ГЛАВА 4
ДРАКОНЬЯ ПЕСНЯ
Миновав поворот в нарядно украшенный, битком набитый бальный зал, Исгерд двинулась дальше по коридору. Свет сделался мягче, но от шума веселой музыки невозможно было укрыться ни в одном уголке праздничного дворца.
Торжество шло как по маслу: официальные тосты благополучно произнесены, подарки вручены под одобрительные аплодисменты знатных гостей. Объявили танцы, и опьяневшие от сладости летней ночи и крепкого вина придворные ринулись плясать так истово, словно всем им в одночасье исполнилось не больше шестнадцати.
Станцевав первый лендлер во главе хоровода, именинница тем самым выполнила очередную обязанность хозяйки вечера и теперь надеялась, что ее короткого отсутствия никто не заметит.
— Вот так, — промолвила принцесса удовлетворенно, закалывая гребнем пряди, посмевшие нарушить гармонию ее прически.
Без надобности расправив пышный буф на платье, она отступила на шаг и придирчиво изучила свое отражение. Золотистое мерцание свечей скрадывало бледность кожи — Исгерд не выглядела по обыкновению болезненной, но черные разводы вен все равно портили картину. А эти синюшные губы — как ни покрывай их пудрами да помадами, останешься страхолюдиной.
Девушка отвернулась от зеркальной поверхности с разочарованным вздохом. С самого детства она знала, что не красавица, но втайне надеялась на умелые руки горничных. Увы, даже лучшие мастерицы не сумели превратить ее бесцветную внешность в цветущий лик юной девы. Конечно, можно зачернить ресницы и брови, но разве надлежит будущей королеве размалевываться, как девице из балагана?
«Все это глупости, — напомнила себе принцесса, ныряя в полумрак дворцовых анфилад, — великая сила подвластна мне — самая могущественная из тех, что достаются людям. Неблагодарно сетовать на отсутствие пригожего личика!»
Так она успокаивала себя не один раз, подмечая, с каким трепетом взирают молодые герцоги и маркизы на хорошеньких барышень при дворе. И только Этельстан оставался неизменно верным и глядел на нее одну.
Дорогой брат… Сегодня он особенно нервничал, когда открывал бал с будущей королевой. Ладони взмокли, танцевальные па получались неловкими — наверняка переживал по поводу завтрашней коронации.
— Как только сумеешь вырваться, приходи на наше место в саду, — шепнул принц, прерывисто дыша сестре в ухо.
Она забавно сморщила нос.
— Разве это не потерпит до завтра?
— Герда, для меня невообразимо важно встретиться с тобой именно сегодня!
Глаза Этельстана лихорадочно блестели, и она решила не будить недавних обид отказом.
— Хорошо.
С тех пор, казалось, минула вечность. Бесконечные гости все желали ей мудрости, процветания, словно благополучие ее — единственное, что занимало их умы. Скучные вельможи заводили пространные разговоры ни о чем, целовали ей руку, делали комплименты.
За полночь вырвавшись из духоты праздничного холла, принцесса и сама ощутила облегчение. Скорее бы стащить с головы стальной обруч, к которому крепились живые цветы, и подарить отдых гудящим ногам…
Но пока гремел бал, она вышагивала гордо и степенно, сохраняя прямую осанку, расправив усталые плечи, будто невидимые наблюдатели не спускали с нее глаз даже в безлюдных переходах. Так уж воспитывали терновых принцесс — во всем служить подданным примером.
— Этельстан? — тихонько позвала Исгерд, очутившись в саду.
В ответ соловей зашелся встревоженной трелью и резко умолк.
— Хм. — Она осторожно ступила на траву.
Ночь выдалась безлунная — ни Серб, ни Альхека три дня кряду не появлялись на небосводе. В открытой части дворцового парка пришлось установить жаровни с огнем, чтобы вышедшие подышать свежим воздухом придворные сумели отыскать в зарослях обратную дорогу.
Но в личных королевских владениях светильников не жгли — гости сюда не забредали.
«И мне не следовало», — отчего-то промелькнуло в мыслях у принцессы.
Придерживая платье, она спустилась по знакомой тропинке в глубь благоухающего сада. Ночные птицы больше не щебетали, откуда ни возьмись над верхушками деревьев взвился сердитый холодный ветер.
«А ведь было тихо». — Исгерд замешкалась, готовая повернуть назад. В висках болезненно постукивало.
Но неожиданно до нее долетели едва слышимые обрывки слов:
— …Придет… готов поклясться…
— …Верное решение…
Повинуясь внутреннему порыву, обеспокоенная девушка юркнула в заросли барбариса и мышкой затаилась там.
— …Так несправедливо, — обличал исступленно незнакомый женский голос. Вдали раздались крадущиеся шаги.
Может, она застукала у беседки тайных возлюбленных?
— …Уже должна явиться, — совершенно отчетливо произнес Этельстан, — без оружия и охраны.
«Что он такое говорит?» — Недоумевая, принцесса опустилась на колени.
Собеседники приблизились еще на несколько саженей.
— Сила жрицы терновника — сама по себе мощная защита, — возразила незнакомка поучительно.
— Но не в моем присутствии. Поверь, Герда не станет нападать…
Сбитая с толку девушка вытянула шею, надеясь различить лица заговорщиков сквозь листву. Поверить в то, что один из них — ее брат, она не могла. А даже если так, происходящему отыщется разумное объяснение.
Но выбраться из укрытия и спросить Этельстана напрямую не позволяло глубинное чутье, предупреждавшее об опасности.
«Не окликай его, — твердило оно, — не выдавай себя, иначе случится несчастье!»
Как назло сад в эту ночь напоминал склеп: плотный ночной туман, согнанный с гор противным вихрем, заслонял обзор, обе луны, вконец истончившись за долгий месяц, ждали своего часа, чтобы снова воссиять.
Надеясь подобраться поближе, Исгерд раздвинула густые ветви.
— Тс-с, — зазвучало вдали, — Сабиэль говорит, мы не одни!
