Февраль

Пэм (жена Инги)

Инга с подозрением на меня поглядывает, заметив через окно в двери класса. Она машет рукой, приглашая войти.

– Привет, – говорит она, подходя с едва уловимым волнением. – Все хорошо?

– Да, я хотела подождать тебя на улице, спросить, не хочешь ли сходить на обед.

Я оглядываю класс. Слышен гул: это студенты работают парами. Теперь мне понятно, почему Инге так нравится эта группа.

– А может, ты пришла шпионить за моей парочкой? – шепчет она тихонько.

– Да, возможно, за этим тоже.

Она строит глупую мину:

– Я уверена, ты сама определишь, кто из них.

Внимательно осматриваюсь по сторонам – она права: их действительно легко вычислить после всего, что я о них слышала. Они сдвинули парты, голоса звучат тише, чем у остальных групп, зато язык тел куда громче.

Ясно, почему Ингу к ним так тянет.

– Сколько слогов в слове «улыбка»? – спрашивает какой-то студент.

– Они работают над хайку, – поясняет Инга.

Несколько минут наблюдаю за Гейбом и Лией. В конце концов Инга отпускает класс.

– Они потрясающие, – говорю, когда закрывается дверь.

– Да, у нее получается его смешить, а он светится каждый раз, когда она что-нибудь говорит.

– Наконец-то, – говорю.

– Действительно, – соглашается она.

Боб (водитель автобуса)

Я сижу в обед у учебного центра и тут замечаю двоих моих любимых ребят. Последнее время они, похоже, не ездят автобусом в мою смену, и мне приятно видеть их в добром здравии. Девочка выходит как раз тогда, когда входит мальчик.

– Привет, Гейб, – говорит она.

– Лия, – отвечает он.

Я рад, что узнал их имена, так Марджи будет интереснее слушать мои рассказы.

Они останавливаются посреди потока студентов и просто смотрят друг на друга.

– Ты… – начинает она, а он уже говорит:

– Могу я…

Я так и не узнаю, что же они хотели сказать, потому что кто-то врезается в него сбоку, и оба, похоже, теряют нить беседы.

– Наверно, мне следовало бы… – говорит он, показывая в другую сторону.

Она кивает и наклоняет голову в направлении входа в студенческий центр.

Они точно напоминают нас с Марджи, за исключением трех различий: мы встретились в баре, на дискотеке, у нас не было образования, и она – не азиатка. Но в остальном они совсем как мы. Я рассказал жене о них, и теперь она постоянно расспрашивает меня. Иногда я что-нибудь выдумываю, если долго их не вижу.

Но теперь можно ей сказать, что я их видел, они были рады встрече, вели себя застенчиво и несмело, но были довольны. Это – наша личная мыльная опера, о которой больше никто не знает.

Они уже ушли, оба скрылись из виду. Я снова открываю газету и мерзну. Я всегда дышу свежим воздухом после долгой работы в автобусе.

Пишут, на этой неделе будет снегопад, и, говорят, самый сильный за многие годы. Надеюсь, занятия отменят: ненавижу ездить по сугробам. Хотите, зовите меня плохим водителем, хотите – трусом, но я считаю, что в такую плохую погоду на дорогах не должно быть никого.

Кейси (друг Гейба)

Я проскальзываю в лифт общежития Гейба, не позвонив ему заранее, и нажимаю кнопку девятого этажа. Прохожу по коридору и стучу в дверь, надеясь, что он в комнате.

– Привет, – говорит он, открывая дверь.

– Идет снег.

– Знаю.

– Мы собрались играть в футбол или что-то типа того, и я пришел только затем, чтобы вытащить тебя на улицу.

Он закатывает левый рукав и показывает марлю на локте.

– Что случилось?

– Мне в выходные вытаскивали штифты. Ты меня хоть когда-нибудь слушаешь?

– Наверно, нет, – признаюсь. – Значит, совсем не сможешь выйти?

Он закатывает глаза:

– Выйти я могу, но играть в футбол со швами на ведущей руке не стоит.

– Тогда будешь в группе поддержки. Я слышал, возможно, там будет Лия, – говорит:

Он сначала оживляется, но затем хмурится.

