Некоторое время уходит на то, чтобы подготовиться к урокам, и, когда я отправляюсь завтракать, смотритель Бозе уже расхаживает по коридору.

– Поторапливайтесь, девочки, – громко подгоняет нас смотритель Бозе, а затем зевает. – Спускайтесь-ка вниз. Я умираю от голода. – Он смотрит на меня, и я радуюсь тому, насколько легко мне удается улыбнуться в ответ. Как будто я смотрю на себя со стороны, отделенная от истинных чувств, которые спрятаны внутри. Думаю, именно так делают актеры.

Переговорить с подругами по дороге мне не удается. Но я вижу, как Сидни смотрит на меня с другого конца коридора, как она осматривается по сторонам слегка растерянно. Она не принимала витамины прошлым вечером. Нам нужно многое обсудить.

На завтрак у нас очередная миска несладкой овсянки. Теперь, сидя перед ней, я осознаю, что дело не только в режиме питания. Они думают, что хотеть более вкусной еды – для нас непозволительная слабость.

Взглянув на учительский стол, я вижу, как они накладывают себе яичницу, щедро посыпая ее солью и перцем. Я смотрю на гору бекона, которую они никак не доедят, и понимаю, что потом остатки не задумываясь выкинут в мусорку.

– Сегодня я чувствую себя иначе, – сообщает Сидни, усаживаясь рядом со мной. Она опускает глаза на свою еду. – Как только проснулась, я почувствовала себя иначе.

– Я чувствую гнев, – говорит Аннализа, и мы все смотрим на нее.

Бринн советует ей быть потише, опасаясь, что смотритель или кто-то из учителей услышит ее, но она непокорно поднимает подбородок.

– Мне все равно. Я так чувствую.

Это так неожиданно – чувствовать гнев. Учителя вообще в курсе, что мы можем злиться? Или за это сразу же отправляют на терапию контроля побуждений?

Дверь столовой открывается, и я с удивлением вижу, как в нее входит Ребекка. Если она уже вернулась, наверное, сеанс терапии был коротким. Я наблюдаю за тем, как она подходит к своему месту рядом с Идой, мило улыбаясь. Усевшись, она тут же берет ложку и принимается есть овсянку.

Я слышу, как Ида спрашивает ее:

– Ты в порядке?

Ребекка наклоняет голову, словно вопрос ее озадачил.

– Да, – наконец говорит она. – Антон сказал, что я прошла интенсивный сеанс терапии, и он научил меня справляться с проблемами. Теперь я чувствую себя на все сто процентов. – Она улыбается. – Он мной очень гордится.

Ида хмурится, а потом кивает, словно это и правда великолепно. Она продолжает спокойно есть, но я замечаю, что она немного отодвигается в сторону, чтобы сидеть подальше от Ребекки.

А я тем временем наблюдаю за ней. Я пытаюсь подметить малейшие изменения в ее поведении, чтобы предположить, через что предстоит пройти мне самой, если я решусь исполнить наш план.

Что, если я в итоге стану такой же покорной, ничего не понимающей? Я нервно сглатываю, представляя эту жуткую перспективу. Но потом над столом нависает тень – Валентина подходит и садится с нами, заняв место Леннон Роуз. Я вижу, как Сидни морщится, но все-таки не просит Валентину пересесть.

– Нам нужно провернуть все до экскурсии, – предлагает Валентина, шепча себе под нос, чтобы со стороны не было заметно, что она что-то говорит.

У меня внутри все сжимается, по коже пробегают мурашки.

– А когда экскурсия? – спрашиваю я.

Она смотрит на меня, ее карие глаза сверкают. Лицо безупречно, как обычно.

– В среду, – отвечает она. – Я слышала, что профессор Левин об этом упоминал. Думаю, поедем в кино. В любом случае, мы окажемся за пределами академии. У нас будет больше возможностей. Но нам будет намного сложнее, если мы не будем знать, с чем имеем дело.

– О чем вы? – спрашивает Сидни, переводя взгляд с Валентины на меня. – В чем дело? Что вы задумали?

Она встревожена, и я знаю, что, когда я ей все расскажу, ей станет еще тяжелее.