Сердце принцессы екнуло.
— Может, припозднившаяся служанка?
Речь мужчины до боли напоминала говор Этельстана.
— Отправляйся к фонтану, — велела его дама, — я проверю укромные скамейки в дебрях гортензии. А северный верховный прочешет дальние клумбы. Если встретишь ее, знаешь, что делать…
Через несколько секунд невесомая фигура прошелестела мимо барбарисового убежища именинницы, не потревожив ни единой травинки. Шагов принцесса не слышала.
Холодея от дурных предчувствий, Исгерд отсчитала про себя долгих тридцать мгновений и не дыша двинулась в сторону дворцовой стены. Наверняка с ее братом произошло что-то ужасное. Может, его околдовали, или того хуже — лишили сознания и бросили в темном закоулке среди деревьев. Вдруг могущественный чародей воспользовался его личиной как прикрытием? Нужно оповестить стражу, найти виновных как можно скорее…
Но гадкий внутренний голосок помешал принцессе позвать на помощь сию секунду. Ведь если один из говоривших — все же Этельстан, как объяснить его поведение охране, не навлекая на брата подозрений?
Нет, она проберется к фонтану и сама выяснит, в какой переплет попал принц. А затем поможет ему, как подобает любящей сестре.
Осторожно высвободившись из зеленого лабиринта, Исгерд ступила на поросшую сорняками гравиевую дорожку — об этом пути мало кто знал, они с братом пользовались им в детстве, когда требовалось быстро сбежать из-под надзора придворных учителей.
Но на сей раз происходящее едва ли напоминало забавную шалость. В каждом звуке, шорохе ночи сквозила неведомая напасть.
Чтобы не шуметь, принцесса выскользнула из тонких бальных туфелек. Камни непривычно холодили босые ступни. От росы подол роскошного наряда мгновенно промок. Но станешь ли обращать внимание на подобные пустяки, если беда грозит жизни любимого человека?
Крадущейся поступью Исгерд добралась до каменной ограды — кладка в три человеческих роста опоясывала королевский сад. Заброшенная тропинка выводила к открытой полукруглой площадке. В дальнем ее конце прямо из стены била струя воды — ледяной поток, вырывающийся из пасти древнего чудовища.
Терновая принцесса помнила, как много лет назад, набравшись храбрости, запустила руку ему в глотку, чтобы Этельстан поверил: она ничего не боится. И, глядя, как важно задирает голову вымокшая до нитки сестра, он хохотал до упаду.
«Теперь дракон придет за тобой, обязательно явится! Темной порой, когда будешь сладко спать в своей постели! Ведь ты нанесла ему смертельную обиду, а змеи не прощают оскорблений».
Разумеется, юный принц сочинял, чтобы довести будущую королеву до смертельного ужаса. И ему это удалось. Ночь за ночью маленькая Герда ждала, что в покоях ее раздадутся шипение и скрежет когтей по мраморному полу. Пока однажды не проснулась в прочном коконе из терновника. Колючки намертво вросли в стены, разрушили крышу опочивальни, отрезав ее от остального дворца. Под их волшебным пологом принцесса вновь обрела покой и веру в собственные силы. Вот бы ощутить их теперь.
Скрывшись за статуей полуразрушенного бесхвостого льва, Исгерд потихоньку огляделась. У фигурной чаши, полной до краев, темнела мужская фигура. Принцессе не требовались светильники, чтобы узнать ее. Каждое горячечное движение, каждый жест были ей знакомы: у фонтана, теребя в пальцах сухой травяной венок, расхаживал Этельстан. Голова его была опущена, плечи поникли.
«Да что с тобой?!» — вертелось на языке у девушки, но тот словно отнялся.
И хотя мудрость первобытного колдовства требовала бежать, принцесса питала к брату искренние, глубокие чувства. Потому, преодолевая оцепенение, вышла из своего укрытия и сипло прошептала:
— Этельстан?
Принц вздрогнул, обернулся затравленно, словно зверь, загнанный в клетку.
— Я… всего лишь… — Слова оборвались, он невидяще уставился на кольцо переплетенных цветов и стеблей чертополоха.
И тут раздался сигнал тревоги.
— Бом-м! — затрезвонил гулко сторожевой колокол.
Брат и сестра одновременно устремили взоры на шпиль дворца, увенчанный громадным драгоценным камнем. Обычно тот бывал кристально-прозрачен. Но стоило врагам вторгнуться в неприступные пределы королевской крепости, наливался кровью. И сейчас, в безлунной вышине, зачарованный алмаз источал рубиново-алый цвет, заливавший парк и стены.
— Ох! — вскрикнул Этельстан, уставившись на свои багряные ладони.
Венок он давно выронил, и, коснувшись земли, тот рассыпался прахом.
— Что ты наделал? — одними губами произнесла принцесса.
Ответа не было. Ах, если бы у нее имелась минута — всего одно мгновение, чтобы спокойно поговорить. Но поблизости уже зажигались огни, поднятая по тревоге замковая гвардия, громыхая, ворвалась в зеленый лабиринт.
Внезапно черный вихрь с воем завертелся у ног онемевшего принца, подхватил его, покорно наблюдавшего за ветряными оковами.
— Нет! — опомнилась Исгерд — слишком поздно: Этельстан оказался выше садовой ограды.
— Найди меня, Герда! — успел прохрипеть он, и нездешний шальной ветер поволок свою жертву прочь — в слепую черноту неба.
— Стража, сюда! — закричала во весь голос терновая принцесса.
Мигающие язычки факелов поплыли у нее перед глазами. Каменная голова змея в стене фонтана ощерилась, утробно зарычала. Что за чары? Охваченная смятением девушка попятилась, но вместо садовой аллеи оказалась посреди болота. Гравий исчез — босая нога по щиколотку провалилась в зыбкую жижу.
— Невозможно! — Она рванулась в сторону, пытаясь выбраться на сушу, — до алой от колдовского зарева травы было рукой подать.
Но с каждым движением проклятая трясина сжимала крепче, а ворвавшиеся на площадь солдаты, казалось, не замечали тонущую.
