ГЛАВА 20
НОЧЬ ПЕРЕД КАЗНЬЮ
Но сказать легче, чем сделать. И вот уже блеклая убывающая Альхека брызжет едким марганцем, заливая окна Тернового дворца разбавленной кровью, а Хёльмвинд все не может унять набата в горле.
Коридоры, населенные лишь древними растрескавшимися полотнами да латами, пустыми, как ореховые скорлупки, резко сворачивают, гнетут гигантскими лепными колоннами… в некоторых властвует темень, иные освещены, но бледные язычки пламени не вселяют в анфиладу залов ни капли жизни… Таков чертог терновой принцессы — нескончаемый, немой, словно богатая, но безжизненная усыпальница.
Безмолвствует и личная королевская охрана, принявшая бывшего заключенного под конвой прямо из рук начальника тьер-леранской тюрьмы. О чем говорить, если приказ ее высочества предельно понятен: доставить узника к порогу ее покоев, в пути беречь, но кандалы не снимать…
Похоже, появления Северного ветра ведьма ждала, это внушало надежду на ее уступчивость или хотя бы на то, что она не сотрет ветряного наглеца в порошок сразу после бесцеремонного предложения. Впрочем, уверенности не было.
— Налево, — впервые за время ночной прогулки по замку произнес обряженный в легкие матерчатые доспехи стражник. Перо на его заломленной набок шапочке качнулось, подрагивая.
Как видно, у членов дворцовой гвардии имелись особые отличия в одежде по сравнению с обыкновенными стражниками. По горделивым осанкам угадывалось: для них они вроде привилегии. Но Хёльмвинду было безразлично, капоры, тюрбаны или колпаки напялили его конвоиры, главное — на поясах их болтались короткие обоюдоострые мечи.
— Стоять! — Четыре пары стальных каблуков в унисон отбили двойную дробь и замерли в обезоруживающей близости от верховного. — Прибыли.
Стучать в двери не пришлось. Хрипловатый голос ужом выскользнул из-за полуоткрытой створки, завлекая и отталкивая одновременно.
— Введите его, освободите от цепей и уходите прочь.
Повеление было исполнено в точности, при этом ни один из гвардейцев не двинулся дальше преддверия, не бросил на хозяйку комнаты любопытного взгляда, будто облик ее был запретной тайной. Справившись быстро и бесшумно, четверо стражников исчезли, вверив узника в полное распоряжение будущей королевы.
— Наконец-то… — послышалось из глубины покоев, и кружевная кисея, отгораживающая их от балкона, приподнялась. — Путешествие от темницы до терновой резиденции заняло у тебя целую вечность!
— Увы, я больше не Северный ветер. — Потирая запястья, верховный переступил кисточку ковра, выстилавшего пол опочивальни.
— Надеюсь, ты явился не за тем, чтобы плакаться.
— Нет. — Прозрачный взор облетел пределы круглого помещения, безотчетно цепляясь за невероятную высоту потолков, витиеватость узоров на прикроватном пологе, пестроту пуфов и оттоманок, расставленных повсюду. Из плотной темени сводов на длинных прочных цепях свисало несколько похожих на птичьи клеток. Огоньки торфяных угольков сонно таращились сквозь прутья.
— Великолепно! — одобрила тьер-на-вьёр, шелестя юбками. Платье было ей слегка велико, и, чтобы не запутаться в складках, пришлось приподнять его спереди. При этом показались босые ступни и лодыжки в колючих браслетах, но колдунью нисколько не смущало, что их видно из-под подола.
Обойдя необъятный письменный стол, она стащила с него блюдо с виноградом, некстати позабытое поверх пергаментов, и опустилась на диванные подушки, всем видом демонстрируя готовность внимать своему гостю.
— Я согласен тебе помочь, — набрав в грудь воздуха, сказал Хёльмвинд. — Причалить к клыкам Ан-Альеж, разыскать ветряную горловину в восточной башне, нарушить клятву, данную Розе Ветров… если ты выполнишь мои требования.
— Интересно, — промурлыкала тьер-на-вьёр, позволяя тем самым излагать дальше.
— Хочу назад ветряную силу, а вместе с ней гарантии, что ты никогда не покусишься на власть моих сородичей… Дай обещание на крови, чтобы я мог в него поверить…
— Хорошо. — Очи ее, непроницаемые в торфяных всполохах, заблестели. — Но ведь это не все, верно?
Вместо кивка северный владыка подошел ближе, облокотился о полированную столешницу.
— Ко всему прочему я желаю получить Изольду в качестве твоей искренней благодарности за содействие.
Показная любезность тут же испарилась.
— Ты принимаешь меня за дуру? — Вставая, чтобы казаться выше, терновая ведьма опрокинула блюдо, и оно упало с подушек с глухим стуком. — Я не собираюсь возвращать девчонку, рискуя своим положением!
— Не возвращай. — Порывистым движением Хёльмвинд откинул со лба волосы. — Мне достанет и ее облика, немало не изменившегося с тех пор, как душа принцессы уступила это тело тебе.
Все еще недоумевая, тьер-на-вьёр нахмурилась.
— Что это значит?
— Я люблю Изольду Мак Тир. — Глядя ей в лицо, вымолвил ветер. — И хочу, чтобы она стала моей…
Тонкая морщинка на ее лбу постепенно разгладилась. Уяснив наконец, что он имеет в виду, терновая ведьма потрясенно хмыкнула, а затем уперла руки в бока.
— Сражаешь наповал, Северный ветер. Поначалу не смел и языком шевельнуть, а теперь сподобился на дерзость, за которую его полагается вырвать.
Сохраняя завидное спокойствие вопреки сутолоке чувств, Хёльмвинд пожал плечами.
— Ты сказала, любая подвластная тебе просьба…
— Просто неслыханно! — В замешательстве ведьма потянулась за кувшином с вином. — Иногда мне думается, что северинская принцесса медом намазана, иначе с чего вдруг все мужчины на свете взяли привычку к ней липнуть? И ладно приморский королевич, но ты, верховный!
Дать разумный ответ он не мог, поскольку сам впервые об этом задумался. Но после озвученного вдруг нашлось объяснение метаниям и спутанным помыслам, не покинувшим Хёльмвинда даже после купания в зеркалах Тьер-на-Вьёр.
