ГЛАВА 10
ДОРОГА ИЗ МЕЛА И КРЕМНИЯ
Это было страшнее безграничной всеобъемлющей власти Лютинга Мак Тира над ее душой, страшнее смерти — зыбучая угольная река, полная пепла и горечи. Как ни барахтайся — не спасешься, не выберешься из черного песка.
Могильной насыпью он давил Изольде на плечи, путами свертывался вокруг лодыжек. Поначалу она пыталась идти, затем плыть, но любые усилия приводили лишь к тому, что она вязла глубже, в ужасе запрокидывая голову, чтобы не захлебнуться прахом.
— Пусть это закончится…
Тонкие руки тщетно тянулись ввысь, губы шептали молитвы… Колдовская река не знала жалости.
Задыхаясь под невыносимой тяжестью, принцесса снова отчаянно рванулась, и внезапно ступни ее коснулись гладкой твердой поверхности. Боги, неужто спасение? Шаг, другой — она буквально прорывалась сквозь текучую толщу, пока острые песчинки впивались ей в кожу. Но вот движения сделались свободнее — черная река заструилась горячими потоками.
— Что это? — изумилась Изольда, с макушкой уходя под воду.
Тут же она вынырнула из большой круглой купальни и принялась кашлять и отплевываться.
— Ваше высочество? — раздалось сверху. — С вами все в порядке?
Растерянный серый взгляд метнулся сквозь клубы душистого пара.
— Я…
— Задремали во время ванны, принцесса? — подхватил еще один почтительный женский голосок.
— Да, наверное, — выдохнула Исгерд с облегчением.
Обхватив себя за голые плечи, она прикрыла глаза и вновь погрузилась в разогретые воды купальни.
— Не стоило плавать так долго.
В воздухе удушающе пахло благовониями. Запах поднимался от раскаленных жаровен, над которыми их жгли, дымными кольцами собирался под потолком.
— Здесь слишком душно, — пожаловалась терновая принцесса, — распахните двери на балкон.
— Но… вдруг вас кто-нибудь увидит? — тихо пробормотала служанка.
Исгерд приосанилась и по ступенькам вышла из бассейна.
— Как тебя зовут?
— Дорте, госпожа…
— Мне незнакомо твое лицо, Дорте. — Мокрые плети жемчужных волос хлестнули по величавой спине.
— Она заступила на службу всего два дня назад, — пояснила вторая помощница и с поклоном протянула принцессе полотенце.
— Вот оно что. — Исгерд стряхнула прилипшие к коже цветочные лепестки, которыми были щедро присыпаны воды купальни, и лишь затем начала вытираться.
— Да будет тебе известно, Дорте, Терновый дворец построен на скалистом неприступном холме. По периметру его окружают стена и живая изгородь — вряд ли кто-нибудь подберется столь близко, чтобы заглянуть в окно. А даже если бы и смог, эта комната находится на последнем этаже самой высокой башни и балконом выходит на Пустошь. Разве там живут люди?
— Нет, ваше высочество. — Служанка виновато потупилась и бросилась открывать балконные двери.
Между тем ее подруга поднесла будущей королеве роскошный халат и помогла в него завернуться.
— Прошу, госпожа.
— Благодарю, — рассеянно промолвила принцесса, обертывая пестрый поясок вокруг талии, — принесите прохладительное питье и можете быть свободны.
Служанки переглянулись. Одна из них — та, что не первый год жила во дворце, — поспешно скрылась в смежной комнате. Дорте же снова замялась, взволнованно сцепив ладони в замок.
— Еще какие-то вопросы?
Властный невозмутимый голос заставил прислужницу занервничать пуще прежнего.
— Никаких, принцесса… Просто ваш брат…
— Этельстан? — Исгерд приняла из рук первой помощницы полный до краев кубок. — Что-то случилось?
— Сегодня утром он настаивал на аудиенции…
— И? — Принцесса с наслаждением отпила сладкий прозрачный нектар.
— Я пояснила ему, что время визитов наступит завтра после обеда, как того велит дворцовый этикет…
— Что? — чуть было не поперхнулась Исгерд. Пришлось прикрыть синеватые губы ладонью и старательно откашляться.
— Ты не впустила принца в мои покои?
— Вы как раз собирались принимать ванну… — Испуганная горничная сжалась. — Я думала, в мои обязанности входит поддерживать распорядок вашей жизни…
— Безусловно, но моего брата дворцовые условности не касаются. — Хозяйка покоев отставила сладкий напиток прочь. — Чтобы увидеться со мной, он не обязан записываться на прием.
— Да, ваше высочество, — пискнула Дорте. — Простите меня за оплошность…
Осознав наконец, что от переживаний новая служанка вот-вот лишится чувств, Исгерд сжалилась и великодушно склонила голову.
— Забудем об этом.
Она и запамятовала, как благоговеет перед терновой принцессой простой люд.
— Главное, запомни урок на будущее… Лета?
Вторая помощница услужливо подалась вперед.
— Будь добра, пошли за братом скорее. Наверняка у него было какое-то важное дело.
И пресекая дальнейшие извиняющиеся реверансы, Исгерд отослала обеих девушек прочь.
Шелест их одежд скоро стих. Ароматный пар заклубился вокруг задумчивой принцессы. Все же удивительно, как подданные могут любить ее и бояться одновременно? Понимают ли они, что, несмотря на терновое могущество, их будущая королева — существо из плоти и крови, пусть черной, как морион?
Исгерд сунула ноги в мягкие банные туфельки и, шлепая каблуками, прошлась на балкон.
Догадываются ли жители Тьер-Лерана, что кроме долга в сердце ее отыскали убежище сотни других чувств — тревожных, противоречивых?.. Или для народа она — лишь воплощение великой благодатной силы, суть которой — хранить покой и порядок?
Да славится Неувядающий Терн и избранный, что им отмечен. — Тонкие пальцы начертили узор на каменном парапете… Отныне он — столп и защита Тьер-на-Вьёр… Как там дальше звучали слова терновой молитвы?
Гулкое эхо под сводами коридоров нарушило бессвязный поток невеселых мыслей — Этельстан… Его походку принцесса различила бы даже среди сотен шагов.
— Герда?
Несчетное количество раз она отыскивала взгляд этих карих глаз в суете званого ужина или шумного бала. С детства он был для нее спасительным якорем. Когда брат находился рядом, невзгоды отступали. И Исгерд неизменно казалось: она знает его лучше всех.
Неудивительно, что теперь, уловив мятежный блеск, девушка сочла это признаком обиды.
— Надеюсь, из-за Дорте ты не станешь сердиться? — сходу предположила она. — Бедняжка всего два дня состоит у меня на службе и не успела изучить порядки в Терновом дворце.