– Пойду, поищу бинты.

Захожу в его крохотную комнатушку. Наверно, ее строили для монахов: в ней едва помещаются стандартная общежитская кровать, стол и шкаф. Пока он переодевается, разглядываю фотографии, которые он прикрепил на пробковую доску.

Он надевает спортивные штаны и бейсбольный свитшот времен старшей школы – и вот он готов идти.

– Я намотал бинты в несколько слоев, а вокруг локтя еще положил дополнительную подкладку.

– Где собираешься жить в следующем году? Ты об этом думал? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами и натягивает лыжную куртку.

– Наверно, снова здесь. Не знаю, получится ли, но так приятно, что мне дали право вернуть часть потерянной стипендии. Да и меня устраивает это место.

– Если не получится, все равно у нас кто-нибудь съедет. Сможешь подселиться ко мне или к Сэму.

– После окончания ты останешься здесь?

– Не знаю, скорее всего. Мы будем держать тебя в курсе.

– Это ведь так дорого, – бормочет он.

– Ты еще слишком молод, чтобы так беспокоиться о деньгах.

Гейб смеется, натягивает перчатки и сует шапку в карман.

– Ладно, идем.

– Прости, что позабыл о твоем локте, – говорю, когда мы входим в лифт.

– Ничего страшного.

– Сейчас болит?

Он пожимает плечами.

– Не так, как вначале. В основном болят разрезы, где вынимали штифты.

– Теперь чувствую себя козлом из-за того, что не вспомнил.

– Я об этом почти не распространяюсь.

Он что-то монотонно насвистывает, и я расцениваю это как намек на то, что эту тему пора сворачивать.

Мы выходим на улицу, и, хотя сейчас два часа дня, стоит странная погода, словно наступили сумерки.

– Обычно снег делает все ярче, – говорит он и осматривается по дороге.

– Мне кажется, это из-за плотных облаков.

– Спасибо, Эл Рокер.

– Забавно, что ты вспомнил именно его. Как раз от него я и слышал, что во время метели облака становятся особенно плотными.

– По-моему, в тебе погиб метеоролог.

До лужайки мы идем на десять минут дольше обычного, потому что снега намело уже сантиметров двадцать, не меньше.

– Как у тебя дела с Лией? – спрашиваю.

– Не очень.

– Собираешься… звать ее на свидание?

– Не знаю, как это делается.

– Говоришь: «Привет, Лия, давай куда-нибудь сходим».

– У меня нет машины.

– И что?

– В кино я ее отвезти не смог бы.

– Мысли чуть шире, Гейб. Ты так часто в себе сомневаешься. Не надо так с собой.

– Поглядим, что будет, если она сегодня здесь.

Мы выходим на лужайку. Там уже собралась группа людей, включая Бэйли и моих соседей по комнате. Он подбегает к нам.

– Готовы к футболу? – спрашивает он.

– Мы забыли о его больном локте, – говорю я Бэйли, показывая на Гейба.

– Бли-и-ин. – Бэйли хлопает себя по лбу. – Зачем ты пришел? Надо обернуть тебя в пузырчатую пленку и отправить в постель.

– Ты говоришь как моя мама.

– Да, мне кажется, миссис Кабрера горячо поддержала бы эту идею.

Гейб закатывает глаза.

– Я пришел потому, что… – Он оглядывается и улыбается, так и не закончив мысли. На лужайке Лия в окружении подруг идет в нашу сторону.

– Это специально для тебя подстроил Бэйли. Он пару недель назад взял у Бьянки номер телефона, – говорю Гейбу и хлопаю его по плечу.

– Я себе тут яйца отморожу, – ворчит Гейб.

– Лия тебе их отогреет, – отвечаю я.

– А теперь как хороший болельщик иди и присядь вон на ту скамейку, – добавляет Бэйли.

– Ту, что засыпана снегом?

– Да. Почисти ее. Может, девочки к тебе подсядут.

Он стонет, но идет, надевает шапку и снова натягивает капюшон, затем стряхивает со скамьи снег и плюхается на нее.