— Впрочем, я сама виновата. — Колдунья отмахнулась, осушая третий по счету кубок. — Не учла, что любовный приворот может стать началом чего-то более неискоренимого…
Смятые складки ее юбок хвостом потащились за ногами.
— С магией вечно так: вмешиваешься в одно, меняется и другое, бросаешься исправлять оплошность — все запутывается во сто крат сильнее…
Чтобы скорее покончить с философией, пока он не растерял решимости, северный владыка поднял с пола сизую виноградную гроздь и спросил вызывающе:
— Ну так что, ты повесишь меня или любезно уступишь Изольду на эту ночь?
Тьер-на-вьёр, якобы любовавшаяся изящной облицовкой камина, закусила губу. Такого казуса она не предвидела. Гордость требовала сейчас же принудить бескрылого вертопраха раскаяться, на коленях просить пощады! Но практичность, приобретенная за столетия небытия, советовала иначе.
Велика ли потеря — на часок оставить тело девчонки в распоряжении Хёльмвинда? Не задушит же он ее, в конце концов. Да и теперешняя оболочка с колдуньей не навечно. Месяц за месяцем она ощущала, как чары убывают, откалывая от ее души по кусочку — неуклонно, мучительно. Магия не исчезала, но переходила к Изольде, лишая прежнюю свою хозяйку всякого будущего. Скоро суть ее сотрется из памяти мира, как зыбкие отпечатки с мокрого речного песка. До той поры важно воздать Розе Ветров по заслугам. Расплатиться за чужой счет ради такой цели — более чем разумно.
Помедлив еще немного, тьер-на-вьёр описала по спальне широкий полукруг и возвестила, останавливаясь у алькова:
— Договорились. Если хватит отваги не сбежать пред ликом тернового колдовства, забирай златовласую принцессу. Времени у тебя — до рассвета. А после исчезни с глаз, пока я не снаряжу отряд к берегам Тамэнт’адира — Туманного моря, на поиски Ан-Альеж. — И помни… — ломкий стебелек на ее талии задрожал, кольцами обвивая стан, — попытаешься навредить мне, верховный владыка, я убью тебя прямо здесь — искромсаю на полосы, не пожалев ни прелести твоих черт, ни возможности завладеть горловиной из восточной ветряной башни!
— Справедливо… — Ветер, все такой же прямой и хладнокровный, приблизился к ней, взялся, почти не дыша, за вшитую в пояс потайную шнуровку. — Раз проволочки улажены, ты позволишь?
Леденящий кровь взгляд холодил даже из-под золотистых ресниц.
— Прошу…
Но стоило ладони ветра пройтись по ее ключице, хищные завитки на ней ощетинились.
— Они не помешают тебе, — последовало злорадное заверение. — Разве что своим колючим видом, но с ним придется смириться.
Одолевая непрошеную слабость, Хёльмвинд кивнул. Она хочет отпугнуть его, заставить отступить.
Секунда, и пальцы утонули в льняном шелке волос. Никогда прежде Северный ветер не прикасался к ним вот так — надолго, без утайки. Если забыться, можно подумать, что рядом с ним — Изольда, с мягкой улыбкой, пьнящим запахом. Но закрывать глаза он не смел. Тьер-на-вьёр, нарочито застывшая, глядела на него безотрывно, словно заранее празднуя победу. Напрасно…
Не размениваясь на ласки, ветер потянул очередную тесьму. Сколько их на этом наперекосяк скроенном наряде? Рукава, корсаж, спина… От развязывания бесконечных узелков пальцы занемели… Внезапно в уме вспыхнула непрошеная шальная мысль: что скажет Изольда, если ему все же удастся возвратить ее? Порадуется уплаченной за пробуждение цене?
Усилием воли северный владыка отбросил сомнения, разделался с последней шнуровкой. Все это произойдет потом… Пока же прочь аршины мешающей ткани!
Под платьем у колдуньи обнаружилась длинная нижняя рубаха, тоже украшенная лентами, к счастью, декоративными.
«Слава праветрам!» — невольно возликовал верховный, мечтавший теперь лишь о том, чтобы терновая ведьма скорее исчезла.
Но она не спешила уходить — поглаживала колючки, проступавшие из-под полотна, и буравила Хёльмвинда тяжелым взглядом.
«Ты остановишься, Северный ветер…»
«Нет, — переливались льдом его безжалостные очи, пока руки увлекали окостеневшую колдунью на взбитые перины. — И если не стремишься убедиться, оставь меня с Изольдой наедине».
Прогибаясь под тяжестью двух тел, королевское ложе негромко скрипнуло. Перед колдуньей оказался полог — расшитый плодоносными ветвями дикой сливы и тщательно собранный в складки. На его богатом фоне лицо Северного ветра выглядело на удивление уместно. По крайней мере, до тех пор, пока он не решил ее поцеловать. Это оказалось чересчур для той, что сотни лет обреталась мстительным духом в пустоте. Быть может, в прошлом нежность была ей не чужда, но нынче, в чужом теле, от нее сделалось дурно до обморока.
«Ни по зримую, ни по бесплотную сторону мира не существует никакой любви! Сплошные ложь и предательство!»
Безотчетно упершись в грудь своего мучителя, тьер-на-вьёр мысленно отстранилась, попятилась в темноту, покидая Изольду на произвол сковывающих объятий. Пусть ветер делает что заблагорассудится, важна лишь расплата, орудием которой скоро станет эта оболочка!
Напряженные ее кулаки опустились на покрывало, остервенение, наполнявшее члены жесткостью, постепенно сошло на нет.
Но Хёльмвинд почувствовал перемену не сразу. Захмелевший от пасленовой сладости ее губ, он будто утратил чувство реальности, упустил на мгновение смысл происходящего. Хрупкие, как рыбьи косточки, ребра попеременно оказывались под его пальцами. Тихое дыхание колдуньи волновалось где-то под солнечным сплетением верховного.
«Неужто, Изольда Мак Тир, разгадка моих терзаний была так безыскусно, по-человечески проста?»
Хёльмвинд сдержанно коснулся сливовых полос. Ни слов, ни ответных поцелуев — только губы принцессы, до того плотно сомкнутые, разжались. Отстраняясь на вершок, верховный потерянно заглянул в водоворот ее очей и не увидел там ничего, кроме безликой темноты: веки терновой ведьмы оставались поднятыми, но гнев и враждебность исчезли. Изольда словно пребывала в оцепенении — жутковатом, чутком, как сон на яву.