— Она лишь указала на мое место, — бесцветно возразил принц, огибая круглую чашу купальни. — Справедливо.
— Ну что за бессмыслица? — застонала Исгерд. — Девочку просто сбила с толку здешняя вычурность и вдобавок скучный свод правил, который ей наверняка пришлось вызубрить на память.
— Хорошо, — отмахнулся Этельстан слишком небрежно, чтобы поверить в его искренность. — Несмышленая служанка интересует меня в последнюю очередь. Давай лучше потолкуем о сегодняшних дипломатических встречах.
— С каких пор тебя заботят переговоры?
Удивление принцессы было неподдельным. До сих пор брат ее не проявлял к политике ни малейшего интереса, предпочитая проводить дневные часы в королевских садах или за книгами.
Этельстану же в ее словах почудился намек на скверное выполнение собственных обязанностей при дворе, и он вскинулся, зло сузив темные глаза.
— Если бы в моих руках была сосредоточена хоть какая-то власть, я непременно бы присутствовал на каждой встрече с послами, на каждом королевском заседании. Но что толку торчать там, если голос мой все равно ничего не значит?
— Полноте, Этельстан. Ты имеешь право посещать все королевские мероприятия. Я рада видеть тебя в любое время дня и ночи.
— Даже на переговорах с ветрами, назначенных на сегодня? — Тонкая бровь изогнулась, как сердитая змея.
— Разумеется, — все с тем же изумлением пожала плечами принцесса. — Но откуда тебе о них известно?
— О, во дворце у меня еще остались надежные осведомители, которые охотно делятся информацией. В отличие от родной сестры, давно переставшей посвящать меня в свои тайны…
— Здесь нет никаких секретов. Ветряные гости не желали предавать свой приезд огласке, потому об их присутствии в Тьер-Леране пришлось умолчать. Но, поверь, при следующей же нашей беседе ты бы услышал о них от меня. Если бы не счел рассказ слишком скучным.
— Скучным? За кого ты меня принимаешь? — Принц осекся, пытаясь взять себя в руки.
Но Исгерд успела удостовериться окончательно, что по большей части им движут злость и обида. Ах, если бы только на нее, тогда проблему легко можно было бы решить сестринскими объятиями. Но ведь брат изводит себя из-за короны, полноправной владелицей которой она вот-вот станет, и собственного незавидного положения.
Исгерд пригорюнилась и тяжело вздохнула. С каждым днем принц отдалялся от нее все сильнее. Поскорее бы прошла злосчастная церемония. Она станет королевой и на деле докажет беспокойному брату: ее привязанность к нему никогда не иссякнет.
— Так значит, меня не вышвырнут из Зала советов, едва я решу навестить сегодняшнее собрание? — прервал ее размышления Этельстан.
— Конечно нет. — Подхватив полу длинного халата, Исгерд приветливо шагнула к нему. — Никто и никогда не посмеет сотворить с тобой подобное. Во всяком случае, пока власть находится в моих руках.
Власть… Мутные глаза вспыхнули и почернели. Принц сгреб с банного столика полупустой кубок, жадно из него отхлебнул.
— Насчет человека, сообщившего тебе о наших тайных гостях. — Бескровное лицо Исгерд застыло в паре саженей от него, бледные губы строго сомкнулись. — Ты обязан выдать его. Нельзя допустить, чтобы внутренние дела королевства становились достоянием общественности…
— Хочешь лишить меня последнего никчемного влияния? — невпопад пробормотал Этельстан. — В то время как у самой в кулаке все терновое могущество.
— Да что с тобой сегодня такое? — Принцесса гневно скрестила руки. — Ведешь себя словно ребенок, без конца сетующий на судьбу! Не пришла ли пора тебе повзрослеть?
Побелев, Этельстан крепче сжал пустой теперь кубок и уязвленно отступил к двери.
— Постой, — опомнилась огорченная девушка. — Я не это хотела сказать. Ты ведь знаешь, брат, принадлежащее мне, будь то престол или любовь подданных, — твое по праву. Я с радостью поделюсь с тобой всем, что попросишь.
— Вот как? — Он лукаво замер на пороге. — А если я захочу часть терновой магии? Сможешь ты по-сестрински разделить ее на двоих?
Тишина — как и следовало ожидать. Исгерд молчала, удрученно ссутулившись. Мокрые волосы грязновато-серыми прядками падали налицо. Едва ли кто-то из придворных видел принцессу такой, хотя Этельстан не раз заставлял ее захлебнуться бесплодными возражениями.
Если бы она только могла разорвать надвое колдовскую силу, жарким потоком бьющуюся в жилах! Тогда ее брат властвовал бы вместе с ней бесконечно долго, почти вечно. И ей никогда не пришлось бы мириться с горестями утрат.
Но волшебный терновник — не сухая ветка, его не разломишь пополам. И уж тем более немыслимо одарить кого-то колючими чарами. Этельстан знает об этом, но все равно изводит ее упреками, беспечно полагая, что безжалостные слова не задевают сердца.
Терзаясь печалью, Исгерд ненароком взглянула в окно и охнула, подскочив на месте. Солнце уже в зените! А ей ведь предстоит уйма дел до переговоров. Кликнув расторопную Лету, принцесса направилась в гардеробную — переодеваться. И хотя лицо ее перед придворными попеременно выражало заботу или заинтересованность, приличествующие случаю, мысли до самого вечера оставались безрадостны и темны.
* * *
Изольда проснулась от неприятного сосущего чувства, заставляющего похолодеть и съежиться. Мерещилось, что из бездны забвения на нее глядят жуткие глаза. Но стоило принцессе приподнять голову над лежанкой, марь развеялась, стало понятно, что за взгляд пригвоздил ее к месту.
— Таальвен! — Щеки тотчас вспыхнули. — Что за возмутительная привычка пялиться на людей?
Лютинг отвернулся без особого раскаяния и подбросил коры в робко трепыхающийся костерок.
— Как спалось?
— Хорошо, — протянула Изольда в некотором замешательстве. — Даже здорово…
Жаль, пробуждение было слишком внезапным, иначе она бы запомнила ночные видения во всех деталях.
— Кажется, мне снова снилась Исгерд. — Колдунья запустила пальцы в растрепавшуюся за ночь прическу и прикрыла веки. — И она была расстроена.
Приморский принц хмыкнул удовлетворенно, пристраивая над огнем несколько мелких рыбешек. Внимание Изольды тут же переключилось на будущий завтрак.
— Как ты их изловил? — Шитая золотом накидка соскользнула с плеч. — Зубами? Можно подумать, по ночам ты превращаешься в волка и отправляешься на охоту.
— Вряд ли. А то бы принес косулю. — Нежданная улыбка обнажила клыки — вполне обычные для человеческих.