Я как следует поразмыслила над тем, чтобы специально попасть на терапию контроля побуждений, и обдумала разные варианты. Конечно, мы можем просто сбежать, но что мы скажем? Что помешает нашим родителям просто отослать нас обратно? Куда мы отправимся, если не домой? Джексон говорил, что мужчины, которые руководят академией, имеют немалую власть. Что он вообще имел в виду?

И дело не только в этом. Не только в том, чтобы сбежать из школы. Где Леннон Роуз? Что они сделали с ней? Что, если… Я обрываю эту мысль. Я не хочу даже думать, что с ней могло случиться что-то ужасное. Я даже не впущу эту мысль в свой ум. Нам нужно знание, мы просто изголодались по нему. И это мой шанс получить ответы, даже если я рискую. Но дело не только во мне, дело в нас. Во всех девушках…

Я наклоняюсь над столом и жестом призываю подруг сделать так же. Как можно быстрее и тише я рассказываю им свой план – рассказываю, что собираюсь попасть на терапию контроля побуждений. Мы знаем, что после процедуры просыпаемся в специальной комнате. Так что, пока я буду там с Антоном, они должны будут поискать какую-то информацию в его кабинете – сведения о школе и ее инвесторах. А когда я вернусь с терапии, они должны позаботиться о том, чтобы я не принимала витамины. Я хочу, чтобы они показали мне стихотворения, чтобы напомнить, за что я борюсь.

– Надо разобраться, что школа с нами делает, – говорю я. – Разобраться почему. И разобраться, как все исправить. Но… не позвольте им стереть память о терапии, – прошу я, чуть не плача от одной мысли об этом. – Не хочу пройти через это и обнаружить, что все было зря.

– Не бойся, – обещает Марчелла и касается моей руки.

Валентина улыбается, словно все в порядке, но Сидни, сидящая рядом со мной, всхлипывает. Я смотрю на нее и прошу ее не плакать.

– Я не могу допустить, чтобы ты сделала это, – говорит она. – Мена, если они и правда творят подобное, я не могу…

– Случилось еще кое-что, – шепчу я.

Не хотела рассказывать им, чтобы не расстроить их еще сильнее. Но теперь я понимаю, что секреты могут быть опасны. И если я сохраню это в тайне от них, они могут стать следующими жертвами.

– Смотритель Бозе приходил в мою комнату прошлой ночью, – чуть слышно произношу я.

Девушки смотрят на меня, чувствуя, что это еще не все. Я немного выжидаю, пока мы не усядемся так, чтобы не вызывать подозрений, и рассказываю им о том, как он заставил меня выпить успокоительное, касался моей ноги, угрожал убить меня.

Лицо Марчеллы заливает краска, и я вижу, как Аннализа под столом вцепляется в руку Бринн. Мы не можем выдать свои чувства, мы должны сдерживать праведный гнев.

– Так что, если мой поступок поможет остановить Бозе, не дать ему причинить вред другим девушкам… – я поочередно смотрю на каждую из них, – стоит рискнуть.

Проходит секунда. Мы переглядываемся, а потом поворачиваемся к концу стола, где покорно сидит Ребекка. Симпатичная и правильная, она ест свою безвкусную овсянку. Следуя правилам.

Я обдумываю план действий. Я действительно на это способна – сейчас, когда витаминов скорее всего уже не осталось в моем организме и они больше не затуманивают мой разум. Хотя успокоительное заставило меня уснуть, долгосрочного эффекта у него, похоже, не было.

Сидя на кровати, я раскрываю ладонь и рассматриваю крошечный шрам, который остался от последней вылазки в лес. В раздумьях я провожу по нему пальцем.

Если я пойду к Антону, он может тут же отправить меня на терапию контроля побуждений. Но… я боюсь, что убедить его будет непросто. Он может разгадать мои намерения. Я не должна идти туда добровольно, напрямую, ни с того ни с сего. Нужно, чтобы кто-то из учителей меня туда отправил, чтобы Антон услышал о моем поведении от него.

Одно дело – услышать о том, что я неправильно себя вела. И совсем другое – увидеть это своими глазами. Я боюсь, что, если Антон станет свидетелем моего срыва, он отправит меня на более глубокую терапию – с которой я, быть может, и не вернусь.