Завороженно подцепив тонкий завиток светлых кудрей, Хёльмвинд убрал локон за ухо принцессе, проверяя, действительно ли тьер-на-вьёр здесь нет. Тело ее никак не откликнулось, лишь колючки змеились в причудливом ритме.
Если и существует подходящий момент для возвращения Изольды, вот он. В последний раз проведя пальцем по ее полураскрытым губам, Северный ветер быстро стащил с шеи припрятанный под туникой ветряной амулет и рывком захлестнул шнурком беззащитное горло.
Непосвященный наблюдатель подивился бы такой жестокости, но она была сполна оправдана. Терновая ведьма, стремглав вырвавшаяся из полудремы, зашипела, выгнулась дугой, пытаясь стряхнуть вощеный шнурок.
— Ты! — Черты ее страшно, свирепо исказились, шипы пришли в неистовство.
Но было поздно. Сколько бы ни извивалась, ни брыкалась пленница, подняться с постели, расшевелить волшебство не могла. Оплавленный смоляной сгусток припечатал ее к кровати, заставляя корчиться, биться в судорогах от беспомощности.
— Ничтожество! — Острые ногти, лишенные былой смертоносности, наотмашь начертили на ветряной щеке четыре полоски.
В следующую секунду шипастое запястье было схвачено, заломлено до хруста. Чтобы не дать ведьме вырваться, Хёльмвинд налег на нее всем телом, вжимая в перину, одновременно затягивая петлю на нежном горле. Ни капли пощады — стоит позволить ей извернуться, и колдунья первым делом убьет его.
— Отпусти, прошу… — взмолилась обессиленная тьер-на-вьёр. Магия, пойманная в янтарный плен, стремительно утекала. — Я дам все что хочешь… Буду вечно принадлежать тебе…
Следом раздался плач, столь неподдельный, что хватка Северного ветра на миг дрогнула.
— Хёльмвинд, мне больно, больно…
Но глаза говорили лучше слов. Ненависть в них бурлила лужицами расплавленной ртути — колдовской, опасной.
Убедившись, что бездушный ее истязатель не собирается прекращать, тьер-на-вьёр взвыла хрипло:
— Клянусь, ты не обретешь счастья! — От яростной досады по щекам покатились слезы. — Век твой будет велик, как и печаль!
Северный владыка грубо заткнул ей рот, чтобы истошные вопли не привлекли замковую стражу.
— М-м-м…
В последнем безнадежном порыве ведьма лягнула Хёльмвинда коленом. Но причинить ему вреда не успела. Как рассвет, в колдовском взоре забрезжила туманная робкая синева, стебли терна поникли.
Оглушенный страстью и опустошающим страхом, Северный ветер глядел, как светлеет облик обессилевшей пленницы, а место былого мрака занимает отчаяние. Но все не мог найти в себе силы ослабить веревку.
— Хёль… — захрипела Изольда, и он наконец осознал, что душит не безумную ведьму, а до смерти перепуганную принцессу. Удавка врезалась ей в кожу, сплющенные чужим весом легкие сдавило. — Ха-ах…
Силком разжимая ладонь, Хёльмвинд выпустил шнурок от медальона, замер ошарашенно. Но принцесса все еще судорожно хватала воздух. Одна ее рука потянулась к саднящей гортани, вторая, дрожа, уперлась верховному в живот.
— С-слезь…
Как ошпаренный, он отскочил назад, давая колдунье свободу и тотчас же ее скрутил страшный сухой кашель. Чтобы стало хоть немного легче, она перевернулась на живот.
— Кх-хах!
Подарок Вей Эрны болтался непосильным грузом, причиняя почти физическую боль.
Чтобы хоть как-то облегчить страдания колдуньи, Северный ветер разыскал на столе остатки вина, наполнил глубокую чашу.
— Вот, выпей.
Изольда повиновалась, опорожнив кубок в четыре глотка. При этом рубиновая струйка, перехлестнувшая через край, потекла по подбородку, пачкая белую сорочку.
— Еще…
Пока верховный вскрывал непочатую бутыль, принцесса спустила голые ноги с постели, изнуренно уперлась в собственные колени. Еще немного, и душа ее покинула бы тело — на этот раз навсегда. Но не погибель сейчас занимала ее.
По мере того как девушка приходила в себя, возвращались и воспоминания о нескольких днях, которые тьер-на-вьёр провела в ее теле. Смутные поначалу образы вспыхивали, будто свечки на парадной люстре, повергая Изольду в полнейший ужас. Беспорядки в столице, разбой и грабеж, захват целого королевства — как она допустила подобное?
В уме всплывали не только действия, но и рассуждения, эмоции терновой ведьмы: отомстить, изничтожить! От их шквальной хлесткости дребезжало в висках.
— О боги, Исгерд…
Прерывая ее путешествие в прошлое, северный владыка протянул принцессе новую порцию питья, резко отдающего анисом, и она вдруг обратила внимание на топазовые отпечатки на серебре.
— Это кровь?
— Царапина, — успокоил ветер, стирая голубые следы краешком туники.
Но четыре ровных бороздки на его щеке уже запустили маховик памяти колдуньи в обратном направлении: подушки, непривычная тяжесть мужского тела, безумный поцелуй… Сделка, угрозы, тюрьма…
Потрясенная отголосками происшедшего, Изольда вернула верховному полную чашу и, шатаясь, поднялась с перин.
— Этого не может быть. Я, наверное, заблудилась в лабиринтах видений…
Лоскутный круг комнаты, занимавшей целую башню, угрожающе качнулся. Пришлось ухватиться за столбик кровати, расставить ноги пошире. Затуманенный взор колдуньи ткнулся в голые щиколотки, белотканое полотно нижней рубахи. И щеки, недавно совсем бледные, зарозовели.
— Хёльм, дай мне что-нибудь прикрыться…
Первым под руку ему попался плед, небрежно свесившийся с оттоманки. Струящаяся ткань скользнула по спине принцессы, холодя лопатки. Укутавшись по самые уши, Изольда побрела к печи в центре опочивальни.
— Я ранила тебя… как-то еще?
Ветер мотнул головой.