– Что-то мне его жалко, – говорит Бэйли.

– А ему, кажется, нормально, – говорю, задумчиво глядя на Гейба. – Идем, пора начинать.

К нам подбегает Сэм.

– Почему ты не сказал, что у Гейба из локтя убрали штифты?

Он кривится:

– Я совсем забыл. Плохой из меня брат.

Бьянка подходит к ребятам, желая поиграть, но Марибел с Лией присаживаются возле Гейба. Я рад видеть, что Лия рядом с ним. К сожалению, Гейб сидит далековато от нее, практически обнимая ручку скамейки.

Во время игры я от них отвлекаюсь, и в конце концов футбол переходит в бой снежками. Оглядываюсь на скамейку и вижу, что Гейб сидит сам по себе и, по-видимому, разговаривает с белочкой.

Что-то мне тревожно.

Скамейка (на лужайке)

Так, так, так. Кажется, кто-то наконец решил меня почистить. Наверно, собрался лепить снежки или строить крепость из снега. По крайней мере, приятно ощущать на себе ветер, чувствовать свежесть после стольких недель подо льдом.

Что это? Неужели на меня решили сесть? Может ли такое быть, что это тот самый, мой любимый, зад? День только что стал лучше – а я уж думала, что проведу в этой тундре долгую череду дней.

Кажется, он чуточку напряжен.

О черт, это потому, что к нему подсели подруги. Ужасно. Они же всю конструкцию выводят из равновесия, а он неправильно сел. Уходите, дамочки, вы портите идеальный зад.

– Привет, Гейб, – говорят они обе с разной степенью воодушевления. Раз уж решились заговорить с отличным задом, так хотя бы делайте это с радостью.

Он ничего не говорит в ответ, но, по-моему, можно было хотя бы рукой помахать.

– Как дела? – спрашивает одна из девушек. Нет ответа.

– Не любишь футбол? – спрашивает другая.

Чувствую, как он пожимает плечами, так и хочется подсказать, что надо им ответить. А может быть, ему не нравятся эти девчонки? Наверно, потому он так напряжен.

После довольно долгого, слишком долгого времени для ответа на вопрос он говорит:

– Повредил локоть.

– Все хорошо? – спрашивает девушка, голос кажется взволнованным. Он снова медлит с ответом. Что такое с парнишкой?

Надеюсь, девушки скоро уйдут, он сможет расслабиться, а я – приятно провести с ним время.

Марибел (соседка Лии по комнате)

Лия очень старается разговорить Гейба, а он не подкидывает ей ни единой темы. Начинаю думать, что он более странный, чем я предполагала. Либо так, либо ветер заглушает наши голоса. Мне ужасно обидно за Лию.

– Какое задание ты выбрал на пару?

Он морщится и качает головой, вот только не знаю, отвечает он на вопрос или пытается стряхнуть с носа снежинку.

– Так ты в старшей школе играл в бейсбол? – спрашивает она, показывая на свитшот под расстегнутой курткой. Меня подмывает закричать, чтобы Гейб застегнулся, на улице ведь мороз.

Он скрещивает руки и улыбается.

– Да, я играл в софтбол, – лопочет он.

Я бы решила, что мы ему надоедаем, но он часто поглядывает на Лию, как будто пытается прочесть ее мысли, а не расслышать, что она говорит.

– Холодно, – говорю я. – Пойдем, поиграем.

Она беспомощно смотрит на Гейба и показывает рукой на группу:

– Мы идем играть.

Он очаровательно прикладывает руку к полям невидимой шляпы – теперь я, по крайней мере, знаю, что где-то внутри него скрывается личность.

– Как же трудно, – бормочет она мне, когда мы подходим к компании.

– Рада, что ты это заметила.

– Я не питаю иллюзий, Мар, – говорит она.

Мне становится грустно. По дороге сюда она была такая радостная и чуть не прыгала от счастья, а теперь запуталась еще больше. Парень, который тебе нравится, ни в коем случае не должен так морочить голову.