— Я здесь! — окликнула их принцесса, по колени барахтаясь в чавкающей почве.
Никто не обернулся. Люди бестолково шныряли среди кустов, остекленевшие взгляды скользили мимо.
Скоро топь, в которую обратилась тропинка, втянула потрясенную жертву по пояс, навалилась на плечи.
— Проснись! — повелела себе Изольда, силясь уцепиться за барбарисовую ветвь, чтобы удержаться на поверхности, но липкая грязь неумолимо влекла ко дну.
Вдруг видение задрожало, разошлось по швам, будто ветхая ткань, и обрывки его мигом унесло мутной водой. На смену болоту явилась тягучая пелена. Бултыхаясь в ней, как в густом киселе, принцесса задыхалась от ужаса, но поделать ничего не могла.
В мгновение ока она позабыла, где искать небо или землю, куда плыть, чтобы наполнить воздухом горящие легкие. Глядеть по сторонам было бесполезно — кругом серел бесконечный безжалостный мир зачарованного текучего стекла.
«Помогите!» — собиралась крикнуть Изольда, но страх, что оно хлынет ей в горло, лишил голоса.
Осталось лишь биться неистово, моля всех известных богов, чтобы путь ее не оборвался здесь. Неужели Эйалэ был прав и сквозь студенистую гладь зеркала Тьер-на-Вьёр нет дороги?
Сомкнув веки, Изольда все плыла, не разбирая направления. С каждым мигом гребки становились слабее. И когда сил совсем не осталось, а отчаяние вгрызлось в нутро жадными челюстями, чьи-то сильные руки ухватили принцессу и потащили вверх.
«Болотный король волочет меня к алтарю… — сонно решила она. И прежде чем спасительный обморок окутал тело, задумалась: — И почему каждый норовит жениться на терновой ведьме?»
* * *
Фыркая и отплевываясь, Лютинг вынес бесчувственную колдунью на берег. Невесть по какой причине она застряла в толще зеркала, в то время как спутники ее давно и благополучно выбрались. Мокрый до нитки Северный ветер скорчился на песке, пытаясь, по-видимому, прийти в себя после долгого плавания. Глаза его были закрыты, но спину сотрясала мелкая дрожь — значит, жив.
«Поди ж ты, замерз, — злорадно отметил про себя приморский принц. — Даром что северный».
У него самого ноги почти отнялись — озеро оказалось ледяным. Таальвен так до конца и не понял, когда стеклянная зыбь превратилась в обыкновенную пресную воду — очнулся он почти на поверхности. А затем пришлось возвращаться за увязшей в зеркале принцессой.
— Вот так. — Он бережно опустил свою драгоценную ношу на землю и отжал собственные прилипшие к спине волосы. Пальцы неуклюже скользнули по голым плечам.
— Что за… — Таальвен замер, ошарашенно уставившись на человеческие руки. Густая теплая шерсть больше не защищала их, с непривычки тело покрылось гусиной кожей.
Не смея поверить в происходящее, он ощупал лицо и кинулся к водяной глади. Из нее на принца воззрился хмурый незнакомец.
«Я брежу, иначе не объяснить!» — Он принялся ловить свое отражение, как одержимый, в ушах эхом звенели слова Восточного ветра:
«Говорят, ни одно заклинание не устоит перед силой зеркал…»
От озерного холода пальцы свело — с детства знакомое жителю северных земель чувство вызвало у Таальвена полубезумную улыбку. Как же прекрасно — ощущать собственные ладони!
Все еще не веря счастью, бывший волк потянулся — спина не изгибается дугой, колени не выворачиваются… С наслаждением принц хрустнул суставами. Когти тоже исчезли… Теперь он свободен? А что же Изольда — чары по-прежнему довлеют над ней?
Больно ущипнув себя, чтобы убедиться: людской облик — не наваждение, Лютинг вернулся к своей жене и заботливо убрал с ее щек тяжелые от влаги пряди. Чернильные колючки никуда не исчезли. Принцесса дышала ровно, хоть и наглоталась воды… Обрадуется ли она ему, когда очнется?
Терновые побеги буйно разрослись на лилейной коже. Разглядывая их, Таальвен не испытывал священного ужаса или отвращения — напротив, колдунья виделась ему совершенной. И чересчур резко очерченные скулы, и выпирающие ключицы нравились королевичу, хотя в землях Мак Тир чтили иной канон красоты.
Приморцы любили статных девушек, полнотой форм напоминавших морских сирен. Их прельщали румяные ланиты и пухлые губы, зычные голоса. Но ему не было дела до подводных чаровниц. Тонкая, как серебряный клинок, краса северинской принцессы запала ему в душу, оплела ее изнутри…
Погрузившись в раздумья, Лютинг ненароком прикоснулся к щеке Изольды. В следующую секунду голубые глаза ее распахнулись, безмятежное лицо исказил испуг.
— Прочь! — Она зашлась кашлем, выплевывая озерную воду. — Прошу, не трогай меня!
Застигнутый врасплох Таальвен изумленно отпрянул.
— Все это — лишь дурной сон. — Колдунья попыталась встать, но запуталась в складках мокрого подола. — Исчезни, уйди…
Она замотала головой, тем самым усугубляя головокружение. Мираж на уговоры не поддался.
— Видать, не действует твое колдовство, ведьма: Мак Тир целехонек, хоть ты ему трижды приказала провалиться сквозь землю, — прозвучало насмешливо.
Лишь сейчас Изольда заметила, что лежит на рыхлом песке, а не в постели. От потрясения ей привиделось, будто давний сон о Лютинге, стискивающем ее в объятиях, вернулся. Но в реальности все обстояло намного хуже. Таальвен Валишер — взлохмаченный, в одних коротких бриджах — сидел напротив и всматривался в нее своими ядовитыми глазищами.
Хёльмвинд устроился поодаль, выглядел он неважно, словно подрался с Хаар Силлиэ.
— Что случилось? — Безуспешно надеясь, что образ перед ней испарится, принцесса подтянула колени к животу.