— Но убила одного из обитателей Тернового дворца?.. Так и есть. — Предаваясь тягостным воспоминаниям, принцесса протянула озябшие ни с того ни с сего ладони к огню. — Узурпировала Тьер-Леран, до икоты запугала здешнего герцога…
Казалось, она опустошена, выскоблена печалью до самого донышка. Но корень этой беды хоронился не только в постыдном налете на столицу. Быстро ли мысли о приморском королевиче вытеснят прочие из сердца колдуньи? Существует для нее нечто настолько же важное?
Снедаемый безрадостными догадками, верховный пнул носком закатившуюся под стол виноградину. Но вопреки его расчетам Изольда внезапно обернулась и несмело спросила сбивчивым шепотом:
— Как же так?
Не представляя, в чем именно заключается вопрос, северный владыка сделал глоток из ее кубка. Язык и небо обожгло, словно в чаше плескалось жидкое пламя.
— Как же так, Хёльмвинд? — покаянно повторила Изольда. — Я думала, ты меня на дух не переносишь…
От изумления лицо его приняло невиданное полудетское выражение.
— За все, что я причинила тебе и Розе Ветров… Приворот, покушения, вечные неудобства в дороге… я мешалась у тебя под ногами, оскорбляла твои чувства… и все равно ты сказал тьер-на-вьёр, что любишь…
Дабы оттянуть необходимость говорить, верховный опять отпил огненной горькой гадости и изрек, кривя губы:
— Я никогда не испытывал к тебе ненависти, Изольда Мак Тир.
— Тогда почему был таким колким, сердитым? — Уголок расшитого пледа сполз с ее плеча вместе с полоской льняной ткани.
— Потому что право, которым хотелось обладать мне, досталось другому…
Пряча от смущения лицо за копной растрепанных волос, принцесса охнула. Но все дальнейшие расспросы были категорично сведены на нет.
— Это не меняет ровным счетом ничего. Однажды в чертогах Железного дома ты сделала свой выбор. А я сегодня совершил свой. Когда надел на тебя янтарный кулон, до того как скрипнула перекладина сооруженной для приморца виселицы.
— Прости меня за слепоту, Хёльмвинд…
— Полно. — Он отчужденно воззрился в меняющее оттенок небо. — В случившемся нет твоей вины. Не вижу смысла переливать из пустого в порожнее…
Было ясно: большей откровенности и уж тем более задушевных бесед из него и клещами не вытянуть. Не таков Северный ветер, чтобы, попирая гордость, дважды искать чьего-нибудь расположения. Потому принцесса заглушила рвущиеся с языка сожаления и сокрушенно кивнула.
— Да и не о том следует заботиться, — буднично сменил тему верховный. — После полудня Мак Тира — единственного человека, способного защитить тебя от влияния ведьмы, — вздернут на площади. Не буду ратовать за отмену казни. По мне, так королевич послужит знатным кормом для воронов. Но ты, Изольда, признайся правдиво, хочешь ли его смерти? Жаждешь ли отплатить тому, чье фамильное имя носишь?
Смущенная, растерянная, она доковыляла до балконной занавески, смяла в кулак кружевную паутинку. За балюстрадой пенилось колдовское сливовое поле, взращенное менее чем за день. Ароматные лепестки тянулись к последнему лунному свету, мелкие синие плоды венчали ветви, как слитки сапфира… Тьер-на-вьёр сотворила эту красоту на Пустоши, чтобы воплотиться для жителей Тернового королевства в живую легенду, претворить свои планы в жизнь. Но Изольда — не она. Желает ли северинская принцесса стать причиной гибели Лютинга, украсть у мира, а заодно и у себя бесшумную волчью поступь, манящую зелень глаз?
Трепеща от запретных помыслов, Изольда зажмурилась, обхватила пальцами мраморный парапет. И, вторя голосу сердца, всхлипнула сквозь слезы:
— Пусть он живет… Лютинг Вестильд Таальвен Валишер…
* * *
Северного ветра не было, казни тоже. Сочилось дождем серое промозглое утро, без ключей проникая в камеры, пропитывая влагой и так подгнившую солому тюфяков, а стражники все не шли. Чтобы не считать минуты, Таальвен закрыл глаза и принялся сооружать из невидимой охотничьей нити силки. Ее он добыл еще ночью, от нечего делать исследуя собственные умения. И теперь узлы вязались на удивление споро. Не беда, что их не суждено пустить в ход, зато увлекательное занятие поглощало целиком.
«Интересно, можно ли повеситься в бесплотной фейланской петле? Или она душит лишь смертельным ужасом?» — праздно любопытствуя, приморский королевич попробовал заарканить самого себя и ничего не почувствовал. Похоже, подобные чудеса ему были неподвластны.
— И-ить, — взвизгнули ржавые дверные петли, будто подтрунивая над его бестолковыми попытками. Осторожная череда шагов на фоне этого скрипа была почти неуловима.
Но все же Лютинг расслышал ее, главным образом потому, что знал приближающуюся поступь с точностью до движения. Вот, колеблясь, прикасаются к камню легкие каблуки — размах чуть больше аршина, длинная юбка метет пыль… Секунда-другая, и растревоженный поводок душелова оживает, натягивается в радостном предвкушении: ступай ближе, обезволенная добыча, прямо в холод сырых подземелий…
Сердце Таальвена успело кувыркнуться дюжину раз, прежде чем терновая колдунья во плоти предстала перед решетчатым входом в его темницу, сняла капюшон. Усталые, словно вылинявшие глаза с опаской вгляделись в затхлую темень. Вне всяких сомнений, ведьма больше не властвовала над Изольдой: от кипучей мощи не осталось следа, все впитала затвердевшая ветряная смола. Стало быть, авантюра верховного удалась.
— Изольда! — Ноги сами понесли навстречу.
Вздрогнув от возгласа в тишине, принцесса замешкалась, но быстро взяла себя в руки. Совестно пятиться от закованного в железо узника.
— Лютинг… — Бледное лицо не выражало и половины разрозненных переживаний, которые считывал фейлан, — пульсирующий сгусток по ту сторону прутьев.
Движимый порывом, он потянулся к ней — сквозь стены и собственное тело, но колдунья, наловчившаяся различать охотничьи манипуляции, взвилась от такого самоуправства.
— Не смей читать мои мысли! — Стан ее напружинился.
— Я не…
— Ты копошишься у меня в голове!