Я леплю снежок и бросаю его в Кейси. Он глядит на меня с притворным изумлением, бросает снежок в ответ и останавливается, глядя мне за плечо. Я оборачиваюсь и замечаю, что грустный, осунувшийся Гейб разговаривает с белкой.

Белка!

Давно люди не приходили играть на лужайку, а теперь их так много, и все играют, а я думаю, куда же дела желуди.

Бегаю возле них кругами, стараясь, чтобы на меня не наступили, как однажды на моего друга. Его хвост после этого так и не оправился. Пока я бегала вверх-вниз по деревьям и долго наблюдала, как ребята играют, заметила, что один из них сидит вдали от всех.

Мне ясно, что девочка ему нравится. Она и раньше сидела с ним, но теперь ушла, и он погрустнел.

Зигзагами направляюсь к нему и запрыгиваю на скамейку. Какое-то время просто сижу. Это моя любимая скамейка. Я рада, что здесь столько людей. Но мне грустно, оттого что и мальчику невесело.

– Вот отстой, – бормочет он.

Он что, со мной разговаривает?!

Поднимаю взгляд на него, а он смотрит вниз, на меня.

– Как дела, бельчонок?

Я вне себя от радости!

Ура!

У меня появился еще один друг. Может быть, он поможет мне найти желуди!

– Ты ведь та самая белка, с которой постоянно разговаривает Лия?

Я распушаю хвост, надеясь, что такого ответа он и ждет.

– Наверно, в жизни белки есть свои преимущества. Спорим, ты даже круче меня? Если бы мальчик, который тебе нравится, сидел бы с тобой полчаса на скамейке, ты бы с ним заговорила. Но мне ее не слышно через шапку и капюшон, да еще и на ветру. Я хотел подвинуться, чтобы лучше слышать, но там была ее подруга, и я никак не мог пересесть, не вызвав подозрений. Я все ей объясню, но не хочу, чтобы она меня жалела. Не люблю обсуждать эту тему.

Я поворачиваю голову набок, чтобы хорошенько его рассмотреть. Не знаю, о чем он говорит, но, видимо, о чем-то грустном. Пытаюсь придумать, как его развеселить.

– Ну что, идем? – спрашивает его друг. А может, это брат. Мне кажется, они похожи. Но для меня все люди на одно лицо.

– Да.

– Попрощаешься со своей новой подругой – белочкой?

– Повежливее. Эта белочка – хороший слушатель.

– Я бы тоже стал хорошим слушателем, если бы ты дал мне шанс.

Сэм (брат Гейба)

Несколько минут Гейб ничего не говорит, и у меня появляется такое странное ощущение, будто нас оставили после уроков.

– Знаю, ты бы меня выслушал.

– Ну хоть что-то.

– Просто мне нечего сказать.

Я киваю.

– Ты не обязан говорить ничего важного. Я знаю, что последний год все идет под откос, и мне очень жаль.

– Спасибо.

Мы медленно бредем к моему дому. Я сказал соседям, чтобы они шли есть пиццу без нас. У Гейба, очевидно, что-то на уме. Может быть, он об этом заговорит, если останемся только я да он.

– Недавно я проспал пожарную тревогу.

– Серьезно?

– Да.

– Как это тебя угораздило?

– Уснул на боку с наушником.

– Чувак…

– Знаю. Ясно, что ничего хорошего в этом нет. Вряд ли я тогда понимал, насколько все плохо.

– Ты ведь так мог… умереть.

– Надеюсь, что в такой ситуации кто-нибудь поймет, что я не вышел, и пошлет за мной пожарных.

– Гейб, вот только не надо заговаривать зубы.

– Я не заговариваю, а пытаюсь убедить сам себя. У меня просто нет слов.

– В итоге меня разбудил фонарь, и я побрел через боковой пожарный выход, когда все уже начали возвращаться.

– Тебе надо провериться у врача.

– Я с этим уже почти смирился.

– Есть хочешь?

– Конечно.

Мы уже хотели было свернуть на мою улицу, но вместо этого идем в сторону закусочной с сэндвичами. Меньшее, что я могу сделать для брата, – это купить ему сэндвич с тефтелями.

Перед тем как зайти и сделать заказ, он отводит меня в сторонку.

