Часть четвертая
ветвь вторая
Нет, рассказывать о том, что я собираюсь замочить большого бандюгана, конечно, было нельзя. Зачем делать Льва Львовича соучастником убийства? И вообще, мало ли кто подслушает. А вот спросить о том, что меня беспокоит, пожалуй, стоило.
– А вот если тебе нужно спасти самого дорогого человека… Ну или не спасти, а сделать счастливым… Но ради этого придется пойти на преступление… Короче, вы бы так поступили или нет?
– Уточни, пожалуйста, условия задачи, – попросил Лев Львович. Одно из его самых ценных качеств – он никогда не спрашивает лишнего. Только по делу. – Так все-таки спасти или сделать счастливым? И о каком преступлении идет речь – о мелком правонарушении или о настоящем злодействе?
– …Ладно. Всё нормально. До свидания.
Не первый раз такое происходило. Спросишь о чем-нибудь важном – Лев Львович задает встречный вопрос. В результате получается, что ответ ты находишь сам.
Я сначала скис. Но потом сказал себе: во-первых, обратной дороги уже нет, деньги переведены. А во-вторых, может, никакого звонка Льву Львовичу и не было. С сулажином не разберешь.
Но задуматься задумался.
Моей жизни не жалко. Сколько ее осталось? Все равно одно название. Фиксера тоже не жалко. После Ланиного ухода я проверил – позвонил знакомым ребятам из отдела по борьбе с оргпреступностью. Не наврал мой «ангел смерти»: скотина этот Фиксер, каких мало. Обеспечить сыну будущее – счастье, о котором я и не мечтал. Что ж меня так ломает?
Я не смерти боялся. Как ни странно, этот страх, сводивший меня с ума последние две недели, теперь, когда смерть придвинулась вплотную, куда-то подевался. Если честно, я думал про близкий конец даже с каким-то если не удовольствием, то облегчением.
«Сделаю два хороших дела: помогу сыну и уничтожу сволочь, – повторял я себе в тысячный раз. – Плюс к тому решу личный вопрос – умру быстро и красиво. В чем же засада? Заповедь “не убий” я на войне преспокойно нарушал. И хрен ли мне в заповедях?»
В Бога я отродясь не верил, в церковь не ходил. Когда узнал свой диагноз, с перепугу понесся в храм заказывать молитву о здравии раба Божьего Николая. Стыдно вспомнить. Хорошо, дьякон или кто он там вправил мне мозги. «Крещеный?» – спрашивает. Нет. Ну он меня и попер. Церковь, говорит, только за крещеных молитвы возносит. На фига такая церковь, которая Бога только за своих просит? Это мафия какая-то, закрытый клуб.
В конце концов я понял, в чем моя проблема.
«Ангел смерти» сделал мне подарок, а я, как старуха из сказки про золотую рыбку, возжелал большего. Не только помочь сыну и избавиться от медленного, мучительного умирания, но, коли уж я ухожу красиво, захотелось уйти совсем чистым. Это была не осознанная мысль, а чувство, которое еще требовалось оформить в слова.
Я попробовал.
Жизнь я прожил так себе. Мягко говоря. Сам в грязи повалялся, других ею забрызгал. Проливал свою и чужую кровь. Химичил, пакостничал по мелочи, а несколько раз по-крупному. Цапал что плохо лежит, и своя рубаха мне была всегда ближе к телу. Потому и загибаюсь от рака в полном одиночестве, если не считать Льва Львовича, который и не живой человек вовсе, а просто голос в телефонной трубке.
Короче, жил так, как будто никогда не умру. А умирать, оказывается, надо. Но таким грязным – неохота. Не знаю почему.
Например, что если церковь с попами – фигня, а Бог все-таки есть? Скажет: «Ты зачем, Коля, за Меня решил судьбу раба Моего Фиксера? У Меня на него Свои планы были. И на Тебя, между прочим, тоже. Нехорошо, Коля».
