Открытка стояла на моем письменном столе как напоминание. На ней была строка из стихотворения английской поэтессы Эдит Ситуэлл: «Любовь не проходит со смертью, ничто не утрачивается, и в итоге все приносит плоды». Мои друзья уверяли меня, что Кристофер и Тэсс все еще со мной. Гретхен Фогель, подарившая нам на новоселье первую стайку кур, обладает способностями медиума, и она сказала мне, что видит Криса и Тэсс, когда приходит к нам в гости. Дух нашего 340-килограммового хряка оказался даже крупнее, чем его бренное тело. «Он плывет за мной, как дирижабль», — рассказывала Гретхен. И она совершенно отчетливо видела Тэсс, сидевшую рядом со мной на кухне на черно-белых квадратах линолеума.

Но почему же я их не видела?

У меня никогда не случалось никаких видений, вещих снов или контактов с духами. К моему разочарованию, мне не был ниспослан и дар «говорения на иных языках», о котором говорилось в Библии. Я верю в бессмертие души. Однако мне ни разу не удавалось почувствовать присутствие близких, которые уже покинули этот мир. Я только скучала по ним. Однажды я рассказала об этом другу, с которым познакомилась в Амазонии, мастеру восточных единоборств и бывшему морпеху США.

— На самом деле ты их чувствуешь, — мягко сказал он. — То, что ты чувствуешь, когда скучаешь по ним, — это не их отсутствие. Это их присутствие.

Его мудрые слова утешили меня. Но я не могла не желать какого-то знака, ощущения, взаимодействия.

И однажды январской ночью, — уже после того, как я вернулась из Папуа — Новой Гвинеи, написала мемуары о жизни с Кристофером Хогвудом, закончила книгу о древесных кенгуру и съездила в очередную экспедицию на Амазонку, а потом еще в Италию, — через полтора года после своей смерти, Тэсс явилась ко мне во сне и показала обещание радости, ждущей впереди.

Мне часто снятся животные, и обычно это радостные сны. Но тот был другим. Начало его было драматическим. Друг подарил нам щенка бордер-колли. Что может быть лучше? Но меня мучила тревога. Во сне щенок был размером с новорожденную мышь, и я боялась, что он умрет. Я не знала, что сделать, чтобы он выжил, и чувствовала себя совершенно беспомощной.

Потом кто-то подошел к двери. Я не слышала стука, но знала, что за дверью кто-то есть. Я открыла, и там стояла Тэсс.

О, какое счастье снова увидеть ее! Однако даже во сне я знала, что Тэсс умерла. Что это дух Тэсс и что она пришла, чтобы помочь мне. Я побежала за Говардом и привела его к двери. Но Тэсс уже исчезла. На ее месте стояла другая бордер-колли.

Как и у Тэсс, у этой собаки была белая полоса на носу, белые ноги и белый кончик хвоста. Но шерсть у нее была еще роскошнее, чем у Тэсс. Ее уши стояли торчком, не сгибаясь на концах. И ей не хватало белого воротника Тэсс. Она смотрела на нас выжидающе своими блестящими карими глазами.

И я поняла, что это Тэсс послала ее нам. Проснувшись, я сразу начала искать ее.

Мы с Говардом оба, не сговариваясь, заходили на сайт центра помощи бордер-колли. Этот центр расположен в сельской местности к северу от Нью-Йорка и является крупнейшим в регионе, если не во всей стране, среди тех, что занимаются этой породой. На сайте посетителей ждут фотографии и подробные истории десятков чистокровных бордер-колли и близких метисов, которых можно оттуда взять. Словом, «Глен Хайленд Фарм» явно был первым местом, с которого стоило начать поиски собаки, показанной мне Тэсс. Я чувствовала, что это должна быть девочка. Но узнаю ли я ее?