— Зеркало Тьер-на-Вьёр вернуло мне прежний вид, — проговорил Лютинг глухо, будто пользоваться человеческим языком для него было в диковинку.
— Хочешь сказать, проклятие снято? — В голосе Изольды ощущалось бездонное отчаяние.
— Наверное…
— Но это… неправильно… Нельзя снимать чары без предупреждения!
— А налагать можно? — уточнил Таальвен с горькой усмешкой.
Краска залила лицо принцессы.
— Я… хотела сказать… это может быть опасно…
— Предлагаешь вернуть меня в тело волка, чтобы не случилось беды?
— Вовсе нет! Просто я не ожидала…
Она потупилась. Слова застряли в горле, пальцы бессильно сжимались и разжимались.
— Ну и картина, — бесцеремонно вмешался в разговор Северный ветер. — Выходит, мой брат как минимум дважды сказал правду.
Окончательно очухавшись после купания, он воспарил над поверхностью и поднял небольшой смерч — лучшего способа высушить доходящие до бедер волосы не придумаешь.
— В первый раз Эйалэ указал дорогу в Тьер-на-Вьёр. Во второй — предупредил, что наложенные чары при переходе на эту сторону теряют силу. Между прочим, удобный метод избавления от порчи. Жаль только, после такого на одно зеркало становится меньше.
Погоди, — спохватилась Изольда, — если проклятье Таальвена исчезло…
Она устремила к ветру взор, осененная радостной догадкой.
— То вы теперь законные муж и жена, — ехидно докончил Хёльмвинд, — поздравляю!
— Да нет же, я твержу о другом: твое колдовство тоже пропало! — Пальцы колдуньи, опрометью бросившейся к нему, рванули влажную ткань его рубашки. — Дай-ка взглянуть. Так и есть!
Терновый цветок на белой коже не проявлялся, как бы Изольда ни призывала волшебство явить свою силу. Недавнее потрясение сменилось ликованием.
— Ты свободен, Хёльм!
Северный ветер растерянно склонил голову. Суть наконец дошла до него. Но радоваться северному владыке пришлось не долго — настал черед Таальвена задавать вопросы.
— Свободен от чего? — Он шумно стряхнул песок с широких ладоней.
— Ты ему не сказала? — В возгласе ветра прозвучало неподдельное удивление. Он-то думал, между возлюбленными нет секретов.
— Собиралась, — смущенно залепетала девушка, — но повода не нашлось…
— О чем вы твердите? — повторил Таальвен требовательно.
В людском облике — осанистый, с насупленными бровями — он вызывал у Изольды гораздо больше опасений, чем громадный зубастый волк.
— Понимаешь, я ненарочно приворожила Хёльмвинда…
Лютинг сложил на груди сильные руки.
— Вернее, это сделала терновая ведьма, чтобы верховный подчинялся ее воле… Но теперь приворот не имеет значения — все растворилось в глубинах зеркала.
Приморский принц ее облегчения не разделил и отчеканил, глядя исподлобья:
— Иными словами, ветер был влюблен в тебя?
— Нет! — вскинулся северный владыка высокомерно.
— Да… — тихо подтвердила девушка.
Воцарилось тягостное молчание. Вопреки худшим ее опасениям, свирепствовать Таальвен не стал, лишь обжег присутствующих зеленым взглядом. Одни боги ведали, что творилось у него в голове. Смятение же верховного Изольда лицезрела без труда, как бы тот ни тщился его спрятать.
«Вот тебе и Терновая страна, — с досадой вздохнула она. — Лучше бы нас здесь поджидало прожорливое чудовище — от него укрыться проще, чем от замешательства…»
Но так или иначе, троица переправилась на другую сторону — это ли не повод праздновать? Принцесса украдкой взглянула на мрачные лица спутников, которые, похоже, не собирались восторгаться. А затем с интересом осмотрелась: за спиной как по волшебству возник высокий хвойный лес.
— Ох! — невольно вырвалось у Изольды. — Какие сосны!
Отвлеченные ее восхищением, Таальвен с Хёльмвиндом подняли головы. Недомолвки на время забылись — чересчур необыкновенными были исполинские деревья. Ветвистые кроны будто окаменели — ни одна иголка не шевелилась. Безотчетно в их тени возникало чувство, что сосны изучают путников.
Налюбовавшись вдоволь, Северный ветер промолвил:
— Роща выглядит странно, но меня куда сильнее тревожит другое… Прислушайтесь.
Лютинг напряг звериный слух и с сожалением обнаружил, что волчьи способности отныне ему неподвластны. Впрочем, тишина здесь и без них наотмашь била по ушам.
— Ничего не слышу, — озадаченно сообщила Изольда.
— В том-то и дело. — Хёльмвинд медленно качнулся из стороны в сторону. — Ни вихря, ни легкого бриза… Поблизости не сыскать ни одного ветра, словно мы в глубокой пустой могиле…
* * *
Сосны и правда уходили ввысь на сорок, а то и пятьдесят саженей, стволы вымахали настолько необъятными, что потребовался бы целый хоровод девушек, чтобы их обхватить.
Гигантские деревья обступили озерный плес, посеребренный туманом, дальний берег прятался от глаз. Мощные древесные корни намертво впились в каменистый песчаник, хитросплетения их сбегали до самой воды, отважно карабкались по пологому холму, крошили в пыль обточенные волнами белые валуны.
Камни эти напомнили Изольде колдовскую изгородь Волчьей пасти — тот же шершавый блеск, костяная белизна. Но по форме они отнюдь не походили на зубы.
Путники условились осмотреться как следует и по одиночке бродили вдоль побережья, предаваясь сумбурным мыслям. Хёльмвинд улетел в сторону дальних круч, Лютинг ушел к песчаным отмелям, убедившись, что принцессе не грозят дикие звери или сумасшедшие жрецы. Волноваться было не о чем: похоже, с ветрами землю эту покинула любая жизнь — даже трава сонно оцепенела.