Я хочу перехитрить мужчин из Академии инноваций. Воспользоваться их слабостями, их уязвимыми местами.

Взглянув на часы, я обнаруживаю, что сейчас будет урок скромности и приличий у профессора Пенчана. И я уверена, что профессор будет легкой добычей – ведь он и так весьма снисходительно относится к нам. Всегда готов нас наказывать. Потом я скажу Антону, что мой учитель, наверное… слишком переусердствовал.

Глубоко вздохнув, я беру нужный учебник. Остальные девушки дожидаются меня в коридоре. К нам присоединяется Валентина, и мы направляемся в класс.

Аннализа входит на урок скромности и приличий первой. Она проходит мимо профессора Пенчана, отбросив рыжие волосы на плечи. Он ничего не говорит, но пристально следит за ней, пока она не садится за парту. Я замечаю его хищный взгляд, и вижу, как Бринн стискивает зубы, тоже обратив на него внимание. Больно думать, что когда-то мы этого не видели… Теперь наши глаза открыты.

Затем появляется Ребекка, но у входа в класс она роняет тетрадку и принимается усиленно извиняться.

– Все в порядке, – говорю я, поднимаю тетрадь и отдаю ей. Я ободряюще улыбаюсь, и она благодарит меня, но в ее глазах пустота, которой раньше не было.

– А, – произносит профессор Пенчан, и я чувствую, как сердце сбивается с ритма, – Филомена.

Ребекка торопится на свое место, а я поворачиваюсь к профессору.

– Доброе утро, – обращаюсь я к нему.

Он улыбается, обнажая острые зубы. Потом смотрит на Ребекку.

– Надеюсь, в следующий раз ты будешь умнее выбирать друзей, – говорит он мне, не переставая плотоядно ее рассматривать. – Вряд ли ты хочешь, чтобы тебя ассоциировали с подобными тварями.

Ребекка пристыженно склоняет голову. Профессор явно не хочет ее прощать, хотя ей не в чем себя винить. Похоже, мне будет немного легче проявить гнев, чем я ожидала.

Профессор Пенчан продолжает смотреть на Ребекку, словно провоцируя ее на ответ, но понимая, что она не ответит. Он демонстрирует силу перед девушкой, которая полностью зависит от него. Он осматривает ее от кончиков волос до носков туфель, потом шумно выдыхает.

– Все ученицы – мои подруги, сэр, – любезно отвечаю я и занимаю свое место перед Аннализой.

Она грызет ручку и нетерпеливо качает коленом, просунув ногу под мой стул.

– Это, конечно, очень хорошо, – говорит мне профессор Пенчан, – но девушка должна беречь свою репутацию. По твоему окружению будут судить о тебе.

– Да, верно, – тихо соглашаюсь я, вспоминая о том, как он сидит за завтраком вместе с остальными профессорами.

– Пусть это будет уроком для вас всех, – провозглашает профессор Пенчан. – Слушайтесь нас и ведите себя прилично. Не менее и не более. Вам не нужно иметь свое мнение – мы скажем вам, что хорошо для вас. Неподчинения мы не потерпим, – добавляет он. – Помните, пока вы здесь, вы принадлежите нам.

Он кивает, словно подчеркивая сказанное, и поворачивается к доске. Открыв маркер, он начинает писать на ней правила, которые нужно будет соблюдать на экскурсии.

Некоторые девушки выглядят поникшими. Он не имеет никакого права диктовать нам, кому мы принадлежим. Он вообще не имеет права говорить многое из того, что он говорит.

И это чувство протеста охватывает меня всю, такое сильное, что я чуть не падаю в обморок. Резким движением я поднимаю руку.

– Профессор Пенчан? – спрашиваю я.

Профессор раздраженно оглядывается на меня через плечо – он явно думал, что разговор окончен.

– Да, Филомена, – отвечает он.

– А где Леннон Роуз? – спрашиваю я.

Мои слова ясны и просты. В них нет неподчинения, о котором он только что предостерегал. Но в его лице мелькает нерешительность. Я замечаю, что несколько девушек поворачиваются ко мне.