— Значит, этому тебя учили во дворце? — подтягивая смявшиеся гармошкой сапоги, в шутку предположила Изольда. — Добывать еду, обустраивать лежанку… Полезные навыки для короля.
— Я не король, — вымолвил Лютинг. — Собирался быть им когда-то, но титул заслужить не успел.
— Зачем же тогда звал высокородную принцессу замуж? — делано ужаснулась Изольда.
На что Мак Тир ответил с хитрым прищуром:
— Спасал тебя от одинокой старости — мать твою считали ведьмой…
— И что с того? Претендентов на мою руку всегда хватало, несмотря на лживые слухи.
— Может, не всех известили, будто северинская королева повинна в смерти твоего отца?
— Неправда! — взвилась Изольда. Былого добродушия как не бывало. — Моя мама любила короля! Иначе зачем ей покидать ради него родные земли?
Она уязвленно умолкла и потянулась за плащом. Под проникновенным зеленым взглядом вдруг стало зябко и неуютно.
Наблюдая за резкой сменой ее настроения, Лютинг собирался признаться, что жалеет о неосторожно брошенных словах, — в конце концов, никому не известно, как обстояли дела у четы Северин на самом деле, но тут Изольда недоуменно ухватилась за шею.
— А где мой кулон?
— Я снял его, — сказал принц без обиняков, заслужив новый ошарашенный взгляд.
— Как? — Задать более внятный вопрос принцесса не успела. С вершины холма полетели мелкие камушки, а вслед за ними на траву спрыгнул Хёльмвинд.
— Похоже, я вовремя, как всегда. — Наполненная до краев фляга из мягкой оленьей шкуры глухо шлепнулась рядом с поклажей.
— Куда ты дел амулет? — Опешившая Изольда наконец пришла в себя.
— Спрятал в суму к ветру, — беззастенчиво сознался Таальвен.
— Но зачем?
— Тебе нельзя его носить. Никогда.
Все еще недоумевая, принцесса поднялась на ноги. Лютинг тоже встал, последовав общему примеру. Толковать свои действия ему не хотелось, поскольку дельных объяснений не приходило в голову. Но Изольда с Хёльмвиндом продолжали буравить его глазами, и пришлось начать говорить хоть что-то.
— Эта вещь вытягивает из тебя силы…
— Естественно. — Терновая колдунья подбоченилась. — Она для того и создана, чтобы сдерживать чары тьер-на-вьёр.
— Ты не поняла. — Лютинг убрал волосы за ухо так, что стал виден тонкий шрам на его виске. — Амулет не утихомиривает терновую ведьму, он убивает тебя!
— Откуда ты знаешь?
— Разве ты сама не почувствовала, что сильно ослабела с того самого мгновения, как надела его?
— Еще бы, — подтвердила Изольда. Для нее это как раз не было неожиданностью. — Ведь камень Вей Эрны каким-то образом останавливает терновую магию. Без нее я снова стала человеком.
— Нет. — Приморский королевич коротко мотнул головой. — Сила терновника изначально принадлежит тебе. Перекрывая ее с помощью ветряной побрякушки, ты собственноручно затягиваешь петлю на своей шее. Может, вещица и избавляет от явлений ведьмы, но вместе с тем и от самой жизни.
— Откуда ты знаешь? — повторила вопрос Изольда, и Северный ветер также вперился в принца льдистым взглядом.
Помолчав секунду, Лютинг вздохнул и обреченно произнес:
— Я это вижу.
— Видишь? — Брови принцессы поползли вверх.
— Сложно объяснить. — Таальвен задумчиво пожал плечами.
— И все же попытайся, — вставил верховный хлестко. В кои-то веки Мак Тир был вынужден давать объяснения.
Но слова его — скупые, выверенные — лишь напустили туману.
— Изольда, у тебя внутри словно пылает яркий костер… я чувствую его жар даже на расстоянии. Но с тех пор как появился амулет Розы Ветров, пламя больше не полыхает. С каждым днем оно гасло, слабело, а теперь еле теплится, и ничего не стоит потушить его. Это с легкостью могли сделать глодальщицы, а в будущем попытаются и другие чудовища. Но если не они станут причиной твоей гибели, тебя прикончат сны. Разве хочешь ты снова искать выход из их беспросветной слепоты?
Изольда потупилась, вопросы и гневные упреки растворились в сдавленном выдохе. Слишком откровенными показались ей речи Лютинга. Откуда ему известно о ее мучительных видениях, о горьком привкусе пепла на губах? Как он может замечать то, о чем говорит?
— С янтарным камнем на шее ты умираешь, — прибавил жестко приморский принц. — Наверняка ветер тоже это почуял.
Тяжелый взгляд уткнулся в застывшую фигуру Хёльмвинда. На удивление тот не стал спорить.
— Зачем в таком случае ветряная владычица вручила мне кулон? Не могла же она желать моей гибели? — Изольда потрясенно попятилась. Речи мужа с трудом укладывались у нее в голове.
— Похоже, Мак Тир намерен обвинить ее в покушении. — Северный ветер подхватил свой дорожный мешок и разыскал среди свертков гладкий кусочек затвердевшей древесной смолы.
— Пока нет… — парировал Лютинг. — Чтобы уличить в чем-то Вею Эрну, нужны доказательства, а не домыслы. Но насчет колдовского оберега я уверен. Если сомневаешься в моих словах, верховный, собственноручно завяжи шнурок на шее принцессы.
Он с вызовом вгляделся в бледное лицо ветра, наперед зная, что рисковать жизнью Изольды тот не посмеет. Она тоже обернулась к Хёльмвинду — рассеянно, беспомощно.
Раскачиваясь, словно волшебный маятник Ливы, кулон в ветряных пальцах крутанулся вокруг собственной оси, поймал в цепкие янтарные глубины золотистый вечерний всполох, и на миг Изольде показалось, что колючий чертополох в смоле расправляет сухие стебли, хищно тянется к ней.
— Может, Роза Ветров не догадывалась о действии своего амулета? — Ее смущенный голос вернул Таальвена и Хёльмвинда к действительности. — В конце концов, ветряная владычица проспала столько лет. Неудивительно, если в голове ее знания смешались.
Эти слова призваны были помочь северному владыке оправдать свою повелительницу, но должного облегчения они не принесли. Гладкий вощеный шнурок жег его ладонь, в сердце будто воткнули иголку.
А ведь ветер и сам видел, как стремительно силы оставляют Изольду, как гаснет ее обычно ясный взор… Почему же не предупредил, не высказал опасения вслух? Из-за Вей Эрны, которая просила доверять ей?
— Давайте дождемся, когда Хёльм встретится с Розой во сне, — тем временем продолжала принцесса, — и расскажем ей обо всем. Держу пари, она сможет объяснить случившееся.