Изольда скиталась по редкому подлеску, надеясь встретить белку или сороку. Попадались одни меловые булыжники выше ее головы. Правда, боязни колдунья в их компании не испытывала: безмолвная роща была лишена чар, в ее сонных объятиях на принцессу снизошел внезапный покой. Словно сердце обрело дом, которого не хватало ему с первого мятежного стука.
«Сквозь траву прорастает камней
Костяных колдовское соцветье…
Мы ушли в зеркала вслед за ней —
И не встретишь крылатых на свете», —
Принцесса безотчетно напевала, и тишина жадно вбирала в себя каждый оброненный звук.
Едва ли Изольда припоминала, где разучила эту мелодию. Не исключено, что та самовольно возникла в голове, но куплет тянулся, сочился сладостью на языке, отчего обрывать напев не хотелось.
Гуляя по лесу, терновая колдунья воображала себя песчинкой, былинкой в траве. Неужели весь мир Тьер-на-Вьёр так огромен? Под присмотром мудрых сосен ничто не тревожило ее душу. Разве только волк, которого больше так не назовешь.
Ей совестно было от своей реакции на его чудесное превращение. Надлежало порадоваться за Таальвена, кинуться ему на шею… Но грозный молодой мужчина с проседью в густых волосах слабо походил на мирного волка, ничего от нее не требовавшего…
— Таальвен Валишер — мой муж, — напомнила себе принцесса. — Нелепо шарахаться от него.
Слова не принесли должной уверенности. Она смущенно повертела на пальце перстень с морионом. Расстаться с этой вещицей Изольда собиралась лишь по прошествии долгих шести лет. Эх, не впервой судьба путает ее планы.
Размышлять о будущем вдруг расхотелось. Принцесса приложила ладонь к морщинистому сухому стволу и ласково спросила:
— Может вы, деревца, подскажете, как поступить?..
На коре блеснули капельки медовой смолы. И тут мысли Изольды просветлели: да ведь в Тьер-на-Вьёр с ней прибыл тот, кто способен вернуть речь сосновой роще! Нужно лишь разогнать застоявшийся воздух.
— Хёльмвинд! — Принцесса стремглав понеслась со склона. — Сюда!
Не дожидаясь, пока он соизволит явиться на зов, она вскарабкалась на прибрежный утес и крикнула еще громче:
— Хёльм!
— В чем дело? — заворчал ветер за ее спиной. Он вернулся мгновенно, но, убедившись, что колдунья цела и невредима, поспешил стереть с лица непрошеную тревогу.
— Я кое-что придумала. — Вид у Изольды был воодушевленный.
— Всполошить воплями округу?
— Почти. Только вместо криков мы используем ураган. Хорошая встряска этому месту не повредит.
Верховный состроил озадаченную гримасу.
— От озерной воды у тебя жар? Или завороженный тьер-на-вьёрский лес лишает остатков здравого смысла?
— Хотя бы дослушай, — пламенно возразила принцесса. — Сами сосны подсказали мне, как поступить…
— Неужели? — Хёльмвинд скользнул глазами по молчаливой роще. Озабоченное выражение вновь проступило под маской превосходства. — Не следовало, видимо, оставлять тебя одну…
— Хватит намекать на мое безумие! Я нахожусь в здравом рассудке.
— Потому ведешь беседы с деревьями?
Принцесса уже раскрыла рот, чтобы выпалить достойный ответ, но тут вмешался подоспевший издалека Лютинг.
— Изольда, что у вас стряслось?
Он пустился сюда, как только услышал крик, но ветра обогнать не сумел.
— Твоя жена помешалась, — пожал плечами верховный.
— Неправда. — Принцесса вздернула подбородок. — В голову мне пришла чудесная идея, а Хёльм, вместо того чтобы внять ей, упирается.
Говорила она четко, размеренно. Таальвену хватило одного беглого взгляда, чтобы убедиться: с разумом девушки все в порядке.
— Какая идея?
— Хочу, чтобы Хёльмвинд полетал кругами…
— Еще чего! — спесиво фыркнул северный владыка. — Я тебе не Зефир — мельницы вертеть.
Пришлось терновой колдунье призвать на помощь все самообладание, чтобы не дернуть его за рукав.
— Ты не понимаешь, без ветра здешние края словно в беспамятстве — спят и грезят о том, чтобы кто-нибудь разрушил чары древнего сна. Нужно их растормошить, всколыхнуть как следует… Из нас троих лишь ты способен на такое.
Верховный воззрился на девушку сверху вниз. В голубых глазах ясно читалось заветное «пожалуйста», и ветряное сердце дрогнуло. Не откажешь ведь сладкоголосой упрямице.
— Закружись вихрем, подними ураган, — почуяв победу, просияла принцесса. — Пусть буря накроет эти немые просторы!
Пойманный в плен колдовского голоса, Хёльмвинд сдался: как марево, растворился в воздухе, неспешно поднялся к небесам и описал большой круг над озером.
— Еще, — повелела Изольда, подмечая, как оживает водная гладь.
Ветер взметнулся выше, набирая силу, закружил по спирали. Сосны под его крылом восторженно скрипнули.
— Сильнее! — Принцесса запрокинула голову. Мощь верховного пьянила, будто принадлежала ей самой.
— Как скажешь, — хмыкнул Хёльмвинд с высоты, стрелой сигая к противоположному берегу. Раздался удар по воде, тучи брызг и песка поднялись в воздух. А затем, осыпая головы спутников снежинками, ураган бросился на рощу.
От ледяного порыва Таальвену пришлось спрятаться за скалу, заслонить слезящиеся глаза. Но принцесса только захлопала в ладоши.
— Дуй крепче!
Мгновение, и над озерной поверхностью разразился настоящий шторм: чудовищные волны превратили ее в кипящий котел, острые льдинки, звеня, проливались колючим дождем. Хёльмвинд вился и буйствовал, не принося, впрочем, никакого вреда природе. Сторонился он и Изольды, оберегая ее, насколько мог, от натиска стихии.