Ослабляя связь между ними, насколько возможно, приморский принц поднял ладони кверху.
— Это происходит само по себе.
— Неужели? — Принцесса окатила пленника презрением. — Еще посетуй на негодяйку-судьбу!
— Клянусь, Изольда, я не знал, что обладаю даром, и не рад ему… — Чтобы смягчить ее негодование, Таальвен бы согласился на любую пытку — даже носить до скончания жизни волчью шкуру. — Если бы только меня посвятили в суть происходящего раньше…
— Что тогда? Ты забыл бы обо мне, оставил в покое? Как и у тьер-на-вьёр, в оправданиях у тебя одни фантазии. — Принцесса не пожелала внимать его заверениям. — Докажи свои слова, тогда и потолкуем.
Не в силах скрыться от чужой горечи, першившей в горле, Таальвен прислонился к холодному мокрому камню.
— Но я не могу отменить сверившееся…
— Зато способен меня отпустить! Мастер Кетиль убеждал, что подобное по плечу любому фейлану.
В полусвете подземной тюрьмы сложно было разобрать, воодушевлен ли королевич таким раскладом.
— Дай зарок, — потребовала принцесса, переминаясь с ноги на ногу, — что положишь конец нынешней охоте по первому моему повелению!
— Я не знаю, как это сделать, — отголоском донеслось в ответ.
— Научись.
Тяжелая связка ключей звякнула на поясе терновой колдуньи, и, сняв с кольца самый неказистый, она ступила к тюремной каморке.
— Прежде чем ты выйдешь отсюда, я хочу услышать кое-что еще: сознайся в своих прегрешениях, Таальвен Валишер. В том, что оплел путами мою душу и бесправно лишил покоя…
— Принцесса… — Плечи его опустились обезоруженно.
Но Изольда, терзая искусанные губы, бешено выкрикнула:
— Говори, иначе оставлю под замком!
— Я виноват, — выдохнул королевич, глядя ей в глаза.
— В кошмарных снах и байках о предназначении, заморочивших мне голову!
— Да.
— А еще в приказах, принуждавших меня угождать тебе! В наглости, подстрекавшей к женитьбе, в том, что вцепился в мое имя в избе приморской ведуньи!
Запрещая себе прикасаться к ее скрюченным пальцам в квадратах решеток, Лютинг Мак Тир молча кивал, наперед принимая каждый придуманный Изольдой грех. Пусть некоторые из них были смехотворны, беспочвенны, он повторит их без запинки.
— В том, что охотился, брал тебя в жены, — моя вина… и даже в неведении своем я всецело повинен…
От избытка чувств колени принцессы подгибались. Но прекратить жадно ловить каждый звук было выше ее сил. Наконец мнимые и настоящие упреки в адрес Таальвена иссякли. И, устыдившись собственного временного помешательства, терновая колдунья наугад ткнула ключом в замочную скважину.
Но то ли металл безнадежно заржавел, то ли ослабевшие пальцы не могли справиться с фигурным ушком, только все попытки были тщетны. Чтобы положить им конец, Лютинг предложил как можно мягче:
— Давай мне.
Вопреки смертельным обидам голос этот притягивал. Довериться ему, вложить в протянутую ладонь не только ключ, но и свою исчерканную шинами руку, аукалось из глубины души Изольды. И чем внимательнее она прислушивалась, тем сильнее влекло спрятаться у Таальвена за спиной. Но ведь источник несправедливости — он сам! Чтобы избавиться от наваждения, принцессе пришлось хорошенько встряхнуться и ущипнуть себя под плащом.
Слава праветрам, занятый замком приморский королевич ничего не заметил. Старинный механизм под его нажимом щелкнул неохотно, и дверца клетушки отъехала.
— Теперь кандалы… — Принцесса посторонилась, выпуская пленника. Под тусклым прицелом лучей из соседних камер он заморгал, подслеповато сощурился.
Лишь сейчас Изольда заметила, как изможден Лютинг Мак Тир. Менее чем за неделю черты его лица сделались совсем звериными, ожесточились от болезненной худобы. Седины в волосах прибавилось, оковы оставили на запястьях красные полосы. И только глаза сияли ярче прежнего.
— Кажется, этот. — Отыскав в связке еще один ключ поменьше, принцесса вставила его в расщелину между двумя стальными браслетами, соединенными перемычкой. На сей раз пружина сдалась без боя.
— Я твой должник… — поблагодарил Таальвен Валишер, цепляясь взглядом за ветряной кулон.
Непроизвольно у Изольды защекотало под ложечкой. Но недавняя кручина напомнила о себе, заставив проговорить сурово:
— Тогда в благодарность освободи меня…
«Имеет ли она в виду сети душеловов или иные узы? Сознает, что некоторые союзы не разорвать ни разлукой, ни расстоянием?» — Приморский королевич мельком вгляделся в перстни на тонких пальцах. Надежды на то, что однажды душелов получит одно из них, почти не осталось.
* * *
За полночь с Пустоши потянуло насыщенной терпкой сладостью, и Изольда пожалела, что не притворила окна. От запаха щемило сердце, щипало глаза, будто древняя магия подстрекала сдернуть тяжелый амулет и вдохнуть аромат дикой сливы полной грудью. Противостоять этому зову было донельзя тяжко, особенно ворочаясь в пыльной горячке колдовской бессонницы. Потому терновая колдунья в конце концов отбросила одеяло и рывком села.
В кои-то веки у нее имелась кровать, да еще какая — личная опочивальня с купальней и камином, и даже служанки. Но урвать хоть минуту покоя при всем богатстве принцесса не могла. Янтарный медальон обжигал кожу. Огорчения, тревоги роились в голове многоголосым хором.
Как ни странно, касались они по большей части не спутников колдуньи, но Исгерд, в памяти которой Изольда была заперта до своего пробуждения. Сыщется ли у судьбы более жестокая насмешка, чем травить душу, жаждущую покоя, бесконечными страданиями погибшей принцессы?
А Герда страдала так, что сама смерть убоялась ее клокочущей ненависти… Не из-за войны с ветрами или утраченного порядка, а по вине Этельстана… Недальновидный, алчный, но неизменно любимый сестрой принц предал ее, стал причиной упадка целого королевства и собственной бесславной кончины.