— А до тех пор, — Изольда в смятении покосилась на своего мужа, — я постараюсь не отходить далеко от Таальвена. Кажется, тьер-на-вьёр по-прежнему боится его.
Верховный сдержал невеселую усмешку. Лютинг едва заметно качнул головой в знак согласия.
— Но если вы заметите, что глаза мои почернели, а голос изменился, едва только шевельнутся колючки на моей коже, — узкие ладони принцессы взволнованно нырнули в складки плаща, — немедленно наденьте на меня амулет, ладно?
Хёльмвинд затолкал осколок янтаря поглубже в суму.
— Как скажешь…
«Ты не сделаешь этого», — говорили сжатые губы и волевой наклон головы Лютинга.
«Не сделаю…» — беззвучно вторило сердце северного владыки.
* * *
Под ногами скрипели, взвивались белой пылью раздробленные кости древних гор. Мел и кремний вспарывали мшистый травяной покров там и тут, высились грядами, маячили на горизонте отдельными крутыми холмами. Когда-то на этом месте дыбились грозные скалы. А может, холмистую долину от края до края укрывало пенное море… Воды его превращали каменную твердь в песок, столетиями обтачивали шершавые бока, любовно ваяя изгибы из грубых наростов… Так или иначе, некому было рассказать о тех далеких временах, и путникам оставалось лишь гадать, что за стихии хозяйничали раньше в чудесной долине.
Возможно, ответы на вопросы знала тьер-на-вьёр. Она ведь была когда-то терновой принцессой и ведала многое о стране, по просторам которой сейчас шагала Изольда. К тому же ведьма теперь вновь могла говорить — пусть ее устами. Этого принцесса боялась, оттого держала тень Таальвена Валишера в поле зрения. Если колдунья появится, он успеет схватить ее, вырвать из колючего тернового переплетения.
Интересно лишь знать, как ему это удается…
«У тебя внутри словно пылает яркий костер…» — звоном отдалось в ушах, и принцесса покраснела, на ходу пряча лицо в капюшон.
— Ох, умолкни, приморский королевич…
— Ты становишься похожей на Эйалэ, — посетовал Хёльмвинд, нагоняя ее со спины. — Бормочешь себе под нос, словно одержимая… Пройдет немного времени, и вознамеришься управлять другими, будто королева.
— Я уже на это способна, забыл? — бросила Изольда через плечо. — Кроме того, известняки, реки и травы окрест принадлежат мне одной.
И, дождавшись, пока ветер поравняется с ней, зашагала быстрее, примеряясь к его широкому шагу.
— Тебе ли? — Безупречные черты лица верховного тронула тень сомнения.
— Терновой принцессе… Но ее больше нет, и сила терновника моя, пополам с тьер-на-вьёр.
Вымолвив это, Изольда прикрыла глаза, с наслаждением ощущая, как вьется колючая лоза под кожей. Невидимые ветви вновь ожили, распрямились. С тех пор как подарок Вей Эрны перестал их сковывать, жара от растущих шипов вполне доставало, чтобы согреть принцессу, наполнить ее тело звонкой силой.
— Вижу, без кулона тебе и в самом деле лучше, — хмыкнул ветер.
И колдунья устыдилась того, как упивается мощью терновника. Плечи ее дрогнули, щеки заалели.
— Ох, прости. Не думала, что это так заметно.
— За что ты просишь прощения?
— За явное удовольствие от колдовства, разумеется, которое стало причиной падения твоих предков. Грубо и нетактично с моей стороны. — Она ухватилась за кончик взлохмаченной косы и принялась доплетать ее.
— Брось, — возразил Хёльмвинд, — глупо не тешиться могуществом, если оно у тебя есть.
Прозрачные глаза подернулись дымкой.
«Наверняка он вспоминает о том, как привольно парить в ледяных бескрайних просторах, — догадалась Изольда. — Тело его почти свыклось с жесткими касаниями ступней к твердой земле, но дух никогда не смирится с близостью к простым смертным».
— Мы разыщем оставшиеся ветряные башни, — горячо пообещала она, и тогда ты вновь станешь самым величественным из всех известных мне ветров…
Верховный ничего не ответил, лишь поглядел на нее пристально, задумчиво.
Внезапно Лютинг, возглавляющий их маленький отряд, остановился, по-звериному обвел долину впереди взглядом.
— Слышите?
— Скрип колес, — насторожился Северный ветер.
— Карета? — Глаза Изольды обрадованно блеснули.
— Скорее повозка или телега. — Таальвен отступил в мягкую тень холма, увлекая за собой взволнованную принцессу. — Проще обойти другой дорогой.
— Обойти? — В тоне ее засквозило нескрываемое отчаяние. — Я сыта по горло чудовищами и непролазными буреломами. Давайте разведаем дорогу у местных, а то и попросим подвезти нас. В конце концов, если мы проделаем хоть часть оставшегося пути без приключений, всем это пойдет на пользу.
— А как же напутствие Вей Эрны? — напомнил помрачневший Хёльмвинд.
— Так мы и не будем ночевать в людских поселениях, только прокатимся пару верст…
— А твои колючки? — Теперь Таальвен Валишер поддался сомнениям.
— Я прикрою их волосами. — От нетерпения Изольда почти приплясывала на месте.
Брести по безлюдным диким просторам ей до того надоело, что поездка в телеге крестьян виделась захватывающей прогулкой. Может, тогда удастся позабыть о донимающих мыслях. А то ведь ни Таальвен, ни Хёльмвинд не пытались скрасить последние несколько дней дороги — напротив, безмолвствовали невесело, украдкой переглядываясь о чем-то своем.
— Да идемте же! — Возбужденная принцесса ухватила Лютинга за руку. — Что с нами станется от одной пустяковой встречи с людьми? Не съедят же они нас!
— Скорее всего — нет, — предположил Северный ветер, — но, возможно, разбегутся с воплями ужаса. Следы на твоей коже наводят на местных суеверную жуть.
Отчаявшись убедить верховного, Изольда умоляюще уставилась на своего мужа.
— Ну пожалуйста…
По-детски искреннее желание разогнать тучи над их отрядом и разбавить гнетущую обстановку коснулось его ровным горячим светом.
— Если извозчик испугается, немедленно спрячемся за камнями, — нехотя промолвил Таальвен.
Затея не казалась ему слишком опасной. Ветер нахмурился, но вмешиваться не стал. Не только из него терновой колдунье нынче вить веревки. И хотя умом он понимал, что лучше бы не попадаться на глаза тьер-на-вьёрским крестьянам, отказывать Изольде также не хотелось.
— Значит, идем? — просияла принцесса, ласточкой сорвавшись с места.
Скрин несмазанных колес слышался совсем близко.