Вот до каких идиотских мыслей я в конце концов докатился. Самому смешно стало. Я и засмеялся. Один, в пустой квартире, стоял перед зеркалом и покатывался.
Отсмеялся – будто груз сбросил. Это называется «катарсис». Очистка души и мозгов от мусора.
Избавившись от глупых мыслей, сосредоточился на подготовке. Лана оставила мне целое досье, и я внимательно его изучил.
Добраться до Фиксера действительно было трудно. Обычному киллеру даже невозможно.
ВИП-посредник жил в загородном доме, куда не то что проникнуть – незаметно приблизиться нереально. Из своего логова Фиксер высовывался только для деловых встреч. Никогда в дневное время, чтоб не угодить в пробку. Самое милое дело – угрохать человека, когда он застрянет в потоке машин. Никакая охрана не спасет. Но Фиксер все встречи назначал только поздно вечером или ночью, гонял с мигалкой на бешеной скорости. Даже на красный свет не останавливался.
Все рандеву у него происходили в местах, куда обычной публике доступа нет. Подход непременно «снайпер-пруф». Эта тортилла высовывалась из своего панциря только на несколько секунд – прошмыгнуть от бронированного лимузина до дверей. Вот единственный шанс, когда объекта было возможно достать. Человек с быстрой реакцией и твердой рукой в такой момент теоретически мог бы подобраться к Фиксеру и выстрелить, но на этом для убийцы всё бы и закончилось. «Решальщика» неотступно сопровождали два телохранителя, и при переходе машина – подъезд оба были в режиме боевой готовности: при малейшем признаке опасности открыли бы огонь. Парни эти были в высшей степени серьезные. Убийца Фиксера гарантированно становился заодно и самоубийцей. Никто из профессионалов в такой хоккей играть бы не стал. Я – охотно.
Два дня я ждал и готовился. С утра бегал километров десять по Кузьминскому парку, тренировался не на выносливость (она не понадобится), а на реакцию. Для этого есть классное упражнение. Под секундомер, на предельной скорости, дуешь зигзагами между деревьев. Задел хоть одно плечом – незачет. Начинай снова.
Дома не знаю сколько тысяч раз, до полного автоматизма, выполнял одно и то же нехитрое упражнение. Почему-то в служебном кителе – так велела Лана, ничего не объясняя.
Она позвонила на третий день утром. Сказала: «Вечером. Ты готов?» – «Более чем». Тогда она сказала, где и во сколько меня будет ждать машина. Явиться надлежало в полицейской форме.
Сразу после этого я набрал Вику. Сказал, что хочу повидать сына.
Эта тоже спросила: «А ты готов?» Но смысл был другой. Она поставила мне условие: встреча с Лёшкой – сто баксов. Такая уж она, Вика. И некого винить – сам выбирал. Зато красивая.
– Более чем, – ответил я и этой.
Она деловито:
– Сейчас одену его, и едем. А то сижу, ни шиша денег нет.
У нее никогда денег нет. Не задерживаются.
Встретились, где обычно. На Таганке. Вика вылезла из бывшей моей тачки одна, Лёшку оставила внутри. Хотела убедиться, не наврал ли я насчет бабок.
Я показал ей целый веер зелени. Глаза у Вики заблестели.
– Откуда?
– Разбогател.
И я рассказал ей про завещание, а сам смотрел на Лёшку. Он приплюснул нос к стеклу, помахивал ручонкой робко – чтоб мать не увидела.
Мне вдруг жутко захотелось потратить один патрон на эту суку, тем более пистолет был с собой. Даже испугался.
– Там еще вот какой пункт есть, в завещании, – сказал я, придумав это только сейчас. (Надо будет снова заехать к нотариусу и вставить). – Если Лёшка станет жить и воспитываться у Тамары, с усыновлением и всеми делами, ты до его совершеннолетия будешь получать по две тысячи в месяц.
Тамара – ее сестра. На дух меня не переносит, но баба хорошая. И муж ее, Стас, тоже нормальный. Главное, Лёшке у них всегда нравилось. Там трое двоюродных, вместе расти веселей. А то Вика можно представить, что из парня сделает.