Изольда видела, как устремляются к нему вырвавшиеся из узды терновые шипы, как истошно кричит побледневшая Герда. Быть может, Вея Эрна и обернула незадачливого заговорщика в дракона, но сразили его терновые чары, преданно защищавшие хозяйку наперекор ее приказам.
Спящей принцессе Мак Тир довелось сполна испытать всю безысходность того рокового мгновения. Снова и снова она захлебывалась отчаянным воплем, прижимая к себе окровавленное тело брата, а после растворялась до сумасшествия, до полной потери человечности в вихре колдовства. Выстоять против такого напора не смогла бы ни одна чародейка. Тьер-на-вьёр выплеснула в мир океан бешенства. Чудо, что Роза Ветров отделалась многовековым сном.
Нащупав ступней мягкие комнатные туфли, принцесса обулась и побрела на балкон. Брови ее хмурились. Мыслимо ли после убийства дорогого брата остаться мудрой, уравновешенной? Исполнять монарший и жреческий долг как ни в чем не бывало? Сама Изольда потеряла контроль от гораздо меньшего. И пусть последствия оказались не столь губительными, она вполне способна была понять ярость терновой ведьмы. Удивительно, но та больше не вызывала отвращения, будто каким-то странным образом две души, соседствующие в одном теле, породнились.
«Как же помочь Исгерд?» — чаще остальных теперь возникал вопрос. Не сразить, не заставить навеки умолкнуть, а облегчить страдания, поскольку боль от незаживающей раны виделась Изольде нестерпимой пыткой.
Пока что действенных способов насчитывалось немного. И все требовали содействия со стороны тьер-на-вьёр. Но удастся ли ее уговорить? Теребя кончик косы, принцесса прогулялась вдоль балюстрады. Для этого придется снять ветряной медальон. А еще позволить Лютингу приструнить ее в случае ведьмовского припадка.
При воспоминании о приморском королевиче пальцы дрогнули. Если затея удастся, фейланские путы больше не понадобятся, как и янтарь Вей Эрны, берущий магию на измор. Можно будет признаться ветряной владычице, что страшная правда о прошлом — не секрет, положить конец бессмысленной вражде. А потом…
За счастливой развязкой призраками маячили силуэты ветра и приморского королевича, вершить судьбу которых принцесса не была готова. Уж лучше с головой окунуться в злоключения Исгерд!
Убегая от нежеланных мыслей, Изольда нырнула под колыхавшуюся занавеску и лишь после того, как ноги коснулись ковра, вспомнила: в Терновом королевстве нет сквозняков. Что же за дуновение тогда вздымает ее парусом?
Справившись с молчаливым изумлением, Изольда нашарила взглядом голубое лезвие кинжала на краешке стола и боком попятилась в его сторону. Но не успела сделать и нары шагов, как сухой жужжащий вихрь пригвоздил ее к стене. В мгновение ока кругом потемнело, спящие клетки-светильники закачались тревожно. И сквозь трение крошечных песчинок донеслось:
— Хвала древним праветрам, господин выбрался из сетей болотного короля, куда ты его спровадила!
— Ирифи! — У терновой колдуньи будто гора с плеч свалилась. — Я решила, что Терновый дворец осадил ураган, а это всего лишь ты.
— Лишь я? Всего-навсего? — оскорбленно заохал старичок, взъерошенный сильнее обычного. — По-твоему, достойно платить эдакой неучтивостью за усердные труды? Не я ли подсказал тебе, как справиться с драконами, терновая ведьма? От меня ваша упрямая троица услышала о потопленной башне!
— О да, я неверно выразилась. — Силясь с помощью магии одолеть внезапный смерч, принцесса поднатужилась. Но оберег Вей Эрны по-прежнему исправно сковывал ее колдовство.
— Я один чаю сберечь Хёльмвинда от когтей смерти, — досадовал Ирифи, и дальше чиня беспорядок. — Ради этого и разведал, где находится последнее уцелевшее зеркало Тьер-на-Вьёр, добыл третью по счету ветряную горловину, дабы не допустить нового опасного путешествия!
Сея мелкую пыль, словно из ведра, он заметался под конусообразным потолком, заскрипел балками.
— Погоди, пожалуйста. — Чтобы не попасть под песчаный ливень, Изольда прыгнула под балдахин.
Но Ирифи лишь страдальчески заломил руки и щедро осыпал и без того угасающий камин пригоршней песка. Стало совсем сумрачно. Силы лунного сияния недоставало, чтобы проникнуть сквозь запылившие воздух клубы. Требовалось срочно призвать баламута к порядку. И принцесса, высунувшись из-под подушки, строго прикрикнула:
— А ну, прекрати! И живо спускайся вниз!
Прозвучало это на диво сурово, и крошечный старичок, сгорбившись, виновато обхватил себя за костлявые колени.
— Будь добр, убери весь песок, — командовала дальше терновая колдунья, окрыленная внезапным успехом. — И веди себя тише. Хоть мы и в башне, дворцовая стража всегда наготове.
Ирифи взмахнул изодранным рукавом, и вся пыль, к полнейшему изумлению колдуньи, с гулом влетела через него прямо под ветхую одежду. Но интересоваться, куда именно она делась, у Изольды не было ни малейшего желания.
— Спасибо. Теперь садись. — Принцесса подвинула ветряному смутьяну маленький удобный пуф. — Ты, наверное, устал с дороги…
— Как шторм в открытом море. — Ирифи задрыгал истоптанными сандалиями. — Мне пришлось избороздить версты над синей гладью Тамэнт’адира, прежде чем из тумана поднялись пики Ан-Альеж…
— Так ты побывал на золотых клыках?
Утвердительно потрясая седыми лохмами, он покосился на принцессу, подкладывающую сухую щепу в пульсирующее углями жерло хитроумной печки.
— Раньше суша в тех местах была велика, обширна. И хоть пугала крутизной прибрежных скал, но все же могла нарекаться островом о двух острых вершинах. Нынче же единственный зубец с уцелевшей на нем крепостью виднеется над океаном, второй почти всосали темные ненасытные воды…
В мечтах о былом он качнулся из стороны в сторону, горестно всхлипнув.
— Все проходит, и слава великих предков блекнет от времени…
— Раз ты летал в восточную обитель, — помолчав, отозвалась Изольда, — значит, нашел заветную горловину?
И вновь Пыльный вихрь подтвердил ее догадки.
— Любимая быстроходными восточными бризами реликвия у меня.