Деревья под неспокойным прикосновением верховного встрепенулись, словно живые, заскрипели, заголосили. И было в этом привычном звуке нечто таинственное, будто сосны, молчавшие тысячи лет, хором запели забытую песню.
Сквозь траву прорастает камней
Костяных колдовское соцветье…
Мы ушли в зеркала вслед за ней —
И не встретишь крылатых на свете…
— Лети, лети, Северный ветер, пускай этот мир вздохнет наконец и скинет оковы проклятого сна!
Ветер вьется, крыло обнажив,
Лишь ему наши ведомы тайны.
Среди сосен и тоненьких ив
Над озерною гладью хрустальной…
Лютинг завороженно глядел, как пенятся брызги у ног принцессы. Ладони ее были воздеты к небесам, непокорные кудри швыряло из стороны в сторону, колючки на коже змеились. Казалось, Изольда едва удерживает равновесие на скользкой скале, — еще секунда, и неистовый порыв столкнет ее в яростную пучину.
Но стан ее оставался ровным, будто невидимые цепи сковали колдунью. Губы ее шевелились — даже сквозь шум волн принц слышал дивную песню.
Век не сыщешь желанней огня,
Чем бурлящий в холодных глубинах, —
Закалялась в потоке броня
И мерцала на выгнутых спинах…
Как бисер, певунья нанизывала слова на нить сложной мелодии, звук за звуком возрождая ее из небытия. Она пела о прошлом Тьер-на-Вьёр, и, постигнув суть древних куплетов, можно было узнать, откуда взялись волшебные зеркала.
Но легенд изначальных канва
Расплелась, за века разметалась.
И умолкла хвостов тетива —
Только песня драконья осталась…
Строки в голове принцессы внезапно оборвались, мелодия смолкла, так и не пойманная до конца.
— Прошу, покружи быстрее, — взмолилась Изольда, ища глазами бесплотного Хёльмвинда.
Она обязана завершить начатое, иначе тоска навсегда поселится в сердце. Но грянувший с небес голос вернул колдунью к реальности.
— Если позволю буре разгуляться, ты замерзнешь насмерть, но до того ураган сметет тебя в озеро.
Лишь сейчас принцесса заметила, как страшно окоченела. Лица она почти не чувствовала, губы горели, зато платье и плащ совсем высохли.
Поймав напоследок лишенный формы, но послушный ее желаниям вихрь, Изольда вздохнула и опустила затекшие руки.
— Драконья песня…
Нахлынувшая печаль понемногу отпускала, оставляя взамен непосильную усталость.
«Она едва стоит на ногах». — Таальвен предупредительно подскочил к камню, и замерзшая колдунья соскользнула в кольцо его рук.
— Теперь здешние берега вновь обрели душу… Вы ведь слышали, о чем шла речь в куплетах?
Принц кивнул, придерживая Изольду. Чужеземный напев опустошил ее, словно превратив в полый сосуд.
— Кажется, ты и правда пробудила какие-то силы, — согласился Хёльмвинд, приземляясь рядом.
Легкий северный ветерок продолжал парить над верхушками леса.
— Это древнее тьер-на-вьёрское сказание, — прошептала Изольда, с трудом ворочая языком. — …Умолкла хвостов тетива… Только песня… драконья… осталась…
Лютинг вновь подхватил ее, ощущая, что принцессе не хватит мочи и для десятка шагов.
— Нужно развести костер.
— Зачем? — удивился верховный.
— Чтобы ее согреть…
Царственный лик ветра аж перекосило: ему ходить за дровами? До какой поры эти двое собираются им помыкать, словно безродным вихрем?
К чести Лютинга, снаряжать Хёльмвинда в помощники он не стал. Оставил на попечение верховного измотанную колдунью и самостоятельно отправился за хворостом.
«Значит, любовных чар больше нет? — гадал ветер, наблюдая, как бьется темная жилка на девичьем запястье. — Отчего же тогда я не смею оторвать от тебя взгляда?»
Но Изольда не слышала немого вопроса. Полусонная, она покачивалась на волнах драконьей песни, пытаясь выхватить из полутьмы времен ускользающие куплеты. Вот бы призвать на помощь все на свете ураганы, чтобы завершить напев, докопаться до истины, но их здесь не слышали сотни сотен лет.
* * *
Густой смоляной аромат лужицами растекся в вечернем воздухе, укрыл в ласковых объятиях троих пришельцев, разбивших лагерь на озерном берегу. Сосновые поленья горели, уютно потрескивая, вздымая в синюю вышину снопы драгоценных искр. Из сухих иголок, собранных Лютингом, вышла великолепная мягкая лежанка.
«Не хуже перин в королевских опочивальнях, — улыбнулась Изольда. — Может, в суровых приморских землях все матрасы набивают хвоей?»
После дневного пения ей стало гораздо лучше — ноги не подкашивались, как чужие, сон улетучился. Она пригрелась у костра настолько, что развязала тесемку на плаще и вручила его Таальвену.
— Продрогнешь, — заспорил принц.
И девушке пришлось самой набросить гладкую ткань на его плечи.
— Ты околеешь скорее. Нужно раздобыть мужскую одежду до того, как отправимся в путь.
— Вам не обязательно лететь со мной, — вмешался Хёльмвинд. — Ты стремилась только попасть в Тьер-на-Вьёр, Изольда…
Он устроился в вершке над землей, как можно дальше от пламени. Сладкий тягучий дым безмерно раздражал верховного, пришлось отгонять его легкими дуновениями.
— Не говори чепухи! В первую очередь мы поможем тебе разыскать Розу Ветров, — воспротивилась принцесса. — Судьба терновой ведьмы связана с ней неразрывно, сам же утверждал.
Хёльмвинд неохотно кивнул. Древние сказания, в которых о терновой колдунье не говорилось ничего хорошего, и при желании было не стереть из памяти. Впрочем, остаться один он не жаждал.