– Ага, щас. Так я сына и отдам! – фыркнула Вика, но глаза сверкнули.
Отдаст. Без вопросов.
– Гляди, тебе решать. – Я пожал плечами. – Воспитывай сама и получай тысячу.
– Ты говоришь так, будто помираешь прямо сегодня. – Она наморщила лоб. Не могла въехать, что означают все эти чудеса. – Чё с тобой, Николай? Тебе же вроде еще три месяца врачи обещают? Главное, откуда столько бабок? Натворил чего?
– Не бойся. Всё чисто. Деньги берешь? Здесь тройная плата.
Она цапнула у меня купюры.
– Ладно. Тогда можешь привезти Лёшку в шесть.
Мы хорошо погуляли. Поели отравы в фастфуде, поорали в зале игровых автоматов, накупили солдатиков в магазине для коллекционеров.
Я сказал, что скоро он станет жить у тети Тамары. Мама будет приходить к нему в гости.
– А ты? – спросил Лёшка, помолчав. Он для шестилетнего пацана вообще молчаливый. – Теперь ты тоже будешь ко мне приходить? К тете Тамаре ведь можно?
– Пойдем мороженого купим, – сказал я.
Я никогда его не целовал, даже когда вместе жили. Считаю, это неправильно. Если дочка – нормально, а мужика лишними нежностями портить незачем. И сейчас не стал. Только по головенке погладил, когда прощались.
Ну и всё. С жизнью – всё.
В назначенном месте, в назначенное время я сел к Лане в машину. Машина была другая, простенькая, с запыленными до полной нечитаемости номерами.
Только теперь я узнал, зачем понадобилась полицейская форма.
– У него в полдвенадцатого встреча на Никитской, в закрытом клубе. – Лана смотрела перед собой, правую руку держала на рычаге передач. – Это рядом с посольством. Фиксер вылезет из машины, тротуар там шириной метров пять. У тебя будет две секунды, максимум три.
– А где я буду?
– В будке постового, который дежурит перед посольством.
– Куда денется настоящий постовой?
– Просто уйдет. Ему заплатили хорошие бабки.
Я удивился:
– Наверно, очень хорошие. Ведь парня объявят в розыск.
– Триста штук баксов, если тебе интересно. – Она аккуратно притормозила на желтый свет. – Только из будки стрелять нельзя. Далековато для меткого выстрела. И темно. Опять же Фиксера с двух сторон будут охранники прикрывать.
– Как же тогда?
– «Крестного отца» смотрел? Принцип тот же. Только у нас не Америка, всё по-взрослому.
И она объяснила.
Перед тем, как высадить меня, Лана спросила:
– Можно… Можно я тебя поцелую?
И голос дрогнул.
Вот ведь извращенка. Ангел, блин, смерти.
Я сказал, куда именно она может меня поцеловать, и вышел. Машина тут же отъехала, а я направился к будке. Было двадцать минут двенадцатого.
– Всё, сержант, сдавай пост.
Молодой парень глядел на меня, нервно кусая нижнюю губу. И что-то жалко мне стало его, сучонка.
– Тебя, поди, обещали переправить в надежное место? – спросил я.
– Ну.
Он смотрел настороженно, будто ожидал подвоха.
– Послушай моего совета. Просто возьми и исчезни. Навсегда. Главное – домой не суйся. Замочат они тебя, сто пудов.
Сержант захлопал ресницами.
– Мне деньги забрать надо. Они дома!
– Ну, решай сам, что тебе дороже – жизнь или бабки. Всё, исчезни.
Я слегка подтолкнул его и залез в будку. Сержант, оглядываясь, быстро пошел прочь.
До момента, когда появился кортеж, я успел исполнить ключевое упражнение сто одиннадцать раз. С короткими паузами.