— Прекрасно! А то Хёльмвинд собирался самостоятельно плыть за ней — без маршрута и карты.
— Мой одураченный повелитель, — бесцветные старческие глаза повлажнели, — никак не отрешится от идеи собрать вместе наконечники труб… Если б он уразумел то, что ведаю я…
— Ирифи, — принцесса присела на соседнюю оттоманку, разгладила ткань длинной ночной сорочки, — нам известно, что случилось в Тьер-на-Вьёр много лет назад…
У крохотного старца расширились зрачки и задрожал подбородок, будто он вот-вот расплачется.
— Сны Исгерд, обрывки разговоров терновой ведьмы помогли собрать воедино разрозненную картину… Мы знаем о притязаниях ветров, роли Вей Эрны и твоем участии. Роза желала овладеть терновой магией. Как ближайший ее соратник, ты счел свои долгом помогать, и в том нет ничего предосудительного…
Бережно подобранные слова мягко слетали с языка принцессы, проникая в ясный как никогда разум бывшего верховного. Толковать с ним о разыгравшейся трагедии Изольде не хотелось — только утешить изнемогающий ум.
— Отпусти события прожитых дней, — увещевала она, — оставь наконец ношу, что веками тяготит душу.
— Ох, колдунья… — Узловатые ветряные ладони сплелись в замок. — Дозналась бы ты обо всех моих провинностях, не сулила бы облегчения. Такие, как я, обретают его лишь в смерти. До тех же пор нет иного пути, кроме искупления…
Рассудительная речь резанула по ушам. Куда только подевались взбалмошность вихря, извечные визгливые капризы. В жестах проступило величавое достоинство, словно Ирифи незаметно подменил кто-то другой. Ошеломленная чудесной переменой, Изольда вглядывалась в морщинистое лицо и недоумевала. На том сюрпризы не кончились. Успокоившийся Пыльный вихрь зашуршал складками плаща и вытряхнул из него тонкий костяной раструб.
— Коль скоро ошибки минувшего открыты тебе, благословенная терновником дева, избрать верное решение будет нетрудно. Воспользуйся этой вещью, как посчитаешь нужным. Препятствовать я не стану… — и доверительно вручил опешившей принцессе горловину.
— Ты уверен? — Пальцы ее невольно принялись изучать гладкую костяную поверхность, но в очах, невидимых в потемках, застыло сомнение.
Ирифи выпятил нижнюю губу, вздохнул тихо и чересчур скорбно.
— Все, что мог, я сделал… Пора положиться на мудрость богинь судьбы.
А затем, не поднимаясь с сиденья, растаял в пыльной клубящейся дымке. Колдунья не успела и руку протянуть.
— Подожди…
Очертания сутулой фигуры исчезли, лишь песчаная взвесь неспешно оседала на бархат подушек. Не сон ли это?
Стиснув наконечник ветряной трубы, Изольда вскочила, обошла свои покои с юга на север, с запада на восток. Но и через четверть часа предметы кругом оставались осязаемыми, а отполированная кость — жемчужно-сияющей.
Отпущенные на волю мысли постепенно светлели: ей-таки улыбнулась удача! Северному ветру не придется бороздить волны Тамэнт’адира — в Ветряное царство он может отправляться хоть завтра. Если поверит, что последнюю горловину Ирифи отдал просто так…
Сама же принцесса на этот счет не сомневалась. Найденные за время скитаний реликвии как две капли воды походили на подарок вихря. И даже на ощупь в них чувствовалась затаенная сила.
Но правильно ли она поступит, возвратив ее Вее Эрне? Ведь в прошлом она вела с тьер-на-вьёр войны… Накрыв озябшие ступни пледом, что накануне служил ей накидкой, Изольда мгновенно отрешилась от тревог.
Пора положить конец непримиримой вражде. Хёльмвинд доберется до Розы Ветров и объяснит: ей нечего делить с принцессой. Прошлое надлежит оставить позади во имя мира. Ветряной повелительнице хватит ума, выдержки, милосердия, чтобы это понять, ведь наследие ее так долго пролежало в руинах.
При мысли о возрождении Ветряного царства, возвращении собратьев северного владыки в Тьер-на-Вьёр Изольде сделалось уютно и легко, но лишь на короткий миг. А потом беспощадная пепельная река накрыла ее скользящим течением.
* * *
— Здесь точно не обошлось без каверзы. И в том, что пройдоха-вихрь вдруг сделался нашим союзником, меня не убедит даже первый праветер! — Хёльмвинд демонстративно водрузил изящный костяной рог на подушку к двум его точным копиям и заходил взад-вперед.
Изольда растерянно развела руками.
— Но ты проверил горловину с десяток раз.
— По мере своих скромных способностей. — На лице верховного отпечаталось прежнее раздражение, сдобренное пренебрежением ко всему миру.
— Говорю тебе, вихрь вел себя на диво разумно… После того как очистил от пыли мою спальню… — Принцесса смутилась, припоминая давешнюю бурю. — Не стоит нам судить его по былым выходкам.
Не разделявший ее благосклонности Северный ветер фыркнул.
— Мне тоже кажется странным поступок Ирифи, — высказался до сих пор молчавший Таальвен. — С чего бы ему меняться?
Завороженно глядя на кривую полосу шрама на его виске, Изольда опустила ладони на подлокотники. Она еще не успела привыкнуть к шквалу эмоций, что одолевали ее в присутствии душелова, оттого старалась держаться подальше.
Впрочем, просторный зал, предложенный королевским советником для малолюдных «домашних» заседаний, был создан для общения на почтительном расстоянии. Неудобные кресла в нем стояли так далеко от резного трона, что собеседникам пришлось бы повышать голос, чтобы услышать друг друга. Из-за этого решено было занять места визитеров.
Фрейлина Изольды, избранная тьер-на-вьёр сразу после захвата дворца, попыталась деликатно образумить госпожу, намекая на неподобающую к ней близость простых смертных, но принцесса властно выпроводила ее, в два счета освоившись в положении хозяйки.
— Голова ее тернового высочества на аудиенции не может быть ниже челяди, — присев в реверансе, пролепетала придворная дама. — Вы также не должны приближаться к ней ближе чем на полторы сажени…
— Упасите боги! — Северный ветер отпрянул от принцессы в притворном благоговении.