– Это не твое дело, – отвечает профессор Пенчан, повернувшись ко мне. – Она больше не учится в нашей академии.

– Но она – моя подруга, – отвечаю я. – Хочу знать, где она.

Я держу эмоции под контролем, стараясь проявить неподчинение именно так, как мне нужно.

– Антон же сказал вам, что она с родителями. Больше тут не о чем говорить.

Он поворачивается к доске и пишет дальше, нажимая на маркер так сильно, что буквы становятся ярче.

– Я бы хотела узнать, как она себя чувствует, – продолжаю я.

Профессор разворачивается так резко, что я едва не подпрыгиваю на месте. Аннализа перестает качать ногой.

Профессор Пенчан откладывает маркер и делает несколько шагов в мою сторону.

– Почему ты спрашиваешь о ней? – Он обводит взглядом комнату, и я пугаюсь, что он заметит, как держатся другие девушки – уже не такие послушные, как обычно. Я встаю, чтобы все его внимание сфокусировалось на мне.

– Как я вам и сказала, профессор, – объясняю я, – она моя подруга. И я думаю…

– Думаешь, – угрожающе повторяет он. – Ты тут не для того, чтобы думать, Филомена. Ты здесь, чтобы…

– А вот мистеру Уиксу важно, что я думаю, – говорю я, перебив его. Внезапно мне захотелось упомянуть мистера Уикса – я сделала это наугад, но оказалась права. Упоминание об инвесторе приводит профессора в ярость.

– Уинстон Уикс здесь не преподает! – кричит он, разбрызгивая слюни. – У него нет на тебя никаких прав!

Я наклоняю голову, изображая непонимание.

– А мне казалось, что академия его очень высоко ценит. В конце концов, именно он организовал эту экскурсию, как я полагаю, – добавляю я.

Его губы растягиваются в усмешке.

– И что же ты сделала, чтобы заслужить такую честь?

– Ревнуете? – провоцирую я его.

В следующее мгновение профессор дает мне сильную пощечину, так что я ударяюсь о стол. Я потрясена и чувствую, как глаза наполняются слезами, еще до того как успеваю осознать происходящее. Но вместо того, чтобы извиниться за то, что огорчила профессора, я снова поворачиваюсь к нему и встаю прямо.

– Я вам не принадлежу, – отвечаю я, с трудом контролируя свой голос. – И я не принадлежу академии.

Оттолкнув парту в сторону, я подхожу к нему ближе. Он рычит на меня, как дикий зверь.

– Мои родители заплатили, чтобы отправить меня сюда. – Я повышаю голос. – У них есть право наказывать меня. А у вас нет. И у смотрителя нет. Не смейте больше ко мне прикасаться.

И внезапно внутри меня словно обрушивается плотина. Я не просто говорю с профессором Пенчаном. Я обращаюсь ко всем мужчинам академии.

– Не смейте больше ко мне прикасаться! – выкрикиваю я, чувствуя, как волосы встают дыбом. – Вы просто занудный тип, который развлекается, обижая маленьких девочек. И я сделаю все, чтобы вас уволили!

Это так приятно – наконец-то ответить, возразить, повысить голос и быть услышанной. Я улыбаюсь, чувствуя себя дикой и непокорной. Свободной. Щеку обжигает боль в том месте, куда он меня ударил, но эта боль лишь побуждает меня к действию. Судя по выражению его лица, он не прочь ударить меня снова. Но тут открывается дверь и входит смотритель Бозе.

– Что происходит? – спрашивает он. – Кто кричал?

Профессор Пенчан тяжело дышит, оскалив зубы. Он просит смотрителя удалить меня из класса, и я чувствую, что эти слова даются ему нелегко.

– Отведите ее к Антону, – в ярости произносит он. – Скажите ему, чтобы она не возвращалась сюда, пока не пройдет терапию контроля побуждений.

Я невольно отшатываюсь, когда смотритель Бозе подходит ко мне. Но когда он хватает меня за руку, я замечаю, что он в некотором замешательстве. Я покорно выхожу из комнаты следом за ним, напоследок переглянувшись с Аннализой. Ей предстоит выполнить свою часть плана. Я лишь надеюсь, что не совершила только что смертельную ошибку.