утихнет. Потом ты начнешь цепенеть, сознание станет угасать. Больно не будет.

Я ударил стаканом о графин, чуть не расплескал воду.

– …Всё! Выпил… – И заскрипел зубами. – Пять минут я как-нибудь вытерплю…

– Сядь в кресло, откинься назад, – инструктировал меня он. – Я буду всё время с тобой. До самого конца. Как и обещал. Пока ты сможешь держать трубку.

– Я ее положу и включу громкую связь… Так слышно?

– Да. Хочешь мне что-нибудь сказать?

– Это не галлюцинация. Я действительно убил Громова.

– Господи, он-то в чем перед тобой провинился?

Судя по тону, Лев Львович все-таки мне не верил. И я рассказал ему всё. Язык начал заплетаться. Выговорить за один прием длинное слово у меня не получалось.

– …Я умираю со спокойным сердцем. Избавил чело…вечество от выродка. И отомстил за Лану. Мне хоро…шо. И уже не больно. Бла…года…ря вам… Я не бре…жу. Чессс…

Вот я уже и с коротким словом «честно» не справился.

– Больше не можешь говорить? – спросил Лев Львович. – А руками шевелить можешь?

– М-м-м, – промычал я.

– Не можешь… Паралич наступает за шесть-семь минут до смерти. Но слышать ты меня будешь до тех пор, пока не отключится мозг. Что ж, Николай. Слушай. Тебе это будет интересно. А мне тоже надо выговориться. Я ведь живой человек. Нельзя всё носить в себе – крыша поедет… Расскажу тебе одну мелодраматическую историю. Жил-был на свете один человек – умный и сильный. Была у него одна-единственная слабость. Очень он любил свою жену. А она, представь себе, ему изменяла. Несколько лет. С лучшим другом, которому этот человек спас жизнь. Они оба служили в опасных местах, хоть и в разных подразделениях. Один был врач, другой – наоборот. Друг сказал: «Я больше не хочу убивать людей, я хочу стать таким, как ты». Я тогда и не подозревал, до какой степени ему хочется занять мое место. В том числе в сердце Ланы… Не мычи, Николай. Ты меня сбиваешь… Я узнал про их шуры-муры полгода назад. Конечно, развелся. Поставил ей одно условие: хочешь жить – порви с ним. Она пообещала – и обманула. Хотя хорошо меня знала. Знала, что я слов на ветер не бросаю. Тогда я сказал ей: «Условия сделки меняются. Ты умрешь. Это решено. Но если хочешь, чтобы он остался жив – напиши, что никогда его не любила и возвращаешься ко мне. Никаких прощаний, никаких нежных взглядов. Иначе убью обоих». Я сам продиктовал ей письмо. Конечно, я все равно собирался их обоих прикончить. Просто хотел, чтобы Громов напоследок почувствовал себя преданным… У меня был неплохой план. Но тут очень кстати объявился ты со своей банальной язвой. И я сказал себе: «Эврика!» Ты все равно принадлежишь мне. Я подарил тебе несколько лет жизни. Пора и честь знать… Эй, ты меня слышишь? Помычи, что ли… Ладно, наплевать… Я знал, что она все-таки потащится к нему сказать последнее «прости». И знал когда: прослушивал ее телефон. Отправил тебя к Громову именно в этот вечер. Рассчитывал, что Лана на тебя клюнет – и она клюнула. Она видела твою фотографию – у меня дома целый иконостас из пациентов, которых я вытащил с того света. Лана обязательно должна была вцепиться в крутого парня, героя войны. Чтоб защитил ее от меня. Своим драгоценным Громовым она рисковать не хотела, а тобой – запросто. Я хорошо знаю свою ненаглядную женушку. Дальше совсем просто. Военный трофей, невидимая мина, избавил меня от Ланочки. А до Громова должен был добраться ты. Если бы ты сбился со следа, я бы тебе дал подсказку. Но ты пес нюхастый, быстро вышел на цель. Хвалю. Прощай, дурачок. Этот мобильник я выкину. Он был заведен специально для тебя. Передавай привет Ланочке… Впрочем, ты, наверное, уже там…

И Лев Львович отключился.

– Ну что я вам говорил? – сказал Громов. – Теперь вы, наконец, меня развяжете? Настоящий убийца найден, есть запись, есть свидетели.

Я молчал, всё смотрел на телефон. И никак не мог осознать весь смысл услышанного. Живот давно перестал болеть – практически сразу после того, как Громов сказал, где у него в аптечке лежит обезболивающее.

– Язва? – медленно произнес я. – Он сказал «язва»?

– Да. Вы проживете еще сто лет. Сильные боли у вас были от сулажина, Лев нарочно вас на него подсадил. Николай, да развяжите же нас!

– Почему она вам всё-таки не рассказала? – спросил я, перерезая веревку. – Вы могли бы ее спасти от этого полоумного Отелло.

Потирая запястья, Громов хмуро ответил:

– Боялась за меня. Слишком сильно любила. Вы же помните, как она на меня посмотрела. Там, в гостиной…

– Помню. Поэтому и не выстрелил.

Цепочка решений, которые Вы принимали в пунктах разветвления сюжета, определилась формулой Вашего подсознания и складом Вашей личности. В результате получился жанр и финал, который позволяет предположить о Вас следующее.

Вы – скорее человек действия, а не рефлексии, но в сложной ситуации не теряете рассудительности, и это Вас не раз выручало.

Таинственное Вас не пугает и не отталкивает, а, наоборот, интригует и притягивает.

Вы не боитесь новизны и эксперимента, но не любите лишнего риска. Семь раз отмеряете, прежде чем отрезать.

Вы умеете находить компромиссы и уклоняться от лобовых столкновений, ссор, не любите «выяснять отношения».

Работать и делать важные дела Вы предпочитаете не в одиночку, а в команде.

Вы умеете радоваться жизни и вообще скорее оптимист, чем пессимист.

Если психологический портрет получился не похож, вспомните, в каком пункте Вы колебались, вернитесь туда и пройдите по другой ветке.