Взять собаку из центра не так-то просто. Жизнь его питомцев прекрасно налажена: они свободно носятся по обширной огороженной территории с лужайками, прудами и участком леса, ночами спят в теплом помещении на уютных лежаках, у них много игрушек, и к их услу­гам многочисленные волонтеры и другие собаки, с которыми можно поиграть. Неудивительно, что питомцев оттуда отдают только тем, кто может создать им еще лучшие условия. Чтобы получить право взять собаку из центра, нам пришлось заполнить длинную анкету, приложить к ней фотографии нашего дома и двора, а также письма от ветеринара и от соседа с подтверждением того, что нам можно доверить бордер-колли. Наконец после подачи документов была определена дата, когда мы могли посетить центр. К этому времени уже наступил февраль. Мы ждали звонка с подтверждением времени визита.

Позвонили нам слишком поздно, и мы не успевали приехать: добираться до центра нужно было целый день и при этом где-то останавливаться на ночлег. Разочарованные, мы решили поехать через несколько недель, в марте. На этот раз мы заранее договорились заночевать у родителей Говарда в их доме на Лонг-Айленде. Когда перед отъездом я укладывала в машину старый поводок Тэсс, ее миски и подстилку, мое сердце бешено колотилось. Мы с Говардом отсмотрели на сайте столько разных собак. Какая из них наша? Узнает ли она нас? Узнаем ли мы ее? Что, если я ошибусь в выборе и подведу свою отважную верную Тэсс, которая пришла ко мне из мира мертвых, чтобы показать ту, кого надо?

Накануне отъезда с Лонг-Айленда мы вернулись с ужина и обнаружили на автоответчике сообщение: многие собаки в центре заболели, наш визит снова отменяется.

В «Глен Хайленд Фарм» было много прекрасных бордер-колли, однако нашу явно надо было искать не там.

Но где?

Дома я облазила сайты всех других подобных центров. Союз спасения животных Нью-Гэмпшира. Сайт поиска пропавших животных. Общества защиты животных Нью-Гэмпшира, Массачусетса, Коннектикута, Род-­Айленда и Мэна. Центр помощи бордер-колли Новой Англии. Почему-то как раз в тот момент на всех сайтах предлагалось очень мало бордер-колли, и среди них совсем не было молодых сук. Я была близка к отчаянию. Уже наступил апрель, прошло три месяца с тех пор, как Тэсс явилась ко мне во сне. И я все больше опасалась, что все-таки подведу ее, — а тем временем собака, которая должна была стать нашей, томилась где-то там. И я понятия не имела, где именно.

Заводчики нами даже не рассматривались. Мы знали одного хорошего в соседнем городке, но он разводил рабочих собак, а не домашних любимцев, и, кроме того, для нас было важно взять бордер-колли, у которой иначе просто не было бы шансов обрести дом.

Итак, без особой надежды я отдала свою мечту на милость вселенной. Я сообщила друзьям, что мы ищем молодую суку бордер-колли. Один мой друг был обозревателем в журнале «Янки» и знал, кажется, половину населения Новой Англии. Другой был членом правления местного общества защиты животных. Третий работал в массачусетском Обществе предотвращения жестокого обращения с животными. Если у кого и могли быть какие-то зацепки, то именно у них.

И на всякий случай я позвонила Эвелин — владелице того частного приюта, где мы взяли Тэсс. С тех самых пор мы дружили. Я, конечно, сразу же сообщила ей о смерти Тэсс и была уверена, что она позвонит нам, если к ней в приют вдруг попадет еще одна бордер-колли, хотя вероятность этого близилась к нулю. За последние 14 лет Тэсс оказалась единственной бордер-колли, которую Эвелин удалось спасти. Однако я все-таки позвонила ей, просто чтобы сообщить, что мы находимся в поиске.

Эвелин немного помедлила, а потом ответила, явно потрясенная таким совпадением:

— У меня тут как раз есть подходящая девочка.

Ей было около пяти лет. Точнее Эвелин сказать не могла. До того как попасть в приют, собака успела пожить в двух разных домах, но ни в одном о ней, похоже, не заботились. Ее звали Зуи, но она на эту кличку не отзывалась, и Эвелин переименовала ее в Зак.