— Стой! — Таальвен потянулся за ней, но ухватил только разогретый весенний воздух: Изольда уже сбегала вниз по холму, чутко прислушиваясь, чтобы понять, с какой стороны дороги появится долгожданный экипаж.
Хёльмвинд пренебрежительно усмехнулся, выражая на свой манер все, что он думает об умениях Мак Тира распоряжаться своей женой.
Между тем скрежещущая на все лады телега обогнула меловый уступ и плавно покатила в сторону запыхавшейся колдуньи. Это была обыкновенная деревенская бричка, запряженная единственной рябой кобылкой.
Вместо козел над передней парой колес была приколочена перекладина с добротной грубой скамейкой. На ней восседал крепкий детина в изношенных башмаках. На руках его, обнаженных по локоть, бугрились мышцы, некрашеная рубаха была едва стянута на груди простой веревочной тесьмой. Безрукавый облезлый кожух тряпицей болтался на могучих плечах. Овечья шапка, залихватски сдвинутая на лоб, низко наползала на глаза. Из-под нее во все стороны торчали жесткие, как прутья, рыжие волосы.
— Ну, чего встала? — беззлобно гаркнул мужик, осаживая лошадь тоненькой хворостиной. Настоящего кнута у него не было.
Боязливое животное фыркало и пятилось, но идти дальше не желало. А все потому, что тонкая фигурка в красном плаще преградила ему путь. Казалось странным, что возница не замечает ее, продолжая понукать скотину.
— Вперед, кому говорят! — присвистнул крестьянин с досадой.
Упрямое животное только прижало уши к голове и взмахнуло серым хвостом.
— Наверное, она меня боится, — осторожно подала голос Изольда.
Возница мгновенно напрягся, вскинулся — огненная с проседью голова слепо качнулась по сторонам.
Лишь теперь принцесса заметила, что его мутные выцветшие глаза глядят сквозь нее, словно никак не могут зацепиться за знакомые образы. Человек был слеп, иначе уставился бы на сливовые завитки на девичьих руках или расчерченные шипами скулы.
— Изольда! — Скользнув с меловой насыпи, Таальвен соскочил на землю рядом с девушкой.
Мужик на козлах стянул свою засаленную папаху, заслышав, как белая каменная крошка хрустнула у него под ногами. Затем последовали отголоски еще одной поступи — легкой, почти бесшумной. Безмолвный Хёльмвинд замер за другим плечом принцессы.
— Так-так. — Возница тряхнул зажатой в кулак шапкой — нарочито беззаботно. — Редко я встречаю путников в самом сердце Белой долины, слишком близок к ней Гладан-Къёль. Вы кто будете?
— Путешественники, — нараспев заговорила принцесса. — По всей видимости, неудачливые. Забрели сюда случайно. Можно сказать, заблудились. Меня зовут Изольда. А моих провожатых — Тааль и Хёльм.
— И куда же вы идете, Изольда, Тааль и Хёльм? — Незрячий взгляд скользнул по трем напряженным фигурам.
— К Огненной реке, — призналась принцесса, до того переглянувшись со своими спутниками.
— К Дахана-Пламен? — Крестьянин нахмурил выгоревшие на солнце брови. — Зачем вам туда?
Изольда переплела в замок тонкие пальцы.
— У нас там дела…
— Вот оно что. — Возница понятливо кивнул, снова натягивая замусоленную шапку на рыжие вихры. — Тогда желаю удачи, до реки еще топать и топать.
Он перехватил покрепче тонкую ветку, чтобы подстегнуть лошадь, но тут принцесса приблизилась на шаг и осведомилась вежливо:
— Может, вы подвезете нас? Я вижу, бричка ваша пуста — в ней вполне хватит места для четверых.
Мужчина задумался, делано почесал затылок.
— Оно-то можно, и мне как раз по пути, но вот беда: проклятое заднее колесо совсем расшаталось. Боюсь, не выдержит оно двоих взрослых мужчин. Тебя одну я бы, пожалуй, взял…
Лютинг выразительно звякнул мечом, вставая между Изольдой и повозкой.
— Сама она никуда не поедет.
— Ну, тогда делать нечего. — Мужчина развел руками. — Прощения просим.
— Погодите. — Принцесса развернулась на каблуках. — А если попробовать починить колесо?
Тут же тяжелый взгляд Хёльмвинда обдал ее такой стужей, что Изольда запнулась. Без слов стало понятно: и под страхом смерти ветер не прикоснется к телеге.
— Таальвен? — Словно ища помощи, она вгляделась в неулыбчивое лицо мужа.
Следовало сгрести ее в охапку и отправляться восвояси, но, на счастье Изольды, приморский принц умел чинить колеса.
— Можем попытаться, — проворчал он без особого восторга.
— Так я слезаю? — мигом спохватился мужчина.
В два счета он спрыгнул со своей скамейки и, даром что слепой, прытко обежал расшатанную телегу.
— Да здесь и дел-то на четверть часа — ступица разболталась, да спица треснула.
Словно в подтверждение его слов, кобыла в упряжке тонко заржала, тряхнула свалявшейся гривой. Лютинг вздохнул и вручил Изольде ножны с мечом, а затем и куртку — таскать тяжелую бричку и чинить грязные колеса в полном обмундировании было бы крайне нелепо.
* * *
— А ты неплохо управляешься со спицами, — хохотнул довольный возница часом позже. — Никак в деревне вырос?
Лютинг не ответил, пропустив мимо ушей и похвалу, и язвительный Хёльмов смешок.
С ремонтом пришлось повозиться, зато теперь хозяин брички обращался к нему почти по-дружески. Его звали Видар, и, если верить его собственному о себе рассказу, жил он в деревеньке у кромки Белой долины и промышлял торговлей. До соседнего селения самый короткий путь пролегал через холмы, и, хотя местные считали место гиблым из-за близости Гладан-Къёль, за серьги и монисто, что привозил Видар в своей расшатанной телеге, платили хорошо.
По словам мужчины, когда-то он был кузнецом, да вот ослеп волею случая и нынче годился лишь на то, чтоб гнуть из металла перстни и другие бесполезные побрякушки.
Таальвен Валишер слушал чужака проницательно, про себя отмечая: сил у бывшего кузнеца вполне хватит, чтоб защитить себя в дороге, а лет ему едва минуло за пятьдесят. Так что пока хозяин повозки кряхтел и жаловался на старость и немощность, потирая якобы ноющий крестец, приморский принц лишь щурил волчьи глаза да запоминал дорогу.
Несмотря на выправленные колеса, бричка ехала медленно. Если поторопились бы, путники легко могли бы ее обогнать, о чем Хёльмвинд не преминул сообщить, пытаясь устроиться поудобнее на жестком полу. Лежанка ему не нравилась.