Первый автомобиль, взвизгнув тормозами, встал по ту сторону от входа в клуб; второй – «шестисотый» с включенной мигалкой – прямо напротив двери; замыкающий «крузер» – у ограды посольства.
К нему-то я и направился.
– Остановка запрещена. Проезжайте!
И помахал рукой. Это было важно – держать руки на виду. А то двухметровый верзила, выскочивший из задней дверцы джипа, уже в карман полез.
Из передней машины тоже вылез охранник. И застыл возле «Мерседеса» – не открывал шефу дверцу, пока я не отойду.
– Одна минута, и отъедем, командир, – сказал двухметровый. – Не нервничай.
– А я не нервничаю. Я службу выполняю. Здесь посольство. Не положено.
Я изображал ментокозла, который рад случаю скрасить скучное дежурство. Набычился, расставил ноги – типа не отступлюсь, с места меня не сдвинешь. Только не забывал демонстрировать пустые руки, а то второй телохранитель тоже впился в меня взглядом, полез щупать себе подмышку.
В лимузине чуть приспустилось заднее стекло. Мягкий голос прокартавил:
– Макс, уже ‘еши эту п’облему века. Меня люди ждут.
Верзила левой рукой (правая осталась на рукоятке) достал из нагрудного кармана купюру.
– Плата за минуту парковки.
Я огляделся, как это сделал бы всякий мент в такой ситуации. Быстро цапнул бумажку.
– Ты чего? Тут камера… Одна минута, ребят. А то мне влетит. Эти (я кивнул на посольство) жалобу накатают.
– Давай-давай, топай. Сейчас отъедем.
Только когда я повернулся спиной и двинулся назад, к будке – и то не сразу, а через пару секунд, охранник тронулся с места.
Я неторопливо спрятал деньги в правый карман. Потом исполнил упражнение.
Мгновенный разворот на каблуке. Пистолет уже в руке. Он плоский, легкий. Шесть специальных пуль. При попадании раскрываются лепестками, внутри яд. Неважно, куда попадет – результат гарантирован.
Фиксер как раз вылезал из машины, даже еще не распрямился.
Реакция у него тоже была неплохая. Успел повернуть голову, даже разинуть рот, будто готовясь проглотить пулю – ствол был направлен ему прямо в пасть.
Я чуть дернул рукой. От крыши автомобиля брызнули искры. Фиксер чуть присел.
Хваленые телохранители меня разочаровали. Пока они вынимали свои пушки, я запросто успел бы шмальнуть еще минимум трижды: разок для верности в клиента и по разу в каждого из них. Потом дунул бы через дорогу красивыми зигзагами. Перемахнул через ограду особняка напротив. Пока из джипов вылезли бы остальные, меня б и след простыл.
Я, улыбаясь, навел дуло на своего долговязого знакомого.
Ну давай уже, дылда, стреляй.
Сейчас будет больно, эту боль не заглушит даже сулажин. Но всё быстро кончится. И я, чище первого снега, окажусь там, где меня встретит Бог.
Если Он, конечно, есть.
☛ ВЕРДИКТ
Цепочка решений, которые Вы принимали в пунктах разветвления сюжета, определилась формулой Вашего подсознания и складом Вашей личности. В результате получился жанр и финал, который позволяет предположить о Вас следующее.
Вы – скорее человек действия, а не рефлексии. Вы не боитесь новизны и эксперимента. Вы способны резко менять свою жизнь. Не любите монотонности и рутины. Любите приключения и имеете некоторую склонность к авантюризму.
В сложных ситуациях Вы склонны идти напролом и нередко совершаете ошибки. Вы бываете конфликтны, довольно часто ссоритесь с людьми.
Делать важные дела Вам лучше в одиночку, а не в команде.
Вы умеете радоваться жизни и скорее оптимист, чем пессимист.
Если психологический портрет получился не похож, вспомните, в каком пункте Вы колебались, вернитесь туда и пройдите по другой ветке.
Назад: Часть четвертая ветвь первая
Дальше: Часть четвертая ветвь третья