История этой собаки была печальной. Прошлой зимой, после не вовремя устроенной вязки с соседским кобелем бордер-колли, Зак принесла помет из восьми дорогостоящих чистопородных щенков. Но ее хозяева не подумали о том, что зима — не лучшее время для появления на свет малышей, к тому же рожала она на бетонном полу в холодном подвале, поэтому щенки замерзли. К тому времени, когда хозяин Зак догадался позвонить Эвелин, пятеро из восьми уже умерли.

Приехав, та увидела, что новоиспеченная мать в отчаянии носится взад-вперед по загончику, понимая, что ее дети умирают, а она не может спасти их.

— Мне стало плохо, когда я это увидела, — рассказывала мне Эвелин. — Она буквально кишела блохами. Из-за этого она была почти лысая. Мне потом пришлось лечить ее. Это было все, что я могла сделать, кроме того, чтобы проклинать этих людей.

Эвелин спасла трех оставшихся щенков, которых мужчина собирался продать за хорошие деньги. Но их мать была не нужна ему. Поэтому Эвелин забрала Зак и вылечила ее. Зак обросла шерстью.

— Она красивая собака, — сказала мне Эвелин. — Но не очень социализированная.

И мы с Говардом поехали посмотреть на нее.

— Зак! Успокойся, сейчас же! — скомандовала Эвелин, когда собака потянула за поводок.

На первый взгляд, эта собака была поразительно похожа на Тэсс: типичная бордер-колли с белыми носками, белой полосой на носу, белым воротником и белой грудью на черном фоне. Но, конечно, она была другой, и вскоре различия стали очевидны.

Зак был крупнее Тэсс, килограмма на четыре тяжелее, с более густой шерстью и полностью стоящими ушами. Да и темперамент у нее был иным. Тэсс была невероятно настроена на нас с момента нашей встречи. Говард влюбился в нее после первого же броска фрисби. Но эта собака, как с разочарованием отметил Говард, проигнорировала летающий диск. Приносить мяч она тоже не собиралась. Ее, похоже, не интересовали никакие игрушки.

Она не откликалась ни на свое старое имя — Зуи, ни на новое — Зак. Казалось, она не понимала ни слова по-­английски. И в отличие от Тэсс, которая была полностью сосредоточена на нас и на том, что мы делали, Зак интересовалась всем вокруг и постоянно на что-то отвлекалась.

Говарду не понравилась ее шерсть. Хотя после излечения от чесотки Зак обросла и была очень пушистой, с характерными завитками на спине, цвет у нее был не угольно-черный, как у Тэсс, а с коричневатым оттенком. Ему также не понравился ее хвост, который загибался вправо, возможно из-за какой-то травмы. А еще ему не нравился ее возраст — пять лет. Он решил, что это слишком много. Смерть Тэсс разбила ему сердце, и он считал, что если уж брать собаку, то молодую, чтобы она прожила у нас по крайней мере не меньше, чем Тэсс. И хотя Зак сразу, при первом знакомстве, доверчиво прижалась к нему, он не захотел ее брать.

Но я, увидев Зак сбоку, заметила кое-что важное: ее пушистый белый воротник не обвивался кольцом вокруг шеи. С правой стороны шея была абсолютно черной и выглядела так, будто никакого белого воротника у собаки не было и в помине. То есть это была собака из моего сна.

Мы приехали навестить Зак еще раз, но Говард опять не согласился взять ее. Вне себя от огорчения, я поехала к своей подруге Лиз Томас и рыдала, сидя у нее на кухне. Когда я вернулась, Говард уже лежал в постели, выключив свет. В темноте раздался его голос: «Давай возьмем эту собаку». И на следу­ющий день мы поехали к Эвелин, чтобы увезти Зак домой.

— Удачи! — крикнула Эвелин, когда наша машина отъезжала. — С этой собакой вам скучно не будет!