– Мне надо навести порядок в голове. Порой я становлюсь подавленным и растерянным. А потом накатывают чувства. Много… эмоций. И это нестерпимо.

Я киваю. Эмоций и впрямь много.

– Я до сих пор хожу к психотерапевту, мне становится лучше.

– Это хорошо.

– Но сегодня с Лией вышло из рук вон плохо. Будто все мои недостатки, о которых знаю, вдруг всплыли в самом нелицеприятном виде.

– Она довольно долго с тобой говорила.

– Я не услышал ничего из того, что она сказала.

– Все ведь может быть по-другому.

– Поверь, я и сам пришел к такому же выводу.

– Круто. В ином случае мне пришлось бы включить старшего брата и взяться за дело самому.

Он отталкивает меня с дороги и проходит в дверь, резко ее закрывая, – я даже не успеваю опомниться.

– Включать старшего у тебя не получается с тех пор, как я стал выше тебя, еще в средней школе, – ворчит он, когда я встаю за ним в очередь.

Я ничего не отвечаю.

– Молчание – знак согласия, – говорит он серьезно.

Меня разбирает смех. В отделе выдачи младших братьев мне попался отменный экземпляр.

Дэнни (друг Лии)

– Он работает в библиотеке! – сообщаю я Лии и притягиваю ее к себе, чтобы обнять.

– Гейб? – спрашивает она.

– Да. – Я смирился с фактом, что Гейб никогда не будет моим, а потому вылезу из кожи вон, но помогу Лии его заарканить. – Давай за ним следить.

Беру ее под руку, и мы идем в сторону библиотеки.

– Что-то ты не очень рада, – говорю, когда мы подходим к парадным дверям.

– Недавно он стал себя странно вести.

– Насколько странно?

– Ну, какое-то время все было хорошо. Он был веселый, вполне нормальный… Когда виделись, мы разговаривали, даже вместе проводили время.

– Но…

– Но потом я увидела его в метель и присела к нему на скамейку. Он не мог играть в футбол, потому что повредил локоть, – говорит она.

– Поранил локоть родной наш, – говорю, прикладывая руку к сердцу.

Она улыбается.

– Я с ним говорила, задавала кучу вопросов, но он не отвечал. Пожимал плечами, но так ничего и не сказал. А я ведь думала, что этот этап уже пройден, понимаешь?

Я принимаю самый сочувственный вид.

– Ладно, не люблю жаловаться. Он ведь не сделал ничего плохого. Но меня не оставляет ощущение, что он откупился от меня в тот день, в «Стар-бакс», и больше не хочет со мной говорить.

Она опускает плечи и сутулится. Мы стоим рядом с лифтом. Я пальцем приподнимаю ее подбородок.

– Не грусти.

Она еще больше надувается и отталкивает мою ладонь. Я хватаю ее за руку и тяну за собой в лифт.

– Мы найдем этого парня и заставим его с тобой говорить.

– Это ужасно похоже на угрозу, – говорит она.

– Ладно, займем стол с хорошим видом, у балкона, и ты будешь за ним наблюдать издалека.

– А вот это предложение мне нравится гораздо больше.

Мы находим столик с видом на высокий холл в центре здания. Какое-то время зубрим, но при этом больше филоним и болтаем, чем занимаемся делом. В какой-то момент Лия смотрит вниз, на первый этаж, и застывает на месте.

– Гляди, – шепчет она.

Там стоит Гейб с тележкой, полной книг. Я невольно наблюдаю, как двигаются мускулы его плеч, когда он ее толкает.

– Похоже, локоть у него до сих пор болит, – говорит она.

– Да, он больше работает одной рукой.

Лия подпирает щеку ладонью и наблюдает за ним, пока он не скрывается из виду.

– Он тебе очень нравится, – говорю.

– Да, – отвечает она. – Но это глупо. Я просто ему не нравлюсь. Когда тебе кто-то интересен, ты не сидишь с этим человеком тридцать минут не двигаясь и не говоря ни слова. Ты разговариваешь с ним в классе и не игнорируешь буквально повсюду.

Я киваю. В ее словах есть смысл.