— Выясним тайну ветряной владычицы, заодно разведаем о тьер-на-вьёр… В моих снах ее, кстати, называют не иначе, как терновая принцесса… — Изольда потянулась за панцирем испеченного в золе пресноводного краба и с наслаждением впилась зубами в сочное белое мясо. Нехитрый ужин раздобыл Таальвен Валишер, и даже крабы у него получились вкуснее самой изобретательной ее стряпни. — Далеко до Ветряного царства?
Северный ветер развернул на песке ветхий пергамент.
— Если верить тому, что я сегодня увидел с высоты, мы находимся среди Виттаэх Шаст’эну — Озер драконов. Судя по карте, лететь отсюда не так уж долго. Если не терять время на переправу вас двоих.
— Зато в моей компании могущество терновой ведьмы всегда к твоим услугам, — не растерялась принцесса. — И никакие чары не страшны.
— И как же ты намерена защищать меня от врагов и чудовищ? Споешь им колыбельную? — поддел верховный.
— Именно. А для тебя сочинять волшебные куплеты не стану, неблагодарный грубиян.
Пока колдунья в шутку с ним переругивалась, Лютинг изучал блеклые росчерки на карте — тут и там на бумаге пестрела дюжина озер. Какие из них бесполезны, а которые еще ведут в родной мир?
Но вовсе не возможные зеркала привлекли его внимание. Взгляд волка уткнулся в крошечную черную башенку на бумаге, увенчанную каким-то знаменем. Любопытно, что гласит крючковатая подпись под ней?
— Гадаешь, где искать зеркала, ведущие домой? — Изольда придвинулась ближе. — Жаль, на пергаменте нет соответствующих пометок. Боюсь, некоторые водоемы давно запечатаны.
Мелодичный голос вывел Таальвена из оцепенения, и он поглядел на принцессу сквозь оплавленный жаром воздух. Домой? Желание возвращаться на миг затмила иная, непонятная надежда. Но признавать ее существование вслух он не решился.
— Полагаю, Эйалэ не пустил бы нас на эту сторону, не будучи уверенным, что действующие зеркала существуют, — рассуждал Хёльмвинд, в уме подсчитывая пятнышки нарисованных озер.
— Потому что на самом деле он тебя любит? — На лице принцессы появилось наивное выражение.
— Нет, всего лишь следит за ветряным равновесием, которое нарушится, если я исчезну…
— Думаю, ты к нему несправедлив. — Гладкая поверхность берегового валуна удачно подвернулась Изольде под бок, и она прислонилась к нему, будто к каменной спинке кровати. — Наверняка восточный верховный не совсем тиран. Его почитают подданные…
— Безмозглые бездушные марионетки…
— Как грубо! — Перед мысленным взором принцессы всплыли красивые лица восточных ветресс — признаться, одинаковостью своей они наводили на нее жуть. Пришлось поморгать, чтобы отогнать видение. — У любых поступков обязательно имеется объяснение. На плечи Эйалэ, наверное, давит непосильная ноша — он же старший. Потому и пытается всех направить.
— Погружая в пучину забытья? — Хёльмвинд напряженно уперся в скрещенные ноги. — Ты не знаешь, о чем толкуешь, колдунья.
Интуиция подсказывала Изольде: она ступила на скользкую дорожку, но ей не терпелось утешить ветра.
— Какой брат причинит вред брату? Если бы ты вел себя с ним помягче…
— Я не намерен обсуждать с тобой доблести Эйалэ, с отрочества промышлявшего лишением воли! — резко прервал ее северный владыка. — За века мне опостылели путы и запреты. Если не терпится поразглагольствовать о пользе чар, ведьма, поищи себе другую компанию!
Тряхнув полой узорчатого плаща, он поднялся и рванул к берегу так, что Изольда не успела даже окликнуть, — бледный силуэт в мгновение ока растаял в ночной мгле.
«Все моя пустая болтовня, — различила она в словах ветра отголоски собственных грехов, — разбередила старые раны… Нынче, когда могущество приворота сошло на нет, неприглядная суть тернового колдовства предстанет перед ветром во всей красе и он невзлюбит меня почти так же сильно, как Эйалэ. Нельзя хорошо относиться к тому, кто ради выгоды пленил твое сердце».
Изнывая от вины и горести, принцесса свернулась клубочком, улеглась у костра и из-под полуопущенных ресниц принялась следить за Таальвеном Валишером. Еще одна печаль, не дающая покоя… Сколько раз Изольда оставалась с волком наедине, засыпала под присмотром его колдовского взгляда. Так почему теперь в груди все сжимается, стоит встретиться с ним глазами?
Она-то верила, что оставила страх в далеких лесных кошмарах, навеянных тьер-на-вьёр. Но от нынешнего принца не спасет пробуждение — он явится, где бы колдунья ни спряталась.
Таальвен молча слушал, как колотится ее сердце, — сбивчиво, пропуская удары. Мысли Изольды были сокрыты от него, но переживания с лихвой выдавали их ход. Она боится его, но не в серой шкуре с клыками-кинжалами, а в людском обличье. Из какого зернышка в душе принцессы проросло это гнетущее чувство, как его одолеть? Раньше Лютингу верилось: наваждение исчезнет, едва спадут чары. Теперь же и сам он не был уверен, что Изольда некогда бежала от него по воле тьер-на-вьёр.
* * *
Наутро принцессу разбудил беззаботный шум соснового леса. Деревья поодаль вовсю перешептывались, и казалось, корни их глубоко в песке оживленно поскрипывают. Вчерашний огонь горел по-прежнему весело. Наверняка Лютинг поддерживал его до рассвета.
При этой мысли в груди у Изольды потеплело: под охраной волка ей и в Терновом королевстве спалось спокойно, как дома. Но тут вспомнилось, что спутника с мягкой звериной шерстью и острыми ушами больше нет. Нужно привыкать к новому облику.
Чтобы привести мысли в порядок, Изольда отправилась к озеру умываться. Пока она плескалась, к костру вернулся Таальвен, нанизал пойманную только что рыбу на тонкие ветви и пристроил печься на камни.