Эвелин оказалась права. Скучно нам не было. В первый же день она накакала почти во всех комнатах, а также (хотя, к сожалению, мы обнаружили это только через несколько дней) в подвале. Кроме того, она таскала еду — все, до чего могла добраться. Еще она рыла ямы на лужайке, чего Тэсс никогда не делала, и ей нравилось валяться в экскрементах других животных и пробовать их на вкус. В довершение она, похоже, действительно не знала английского языка.

Но при этом она была примерной ученицей. Мы дали ей новое имя — Салли, и она сразу же запомнила его. После того первого дня она больше никогда не делала свои дела в доме, за исключением подвала — его она считала подходящим отхожим местом, возможно потому, что раньше ее держали именно в подвале.

Мы с Салли начали заниматься с частным тренером и посещать групповые занятия по послушанию. Вскоре она стала безотказно подходить на зов и выполнять все остальные команды, даже давать лапу. Через месяц обучения ей выдали диплом от местного общества защиты животных, который мы с гордостью повесили на холодильник. В тот же вечер, прежде чем я успела накрыть Говарду ужин, она стащила его крабовые котлеты с тарелки, стоявшей на кухонном столе. В другой раз она съела праздничный пирог, который я испекла для подруги. А потом открыла дверцу шкафа и съела целую пачку овсянки — последствия не заставили себя ждать.

Я часто говорила: «Салли делает все, что я скажу — и даже гораздо больше!» Кое-какие из таких непрошеных поступков создавали проблемы. Она так хорошо подходила на зов, что с ней можно было спокойно гулять в лесу без поводка — я очень любила наши утренние прогулки вдвоем и дневные с моей подругой Джоди Симпсон и ее пуделями, Перл и Мэй. Но при этом Салли частенько съедала и/или изваливалась в чем-то ужасном. Однажды мне пришлось возвращаться из поездки, сидя вместе с ней в багажнике темно-синего внедорожника Джоди, потому что Салли была слишком вонючей и липкой, чтобы ехать на заднем сиденье с другими собаками.

В другой раз мы шли по грунтовой дороге мимо места, где жили немецкие короткошерстные легавые. Их двор был окружен изгородью, чтобы туда не забегали другие собаки. Но это не помешало Салли ворваться в дом через собачью дверь, потревожив недавно ощенившуюся суку и спровоцировав драку между двумя кобелями, которых их владелице пришлось разнимать. При этом ее укусили за руку, так что понадобилось ехать в больницу. Эта женщина была юристом и запросто могла бы подать на меня в суд, поэтому я была очень благодарна ей за то, что она простила Салли ее бесчинства.

Салли обожала воровать. Она таскала обеды из рюкзаков. Выхватывала бутерброд, не донесенный до рта, прямо из твоей руки. Однажды утром она стащила из кухни стальную мочалку, и следы от нее остались на ковре в столовой. Она открывала шкафчик под раковиной, чтобы выудить что-нибудь из мусора. И при этом каждый раз выглядела так, будто была очень горда своими достижениями. Вместо того чтобы сердиться, я не могла удержаться от смеха. А Говард называл ее Маленькая Салли Рецидивистка. Но когда они ехали куда-нибудь вдвоем в его фургоне, он напевал ей песню Брюса Спрингстина «Детка, я хочу на тебе жениться».

Несмотря на принадлежность к одной породе, Салли и Тэсс были почти полными противоположностями. Тэсс была грациозна, а Салли все переворачивала и разбивала. Тэсс обожала свой летающий диск и теннисные мячи, но презирала другие игрушки. Салли, как оказалось, сходила по игрушкам с ума, за исключением фрисби, которую она ловила без всякой охоты и только для того, чтобы порадовать Говарда. Тэсс любила нас, однако считала, что больше чем несколько минут нежностей — это перебор, и терпеть не могла никакие расчески. Салли была необычайно ласкова: она кидалась к незнакомцам и тыкалась мордой им в лицо, выпрашивая поцелуй. И каждый вечер нежилась, пока я больше часа любовно ее расчесывала. Мы поменяли ей корм, и ее пышная шерсть утратила коричневый оттенок, который не нравился Говарду, став угольно-черной.