— Там под мешковиной спрятаны меха, — махнул щедрой рукой Видар, — на украшения выменял. — И прибавил, теребя рыжий ус: — Денег-то у меня с собой нет.
Если бы он только мог лицезреть новоиспеченных попутчиков, то понял бы, что опасения встретить в их лице грабителей напрасны. Ведь один лишь наряд принцессы стоил больше всех пожитков Видара вместе взятых, но крестьянин был слеп. И лишь жмурился привычно, от жары закатывая и без того поднятые рукава.
Изольда хотела было устроиться на козлах рядом с ним, но глупая лошадь вновь начала взбрыкивать. Пришлось усесться в стороне — на самый дальний край повозки.
— Ума не приложу, — сокрушался возница, — отчего Полынь так испугалась. Она, конечно, животина вредная, но от людей шарахается впервые.
— Наверное, учуяла незнакомый запах, — подсказала принцесса, подкладывая рыжую лисью шкуру под голову вместо подушки.
— Странно все это…
Не удостоив разговор собственным вмешательством, Северный ветер оглядел колючий венец на лбу принцессы. Выходит, животные в этой колдовской стране боятся терновых чар? Хорошо, что встреченный ими человек неспособен разглядеть, кого усадил в свою повозку.
Наконец он нашел худо-бедно удобное положение и оперся спиной о низкий бортик. Бричку тут же тряхнуло. Проклятые меха, настеленные вместо перины, сползли на самое дно.
— Эйалэ тебя разрази! — процедил ветер сквозь зубы, проклиная людей и их кособокие колымаги. Когда он станет собой…
Пальцы ухватились за тусклый болотный перстень. Что случится после того, как Роза Ветров обретет былую силу? В Тьер-на-Вьёр вернутся ветра? Родичи его встретятся наконец со своей могущественной владычицей? Понравится ли ей Зефир? Быть может, она сумеет стереть с невозмутимого лица Эйалэ напускное величие?
Ссохшиеся колеса мерно поскрипывали, и под этот усыпляющий звук мысли ветра уводили его все дальше в пучину раздумий.
Заскучав от тишины, Видар подхлестнул Полынь и спросил, обращаясь к Изольде:
— Сколько же тебе лет, девочка?
— Семнадцать, — без запинки сообщила она.
Что толку скрывать свой возраст от слепца, который и рассмотреть-то тебя не может.
— А твоим спутникам?
— Хм. — Принцесса наморщилась. — Таалю двадцать пять, а Хёльму…
В замешательстве она поглядела на ветра, но глаза его были закрыты — то ли спит, то ли не желает вступать в бессмысленные беседы.
— Почти столько же…
Лютинг проглотил остроумное замечание и распустил тесьму на тонкой рубахе. Двадцать пять веков, быть может. Но даже зрячему по виду все равно не угадать.
Видар задумчиво пожевал соломинку. Мысль, к которой он клонит, приморский королевич растолковал давно и терпеливо ждал, когда же владелец брички закончит ее. Долго томиться не пришлось.
— А разумно ли девице твоих лет шастать по безлюдным дорогам с двумя взрослыми мужчинами?
— Разумно? — не поняв, переспросила принцесса. Ладони ее поглаживали мягкий лисий мех. — Путешествовать без них было бы куда менее рассудительно.
— Может, оно и так. — Видар поскреб колючий подбородок. — Да только люди могут подумать всякое… Незамужняя, без присмотра…
— Она замужем, — перебил Таальвен резковато, положив тем самым конец неудобному разговору.
Изольда охнула, поняв, о чем ведет речь их возница. А ведь и верно, она не назвала своих спутников, так что со стороны их троица выглядела по меньшей мере странно. Хотя, в общем-то, нить судьбы, связавшая их дороги воедино, и правда переплелась слишком причудливо, чтобы ее распутать. Так что лучше промолчать. Пускай Видар гадает, кого из этих двоих Стефан Северин нарек однажды ее мужем — надменного Северного ветра или угрюмого Лютинга Мак Тира. В любом случае верного ответа не сыскать, ведь она поклялась принадлежать душой и телом волку, которого теперь нет.
— Ясно, ясно, — захмыкал неловко крестьянин. — Ты не серчай… я же понимаю, что девка приличная, потому и волнуюсь. В наших краях чего только не случается — глухомань. А тут на тракте такая красавица, да в сопровождении двоих мужчин…
— Почему вы думаете, что я красива? — спросила с улыбкой принцесса. Грубоватый кузнец вызывал у нее симпатию.
— Так ведь по голосу чую. Разве может такой звонкий и сладкий голосок быть у какой-нибудь страхолюдины-ведьмы?
Изольда неловко опустила голову. Полынь фыркнула и боязливо перешла на рысь.
* * *
— Из каких краев ты, говоришь? — все выпытывал Видар, нахлобучивая папаху на подернутые сизым дымом глаза.
— Из дальних…
Собеседник из Лютинга был неважный. Говорил он коротко, отрывисто и в основном по делу. Так что выведать о нем хоть немного правды любопытный возница не мог, сколько ни силился.
Наблюдая за его тщетными попытками, Изольда посмеивалась в колени и лениво перебирала лоскуты рыжего, бурого и крапчатого меха, сваленные в кучу. Мужа ее разговорчивым не назовешь. Пожалуй, в обличье волка он был более словоохотлив, но вряд ли бывший кузнец растолковал бы смысл низкого гортанного рычания. Скорее схватился бы за дубинку, что припрятана у него на дне брички под сыромятными кожами.
Принцесса поддела ногой отполированное древко и вдруг услышала тоненький едва различимый звон.
— Что это?
Стараясь удержать равновесие на ухабистой дороге, она встала на четвереньки и запустила руку под меховой тюк. Мгновением позже на свет показался небольшой округлый инструмент с семью струнами, бережно завернутый в тряпицу.
— Лира!
— Что ты там лепечешь? — озадаченно отозвался чуткий возница. — Небось, хелис мой разыскала…
— Хелис? — Изольда вновь шлепнулась на дно повозки, на этот раз поближе к Хёльмвинду, и принялась с интересом разглядывать чудное устройство. Похоже, сделано оно было из кости и поверху обтянуто кожей. Материал заметно поизносился — видно, маленькая лира путешествовала с Видаром не один десяток лет.
— В дороге бывает скучно, — пояснил хозяин брички, сонно поводя рыжей головой. — Как разморит под полуденным солнцем, играю, чтобы не уснуть. Звук плохонький, да все лучше, чем самому с собой разговаривать. Можешь потренькать, если умеешь и есть желание. Там под мехами припрятано гусиное перо.