– Давай уйдем, – говорит она. – Какая я жалкая, что слежу за ним.

Пока мы собираем вещи, лифт у нас за спиной звенит, и из него – не поверите – выходит Гейб.

Лия секунду его оглядывает, и он ей машет. Она делает полшага в его сторону, но затем легонько трясет головой, поворачивается ко мне и хватает за руку:

– Пошли.

Я молчу, пока мы бегом спускаемся по лестнице и выходим из здания.

– Что это было? – спрашиваю я ее, как только мы выходим.

– Не знаю. Думаю, мне пора перестать мучить себя им.

– Он явно хотел с тобой поговорить.

– А может, говорила бы только я, а он бы снова меня игнорировал. Мне больше не нравится эта игра.

Я хмурюсь в ответ на ее слова, затем тяну за руку в сторону студенческого центра.

– Мне кажется, тебе сейчас нужен замороженный йогурт.

Кейси (друг Гейба)

– У тебя такой вид, будто кто-то убил твою собаку, – говорю Гейбу, когда он выходит из библиотеки после смены. Мы встретились поужинать. Он великодушно предложил мне воспользоваться его рабочей обеденной карточкой.

– Я и чувствую себя так же, – отвечает он, хмурясь, пока мы идем в сторону обеденного зала.

– Хочешь поговорить об этом?

– Лия была в библиотеке с каким-то парнем, – говорит он спустя сотню лет молчания.

– И что?

Он пожимает плечами.

– Ну и вот: она увидела меня, я ей помахал, а она отвернулась.

– Ай! – восклицаю я и тут же об этом жалею. Не хочу скатиться в грусть, как Гейб. – Может, стоит спросить ее в следующий раз, что за парень с ней был?

– Не знаю. Мне показалось, что они близки. Я его не рассмотрел, но он коснулся ее лица и обнял ее.

– Это еще не значит, что они встречаются. Может, они дружат.

– Не знаю, я подумал, что они больше чем друзья.

Он отдает работнице столовой карточку и говорит, что угощает гостя, и она проводит карточкой дважды.

Он почти ничего не говорит, пока мы забираем обед, находим стол и приступаем к еде.

– У меня был очень хороший день, – говорит он, вонзая вилку в пирожок с курицей.

– Что за акт насилия над выпечкой? – спрашиваю. Он морщится, но оставляет мой комментарий без ответа.

– Сегодня я проснулся в хорошем настроении. Чувствовал, что у меня все получится. Жизнь не идеальна и порой даже отвратительна, но ведь бывает и хуже. И я теперь сам зарабатываю. У меня есть друзья, и на парах в этом семестре хорошие баллы. Мне даже нравится моя работа в общаге. То, что я помогаю первокурсникам, полезно и мне самому.

Пока Гейб говорит, меня так и тянет написать Сэму, что Гейб говорит, рассказывает осмысленные вещи. При этом даже не знаю, что ему ответить. Я профан в эмоциях.

– Не хотел вываливать эту информацию на тебя. Кажется, я наконец-то смог увидеть, что между мной и Лией что-то происходит, и тут она приходит в библиотеку и обнимается с каким-то парнем.

– Паршиво. Если бы я мог что-то изменить, точно постарался бы.

– Да, знаю. Я это ценю. Просто постоянно возвращаюсь к мысли, что если с ней что-то случится, то расскажу ей всю жалкую правду о себе.

– Она не жалкая.

Он вздыхает.

– Знаю. Мне кажется, я сам себя жалею, а мне не хочется, чтобы она думала, что я жалок… У меня в голове это действительно кажется трудным. Не представляю, как ей рассказать о том, что случилось.

– Может, стоит начать рассказывать людям? Кому-нибудь другому? О том, что случилось? Возможно, тогда ты перестанешь на это резко реагировать.

Он вопрошающе на меня глядит.

– В этом семестре я взял психопатологию, чтобы знакомиться с девушками.

– Тогда, по всей видимости, стоит послушаться твоего совета.

– Я ведь говорю: восстановление душевного равновесия – тоже эффективная форма терапии.

Он бросает в меня горошину.