Уже через несколько минут бока ее зарумянились, берегом поплыл аромат, от которого у принцессы неподобающе заурчало в животе. Все же у Лютинга-человека имелось преимущество перед зверем: он умел готовить, в отличие от Изольды.
Кое-как расчесав спутанные волосы, наскоро вытряхнув из них сосновые иголки, принцесса подхватила юбку и чуть ли не бегом вернулась в лагерь. Самое время завтракать.
Таальвен Валишер вовсю хозяйничал у огня: притащил дров и хвороста, соорудил из широких жестких листьев неведомого прибрежного растения сносное подобие тарелок.
— Пахнет изумительно. — Терновая колдунья изящно опустилась на лесную перину. — Как ты умудрился голыми руками наловить столько рыбы?
— Соорудил острогу из сухой ветки. — Королевич кивком указал на длинный сук, лежащий у его ног. На конце тот расщеплялся и походил на крючковатые вилы. — Для жителя приморья это куда проще, чем хватать добычу зубами.
Изольда напряженно сцепила пальцы, но Лютинг, занятый стряпней, не заметил ее замешательства.
— А уж готовить, имея две пары лап и клыки, — сущее мучение, после которого вновь обрести руки — предел мечтаний. — Он снял с камней запеченную рыбешку и протянул ее жене. — Не обожгись.
— Значит, — принцесса осторожно подула на угощение, — находиться в теле волка было невыносимо?
Таальвен поймал ее покаянный взгляд и призадумался. Он помнил, как одуряюще пряно благоухали луговые травы, как бурлило в крови, стоило бегом пуститься по лесу на четырех лапах. А еще на ум пришли долгие ночи, когда он сторожил неспокойный сон своей суженой, что доверчиво льнула к нему.
— Нет, — хмыкнул принц, — не так уж нестерпимо бегать в волчьей шкуре… Но только не семь лет кряду.
— О, Тааль! — Изольда в сердцах отодвинула нетронутый завтрак. — Честное слово, я не хотела проклинать тебя…
— Уверен, что хотела, — в шутку возразил он. — Столько ужасов обо мне порассказала, пока у меня были лапы и хвост.
Изольда залилась краской.
— Я не это имела в виду.
— Когда говорила, что я бессердечный захватчик? Или сетовала, что морским змеям впору бы сожрать меня при рождении?
— Довольно! — Она спрятала лицо в ладонях, сгорая со стыда. — Ты не должен был подслушивать.
— А что я мог поделать? — пожаловался он. — Проклятие сковало мне язык. Волей-неволей приходилось помалкивать да мотать на ус.
Заприметив плохо сдерживаемую ухмылку на выразительном лице мужа, принцесса немного успокоилась. Оказывается, он умеет шутить.
— Вообще-то, ты сам во всем виноват. Решил втихомолку жениться на мне — вот и расхлебывай!
— Втихомолку? — Брови Лютинга поползли вверх. — Да я делал тебе с десяток официальных предложений.
— Ни разу не взглянув на меня, не побеседовав?
Он запнулся и ответил уклончиво:
— Мне не нужно было видеть тебя, чтобы разобраться в своих желаниях.
— А мне бы знакомство не помешало! — Изольда ни с того ни с сего рассердилась. Волна давнего возмущения всколыхнулась в душе с новой силой, гневные искорки заплясали в глазах.
Резкая смена настроения не укрылась от приморского королевича.
— Положим, — он отложил рыбу и произнес серьезно, — я бы попросил твоей руки напрямую. Ты бы ответила согласием?
У Изольды язык так и чесался выпалить:
«Теперь мы этого не узнаем!»
Но совесть не позволяла продолжать мучить Таальвена. Довольно и того, что он два года отбегал в рабстве у терновых чар. Правда, простить своенравное желание взять ее в жены столь просто она не могла. Потому умолкла, спрятавшись от звериного взора за полотном костра. Ох, нельзя им коротать время вдвоем!
К счастью, потревоженное пламя вдруг качнулось, заискрило. В вихре колючих снежинок на песок опустился Хёльмвинд, и его появление спасло принцессу от дальнейшей беседы.
— Я нашел деревню, — вместо приветствия бросил ветер. — Всего в часе быстрого лета. Думаю, у местных найдется одежда для Мак Тира.
— Прекрасно, — сумрачно буркнул Лютинг.
Прутья хвороста жалобно хрустнули в его ладонях.
Но Изольда восприняла новость с куда большим энтузиазмом.
— Самое время туда отправиться! Чтобы не откладывать надолго поход в Ветряное царство.
Она поспешно одернула платье и направилась к Хёльмвинду, так и не доев свой завтрак. Натянутая улыбка заиграла на губах, лишь сильнее обличая взвинченность девушки.
Верховный озадаченно покосился на Мак Тира. Может, он досадует, так как придется остаться в лагере? Само собой разумелось: Таальвену не место в этом путешествии. В таком виде ему нечего делать ни в деревне, ни в студеной дымке поднебесных облаков.
Но все же приморский принц поднялся на ноги и спросил, не глядя на ветра:
— Полетишь вдвоем с ним?
— Ты лишь задержишь нас по дороге, — нарочито небрежно пожала плечами Изольда. — Кроме того, распугаешь крестьян — вряд ли они привыкли к полуголым мужчинам, падающим с небес.
— Такие, как ветер, к ним тоже нечасто заглядывают. — Лютинг ткнул пальцем в сторону верховного.
— Он сделается на время невидимым, — пояснила принцесса, — и присмотрит, чтобы я не попала в переплет.
Доводы были весомыми, но Таальвену все равно не хотелось отпускать жену. Главным образом потому, что он чуял ее смятение.
— Вряд ли в глухой деревушке с нами произойдет что-то плохое. Мы мигом вернемся.
«Крепко же ей приспичило улизнуть от него», — отметил Северный ветер с мстительным удовольствием.
Наконец Лютинг сдался — не удерживать же ее силой, — и, дернув за тесемки, вернул Изольде накидку.
— Летим! — тотчас же приказала она, кутаясь в теплую ткань.
Просить Хёльмвинда дважды не требовалось.