Без труда Изольда нашарила взъерошенное обломанное перышко, ласково провела по нему ловкими пальцами. Играть на лире ее учили в замке Северин. Помнится, тогда выходило неплохо. И пускай диковинный хелис отличался формой и своей неказистостью, на таланте музыканта это сказаться не должно.
Перехватив перо поудобнее, принцесса уперла костяной корпус хелиса в живот и задела струны.
— Тен-нь, — протяжно загудели они.
Во второй раз получилось лучше, но все равно играть в трясущейся повозке было неудобно. Звук выходил расстроенный, тревожный.
— Хватит терзать мои уши, — поморщился Хёльмвинд спустя несколько минут. — Ты лиры в руках не держала?
— Держала, — обиженно буркнула принцесса. — И немало.
— Что же тогда тянешь струны, словно облезлую кошку за хвост? — Он уселся к ней вполоборота, величественно закинув ногу на ногу.
— Раз такой умелый, попробуй сыграть сам!
Жалобно звякнув, хелис перекочевал к Северному ветру и умолк. Привычно придерживая ослабевшие струны, он ловко подкрутил колки, поудобнее пристроил инструмент и провел ладонью над тонкими натянутыми нитями. Но в ответ зазвучала лишь тишина.
— Буран и вьюгу на человеческие пальцы! — зло процедил верховный, в который раз вспоминая, что легкость вихрей теперь ему неподвластна. — Дай сюда.
Он отобрал засаленное перо у Изольды и изучил на просвет. Неужели ему, одному из четырех старших ветров, придется пользоваться этой убогой вещицей, чтобы заставить лиру петь?
Но другого способа не нашлось, и Хёльмвинд мягко и невесомо коснулся пером замерших струн. Движение, еще одно — и полилась музыка. Таальвен хотел бы назвать ее скверной, но тембр, мелодия были так нежны и чарующи, что язык не поворачивался упрекнуть ветра в малейших огрехах.
Принцесса слушала завороженно. Вмиг она позабыла об оскорблениях, нанесенных ее талантам, простила верховному самонадеянность и бахвальство. Он играл словно ветер — бесплотный и легкокрылый, задевающий струны не иззубренным кончиком птичьего пера, но острым крылом, скольжением не знающей оков души.
Онемевший от восхищения Видар тоже заслушался, позабыв вовремя подхлестнуть Полынь. И она побрела совсем медленно, лениво переставляя тощие ноги. Третьего своего попутчика возница почти не слышал в дороге и теперь, когда представилась возможность вызнать о нем хоть немного, навострил уши.
Когда мелодия утихла, Изольда заправила за ухо выбившуюся прядь и произнесла восторженно:
— Потрясающе! А сможешь ты подстроить мелодию под мою песню?
— Подхватить твой мотив? — переспросил ветер рассеянно, про себя удивляясь сиюминутному порыву, который подстегнул его взяться за хелис. Обычно северного владыку сложно было заставить музицировать на публике.
— Да, — закивала принцесса. — Мне не сыграть так ни за что на свете, пусть же у моей песни хоть раз в жизни появится столь волшебный аккомпанемент.
— Пой, — поразмыслив, разрешил Хёльмвинд. Он бы отказался играть, но девчонка дерзнула сомневаться в его мастерстве… Пусть же уяснит, что для него нет ничего проще, чем удержать в пальцах, даже человеческих, верткую нить мелодии, соткать из нее любое полотно.
— Сейчас, — обрадованно кивнула принцесса. — Дай только стихи вспомнить.
И, смежив веки, затянула с придыханием тонкий, как лунный свет, напев. Но стоило Изольде облечь его в слова, Хёльмвинд дрогнул. Он хорошо знал эту песню — тягучую, старинную, обожаемую младшими ветрами на его родине.
— Далеко-далеко за лесом,
Среди дымки холодных гор,
Под небесно-звездным навесом
Серебрится во льдах Сеам Хор.
Гладкость стен сверкает гранитом —
Крепче стали Железный дом.
В том чертоге, морозом шитом,
Малахит на венце золотом
Полыхает в тяжелой короне,
Множа отблески глаз, огня…
Наш владыка на каменном троне
Краше ночи, мудрее дня…
Пальцы ветра скользили над струнами привычно и легко, пусть ему и приходилось сжимать в них неудобное нелепое перо. Этот мотив он мог бы повторить во сне: грустную историю о повелителе Сеам Хор ему пели в далеком детстве. Наверняка кто-то из его подопечных научил Изольду мелодии. Но каким образом она овладела бескостным ветряным языком?
Слова и предложения принцесса произносила так, будто десятки лет пользовалась незнакомым наречием: ни один звук не таил в себе ошибки, а были они отрывистыми, неуловимыми.
Но вот пришла пора завершить мелодичную историю, и Изольда, набрав в грудь воздуха для последнего куплета, допела:
— Он не знает пощады, страха,
И прозрачный взор не сломить.
Сердце ветра — безмолвная птаха…
Властелин не умеет любить…
Хёльмвинд отложил подрагивающий хелис в сторону и вопросительно уставился на певунью. Та в ответ скромно зарылась в капюшон — окрыление быстро покинуло ее, уступив место неуверенности.
— Либ меня научил… — Она повела плечами, стараясь разгадать, о чем думает верховный. — Плохо получилось?
— Шутишь? — вмешался в разговор потрясенный Видар. — Прекраснее я ничего сроду не слыхивал! Жаль только, не разобрать, что ты там шипела.
Ветряной язык и правда был полон свистящих, не знающих правил и опоры звуков, обуздать которые нелегко. Неудивительно, что они показались крестьянину сплошной свистопляской.
Но Таальвену не требовалось толковать чужеродные речи: он чувствовал, о чем поет Изольда, словно вместо нее шевелил языком. Потому расспрашивать о сути песни не стал.
— Так говорят в местах, откуда вы родом? — Возница развернулся на козлах, напрочь забывая о неповоротливой кобыле, щиплющей траву у обочины.
— Это язык Хёльмвинда, — пояснила Изольда польщенно. — И песня была о нем.
— Вот еще, — небрежно повел плечами ветер. — Это история обо всех владыках Сеам Хор, она появилась еще до моего рождения… Зря Либ потратил время, забивая твою голову глупостями.
— Не говори так! — Принцесса вспыхнула. — Твое наречие чудесно, когда-нибудь я освою его.
— Зачем? — Верховный растрепал и без того всклокоченное перо.
— Чтобы беседовать — с Веей Эрной, Лотарэ… с тобой.
— Поехали, — одернул их Таальвен, берясь за поводья. — Иначе и за неделю не доберемся.
— Твоя правда, — спохватился Видар, щелкая коротким кнутом. — Мне трястись аж до темноты. А там — сделаю привал, и до дома останется с десяток верст.