И Изольда, припоминая их последнюю встречу наедине, едва сдержала протяжный стон. Как теперь без стыда глядеть ему в глаза? С другой стороны, колкости куда лучше неловкого гнетущего молчания. Пусть издевается, если угодно.
Дождавшись, когда фрейлина удалится, терновая колдунья с облегчением опустилась на стул — не примечательный ничем, кроме колючей рунной вязи на жесткой спинке. Никакая сила не заставила бы ее усесться на величественный трон. И Хёльмвинд, и приморский королевич не единожды видели, как Изольда нарушает правила приличия посерьезнее. К чему же теперь условности?
— Я представила вас как своих гостей, но, боюсь, у здешних правителей особые привычки обращения с друзьями… — Каблуки ее не доставали до пола.
— Спорим, ты превзошла их в чудачестве, швырнув нас за решетку, — заявил верховный. — О виселице я вообще молчу.
Медленно заливаясь краской, принцесса пробормотала:
— Я приказала страже и начальнику помалкивать о заключении — во избежание слухов.
По сути, ей не следовало переживать из-за сплетен подданных. Особенно после неразберихи, учиненной терновой ведьмой. Но ту, поди, занимала одна Роза Ветров. Изольде Мак Тир же предстояло решить, как распорядиться неожиданно обретенной властью. И хотя к правлению ее готовили с детства, способ, которым принцесса заполучила королевство, восхищенный страх в глазах придворных, полное незнание законов Тьер-на-Вьёр и собственных, дарованных терновником возможностей сводило с ума.
— Ты решила окончательно? — уточнил Лютинг, в отличие от ветра не покидавший своего места.
Изольда, застывшая изваянием, заморгала.
— Я о горловинах ветряных труб.
— Они принадлежат Хёльмвинду. Я лишь взяла их на хранение, а теперь возвращаю… в надежде облегчить бремя прошлого, насколько удастся.
— А если не удастся?
В окружении добротной деревянной отделки приморский королевич выглядел истинным владыкой. Несложно было представить непоколебимую мрачную фигуру в темных одеждах на королевском троне. Ему, без сомнения, пошла бы каменная угловатость узоров, как шла седина в отросших взлохмаченных волосах.
«Прекрати!» — отчитала себя принцесса, усмиряя воображение, и промолвила: — Доверимся Хёльму… Вея Эрна ближе ему, чем кому бы то ни было. Он убедит ее в искренности наших намерений, желании помочь, невзирая на прежние недомолвки…
Ядовитый взгляд Таальвена Валишера переметнулся к фигуре, отрешенно блуждающей по залу. Уста будто бы вопрошали:
«Слышал, Северный ветер? На тебя возложено неслыханное доверие!»
Но назиданий вслух не последовало. И Хёльмвинд не дрогнув вернулся к Изольде и Таальвену.
— Я уеду завтра утром. Дай мне коня и вели нигде не задерживать.
Белая ладонь бесцеремонно сгребла с подушки костяные наконечники, в следующее мгновение макушка верховного непростительно возвысилась над монаршей.
«Конец здешнему этикету», — грустно усмехнулась колдунья, посматривая на четыре глубокие полосы на щеке ветра — свидетельство ее гнева.
— Я придумаю для тебя какую-нибудь грамоту или печать…
— Обойдемся без печатей, — ответствовал ветер, спуская ниже чертополоховый браслет. Вся троица украдкой поморщилась от двусмысленности замечания. Отныне незримых меток им хватит на целую жизнь.
* * *
Северный ветер правил коня на юго-запад, оставляя позади ворота Тьер-Лерана и громоздкую тень дворца, глядевшего ему в затылок не одну версту. Кристаллический диабаз, из которого он был построен, придавал стенам и окаймляющей парк ограде легкую зеленцу, на полотне которой узкие, еще спящие окошки посматривали совсем тускло. Величественное, хоть и чудное здание.
Запоминая, как выглядят многочисленные флигели, башни и венчающие их черепичные конусы, Хёльмвинд обернулся в последний раз. От проводов и напутствий он наотрез отказался. К чему мяться на пороге, комкая на языке бессмысленные до немоты слова? Но терновая колдунья долго стояла у одного из окон, несмотря на раннее время, — одинокая и подавленная.
«У нее есть Мак Тир, — бесцеремонно напомнил себе верховный. — Принц, чью жизнь ты спас в приступе благородства».
Досада на самого себя вновь прошила навылет. Но в глубине души ветер понимал: причина не только в его неслыханной отзывчивости. Придя в себя после казни Лютинга, принцесса наверняка пожалела бы о содеянном. Чувство вины и потери навсегда отравили бы ее существование, ведь привязанность Изольды к зеленоглазому фейлану очевидна. Любовь ли виной или подспудное желание принадлежать своему пленителю, Северный ветер не гадал, просто зарекся оглядываться, покуда столицу Тернового королевства не заслонят фруктовые сады. Благо, тракт, по которому он ехал, пролегал как раз через рощицы груш и низкорослых персиков.
Когда же и они остались позади, новая печаль омрачила задумчивые черты: вдруг Вея Эрна не внемлет просьбам о перемирии? Опасение это затмевало все другие раздумья и страхи. Его отражение крылось в волчьих очах Мак Тира во время вчерашнего совещания.
«Кто из них двоих тебе дороже — Изольда или Вея Эрна?»
Вспоминая зарево неистовых порывов владычицы, то, как жадно она тянула жизнь из его напряженных жил, верховный все сильнее колебался. Положим, Роза лгала своим вызволителям из страха перед давней соперницей. Потому подсунула ей смертоносный медальон, умолчала о событиях древности, не открылась Хёльмвинду. Где гарантии, что она станет благоволить колдунье теперь?
Изольде они мнились в стойкости, красноречии Хёльмвинда, но он ставил их силу под сомнение. И все же понукал скакуна, сверяясь на ходу с аккуратной картой окрестностей из королевской библиотеки. Вопреки еканью сердца и недавним предупреждениям тьер-на-вьёр, что ветряная владычица иссушит его род дотла… Почему?
Интуиция подсказывала: ветру просто не дано поступить иначе — после того, как благоденствие нового дома принцессы Мак Тир оказалось в его руках. Отговорить Вею Эрну от войн, возвратить собратьев в терновые края и бесследно исчезнуть — такова роль северного владыки, отведенная ему вместо счастья.