Я вновь чувствовала себя исцелившейся. Салли сделала меня невыразимо счастливой. Мне нравилась мягкость ее шерсти, нравилось, как ее лапы пахли кукурузной мукой, нравился ее плавный бег, аппетит, с которым она ела (в том числе масло, которое достали из холодильника, чтобы отнести на стол, или хлопья, оставленные на минутку, чтобы ответить на телефонный звонок). Мне нравилось, как она потрошила мягкие игрушки, которые я всегда привозила ей из своих путешествий, искренне наслаждаясь уничтожением синей акулы, красного носорога и одного мягкого ежа за другим. Мне нравились ее стоячие уши. Вскоре после того, как мы с Говардом закончили колледж, рок-группа «Полис» выпустила хит «Все, что она делает, — волшебно», и именно это я чувствовала по отношению к Салли.

Мы спали втроем, прижавшись друг к другу, и все наши конечности — руки, ноги, хвост — были переплетены. К сожалению, Салли часто вскакивала посреди ночи и лаяла, откликаясь на голоса далеких собак и лисиц. Вскоре после этого она уже снова храпела рядом с нами, а мы лежали с колотящимися сердцами, часами глядя на трещину в потолочной штукатурке. И если Говард вставал ночью, Салли немедленно перебиралась на его место и клала голову на подушку. А когда он возвращался, одаривала его широченной улыбкой. Она считала, что это отличная шутка! И мы тоже так считали.

Люди часто говорят о «собаке на всю жизнь» — такое выражение придумал писатель и тоже владелец бордер-колли Джон Кац. «Это собаки, которых мы любим особенно, иногда необъяснимо, сильно», — пояснял он. Тэсс была нашей собакой на всю жизнь.

Но и Салли была ею.

Она не заменила нам ни Тэсс, ни Криса. Она не была серьезной, идеально послушной и поразительно умной бордер-колли, как Тэсс. Она не была великим буддийским учителем, как Кристофер Хогвуд. Она не была мудрой наставницей, как Молли. И все же с того момента, как Салли появилась у нас в доме, я любила ее ничуть не меньше, чем их.

Это дар, который души ушедших оставляют нам: благодаря им наши сердца обретают способность вмещать больше любви. Благодаря животным, которые были у меня до Салли, я любила ее той же любовью, какую прежде испытывала к Молли, к Тэсс, к Крису, — со всей силой, с какой только можно было любить эту дурашливую, хулиганистую, милую, улыбчивую, замечательную собаку.

— Тэсс, должно быть, смеется над нами, — говаривал иногда Говард, видя, как я убираю сухой корм, который Салли разбросала по всей кухне, или намываю ее после того, как она извалялась в разложившейся оленьей туше. Я никогда в этом не сомневалась. Мне нравилось представлять, как Тэсс улыбается нам с небес, зная, что каждый раз, когда я смотрю на Салли, я с благодарностью и любовью думаю и о ней тоже. В конце концов, все обернулось так, как хотела Тэсс, когда явилась ко мне во сне.

Много лет спустя, просматривая записи, которые я сделала после давнего разговора с Эвелин о Салли, я осо­знала, в чем еще заключалась чудесность того сна. Он начинался с того, что я видела щенка, жизнь которого была в опасности, и я не знала, как спасти его. Сон приснился мне в январе, в том же месяце (и кто знает? возможно, в ту же ночь!), когда Салли, которую тогда звали Зуи, запертая в холодном подвале за много миль от меня, отчаянно пыталась спасти от смерти своих замерзающих щенков. Неужели во сне я, сама того не зная, оказалась в том же ужасном, безвыходном положении, в котором была тогда Салли?

Мне остается только гадать: а являлась ли Тэсс к ней? Показала ли ей меня как обещание нового будущего? Если так, то благодаря Тэсс мы с Салли обе видели друг друга в ту ночь, во сне.