Изольда быстро смекнула, что в пылу разговора чуть не разболтала лишнего, и благоразумно примолкла, но унять интерес возницы было не так-то просто.
— Видать, из заморских вы краев, раз говорите на языке, о котором я не знаю…
Лютинг пожал плечами, позабыв, что жест его останется невидимым для собеседника.
— Зачем же направляетесь к Дахана-Пламен? — Не дожидаясь пояснений, бывший кузнец развел жилистыми руками. — Насколько мне известно, там хозяйничают одни призраки.
— Как так? — спросила Изольда, подбираясь поближе к деревянным козлам. Пришлось выпрямиться в полный рост и облокотиться о бортик раскачивающейся брички.
— Ну, — Видар пожевал жесткий ус, — не раз люди видели смутные фигуры у Огненной реки. Обычно в сумерках или на рассвете. Толкуют, они бродят вдоль берегов, утаскивая в пучины всех, кого встретят… Но сам я ничего такого не замечал. Зато наблюдал другое…
Он таинственно замолчал, и Изольда свесилась через борт телеги, рискуя свалиться при первом рывке.
Упиваясь ее вниманием, рассказчик понизил голос и поведал хрипло:
— Как-то раз пришлось мне заночевать у тамошнего брода. Темень стояла непроглядная, Полынь то и дело оступалась, и я заопасался, что она сломает ногу на кривой дороге. Конечно, боязно было разбивать лагерь у воды, да ничего не поделаешь. Развел костерок, прикорнул. А под утро слышу шипение и бульканье. Глядь, а над рекой туман стелется — густой, что дым от печки. И свистит, парует, как живой. Ну, я на телегу и дал деру — даже котомку со снедью оставил. Так-то…
— Может, это была обычная дымка? Она появляется, если ночь холодна, а к утру пригревает солнце. — Вконец забывшись, Изольда извернулась и боком присела на шаткую скамеечку, втиснувшись между Таальвеном и Видаром. Даже ладонь вперед протянула, чтобы похлопать кобылку по пыльному крупу.
Но как только та зависла в вершке над мягкой шкурой, животина будто взбесилась. Заржала пронзительно, закусила удила и рванула вперед так, будто по пятам за ней гналась стая голодных волков.
Видар беспомощно замахал руками. Принцесса, чтобы не рухнуть под колеса, вцепилась в жесткое сиденье. Неготовый к таким скачкам Хёльмвинд чуть было не слетел с брички.
Один Лютинг остался хладнокровным, твердо натянув поводья.
— Тпр-р!
Но кобыла не слушалась и несла по ухабам и выбоинам, не разбирая дороги.
— Гром и молния, Мак Тир! Да убери же девчонку подальше от зверюги, пока та не обезумела окончательно! — прорычал сквозь топот Северный ветер.
Поездка и до этого не казалась ему приятной. Теперь же вся спина у верховного была в синяках.
Изольда слабо пискнула, когда Таальвен спихнул ее со скамьи обратно в повозку. Правда, он был уверен, что ушибы и ссадины ей не грозят: принцесса приземлилась аккурат в руки Хёльмвинда.
— А еще ведьма, — охнул он, получив локтем под ребра.
К счастью, маневр подействовал, и остервеневшая Полынь начала понемногу сбавлять ход.
— Стой, дура! А ну, тихо! — во все горло бранил ее возница. — Умом ты, что ли, двинулась?
Повинуясь хозяйскому голосу, лошадь пробежала еще с треть версты и остановилась, тяжело раздувая ноздри. Выглядела она жалко.
— Вот же зловредная животина. На мясо тебя пущу!
Несмотря на суровые угрозы, Видар слез с повозки и пошел проверять, все ли в порядке с кобылой. Ощупал копыта, хребет и спину, даже в зубы заглянул.
Полынь прядала ушами, покаянно опустив голову. Кажется, свою вину она осознала.
Пока возница разбирался с ней, Таальвен перекинул ноги через хлипкий борт и спрыгнул в телегу. Изольда так и лежала среди рыжих меховых свертков, уткнувшись носом в плечо недовольного ветра.
— Целы? — Лютинг помог ей подняться.
— Кажется. — Принцесса одарила верховного пристыженным взглядом. — Прости, Хёльм.
Он картинно закатил глаза и ничего не сказал.
— Дальше пойдем пешком? — будто бы не решив окончательно, осведомился Таальвен Валишер.
— Да незачем, — возразил Видар добродушно, похлопывая лошадь по взмыленным бокам. Здесь до развилки-то пара часов. Довезу, раз обещал. А там наши пути все равно разойдутся.
Видно было, что трое загадочных путешественников не идут у него из головы и за лишнюю дюжину минут с ними он готов потесниться.
— А не понесет опять? — протянула Изольда с опаской, потирая ушибленный бок.
— Не-е, — заверил рыжий возница. Незрячие его глаза глядели на девушку в упор. — Только из брички не высовывайся. А то боится тебя старушка с чего-то.
Принцесса кивнула со вздохом и уселась на край телеги, свесив ноги за борт.
— Так пойдет?
— Пойдет, — хохотнул кузнец. — Трогаемся.
И, запрыгнув на свою скамеечку, ласково дернул поводья.
— Иди сюда, рыцарь.
— Ты меня так называешь? — удивился Таальвен, вновь занимая прежнее место.
— А кого ж еще. Из всей честной компании у тебя единственного есть меч.
— Это еще ни о чем не говорит, — ответил Лютинг уклончиво, привычно кладя руку на пояс.
Ножен там не было — сейчас они вместе с клинком гремели где-то на дне телеги.
— Кому как, — подмигнул возница слепым глазом. Он явно был смекалистый малый, раз заприметил столь многое, полагаясь только на слух. Но вряд ли нес какую-то угрозу.
Приморский принц скрестил на груди руки и отвернулся, разглядывая пятнистые склоны известняковых холмов.
— Ну что, сыграете еще? — Сухой прут в мозолистых руках сухо запел.
— Нет, — холодно отрезал Хёльмвинд.
И принцесса вздрогнула, с горечью гадая, что снова гнетет ветряного владыку. Может, неповиновение приказам Вей Эрны? Она ведь сняла янтарный амулет вопреки ее заветам. Или иная обида, причина которой обязательно сыщется, потому что на терновую ведьму всегда есть за что гневаться…
До гула в ушах она перебирала бесконечные причины для дурного настроения верховного и печально вздыхала. Если бы только он мог сказать по-человечески, что у него на душе, стало бы намного легче. Как веселый Зефир или даже вспыльчивая Фаруна, не таящие своих обид. Но северный владыка не был ни тем, ни другим. Уста его будто сковывала ледяная печать, за которой прятались шепот и тихие удары сердца — непостижимой безмолвной птахи.
